Текст книги "День Валлума (СИ)"

Автор книги: Кэтрин_Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Девушка попятилась и запнулась о коробку. Луч фонарика ударил по обезумевшим глазам турианки, осветив зияющую рану на месте правой мандибулы. От этого вида, Ори взвизгнула и попыталась освободиться от пальцев женщины, намертво впившихся в стягивающую шею тогу. Сверху посыпались бетонные крошки, послышался нехороший хруст. В последний момент девушка пнула турианку в воротник, заставив ту ослабить хватку. Потолок снова жалобно завыл. Колонна хрустнула. Поскальзываясь, Ори рванула до входа в зал, откуда пришла, поднимаясь на ходу.

– Не сейчас! – перекрытие с треском провалилось, и облако пыли поглотило последний вопль.

Добежав, сломя голову, до склада, Ори упала на колени возле вскрытой коробки. Вслушиваясь в звуки, она ошарашено вглядывалась в мрак. Где-то лопнула труба. Девушка вздрогнула. Фонарик светил слабо, и не было уверенности, что в темноте петляющих коридоров никого не осталось. Как и не было уверенности, что из темноты, рано или поздно, придет спасение. Перепуганная, она опустила фонарик и увидела синие кровавые пятна на ободранном покрывале. Еще больше ужаснувшись, Ори немедленно его с себя стянула, отбросив в сторону. Совершенно моментально пришла мысль, что идти была некуда. Одной точно.

Она сжалась в клубок и зарыдала. Зарыдала так, как никогда до этого не плакала. Она не была капризна и слезы горести не были ей знакомы. Но сейчас Ори чувствовала, как отчаяние всё больше и больше её поглощает, не оставляя желания двигаться. Хлюпая, она больше погружалась в омут небытия, в темную ловушку уныния. Закрыв глаза, она невольно вспомнила лицо той турианки без мандибулы. От её вида, Ори снова содрогнулась. Где-то среди наплывающей горести появилось сожаление. Она была бы рада помочь турианке. Но… Не сейчас.

Вслед за этими мыслями пришла самая верная. Во что бы то ни стало, Ори не хотела закончить как та несчастная. Отчаявшись и поддавшись унынию. Отец не одобрит.

Фонарик неровно замигал. Заряд коммуникатора исходил на нет. Надо было возвращаться. Протерев глаза, Ори поднялась и нырнула в коробку с одеялами. Завернувшись в одно, второе она взяла подмышку. Пусть Вирибис не был самым подходящим компаньоном для «иерархистки», но найти его было лучше, чем бродить одной в кромешной темноте. А от одеяла в такой холод он точно не откажется.

Миновав место, где Ори сбежала от Вирибиса, оставив того по ту сторону двери, девушка поспешила по первому же переходу, который показался ей вполне безопасным. Выйдя в широкий холл, с полуразрушенными стенами, она начала оглядываться по сторонам.

– Вирибис! Где ты? Здесь есть кто?! Эй!

Побродив среди заваленных ларьков и полок, она заметила скромный лучик света, затерянный среди нагромождений мусора. Добежав до него, Ори увидела Вирибиса, лежавшего без движения и уткнувшегося лицом в пол. Перепугавшись, она выбросила одеяло из руки, и попыталась перевернуть турианца. Это вышло со второй попытки. Приложив пальцы к его шее, она убедилась, что сердце Вирибиса еще бьется. Турианец шумно вздохнул. Ори неожиданно для себя обрадовалась.

– Ты заснул что ли? – Она попыталась его потрясти, обхватив воротник. Но Вирибис лишь безвольно колыхнулся.

«Обморок?», – подумала Ори, и совершенно случайно зацепилась взглядом за лежащую рядом початую бутылку. Нахмурившись, она осветила лицо турианца фонарем и разглядела рану, рассекшую лобовую пластину. Ткнув когтем, она убедилась, что рана не была глубокой, и по остаткам затвердевшей пены для остановки кровотечения, турианка отметила, что Вирибис предпринял верное решение.

– Мозги точно не вывалятся, – Ори заговорила сама с собой, забегав взглядом по окрестностям.

Соорудив небольшую подставку из обвалившихся панелей, девушка, пыхтя и ругаясь (пока взрослые не слышат), поволокла Вирибиса по полу, потянув его за ноги. Придвинув его к сооружению, она уложила турианца так, чтобы голова оказалось ниже ног, и завернула его в покрывало.

Вытащив из первого попавшегося холодильника несколько бутылок с водой, а из подвернувшийся по пути аптеки пакет с нашатырем, Ори присела перед Вирибисом и повторила ровным счётом все его действия, когда он, точно так же, обнаружил её на парковке.

Когда Вирибис открыл глаза, не дожидаясь каких-либо слов и момента, когда он начнет соображать, Ори строго глянула на него:

– Вот вода, – и перебралась к выступу стены. Полусидя, оперевшись плечом, она накрылась покрывалом с головой и закрыла глаза, представляя момент, когда они, наконец, выберутся из западни.

========== Глава 5 ==========

Турианец немного пролежал, смотря в потолок и не дыша. Ровно в тот момент, когда Ори расположилась для сна, он начал тяжело и шумно дышать. Вдохи и выдохи стали длительными, с характерным звуком, когда воздуху мешает что-то пройти в легкие. Вирибис перевернулся на живот, начался сухой кашель – тихий, но становившийся все громче. Уже через пару секунд кашель начался такой, что невозможно было вдохнуть, он выворачивал наизнанку. Парень начал дергаться от нехватки кислорода, судорожно сжимая пальцы одной руки, второй схватился за живот, не анатомично выгибая спину.

Непрекращающийся хрипящий кашель вывел Ори из туманного сознания. Она стянула с лица покрывало и ошарашено глянула на скорчивавшегося на полу турианца. Вскочив на ноги, она быстро подбежала к Вирибису и потянула того за плечо, чтобы он смог перевернуться на спину.

– Духи! Что мне делать? – Спросила себя Ори, помогая турианцу сесть и склониться чуть вперед. – Что с тобой! – Завопила турианка.

Турианец лишь отмахивался от девушки, не давая себя перевернуть. Скоро кашель начал отпускать.

– Дура… – Парень еле из себя выдавил в момент, когда появилась возможность вдохнуть, – я… кхе. мог умереть.

Вирибис снова начал кашлять так, что глаза на лоб полезли. Еще немного и удушье начало проходить. Перестав дергаться, турианец снова перевернулся на спину, тяжело дыша, уставившись в потолок сумасшедшим взглядом. Ори виновато оглядела Вирибиса, и тихо поинтересовалась:

– С тобой всё в порядке? – Другого вопроса она не нашла, ибо возмущение Вирибиса сбило её с толку.

– Со мной совсем не всё в порядке, – Вирибис ответил хриплым голосом, еле выдавливая из себя слова, – нельзя мне резкие запахи – я могу задохнуться. – Турианец еще не до конца осознал, что произошло, и был растерян.

– Я… – она потупила взгляд в сторону, – я же не знала… Извини…

Ори отошла на пару шагов и присела, упершись спиной в какую-то пластиковую перекладину. Вирибис приподнялся и подполз к стене:

– У меня рак легких. Я удивлен, что еще на стоянке, где было столько пыли, я не начал задыхаться. – Вирибис говорил спокойно, и со стороны казалось, что он совсем не злился, а больше был шокирован, как ему сейчас повезло не задохнуться.

Ори удивилась неожиданному откровению. Но оно объясняло многое. По крайней мере озлобленность Вирибиса. Лечить болезни турианская медицина могла и исцеляла больных, но многое зависело от средств и желания пациента лечиться.

– И давно это у тебя? – Выпалила турианка не понимая, следовало ли ей вообще сейчас что-то говорить, или нет.

Каринирис бросил презренный взгляд на девушку, следом уставивишись вперед.

– Три года. Скоро я сдохну, и одним подонком станет меньше в мире таких, как ты, конформистов, который инакомыслящие стараются изо всех сил разрушить. А инакомыслящие, тоже жить хотят. – Вирибис снова закашлялся, но это быстро прошло, – несмотря на свое нищебродское и презрительное состояние девиантных ублюдков.

Ори странно посмотрела на турианца. Сожаление быстро куда-то подевалось:

– Ты совсем идиот?

– Идиот? Я? – Вирибис встал и подошел к Ори, – то есть ты считаешь, что я идиот, когда говорю, что я жить хочу? – Он прихватил ее за горло, но не перекрывая воздух, – мне ничего не стоит тебя убить, мне нечего терять. – Рука постепенно сжималась все сильнее, – и после того, как я тебя вытащил, рассказал о своей болезни, ты мне говоришь, что я идиот?! – турианец с трудом поборол в себе чувство отбросить девушку в сторону, вместо этого он одернул руку и повернулся к Ори спиной, глубоко дыша, пытаясь сдержать в себе гнев.

Потерев шею, девушка впялила перепуганный взгляд в спину турианца, но всё же повторилась:

– Идиот! Каких свет не видал! Хочешь жить, так нечего ныть и жаловаться! И конформистской меня называть! Я не виновата, что на тебя свалилось столько несчастий! Думаешь, все такие уроды, какими ты себе их представляешь?! – С каждым словом тон повышался, а девчачий голос начинал дрожать, – ты сам себя ведешь, как последний засранец! И всех обвиняешь в этом! Всех, кроме себя! Придурок! Не надо было возвращаться и искать тебя… думаешь, здесь и сейчас кто-то из нас лучше или круче? – Громко всхлипнув, она уткнулась лбом в коленки, – сдохнем, так вместе…

Турианец терпеливо все выслушал, хоть его и разрывали чувства. Даже друзья не знали, что он болен, а тут на него что-то нашло, и он все рассказал, но ответа такого не ожидал. Он снова подошел к Ори и сел перед ней на корточки:

– Я виноват в том, что у меня нет матери, что отец инвалид, ходить не может, что я смертельно болен, что я родился и вырос в самом криминальном месте во всей твоей Иерархии – во всем виноват я, да? Я не собираюсь подыхать, только что тебе сказал, что жить хочу. Но умру я скоро, потому что нет возможности оплачивать лечение. И в этом я тоже виноват! – Он резко встал, прокричав последнюю фразу, отвернувшись и уходя в сторону, снова закашлявшись, – а если ты считаешь нытьем то, что меня нельзя нашатырем приводить в себя, то просто запомни, что если я еще раз потеряю сознание, и ты мне эту гадость поднесешь под нос, ты можешь стать убийцей. – Турианец немного помолчал, – «Сдохнем, так вместе»… – Парень повторил фразу девушки, – лично я собираюсь искать выход отсюда.

После резкого пробуждения Вирибис все еще с трудом соображал. Ему показалось, что он повторил одно и то же, и тут же замолчал. Он повернулся к Ори, которая так и сидела, уперевшись лбом в коленки. Вирибис успел успокоиться и снова его начала погрызывать совесть, что он так наехал на Авемис, которой ведь тоже досталось. Он подошел и снова присел перед ней на корточки:

– Ладно. Извини. Лучше искать выход отсюда вместе. И не думай, что мы тут сдохнем. Выход же должен быть где-то. – Парень замолчал, ожидая реакции турианки.

Перед глазами Ори из памяти вновь возникло пустое лицо встреченной турианки. Угомонив клокотание в груди, она максимально сдержанно произнесла:

– Там, куда я убежала, был выход через окно, но… его завалило потолком. Здание стоит из последних сил. Надо подняться еще выше. Может на какую-нибудь террасу или крышу?

Вирибис вздохнул:

– Да, надо идти на крышу как-то. Короче, у меня голова болит. Полежу немного.

Турианец встал, подошел к покрывалу и улегся там, где был, небрежно накинув его на себя так, что торчали ноги. Проводив Вирибиса взглядом исподлобья, Ори молча опустила голову, и так, собравшись в комок, прикрыла глаза, продолжая прислушиваться к окружающим шорохам и поскрипыванию покореженного металла.

Беспечно проводить время в ловушке из бетона, готовой вот-вот схлопнуться, было верхом глупости. Но одолевшее чувство усталости и значительная потеря крови у Вирибиса, диктовали свои условия. Их поход из-под слоёв перекрытий торгового центра мог затянуться надолго. Ори не слышала ничего кроме давящего гула, потрескивания напряженных опор этажей и шуршания штукатурки. Ничего напоминающего голоса спасателей, военных и тех, кто бы мог пробиваться к ним снаружи. Прошло достаточно много времени после обрушения. Неужели за стенами этого бетонного пирога нет никого, кому было бы дело до них. Духи, что же там произошло? Ори ясно представила себе леденящую дух картинку – разрушенный горящий город… нет, полгорода! Но и этого было достаточно, чтобы понять, что Авемис и Каринирис оказались еще не в самой худшей обстановке, раз никто не торопиться разгребать завалы торгового гиганта. Но… зачем? Кому это необходимо? Столько жертв из-за ничего?! Ори прекрасно понимала, вспоминая уроки истории, что Таэтрус – проблемная колония в Иерархии, потому что была весьма отдалена от Палавена и являлась одной из самых старых космических колоний. Валлум – столица Таэтруса – как ни один другой город под турианским началом, показывал, к чему может привести власть спустя рукава и отношение к своим обязанностям сквозь пальцы. Таэтрус изначально отличался от Палавена своей суровостью к заселившим его турианцам. Но это был вызов для Иерархии, открывшей для себя космические дали, нежели неудобство. А приспособление к новым условиям жизни всегда влечет за собой нарушение любых привычных порядков. Турианцы с Таэтруса, со времен первых переселенцев, навсегда впитали в себя идеи независимости и личной непоколебимости. И их нельзя было винить за это, ведь свободомыслие произрастало из победы над неизведанностью, из вызова новому. Таэтрус надолго стал символом силы Иерархии. Но с нарастающим непониманием и отдалением друг от друга в политике, внутренних связях и в подходах к решению одинаковых проблем, колония, взяв на себя роль нового мира и совершенно иного облика Иерархии, постепенно втянулась во внутреннее противостояние, вылившееся в Войну за объединение. Колониальные восстания, несмотря на их «удачное» подавление, навсегда вычеркнули Таэтрус из списка передовых турианских планет, оставив для него участь вечно недовольного мирка. И время от времени это давало о себе знать – раз в полвека в колонии вспыхивали бунты и народ поглощали революционные настроения. Палавен не торопился вмешиваться и разрешать все проблемы одним махом своей жесткой руки, а власти Таэтруса метались от лагеря к лагерю в поисках компромиссов для подтверждения своей компетентности перед центральным аппаратом управления.

Прокручивая это всё в голове, чтобы отвлечь себя от нервирующих постукивания и пощелкивания, раздающихся из всех углов, Ори нашла оправдание и тому, что произошло нечто катастрофическое, к чему большинство турианцев было не готово, и тому, что Вирибис был так несгибаем в своей позиции по отношению к сепаратистам. Но в голове не укладывалось, зачем нужны были такие жертвы. Какую цель преследовал этот ужас, на который их обрек какой-то очередной революционер? Валлум – крупный город, в котором всё время жили и те, кто был верен Иерархии, и те, кто питал тихую ненависть к установившемуся порядку вещей. Колония была бедна и нестабильна. И Ори питала уверенность в том, что эта катастрофа не была делом рук Палавена, иначе… Иначе её здесь бы не было. Родителей, как ведущих офицеров, не стали бы переводить в колонию, которой подписали смертный приговор. Палавен стремился к порядку. Не всегда это означало, что будет легко и быстро. С Таэтрусом так не получилось бы.

Она понимала, что Вирибис был совершенно не в курсе готовящегося теракта. Он был в явном замешательстве и бешенстве от мыслей, что его взгляды могли привести к такому хаосу и жертвам. Факт, что сам чуть не стал безмолвной и никчемной жертвой идеи, за которой шел многие года, ломал любую психику. И Вирибис не был исключением. Если он не врал, что Ори по интуиции отмела напрочь, семья Каринирис натерпелась всех возможных бед, живя на Таэтрусе. А он, по воле духов, оказался в зените сложившихся неудачных событий. Он рос без мамы, отец был не в состоянии обеспечить сына должным образованием и свободой выбора, ибо был инвалидом, и Вирибис был невольно привязан к нему. И в заключение, в самом живом возрасте, когда все сверстники делают первые шаги на пути реализации своих планов и мечтаний, на него обрушилась болезнь…

Без точной установки, турианка перескочила с этой мысли на воспоминания о том, как тураинцы лечат злокачественные образования. Не смотря на свою радиоактивную устойчивость и повышенный метаболизм, подобные болезни не были редкостью, но пациенты имели возможность успешно излечиться. Но, учитывая тяжелое положение семьи Каринирисов, Вирибис был пленником своего недуга. Но почему, он, вообще, болен? Он не был стариком, и внешний вид не давал возможности даже подумать, что парень чем-то серьезно болен. Новая несправедливость этого жесткого мира, наряду с непонятным поступком террористов, нарисовалась в мыслях юной турианки сама собой. У него не было матери. Она каким-то образом погибла. И… может быть, она стала жертвой этой же болезни, а Вирибис получил её по наследству. С каждым новым выводом, Ори всё дальше загоняла себя в тоску. Придя к подобному заключению, она почувствовала, как внутри зарождается сожаление. Это не была та жалость, которую она могла испытать к порванным недавно купленным штанам и куртке, и совершенно не то чувство, которое она помнила со дня, когда родителей известили о скором переводе с Палавена на отдаленные рубежи Иерархии. Это было нечто иное и откровенно большое, сжимающее сердце и заставляющее серьезно думать. Слезы снова сдавили дыхание, но теперь она плакала украдкой, так чтобы никто не смог разглядеть, что, на самом деле, она не спит, уткнувшись лицом в сложенные на коленях руки.

Если Вирибис еще и пытался уснуть сначала, то очень быстро с разных фронтов его начали атаковать мысли, одна неприятнее другой: «То, что это теракт, уже очевидно, но кто мог быть способен на такое? Разнесло целый торговый центр, и почти все, кто в нем был, погибли. Кому это вообще может быть нужно? Теракты и раньше происходили, но не такого масштаба и не с таким количеством жертв. Это были радикалы, которые вообще непонятно, за что сражаются, они просто периодически вылезали и кого-то убивали. Нет, это точно не они, нет у них такого ресурса, чтобы устроить такой взрыв. А что если этот торговый центр – только вершина айсберга? Он сильно разрушен только с одной стороны, то есть взрыв был с той стороны, и он должен был быть очень сильным. Значит, жертв еще больше? И соседние дома тоже разрушены? Это ужасно, кому это надо?»

Вирибис невольно поежился, и глаза его распахнулись широко, устремившись куда-то в бесконечность, от следующей мысли, посетившей его голову: «А что, если Ори права, и это сепаратисты? Очевидно, что Иерархия точно такого сделать не могла, а больше просто некому. А у оппозиции и народу много, и денег. Это что же получается, идеи, за которыми я шел всю сознательную жизнь, закончились убийством десятков людей? Или даже сотен? Куда ж мне идти-то теперь со своими взглядами? А если это они, то Иерархия точно начнет полномасштабную операцию по выкашиванию оппозиционеров. Причем, всех без разбора, то есть и меня, я же даже иногда им помогал. Придут к нам домой солдаты, все перевернут вверх-дном и будут допрашивать отца, пока я тут сижу. Они знают, точно знают. А идти мне некуда, кроме как домой, прямиком попав им в руки. Не может быть, чтобы сепаратисты так сделали. Они ж меня бросили. Они всех бросили, кто хотел другой жизни, но не хотел убивать. А сколько таких вообще было-то? Если абсолютное большинство в одном только Клунги так или иначе связаны с оппозиционерами. Они знали, что будет теракт? Если знали, то как они утаили от меня? И почему не предотвратили? А если не знали, что они теперь будут делать, когда поймут, за кем шли? Хотя к ним тоже придут солдаты и или расстреляют на месте без суда и следствия, или посадят в тюрьму. Вот так это все и кончится. Идти некуда, я больше никому не нужен, оппозиционеры меня кинули, они не оппозиционеры никакие, а террористы, но ведь я не террорист… Солдаты пристрелят до того, как я умру от рака, за то, что даже не знал, за кем иду. Наконец-то, умру, но точно не так, как я мог бы представить свою смерть, а все, кто выжил и знал меня, будут помнить меня как террориста, которым я даже близко не был… Вот это да…»

Вирибис поймал себя на мысли, что становилось то ли еще холоднее, то ли это от потери крови, то ли и то, и то, но он уже почти не чувствует окоченевшие пальцы. Только сейчас он понял, что не удосужился подобрать свою верхнюю одежду, хотя она вряд ли высохла. Попробовать стоило, а то уже даже трясти начинает. Он молча приподнялся, дотянулся впотьмах до своей безрукавки и футболки. Они были все еще влажные, так что надевать смысла не было. Парень скомкал одежду и сделал из нее подушку, после чего завернулся в одеяло как в лаваш. Холод пробирал до костей, но такая конструкция, когда турианец именно завернут в одеяло, а не просто накрыт им, лежа на холодном полу, немного начала помогать.

Медленно отогреваясь, получилось отпустить дурные мысли. Способствовали этому усталость и потеря крови, которые просто-напросто перебороли мозг, отправив его спать. Мысли начали мешаться в кучу, но едва он начал проваливаться в сон, смутно вспомнился момент, как, когда он был в гараже и уже залез в чей-то аэрокар, началось землетрясение, и все стало рушиться. Передать, какой звериный страх он тогда испытал, было невозможно, и вот то же чувство снова накатило, заставив просто исчезнуть потребность во сне. Подать виду, что на него снова напала та же паника, нельзя, так что он просто лежал и снова смотрел вперед. Угомонив страх, прежние мысли начали штурмовать его разум, медленно повергая его в растерянность и депрессию. В конце концов, очередь дошла и до Ори: «Зачем я вообще ее взял… Гонит на меня все время из-за того, что не люблю Иерархию, ни разу „спасибо“ не сказала за то, что я ее спас и ногу вправил. Это ладно еще, но она ж меня чуть не убила этим нашатырем. Надо было ее там оставить».

Тут в голову закралось представление, как Ори растерянная, оглушенная с вывихнутой ногой ходит по разрушенной стоянке, зовет на помощь, а парень лежал бы именно там, где и лежит сейчас, но без одеяла и, вероятно, уже не один, а с переохлаждением. В груди что-то сжалось.

Спустя полчаса Ори подняла голову и решилась первой нарушить тишину:

– Эй… Ты спишь?

Депрессивные мысли внезапно перебил голос турианки.

– Нет, не сплю, – ответил Вирибис, все так же смотря в стену, радуясь, что Ори его вернула на землю из бесконечных просторов безрадостной перспективы.

Надо было что-то ответить, так как турианка не ожидала, что Вирибис её услышит. Неуверенно прикусив язык, Ори принялась быстро соображать какую тему для разговора следовало предложить. Политические дрязги и социальное напряжение зразу отмелись – ей не хотелось стать причиной очередного приступа ярости Вирибиса, ведь его стоило пощадить, глядя на слабое состояние. Следовало найти тему общую для подростков-турианцев, такую, которая бы не задела чувств Вирибиса, причём разговоры о школьной жизни также были под запретом.

Турианец все ждал, что Ори скажет, потому что она же вряд ли просто проверила, не спит ли он, а молчание ее было непонятным. Он даже задумался, не померещилось ли, всякое ведь может быть, учитывая, какая сложилась ситуация. Еще через пару секунд он снова начал возвращаться в свои неприятные раздумья, и этого короткого промежутка времени хватило, чтобы парень провалился в апатическое состояние, но тут последовало продолжение диалога, которое на секунду его взбодрило.

– Ты следишь за когтеболом? – Спустя полминуты внутренних терзаний, выпалила Ори, будучи уверенной, что народная спортивная гордость турианцев никого не оставляла равнодушным.

– Следить не на чем, – сухо ответил турианец. – Только если кто-то мне рассказывает. В итоге, получаются разрозненные данные, и я путаюсь, – Вирибис вздохнул. – Не слежу, в общем.

Хоть Каринирис и ответил так, что можно было подумать, будто не хочет говорить, но он надеялся на диалог, потому что так он хотя бы не остается наедине со своими новоприобретенными головными тараканами. Ори стало немного неловко, но Вирибис сказал, что ему рассказывают о когтеболе, то, стало быть, и его не обходят стороной значимые события туранского спорта. Поэтому она, почти сразу, задала следующий вопрос:

– Ты же знаешь, кто такой Нено Раксириан? Трудно, не знать. У него рекорд по очкам за сезон. Крутой когтеболист. Мы с отцом часто ходили на игры «Раэсирских Ракет», когда жили на Палавене… ну, как часто? – Ори на секунду замолчала, понимая, что сейчас Вирибиса могло вывести из себя всё что угодно, особенно её «конформистский» образ жизни, – когда отец брал увольнительные.

Вирибис привстал и вертикально сел, нахмурившись, будто что-то вспоминал:

– Конечно, знаю. Кто ж его не знает. Я даже один матч увидел случайно… Кто там играл?.. – Вирибис еще так недолго посидел, потом резко перевел глаза на Ори. – А, точно. В центре на каком-то из зданий установлен огромный экран, на нем как-то раз показывали матч, это недавно было, и по-моему, это был матч, после которого Нено дисквалифицировали. Народу много было, Валлумский Гром тогда выиграл, все были так рады… Невозможно было даже поверить, что это был всего-лишь товарищеский матч, хе.

Вирибис усмехнулся и посмотрел куда-то в сторону, продолжив говорить после небольшой паузы:

– Кстати, а кто твои родители? Я ведь про себя уже рассказал. Стало быть… – Турианец снова повернулся к Ори, смотря на нее исподлобья, покачивая ногами, сложенными одну на другую. – твоя очередь. На Таэтрус, пожив на Палавене, просто так не переезжают.

Он уже примерно успел представить, кто ее родители – почти был уверен, что они военные, причем довольно зажиточные, ведь торговый центр, где оказались Ори и Вирибис, был совсем не дешевый.

Ори печально вздохнула. Она не хотела углубляться в тему родителей, ибо ей всё еще не было известно, какой оказалась судьба её отца. Но надеясь, что факт того, что она до сих пор не наткнулась на него, говорил о том, что отец живой, пересилила себя, и начала вспоминать:

– Папа – летчик, майор, командующий третьим авиационным штурмовым дивизионом, мама – связист, лейтенант, командир седьмой инженерной роты. На Таэтрус переводили папу. А мама не захотела оставаться в стороне, да и я… была младше, – сощурилась Ори, вспоминая отлёт с Палавена, – поэтому мы переехали всей семьей. Эх, там было весело… Очень красиво… И тут красиво, – она осеклась, – но не привычно. До сих пор. Кстати, ты знал, что Нено из небогатой семьи, и в юности довольно долго лечился? – Ори переключилась на первую тему, – несмотря на подростковый возраст, у него была аденома поджелудочной железы. Он тогда только начинал увлекаться любительским спортом и из-за постоянных не рассчитанных нагрузок и неправильного питания запустил болезнь. Самое любопытное, что его отец тоже когда-то перенес это заболевание. Можно сказать, что у Нено была предрасположенность к этому, и выразилась в довольно тяжелой форме. Но, несмотря ни на что, он поборол недуг долгими терапиями, диетами, перенес операцию, и, главное, не бросил спорт, но подошел к нему с более серьезной стороны, используя все медицинские знания, полученные во время лечения. И последние пять лет Нено возглавляет фонд помощи спортсменам, оказавшимся в подобном положении. Думаю, он не сильно расстроился из-за дисквалификации. У него полно других дел, где он выкладывается на все двести процентов.

Ори говорила быстро и вдохновлено, что даже не удосужилась бросить мимолетный взгляд на Вирибиса, чтобы убедиться не раздражает ли турианца её речь Пока она рассказывала про свою семью, Вирибис пробубнил себе под нос: «И почему я не сомневался…», – но турианка, похоже, даже не обратила на это внимание, тут же перейдя к очередному мотивирующему рассказу. Дождавшись его окончания, Вирибис ответил:

– Да-да, я это уже слышал и ни раз. Когда ты приходишь в больницу и тебе ставят такой диагноз, как у меня, врачи, считающие себя прекрасными психологами, рассказывают одну из таких историй. И не раз, так что про Нено я уже слышал. А так же слышал историю про одного из первых Примархов, который так же героически боролся с какой-то болезнью и в итоге возглавил Иерархию. И про многих других подобных героев. И сюрприз-сюрприз, все они из бедных семей, но как по мне, это больше звучит как издевательство, потому что никто из них не вырос в Клунги, который неофициально называют Криминальными Холмами. У всех были особые диеты, а с этим у меня проблем нет никаких – я иногда не ем днями. Все отдали последние деньги на чудотворную операцию, но мы с отцом последние деньги отдаем не на операцию и даже не на еду, а на страховку, с помощью которой развитие болезни можно замедлить, но не никак ее не вылечить. Наконец, у всех была сила воли такая, что ей можно было горы сворачивать. Херня это все. Если нет денег, то никакая сила воли не поможет, даже когда ты можешь двигать планеты, используя только свое очень сильное желание, – Вирибис замолчал, мотнув головой. Было видно, что он сильно напряжен, но при этом говорил почти спокойно. – А Нено – молодец, помогает спортсменам. Если б твое любимое правительство распорядилось построить побольше спортивных площадок, я, может, и смог бы воспользоваться услугами нашего доблестного борца за здоровье спортсменов. Ты знаешь, где ближайшее поле от Клунги? В десяти километрах. Видите ли, на холмах не построить нормального поля. На другом конце города, буквально, год назад построили спортивный объект чуть ли не в скале, а для бедного северо-запада строить ничего не будут, потому что все разберут, продадут и хоть немного смогут на это прожить. В фонде имени звезды когтебола наверняка денег нет, чтобы тракторами разровнять землю и поставить ворота. Там деньги только для того, чтобы отдавать их в короткие жадные рученки волусов, держащих все страховые в Иерархии. Мошенники они все. И только самопиаром занимаются. Вот какой смысл в профессиональном спорте? Ты знаешь, сколько получают за один матч каждый из игроков? Зрители жрут виски перед экраном, а на следующий день чувствуют небывалый патриотический подъем, с судорожным придыханием рассказывая каждому случайному прохожему, что они вчера увидели, как одна горсть мешков с деньгами накидала очков другой горсти мешков с деньгами, – Вирибис аж покачиваться начал от пробирающей его злости. – Из таких мест, как Клунги, вырывается один в сто лет. Нет возможности оттуда свалить. Как только работодатель узнает, что ты оттуда, он говорит, что даст знать о своем решении и больше никогда не выходит на контакт. Если ты каким-то образом набрал денег, чтобы снять квартиру в каком-то районе поприличней, тебе арендодатель отказывает, как только узнает, что ты из Клунги. Те, кто там родился, там и умирает, каким бы ты хорошим или плохим не был. Или спиваются, или умирают от передозировки, или убивают. Недавно рассказывали, что в какой-то из валлумских тюрем больше половины заключенных – с Криминальных Холмов. И причем, всех ловят за их пределами, так как в сам Клунги полиция не заезжает почти никогда. А там каждого есть, за что посадить. Я не знаю, что должно случиться, чтобы от этого пригорода отвалились все стереотипы, которые выдаются в комплект при рождении каждого его жителя и становятся клеймом. Когда выберемся, спросишь у родителей, что это за место, они тебе точно много интересного расскажут, раз их сюда перевели бороться за стабильность, – турианец закрыл лицо руками, снова поддавшись мыслям о рухнувших надеждах на оппозицию. – Я думал, что только сепаратисты могут это изменить, потому что они нам платили втихаря или еду приносили, несмотря на то, что они не самая богатая организация. А тут они взяли и взорвали торговый комплекс, убив кучу народу. Теперь у таких, как я, вообще никакой возможности нет обрести нормальную жизнь.