Текст книги "Книга листьев (СИ)"

Автор книги: Клод и Марго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Нет, – я провел кончиками пальцев по его щеке, наслаждаясь этой возможностью, возможностью касаться его лица и чувствовать его горячее дыхание на своих губах. – Все хорошо.

Он снова поцеловал меня. К моему невероятному удивлению, по этому поцелую я понял, что он хочет меня снова. А обо мне и говорить было нечего, я просто с ума сходил от мысли, что могу пережить это снова и не только это. Тони навалился на меня всей тяжестью и целовал меня так жадно, что я был готов уже через минуту. Я заставил его лечь на спину и спустился вниз, проводя языком по его груди и животу, и наконец прикоснулся губами к его члену. Я в жизни не знал такой сладости. Я даже не понимаю, что происходило со мной, потому что это была и радость, и свобода, и полное отсутствие какого бы то ни было стеснения. Я просто был счастлив тем, что между нами нет никакой преграды и чем бы это ни кончилось, ради чего бы он это не делал, в тот момент я был на верху блаженства. У него был большой член, и он напрягся так, что стал твердым как камень. Я поцеловал его в низу живота, коснулся губами темных завитков в паху, прошелся по бедрам, и наконец провел языком по головке, от чего он яростно застонал и схватил меня за волосы. Я стряхнул его руку и велел ему лежать тихо и слушаться, а то я ничего не буду делать. Я знал, что он сейчас исполнит все, так ему хотелось, чтобы я взял его член в рот, я точно это знал, я это чувствовал. Некоторое время я только облизывал его, совсем легко, а он стонал и вздрагивал всем телом. Когда я понял, наслаждение делается уже мучительным, я осторожно, придерживая его пальцами, забрал в рот и принялся сосать. Он кончил почти сразу, и его сперма показалась мне слаще меда. Сам я был просто на потолке от возбуждения, и когда он, отдышавшись, поставил меня над собой на колени, взял в рот у меня, я чуть с ума не сошел от того, как он это делал. Он вбирал его с такой страстью, его язык скользил по всей поверхности, ритмично ласкал конец, а пальцы гладили мою мошонку, от чего я едва держался, чтобы не спустить сразу, а растянуть это удовольствие. Я хотел отстранится от него, чтобы такой красавчик глотал мою сперму, это уже чересчур, но он крепко держал меня и выпил все, что попало ему в рот.

Потом еще трахал меня, и, честно говоря, я сам не мог остановится. Я, наверное, никогда не испытал такого количество оргазмов за одну ночь. Заснули мы около пяти, а когда я проснулся, его не было. Видимо, с концами. Ни записки, ничего. Я даже думать боюсь, что будет со мной дальше. Это для меня – как кусок хлеба показать голодному. Я ведь по-прежнему его хочу. Это не то что я переспал с ним, получил, что хотел, и успокоился. Я хочу, чтобы он был рядом. Всегда. Мы ведь с ним почти и не разговаривали. Он, что, расплатился за свое спасение? Надо ехать в студию, а хочется лежать на диване и вспоминать, как это было.

13 марта.

Я ненавижу работать. Удивительно, как я раньше этого не понимал. Я ненавижу саму необходимость загружать свои мозги чем-то, кроме того, что мне нужно. Людей я вообще терпеть не могу, с чего я взял, что я общительный? Почему они все не оставят меня в покое и не дадут мне просто подумать о том, о чем мне хочется. Ник меня вчера трахал до полуночи. Это не так, то не эдак. Вот подумай, как поменять сценарий, чтобы нам дали Оскара не только за то, как героиня задницей крутит, но и за достоверность. Какая, к чертовой матери, достоверность, у них там все с ног на голову. Интересно, я сам смог бы снять фильм? Правдивый, настоящий фильм о всех этих ужасах? И вот хочет он человеческое жертвоприношение, вынь ему да положь. И не понимает же, козел, что это не то, когда красивую девственницу в белом шелке раскладывают на алтаре, а она изгибается и трепещет ресницами. Это дело грязное, кровавое и страшное. Особенно если учесть, что в жертву чаще всего приносили некрещеных младенцев, а вовсе никаких не девственниц. Мне еще и этот сценарий переписывать. У них есть сценарист, оставьте все меня, у меня тяжелая душевная травма.

Хотя о чем я, собственно. Я ведь все знал. Все знал с самого начала, я это знал, и когда он трахал меня. Надо сказать большое спасибо, что он вообще это сделал и мне теперь есть, что вспомнить. Когда буду мастурбировать в сортире. И это, к сожалению, не шутка. Когда я вспоминаю, как он шептал мне на ухо, какой я красивый, как я нравлюсь ему, я готов кончить. А с другой стороны, мне хочется плакать от мысли, что это все вранье и больше не повторится. Что я его больше не увижу. А если и приведет Господь, то он и не взглянет на меня. То есть, наверное, он не забыл, что я ему жизнь спас, но про то, как мы трахались, точно уже не помнит. Да у него таких, как я, может быть сколько угодно, только бровью поведи. Почему я такой слабак? Почему я не смог устоять? Вот и мучайся теперь, козел несчастный. И ведь есть же счастливчики, которые могут после такого дела снять кого-нибудь и выпустить пар. А я вот не мог. Теперь буду страдать, как последний идиот, неизвестно сколько. Я ведь даже фамилии его не знаю. Не знаю, кто он. Может, он убийца.

Впрочем, какая разница. Мне он все равно не достанется, у него есть, небось, подруга, и, может, даже он ей про меня рассказал, радостно хохоча. Вот, правильно, ковыряй свои раны, если заняться нечем. И все-таки, как же он хорош. Какие у него глаза. А самое главное даже не это. В нем есть что-то, сила и одновременно нежность, он не просто красавчик, этакая секс-машина, который трахает кого угодно и думает только о том, как бы кайф словить. Он это делал так, что я понимал, он думает о моем наслаждении и думает о нем по-настоящему. Я помню выражение его лица, когда я кончал ему в рот. Он следил за мной с какой-то дикой пристальностью, ему было важно мое удовольствие, ему самому было хорошо от него. И ни хрена из этого у меня больше никогда не будет. Ладно, надо кончать дурить.

И вообще, надо завтра съездить в библиотеку и посмотреть там про Книгу Листьев. Зачем она ему? Может, он сатанист? Если б хотя бы знать, кто он. Так ведь и свихнуться можно. И зовут его отлично. Тони. Тони, любовь моя. Осталось только нарисовать сердце, пробитое стрелой, и меня можно будет принять в хороший пансион для девиц. Завтра пойду за книжкой.

***

“Сегодня ветреная ночь, и ветер дует прямо в наши окна”. Тони проснулся с этой мыслью. Она вынырнула вместе с ним из круговых сумеречных залов сна, из мира, потустороннего, как подводное царство чужой планеты. Во сне ветер обрушивался на дом Тони, выл и свистел на улице, срывал ветви с деревьев и обращал в беспорядочное шелестящее бегство прошлогодние листья, обрывки газет, окурки и смятые жестяные банки. Тони с дрожью слушал могучий голос ветра. Ему стало по-настоящему страшно, когда он понял, что ветру под силу проникнуть в дом. Дуло из всех щелей: из-за неплотно пригнанных оконных рам, замочных скважин, из-под порогов. Невидимые щупальца сквозняка тянулись отовсюду. Крепкие стены были проницаемы для него, как картон. В доме стало так зябко и неуютно, что Тони подумал: естественней было бы обойтись без него.

Он проснулся, лежа навзничь на постели. Одеяло упало на пол. Из экономии на ночь отопление отключалось, и в комнате было довольно прохладно. Тони сделал движение, чтоб встать. Тело одеревенело от долгого сна в одной позе. Ему пришлось буквально заставлять его двигаться.

Он сел в постели, протянул руку и вслепую нашарил на кресле халат. Тони всегда спал совершенно раздетым. Пижамы его раздражали. Было в них что-то, на его вкус, свински добропорядочное, как уик-энд в семейном кругу.

Направляясь в ванную, Тони размышлял о своем сне. Он оставил неприятное ощущение уязвимости и тревоги. Тони остановился перед раковиной и, сдвинув брови, всмотрелся в свое отражение. Его гипнотизировал собственный взгляд. В детстве он как-то поплатился обмороком и разбитой о кафель головой за невинное удовольствие не мигая, пялиться в собственные зрачки.

Тони догадывался, что сон явился просто отражением его угнетенного и нервного состояния в последнее время. А причиной тому была украденная Книга. Тони не мог чувствовать себя в безопасности, пока она находилась при нем.

Он отпустил края раковины, на которую опирался, чтоб приблизить лицо к зеркальному стеклу, и направился к душевой кабинке. Он принял контрастный душ, машинально переключая воду и не переставая размышлять. Не смотря ни на что, страха Тони не чувствовал. Это понятие было ему абсолютно чуждо. Шеф любил повторять: “В тебя, Тони, я верю беззаговорочно”, – имея в виду именно это его качество. Впрочем, оно не только играло на руку руководству, но и превращало Тони в опасного, неконтролируемого субъекта. На это шеф до поры до времени предпочитал закрывать глаза, но теперь, по мнению Тони, Элдинг мог смело считать лимит доверия к нему исчерпанным.

Тони еще раньше решил, что использует Книгу, раз уж она попала к нему в руки. Никакие дурные сны и параноидальные приступы не могли поколебать его решимость. Помимо всего прочего, он испытывал к Книге любопытство. Тони хотел знать, чего можно добиться с ее помощью. Мысль о том, что он владеет могущественной и опасной вещью, горячила его.

“Нужно будет еще раз подробней расспросить Стефана”, – подумал Тони, выходя из душа. Он невольно улыбнулся. Вспоминать Стефана было приятно. Тони он казался чем-то вроде симпатичного песика, который ждет тебя дома, с радостным лаем кидается к двери, приносит тапочки, которого так приятно поглаживать, сидя перед телевизором. Тони еще раз улыбнулся, когда вспомнил об их со Стефаном ночи. Он ни капельки не раскаивался в том, что пошел на это. Стыд вообще был Тони неизвестен, также как и страх. Когда он впервые ложился в постель с мужчиной много старше себя, то волновался не больше, чем во все последующие разы. Он знал, что красив и хладнокровно пользовался этим, не делая из секса проблемы. Тони ложился в постель для того, чтоб получить удовольствие, но гораздо чаще – по расчету. Он считал себя профессионалом. Если никто из его любовников и любовниц не удостоился получить любовь Тони, то уж все остальное им доставалось по первому разряду.

Тони считал, что со Стефаном тоже все получилось, как надо, мальчику не на что пожаловаться. Эта ночь даже удивила его. Он-то полагал, что его ожидает быстрый секс, после которого можно с легким сердцем уснуть рядом со своим удовлетворенным партнером, но Стефан оказался настоящей бомбой. Он предавался любви с таким пылом, что ему удалось заразить Тони своей страстностью. В какой-то момент он ощутил, что между ними возникает какая-то сладостная, до сих пор не испытанная близость. Это случилось, когда они лежали друг подле друга на постели, отдыхая после очередного оргазма. Тони вдруг почувствовал, что ему просто, безо всяких объяснений и рассуждений об обоюдном удовольствии, хорошо рядом со Стефаном. Он испытывал трогательную нежность к его беззащитности и безоглядности, с какой Стефан отдавался ему. Тогда он лег на него и поцеловал в губы, потом бережно отер их пальцами и снова поцеловал. Стефан не дышал в его объятиях. Он казалось, был готов умереть или воспарить над постелью в немыслимых муках блаженства.

У Тони возникло нерациональное желание позвонить Стефану и пригласить его куда-нибудь на чашку кофе. Всерьез он, конечно, не собирался делать этого, но такую возможность следовало приберечь для более подходящего времени.

Тони тщательно почистил зубы и побрился. Зубы были единственной деталью его внешности, за которой он следил очень внимательно. В целом Тони был равнодушен к тому, как выглядит. Он так привык к своей красоте, что не осознавал ее. Только иногда – с возрастом реже и реже он испытывал холодящее упоение восторга и изумления, случайно поймав свое отражение в стекле витрины или вагонного окна.

Пройдя на кухню, Тони принялся за приготовление завтрака. Он включил кофемолку и достал из холодильника остатки плавленого сыра и колбасы.

Тони уже около двух недель жил в маленьком мотеле, хозяин которого сдавал внаем квартирки, где имелось все необходимое, включая посуду и бытовую технику. Мотель предлагал своим постояльцам пансион, от которого Тони отказался, чтоб не быть связанным часами завтрака, обеда и ужина.

В это время года мотель был практически пуст, и это как нельзя больше устраивало Тони. Уединенность, тишина и близость к особняку Густаффсона предопределили выбор именно этого места.

Двухэтажное здание светло-песочного цвета, с широкими лоджиями, по ограждениям которых карабкался плющ, стояло в окружении небольшой сосновой рощи. Со стороны дороги его закрывала вечнозеленая изгородь выше человеческого роста. Она разрослась так густо, ветви были такими колючими и неподатливыми, что изгородь оберегала владения мотеля не хуже каменной стены.

Тони пил свой кофе, сидя у кухонного столика, придвинутого вплотную к окну. Со второго этажа ему была видна лужайка перед домом, вразброс стоящие на ней сосны, от которых на траву ложились длинные утренние тени. По проезжей части время от времени проносились машины.

Встреча с Э* была назначена на два часа дня. Электронные часы над кухонным столом показывали половину десятого. Тони решил, что в такой погожий день не стоит сидеть дома, а лучше пойти побродить по городу. Он скомкал промасленные обертки и прицельно швырнул в мусорное ведро с вращающейся крышкой. Комок попал точно в ее центр, оставив поблескивающее пятно. Крышка обернулась вокруг своей оси и со стуком встала на место.

Тони поднялся со стула, допивая кофе из большой кружки с логотипом мотеля. Он убрал остатки еды в холодильник, тщательно смахнул крошки со стола и помыл посуду. Мотель имел горничных, но Тони ничего не имел против возни по хозяйству. Это было его хобби. Помимо всего прочего, он считал, что домашние дела идеально способствуют мыслительному процессу. Тони специально занимался ими в случаях, когда должен был сконцентрироваться на решении какой-нибудь важной проблемы.

Он вернулся в спальню и достал из шкафа джинсы и светлый джемпер. Стопка тщательно сложенной одежды развалилась. Из-под нее показался краешек ткани, в которую была завернута Книга. Тони засунул ее в шкаф, за одежду. Он прекрасно осознавал несовершенство выбранного тайника, но предполагал, что Книга недолго пробудет там. К тому же, говоря честно, он прятал ее не столько от посторонних глаз, сколько от самого себя. Тони было неприятно даже просто смотреть на нее. Только один раз он рискнул открыть Книгу. Он всматривался в череду незнакомых знаков, лишь отдаленно напоминающих буквы современного алфавита и, холодея, чувствовал, что у него нет никакого желания проникать в их смысл.

Тони как попало пошвырял одежду в глубь шкафа, только бы прикрыть страшный сверток. Когда он выпрямился, на лбу у него блестел пот. Захотелось курить. От привычки к никотину Тони удалось избавиться довольно давно, но его полторы пачки в день, выкуриваемые в течение двух лет, периодически напоминали о себе мучительной тягой.

Чтоб покончить разом с соблазнами, страхами и неуверенностью в себе, Тони поспешил выйти за дверь. Заперев ее, он аккуратно положил ключи в карман легкой куртки.

Он вышел на крыльцо, взглянул на ясное небо с клочковатыми облачками, ослепительный весенний свет, вдохнул свежий воздух и неторопливо зашагал к калитке.

Тони не выбирал дорогу. В такой день следовало просто гулять, глазеть по сторонам и наслаждаться жизнью. Этим он собирался заниматься в свое удовольствие ровно до двух часов дня. Он брел по району, застроенному коттеджами, среди которых попадались настоящие особняки. Никого не было ни на тротуарах, ни на верандах, ни на лужайках между домами. Солидные владельцы домов в офисах, их супруги в салонах красоты, дети в школах, дома, скорее всего, одна прислуга, да и та, вероятно, попивает кофе на кухне.

Тишина и покой респектабельного квартала устраивали Тони. Пока его тело неспешно продвигалось вперед, засунув руки в карманы куртки, в голове с огромной скоростью возникали и мгновенно проверялись на предмет уязвимых сторон разнообразные планы. Тони решал, как оставить с носом своего шефа, избежав смертельных ловушек, которые Элдинг наверняка заготовил на случай, если его подчиненному взбредет в голову проявить непослушание. Игра ему предстояла серьезная и опасная. Тони хотел быть хотя бы отчасти готовым к ней.

Когда Тони все, на его взгляд, учел и просчитал, он со вздохом вернулся к действительности и огляделся вокруг. Он не помнил ни одного шага из своего долгого, бесцельного пути. Это означало, что вокруг все было спокойно, иначе тренированная реакция мгновенно сработала бы, прервав его размышления. Взглянув на часы, он установил, что уже три четверти часа гуляет среди изящных домиков и ухоженных изгородей. Ему захотелось в какое-нибудь людное место, лучше всего в кафе. Тони сориентировался, развернулся в сторону, прямо противоположную направлению, в котором шел, и направился в центр города.

Он выбрал заведение на одной из центральных улиц. Перед его открытыми дверями на тротуаре стояли несколько столиков под яркими зонтами. Их огораживали подставки с ящиками, полными весенних цветов. Тони занял один из пустующих столиков, дождался появления официантки в джинсах и полотняном переднике, и сделал заказ.

В кафе было немного людей. Все они были заняты разговорами или журналами. Внешность Тони, конечно, привлекла несколько удивленных и любопытных взглядов, но, поскольку он держался непринужденно и ни на кого внимания не обращал, к нему тут же утратили интерес.

Он сидел, свободно откинувшись назад, положив локти на подлокотники кресла и подставляя лицо весеннему солнышку. Ребята Элдинга любили шутить, что нет более безобидного и законопослушного существа, чем отдыхающий профессиональный убийца. Тони знал, что это так. Мелкий уличный хулиган-неврастеник может в любой момент сорваться на какую-нибудь выходку. Настоящий профессионал расходует силы исключительно на дело или подготовку к нему. Сейчас все существо Тони дремало, отдыхая. Официантка принесла кофе с рогаликами и стакан сока. Тони рассеянно поблагодарил ее. Девушка уже собиралась уйти, когда Тони остановил ее вопросом, есть ли у них в кафе телефон.

– Да, конечно, пройдите в помещение, – ответила официантка.

Тони кивнул и остался на месте. Девушка, решив, что больше от нее ничего не требуется, удалилась по своим делам. Тони нужно было позвонить Стефану, но он решил сделать это чуть позже.

Он макал рогалики в кофе и отправлял в рот. Время от времени люди поднимались со своих мест за столиками и уходили, им на смену появлялись другие. Тони машинально отмечал эти передвижения, но он не заметил, когда в кафе появился этот человек. Он сидел за дальним столиком, в самом углу отгороженного цветочными ящиками пространства. На нем было черное узкое пальто, застегнутое на все пуговицы, и темная кепка, из-под которой не выбивались волосы. Он с легкой улыбкой смотрел прямо в глаза Тони. У того кусочек рогалика, уже скользнувший вниз по пищеводу, внезапно застрял на полдороги к желудку.

На один безумный, исполненный головокружительного ужаса момент память о той жуткой комнате вернулась к нему со всеми формами, красками, звуками. Мир вокруг сделался стеклянным. Люди, дома и машины были видны насквозь, их существование не имело никакого значения. Тони остался один на один с огромной, нечеловеческой силой. Он попытался бросить ей вызов, но только теперь до конца осознал, с чем имеет дело. На глазах оцепеневшего Тони левая сторона лица незнакомца исчезла. Что-то страшное проступало сквозь него. Тони понял, что таким должен быть истинный облик этого существа. Оно улыбнулось ему половинкой своего настоящего лица.

Тони на миг отключился, а когда пришел в себя, никакого мужчины в черном пальто за столиком не было. У Тони чуть-чуть побаливала голова, в особенности лоб и виски. Тони поднял руку и задел чашку. Она опрокинулась, кофе разлился по столику. Он с недоумением уставился на черную лужицу. Все его рефлексы были заторможены, происходящее не сразу достигало его сознания. Подбежала официантка с тряпкой. Тони поднялся, выложил на стол деньги и ушел, не оглядываясь. Ему не хотелось больше находиться в этом месте.

“Может, я болен? – подумал Тони. – Все еще болен?”

Мысль о болезни неожиданно привела его в себя. Он взглянул на часы. Было начало второго. Кафе, в котором Элдинг должен был встретиться с Тони, находилось в другом конце города. Он поймал такси, сел на заднее сидение и назвал шоферу адрес. Потом откинулся на сидении, закрыл глаза и постарался полностью отключиться.

Ему это удалось, он даже ненадолго провалился в настоящий сон, так что когда такси прибыло на место, шоферу пришлось окликнуть его с переднего сидения. Тони вылез из машины, чувствуя себя собранным и готовым к борьбе. Никаких страхов, никаких видений. Случай в кафе представлялся смутным воспоминанием.

Тони отыскал начало пешеходной улочки, где-то посередине которой находилось еще одно кафе. Его Элдинг назначил для встречи. Шеф любил беседовать на улицах, и Тони в этом соглашался с ним. Здесь риск быть подслушанным сводился к нулю.

Начинался летний сезон. Тони приходилось все время лавировать среди расставленных столиков. Тенты были всех цветов радуги, кое-где над окнами кафе уже появились маркизы. Вокруг было довольно много народу. Помимо туристов, на улицу высыпали служащие кафе, пользующиеся обеденным перерывом, чтоб побыть на свежем воздухе.

Тони добрался до условленного места на двадцать минут раньше срока. Кафе было почти точной копией того, где он провел утро. Он сделал какой-то заурядный заказ и стал ждать.

Элдинг явился минута в минуту. Тони издалека увидел его в толпе. На шефе был светлый плащ, под ним костюм. Его можно было принять за руководителя среднего звена в процветающей фирме. Он издали помахал Тони рукой. Тот с ленцой ответил.

– Привет, Тони, – сказал Элдинг, подсаживаясь к нему и взмахом руки подзывая официанта.

Шеф был свеж, подтянут, гладко выбрит. Он рассыпал улыбки и выглядел абсолютно довольным жизнью. Официант появился мгновенно. Обслуга всегда и везде чувствовала в Элдинге начальство и вилась перед ним вьюном.

– Как наши дела? – осведомился шеф

– Неплохо, – ответил Тони. – Я уже знаю, где в доме хранится эта вещь.

– Очень хорошо, только не тяни, мальчик. С твоей внешностью опасно мелькать там слишком часто. Этот старый барсук очень подозрителен.

– Мне потребуется еще несколько дней.

Элдинг понял брови:

– Почему так много?

– Охрана, сигнализации. Дом напичкан ими. Я не хочу попасться с поличным. Мне надо изучить все как следует.

– Ну, хорошо. Я тебя не тороплю. Но не больше трех дней, Тони. Мне проще заменить тебя кем-нибудь.

Тони почувствовал раздражение. Элдинг намекал на возможность того, что он, Тони, не справится с поручением. У него возник соблазн заявить, что Книга-то уже лежит у него в мотеле. Пусть-ка шеф почувствует себя дурачком. К тому же Тони со злорадным удовольствием предчувствовал, что вместе с книгой к Элдингу перейдет и ее проклятие. Он искренне желал шефу пережить все то, что испытал он, а может, еще больше.

– Этим вы ничего не добьетесь, – проговорил Тони, отпивая глоток из своей чашки. – Я уже продвинулся очень далеко.

Элдинг с отеческой улыбкой похлопал его по плечу:

– Ну, ну, ты уже и разозлился, Тони. Я никем не собираюсь тебя заменять. Ты мой лучший сотрудник.

Тони слегка улыбнулся:

– Я справлюсь.

Шеф продолжал держать руку у него на плече. В его взгляде уже не было доброжелательного участия. Тони с дрожью страха и облегчения понял, что игра началась. Элдинг уже начал подозревать что-то, а это значит, что даже если к вечеру он привезет шефу Книгу, прожить ему удастся не больше месяца. Элдинг любил повторять, что подозрения – краеугольный камень уверенности.

Тони очень хорошо знал, как это происходит. Он сам принимал участие в подготовке автомобильной катастрофы, где погибли Рудольф, его жена и трехлетний сын. Впрочем, он надеялся быть удачливей, во всяком случае, умнее Рудольфа. Тот до конца ничего не понял, но он знал Шефа хуже, чем Тони.

Элдинг поднялся.

– Три дня, Тони, – сказал он напоследок.

Тони кивнул. Шеф вышел из кафе и быстро скрылся в толпе. Тони остался сидеть за столиком. Он понимал, что на самом деле трех дней у него нет. Не исключено, что уже через час за ним будет установлена слежка. Действовать нужно было очень быстро.

Из предосторожности он дошел до угла улицы, и лишь там вошел в будку телефона-автомата и набрал номер Стефана.

14 марта.

Остается только писать дневник, а что еще? Есть еще один ход: наступить на свою гордость и отправиться к Нику, чтобы он рассказал, что он знает о Тони. А если он ничего не знает? По-моему, Тони не такой идиот, чтобы болтать о себе встречному и поперечному, особенно режиссеру, делающему второсортные фильмы ужасов. Ник же сплетник, каких свет не видывал. А если у Тони все такой секрет, то вряд ли он что-нибудь ему про себя рассказал. Так что и нечего наступать на всякие важные вещи, чтобы услышать очередную ложь.

Побывал я в библиотеке. В основном всякая чушь, догадки, предположения, ничего настоящего. Нашел только книгу некого Фауста Ленормана. То ли немец, то ли француз. Единственное, что точно – полный псих. По его словам, он Книгу Листьев видел и даже читал. Утверждает, что это руководство по практической магии. Не по той, о которой сейчас полно иллюстрированных книжек, дескать, возьмите волосы вашей соперницы, сожгите их в пламени свечи, плюньте три раза и ждите, что получится, а по настоящей. То есть руководство, как получить силу. Настоящую. Сложно сказать, что такое магия. Я много про это читал и понимаю одно. Все обряды, заклинания, сочетания ингредиентов – это механический, в каком-то смысле неправильный путь. Попробую объяснить. Вот я гадаю на рунах. Каждый знак чего-то значит, но не является сам по себе носителем силы, предсказывающей будущее. Это проводник. Он создан потому, что мы сами слабы и не можем получать эту информацию прямым путем, а только посредством знака. Руны – это проводник. Тоже самое и механическая магия. Мы как бы усиливаем и конкретизируем силу. А если бы мы могли просто получать ее, то и не нужны никакие лягушачьи лапки и змеиные хвосты. Так вот. Книга Листьев учит именно этому. Что нужно сделать, чтобы получить эту силу просто так. Это-то и страшно, потому что это халява. Есть магия, например, следующих по Пути. Магия даосов. Она их, внутренняя, она происходит оттого, что они очищают разум и развивают способности, причем делают это, отказавшись от собственного “я”. За это заплачено. Сполна. А здесь ты берешь как бы взаймы и неизвестно, чем за это заплатишь. И неизвестно, что ты сможешь в результате, потому что у каждого своя сила, и как она проявится, неизвестно. В общем, чертовщина. Остается один вопрос. Он для себя ее украл или для кого-то? Если для кого-то, то для кого? И что он или этот кто-то будут с ней делать? И правда, что с ее помощью можно чему-то научиться или нет? И где теперь его искать, скотину? Вопросов куча, и, честно говоря, я хотел бы получить на них ответы. Есть у меня одна мысль, может, завтра я сбегу пораньше и съезжу к Исмаэлю, может, он чего скажет.

15 марта.

Исмаэль сумасшедший, так во всяком случае утверждает Алекс, мой хороший друг. У него есть на это основания. Отец Алекса умер от рака лет пять назад, и когда диагноз был еще неизвестен, Алекс ходил к Исмаэлю по совершенно другому поводу. Тот предсказал ему скорую смерть отца. Мой друг – Телец и посему упрям, как целое стадо ослов. Так я и не понимаю, он обвиняет Исмаэля в смерти отца или просто сильно испугался, но больше Алекс к нему не ходил, а мне сказал, что Исмаэль просто псих, и все. Я с ним на эту тему не разговариваю больше, слишком она для него болезненна.

А я с Исмаэлем дружу. Хотя, конечно, он очень странный. Но он единственный, с кем я могу поговорить, например, о рунах. Он живет в одном доме со своим братом Аароном, его женой Рахилью и тремя детьми, старшему из которых, Давиду, десять лет. Отличный парень, обожаю его. Так вот, Исмаэль не выходит из своей комнаты, никогда не бывает на улице, но знает такие вещи, которые, и бегая по городу, не очень-то узнаешь. Он ясновидящий, тут я могу поручиться собственной головой. Ни одно из его предсказаний не было ложным, иногда он говорит мне и обо мне такое, что я и сам не подозревал, но все сбывается. Поэтому я редко прибегаю к его услугам. Просто в гости хожу.

Но тут я пошел за конкретным делом. Аарон был очень рад мне. Он всегда рад. Не знаю, что там уж знают евреи о страдании, но он самый большой оптимист из всех, кого я видел. И самый дружелюбный человек на свете. Он долго тискал меня в объятиях, шутка ли, месяц не видел, а мало ли что, потом на меня вскарабкалась Лия, их младшенькая, потом Рахиль варила мне кофе и осторожно расспрашивала о личной жизни. Она единственная из всех знакомых мне женщин, которая надеется, что я еще женюсь. Пару раз знакомила меня с подругами и клянусь Всевышним, если бы в моем сердце была бы хоть капля влечения к женщине, я женился бы на одной из них. Похоже она считает, что я не гомосексуалист, а просто застенчивый. Потом Аарон с упреком сказал, что Исмаэль обо мне беспокоился, ждал, и чего я так долго не приходил. И мы пошли к Исмаэлю. С нами увязалась Лия, но мать ее отловила и взяла на руки. Удивительные они все-таки люди. Исмаэль болен, он живет на их полном иждивении, в каком-то смысле он их беда, но я никогда не видел, что бы брат относился с такой нежностью к брату, как Аарон. Кажется, будь Исмаэль прикован к постели, он только счастлив был ухаживать за ним, выносить горшки и менять простыни, только бы тот был жив.

Исмаэль ждал меня в дверях. Ему около двадцати пяти, он тонкий, гибкий, как хлыст, с очень бледным, нездоровым лицом. Веки у него темные и тяжелые, глаза почти черные, но не с живым горячим блеском, как у Аарона, а матовые, холодные. Волосы светлые, легкие, как пух.

Он улыбнулся брату и дал мне пройти. Взглянул на меня без улыбки и коснулся рукой моего лба, словно у меня была температура.

А потом без всякого приветствия и предупреждения спросил:

– Сильно влюблен?

Будто интересовался, не болит ли у меня голова.

Меня, честно говоря, его слова как громом поразили. Я, конечно, сходил с ума по Тони, но боялся думать о том, что это любовь, а не просто сильное влечение. Видно, мне все-таки хотелось думать, что я запал на смазливую внешность, как у меня это бывает регулярно, и это пройдет, ан нет. Исмаэль был прав. Я был все-таки влюблен и сильно, сам не подозревал , насколько.