Текст книги "Интермальчик (СИ)"

Автор книги: Katou Youji

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Эту условную «обнаженку» и привнес в «Моно» Кит. Уже потом я узнал, что несмотря на кажущуюся лютую ненависть к пилону, старший админ по совместительству выступал режиссером-постановщиком почти всех выступлений наших стриптизеров. Но это была только наша внутренняя тайна. Возможно, таким образом, Кит отдавал дань уважения бывшей профессии, из которой пришлось уйти не по своей воле, и не хотел, чтобы об этом особо трепались. Иногда на него что-то находило, и эта эстонская скотина был готов часами по понедельникам, нерабочим дням у нас, репетировать танцы с Ленькой и Тедом, хотя сам, как я уже говорил, почти никогда у нас на глазах не становился к шесту.

Абрамка, в свою очередь, в накладе не остался. В лице Кита он обрел одновременно и администратора, и арт-директора, которому за последнее платить было не надо. Точнее, Абрамка не раз уговаривал Кита вернуться в стриптиз и даже обещал ему выплачивать вторую, полноценную зарплату за работу с Ленькой и Тедом и хотя бы один собственный танец в неделю. Но в процессе обсуждения этого вопроса они взаимно послали друг друга в такие отдаленные ебеня, что возвращаться из них было сложно.

На десятые сутки конфликта Кит молча нарисовался в клубе и приступил к своим обязанностям, а в воскресенье сообщил парням, что ждет их на очередную репетицию.

– Кит, я не буду тебе платить дополнительно, если ты не танцуешь. Теперь это вопрос принципа, – процедил Абрамка, неожиданно заявившийся на тренировку.

– Да сосите вы стороной, Абрам Рубенович, со своими деньгами. У меня тоже принципы, – огрызнулся админ, – и покиньте вон отсюда с вещами помещение. Вы мешаете нашим занятиям.

Абрамка пожевал губами и слинял.

Кит лично подбирал музыку для номеров, увлеченно продумывал каждую деталь костюма-образа, трюки со шмотками, помогал с растяжкой. Он знал много профессиональных движений-связок в танце и мог скрупулезно, по сто раз объяснять, как их делать, пока «подшефные» не врубятся и не выполнят элементы под его строгим контролем в совершенстве. Самое удивительное заключалось в том, что в такие моменты Кит, даже если у кого-то что-то не получалось, ни на кого не орал и не матерился… за исключением меня.

…Меня старший админ учил, конечно, не стриптизу, а самым обычным медлякам. Звучит смешно, но поначалу танцевать с представителями своего пола в медленном ритме оказалось занятием довольно сложным.

– Я приглашаю. Пошли попрыгаем, – протянул мне открытую ладонь Кит на мой второй приход в клуб, после того как ди-джей объявил некий аналог «белого танца». У админа был официальный выходной, потому он вел себя как обычный посетитель. Тогда я узнал, что в «Моно» существуют особые полчаса, когда любой мог пригласить незнакомца, и отвечать отказом было не принято.

Приглашение считалось формальным поводом для новых знакомств и формой взаимной вежливости. Далее, если партнеры приходились не ко двору, то на продолжении общения никто обычно не настаивал, ограничиваясь дежурным «Спасибо за танец». А в крайнем случае, когда новый знакомый не въезжал, что его общество больше неуместно, можно было обратиться к охране, и слишком назойливый клиент попадал в черный список на пару недель. То есть его какое-то время не пускали в клуб.

Правом на один безотказный танец и воспользовался Кит, отнаблюдавший мою в мгновение вытянувшуюся физиономию. Дело заключалось в том, что в первый и второй приход я нехило оторвался под «унцу», не требующую обязательного слишком близкого контакта с другими на танцполе, но конкретно припух, когда увидел, как танцуются эти медляки.

Расстояние между телами в некоторых парах было столь минимальным, а движения столь однозначными, особенно если кто-то поворачивался к партнеру спиной, а его придерживали кистями за бедренные кости, что дорисовать все остальные детали, несмотря на одежду, не составляло никакого труда. Во время этих медленных танцев ладони иногда засовывали в задние карманы джинсов или штанов партнеров, а некоторые при этом, прикрыв глаза, блаженно целовались.

– Слабо? – подначил меня Кит. – Спорим, ты приссышь. Да ладно, я тебя сейчас не ебаться зову. Больно не будет.

Вот это «наслабо» по юности творило со мной зверские вещи, и я, закусив удила и жвачку, рванул доказывать, что мне море по колено. С другой стороны, к страху быть опущенным на танцполе, а именно так я первый раз воспринял эти танцы, теперь начало примешиваться жгучее любопытство – узнать каково это. Чужие, случайные руки на своем теле и одноразовый партнер, найденный за ночь. Влюбляться после того романа с однокурсником я не собирался, а просто хотел получить все, что могла предложить открывшаяся клубная жизнь. Также вел себя и Кит.

Где-то на подкорке в начале знакомства у меня отложилось, что старший админ как-то странновато и совсем по-юношески подкатывает яйца ко мне, но при этом он умудрялся клеить еще с десяток объектов параллельно, поэтому у меня и мысли не было ни о каких-то заморочках с ним. Я по-прежнему воспринимал его лишь как нового приятеля, а манеру поведения – как стандартную для новой среды. Как говорится, чужая душа – потемки, потому я до сих пор не знаю, что на самом деле тогда испытывал ко мне Кит, почему открылся и потащил в свое заведение.

Впрочем, чуть больше повращавшись в клубной тусовке, узнал я и о таком милом сюжете, как «совратить натурала». Суть заключалась в том, что частенько кто-то из наших на спор или в силу собственной говенной природы заводил отношения с гетеросексуалами, а потом постепенно приводил человечка в наше болото. Это так и называлось – «столкнуть, опедерасить».

Как только новый партнер переставал отличаться от всей остальной компании по манере поведения и больше не шугался того, в каком кругу оказался, африканская страсть тут же пропадала, а помидоры увядали. Начинались поиски очередного, нового натурала. Бывший человечек либо навсегда выпадал из нашей тусовки, либо становился ее загнобленной частью и признавал для себя свою би – или гомосексуальность.

Оговорка с Китом заключалась в том, что никакого романа у нас не было. Мы очень быстро, словно по взаимному наитию, поняли, что нам гораздо выгоднее иметь хорошие деловые и дружеские отношения, чем стать неудачными любовниками на пару месяцев, а потом разбежаться. Но произошло это, конечно, не в один день, и какое-то время мы даже флиртовали.

В общем, тогда, на мой второй приход в клуб, я решил про себя, что Кит не самый худший вариант для дебюта с медляками. Тем более что, хотя я и пялился, как уже честно признался, на его тело, оно почему-то не производило на меня впечатления священной коровы, к которой нельзя прикасаться. Впрочем, волнение отчасти все же присутствовало. По-хорошему, админ должен был стать третьим в моей жизни человеком, который бы прикасался к моему телу столь интимно. На танцполе я остановился на пионерском расстоянии в три шага от Кита и замер по стойке «смирно» соляным столбом. Что делать дальше, я как бы представлял, но все-таки не решался.

– Ты б еще к Китайской стене отполз, – осклабился Кит, подходя вплотную и притягивая меня правой рукой к себе за талию с такой силой, так что мы чуть не сшиблись лбами и тем, что по рифме находится несколько ниже. – Ты дама. Я веду. Поехали.

И, конечно, в тот раз мы никуда не поехали. Я путался в ногах и в движениях, не попадал в ритм и все время норовил «вести» вместо Кита, из-за чего тот психовал и велел то полностью расслабить тело, то смотреть под ласты, которые я отступал ему до колен.

– Блять, ну что ты скачешь?! Ты, что, буквально мои слова воспринял? Разворот сейчас… я делаю. Я, Слав, делаю, а ты … еб твою, да не топчись ты по ботинкам, – злобно раздавал «цу»Кит под мои тщетные попытки подстроиться под него. – Ты танцевать вообще умеешь? Ты хоть раз это с бабой делал?

А остальные посетители нервно озирались и пытались свалить подальше от неумелой парочки, которую, как неуклюжего медведя-шатуна, разбуженного зимой, несло неожиданно то вправо, то влево.

Потом стало получаться лучше. Особенно, после тренировок и когда эстонец милостиво позволял «вести» себя в качестве моей дамы. Кит поднашустрился выкидывать такие коленца и па, что посмотреть на нас собиралось, как минимум, полклуба и нам даже освобождали пространство. Со временем танец чем-то похожих внешне админов по выходным, в которые мы любили работать в одной смене, стал новой, особой фишкой «Моно», почти, можно сказать, мини-выступлением между двумя стрип-номерами. Из-за него-то и поползли слушки, что у нас с Китом что-то было. Дошли они и до Абрамки, который вызвал нас на ковер… и приказал так танцевать и впредь.

– Развели тут, понимаешь, семейственность. Да какой у вас роман? Пиздеж и наглая провокация. Если вы спите друг с другом, я пойду, нахрен, в окно выброшусь. Устроили мне тут шоу паяцев, – беззлобно бухтел хозяин, – вот и будете теперь мне толпу развлекать. Это приказ.

– Абрам Рубенович, если в окно – то Вам туда, только оно на первом этаже, – также беззлобно ощерился Кит, – а зарплату нам прибавите?

– Да. Идите оба в жопу.

– В вашу?

– Кит, не делай ртом «ля-ля», а то я сейчас быстро найду ему применение. Не дорос еще до моей жопы. Пшли отсюда оба, пока я не передумал.

Вот после одного такого танца, а потом утреннего стриптиза какого-то из парней и за пару недель ситуации с долгом, как раз в тот момент, когда вырубили прожекторы, ко мне и подвалил Свен. Кит проводил меня долгим, пристальным взглядом и выразительно хмыкнул, отчаливая в пространство.

Неожиданно темноволосый, с ухоженной стрижкой финн был на полголовы выше меня и поначалу вел себя крайне прилично. Его выдавал лишь чуть заметный, но необычный акцент. Если бы я только знал тогда, что сии навыки не являются достижением трех лет ведения бизнеса в России, а скорее, он обязан ими последней русской жене, от которой прижил двоих детей. Еще четверо имелось от предыдущих трех браков.

– Я смотрел на вас весь вечер. Конечно, я знаю, что «белый танец» уже давно закончен, и вас есть… – финн долго подбирал нужное слово, – друг. Но могу я вас угостить чем-то?

– Он не совсем френд, – улыбнулся я, – мы просто работаем вместе. Может быть, проще будет говорить на английском?

– А вы его знаете? – удивился новый знакомый. – Вы не хотите пройти на воздух?

– Да. Только у меня закончились сигареты.

– У меня есть. Настоящие, американские. Я сам привез их с хорошей местной фабрики после турнира. Не та… дерьмо, что продается у вас в ларьках.

– Вот видите, у вас ошибка в речи. Турнира?

– Да. Я вожу машины на скорость. Я гонщик, теперь ошибки нет?

– Нет.

– Вы еще долго работаете? Могу я набраться еще большей наглости и пригласить вас на завтрак?

– Да.

После окончания смены я метнулся к старшему админу и вкратце обсказал ситуацию, а также тонко намекнул, что поеду утром домой один и меня не стоит дожидаться. Кит брезгливо передернул плечами, вякнул, что это «мои личные половые трудности», и почему-то очень обиделся. Уже на выходе он все-таки окликнул меня:

– Ну это… В общем так, конечно, не делают. Не будь скотом, хоть расскажи потом, как все прошло. Видел же я, что он на тебя пялится. Только будь осторожен на всяк. Мою мобилу помнишь. Все бывает, на «Е» бывают. И в койку прыгать не торопись. Тут не одним съемом на ночь может обойтись. А гораздо большим. Деньги-то у него полюбасу есть, и хорошие. Эх, и что я его раньше не заприметил, «форика» твоего.

Короче, когда вырубались прожекторы, то происходило много чего интересного. На сегодня же моя задача сводилась к тому, чтобы долететь до кого-нибудь из наших и предупредить, что Абрамка в зале. Эту тему, по ходу бревна, не прорехал никто, кроме меня. А Кит, как назло, не брал трубку.

Глава одиннадцатая. Товарищ главнокомандующий.

То, что произошло дальше в эту сказочную ночь, в социальных науках именуется «коллективный разум», а в финансовом и уголовном праве трактуется как предварительный сговор лиц и сопровождается соответствующей статьей. Впрочем, всем нам – сотрудникам клуба – было, как в еврейском анекдоте про Сару и свадебное платье, без разницы что делать, только бы отвести от себя гнев Абрамки. В итоге жертвой вакханалии, стартонувшей с неудачной пьянки Леньки, пал… ни к чему не причастный охранник Владик, а сам стриптизер под наш с Китом зубовный скрежет даже умудрился обделаться крупной премией как передовик производства.

На автопилоте, под змеиным немигающим взглядом хозяина, я поймал труселя танцовщика, засунул их в карман штанов (Господи, если бы я только знал, чем мне впоследствии обернется сей незатейливый жест!) и, как только вырубился свет, рванул к новичку-официанту. Этот идиот, естественно, вместо того, чтобы обозревать зал и первым приметить высокого гостя, пялился на сцену.

Я успел только добежать до официанта и суфлерским шепотом выпалить, что «хозяин здесь, передай другим», когда меня настиг контрольный звонок Абрамки:

– И не вздумай, Слав. Быстро ко мне! – скомандовал владелец в трубку.

В процессе бега я развернулся на сто восемьдесят градусов и обреченно потрусил на расправу.

– Пей. До дна, – коротко приказал Абрамка, наливая две стопки и протягивая одну, полную до краев, когда я в спешном порядке нарисовался перед ним.

Мы чокнулись, и я проглотил маслянистую жидкость, тут же ободравшую горло (видимо, коньяк был с левой нарезкой), а вместе с ней и язык. Повело неподетски, учитывая, что выпивка легла на благодатную почву из коктейлей, которыми я успел угоститься в баре. Абрамка разлил еще по одной, кивнул на вытворяющего чудеса эквилибристики на коленях у посетителя Кита, потом на Владика, который уже менялся пиджаками с одним из бандитов, и поинтересовался:

– Давно так хорошо сидим?

От второй стопки язык отодрался от нижнего неба, но сам собой понес хреноту:

– Абрам Рубенович, это не то, что вы подумали… – начал я кретинскую фразу, которой еще ничего и никому не удавалось в этой жизни объяснить.

– Да ты что, Славочка, – резко оборвал меня стервенеющий на глазах Абрамка, – старший админ на смене, полуголый, как обезьяна (а на Ките в этот момент действительно были только белые джинсы, майка или футболка отсутствовала как факт – прим. автора), скачет на хую у клиента, охранник жрет водяру прямо в зале, а ты хочешь сказать, что у меня проблемы со зрением? Ну, так мы сейчас проверим. Дойдем до людей, поговорим за жизнь. Коньяк подхватил и живо за мной. Сам-то ты здесь как оказался, семейный ты наш? За спичками зашел?

– Ага. За спичками, зажигалка у меня закончилась, – закосил я под идиота, что меня, наверное, и спасло. Абрамку всегда больше всего бесило, когда люди, пойманные на неблаговидном поступке, отрицали очевидные вещи, и за ханжеством и попыткой создать умный вид пытались спрятать комплексы. Он был готов понять и принять многие вещи в жизни, но только если о них говорили честно и откровенно. – Абрам Рубенович, а что это значит – «за спичками»?

– Сплюнь, молодой ты, чтоб та зажигалка не работала. Учишь, вас, дуршлагов, учишь, а ума все равно нет. Вот если ты с Мариком справишься… – многозначительно хмыкнул Абрамка, пообещал позже объяснить значение фразы и подорвался в зал.

…С загадочным выражением все оказалось просто. Уже тогда я знал, что Абрамка является страстным поклонником пост-советского периода и всего, что с ним связано: песен, фильмов, самой эпохи, на которую пришлись его лучшие годы. Те, когда не надо было больше гастарбайтить по трудовой на минимальную пенсию. Тогда он и начал свой маленький ларёчный бизнес на Сенной площади. Деньжата поднакопились и потребовали вложений, и Абрамка рискнул.

Выкупил подвал, первый этаж и квартиру на втором в аварийном здании. Потом открыл наш клуб. Третий в Питере. А один пост-советский фильм он всегда вспоминал с особым пиететом. Фильм назывался «Анкор, еще Анкор». По аналогии с известной картиной. Он был про армейский городок, которых так много в России. В фильме один из героев всегда объяснял разъярённым мужьям, обнаружившим его в постелях супруг, свое присутствие там простой фразой: «Да я чего? Да я за спичками зашел».

…Первым под раздачу попал Кит. В кои-то веки ему изменило то самое внутреннее чутье, и когда Абрамка похлопал его сзади по плечу, старший админ закономерно решил, что это я.

– Слав, да ты дашь мне сегодня потрахаться или нет?! – выпалил он под грохот уже включенной музыки, не разворачиваясь и продолжая скачки на коленях. Всем своим видом админ демонстрировал, что его для меня больше нет, и он и так, как Господь Бог, сотворил все чудеса мира за одну ночь.

– Еще как дам! Я тебя, сучонок, сейчас так выебу, что ты у меня неделю сидеть не сможешь. Тебе где вазелин выдать: прямо здесь или перед входом в кабинет? – прошипел, еще больше зверея, Абрамка. – Забыл, падла, как жрачку на помойке тырил?

– Абрам, бес попутал… сам знаешь, натура блядская, – завыл мгновенно Кит, подлетая на месте, вытягиваясь в струнку и тоже врубая «дурачка». – Я, правда, только на чуть-чуть отошел. Ну, ты, типа, веришь? Как забыть-то я могу? Ты ж мой благодетель…

На «ты» к хозяину у нас было принято обращаться только в самых крайних случаях. Как раз чтобы подчеркнуть важность ситуации. И еще, когда мы все вместе выпивали, а то, что Абрамка уже был слегка датый, эстонец просек на раз. Теперь оставалось лишь давить на жалость, а главное, не спорить с хозяином.

– Верят адвокаты. А ты пашешь бесплатно до конца недели. Как понял, доложи! – отчеканил Абрамка, которого почему-то после воспоминания о фильме отчетливо потянуло на военщину. – Еще раз вытворишь такое, уволю сразу. Вот видишь, Славик, нет у меня проблем с глазами. А теперь давайте все вместе у Владика поинтересуемся, почему он боевой пост оставил, и почему я как танк прошел через контрольно-разделительную полосу и не был обстрелян войсками. За мной, рота!

– Есть, товарищ главнокомандующий! – рявкнули мы с Китом, не сговариваясь и приспособляясь под новую шизу, ударившую в голову подвыпившего хозяина.

…И это было правдой. То, что сказал Абрамка про старшего админа и помойки. Равно, как и короткий, простецкий ник «Кит», который вместо звучного, пафосного «Кокаин», придумал эстонцу Каю хозяин. Эту историю я узнал случайно, когда однажды, уже через месяц моей работы в клубе, админ предложил мне около трех ночи срубить деньжат по-быстрому.

– Хочешь пятьдесят баксов на карман? Ну, а там как договоришься, может, и на большее расколешь. Я тебя пока подменю.

– Что делать надо? – уточнил я.

Деньги, как всегда, были нужны позарез, но уже тогда я знал, что просто так их никто не дает. За сопоставимые с этой суммой чаевые пахать приходилось в поте лица почти всю ночь и постоянно держать в поле внимания сразу несколько компаний, чтобы хоть кто-то их оставил. Заработанное каждым по отдельности сдавалось в «общаг» – общую кассу, а потом делилось в пропорции от степени участия. Свой процент с чаевых брал и Абрамка. Львиный процент.

– Там один клиент часовым съемом интересуется. Закинул для начала удочку на минет. Ты как?

– Кит… – оторопело уставился я на него.

– Не хочешь, так и скажи. Я тогда Леньке предложу или кому-нибудь из кухни, – необычно спокойно отреагировал админ. – Почасовой съем – это дело такое. Тут настрой нужен и готовность, а если их нет, то и пробовать не стоит. Леньке, вон, потрахаться с незнакомцем как стакан выпить. Русику тоже не впервой. А ты с голодухи не пухнешь, так что еще чего доброго загоняться и грузиться потом начнешь.

– Кит, а ты снимался когда-нибудь? – выбил я сигарету из пачки, стараясь не смотреть в глаза админа.

– Было дело, – помолчав и тоже затягиваясь, признался Кай. – Первый раз под кайфом. Нужды там особой не было. Танцевал я еще тогда и прилично так зарабатывал. Чисто из любопытства, смогу я или нет. Меня потом на следующий день вштырило. Я ж толком того мужика даже не разглядел… Больной он, здоровый или что… и номер машины, в которую сел, не запомнил и никому не передал. А потом пришлось. После того пидораса из Думы меня так обложили… жрать мне, Слав, нечего было…

После того как Кай послал лесом народного избранника, двери всех московских клубов и кабаков оказались враз перед ним закрытыми. Как и обещал депутат, стриптизеру вручили «пожизненный волчий билет». И, несмотря на то, что танцевал эстонец действительно от Бога, никто просто не хотел связываться с «меченым», чтобы не навлечь из-за него неприятности на свое заведение. До кучи Кит, только полгода назад купивший машину, попал в подставную автомобильную аварию, организованную, как врубился потом танцовщик, не без участия людей парламентария. Она сожрала почти все сбережения.

Половина московских «друзей» больше не отвечала на его звонки, а остальные прямым текстом намекали, что сейчас не лучшее время для общения, «и в долг не получится», так как у самих из-за него проблемы. Чтобы как-то перекантоваться, Кит, закончивший питерскую академию Лесгафта, пытался устроиться тренером в школу.

Его охотно брали, но уже через неделю указывали на порог из-за стриптизерского прошлого. «Простите, с учетом вашей биографии, мы считаем, что вы не можете работать с детьми. Если родители узнают, будет скандал», – отводя глаза, поясняли наниматели. Здесь подсобил шурин депутата, курирующий сферу образования.

Не получилось подработать и на стройке. На третий день после неформального трудоустройства, люлька, в которой находился Кай и еще двое рабочих, оборвалась с высоты одиннадцатого этажа. Кая спасло только то, что на него, как на новичка, нацепили для «антуражу и проникновения профессией» трос. При ударе о стену он лишь сильно, до трещины в кости, повредил правую руку, остальные рабочие разбились насмерть.

«Это, епа мать, непрушный ты, парень. Работать-то ты теперь с такой рукой все равно не сможешь, а по трудовой мы тебя не нанимали, чтобы больничку оплачивать. И судиться не вздумай, у нас тут не только разбиваются, иногда монтировки случайно на голову падают», – почесал в затылке прораб, который теперь гораздо больше был озабочен тем, как самому отмазаться после ЧП.

Через восемь месяцев мытарств, когда даже стало нечем платить за съемную комнату, Кай понял, что единственный шанс хоть что-то наладить в жизни, – свалить в другой город. В Питере у эстонца прошло студенчество, и имелись какие-то контакты. Правда, в основном, в форме каракулей в потрепанных записанных книжках. После того, как Кай перебрался в Москву, с питерцами он больше не общался.

Эстонец снова наодолжался у совсем немногих оставшихся друзей и, чтобы депутатик не отследил его перемещения и не нагадил сразу в новом месте, решил добираться в культурную столицу на перекладных электричках. В одной из них он-то и напоролся на компанию клофелинщиков. В общем, в Питер Кай приехал без денег, без паспорта и только в той одежде, которая была на нем.

Первое время он кантовался на вокзалах и в метро, идти в свою общину в таком виде не позволяла гордость, да эстонец и сам понимал, что без документов ему никто не поверит. От голода и извечного питерского холода с каждым днем он слабел все больше, сняться можно было только за минимальные деньги.

Однажды он просто отрубился в голодный обморок во время минета, за что клиент отблагодарил побоями, хотя деньги и швырнул в лицо. Потом один из «бомжар», которого Кай угостил купленным на заработанное дешевым пойлом, пожалел парня и рассказал о том, как сам добывает жрачку. «Смотри, значит, на **** улице лабаз есть. Ваши, вроде содержат. Прибалты в смысле. Сам знаешь, какие вы на аккуратности ебанутые. В общем так, если у консервы срок годности проходит, так они их сразу на помойку волокут. А хавать-то еще как можно. Тем и держусь, только ты не трепись никому больше», – прошамкал он беззубым ртом.

Кай не раз выбирался на помойку и, натянув по самые уши хлипкое пальто, тоже заработанное съемом, копался в бачках. За этим занятием его и застал ехавший на машине куда-то по своим делам Абрамка, когда ему экстренно приспичило отлить. Сортира поблизости не просматривалось, зато имелась подворотня, в которую и нырнул Абрамка. Блаженно застегнув ширинку, он в полутьме приметил молодого парня, тащащего грязными руками в рот заплесневелый сыр.

– Ты охуел что ли? Ты хоть соображаешь, какие у тебя внутри грибы могут вырасти, если плесень жрать? – выматерился он, подходя ближе и разглядывая Кая, который еще не выглядел конченным бомжом.

Тут уже что-то нашло на эстонца. Давясь словами и всхлипывая, он начал рассказывать случайному мужику про то, как попал в Питер, а на Абрамку, вспомнившего, как ему тоже нелегко приходилось в городе по началу, накатил аттракцион неслыханной щедрости.

– Двигай в машину, – коротко приказал он. – Только пальто свое тут оставь. А то весь салон провоняешь, хотя и так это неизбежно…

Кай вцепился в пальто, как в спасательный круг, и чуть ли не подрался с Абрамкой, когда тот за шкирятник потащил его в тачку. Владелец клуба привез эстонца к себе домой, отправил в ванну, а потом налил водки и принес еды. Под них Кая совсем развезло, и он рассказал абсолютно все, даже историю про стриптиз и депутата.

– Понятно, – крякнул Абрамка, – клуб у меня есть. Не такой понтовый, как тот, в котором ты работал, если не врешь. А я проверю это завтра… и если врешь, то пойдешь взад на улицу… в общем, я тебе «вешалкой» предлагаю в нем поработать. Спать там же пока можешь. А потом посмотрим. Мордой особо не свети, а если и наедут на меня… то я здесь тоже человек не последний. Будем выяснять, чьи бандиты круче. Оборзели совсем москвичи.

Глава двенадцатая. Легенда

Когда Абрамка добрался до Владика, задумчиво курящего сигарету в одиночестве (бандосы дружной толпой куда-то неожиданно слились), и был уже готов, как и в ситуации с Китом, похлопать охранника по плечу… на сцене неожиданно объявился наш конферансье Рудик в еще одном своем бессменном образе великой дивы советской эстрады Ирины Аллегровой. Видимо, новичок-официант все-таки включил мозги и врубился, что еще чуть-чуть, и мы все можем въехать в редкостное говнище по самое «не хочу».

А дальше все было делом техники. Как раненный в жопу колбасой, он влетел в подсобку, заорал благим матом, а потом все начали интенсивно перезваниваться друг с другом. Кто-то и дернул уже приготовившегося успешно валить домой к семимесячному внуку тридцатидевятилетнего Рудика, который единственный из нас по годам приближался к возрасту Абрамки и всегда понимал, как если не успокоить хозяина, то хотя бы снять первый приступ озверения.

Конферансье осчастливила ребенком собственная неработающая дочка, которую он случайно заделал по молодости и «незнанию отдельных особенностей организма». В шестнадцать лет девица с трудом окончила школу и не поступила даже в училище. Но зато она быстро сообразила, что ей куда выгоднее закрыть глаза на закидоны «непутевого папашки-пидора», тем не менее, регулярно приволакивающего домой бабло и не скупящегося на шмотки, косметику и т. д., чем и дальше выслушивать истерики нищей, «благообразной» матери-искусствоведа, требующей устроиться хоть на какую-нибудь работу.

Сделав «маман» ручкой, она перебралась к отцу, а еще через два года, то есть в восемнадцать, оповестила о радостном событии в семействе Рудика и его постоянного, последние пять лет, партнера – Виктора. А здесь на удивление интересы всех сторон совпали. Девушке было явно не до сына, ей по-прежнему нравилось гулять и жить, ни в чем себе не отказывая, тем более, что «папашка» поднапрягся и настругал деньжат на платный творческий вуз, а Рудик и Виктор уже давно хотели стать полноценной, насколько это было возможно, семьей.

– Ну, как я ее осуждать-то могу после всего? Я сам, когда в двадцать узнал, что отцом стану, охренел по полной. Я с ней и не возился совсем. Все на жену мою бывшую кинул. Да и сына хотел. А жизнь-то, видишь, как развернулась. Да и к лучшему. Считай, почти второй шанс, – радостно тарахтел Рудик, суя мне под нос фотки внучка. – Вот здесь нам десять дней, а здесь уже месяц. Мы уже совсем большие… Ну, выставил я б ее за дверь. Еще один ребенок, который никому не нужен. Как она в свое время. У меня ведь тоже долг перед дочкой.

Потому я так и представлял себе со стороны, как конферансье сейчас в своей гримерке, кроя всех нас десятиэтажным матом, вновь в экстренном порядке мажется косметикой, вталкивается в бабские тряпки и пытается переключить мозги, уже настроившиеся на покупку памперсов, подкормок и прочих детских радостей.

…Образ Аллегровой Рудик выбрал тоже не просто так. В эту тему я въехал, уже только на следующие сутки после того, как все случилось. Для Абрамки певица была сутью и квинтэссенцией всего пост-советского. Дома у него хранился полный набор всех возможных записей с ней, а также коллекция плакатов.

Как только становилось известно, что Аллегрова приезжает в Петербург на концерт, Абрамка тут же подрывался в театральные кассы и отхватывал себе за любые деньги вип-места. Потом наступали долгие, томительные месяцы в ожидании выступления дивы. А непосредственно перед концертом Абрамка облачался в свой лучший костюм, обливался с ног до головы на удивление приятным парфюмом и покупал огромный советский веник из белых или кремовых роз, перед вручением которого дергался, как малолетка на первом свидании.

На эти приезды певицы мы с Китом, как и все в клубе, молились, и сами по-детски радовались, когда видели афиши, потому что Абрамке на долгое время становилось не до заведения. Мне даже казалось, что хозяин (несмотря на его ориентацию и возраст) совсем как-то по-юношески и болезненно влюблен в поп-диву и не хочет себе в этом признаваться.

Однажды, когда он зарулился в клуб после концерта в особо благодушном настроении и долго, почти до утра гужевался над длинным автографом певицы, которой она милостиво ему дала, я все-таки рискнул:

– Абрам Рубенович, касса за ночь… И можно личный вопрос?

– А? – поднял он на меня невидящие глаза.

– Ну, вот смотрите. Вы говорите, у вас связи, деньги… Может, использовали бы их и познакомились с ней лично? А вдруг бы и вышло чего? Вы мужчина, она женщина. Столько лет ухаживаете, цветы дарите, ни один концерт ее не попустили… Я к тому, что как би, Вас прекрасно понимаю.

– Идиот ты малолетний, Слава, – усмехнулся Абрамка, сгреб деньги, даже не пересчитывая их, кинул неожиданные премиальные баксы, – она не просто земная женщина для меня. Она, понимаешь, Легенда.

– И?

– Легенду невозможно оттрахать. Иначе она ею просто перестанет быть. А найти новую знаешь, как сложно? У нас у каждого должна оставаться своя Легенда. Потом вырастешь, поймешь. Вали уже.