Текст книги "Panacea (СИ)"

Автор книги: -Канамуля-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Эй! – не сдержался Чимин, кидая ему в спину хворостинку. – А сидеть уже передумал?!

– Да жарко между вами, не могу, – подколол старец и захохотал.

Однако же, обычные объятия не возбраняются и чужих аппетитов не распаляют, а потому Чимин безнаказанно просидел с Хосоком весь вечер.

Неусыпным бдением заняты постовые. И Чонгук, которого Намджун находит посреди ночи меж кедров, задумчиво глядящим на луну.

– Мы уже близко, – сказал Намджун, подходя. – А ты бы хоть сейчас рванул, если бы не обязанность блюсти порядки.

– Всё-то ты знаешь, – горько усмехнулся Чонгук. Да, он уже чувствует Тэхёна, но спешить не стоит, когда рядом с ним некто из Квин, а здесь уставшие волки. – Ты с самого начала от меня что-то утаиваешь, я прав?

Чутье его обострилось значительно. Намджун хмыкнул, постелил на плоский камень прихваченный плед и приготовился к долгой ночной беседе. Чонгук услышал диковинную историю, сравнил со своими знаниями и ощущениями, выразил недоверие лишь после того, как Намджун закончил говорить.

– Боги…? – вскинул он брови. – Вроде того, они нас создали? Хороши же высшие существа, коли спустились вниз.

– Твоя ирония мне понятна, но да ты и прав, – Намджун закивал, всплеснув руками. – На самом деле, мы вряд ли являемся божествами, я бы сам не решился сказать, кто наш создатель. Наверное, должны оставаться вещи, которые нельзя узнать. В той первозданной среде, где нам приходилось обитать до той поры, пока не пришлось появиться – мы чувствовали себя чьими-то детьми, а уже потом возгордились быть первыми на планете. Нас было не так уж и много, мы быстро развивались, воплощая заложенные знания, чьи-то замыслы. Мы закладывали основу, и в том было наше предназначение.

– Получается, и у вас были свои боги? – Чонгук прошелся туда-назад и прислонился к камню пещерной плиты.

– Возможно.

– Сомневаешься? – Чон метнул на него опасливый взгляд. – Ладно. Опустим. Стало быть, насилие в виде войн затеяно Квин. Извини, но предпочитаю называть вас по-старому, так привычнее. И всё ради того, чтобы открыть некий мифический «Ящик», запечатанный Хранителями моего клана, которым ты, кстати говоря, и помог когда-то?

– Верно-верно, – подтвердил маг.

Причастности Сокджина коснулись поверхностно, но Чонгук успел засомневаться в искренности Намджуна, нахмурился и сложил руки на груди.

– То есть, ты знал о том, что твой народ жив и намеренно скрывал от нас правду. Тебе предлагали вернуться и образумиться, но ты не захотел.

– Пойми, на тот момент, когда мы познакомились, я не мог подрывать свою репутацию такими подробностями. Вы попросту не стали бы мне доверять.

– А теперь, думаешь, станем?! – ощетинился Чонгук.

Им понадобилась не одна минута, чтобы успокоиться и возобновить разговор.

– Послушай, Чонгук, если бы я сотрудничал с Джином, то сейчас вряд ли бы в чем-то признался.

– Ты мог бы сделать это и нарочно, чтобы меня запутать, – парировал вожак.

– Нет же, нет … Да и сам вспомни: я от них скрывался, столько убежищ переменил, – в голосе Намджуна просыпалась неуверенность. – У нас с Квин разные взгляды на жизнь, по крайней мере, стали вследствие некоторых событий. На протяжении многих сотен лет, кочуя между людьми и волками, я многому научился. И, главное, научился чувствовать. Я готов признать, что когда-то бредил жаждой мести за погибших родственников, был ослеплен ею и готов стереть наших же созданий в порошок. Но сил у нас оставалось немного, и приходилось познавать новые. Ходят слухи, что мои братья хотят воскресить мертвых, мнят себя злодеями и вершителями судеб, но приглядись к ним внимательнее и ты увидишь жалких слепых птенцов, кормящихся надеждой.

– Что ты хочешь этим сказать?

Чон настороженно отследил то, как Намджун нервно кусает губы, точно сражается с неведомым зверем страха и нутром ощутил: это тот самый предел, за которым сплошная боль.

– За свою долгую жизнь я немало ошибался. Впервые – когда помогал Хранителям Ночных и, несмотря на их доброту, предал. Ящик тогда заключал в себе не души убиенных, а одни только остатки силы, проку от них не было. По сути, никакой опасности они не представляли, и я лгал о всемогуществе убитых «богов» ради того, чтобы быть вхожим в Храм. Не один год я втайне экспериментировал, разрываясь между своими и чужими. Во мне еще тлела та нелепая глухая ярость, побуждающая на совершение опрометчивых деяний. Сколько усердия я проявил впустую! – сокрушился Намджун. – Десяток лет, а то и больше пролетело, прежде чем мне удалось увенчать успех созданием некоего ключа – смесью крови и плоти. И души ответили, заполнились иным смыслом. Им еще предстояло зреть и копить силу. Таким образом, при помощи Хранителей я запечатал их для созревания, чтобы высвободить однажды.

– И каков был тот «ключ из плоти и крови»? – подойдя с прищуром, поинтересовался Чонгук.

– Дитя, – грянул ответ. – Это было брошенное человеческое дитя.

Отпрянув от Намджуна с пренебрежительной гримасой, Чонгук онемел и нескоро смог прийти в себя, отстоявшись в стороне. Кто зверь, друг и враг? Как давно белый свет охватила чума гордыни и сумасшествия? Под слоем внушительности Чонгука прорезалось беспокойство.

– У меня нет права осуждать тебя, Намджун, – он обернулся, напустив деланное безразличие. – Бессмертие и есть твое наказание, так что любые замечания на этом фоне меркнут. Так что… насчет твоей второй ошибки?

– Второй я пытался исправить первую. Не столь давнишняя история, фатальная и непоправимо жестокая. Я до сих пор не могу простить себя, – маг отдышался, потер ладони и зажег между слабенький голубой огонек, чтобы согреться. – Я говорил, что Квин не способны продолжать род, но мы и не можем оплодотворять женщин, каких захочется, потому как оно безрезультатно. Во-первых, не всегда бывает потомство, во-вторых, не все плоды донашиваются. Выбор матерей – особый ритуал. Итак, в назначенный час двое из нас уходили на поиски.

Однажды настала и моя очередь, я не особенно надеялся, много скучал. И встретил-то её случайно, – Намджун прикрыл глаза, пробираясь далеко-далеко назад, сквозь чащи и прохладу. – Она гуляла по лесу и собирала травы, распевала песни, озорно перебегала с тропки на тропку и перескакивала кочки, прыткая, свежая, пахнущая чем-то, от чего у меня теплело в груди. Несколько дней я не решался подходить и видел её мельком. Но уже тогда понимал: такого я еще не испытывал. Когда она обернулась, утонченная и отважная, взглянула колдовскими выразительными глазами, у меня задрожали колени. Схоже с тем, что чувствует Альфа, увидев своего Альта̀ру.

Облизнув пересохшие губы, Чонгук сжал кулаки. Да, такое не забывается.

– Это больше, чем инстинкт, – подсказал он.

– Именно. Это была моя женщина. Та, которую я не искал, но нашел, та, к которой не осмеливался подойти на протяжении нескольких недель, к которой не прикасался, ухаживая месяц за месяцем, – Намджун мечтательно и одновременно печально вздохнул. – Аэста слыла первой красавицей деревни, она была умна, находчива и бесстрашна, умела подбирать правильные слова, безмерно обожала всякую живность, а улыбалась… как она по-доброму солнечно улыбалась!

Легкая дрожь. Чонгук столько раз срывал улыбки Тэхёна поцелуями, столько раз обжигался о них…

– Правда, с матерью Аэсты мы так и не смогли найти общий язык: она чувствовала, что я не из простых, предостерегала дочь, а та ее мало слушала. Любимой же я открыл правду спустя полгода, боялся, что испугается и отвернется, но она только прижала меня к груди и сказала о том, какой я дурачок. Так… Так по-человечески просто, понимаешь? – У Намджуна дрогнул голос. – После этого мы жили вместе, пока меня не разыскали чертовы посыльные, которым не терпелось довести начатое до конца. Я не торопил события, оттягивал этот момент, как мог. В конце концов, мы с Аэстой поженились, и в следующем году у нас родился сын. Очаровательный, невероятно красивый ребенок: так многое он унаследовал от матери. Я дал ему имя – Тэхён.

Чонгук затаил дыхание, пошатнулся и не смог выдавить и слова. Вот почему обуревали сомнения и порой чудилось, что чуется знакомый запах, и потому же Тэхён с такой непревзойденной легкостью развенчал отцовское защитное заклинание в том подземном убежище. Они чем-то похожи, если приглядеться, неуловимые теневые черты. Но раньше было не до пристального изучения. Чон бы и подумать не посмел. Их связь с Тэхёном – опыт бессмертного создания; его слабость, ненависть, бессонные ночи могли быть вознаграждены… Любовью? Самоотверженная и решительная, милая и пылкая, мать Тэхёна предстала в воображении Чонгука тотчас. Сколь схожи! И только платина волос досталась от отца.

– Хотел бы я сказать, что этого не может быть, – вымученно выдохнул Чонгук, едва свыкаясь с откровением. – Однако теперь есть резон в доверии. Но зная тебя… Во имя чего? Что еще ты натворил, Намджун?

Следующая реплика далась ему с трудом, огонек погасал и снова загорался.

– Я принес Аэсту в жертву, чтобы уничтожить собственное заклинание, которое набирало разрушительные обороты, – горестно ответил он. – Вы с Тэхёном еще были крохами, когда прокатилась по миру волна землетрясений, и природа словно сошла с ума. Моё творение оказалось тому виной. Виделся единственный на тот момент способ утихомирить напасть – принести в жертву значимого человека. И самое страшное, пожалуй, в том, что Аэста вызвалась сама, а я не смог ее отговорить или, может быть, не захотел, поскольку защищала она Тэхёна, деревню, покрывала заблуждения, прощала воспаленную гордость… Я позволил ей умереть на моих глазах, пообещав исполнить последний завет – поднять на ноги сына.

Дрогнув, Чонгук сел рядом и погладил старика по плечу.

– Соболезную. Хоть и вряд ли должен, но не думаю, что тебе легко далось время после её смерти. Оберегая Тэхёна, ты пытаешься искупить вину. Почему же оставил его, почему не разыскал спустя годы?

– Дурак потому что. Смерть Аэсты выбила меня из колеи, в какой-то миг я даже обвинял ни в чем неповинное родное дитя в том, что это случилось из-за него. Знаешь, каким глупым я был, как поддался эмоциям? В конце концов, Тэхёна вырастила бабушка, а я несколько раз приходил в деревню, чтобы посмотреть за ним издалека. Чем старше он становился, тем сильнее напоминал мне любимую супругу, так же расцветал и преображался, так же двигался, смеялся… Больно. Так или иначе, занимайся его воспитанием я – не получилось бы такого жизнерадостного мальчишки, поверь. Я никчемный отец и охотно это признаю.

Что он сможет исправить теперь, сможет ли Тэхён простить его – неизвестно, и Чонгук тоже не решается предположить. Ему нужно внести ясность о своем прошлом, и он спросил о том, как же вышло, что некто из Квин избрал его мать. Намджун рассказал о настоящем отце Чонгука, пришлом страннике и бурном романе, о том, что мать Чонгука сбежала с мужем из родного города отнюдь не из желания уберечь своё дитя от участи Альфы, а потому, что её избрал один из Ведающих в то время, как она уже была помолвлена. И из страха, что позор от зачатия вне брака расползется по городу, она пыталась защитить ребенка от наказания. Незаконнорождённый Альфа не принимается стаей, более того – становится изгоем.

– Волк, который воспитал тебя, не оставил любимую женщину, смог поставить интересы семьи выше интересов клана, – восторженно добавил Намджун. – Чьим бы сыном ты ни был, он не отвернулся от вас. Хотя, надо заметить, что внешностью ты получился вылитый отец.

– Ты его знал? – Чонгук потер занывшие виски: этого разговора чересчур много, не ночь, а обжигающий костер откровений.

– Знал и знаю. Он один из тех, кто против нас, но это не Сокджин.

– От этого не легче, – покачал головой вожак. – Ты говорил, что ящик уже бесполезен, так с чего нам бояться Ведающих? Своих им не воскресить. Шах и мат, нет?

– Нет. Если им удастся взять под контроль нареченных, а в данном случае Юнги и Тэхёна, то я вынужден признать, что они получат гораздо большее, нежели хотели. Попробую объяснить проще, – Намджун взял прутик и нарисовал на снегу кружок, поделил напополам. – Вся магия основана на равноценном обмене. Сколько берешь – столько должен и отдать. И когда основу заклинания составляет «икс», то этим же «икс» оно и нейтрализуется. Аэстой я лишь приостановил действо, и не могу точно сказать, когда нас вновь накроет несчастьями. Заклинание, которое копит силу, возможно отменить лишь тем же, на чем оно и основано.

– Ребенком?

Они переглянулись, и у Чонгука на секунду совершенно по-детски округлились глаза, сердце его заскрипело под ребрами, заставило сглотнуть и сделать лишний вздох. Ответ на его немой вопрос мельком проявился у Намджуна на посерьезневшем мрачном лице.

– Вот только появись у них этот ребенок, и они получат представителя ожидаемой особой расы, а там, глядишь, смогут с его помощью управлять и катастрофами. Чтобы построить нечто новое, как известно, нужно разрушить старое. А значит, стереть в порошок и волков, и людей. А выживших, пригодных – преображать.

– Так их изначальная цель вовсе не воскрешение! – всполошился Чон, поднявшись, чертыхнулся. – Чокнутые. Правда, я не понимаю, как… – он покраснел и запнулся. – Как у мужчины может быть…

Смутившегося вожака бросило в жар, и Намджун заговорил успокаивающе.

– Всего один-единственный раз брачная ночь после инициации вяжет Альфу и Альта̀ру, всего один раз, чтобы замкнуть заклинание. Раньше у нас такого не получалось, но вы с Тэхёном вышли в самом деле идеальными. Да ты не бойся. Оно только звучит страшно, представить трудно, а в действительности должно быть красиво. Всё это по срокам и сути немного отличается от человеческого.

Стало светать, но щеки Чонгука зарозовели не оттого, внутри потеплело. Он заулыбался неведомо чему, затем взглянул поодаль, и немедленно распрощался с улыбкой. Там поднималась черная завеса, и на душе разрасталась тревога.

***

Припудренные сажей, вымотавшиеся, они остановились только к полудню, чтобы Юнги смог немного отдохнуть. Тэхён долго всматривался в небо, успокаиваясь на морозном воздухе, но никак не выметались из его головы увиденные наяву кошмары.

– Что бы на это сказала бабушка? «Соломенная ты голова»? – он прижал руки к груди и беззвучно рассмеялся, но так странно и бесцветно, что у Юнги похолодела спина.

– Пока за нами нет погони, – сказал он, озираясь и прислушиваясь.

– А куда мы бежим, Юнги? – Тэ повернулся к нему, изогнув бровь в мучительной гримасе. – И от кого? Если бы нас хотели найти – уже разыскали бы. Сокджин не из того разряда, чтобы путаться в пространстве.

– Думаешь, нас отпустили восвояси, чтобы понаблюдать?

– Да откуда мне знать! – и отмахнулся, пихнув спутника в грудь.

Конечно, он устал от потрясений, готов ссыпать на Юнги волны бессильного гнева. И он будет прав, есть за что. Терпение Юнги, его отзывчивость и забота оттеняются случившимся, тем более, Тэхёну неловко, что чужой Альфа пропитался его теплом, слезами, по̀том, что он видел его таким слабым.

– Прости, если обидел. Я не держу на тебя зла, – спустя полчаса смягчился Тэхён, ступая рядом и позволяя Юнги подать руку, чтобы перейти через ствол обвалившегося дерева. – Мы оба – заложники обстоятельств. И несмотря на это, ты подарил мне свободу, хотя мог бы воспользоваться еще тогда, когда я пребывал в забвении, и ни о чем не жалеть.

Кроткий взгляд из-под ресниц, сочувствующая нежность, он как будто знает обо всем, что пришлось испытать Юнги с рождения. Сколько раз в такие моменты он успел пожалеть, что они не выбраны друг для друга – уже сбился со счета. Идти с ним рядом и молчать, лишь изредка допуская прикосновение, дотягиваться до его руки и тут же отнимать, вслушиваться в переливы голоса, точно больше его никогда не услышать… Последняя ли это их прогулка или нет, мучить Тэхёна Юнги не станет. В нем перестала теплиться надежда, и забилась испуганной пичужкой в груди.

Тэхён ничего еще не решил. Растерянный и надломленный, он старается продержаться, выглядеть суровым и удивляется, как Юнги может верить ему, делая безмолвие несносно уместным. Они потерялись на пару, у Тэхёна притупились ощущения, а у Юнги без его крови начинается ломка.

Разгорался день, готовился быть ясным и холодным, попеременно скрывалось за грузными тучами солнце. Пробираясь по лесу, они шли быстрым шагом, и Тэхён вдруг завел речь о бабушке, разговорился, украшая путь воспоминаниями. Он старался забыть утро, пусть его как можно дальше уносит беспощадный северный ветер.

Растроганный доверенными тайнами, Юнги оттаял и, остановив Тэ на одной из опушек, несдержанно горячо обнял со спины. Ни к чему. А Тэхёну даже больно. Сердце не хочет, но рвется на части тело. И, тем не менее, ни доли обиды на несчастного полуволка, избравшего изгнание.

– Прости… Я постою так немного и отпущу, – уронил он печально, вжался губами в приоткрытую шею. – Тэхён, я многого лишен в этой жизни, но с тобой чувствую, чего именно мне не хватало. Нам не суждено, я знаю. Говорить я толком не умею, какой из меня чертов Альфа? И достаться ты должен настоящему. Как бы я ни хотел тебя удержать, чую – не смогу. Поначалу думал, свыкнусь, сотру тебя о простыни, исполосую кожу вдоль и поперек, вызову привыкание, но…

Покрывшись мурашками, Тэ дернулся вперед, наткнулся на руки, сжимающие кольцом. Упрямые объятия, борьба и озябшие пальцы, Тэхён копошится, пока не оказывается развернут и не видит перед собой пары скорбящих глаз.

– Но ты никогда не будешь смотреть на меня так, как на него.

И не шелохнулись, застыв послушными ваяниями, обежав тысячи кругов по намекам и подле. Юнги обхватил голову Тэхёна дрожащими руками, приложился губами ко лбу и, закрыв намокающие глаза, прошептал что-то, чего Тэхён еще не слышал с такой долей искренности и раскаяния, истинной волчьей честности.

– Пожалуйста, запомни меня таким, Тэ.

Юнги начинает целовать его лицо, прижимается к губам, Тэхён не то уклоняется, не то поддается, рвет пальцами воротник, отрывается и снова приникает, зажмуриваясь, перебарывая желание и нежелание.

– Тц, я разочарован, Юнги. Поверить не могу, что ты и тут ведешь себя, как влюбленный тупица. Естественный инстинкт тебя некстати подводит.

Позади во всем своём великолепии предстал Джин, вяло поаплодировал и сплюнул. Он следовал за ними неотступно, дав лишь иллюзию свободы.

– Стоило предположить, что толку с тебя никакого не выйдет, – Джин взмахнул рукой, и Юнги, сгорбившись, закричал от колющей боли в костях.

– Юнги! – Тэхён подхватил его, прикрикнул Сокджину: – Да что ты вытворяешь?! Прекрати сейчас же!

– Он – моя игрушка, что хочу, то и ворочу. А игрушки должны слушаться. Мне надоело ждать.

– Тэ… – Юнги схватил его за предплечье, сжал и посмотрел налившимися кровью глазами. – Уходи отсюда. Я задержу его, сколько смогу.

– Ну уж нет.

– Боже, как трогательно! – Сокджин приложил пальцы к виску. – Платочков бы захватил, если бы знал.

Он не собирался прекращать, выписывая руками фигуры и знаки.

Жар и холод. Множество оборотов на незримой дыбе, Юнги кричал во всю глотку, рычал и бесновался, пропорол Тэхёну плечо, вспахал когтями землю.

– Хватит! Хватит, я сказал!… – Тэ озлобленно зашипел, оборачиваясь на бездушного Ведающего.

Тяжело дыша, Юнги остался лежать неподвижно.

– Что, готов пойти на условия, чтобы это прекратить?

– Готов, – холодно произнес Тэхён, сбрасывая накидку и закатывая рукав.

Он надрезал собственное запястье и, лизнув выступившие кровавые ленты, растянул губы в триумфально-безумной улыбке.

– Зря ты думаешь, что я беспомощен.

Изначально он берег эти силы, найдя их, когда нечаянно поранился. Унять пожар ими все равно было невозможно.. Теперь же – пусть стекают в небытие, покуда хватит выдержки.

…Вокруг Тэхёна задрожала земля, покрылась трещинами, упоенными красным сиянием.

***

Западня та еще. Оказывается, предусмотрительный Сокджин группами переместил войско, а сам скрылся. Отправившиеся на разведку волки доложили о сгоревшей неподалеку деревне. Припомнив название, Чонгук воспринял новость стоически, резко крутанулся и наткнулся на Намджуна, который сообщил, что вражеской рати достаточно много, и стае нужна поддержка соседних лагерей. Поэтому они с Хосоком тут же ринулись колдовать, а Чимин выглянул из шатра и, устремив взор к небу, обледенел.

– Это еще что… такое…?

Небо на востоке накаливалось рубиновым озером, пульсировало огнями, поблескивало живучей жилой.

– Плохи дела! – донесся со стороны голос Хосока. – На город Ночных напали! Чонгук, надо срочно перемещаться туда! Вольван говорит, что наверху несметное количество полукровок!

Чонгук же стоял, схватившись за всколыхнувшееся сердце, опершись на подоспевшего Чимина и не зная, куда ему деться. Чим задал всего один вопрос:

– За кого ты борешься, вожак, за нас или за Тэхёна?

Ответ читался открытым текстом. Чимин усмехнулся и кивнул, сказал, что защитит Храм любой ценой и, по-братски тепло обняв Альфу, побежал к Хосоку с приказом, а Намджуну указал в сторону необъятной багровеющей тучи.

========== 14. ==========

Разверзалась земля, поглощая осколки леса, с паром открывая могучий зев. Небо испещряли яростные молнии, багровой сетью опутывая просторы.

Дар по крови, он же проклятие, придавал Тэхёну такую силу, с какой Сокджину сталкиваться еще не приходилось. В попытке ли отомстить за содеянные бедствия или разгоряченный мучениями Юнги, Тэхён не ведал пощады и крошил щит отступающего Джина, нанося сокрушительные удары. Он взмахнул рукой, и белые острые дуги устремились в мага, наскоро восстанавливающего полученные порезы. Никому прежде не удавалось разбить заслон Квин, и Джину не верилось настолько, что он допустил несколько непоправимых ошибок. В его действиях стала просматриваться неуверенность, ему не хватало скорости, атаки не достигали Тэхёна, искорки в глазах которого воспалились до пылающих красных чёрточек. То, что он намерен стереть Джина в порошок стало понятно тогда, когда он отклонил одно из самых мощных заклинаний и, взметнувшись ввысь, оказался прямо перед ним, схватив за глотку, и поднял в воздух.

Холодный взгляд одержимого. Пальцы Альтары сжались на задыхающемся горле. Но искаженное ужасом лицо Джина вдруг расцветает в каверзной ухмылке, и Тэхён сквозь сознание ощущает, как нечто колкое и горячее расходится по рукам. Ослепительный всполох – и Сокджин исчезает; оказываясь позади, он едва заметно пошатнулся, не справляясь с зашкаливающим сердцебиением. Тело сражалось на износ. Тэхён незамедлительно обернулся и успел парировать выпад сплошной огненной стены, увернулся от взрыва и, снова ринувшись прямиком на врага, не учёл помехи справа.

Помеха имела волчьи глаза, вспорола клыками плечо, втемяшив в развороченную грязевую насыпь. Придавленный тяжелой тушей, Тэхён стал задыхаться от притока боли, опознал в оскале что-то знакомое, похолодел и заметил, что в той стороне, где должен был быть Юнги – уже никого нет. Юнги рвет его плечо, подневольный магии Сокджина, из пут которых не выбраться: тело движется само по себе, и только в очах затаился ужас. Конечно, Джин знал, что Юнги имеет доступ к Тэхёну, который пил его.

– Ты же не думал, что я буду честным, правда? И правильно, что не думал! – отдышавшись, выкрикнул Сокджин, подлатал царапины и брезгливо фыркнул, заметив опаленный подол накидки. – Чёрт тебя дери… Опять вещи покупать. Почему нельзя согласиться на компромисс? Почему вы все такие упёртые, люди?

Юнги согласно приказу ослабил челюсти, но легче не стало. Тэхён ощущал каждую клетку и нерв, бьющиеся в истерике, потому что перед Альфой он бессилен, и физическая агония перекрывалась шоком, тошнотой и испариной, затупилась. И несмотря на это, к нему медленно возвращались разум и способность рассуждать. Убивать больше не хотелось. Никаких лишних движений: просто стереть Сокджина одним уверенным ударом. За то, что причастен к страданиями, за то, что является частью незримого легиона.

Тэхён запустил ладонь в густую серую шерсть, погладил напряженные желваки, отчего-то бессильно улыбнулся. Когда же он научится просчитывать наперед? Дурак… Какой же дурачок! Оставил деревню, не пригодился ни для чего, кроме как разжигания войны.

В груди заклубилось огниво, вышел кашель с кровью. Затяжной вздох.

Сокджин насторожился и подобрался ближе, прислушался. Ровный глуховатый звук, похожий на напев, расходился из минуты в минуту. Юнги шелохнулся, и Джин стянул незримую узду, хлестнул волка по хребту, и тот заскулил, разрываясь изнутри между подчинением и волей, между ненавистью и любовью…

– Прекращай сопротивляться, Тэхён. Наверняка же знаешь: пользуясь этой силой, ты рискуешь жизнью! Ты нужен нам здоровым. Как и Юнги. Я не заинтересован в вашей смерти, не для того мы столько трудились. Сними щит, позволь усыпить, и все будут целы и невредимы. Обещаю.

Не обращая на предложение Джина ровным счетом никакого внимания, Тэхён оборвал пение и обратился к волку полушёпотом:

– Юнги, я знаю, что ты меня слышишь. – Уши волка навострились. – Мне почти не больно, не переживай.

Продолжая тихонько перебирать пальцами, Тэхён прикрыл веки и, вздохнув: «Прости», черканул ногтями по собственной груди, вырисовывая руны, которых никогда не знал, но вспомнил. Так было до него, заклинание крепло, дожидаясь истинного обладателя.

Вначале ему казалось, что он прощается с костями, но потом потянуло к свету, согрело и сшило разрозненную плоть. За пределами вакуума слышался животный вой боли, и откуда-то далеко-далеко Тэхён увидел Юнги. Его задело, но совсем немного, и поэтому нечаянное «прости» пришлось кстати, но в скорбной интонации угадало едва ли.

От всколыхнувшегося столба вздыбившейся земли Сокджин закрыл лицо руками и заступил назад, сдвинутый новой приливной волной. Не успел он и опомниться, как за спиной защелкало молниями и, отскакивая прочь, краем глаза, он заметил летящие на него иссиня-черные шары. Разряды – отвлекающий маневр. Сам Тэхён, несмотря на рану мельтешивший по полю боя с небывалой скоростью, расставлял плазменно-алые штифты по периметру и не успевал подлечиться. Юнги отслеживал его одичало-испуганными глазами и сошел на рык, а Джин, сочиняя защиту на ходу, не переставал поражаться изысканиям Альтары. Вот где хранился не раскрытый потенциал. Какого монстра породил Намджун… какого гениального монстра!

– Что бы ты ни сделал, я не собираюсь тебе вредить! – срывал глотку Сокджин. – Это битва не на равных, умру я – придут другие!

Тэхён побледнел и развел руками, нашептывая то, что слышали еще предки. И от шести штифтов к центру купола устремились ползучие тени. Он не собирался проявлять жалость, отчетливо вспоминая каждый сгоревший дом.

У Джина зажгло вены, он почувствовал, как за сотни миль отсюда, повсюду, где он оставлял метки телепортации, разрушалась невидимая простому глазу прослойка реальности: Тэ отслеживал пути его перемещений, делая невозможное возможным за считанные секунды.

– Я уничтожу всё, что тебе дорого, – неистово произнес он.

Находящийся в стороне Юнги мог только думать в сонной глубине разума, сходя с ума от бессилия. Вдруг картина для него прояснилась. Это Сокджин подбил одного из воинов подпалить тот чёртов сарай и всё для того, чтобы дать им возможность сбежать вместе и сблизиться. Но потом он, видимо, отказался от этой затеи и, выследив их, решил проверить на что Тэхён способен. Каков глупец! А Тэхён разрушает себя, тратясь больше, чем следует, и Юнги ничего не может поделать, глядя, как сочатся оставленные им же раны, как выступают кровяные слёзы и трясутся очерненные стигмами запястья.

Закрутился вихрь, завыла оглушительная сирена.

Тэхён погубит их всех.

Прокалывая сосуд с залежавшимся зельем, Сокджин сделал несколько глотков и прикрылся Юнги, выпустив его наперед. Можно быть спокойным: тот огонь уже не заденет, а с Юнги всё равно ничего не вышло. Хорошо, что есть запасные варианты.

Распростерев руки, Сокджин гомерически расхохотался, предвкушая роковой миг-блаженство.

***

Их выбросило чуть дальше, чем рассчитывал Намджун. Когда он поднялся с колен, то понял почему. Тэхён сбил здешние магнитные поля, воздух стал тяжелее, а шаги, напротив – легче. Чонгук в ужасе дергал его за локоть, призывая дать комментарий на сполохи вверху.

– Он хочет сжечь Квин. Эта та самая магия.

– Бежим туда, сейчас же! – Чонгук обратился, подкинул Намджуна на закорки и со всей прыти рванул с холма.

Они потратили несколько минут, чтобы приблизиться к черни, которая вблизи оказалась плотнее и гудела, как эхо вселенского горна. Внутри пошатывался Тэхён, проводя нечеловеческий ритуал волшбы. И у Чонгука заныло внутри, он коснулся непроницаемого барьера и, отдернув обожженную руку, беспомощно взглянул на Намджуна. Беспомощно и с укором.

– И что будем делать? – перекрикивая гул, спросил Альфа. – Он ведь нас не услышит, верно?

Покачав головой, Намджун напрягся и тяжело задумался. Что-то довело Тэхёна до безумия, если он принялся за магию такого уровня.

Чонгук больше не мог скрывать волнения, занервничал. Невозможность поделать что-либо точила изнутри. У них явно мало времени, и это подстегивает к крайним мерам.

– Там Юнги, – он почти прошипел его имя и обхватил Намджуна за плечи. – Как бы я ни желал иного, но могу приказать ему.

– Он под гипнозом Сокджина, – с грустью отметил Нам. – Но попробовать стоит. Давай через меня, я настрою частоту, а ты пустишь мысль.

Приложив ладони к голове волка, Намджун сотворил заклинание, и оба перестали слышать окружающий вой. Сначала Чонгуку не удавалось выцепить ни одного слушателя: всякий раз, когда он проделывал это с другими волками, сознание наталкивалось на некие пульсирующие точки, сейчас же мысленная карта проваливалась в звенящей пустоте.

«Не спеши. Тут время течет иначе», – подсказал Намджун.

Наконец удалось. Крошечный и слабый очаг чужих размышлений. Чонгук втиснулся между и обозначил себя грубо:

«Приветствий ты не заслужил. Но прямо сейчас нам не на кого больше положиться. Поэтому – здравствуй, Юнги».

«Чонгук…? Вот ты какой. Да, дело дрянь. Здесь так тихо, как перед смертью. Но чем я смогу помочь? Вы же видите, чью подлую шкуру я прикрываю».

«Намджун скажет тебе, как нейтрализовать гипноз, а затем ты вынешь один из штифтов, чтобы барьер спал. Ты делаешь это ради Тэхёна, а не ради нас».

«Я знаю. Только ради него я, кажется, и жил последние несколько лет».

Связь рассеялась, и Чонгук взялся следить за происходящим. Через минуту-другую, пока Тэхён исходил кашлем и снова начинал ритуал, Юнги уже мог шевелиться свободно, а насмехающийся позади Сокджин занимался разглядыванием собственных ногтей, ничуть не беспокоясь.

Единовременно: Юнги исполнил часть задуманного, Намджун разгромил остаток барьера, и бурлящее месиво чужеродной магии взялось распадаться мазками до пылинок. Схлестнулись маги – заклятые друзья, заклятые враги. Юнги замер между понятиями вмешаться или скрыться, а Тэхён, вымотанный и полуживой, доводил заклятье до конца и не разбирал, что к чему. Все вокруг ополчились против него и имели одинаковые лица. Круговорот не остановить.