Текст книги "Байки Чёрного Майя (СИ)"

Автор книги: Къелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Белые крылья чаек

Там за волной печали,

Встретят, мой друг, и нас когда-нибудь… – пропел он негромким баритоном невесть откуда всплывшие в памяти строки неизвестного автора, и осекся, потому что вдруг услышал осторожные, но быстрые шаги по доскам палубы. Ощутимо запахло лавандой. Капитан «Нимиэрнин» поспешно открыл глаза.

– Там, где у стен Пелори

Солнце ласкает море.

Ветер мечты парусам наполнит грудь!

На палубе стояла молодая красивая девушка в ярко-бирюзовом платье с наброшенным на голову капюшоном. По всей видимости, дуэт Кирдану составила именно она. Весьма некстати капитан эльфийского судна вспомнил, где подцепил мотив и слова: эту песню пела одна из пассажирок, а потом объясняла кому-то, что эта песня называется «Я смотрю на восход» и написала ее какая-то очень известная дева-менестрель из Дориата. В настоящий момент Кирдана, правда, меньше всего занимала десятка лучших певцов древнего королевства вместе со всеми их текстами. Его даже не удивило то, что неизвестная гостья тоже знает слова этой песенки. Куда больше бедного морехода занимал вопрос, где опять болтается вахтенный Келебдил, и каким образом этой нарядной юной леди удалось взобраться на корабль, если убран трап?

Но никаких вопросов гостье задать он так и не успел, поскольку та поклонилась и заговорила первой.

– Господин Кирдан, если не ошибаюсь? Это ведь вы капитан «Нимиэрнин»?

Эльф сдержанно и с достоинством поклонился.

– Совершенно верно. Чем могу быть полезен?

Вместо ответа девушка повела себя достаточно странно: шагнула вплотную, не снимая капюшона, оглянулась по сторонам и только после этого очень тихо произнесла:

– Господин Кирдан, у меня к вам серьезное предложение. Дело в том, что вы единственный из мореходов, кому Великие даровали возможность пересекать море меж Аманом и Сумрачными Землями бесконечное количество раз и сколько душе угодно…

– Ну, тут вы неправы, – недовольно поморщившись, возразил Кирдан. – На самом деле, это не прихоть, а обязанность, и когда последний Элда покинет Сумрачные Земли, я тоже смогу, наконец, возвратиться в Аман и остаться здесь навечно. Я, знаете ли, никому перевозчиком…

– Вот и отлично! – унизанный драгоценными перстеньками розовый пальчик качнулся перед носом, призывая к молчанию. – Отлично, господин Кирдан. Я уже поняла, что ваше занятие не слишком приходится вам по душе, но, с другой стороны, вы делаете благое дело, а, значит, в целом, относитесь к нему терпимо. Но к сути. Скажите мне, не возьмете ли вы на борт пассажира э-э…. в обратный конец? Разумеется, я заплачу за проезд.

Седые от въевшейся морской соли брови Кирдана поползли вверх. А ненормальная девица стащила с большого пальца правой руки не по-эльфийски массивный перстень с морионом и ловко нанизала его на палец собеседника, успев попутно объяснить, как чудесно черный камень в платиновой оправе будет сочетаться с мореным дубом штурвала и с мужественным капитанским лицом, как срочно ей нужно в Сумрачные земли, и что этот перстень – всего лишь задаток. В последнем доблестный капитан ничуть не усомнился: при каждом движении гостья издавала мелодичный звон, какой обычно издает надетая под рубашку кольчуга. Старый воин прикинул, сколько драгоценностей дева могла намотать на себя под платье, оценил длину подола и ширину сборчатых рукавов и мысленно добавил еще столько же. Результат впечатлял: по самым скромным прикидкам на такую сумму можно было бы построить и снарядить еще один корабль. А вот близко к борту в такой амуниции подходить не рекомендуется, особенно в качку, ибо велик шанс свалиться в воду. Хорошо то, что ни одна акула не прокусит такую броню, плохо – все равно утонешь. Эта и тому подобная чушь лезла в голову отважного покорителя морей под умиротворяющее щебетанье девичьего голоска, а гостья все говорила, говорила... Внезапно опомнившись, он усилием воли заставил себя вынырнуть из этого голоса, теплого и бестолкового как южный прибой.

– Итак, вы предлагаете мне плату за то, чтобы я отвез вас на своем корабле в Средиземье? Поверьте, леди, я ничуть не сомневаюсь в вашей щедрости, но признаться, куда больше размера вознаграждения меня тревожит сила проклятия, что падет на голову того, кто отважится дважды пересечь море. Вы что-нибудь слышали о роке Феанора? О судьбе нолдор? О проклятии Валар? Это же неслыханное дело, почти преступление! Я доступно излагаю?

С этими словами он принялся стаскивать всученный перстень, но тот не поддавался. Воспользовавшись заминкой в гневной отповеди, девушка защебетала вновь:

– Ах, господин Кирдан, господин Кирдан! Стоит ли сравнивать! Феанор провинился перед Великими вовсе не тем, что покинул Аман, а своей дурацкой клятвой о Сильмариллах. Именно она и последовавшая вслед за тем кровавая резня в Альквалондэ вызвали гнев Могуществ Арды. Я же всего лишь прошу вас о небольшой услуге, о помощи. Покажите мне, в какой из книг премудрости сказано о том, что Элда не имеет права вернуться на свою родину, да-да, вот скажите мне? Валинор – это мечта, порой близкая, порой недосягаемая, но разве не у вод Куивиэнен наши предки впервые увидели звездный свет? Разве не можем мы вновь ступить на материк, где в Предначальную Эпоху впервые зазвенели песни нашего народа? Вы старше, вы мудрее, так ответьте же мне! Я всего лишь хочу вернуться туда, где была рождена, все что мне нужно для этого – это вы и ваш корабль!

Девушка говорила так горячо, что в душе Кирдана невольно шевельнулось сочувствие, а после – и неодолимое желание помочь прекрасной деве, исполнив ее просьбу. Не ради вознаграждения, просто так… Но все же гнев Валар страшил по-прежнему, и мудрый эльф сделал последнюю попытку образумить новоявленную эмигрантку:

– Послушайте, леди… – учтиво начал он.

– Сулимо, – с готовностью кивнула златокудрая головка в капюшоне. – Амариэ Сулимо.

С лицом терпеливого мученика вежливости, Кирдан кивнул и торжественно начал:

– Послушайте, леди Сули…

Осекся он на последнем слоге. Его миндалевидные глаза цвета морской волны сделались размером с раковину моллюска, известного под названием «морское блюдце».

– Чт..что?! – потрясенно выдохнул капитан «Нимиэрнин». – В..вы-ы?! А… А-а…

– А-ма-ри-э, – услужливо подсказала девушка, на всякий случай произнося собственное имя по слогам. Кирдан упорно продолжал притворяться окунем, беззвучно двигая губами. Через секунду он даже нашел в себе силы несколько раз ткнуть пальцем поверх головы в том направлении берега, где, по его представлениям, находился дворец Короля Мира Манвэ Сулимо. Амариэ подозрительно проследила направление, указанное капитанской рукою, нахмурила бровки и в замешательстве дернула острым ухом.

– Нет, домой я не вернусь, – отрезала она, истолковав жест Кирдана по своему разумению. – Я давно все решила, и слов своих назад не возьму. И вообще, назад ходят только трусы и крабы!

– Раки… – машинально поправил опытный моряк, безучастно глядя вдаль.

– Что?

– Назад ходят раки, – повторил он, – Крабы передвигаются боком.

Кирдан, наконец, вышел из ступора и разнообразия ради схватился за голову:

– Уинен милосердная, и что же теперь с этим делать?!

–Ой, я вас расстроила? – огорчилась девушка, участливо касаясь капитанского плеча. – Ну… наверное, вы ничего с этим не сможете поделать, но… а вдруг им так удобнее? Не переживайте вы так, пожалуйста, а то я вместе с вами заплачу, им действительно так лучше, поверьте!

– Кому? – брякнул эльф.

– Ну, как это кому? – пожала плечами Амариэ. – Крабам, конечно… Что с вами, господин Корабел?

Последнюю фразу Амариэ испуганно пропищала, потому что взгляд аквамариновых очей капитана сделался суров, как надвигающийся ураган.

– Леди, – движением плеча он стряхнул заботливую ручку, – извольте сию же минуту покинуть мой корабль. Вы слышите – сию же минуту! Келебдил! Эй, Келебдил! Немедленно подать трап! Эй!

Амариэ беспокойно заметалась по палубе, ощущая, что еще немного, и все ее усилия пойдут прахом. Пока не явился рекомый Келебдил, девушка перебегала с места на место, преследуемая Кирданом, имевшим твердое намерение, в случае неявки вахтенного, собственноручно убрать нахальную пассажирку с корабля. Петляя меж бухтами каната и прячась попеременно то за фок, то за грот, Амариэ успела выдвинуть еще парочку конструктивных предложений:

– Господин Кирдан, ну зачем вы сразу так? Я… – короткая перебежка к противоположному борту, – Я могла бы быть вам полезна в пути!

Снова стук каблучков по скобленым доскам, топот тяжелых капитанских сапог, и вот – новое ненадежное убежище за толстым стволом мачты.

– Это чем же, интересно? Стоять! – капитан вновь напрасно схватил руками воздух, так как девушка с легкостью стрекозы (вот она, привычка к воздушным лестницам Ильмарэна!) взлетела по вантам на две высоты собственного роста. На палубу весело посыпались какие-то бусины.

– Я могла бы… э-э…мыть пол! – предложила она, глядя сверху вниз на взбешенного эльфа.

– Это называется «палуба»!!!! И ее есть кому драить!!! А ну спускайтесь оттуда, я кому сказал!

Еще один перехват, и лазоревая фигурка оказалась настолько выше, что теперь ее невозможно достать даже в прыжке.

– Тогда я могу готовить еду!

– Кок отлично справляется со своими обязанностями!!! Я сказал, что никуда не повезу вас и точка!

– А тогда…

– Слазь, кому говорят!!!

Увлекшись, Кирдан чересчур сильно тряхнул шаткую веревочную конструкцию, и бедная Амариэ во избежание падения вынуждена была спрыгнуть сама. Грохот бусин зазвучал с новой силой. Отступая назад, девушка оглянулась и заметила черный квадрат открытого трюма. Не особо хорошо представляя себе устройство корабля, она ящерицей юркнула в чрево «Нимиэрнин».

– Да стойте же вы! – заорал Кирдан, бросаясь следом. – Леди Сулимо, я вас прошу! Там… грязно! И ступеньки очень крутые, вы можете пострадать!

– А вам не все ли равно? – раздался голос из-под палубы.

– А вот представь себе – нет, – буркнул под нос эльф-мореход и, не утруждая себя использованием лесенки, лихо спрыгнул вниз. Первым, что он увидел в темноте трюма, была живая и невредимая Амариэ, засевшая среди бочонков. При появлении Кирдана взгляд ее сделался испуган, она затравленно оглянулась по сторонам, запоздало сообразив, что теперь бежать некуда. Высокая фигура капитана заслонила собой льющийся их люка вечерний свет.

– Леди Сулимо – сухо начал Кирдан, неумолимо приближаясь. – Ваше поведение возмутительно и переходит всяческие границы благоразумия. Я сию же минуту вышвырну вас вон, разумеется. Но это еще не все. После безобразной сцены, учиненной вами на палубе, я не пожалею времени и лично доставлю вас в Ильмарэн, держа за руку. Там в вашем присутствии я расскажу обо всем случившемся вашему приемному отцу и Учителю. Посмотрим, что скажет на это Король Мира!

Амариэ побледнела и сжалась от ужаса. Мысль о том, какими глазами после подобного рассказа станет смотреть на нее любимый Учитель, жгла невыносимо, точно уголь, завалившийся за воротник. Она бестолково ощупывала бочки, бочонки и бочоночки, самый маленький из них, был, очевидно, не закреплении ухнул ей в подставленные ладони. Внимательная девушка даже в такую минуту не смогла пропустить непрочитанную надпись на выпуклом боку. И тогда…

– Господин Корабел! – Амариэ выпрямилась во весь рост с бочонком в руках. – Прежде чем вы прогоните меня, скажите, пожалуйста, а что в этих бочках? Там, внутри?

– Не ваше дело, леди, – устало отрезал Кирдан. – Вы уже на ногах, вот и славно. Милости прошу вон…

– Ну что там? – глаза несостоявшейся путешественницы светились самым невинным женским любопытством.

– В этих бочках провиант для команды, – пожал плечами он. – Все? Тогда на выход, и без фокусов.

– Провиант для команды? – дернула ухом Амариэ, повернув бочонок надписью вверх. – Как интересно… видимо, ваша команда питается исключительно компотом из персиков?

Кирдан возвел очи горе, то есть, в данном случае – доскам палубы.

– Ну, значит, я ошибся, – терпеливо ответил эльф. – Провиант хранится в другом месте, а эта часть трюма предназначена для груза, который необходимо доставить в Средиземье из Амана. Леди Амариэ, имейте мужество признать поражение, а?

Но девушка не удостоила его ответом. Вместо этого она встряхнула бочонок в руках и прислушалась к звуку внутри.

– Какой странный компот… – протянула она, глядя на капитана кристально честным взором голубых глаз – Жидкость плещется, а ягодки не стучат совсем. Почему? – и, не дожидаясь очередного приглашения покинуть трюм, выпалила:

– Наверное, это оттого, что их там нет. А, господин Корабел?

Кирдан засопел. А сумасшедшая девица провела пальчиком по стыкам швов, потрогала скреплявшие бочонок обручи.

– Все интереснее и интереснее – заметила она, – Бочки из серебристого дуба во всем Валиноре делаются в одном-единственном месте и для одного-единственного напитка. Он называется мирувор или здравур. Это легендарный напиток, тайна приготовления которого известна лишь виноделам Благословенной земли. Вы не знали этого, господин Корабел?

Кирдан отрицательно покачал головой. Но эльфы не умеют лгать, и девушка мягко улыбнулась.

– Тогда вы также, должно быть, не знаете о том, что здравур запрещен к вывозу? Исключение составляет лишь количество, приобретенное для личного употребления, которое составляет… если мне не изменяет память, два малых бочонка или один средний. Здесь же, – она обвела жестом нагромождение тары, – примерно в пятьдесят раз больше. У вас такая большая команда, господин капитан?

Кирдан медленно и шумно выдохнул.

– Ну и?

– Ну и все, – лучезарно улыбнулась воспитанница Манвэ, – разумеется, ничего личного. Просто закон есть закон, особенно в Краю Валар, и любой добропорядочный эльф обязан пресекать его нарушение. А я, как воспитанница Короля Мира, так и вовсе не имею права промолчать. Мы вместе отправимся в Ильмарэн и предстанем перед моим отцом и Учителем. Там – так и быть, вас выслушают первым – каждый из нас расскажет свою историю. Вы – о том, как я пыталась сбежать в Средиземье на вашем корабле, ну а я – о запасах здравура в трюме «Нимиэрнин». Да, и не только о них. К примеру…

Амариэ молниеносно наклонилась и подняла с пола какую-то затоптанную веточку с листиками.

– Вот странно, – вновь задумчиво протянула она, вертя в пальцах сухой стебелек. – Что бы это могло быть? Кажется, я умею отличать все травы, что растут в Валиноре, но вот такую вижу впервые.

– Это…кхм… мусор, – заверил девушку капитан эльфийского корабля. – Когда бочки грузили, верно, прилип ко дну или на подошвах сапог кто-то принес…

И он сделал попытку отобрать травинку у Амариэ, чем, разумеется, только вызвал дополнительные подозрения.

– На дне, говорите, пристало? Но ведь такое растение не растет в Амане, а этот трюм предназначен для товара? Тогда выходит, что этот мусор приплыл из Средиземья, где прилип ко дну одного из бочонков с грузом, который вы везли через море в Валинор. Что же это за груз такой, капитан? Должно быть, что-то очень ценное…

Девушка обнюхала травинку, потом потянула воздух в пространстве между бочек. Кирдан следил за ее действиями с полнейшей отрешенностью. Наконец, обоняние привело Амариэ к одиноко стоящему позади всех бочонку величиной с детскую голову.

– Всего один? – поразилась она.

– Дорогая вещь, – пожал плечами капитан. – Поэтому и мало.

– Так значит все-таки не мусор? – лукаво прищурилась Амариэ. – А вот интересно, если эту травку показать….

– Что ты хочешь? – устало перебил ее Кирдан.

– Но ведь мы, кажется, уже говорили об этом? – ласково возразила девушка, ставя таинственный бочонок на место и отряхивая ладони.

Повисло недолгое молчание. Правда, на сей раз, оно было не напряженным, а умиротворяющим. Стороны пришли к соглашению путем взаимных уступок: капитан и принцесса договорились.

– Тебе бы, барышня, в береговой страже на Тол-Эрессэа самое место. У господина Амраса под началом… – процедил сквозь зубы Кирдан.

– Что-что? – заинтересованно встопорщила ушки девушка.

– Бусы свои, говорю, все рассыпала – последовал громкий ответ – Пойдем подбирать… Погода еще, говорю, тоже чудо как хороша…

И капитан «Нимиэрнин» добавил еще пару слов, которые Амариэ совсем не расслышала.

====== Сулху ар бан ======

За окном стояла весна. Деревья тонули в зелени, яркие лучи солнца, пробиваясь сквозь их кроны, пятнали сухие дорожки изумрудными бликами. Там же, где лежала прохладная тень, в густых зарослях темных заостренных листьев, появились долгожданные гости-ландыши: их белоснежные цветы казались парящими в воздухе колокольчиками. И каждое утро какая-то сумасшедшая пернатая дрянь, свившая гнездо в стрельчатом проеме окна, будила обитателей Красного замка своими трелями.

Страшный Черный Властелин лениво валялся в гамаке, щурясь от яркого солнца. Кажется, он упорно старался загореть, дабы придать себе окончательное сходство с отцом и учителем, но выходило плохо: бледная кожа никак не желала реагировать на прикосновение теплых майских лучей – добро еще, что не обгорала. Гортхауэр по сему поводу бесился, но как-то вяло, дежурно, что наводило на мысли о том, что это не первая, не сто первая и даже не пятисотая попытка. Финрод только непонимающе встряхивал ушами, проходя мимо – видимо, полагал подобное занятие лишенным всякого смысла. Ну, хотя если в вашем распоряжении – вечность… Да и к тому же, однажды Майя обмолвился, что в подобном расслабленном состоянии очень хорошо писать стихи. Государь Фелагунд, как большинство эльфов, был весьма неравнодушен к поэзии, поэтому поразмыслив немного… Стоит ли говорить, что вскоре рядом с первым гамаком в парке появился еще один? Как это обычно и происходит, с одной-единственной строчки родилась рифма, с рифмы – строфа, а потом вдруг Финрод внезапно понял, что просто обязан написать дальше. Благо идея уже давно не давала покоя разуму своего носителя, к тому же была совершенно новой. Прожив в Тол-ин-Гаурхоте пару сотен лет, он уяснил достаточно о Черном Майя и его Учителе, об истинных причинах многих событий в истории Сумрачных земель… во многое из того верилось с трудом, и если бы не близкое знакомство с Гортхауэром, то, возможно, Финрод, подобно большинству, продолжал бы считать Валу-Отступника и его ученика воплощением зла и собранием всех мыслимых пороков. А тут…

Финрод уже представлял себе, что это будет за произведение. Вначале он планировал сочинить длинную балладу о затянувшейся на тысячелетия игре Великих, в которой изначальным замыслом были распределены роли для героев и злодеев. Началом своим баллада восходила к Началу времен, когда Предвечную Пустоту огласили первые аккорды Песни Айнур. Успев исчеркать каллиграфическим тэнгваром пару листов неизвестного, напоминающего тонкую плотную белоснежную кожу материала, найденного в обширных запасах Тол-ин-Гаурхотской библиотеки, эльф неожиданно и запоздало осознал – не то! Первый вариант баллады отправился в пылающий камин, вскоре за ним последовал второй и третий. Финрод злился, отмалчивался, когда Гортхауэр пытался с ним заговорить, и чуть что – запирался в библиотеке, несмотря на майское солнце. На ландыши и соловьев ему вдруг как-то резко стало плевать. Государь Фелагунд понял, что даже самая совершенная баллада не сможет передать того, что должен ощутить слушатель: такую идею просто нельзя было превращать в положенную на музыку легенду. Он хотел, чтобы действие разворачивалось на глазах зрителей, делая их свидетелями событий, которые не мог узреть никто из ныне живущих, чтобы облаченные в соответствующие одежды певцы представляли героев повествования, чтобы каждый играл свою роль – подобно тому, как некогда воплотившиеся Айнур стали персонажами великой игры в Свет и Тьму на огромной сцене, имя которой – Арда. И, в очередной раз решительно отправив в камин все плоды предыдущих трудов, Финрод сел писать. Он сочинял оперу, даже не подозревая о существовании театра, он прописывал роли, не зная, что так делают авторы пьес – просто стихотворные строки сами летели из-под пера, ручейки арий сливались в полноводную беспокойную реку будущей оперы. Музыка тоже родилась сама – неизвестно почему автор взял для арий Черного Валы резкий, рубленый, но в то же время звенящий ритм песен Тинувиэль из Дориата, а для партий Короля Мира использовал размеренные и отточенные до последней ноты мелодии Даэрона. Эльф был так горд, что даже начал вновь выползать в парк, где подолгу валялся в гамаке, сочиняя новые и новые строки. Гортхауэру он своего творения пока что не показывал, а чтобы избежать расспросов, принимал вид прежнего беззаботного раздолбая, любящего время от времени перекинуться с соседом парой ленивых фраз, лежа на солнышке.

Как-то раз, обдумывая образ таирни для своей оперы, Финрод поинтересовался:

– Гортхауэр… А почему твои э-э…подданные называют тебя хозяином? Почему не государем, не повелителем, а?

Майя хмыкнул:

– Подданные? Это ты, брат, загнул… У меня нет подданных, Инголдо. Для живущих в этих землях иртха я, скорее, дух этих мест, нежели правитель. А повелевать ими… хм. Знаешь, мне приходилось слышать о том, как орков называют рабами Черного Властелина. Властелина я, пожалуй, пропущу, это не столь интересно, а вот насчет рабов… Тот, кто изобрел подобное определение для орков, не имел о них ни малейшего представления. Знал бы ты, Инголдо, насколько это гордый народ… каждый из них скорее согласится умереть, чем стать на колени.

– И все же, – возразил Финрод, морща в задумчивости высокий лоб. – Они прислуживают тебе, готовят пищу, убирают в доме и охраняют твою жизнь. И, несмотря на всю свою гордость, величают тебя хозяином.

Майя приподнялся на локте и иронично взвел бровь, глядя на друга:

– Знаешь, чем прислужник отличается от раба, родной? Слуга – это тот, кто делает чужую работу, получая за это от нанимателя еду, кров и плату, вот так. Это точно такое же занятие, как ремесло торговца или ювелира, и я не вижу никаких причин считать его унизительным или позорным. А насчет хозяина… если ты не обратил внимания, так ко мне обращаются лишь слуги и охрана. Кто же станет спорить: ну да, для них я – хозяин Тол-ин-Гаурхота!

Финрод поразмыслил над этими словами и что-то черкнул на мятом клочке того самого белоснежного пергамента. А Гортхауэр неожиданно тепло улыбнулся своим мыслям и, ни к кому не обращаясь, тихо заговорил:

– Я многим обязан Ночному народу. Слишком многим, чтобы за это можно было бы отплатить столь скудным добром, как это – он обвел жестом замок. – Что, в конце концов, значит спокойная жизнь одного-единственного клана, когда в Сумрачных землях орков преследуют даже не как врагов – их травят точно диких зверей. А я… Не знаю, может быть, я просто привык к ним, но… поверь мне, этот народ воистину удивителен, и достоин лучшего. Весь народ, а не одно племя, понимаешь? Однажды, когда-нибудь, Инголдо, я осуществлю одну из своих идей. Ты спросил, отчего иртха не зовут меня государем? Потому что я не хочу им быть, Инголдо…и никогда не хотел. И лишь в одном случае я соглашусь принять эту роль. Это произойдет там, где под солнцем и звездами будет основано первое государство иртха, страна, где они смогут жить без врагов – только орки и никаких тебе Эдайн, Эльдар и тангаров. Эльдар и Эдайн называют Детьми Эру, тангаров – творениями Ауле. Появление же иртха – неожиданность даже для меня, бывшего свидетелем Предначальной Эпохи, более того, Тано тоже неведома тайна их происхождения. Их считают плодами злобных чар… ну, сам понимаешь – чьих… их объявили врагами всего живого, злобными и тупыми тварями, им приписывают бессмысленную жестокость и чудовищные зверства. Но разве хоть кто-то относился к ним как к равным? Разве хоть кто-то приходил к ним не с огнем и мечом, а как гость? Согласись, что у них есть все основания ненавидеть чужаков. И никто не позаботится о них, кроме меня, ибо вряд ли кто-то в Сумеречных землях знает об орках больше, нежели ваш покорный слуга. А ведомо мне достаточно. В самый раз, для того, чтобы понять: этот гордый и поистине великий народ заслужил иметь свою землю и свою родину – и пусть это даже станет последним из того, что мне суждено успеть в Арте…

За окном лил дождь. Был он по-весеннему теплым, но по вечерам поднимался неизвестно откуда взявшийся ветер, холодало, и приветливый доселе парк превращался в жуткое поле боя водной и воздушной стихий. В такую погоду уже известный зал с камином снова становился поистине незаменим, и друзья перебирались туда, прихватив доску для АэнАрды и пару бутылочек «Пламени Творения» из бесконечных хозяйских запасов. Вновь гудело пламя, трещали сосновые поленья в очаге, и невольно вспоминалась зима. Увлеченный своим проектом Фелагунд сделался рассеян, он беспрестанно проигрывал партию за партией, то и дело хватался за пергамент и писал, правил, зачеркивал с остервенением уже готовое и писал заново. Гортхауэр тихонько посмеивался над ним, делая вид, что ему совершенно безразлично, над чем именно трудится сейчас его друг. Майя отлично знал, что все равно станет первым, кому суждено оценить конечный результат.

– Слушай, Тху… – государь Фелагунд явно решил задать вопрос, ответ на который уже давно мучил бывшее величество Нарготронда. – А у орков женщины есть?

Черный Майя вытаращил и без того большие глаза:

– Ну ты даешь, Инголдо! Есть, конечно… Что ж они, по-твоему, почкованием на свет появляются?

– А почему же я до сих пор ни одной не видел? – не отставал Финрод – У тебя же в замке орков полно…

– Потому и не видел, что их тут нет, – наставительно заметил Гортхауэр. – Орки своих женщин надежно прячут от чужих и не в меру любопытных глаз.

– Почему? – не понял Финрод.

– Потому что их у них очень мало, – терпеливо пояснил Майя. – Вот у тангаров, к примеру, каждый третий ребенок – девочка. А у этих – только каждый десятый, вот так. Неудивительно, что ими так дорожат!

Эльф потер высокий лоб.

– Слушай, а как же…

– А так: меж собой дерутся за спутницу, понял? – даже не дослушав вопроса, ответил Гортхауэр. – Ну… не насмерть, конечно…

Финрод поджал губы.

– Вот дикий народ! Ну надо же… А все-таки жаль, интересно бы орчиху увидеть.

Его друг крепко задумался.

– Хм…. Где ж я тебе, брат, ее… О, стоп! – просиял парень – У меня есть идея… Гуфхат!!!

На пороге тотчас же возник стражник.

– Да, хозяин?

Держа руки в карманах джинсов, Гортхауэр вразвалочку подошел к косоглазому орку в добром доспехе и с й’тангом у пояса:

– А скажи-ка ты мне неграмотному, братец, скоро ль Сулху-ар-бан?

– Дык известно когда! – хохотнул тот, показав желтоватые клыки – В мае на последней седмице.

Гортхауэр кивнул, соображая.

– Спасибо, родной, выручил. М-м… слушай, ты ведь с караула нынче сменяешься? В стойбище придешь, будь другом, передай Муфхар-иргиту, что я хотел его видеть… Не забудешь?

– Как можно, хозяин! – даже обиделся страж. – Сегодня же передам, как велели…

– Ну, ступай тогда.

– Слушаюсь!

На следующую ночь, когда друзья играли пятнадцатую по счету партию в осточертевшую обоим АэнАрду, в дверь постучали.

– Да-да? – Майя лениво приподнял изящную черную бровь. Встревоженный Финрод дернул острым ухом.

– Уважаемый Муфхар-иргит приветствует Гортхара-сама у порога его жилища! – сообщили из-за двери.

– Ой! – Гортхауэр подпрыгнул в кресле, – Зови скорее!

Он в бешеном темпе принялся запихивать ногой под стол пустые винные бутылки: Финрод за этой суетой даже взглядом не поспевал. Едва таирни успел до полу одернуть скатерть, дабы скрыть следы былого веселья на полу, резные створки мореного дуба торжественно открылись, и в залу, опираясь на посох, вошел старый орк в белых одеждах. Витой пояс его украшал цельный волчий хвост рыже-коричневого цвета.

– Мир тебе, о, Великий! – с достоинством поклонился старец.

– Муфхар-сама, мое почтение! – Черный Властелин ответил поклоном, сложив ладони перед грудью, и стянул на пол две подушки. Муфхар-иргит опустился на одну из них, поджав ноги. Гортхауэр уселся напротив в такой же позе. Фелагунд ничего не понял, но на всякий случай тоже перебрался на пол. И тотчас же пожалел – ноги от непривычного сидения мгновенно устали и начали гудеть.

Легко и непринужденно Гортхауэр заговорил с гостем. Увы! Тщетно Финрод топорщил чуткие заостренные уши: беседа происходила на незнакомом наречии – теперь он не понимал ни слова. Сообразил он только, что «иргит», кажется, означает нечто среднее между магом, мудрецом и старейшиной, а также уловил уже знакомое слово «Сулху-ар-бан» – кажется, Тху говорил именно так? В остальном же смысл речей остался тайной, однако, за время недолгой беседы эльфу показалось, что старый орк с каким-то особенным интересом посмотрел на него, но тотчас отвел взор глубоко посаженных глаз.

Окончив разговор, собеседники поклонились друг другу все тем же странным манером, встали (Финрод обзавидовался, насколько легко его друг вернулся в вертикальное положение), попрощались, и орк ушел. Финрод еле дождался, пока резные двери закрылись за ним.

– Ну, о чем вы говорили? – немедленно начал расспрашивать он друга. Но тот сделал загадочное лицо и, подняв вверх указательный палец, сообщил только:

– Это – секрет!

– Тху, хорош издеваться! – нетерпеливо дернул ухом бывший государь Нарготорода. Он и сам не мог объяснить, отчего его настолько раздражает эта дурацкая фраза и сопровождающая ее таинственная ухмылка. Но к счастью, Черный Майя не имел привычки впадать надолго в этот имидж.

– А я и не издеваюсь. Будет тебе Сулху-ар-бан!

За две недели до обещанного праздника эльф буквально извелся. И ладно, если бы только сам – Гортхауэра он достал так, что бедняга Сотворенный, не зная, куда деться от страдающего бездельем друга, сунул ему самоучитель иртха’ин-кхур и мрачно пообещал через неделю прийти и проверить уровень знания «великого и могучего». Но мерзавец Фелагунд, помимо прочих дарований, обладал еще и исключительными способностями к изучению иностранных языков. Оккупировав хозяйскую библиотеку, он закрылся там, и до поздней ночи шуршал какими-то пергаментами и скрипел пером. По прошествии четырех дней затворник вылез на свет с невыспавшимся, помятым, но счастливым лицом прилежного ученика. Первым, что услышал в то утро Гортхауэр, была поэма «О Рраугнуре Лунном волке и Великом Духе Севера» на языке оригинала. Одним словом, скучать в ожидании праздника не пришлось никому, и вот этот день настал.

Едва свечерело, за ними зашел Гуфхат, тот самый стражник, у которого «хозяин» расспрашивал о сроках проведения Сулху-ар-бана. Гортхауэру собраться было – только подпоясаться: он сменил туфли на высокие сапоги с пряжками, накинул поверх рубашки черную кожаную куртку в жутких металлических заклепках и слегка причесался. Фелагунд же копался долго, и, в основном, в соседней комнате. Слышался звук хлопающих дверок шкафа, скрип петель, какой-то звон. Наконец, он вышел, неся с собою что-то, завернутое в полу знаменитого фиолетового плаща.