Текст книги "Panacea (СИ)"

Автор книги: -Канамуля-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Чонгук же сталкивался с одной проблемой за другой: с трудностями объединения, ведения боёв, тяжело давалось и истолкование приоритетов держаться на расстоянии и по возможности не вступать в сражения, ведя оборонительную тактику. Здраво оценивая свои силы, Чонгук прекрасно понимал, что дать отпор можно, собрав всех в одном месте, но это станет как единой силой, так и огромной слабостью, а нечаянная подмога Ведающим – последнее, в чем хотелось бы угадать.

Вожаки безоговорочно принимали его, как Альфу, но немногие из них могли повести своих на разумный бой, привыкнув к обычной охоте, немногие понимали, что из себя представляет оборона. Поколение сменилось, и даже звери забыли о том, как воевать. Страдали и общность, и планы катились в тартарары, а уж о том, как сложно управлять группами на расстоянии посредством магии Намджуна – и говорить нечего.

Потому, в первые недели никто не беспокоил и не отвлекал сосредоточенного Чонгука, все старались прилежно исполнять его приказы и внимательно выслушивать тактические лекции. Ночных вывели из подземелий, спрятав их в пещерах на восточном мысе, в защитниках оставили лучших из лучших, сюда же, в пристанище последней битвы, стеклись и смышленые маги, в основном, приходящиеся друзьями Хосоку. Чимин помог не только последнему, но и стал переговорщиком со свояками: южные дольше остальных ломали гордость, прежде чем согласились увидеться с Альфой. Дальше вопросы отпали сами собой.

Пребывая в бесстрастном холоде рассудка днём, ночами Чон смотрел на свои дрожащие пальцы и переставал понимать, где в нем кончается волк и начинается человек. Война всё еще звенит где-то извне, взрывает и кромсает незнакомцев, ощущается плохо. Отсюда не чувствуется запах крови, не слышен звук рвущейся плоти. В попытке определить, за чьи права и по каким причинам сражается, Чонгук колебался между размытыми общими и личными. Он так же хорошо представлял себе, чего стоят его поступки, сколько невинных жизней канет в лету, как и то, что будет, если он не вернет себе Тэхёна. Как молодому Альфе, переживаний ему досталось немало. В тот период, когда кровь Тэхёна так необходима, она переливается по чужаку, и само осознание этого не даёт ни хорошего сна, ни покоя. Тем не менее, Чонгук старается не срываться и держать лицо, прислушиваться к Намджуну и соратникам.

Когда Чонгук удостоверился, что оставленный за спиной штаб под главенством дяди не даст трещин, и его постоянное курирование перестало быть необходимостью, он распорядился о частичном участии Ночных в сражениях. При помощи телепортации и содействии магов, он перенаправлял группы волков в ключевые очаги и принимал участие сам.

Сеча, увиденная воочию, дала выход застоявшейся злости, притупила жалость и немного опалила старые обиды. Ночёвки под открытым небом снова стали блажью, единение со стаей придавало утерянной было уверенности. Чимин, сражающийся бок о бок, как-то после боя сказал:

– Сражаться на неравных – это так по-людски…

Многие волки с ним соглашались и не верили в благополучный исход. Примирить их с людьми – задача невыполнимая, а уж сейчас, когда снова стираются границы, и воспаляются ложные цели, заведомо провальная в корне. Отчаиваться Чонгук не торопился и не мог себе позволить.

Побывав во многих местах, он надеялся напасть на след Тэхёна. Известно, что в сопровождении седовласого волка видели «ведьму». Так как переместиться сразу же к Храму в подземелье для врага – мертвый ход, Юнги и Тэхён, скорее всего, путешествовали тем же образом, что и Чонгук: телепортируясь с Сокджином и подбираясь к северу ближе и ближе, ожидая истощения Ночных и окончательного слома. В этом имелось рациональное зерно.

Поддерживать дух волчьей жажды становилось всё труднее: многие, особенно молодые – уходили из-под подчинения и, задрав пару-тройку солдат, падали замертво. Но и тут Чонгук отдал приказ молодняку держаться старших и ни под каким предлогом не срываться с цепей.

Среди многодневных изнуряющих битв, в конце концов, Чонгуку повезло: кое-где послышался знакомый запах, из-за чего он, пребывая в облике человека, вцепился Чимину в плечо.

– Чуешь…? – глаза его загорелись благодатным пламенем.

Как бы ни прятал Сокджин родной запах, тот всё же проступал, приманивая своего Альфу, становясь ему проводником и светочем.

Чимин ничего не почувствовал, но отчего-то машинально кивнул. Надежда нужна и волкам.

***

Раскидные шатры и высокие подушки, пахнущие пряностями, стали Тэхёну вторым домом. В основном, их не баловали великим уютом для достойных граждан, но, в отличие от обычных вояк, они располагались в тылу с заметным шиком.

Командование отдавал не столько Юнги, сколько Сокджин, вешающий интригу за интригой королевским прихвостням на уши. Он умело манипулировал и торговался и без применения магии, отчего Тэхён не возлюбил его еще больше. И именно на этой почве обоюдной неприязни они начали сближаться с Юнги.

Зима в этих местах не изобилует снегом, небо провалилось ниже, вороны с горестью кричат о наступающих тяжелых временах. Сильные контрасты с югом. Север кажется роднее.

Сидя на берегу реки за несколько шагов от лагеря, Тэхён со скукой бросал камушки, а Юнги уселся позади и обнял его за плечи. Несколько минут они молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга, следя за засыпающим течением реки.

Кровь породнила Тэхёна с Юнги, он начал понимать его намерения, жалеть и сочувствовать, и его доброта, нежность, его славная жертвенность становились для Юнги ценнее всего на свете. Кроме этого волка, Тэ даже не с кем поговорить. И когда его долго не бывает, он уходит сражаться или охотиться – Тэ начинает беспокоиться.

– Всё это так бестолково, – признается Юнги. – Сокджин не знает, когда остановиться.

Поёжившись, Тэ кивнул.

– Да, наверное.

Но осуждать его не берется. В эти недели он поступает не лучше Джина, лжет и лицемерит для того, чтобы люди шли за ними, попрощавшись с разумом. Ему надоели их восхищенные взгляды и беспредельное внимание. Мало хорошего в том, чтобы становиться не просто свидетелем погибели и разрухи, но и одной из первопричин.

– Чего бы ты хотел, Юнги? – он привалился к нему и сполз, прижав макушку к груди.

Именно эти моменты Юнги собирается запомнить вплоть до мельчайших подробностей.

– Быть с тобой, Тэхён, – поглаживая его теплые ладони, Юнги обхватывает их своими, приговаривает голосом ниже… – Унести прочь отсюда, куда-нибудь, где неслышно криков и мне не приходится уходить надолго. Я хотел бы, чтобы у нас появилось место, которое я смог бы назвать домом, которого у меня никогда не было.

Воображение заиграло так живо, что Тэхён почти увидел их дом, маленький и светлый, где-нибудь среди хвойных лесов, пахнущих ментолом. Улыбнувшись, он поднес запястье к его губам и выдохнул:

– Бери.

Потому что Юнги нужно как можно больше сил, а Тэхёну важна причастность к происходящему. Его ломит и давит присутствие Альфы. И сотни маленьких иголочек пронзают тело, когда острые клыки оставляют осторожные проколы. Юнги пьет и тихонько скулит, зализывает, и Тэхён даёт ему поцеловать себя в губы, очарованный и сладостный, пробуждающий знойную страсть.

Вечером явился недовольный Джин, метнул презлющий взгляд на уставшего Юнги и Тэхёна, массирующего тому плечи. До его появления было преспокойно, и доносящийся гомон солдат не доставлял неудобств, а теперь слышно каждую мелочь, которую своим голосом Джин умножает и раздувает в воздухе, что меха. Сначала он рассказал о нескольких внезапных победах, пожаловался на то, что «чистокровка умён», и у Тэхёна вдруг заныло в груди, он отстранился к подушкам и затих.

– Разве это не фарс и мы не используем войну, чтобы добраться до Храма? – спросил Юнги, подходя ближе.

– Не глупи. Карта мира уж замшела давно, поэтому пора её немного освежить. Одним выстрелом, как говорится… Ведающие знают, что делают, – важно подчеркнул он и махнул рукой. – До Храма мы доберемся, в любом случае. Что интереснее, я не наблюдаю вашей телесной связи, господа. Неужто ведьма не так хороша, как о ней говорят?

И действительно, Юнги не заходит дальше, довольствуясь одной кровью. У него в ушах стоит та славная речь Тэхёна: «Мне нравится твоя искренность». Брать его такого, лишенного памяти, Юнги кажется подлым и низким, хотя прежде он не собирался чтить законы морали. Чем отвечать Сокджину дерзостью, Юнги предпочел настоять на компромиссе.

– Я хочу дождаться брака, – ответил он.

Джин от души расхохотался, всплеснув руками.

– Ой ли! Разве не ты говорил, что возьмешь своё, попадись лишь оно тебе в руки? – он театрально утёр выступившие на глазах слезинки и покачал головой. – Впрочем, дело не в шаткости твоего характера. Ты должен вступить с ним в связь до затмения. Это распоряжение свыше, следование плану. Если ты не заметил, метку я изменить не смог.

– Где гарантии, что смогу я? – сказал Юнги тоном, обвиняющим мага в бездарности.

Тэхён коснулся своей шеи. Сколько ни разглядывал в зеркалах, тамошнее наречие он не узнавал, но догадался, что суть разговора заключена в этом. В легких забилась тревога.

– Я поясню проще, – Джин наклонился над ухом Юнги и договорил едким шепотом: – Если ты не трахнешь свою самку, она не будет твоей и сбежит к истинному хозяину. Даже мои чары не справляются с их тягой. А если мы его потеряем, Ведающим ты один к черту не сдался.

Юнги не выдержал, приказал Тэхёну сидеть на месте, и выпер Джина взашей на улицу, оттолкнул к ящикам с провиантом и зарычал:

– Хватит мне приказывать!

Побагровев и стряхивая с плаща пыль, Джин глянул исподлобья.

– Думаешь, я хочу?!

– Тогда объясни мне, чего они добиваются! Почему мне, ключевой фигуре, не собираются ничего рассказывать?! Что и зачем вы от меня скрываете?!

После минутного раздумья о том, стоит ли выкладывать Юнги правду, Джин склонился к тому, что он её всё равно добьется и пригласил к себе в шатер, указал на табурет и сел напротив.

– Ты уже знаешь, что тебя планировали использовать на протяжении всей жизни, Юнги. И сделать тебя единственным полукровкой-Альфой оказалось несложно. Я лично спаивал твоей матери особые зелья, будучи в то время подставным деревенским колдуном… Кем я только не был, господи.

Сожалеть и набрасываться Юнги не собирался, просто кивнул, подталкивая монолог.

– Не кажется ли тебе, что нынешнее деление на расы несколько устарело? – издалека и загадочно заговорил Сокджин. – Не думал ли ты, что борьба за главенство в этом плане – плод потаённых желаний? Есть ветвь, считающаяся отмершей и побочной. Но на самом деле, она и является знаком прародителей. В мифологии мы обрели статус богов и духов, где-то и нечисти.

– «Мы»…? – Юнги сглотнул. Сокрытое в тени лицо Сокджина обретало ужасающие формы, и снова становилось обычным.

– Да. Мы. Нас всё еще достаточно много. Квин тоже Ведающие, скажем так – ходовые. И никто из Квин не погиб, потому что я их не убивал, а вернул домой. Намджун же всего-навсего не пожелал разделить наши взгляды, вот почему мы оставили его при своем мнении. Мы просто хотим вернуть земли и возродить нашу цивилизацию, которую погубило общее детище в виде волков и людей, давным-давно решивших, что боги им не нужны. Сделать это самостоятельно у нас не получается: за истечением времен мы частично утратили свои способности и возможность продолжать род из-за того, что богоубийцы изничтожили женщин. Так вот, война – одно из доступных решений проблем, не требующая прямого вмешательства. Натолкни двух ослепленных ненавистью зверей, и они сожрут друг друга сами.

Юнги проняла дрожь. Возможно, и первое столкновение было попыткой бессмертных вернуть влияние.

– Понимаешь ли, изначально, все волки – это полуволки, а люди – полубоги. В эпоху своего расцвета людей мы создавали по образу и подобию, но единственным упущением стала невозможность включить особенные врожденные способности. Правда, удалось оставить каналы связи. Из-за чего люди позже начали изучать часть эфира, как магию. А вот нынешние якобы чистокровные волки образовались от скрещивания обычного животного и человека, однако, живя в тесном с людьми взаимодействии предпочли жить по законам человеческим. Здорово, правда? И когда эти создания искупались в нашем благоговении и сдружились, то решили пойти супротив.

– Неужели можно убить бессмертных? – засомневался Юнги.

– Вообще-то, нет, звучит абсурдно, – скривил рот Сокджин и разлил на двоих терпкой медовухи. – Глотни чуток… Да, о чем я. Тела наши – лишь оболочка, не поддающаяся старению. Но в том и заключалась беда. Тела стали нашей слабостью и цепями, да и к тому времени, как против нас ополчилась армия недовольных, мы практически не успели заметить, как изменились, как стало таять наше могущество, перетекшее знаниями и силой к людям, освоившим магию… Многих из нас убила непредусмотрительность. Ты вряд ли знаешь, но существует легенда о вечном пламени, принесшим разрушения и свергнувшим всё живое. На деле же это было несколько самых больших храмов, где заточенные боги горели несколько месяцев, умирая и снова возрождаясь в невыносимых муках. После «очищения» пепел их собрали в один ящик, а ящик отдали под охрану Ночным и тамошним Хранителям. Самое страшное то, что участь постигла всех наших женщин, каких мы и так имели немного.

Допив чарку медовухи до конца, Юнги прикрыл веки, раскатывая в блин столько новостей и выдумок, что сейчас в них вряд ли поверилось бы на трезвую голову.

– Постой. Я ничего не понимаю, – выдохнул Юнги, сжимая виски и стараясь вычленить главное. – Ведающие – особая раса, пострадавшая от объединения некогда созданных ими волков и людей и идущая нога в ногу с начала времен, но в тени?

– Точно, – кивнул Джин, радостно похлопав в ладоши. Но радость его прогнала по коже Юнги волну мурашек.

– Понадобились годы, прежде чем остатки нашего племени смогли вернуться в свет. Чтобы нас приняли, пришлось хитрить. Слыхал, мы можем отказываться от своей силы? – подмигнул Сокджин. – Люди не пожелали нас приютить, зато волки оказались терпимее. Вот мы и осели в подземном городе Ночных, как того требовали обстоятельства.

Так вышло, что мы, будто бессильные и павшие боги, сдались Ночным «на опыты». Свезло, что Хранители как раз столкнулись с проблемой, о которой получили подтверждение из наших уст. В одном из шифрованных свитков они обнаружили сказание о том, что «мертвые боги» – такая же чернь, как и благо. Иными словами, «пепел» может нести в себе как разрушение, так и спасение. Своеобразный Ящик Пандоры с двойным дном. То есть, к нему нужно оставить лазейку, ибо мало ли что может случиться с потомками в будущем. И Намджун, всегда отличавшийся каким-то праведным интересом к нашим же экспериментальным расам, был одним из тех, кто активно сотрудничал, помогая убийцам в исследованиях. Благо, он тогда хотя бы был за одно с нами и смог принести немало пользы. Это ему пришло в голову гениальное создание безупречной пары, как доверенному управителю судьбами.

Как это поэтически воспевают барды – «брак при затмении» – пусковой механизм, на какой и было возложено много надежд. К сожалению, мы упустили одну весомую деталь, а потому нас встречали провалы, и молодожены случались всё не те, недостаточно сильные. Одно только физическое соитие не давало нужных результатов, важна была целостность духа, которую мы не могли постичь. Мы продолжали стараться и ждали идеальной пары.

– Ну и каковы ваши надежды относительно «брака при затмении»?

– Скажи-ка для начала, а как, по-твоему, судьба избирает наследственность Альфы и Альта̀ры? Задумывался ли ты, почему именно эти двое?

– Никакой судьбы, ясное дело… Их избирают Ведающие, раз уж это задумка вашего Намджуна, – решительно предположил Юнги.

– Так и есть. Благодаря же стараниям Намджуна нас освободили при условии, что мы будем беспрекословно ему подчиняться. И мы как-то прижились в искуплении, заняв отдельный район в городе и ведя вполне безобидный образ жизни. Кто-то из наших даже помогал в строительстве, кто-то в медицине, школах, кто-то советовал в резиденции вожака…Тем не менее, от первоначальных целей мы не отступались, ни когда жили у Ночных под боком, ни когда отправились восвояси.

Как правило, на отбор тайно высылалось двое. Найти подходящего представителя противоположного пола – нам несложно, ведь мы обладаем и харизмой волков, и привлекательностью людей. Критерии отбора всегда были максимально упрощенными: понравилось – бери. Прямо как твой излюбленный постулат, каким ты не пользуешься, – подколол маг. – Но двадцать лет назад двое наших пропали надолго. Они отступились от принципа физического влечения и увлеклись своими женщинами настолько, что я бы осмелился назвать это любовью. И цепь замкнулась! Наконец-то мы добились нужного результата, воссоздав телесно-духовное в зачатых детях. Как ты понимаешь, детьми этими являются Чонгук и Тэхён.

Потрясенный, Юнги сцепил руки в замок, напряженно задышав. Оставаться в неведении было куда приятнее, черт возьми.

– В идеале Альта̀рой должна была быть женщина, но наше проклятие ни разу не дало плода женского пола, – непринужденно продолжил Сокджин. —Заинтересованы мы в этих двоих потому, что нам нужно возродиться, воскресив нашу семью. А усилиями доблестных Хранителей и Намджуна открыть ящик может лишь нареченная пара, после брака имеющая могущество, о сути которого не знаем даже мы, их создатели, ведь еще не было тех предназначенных, что несли в себе безусловно чистую любовь от настоящих отношений.

– Тогда зачем вам нужен я? – растерялся Юнги.

– Ты? – Джин ухмыльнулся, заерзал на стуле. – Ты являешься одним из условий. Ох уж опять этот Намджун! Он предложил введение особой формулы. Ящик открывается для «распоряжений» лишь нареченным – это первое условие. Второе – затмение. Третье же, что Альта̀ра должен нести в себе посыл отреченных. Ох, и долго же мы думали, что это такое и как осуществить, учитывая, что Намджун не потрудился рассказать правды! И мы решили объединить два условия в одно. Являясь Альфой и представителем проклятой ныне ветви, ты, Юнги, должен попросту занять место Чонгука, подчинить которого мы не сможем. Вот и всё. И как можно додуматься логически, Альфа и Альта̀ра, которыми будем манипулировать непосредственно мы сами, сделают всё, что угодно.

Пошатнувшись, Юнги прервал Сокджина, молча встал и вышел, отправился прогуляться, чтобы выветрить отвратительную мысль о том, что используют его, Тэхёна, того Чонгука, ни в чем не повинных, тающих на полях сражений… Ради того, чтобы явить своё божественное великолепие, а вовсе не затем, чтобы навести порядок.

Гори оно пламенем, это мироздание! Идти на поводу у богов, каким важен статус и лавры отмщения?! Какой бы последней сволочью ни был Юнги, он теряет всякий энтузиазм к бессмысленной борьбе, вспоминая, что есть такое тепло, как у Тэхёна в улыбке, под его пушистыми ресничками и в голосе. И если Тэ говорит, что есть много хороших людей, Юнги не может не верить. Он многое успел переосмыслить с их встречи.

Таким, разочарованным и убитым, его и принял Тэхён, так и не сумевший заснуть. Он стал ластиться в объятия, целовать его… Юнги разрывает от возбуждения, но он понимает: поцелуи эти предназначены вовсе не ему, и менять кричащее чужим именем клеймо недопустимо.

– Возьми меня… – ведьма кусает губы и прижимается теснее. – Прошу.

Юнги слизывает сладость с тонкой шеи, окольцовывает талию и возвращается к губам, с довлеющей нежностью даря поцелуй, а затем успокаивает, поглаживая и целуя в виски, переносицу, укладывая рядом с собою. И смотрит в доверчивые глаза, еще недавно горящие ненавистью. Ему не нужно тело, которое предлагается ценой обмана. Любое другое – возможно, но не Тэхёна. И потому Юнги нужно придумать, как снять это дурацкое забвение, навеянное самодовольным божком.

…Снаружи снова зашумели.

***

Чонгуку спалось паршиво, Чимину еще хуже. Устав слушать вздохи друг друга, они заговорили о том, по чему скучают больше всего. Общим словом, не произносимым вслух, значилось – ласка, которой не хватало в жерле бушующей днями жестокости. Степенно в голове Чимина неотступно разрастался образ Хосока, что в тысяче миль отсюда. Он даже не успел осознать, когда именно его стало беспокоить состояние мага, его целостность.

– Слушай, я не могу так. Мне надо с ним увидеться, – Чимин поднялся и поставил беспокойные глаза. – Отовсюду ползут гиблые вести. У меня плохое предчувствие.

Схожее снедало и Чонгука, потому он попросил Намджуна переместить их в котлован зябкой зимней ночи. Интуиция, как известно, Альфу не подводит.

***

К изнурительным странствованиям в компании волков Хосок уже попривык. И лишь одно точило нервы. Причастившись волчьей крови, он чувствовал каждый их взгляд, поступь, жар тел и лаву дыхания. Что в таком случае приходится испытывать Чонгуку с Тэхёном – даже представить сложно.

Занимался Хосок тем, чем и положено – врачевал, защищал и являлся верным помощником, нанося сокрушительные удары. Скучать ему некогда. В недавней схватке их стая потерпела значительный урон, вожак ходит молчком, от ребят тоже ни весточки. Обстановка волнительная и страшная, того и гляди начнешь пугаться любого шороха.

Ночь впадала в небытие в тот миг, когда Хосок очнулся от полыхнувшего свиста стрелы. Та угодила в сухой кустарник, и занялся пожар. Пламя мигом подняло на лапы волков, те бросились прочь от огня, рассыпавшись группками, чтобы донять врага. Дым накатил на глаза, и Хосок вслепую начитал заклинаний, успел поставить щит. Половина волков обратилась людьми, взявшись за оружие, и от лязга стали зазвенело в ушах.

Этого нападения никто не ждал: территория казалась расчищенной, лагерь недруга проверено далеким. Выходит, не обошлось без крученой магии, тушившей и инстинкты.

– Их слишком много! Надо отступать! – кричал Хосок, но вожак вошел в раж и не думал слушать.

Судя по шуму, их не меньше сотни. Сунуться в самое пекло – неразумно, но иного не остается. Хосок сломя голову кидается на помощь, и в пылу битвы не успевает следить за происходящим круговоротом и столпами пыли, как в него летит остриё меча, но как ни странно: боли нет, а враг отшиблен. Перевес неожиданно на их стороне, где-то послышались новые взрывы. Перед Хосоком знакомые очертания и белая макушка.

– Чимин…?

Волк, улыбаясь, обернулся на Хосока. Нет, слава богу, не ранен.

– Как я вовремя, да? Ты цел?

Хосоку хватило секунды, чтобы понять, что еще он заключает в грянувшие объятия. И он целует Чимина, с благодарной нежностью вжимаясь в губы, улавливая его дрожь кончиками пальцев и до самой последней клеточки изнутри восторгаясь его именем. Чим сжал гибкое тело в руках, отдавая тонны хранимой нежности.

Хосок намеревался погибнуть славной смертью боевого мага, но вместо этого встретил самый красивый в жизни рассвет.

Затем появился озадаченный заботами Чонгук, сказавший, что нынче в расход были пущены полукровки, а объявившийся Намджун в смятении сообщил о близком присутствии Тэхёна.

У Чонгука замерло сердце и снова заколотилось, как бешеное. Значит, он не ошибался.

========== 13. ==========

До раздражающей горло горечи потянуло гарью, запершило, излилось кашлем. Рассвет загорелся как-то иначе, не привычно блекло-розовым, он вспыхнул оранжево-красным и разошелся черной завесой густого дыма. Люди жгли себе подобных в неприступной деревушке, чей староста отказался дать воинам женщин и пищу. Кто-то из пришлых вояк со злости подпалил сарай. «Не воюют, так пусть хоть делом займутся, бездари».

И не было попыток унять пожар, войско отходило вглубь леса, спешило на очередное кровопролитие. Некоторые мирные жители так и не успели проснуться, занавесью повисли крики и треск пожирающего хатки безудержного огня, мелькали человеческие фигуры, чей-то зычный голос раздавал указы, после чего мужчины встали цепью до реки, наскоро перекидывая ведра, но стихия и не думала униматься, тесня человека, вынуждая всё бросить и отступить.

Недавно выпавший белый снег еще никогда не был здесь таким черным.

Юное ведьмино сердце еще ни разу, казалось, не пыталось остановиться.

Юнги схватил Тэхёна за руку, прикрывая лицо рукавом, повел за собой, прочь от зрелища, но тот упорствовал, с ужасом по нарастающей выдыхая: «Нет-нет-нет!»… В его глазах пробилось запоздалое понимание, чтение по смыслам прямо в прошлое, и Юнги едва успел догадаться, в чем дело. В ведьме откуда-то взялась и прыть, и мощь, чтобы опередить инстинкты волка. Тот и глазом моргнуть не успел, как Тэ скрылся впереди.

Он бежал и не верил, что так бывает: обретение и потеря, беспросветная боль, вьющая веревки по стопам. Бесхребетную дорожку в россыпи мелких камушков Тэхён знал с малых лет. И вывески лавок, каждую трещинку на деревянных ступеньках соседских крылец, а тот дом – на окраине, где Тэхён засыпал на руках бабушки, распадался на сотни мрачных крошек, и кружилась в плавящемся воздухе бестелесная труха. Воспоминания нахлынули с мучающей жестокостью и внезапно, пробужденные усыпленной тоской по родным местам и тем, кого Тэхён оставил, пустившись без оглядки в странствие.

…Рыдала мать, не сумевшая вытащить дитя, в попытке спастись по холоду бежали босоногие люди. Тэхён оторопело озирался по сторонам, надеясь оказать помощь, а его сбивали с ног, не узнавая, не окликая по имени, практически не видя. Магия не подчинялась, запертая согласно уничтожающему закону: не быть Альта̀ре без Альфы. И наоборот. Тэхён дрожащими губами повторил избитый напев, но не вышло и самого элементарного. Тщетно. Тэ должен был защищать деревню, остаться здесь и бороться. Он почувствовал себя бесконечно виноватым, заблудшим и бессмысленным…

Горела и рушилась ветхость, отсекая небо от земли удушливыми клуба̀ми, а Тэхён замер посреди хаоса и не мог шевельнуться. Приближался Юнги. Посетило ненужное и уязвляющее осознание, что он не тот Альфа, а его прикосновения, речи и надежды – ложь. И каждая минута, проведенная с тем, для кого Тэхён рожден и предназначен, непростительно не вовремя всплывает в памяти, раздирая голову изнутри, надрывая мышцы и отбирая дар речи.

…У него черные волосы, а глаза, словно безлунная ночь поздней осени, беспощадно прохладные, обжигающие, но не смертельно. Ты помнишь его горячие губы и цепкие пальцы, вскормленные ими синяки и царапины, остроту клыков и сладостное блаженство единения, голос, шепчущий со страстным придыханием о бессмертной любви…

Зажгло клейменную шею. Тэхён ухватился ладонью, ощутил нехватку воздуха и зашатался, пал на колени и, ударившись лбом о землю, сгреб пальцами горстки пепельного снега.

Заплутав из-за огненных взрывов, Юнги задержался и, найдя наконец павшего Тэхёна, подхватил его и забросил на плечо, заметался вдоль полыхающих коридоров. Вовсе не так он хотел высвобождать его память, не такой ценой. Какая нелепая случайность, злой рок!

Чтобы бежать быстрее, Юнги обратился, и Тэхёну не оставалось ничего, кроме как послушно держаться за него, снова спасителя и не принятого одиночку. Пожар сбил Сокджина с толку, и Юнги предположил, что у них есть хотя бы полчаса на то, чтобы скрыться и уйти из-под его слежки.

Пожар утих так же быстро, как и начался, будто кто-то захлопнул устье печи, и не стало ни разрушений, ни умерщвляющего пыла. Тэхён через силу обернулся, и грудь его заходила ходуном, комок горечи и скорби осел в глотке. Позади тлело пепелище, жалкое зрелище после кипящей жизнью деревни, позади замерзали лишившиеся крова люди, в безропотном отчаянии возвращающиеся к закоптившимся порогам.

Вперемешку со снегом с небес падала сама чернота, ниспадая крупицами, и Тэхён, болтаясь на волчьем загривке, ловил ее пальцами и плакал, плакал, как никогда, судорожно дыша и всхлипывая.

Ему больше некуда возвращаться.

***

Пролито немало крови, бранное поле не знает пощады. Колоссальные потери, первые весточки о том, что люди охотятся и на людей, подозревая их в пособничестве врагу или бездействии, приравненном к предательству родины. Но и посреди хаоса остаются те, кто тяготеет к миру и порядку, начинает уставать и искать пути отхода.

Потрескивает хилый костерок, отплясывая искорками в сумеречную длань. Стая притихла и поджала хвосты: по всему континенту маги передавали раскатистую речь Альфы. Вожак высказался о невозможном, но никто не выступил против, не послышалось и возгласа недовольства. И только Чимин громко откашлялся, слегка коснувшись плеча Чонгука.

– Ты уверен?

– Уверен. С этого дня мы не станем драться, как волки, – повторил Чонгук, повышая голос, прохаживаясь перед слушателями по кругу. – И это не значит, что мы отрицаем свою сущность, напротив – не опускаемся до того уровня, до какого пришлось опуститься людям, ведомым алчностью и жаждой наживы, глупостью и безрассудством. Многие из нас владеют оружием, мы превосходим людей по силе даже в этом обличье. Я знаю, что многие из вас не согласны, что вам приходится переступать гордость и многолетние принципы, идя за мной по закону крови. Доверьтесь мне и моему чутью. Чтобы эта война завершилась – нам важно не только воссоединение двоих, но всех. Я хочу поднять наше племя, возродить нас из пепла!

Для многих стало неожиданностью открытое появление Ночных, ушедших в тень забвения и ставших героями легенд. Явившийся из их числа Альфа всё еще наводит на кого-то праведный страх. Впрочем, он не пользуется привилегиями сполна, не манипулирует, хотя мог бы. Тем и вызывает доверие сверх кровной преданности.

После совета Чонгук остался разделить с собратьями ужин, а Чимин сел поодаль на бревнышко к Хосоку и приобнял. Он теперь не знает, как на него посмотреть без подтекста, о котором с надрывом кричит внутри каждая клеточка, а Хосок греется, замерев, прислушивается к их обоюдному бешеному сердцебиению. Скромно взглянув, он прикладывается губами к его шее и подгоняет томительное желание, и ломит его не меньше. Они потянулись друг к другу, скрещивая пальцы, соприкоснулись губами, Чим приник с захватывающей жадностью, и Хосок тихонько застонал, соскальзывая ладонью по бедру волка. Поцелуй теряет невинность, увлажняя губы, отрезая их от шумного мира вокруг…

Как вдруг на плечи им ложится по руке, и между втискивается не кто иной, как Намджун:

– Дайте-как старику присесть, молодежь.

Хосок смутился, спрятав глаза. Чим хотел было возмутиться, но, повернувшись в сторону, куда кивком указал Намджун, стушевался. Чонгук смотрел на них с едва скрываемой болью в примеси обиды и злости, закусив щеку. Ему не просто плохо без Тэхёна, он без него не может.

– Вот-вот, не развратничайте, не дразните, – приговорил Намджун и, показушно кряхтя, отправился бродить.