Текст книги "Байки Чёрного Майя (СИ)"

Автор книги: Къелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Бедный парень поперхнулся содержимым своей чашки и теперь, мучительно кашляя, во все глаза таращился на Мелькора, ухитрившегося прочитать все его немудреные мысли. Лютиэн принялась заботливо хлопать любимого по спине, а Вала укоризненно покачал головой:

– Ай, ну что же вы так… Я ведь предупреждал, что горячо.

Встретив затравленный взгляд двух пар глаз, Вала улыбнулся как можно мягче.

– Право же, вам не стоит меня опасаться. Вы вдвоем прошли столько опасностей, и избежали стольких бед, что хватило бы на десяток-другой героических баллад. А я – наименее опасное из того, что могло встретиться вам по дороге, уж поверьте аборигену! Твари здесь водятся весьма и весьма… необычные. Но во всяком случае, в моем доме вам ничто не угрожает.

И будто бы в подтверждение слов хозяина огромный черный волчище прошел под столом и положил тяжелую лобастую голову на колени юноши.

– Вот и Каргарот не даст солгать… – кивнул Вала. – Он у меня к чужим редко подходит, да и то лишь затем, чтобы взять за горло. А вы ему понравились…

Поймав заинтересованно-вопросительный взгляд эльфийки, он добавил:

– Да. Погладить можно.

С легкой опаской девичья ладонь провела по лохматой холке зверя, встретилась там с рукой Берена, да так и осталась там, запутавшись в густой и теплой шерсти. Каргарот довольно зажмурился.

– Скажи… – Лютиэн запнулась, подбирая подходящее обращение, – хм… Владыка. Этот волк…он какой-то особенный, да? Я никогда прежде не встречала зверей такого размера.

– И не встретишь впредь. Особенный? Ну, можно и так сказать. Это очень древний зверь, первый волк на земле. Он появился еще в ту далекую пору, когда мы разругались с Йаванной по поводу смерти как таковой. Ну, я думаю, эту историю вы слышали, хотя и в несколько ином изложении. В итоге, каждый из нас, разумеется, остался при своем мнении, а Каргарот с тех пор живет у меня, искренне наслаждаясь доставшимся ему по ошибке даром бессмертия… Но, впрочем довольно обо мне и моих делах. Как затворнику мне весьма любопытно знать, что творится во внешнем мире. Тем более, что сегодня – поистине удивительный день – за моим столом сидит сама Тинувиэль Дориатская, королевна-менестрель.

Девушка покраснела от удовольствия до самых кончиков заостренных ушек, и смущенно улыбаясь, уткнулась в чашку.

– Я немало наслышан о вашем таланте, – продолжал меж тем Мелькор. – Мой Ученик бывал на ваших выступлениях и всякий раз возвращался с блаженным и потерянным взглядом. За ваш автограф, он, я думаю, многое отдал бы…

Задохнувшийся от возмущения Берен только было открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу Черного Майя, но тут его гневная тирада была прервана самым неожиданным образом. Лютиэн печально опустила глаза, пару раз вздохнула, а потом…разрыдалась, да так отчаянно, что даже Каргарот под столом навострил уши и вторя эльфийке, заскулил, задрав морду.

– Да-а… – потянула Лютиэн, всхлипывая. – Только на самом деле мои песни никому не нужны-ы…

– Да что случилось? Успокойтесь, прошу вас… – растерянный Мелькор начал было вставать из-за стола, но Берен успел раньше. Он привлек плачущую возлюбленную к себе и принялся гладить по волосам. Рыдания стали тише.

– Да что случилось-то? – Вала, как заботливая мамаша, протянул гостье носовой платок, налил вина и подвинул бокал поближе к локтю Берена: действуй, мол. Лютиэн вытерла слезы, не глядя взяла из рук парня бокал и в один глоток осушила до дна. Собралась с мыслями.

– Простите… Просто накипело… – произнесла она, моргая покрасневшими глазами. Придворное воспитание брало верх над минутной слабостью. – Просто… О, Эру Всемогущий, как я устала…

– Давай, может, лучше я объясню? – Берен вопросительно коснулся худенького плечика Лютиэн. Та кивнула.

– Видишь ли, Владыка… – начал он, – Лютиэн и вправду очень талантлива, ее стихи музыка и голос бесподобны. Она достойна называться менестрелем, и, возможно, она – единственная, кто заслуживает такой чести. Всю свою жизнь моя любимая мечтала бродить по дорогам с верной лютней в заплечном мешке, стать настоящим бардом и выступать перед владыками Смертных и Бессмертных, платить песней за еду и ночлег, радуя людей звучанием голоса и перезвоном струн. В трактирах и на постоялых дворах, на площадях и в высоких замках – в городах и селениях Сумрачных Земель от пустынного Хитлума до Голубых гор, От снежных вершин Железного Хребта до теплого побережья Бельфаласа… Песней своей заставлять людей смеяться и плакать, радоваться и грустить, мечтать и восхищаться красотой. Но государь Элу Тингол был против избранного дочерью жребия…

– Принцесса не может становиться бардом, – горько усмехнулась Лютиэн. – Принцесса должна жить во дворце, а не в лесной хижине, ей пристали богатые наряды и драгоценные украшения, а вовсе не запыленный дорожный плащ и жемчуг утренней росы в волосах… А еще, потом, когда придет время, принцесса должна стать женою того, на кого падет выбор ее отца. И никого не интересует, что она чувствует при этом, потому что таков ее долг… Меня, например, собирались выдать за Келегорма, сына Феанаро… Его, видите ли, настолько поразила моя красота, тьфу! Можно подумать, что он видел что-то кроме внешности, этой позолоченной скорлупы ореха, до содержимого которого никому нет дела! Мой так называемый будущий супруг даже не спрашивал, чего хотела бы я, чем я живу… что чувствую. И тогда… я ушла из дома. Убежала, как собака, которую хозяин позабыл посадить на цепь. Да, это цепь…самая настоящая…

У Лютиэн вновь опасно заблестели глаза, и Берен поспешил перехватить нить разговора.

– Я не столь знатного рода, и, вполне возможно, что и не самая подходящая пара для королевской дочери. Но первое, что поразило меня, когда я повстречал Лютиэн… там, на концерте – это песня, что подобно дивной птице, парила под сводом могучих сосен. Тогда я впервые увидел Тинувиэль из Дориата, деву-менестреля. Я полюбил ее песни, и лишь потом – ее облик. Вместе мы бродили по лесам, ночевали у одного костра, и тогда я еще не знал, что моя соловушка – королевская дочь. А когда, осмелев, я пришел к государю Тинголу просить руки Лютиэн, то он… он отправил меня за Сильмариллом, что должен был стать свадебным выкупом за его единственную дочь…

Только в этот момент увлекшийся воспоминаниями Берен сообразил, что он только что сказал, а главное – кому! Парня прошиб холодный пот, он испуганно замолк, следя за выражением лица Валы. Изначальный и бровью не повел, только тяжело вздохнул и подпер рукой подбородок, задумчиво изучая узоры на потолке комнаты. Берен и Лютиен сидели, не шевелясь.

– Прежде, чем я отвечу… – голос Черного Валы звучал тускло и буднично, – Ответьте сначала вы. Звездный Камень – это единственная цель вашего визита? Если вы ответите утвердительно, я нисколько не буду удивлен…

– Нет! – хором вскричали Берен и Лютиэн.

– Нам не нужен этот камень – твердым и спокойным произнесла дева-менестрель, глядя прямо в глаза Изначального. – И я не собираюсь возвращаться домой, в эту золоченую клетку. Разве пышный свадебный пир сможет сделать ближе друг другу тех, чей союз скреплен светом звезд, песней свежего ветра, шелестом тростника и журчанием весенних ручьев? Разве высокие своды королевского дворца способны заменить воздух свободы?

Глаза эльфийки сияли как две сапфировых звездочки, она говорила, распаляясь все больше, и Берен невольно залюбовался, сейчас его любимая была еще прекраснее, чем обычно. А Лютиэн тонула в радужных нечеловеческих зрачках Изначального, бездонных, точно просторы Вселенной. И слова, которые она всю свою жизнь училась сплетать в летящие рифмованные строки, оттачивая до остроты клинка, вдруг показались ненужными и тяжеловесными, как камни.

– Звучит замечательно, – кивнул Вала. – Но обзавестись домом вам рано или поздно все равно придется…Лютиэн, ты меня слышишь?

Девушке показалось, что минула целая вечность, хотя на самом деле прошло не более двух минут.

– Лютиэн, ты слушаешь меня? Я не призываю вас поселиться в Дориате, но вернуться туда нужно. Твоей маме Мелиан было бы очень грустно думать, что ее единственная дочь, позабыв обо всем на свете, убежала из дома и без вести сгинула в дальних диких землях…

– А для того, чтобы вернуться в Дориат, нужен Сильмарилл… – сокрушенно вздохнул Берен, подводя итог словам Владыки Севера.

Взгляд Мелькора потемнел, сделался пуст и печален. Какое-то время он просто сидел, опустив голову, потом грустно оглядел притихшую молодежь, после чего решительно поднялся из-за стола и исчез за тяжелой портьерой.

Отсутствовал хозяин дома недолго, не более трех минут, но гостям показалось, что остановившееся время свернулось в кольцо. Когда Изначальный вновь появился в комнате, парень и девушка глазам своим не поверили – обтянутые черным шелком перчаток руки держали острозубый железный венец, в котором, точно глаза чудовища, хищно горели три камня.

– Сильмариллы… – глухо вымолвил Изначальный, опускаясь в кресло. Венец расположился на столе рядом со своим хозяином – между заварочным чайником и витой серебряной ложечкой. – Тьма Изначальная, если бы кто знал, что это за чудовищная враждебная мощь… Из-за этих глупых стекляшек было пролито столько крови, что ее с лихвой хватило бы на то, чтоб наполнить небольшой пруд. Это…это язва, это заноза, незаживающая рана в плоти Арды… Мертвые лучи. Не-свет…

– Я дал обещание Тинголу – твердым голосом сказал Берен. – А значит, я должен принести ему один из них, сколь бы опасно это ни было.

– Должен, – передразнил его Мелькор и в досаде хлопнул ладонью по столешнице, – Тьма Изначальная, почему…Почему каждый, кто имел хоть какое-то отношение к этим камням, рано или поздно решал, что он должен обладать ими? Эта вещь не просто опасна, она смертельно опасна! Она сводит с ума и Эдайн, и Эльдар, именно поэтому я вынужден держать Сильмариллы при себе – здесь, в глуши они никому не смогут причинить вреда…

– Вреда? Какого вреда? – подала голос Лютиэн, недоуменно встопорщив острые ушки, отчего все колокольчики и бусинки издали переливчатый звон.

– Феанорингов видела? – коротко поинтересовался Вала. – Понравилось? Так вот, – он ядовито усмехнулся, – они тоже дали клятву!

Тут он каким-то особенным образом резко встряхнул венец, держатели оправ разомкнулись и три бриллианта, каждый размером с девичий кулак, со стуком запрыгали по черной лаковой поверхности стола.

– Они поклялись жизнью, что камни вновь будут принадлежать им…Воистину, Ярое пламя даже и представить не мог, что за вещь он создал в своей лаборатории…

Упоминание о Феанорингах привело Берена в состояние плохо управляемой ярости. Юноша и сам не понял, отчего его вдруг охватило столь сильное желание сжать в руке Звездный камень, только чтобы он не достался им…

– Я тоже поклялся, – горячо воскликнул он, сверкая глазами, – Я дал слово, и руку на отсечение даю, что найду способ его сдержать!

– Берен, нет! – испуганно взвизгнула Лютиэн, вцепившись в отворот кожаного жилета любимого. Вала зажмурился, голова его дернулась, точно от удара. В ту же секунду пальцы юноши случайно задели старый шрам на могучей шее Каргарота, и обезумевший от боли зверь прыгнул на своего невольного обидчика раньше, чем кто-либо из присутствующих в комнате, успел пошевелиться. Замершая с расширенными от ужаса зрачками Лютиэн беспомощно созерцала опрокинутое кресло, и человека в нем, погребенного под тушей древнего волка. Первым успел Мелькор. Он выпрямился во весь рост, резко выбрасывая вперед правую руку, в глазах полыхнула Сила пламени творения. Каргарот, точно схваченный неведомой рукой, жалобно скуля, отлетел прочь. Черные рукава плеснули в воздухе, обтянутая перчаткой ладонь описала стремительную дугу снизу вверх, и раненый, каким-то неведомым чудом приняв вертикальное положение, плавно опустился во вновь стоящее на прежнем месте кресло. В единый миг Мелькор оказался рядом, его глаза, состоящие, казалось, из одних лишь зрачков впились в мутные от боли глаза человека. Раскрытая ладонь зависла над искалеченной рукой Берена, снимая боль, останавливая фонтан бьющей крови, сращивая сухожилия. Рана заживала прямо на глазах. Вскоре взгляд юноши вновь стал осмысленным, точно его покинула застилающая сознание кровавая пелена.

Покрытое шрамами лицо Изначального оказалось совсем близко.

– Идиот… – выдохнул он. – Что ты наделал! Ты так и не понял того, что я всеми силами пытался сказать тебе… А я… я просто не успел.

Лютиэн бросилась к любимому, захлопотала вокруг него как наседка – над своим птенцом, а Вала умолк, сгорбившись и опустив голову, точно на его широкие плечи внезапно лег невидимый, но тяжкий груз. Седые пряди скрыли лицо. А когда он заговорил вновь, голос его был глухим и полным боли:

– Эти камни заставляют давать невыполнимые обещания и страшные клятвы, а сила их огромна… Тот, кто поклялся добыть их ценою собственной жизни – погибнет в погоне за целью. Тот, кто в запальчивости крикнул «будь я проклят, если не выполню обета!» – обретет проклятие надо всем своим родом… Берегитесь неосторожных слов… Это не просто слова…

– Эру Всемогущий… – дочь Тингола не в силах отвести глаз, с ужасом смотрела на сияющую россыпь бриллиантов на черной поверхности стола.

– Ты, мальчик, можешь считать себя счастливчиком… – продолжал меж тем Мелькор. – Ты лишился руки. А мог бы потерять что угодно: жизнь, любовь, душу, родных… Любое из тех понятий, которыми так любят клясться люди. В зависимости от упомянутого тобою.

В комнате воцарилась горькая, звенящая тишина, нарушаемая лишь жалобным поскуливанием Каргарота. Берен, еще не до конца осознав произошедшее, сидел, уставившись на лишенную кисти правую руку, Лютиэн, обхватив его плечи, со страхом и мольбой смотрела на Мелькора, словно еще надеялась – что-то можно исправить. Но увидев выражение изборожденного шрамами лица, поняла – поздно.

– Эти камни могли достаться вам просто так. Совершенно бесплатно. Но судьба распорядилась иначе, ты сам назвал цену, мальчик… – Изначальный закрыл лицо ладонью опертой о стол руки. – Я устал бороться с этой Силой…Тьма Изначальная, как же я устал… Забирайте. Забирайте все. Теперь – можно… – криво усмехнулся он, но не злорадство, а боль и усталость были в этой усмешке. Берен перевел недоверчивый, вопросительный взгляд со страшных камней на Валу. Тот кивнул: «бери смело».

– Нет! – неожиданно твердо возразила Лютиэн, отбрасывая со лба прядь черных волос. – Нет, Ступающий-во-Тьме… Теперь я понимаю, почему ты отнял Звездные Камни у Феанора, почему вправил их в свой венец. Сколь, должно быть, тяжела твоя ноша… – эльфийка грустно покачала головой. – Чтобы облегчить ее, мы возьмем один. Как и просили.

Тонкие пальцы потянулись к камням, розовато просвечивая в исходящих от Сильмариллов лучах, загрубевшие от струн подушечки коснулись отполированных граней.

– Это бремя – и вправду не для Смертных… – ладонь эльфийки чуть дрогнула, принимая проклятую драгоценность. – Оно тяжело даже для меня, наполовину Майя. Благодарю тебя, о, Владыка Севера, Ступающий-в-Ночи, за мудрость и истину, скрытую доселе за пеленою мрака… – и дочь Тингола почтительно склонила голову.

– Благодарю тебя, Владыка… – эхом откликнулся Берен. – Что ж! Видно, свет этих камней и вправду приносит одни лишь несчастья. Из-за них я остался без руки, но это – мелочи. Из-за этих дурацких стекляшек погиб мой друг, государь Финрод Фелагунд… – юноша запрокинул лицо, чтобы не дать каплям соленой влаги скатиться из глаз.

Вала отвел взгляд, точно слова Берена заставили его испытать неловкость или чувство вины. Это не укрылось от сына Барахира, и он, наконец, решился:

– Скажи, о, Владыка, молю – ответь мне! До сегодняшнего дня я считал тебя воплощением зла, темным врагом всего живого, повелителем боли и кошмаров, но теперь… Я уже не знаю, чему верить: быть может, то, что открылось мне сегодня – всего лишь навеянное тобой искусное наваждение, но я… я верю, что этот твой облик – он настоящий…Не морок, не фальшивка. Но чем крепче эта уверенность, тем меньше я понимаю во всей этой истории.

– И я, если честно, тоже, – призналась эльфийка, почесывая кончик острого уха.

Изначальный оценивающе посмотрел на молодежь, казалось, что его терзают сомнения в необходимости молчания. И Берен, уловивший душевные колебания собеседника, не преминул этим состоянием воспользоваться.

– По дороге наш с Финродом маленький отряд попал в засаду в Черных землях и… Не знаю, возможно мы и могли бы тогда отбиться, теперь об этом уже бессмысленно говорить. Государь Финрод держался до последнего, он даже пытался тягаться с самим Сауроном, но… твой ученик жестоко расправился с моим другом и его подданными, меня же самого спасло лишь чудо... Финрод закрыл меня собой от зубов волколака, погиб вместо меня…И теперь, когда я смотрю на тебя, Владыка, я не могу понять, как могло получиться так, что твой ученик оказался жестоким и кровожадным чудовищем? Это он ложью и коварством вынудил Горлима предать своих друзей, это он повинен в смерти моего отца…Но я слышал, с какой теплотой ты говорил о нем, о страхе и ужасе Сумрачных земель, точно о сыне…Неужели он и вправду способен для забавы убить беззащитных пленников? И я не верю. Не верю даже своим ушам. Там, в темнице, когда я сидел и, оплакивая Финрода, покорно ждал своей участи…после того, как рухнули стены и я стал свободен, мне вдруг показалось, будто я слышу голос моего погибшего друга. Ответь, Владыка, ну что же ты молчишь? – в отчаянии голос юноши сорвался в крик.

– Прежде позволь уточнить: на какой именно из заданных вопросов ты желаешь получить ответ? – прищурился Вала. Лютиэн открыла было рот, но не успела издать ни звука:

– Я хочу знать, жив ли Финрод! – воскликнул Берен. – И за это знание, за правду, я…

– Молчи! – резко оборвал его Мелькор. – Тебе мало печального опыта клятв в лучах проклятых Камней?!

Парень осекся на полуслове. «Опыта» у него теперь было предостаточно. Глядя на это, даже неугомонная эльфийка так и не решилась задать свой вопрос. А Мелькор молчал и смотрел в столешницу, явно подбирая слова.

– Если я скажу тебе, что Финрод жив… – наконец вымолвил Вала, пристально глядя на Берена. – Это чем-либо поможет тебе?

Парень замер, не дыша, он весь обратился в слух. Сердце от волнения выпрыгивало из груди: неужели? Неужели правда?

– К сожалению, сообщить больше я не вправе. Он жив и здоров – полагаю, этого будет достаточно для того, чтобы печаль покинула твое сердце. Однако в этой жизни вам вряд ли суждено встретиться вновь.

– Но как же… – начала Лютиэн, однако Вала вовремя пресек очередную порцию вопросов:

– Государь Фелагунд, насколько это стало мне известно, имел самые веские причины на то, чтобы его сочли погибшим… Это был его выбор, а случай лишь помог ему в осуществлении замысла. Не вини ни в чем Фелагунда – это политика, мальчик. И к тому же… – взгляд радужных глаз сверкнул сталью – прости, но игры моего Ученика не касаются Детей Эру. А теперь…

Повинуясь его жесту, молодежь вылезла из-за стола и приблизилась к нему. Изначальный выпрямился во весь рост, и только сейчас стало заметно, насколько он высок: на голову выше даже Берена, а уж эльфийка едва доставала ему до груди. Руки в черных перчатках тяжко легли на плечи влюбленных, и было в этом жесте что-то умиротворяющее, точно Вала-Отступник собой пытался заслонить юношу и девушку от неведомой опасности. И тяжкими раскатами металла, звоном черной бронзы зазвучали его слова:

– Камень ваш. Не бойтесь, от его чар у вас есть надежное и верное средство – это ваша любовь. Она помогла вам преодолеть тысячи лиг пути и сотни опасностей, так пусть же и ныне она защитит вас от жестоких слов и ненавидящих взглядов, от коварства и лжи, от холода и равнодушия. Да хранят вас силы Арты и пламя ваших сердец! А теперь – главное: всего, что вы видели и слышали здесь – не было. Вы поняли меня? Все, что угодно, но правды не должен узнать никто. Вам предстоит нелегкая задача – сочинить более или менее правдоподобную историю о том, как вы вырвали Сильмарилл из Вражьего венца… – на губах Мелькора мелькнула озорная улыбка – Но вот как раз тут я совершенно спокоен: среди вас есть отличный менестрель!

И он подмигнул Тинувиэль из Дориата.

Стылое небо Тол-ин-Гаурхота сочилось осенним туманом, вот-вот готовым превратиться в дождь. Ковер багряно-золотых листьев устилал внутренний двор замка, превращая его в тлеющую жаровню. Листья хрустели под ногами, точно тонкие-претонкие осколки хрусталя, на ветвях и строениях оседала изморось.

В полутемном зале у камина вновь сидели двое. Хозяин и его гость. Среднего возраста Элда, запахнувшийся по самый подбородок в клетчатый плед, грел над чугунной решеткой узкие ладони. На подлокотнике его кресла кроваво-рубиновой каплей поблескивал бокал. На полу перед очагом, скрестив длинные ноги, сидел юноша, почти мальчик, с пронзительно-резкими чертами лица. Его длинные волосы цвета воронова крыла были стянуты на затылке в подобие конского хвоста, а расстегнутая до пояса черная рубашка с засученными рукавами вполне соответствовала занятию: заслоняясь рукой от жара, парень ворошил поленья в камине.

– Вот только что подумал, странная вещь… – эльф прищурился, сосредоточенно разглядывая содержимое бокала на просвет ясного соснового пламени. – Сколько времени Ородрет на престоле – всего и ничего! – а уже все проблемы государства решил. А что? Тинголу фигу скрутил, Феанорингов-стервятников из дворца вышвырнул… молодец. Забавно, ха! Выходит, лучший из него правитель получился, чем из меня…

– Да брось, Инголдо… – поморщился парень, на миг отвернувшись от огня и глядя на друга из-под руки. – Не лучше. Народу он нравится по одной-единственной причине: Ородрет – единственный кровный родственник «того самого Финрода Фелагунда». Ты же у нас личность легендарная, я бы даже сказал – культовая… Образ национального героя…через три поколения это уже не сработает, а пока что – очень даже. Нет-нет! – поспешно отмахнулся он, – я вовсе не хочу ничего оскорбительного сказать про Ородрета: он, действительно, неплох в роли правителя, и совершенно искренне скорбит о твоей трагической гибели в моих застенках. Но насчет примазывания к чужой славе: это ты, Инголдо, уж извини, но так оно и было… – парень широко ухмыльнулся – Это, брат, политика, чтоб ей пусто было. Тебе ли не знать?

Эльф улыбнулся в ответ, но улыбка вышла натянутой, «тронно-парадной», как называл сию гримасу Черный Майя.

– Политика само собой! – фыркнул Финрод. – Я бы вон, к примеру, придя в Сумрачные Земли, может тоже надрывался б на всех перекрестках, что я – внук «того самого Финвэ»…если б помогало…

– Угу… И племянник Феанаро… – немедленно развил тему черноволосый. Финрод скривился.

– А еще – двоюродный брат Келегорма, Куруфина и Карантира! – радостно продолжил Черный Майя, сияя глазами. – Настоящих, «тех самых Феанорингов», которые здесь всех так задолбали…

– Тху!!! – возмущению бывшего владыки Нарготронда не было предела.

– Все-все, уже заткнулся! – с готовностью согласился Гортхауэр. – Это я вообще-то все к тому говорю, чтоб ты, чудо заморское, наконец, вспомнил: тебе в свое время популярностью родственников пользоваться так и не пришлось, сам пришел, сам себе владения отвоевал, сам себе город отстроил. Все сам…

– Угу… Вспомнить бы еще, у кого я владения отвоевал… – возразил нахохлившийся как сова Финрод. – Про Нарготронд вообще молчу… ну да ладно, Ородрет как-нибудь за меня с кредиторами рассчитается. Так что и выходит: один с твоей помощью все метался, метался – и без толку, а другой, безо всяких там усилий р-раз! – и порядок навел. Вот он, талант-то где! А я так…погулять вышел…

Фелагунд грустно опустил губы в бокал с вином. Майя отложил кочергу, перебрался поближе к креслу, в котором страдал депрессией его лучший друг, и, хотя в комнате кроме них не было ни души, ехидно шепнул тому в самое ухо:

– Финарфиныч, а, Финарфиныч… А кто тебе сказал, что он сделал это один? Без помощи? А?

Бедный эльф вином поперхнулся. Запоздалое прозрение, молнией пронзившее его мозг, заставило Финрода во все глаза уставиться на загадочно ухмыляющегося Майя.

– Ты?! – пораженно выдохнул экс-государь Нарготронда. Но Гортхауэр был не так прост, чтобы расколоться сразу. Он сделал вид, что его ужасно интересует внешний вид собственных ногтей. Услышав вопрос, он повернул голову и озадаченно вскинул брови:

– Мэ….мэ… что? А-а… Конечно, нет!

Тон Черного Властелина был настолько деланно-правдив, что Финрод, не удержавшись, расхохотался счастливым детским смехом.

– Тху, ты – гений! Пока я тут винище в три горла дул, да в подушку хныкал, ты, выходит, уже за меня все мои проблемы решил… Ну, не все, конечно… – легкое облачко светлой грусти скользнуло по челу эльфа, но почти тотчас же исчезло. – Стало быть, и Феаноринги нас теперь обходят стороной, и Тингол со своими правами на престол обломался по полной программе…

Внезапно лицо короля побледнело, зрачки расширились от ужаса. Он нервно сглотнул и медленно перевел взор на друга:

– Тингол… О, Эру Всемогущий! Его же… его… Тху, это тоже – твоя работа? Только честно…

– Не, Инголдо, что ты! – отшатнулся Майя. – Нет, этот вариант, честно говоря, в планах даже не проходил. Я сам в шоке, ничуть не меньше твоего. Мы с Тано даже предположить не могли, что у этого Серебристого Плаща окажутся такие загребущие длани. Нагло присвоить чужую вещь, буквально с трупа снятую… О мертвых, конечно – или хорошо, или ничего, но… Я подозреваю, что Наугламир не был его единственным приобретением в славном Нарготронде. Боюсь, бедняга Ородрет недосчитался дюжины-другой серебряных ложек, парочки золоченых безделушек, ну… неважно. Нет, Инголдо. Это не я…

– А кто?

– Не поверишь, Финарфиныч. – проникновенно понизил голос Черный Майя. – Это… тангары. Представь себе…

Терпению Фелагунда подошел конец.

– Тху, хорош издеваться! Я серьезно.

– Ты думаешь, я шучу? – пожал плечами Гортхауэр. – Ничуть не бывало. На самом деле, Элу Тингола погубила его же собственное высокомерие и недальновидность. Лучи Звездного Камня, которым он так мечтал обладать, внушили ему ложные убеждения в неуязвимости и величии собственной персоны. Впрочем, судя по тому, что я слышал о нем ранее, Камень здесь совсем не при чем…

Собеседник в кресле прищурился, вглядываясь в лицо Черного Властелина, но в глазах того не было и тени насмешки.

– Итак, ты утверждаешь, что убийство короля – случайность?

– Этого я не говорил. Нет, Инголдо. Убийство Тингола не случайность, а вполне очевидная закономерность, с такими замашками на престоле долго не задерживаются… Я имел в виду, что я здесь не при чем.

Но убедить Финрода оказалось не так-то просто, как казалось. Отдохнувший от дел государственных и подогретый винными парами мозг бывшего владыки Нарготронда работал с филигранной четкостью, сопоставляя варианты и составляя из тысячи деталей целостную объемную картину.

– Стоп! А Берен? Про руку, якобы откушенную волколаком, я понял. Но у меня вопрос: почему он так вовремя оказался в Дориате в день несчастья? Почему, а?

– Э-эмм… И-инголдо… – черные глаза Майя нехорошо забегали по сторонам, – Ты как, еще выпить не хочешь?

Серебристо-серый взор государя Фелагунда приобрел твердость и остроту стального клинка.

– Гортхауэр, ты мне зубы не заговаривай! Что вы там с отцом пытались провернуть? О чем они с Береном говорили за закрытой дверью, какой услуги он у него потребовал в обмен на Сильмарилл? Отвечай, мать твою! – хрустальный бокал опустился на подлокотник с такой силой, что отломилась ножка. Гортхауэр вздрогнул как от удара и отвернулся.

– У меня не было матери, Инголдо… – еле слышно сказал он. – Никогда. Это во-первых. А во-вторых: беседы Тано и твоего друга касаются только их самих, в крайнем случае – Лютиэн.

На лице Финрода отразилось острое чувство неловкости. Он виновато откашлялся:

– Эм-м… извини, Гортхауэр. Я, кажется, слегка пьян и не слишком слежу за собственной речью… Извини еще раз.

– Да на здоровье! – оскалился в широкой ухмылке Сотворенный. – Кстати, ты погляди, какой огонь!

Друзья уставились в пылающий камин. Сухие сосновые поленья чуть слышно потрескивали, на спилах от температуры выступала душистая смола. Светлая, как слеза, она вскипала в жарких объятиях пламени и истаивала, вспыхивая голубыми язычками.

– Легенды лгут… – ни с того, ни с сего улыбнулся Сотворенный. – Вселенная была рождена не из света. Она появилась из огня… Суть Арты – огонь, обретший форму и питающий теплом все живое на ней…

– Тебе виднее… – согласился Элда.

У камина воцарилось молчание, только слышно было как осенний ветер тоскливо стенает в трубе. В такую погоду сидеть возле жарко натопленного камина и, прихлебывая старое вино, смотреть в огонь было сущим удовольствием. Но только не для этих двоих.

– И все же, – с мягкой настойчивостью нарушил тишину экс-государь Нарготронда. – Ты что-то скрываешь от меня, друг. Это печалит меня…

Майя нехотя поднялся с пола, долго-долго посмотрел в серебристо-серые глаза Фелагунда. Пару раз вздохнул, а потом полез в карман джинсов и извлек оттуда…

– Сволочь ты, величество… – укоризненно заметил Гортхауэр, качая головой. – Хотел сюрприз тебе сделать, да, видно, придется сейчас… У меня для тебя кое-что есть. На уж, держи!

Узкая с длинными пальцами ладонь Майя держала новенький мобильник.

– С-спасибо…

Финрод изо всех сил старался показать, что ничуть не расстроен дурацкой шуткой друга. Но поскольку эльф не слишком хорошо владел собой, то недоумение и разочарование отразились на его лице так явно, что Черный Майя, не выдержав, хихикнул.

– Ты не понял, родной… – палец Гортхауэра постучал по гладкому серому экрану. – Помнишь, однажды ты спросил меня, можно ли позвонить в Валинор?

– Представь себе… – горькая складка в правом углу рта стала еще глубже, точно король вдруг постарел на несколько лет.

– Так вот – улыбнулся Гортхауэр. – Теперь у тебя есть возможность проверить это на практике.

Заметив абсолютное отсутствие понимания, Гортхауэр все-таки снизошел до объяснений:

– Да, мой дотошный остроухий друг, ты меня раскусил. Конечно же, нам с Тано было что скрывать. Берен не просто забрал Наугламир у безутешной вдовы Тингола. С того самого дня, как он и Лютиэн добыли Сильмарилл, в правом кармане его ужасной походно-полевой безрукавки лежала одна очень ценная вещь. Вот ее-то как раз Берен и отдал при расставании своей уплывающей в Заморье теще. Кое-что очень важное… – хитро прищурился Гортхауэр.

– Что… – задохнулся Финрод, боясь верить собственным ушам.

– Я не всесилен, Инголдо… – пожал плечами Сотворенный. – Мне не по силам проломить барьер, что отделяет Сумрачные земли от Заокраинного Запада. Я не владею даром телепортации и не могу мгновенно перемещать предметы и живых существ на сколь угодно дальние расстояния. Но кое на что все-таки способен…Держи.