Текст книги "Der Parasit (СИ)"

Автор книги: Kagami Saito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– У нее сегодня выходной, она точно должна быть дома.

Дежурный нахмурился, передав информацию жандармам по ту сторону телефонной трубки.

– Со слов моих коллег, пока что все указывает на то, что мадмуазель Адерли дома нет, однако ее верхняя одежда на месте.

– Быть того не может! – резкая догадка посетила тревожный разум Аккермана, заставляя покрыться мелкой дрожью.

Дежурный внимательно смотрел на подозреваемого.

– У моей жены бронхиальная астма. Когда я уходил, она заходила в подвал, посмотрите там.

– Одну минуту. – Дежурный вновь передал слова коллегам и позже повесил трубку.

– Что там? – Спросил взволнованный Леви.

– Нам перезвонят. – Холодно ответил жандарм.

Ожидание изнуряло, сводило с ума и просто не отпускало сознание бывшего капитана, терроризируя различными предположениями.

Прошло около часа, как минимум. Это сильно настораживало, но попросить позвонить дежурного к себе домой он не мог. К сожалению, ситуация находилась не в его власти.

Аккерману казалось, что трели телефона раздались слишком громко, наполняя собой весь этаж. Дежурный сразу же ответил на звонок. Пока он о чем-то переговаривался с коллегами, Леви заметил, как мужчина сильнее нахмурился, а уголки его губ сползли вниз, выказывая пренебрежение или омерзение от услышанного.

– Что с моей женой? – врезаясь в железные прутья, не мог сдержать волнения бывший капитан.

Дежурный, услышав, почему был задержан Аккерман от коллег, перевел на того тяжелый взгляд, полный неприязни.

========== Цена жизни. Часть 2 ==========

Тук. Тук.

«Что это?»

Тук.

«Что это за звук?»

Тук. Тук.

«Это мое сердце?»

Тук-тук.

«Нет, не сердце. Этот звук где-то сверху…»

Открыв глаза, Адерли не могла поверить, что смогла вернуться в этот мир. Полночи она боролась с приступом астмы, не имея при себе ни ингалятора, ни нужных таблеток. Ситуация могла быть намного лучше, если бы дверь в подвал не была заперта.

Когда Ева услышала отступающие шаги разъяренного Аккермана, а затем и то, как захлопнулась входная дверь, девушка, аккуратно нащупывая ступени, поднялась к самой двери и облокотилась на нее, вслушиваясь – что происходит дома.

Прошло больше часа, как медсестра сосредоточенно ловила звуки тишины и лишь после, предположив, что Леви сегодня не вернется, дала волю чувствам, расплакавшись. Слезы хлынули, образуя мокрые дорожки на щеках, скользя по подбородку и падая куда-то на подол платья.

Обрывки фраз из столь ужасного признания Леви отголосками всплывали в памяти, заставляя вдумываться и признавать весь кошмар сложившейся ситуации.

Услышав хлесткий звук сквозняка, Еву пробрало холодом, от чего кожа покрылась мурашками.

Слова Аккермана звучали вновь и вновь, будто записанные на диктофон, а кассета проигрывалась без перерыва. И все же, самое ужасное было не то, что он ей постоянно врал или что-то утаивал, а то, что он был прав на счет нее. Если бы он рассказал свой секрет еще совсем юной девятнадцатилетней Еве, которая нашла его после долгой разлуки, то, не задумываясь, как и сейчас, она бы свела на “нет” общение с Аккерманом.

Нет, Леви не был плохим человеком. По крайней мере, он пытался быть хорошим, когда рядом с ним была она.

Ева была настолько подавлена, что, казалось, сидеть здесь – в полной темноте – это лучшее решение. Девушка представляла, что она часть этой густой тьмы, что плавучей дымкой заполнила этот подвал, и что ее проблема так же растворяется в ней, как и она сама. При иных обстоятельствах она бы никогда не почувствовала себя здесь в… спокойствии?! Адерли ненавидела оставаться в темноте, но не из-за страшных сказок, когда-то рассказанных мерзкими воспитательницами из приюта.

Ей – три года. Ева играет со старшей сестрой Ноэль в ладушки, едва касаясь ладонями, чтобы не создавать громких хлестких хлопков, а двое старших братьев Александер и Поль высматривают в окнах силуэты родителей.

Сейчас крайне неспокойное время – то и дело слышен звук артиллерии или гулких взрывов гранат или мин.

Братья нервничают, приговаривая, что родители должны были давно вернуться, а старшая сестра оборачивается на их слова, кривясь от чувства тревоги.

Конечно, маленькая Ева заметила настроение сестры, и играть ей расхотелось. Она слабо представляла, что происходит, но знала, что вести себя нужно тихо и делать то, что говорят родители и старшие братья с сестрой. Крошка Адерли слышала, что сейчас идет война, но трехлетний ребенок обычно воспринимает это лишь как набор букв, без осознанности.

Хотя наглядным примером для ребенка стал случай, произошедший около трех недель назад. Когда ее семья впервые за несколько месяцев вышла из дома, до этого постоянно скрываясь под половицами. Перебегая по улице и укрываясь за домами, Ева видела тела людей, лежащих на земле. В неказистых позах, небольшой горкой внахлест, в порванной одежде и бурыми пятнами от пуль.

Она узнавала в них соседей, что когда-то передавали ей со старшей сестрой молоко, пожилых людей, что всегда с улыбкой здоровались с ней, несмотря на опасное время, в котором они доживали свой век.

Маленькая Адерли не понимала, почему эти люди лежали на холодной земле и не двигались…

«Они спят?»

Но почему никто не дернулся, не перевернулся на другой бок, пока они вшестером бежали к дому, который должны были занять на этот раз?

– Ноэ… – позвала девочка.

– Тише, Ева!

– Почему мама и папа еще не вернулись? Они тоже спят на улице?

– Нет, Ева, – отозвался Поль. – Они скоро придут и принесут нам что-нибудь поесть. Они оба вернуться домой!

И маленькая Ева верила. Сколько она себя помнила, мама и папа действительно возвращались, пусть и со скромным уловом – половиной булки хлеба, ягодами или чем-то еще.

Братья продолжали высматривать родителей, а сестры сидели и обнимали друг друга, чтобы согреться. Ноэль пыталась успокоить сестренку, шепча ей какой-то веселый стих, что она выучила еще со времен первых классов школы.

– Идут! – объявил Алекс, освобождая проход двери, чтобы родители могли войти.

Дети семейства Адерли с надеждой переглянулись друг с другом. Первой забежала мать, оглядывая детей, затем вошел отец, плотно закрывая дверь.

– Все! По местам!

Старшие дети с ужасом переглянулись, а трехлетняя Ева почувствовала, как руки сестры схватили ее и потащили куда-то вглубь дома. Ноэль отодвинула две дощечки в стене и затолкала младшую сестру, затем быстро взбираясь в полость стены сама.

– Молчи, пока я не скажу: «все»! – шепнула Ноэль, вытягивая руку, чтобы закрыть их дощечкой, придерживая за крючок, что прикрутили к изнаночной стороне.

Полость в стене была небольшой, но две маленькие девочки могли в ней спрятаться, хоть старшей и приходилось подгибать колени, чтобы совсем не теснить младшую.

Прогремел глухой стук – это была выбита дверь, теперь лежащая на полу. Девочки расслышали шаги нескольких человек и речь на незнакомом языке.

Ноэль сильнее прижала Еву к себе и закрыла ей рот рукой.

Старшая Адерли знала, со слов родителей, что это немецкие солдаты и что искали они еврейские семьи. В Лионе был концентрационный лагерь, где держали людей их расы. Ноэль плохо понимала странные для девятилетнего ребенка термины, такие как: «расовость», «нация», «генофонд» – она должна была узнать о них гораздо позже. Школьница понятия не имела обо всех ужасах, что вермахтовцы творили с пленными, но знала, что если их схватят, в конце концов – убьют.

Старые половицы заскрипели, словно расстроенный струнный музыкальный инструмент. Девочку охватила паника, но когда она услышала всхлип младшей сестры, то сознание Ноэль будто вынырнуло из толщи воды. Понимая, что сестренка начинает плакать, старшая аккуратно погладила Еву, пытаясь успокоить, иначе – их услышат.

Тут же речь солдата стала еще слышнее, как и его шаги.

Ноэль поняла, что немецкий солдат зашел в их комнату.

Где-то рядом раздался стук, а затем шаги вермахтовца, что находился с ними в одном помещении, сошли на «нет» – он вышел. Мужчина закричал, а ему на плохом немецком стал отвечать отец девочек.

Ноэль охватил ужас – отец решил отвлечь все внимание на себя, понимая, что дочерей, скорее всего, раскроют!

В полости стены не было щелок, чтобы посмотреть, что творится снаружи, поэтому приходилось напрягать слух. Девочка, казалось, забыла, как дышать, пытаясь сосредоточиться.

Раздалось два выстрела и грохот падающего тела.

– Es waren zwei von ihnen! Suche sie!*

Ноэль только начинала учить немецкий язык, когда заканчивала первый класс, и помнила только то, что «zwei» означает «два».

Когда шаги стали приближаться, Ноэль вновь закрыла рот сестре, чтобы та не попыталась произнести и звука.

«Молчи! Молчи! Молчи!»

Шаги. Речь солдат стала доноситься из другой комнаты. Раздалось несколько выстрелов. Ноэль чувствовала, как младшая дрожит от каждого звука, и ее страх, словно яд по венам, начал растекаться в теле старшей. Ноэль почувствовала выступившие слезы, что пеленой ослепили ее глаза.

Лежа в полости стены, Ноэль прислушалась, понимая, что вермахтовцы спустились в подвал, однако там никого не было и можно было не волноваться.

– Nein! Nein, warte, ich bin kein Jude! – встревоженный голос Алекса, казалось, заполнил весь дом.

– Dies ist der zweite! – прогремел голос немца.

Солдаты покинули дом лишь через час. Сестры еще несколько часов пролежали в одном положении, пока заплаканная мать не открыла их, помогая выбраться дочерям. Все тело отекло и болью отзывалось каждое движение.

Когда девочки вышли вслед за матерью в главную комнату, то у угла лежало тело их отца. Возле него сидел средний брат, а мать упала на колени, больше не понимая – что ей теперь делать?!

– Ноэль… А папа спит?

– Да, Ева, он крепко спит… – слезы стекали по щекам сестры, а рука сжимала ладонь младшей с неконтролируемой силой, от чего пальцы трехлетней Евы забагровели.

Тогда Семья Адерли потеряла главную опору – отца и старшего сына, которого увезли в лагерь. К слову, пока Еву не отдали в детский дом, его так и не нашли, а что было после – она и не знает до сих пор.

Ужас, от которого они бежали, закончился через пятьдесят четыре дня. Их семья находилась на тот момент в госпитале для гражданских, куда попала мать, получившая ранение, и пока она пребывала там на лечении, обеспечивала убежище и своим детям. Это был их единственный шанс на спасение. Не только потому, что госпиталь был зыблемым гарантом безопасности, еще одной причиной пребывания полного состава семьи стали непонятые приступы у младшего ребенка – Ева переставала дышать.

Лишь позже, ей поставили диагноз астмы.

Уже в 1946-ом, когда Франция стала пытаться встать на ноги после войны, мать Адерли столкнулась с еще одной проблемой – постоянные лекарства для младшей дочери. Если ранее приступы были единичными, то, по мере взросления, становились все чаще. К сожалению, лекарства пусть и были дорогими, но в тоже время они были слабо эффективными.

Все деньги уходили на самую младшую, отчего двое старших детей часто голодали. У них не было нормальной одежды и одеял, не говоря уже об игрушках или какой-то другой роскоши. И однажды, в порыве злости Ноэль рассказала убитой горем женщине, что если бы не Ева – ее муж и их отец был бы жив.

Мать, ослепленная самыми едкими чувствами, словно отвернулась от самой младшей дочери, из-за которой она потеряла двух любимых ею людей. Совсем позабыв, что Ева тоже часть ее семьи.

Когда положение семьи совсем ухудшилось, мать семейства поняла, что скоро сляжет от тяжелых работ. Тогда она приняла сложное решение – она отдала младшую дочь в приют, чтобы обеспечить будущее средним сыну и дочери.

С тех пор Ева Адерли видела мать дважды: после того, как умер ее опекун, когда, раздобыв адрес, она хотела вернуться домой, и в магазине Леви.

Первая встреча после стольких лет закончилась скандалом – мать обвинила вернувшуюся Еву в том, что она пришла погубить их. Выгнав младшую дочь, которой пришлось вернуться в приют, мать испытывала муки угрызения совести, только Ева этого не знала.

За несколько лет, когда жизнь стала не так в тягость, а пыл эмоций утих, рассудок вернулся к старшей Адерли – только было уже поздно.

Во второй раз, увидев мать, Ева растерялась. Конечно, она узнала в той женщине свою мать, хоть та и была слишком вымотана. Она все же надеялась, что спустя столько лет, взгляд матери смягчиться, и она обнимет младшую дочь и, как ни в чем не бывало, заберет ее домой.

Но чуда не произошло.

Презрение и жестокость во взгляде старшей Адерли, что усмирили младшую, погасили в ней все надежды на лучшее. Мать хотела забыть ужасные годы, что были в ее жизни, но, глядя на Еву, она видела все ошибки, что совершила.

От нахлынувших воспоминаний Еванджелина гневно стиснула зубы, порывисто начав вдыхать воздух. Каждый вдох стало делать тяжелее, и девушка поняла, что сама довела себя до приступа.

Поднявшись, она попыталась провернуть ручку замка, но он не поддавался.

Еще раз. И еще.

Дверь не поддается!

Адерли охватила паника, а темнота, что была приятным спутником последние пару часов, внезапно стала ее кошмаром. Девушка отчаянно дергала то замок, то ручку двери, но дверь не открывалась. Хрупкая Еванджелина пыталась навалиться на дверь, но та даже не шелохнулась – по всей видимости, от последнего удара Леви язычок замка сместился, и дверь заклинило.

Хватаясь за горло, понимая, что больше не может нормально дышать, чуть ли не со свистом, она заглатывала новую порцию воздуха. Девушка чувствовала, как подкашиваются ноги, и слабость, граничащая с нехваткой кислорода, начинает одолевать.

Она понимала одно – ей нужно спуститься с лестницы, иначе она упадет.

Почти не помня, как она сползала со злополучных ступеней, медсестра забилась в угол, пытаясь в темноте ощущать точку опоры, чтобы не сойти сума еще быстрее.

Девушка начала расчесывать шею и область декольте почти до крови, пытаясь вдохнуть полной грудью, но это было бесполезно и лишь нагоняло истерическое состояние.

Она хорошо помнила стадии своего недуга – еще пара минут и лицо посинеет, а разум совсем перестанет подавать проблески нахождения в реальном мире.

Она должна успокоиться.

Пусть дверь закрыта, ничего страшного!

Она откроет ее позже или придет Леви и откроет ее.

Если не он, то через пару дней ее спохватятся на работе и, быть может, придут к ней домой. Хотя ее крики с подвала вряд ли кто-то услышит…

Надо успокоиться!

Она справиться.

Она должна.

Она не будет такой, как ее мать!

Вспомнив метод психотерапевта, к которому она обратилась еще год назад, Ева стала пытаться дышать, воссоздав образ большого мокрого пятна. При выдохе, она должна представлять, как дует на него и пятно высыхает.

Почувствовав резь внизу живота, Адерли крепко ухватилась рукой за ноющее место, пытаясь сконцентрироваться на методике, что она практиковала в кабинете врача.

Однажды ей это уже помогло справиться с приступом без помощи лекарств и ингалятора.

Нужно дуть на пятно!

Дуть на пятно!

Очередной хрип раздался, наполняя пространство подвала. Ева начала чувствовать, что с трудом, но она еще может дышать. Частота вдохов не усилилась. Она снова стала представлять пятно, которое от каждого продолжительного выдоха уменьшалось в размерах.

Обессилив через какое-то время, когда истерика отступила, Еванджелина сама не поняла, как провалилась в поверхностный сон.

Тук-тук.

«Нет, не сердце. Этот звук где-то сверху…»

Открыв глаза, Адерли не могла поверить, что смогла вернуться в этот мир, однако шум сверху заставил ее прислушаться к происходящему, а адреналин заиграл в крови. Стучали в дверь.

Приехав по адресу, жандармы во главе с майором разведывательного управления Эрвином Смитом постучали несколько раз, но входную дверь так никто и не торопился открывать. Сотрудники представлялись, не желая пугать хозяйку дома. Когда их терпение кончилось, они открыли дверь ключом, что изъяли у владельца дома при задержании, вместе с другими вещами.

Зайдя в прихожую, жандармы снова прокричали о том, кто они и какова цель их визита. Ответа не последовало.

Девушка услышала топот чьих-то ног и разобрала, что человек было несколько. Страх снова охватил ее сознание, и Ева стала предполагать, кто бы это мог быть: грабители, неприятели или кто-то еще?

Пройдя вглубь зала, мужчины заметили разбросанные вещи, смятый ковер – очевидно, оставшиеся следы борьбы. В головах следователей промелькнули неприятные мысли. Неужели хозяйка дома тоже пострадала от рук неуравновешенного молодого человека?

Обеспокоенные мужчины решили разделиться, чтобы обыскать дом. Обойдя оба этажа, они никак не могли найти мадемуазель Адерли. Отметив, что ее верхняя одежда и обувь были на месте, они решили, что девушка если и покинула дом, то только в домашнем. Холод, что был на улице, не мог позволить ей пойти налегке – она должна быть дома.

Еванджелина не могла понять, о чем говорили люди, а подниматься по лестнице в темноте ей было попросту страшно. Чувствуя от переполняющих ею эмоций колоссальное нервное напряжение, Ева поняла, что начинает слабеть.

Позвонив в отделение дежурному, они попросили уточнить у Аккермана некоторую информацию, задавая ему наводящие вопросы.

– Ее что, дома нет? – отозвался дежурный.

– Да, пока что все указывает на то, что мадемуазель Адерли сбежала, причем, в домашней одежде.

Спросив Аккермана, жандарм передал его слова коллегам на выезде.

– Одну минуту. – Жандармы оповестили дежурного, что перезвонят.

Майор Смит попытался открыть дверь подвала, но та не поддалась.

– Мадемуазель Адерли, вы здесь?– крикнул он, надеясь услышать ответ.

Несомненно, девушка узнала этот голос, пусть она слышала его всего лишь несколько раз, когда он приходил на произвольный допрос. Это был человек из разведки, тот, что забирал Леви в 1968-ом.

Адерли раздумывала, отвечать ей или же ждать, когда они уйдут, но этого решения ей принять не удалось. Дверь стали выламывать.

– Замок, заело! Найди что-нибудь! – раздались мужские голоса сверху.

Несколько толчков тяжелыми ударами по двери, и та распахнулась, впуская свет в пучину темноты.

Найдя на кухне подсвечник и свечи, майор решил лично спуститься и осмотреть подвал самостоятельно. Спускаясь по трещащим лесенкам, которые не были готовы к подобной нагрузке, мужчина внимательно осматривался, выискивая хозяйку дома.

Спустившись на бетонный пол, блондин прошел вглубь подвала, отходя от лестницы. Пламя трех свечей освещало немного, и когда в самом углу показалась темная материя, Смит сначала принял эту ткань за вещь, однако его смутило, что из-под нее что-то торчало. Решив подойти и осветить объект ближе, майор, наконец, нашел то, что искал. Точнее кого – в самом углу подвала сидела хозяйка дома, облокотившись о стену. Подойдя к ней ближе, Эрвин отметил, что Адерли сильно ослабела и плохо реагирует на что-либо. Но она была жива!

–Мадемуазель, вы меня слышите? – Смит дотронулся до оголенной шеи Евы, прощупывая стабильность пульса.

Ее правая рука придерживала живот, шея была разодрана мелкими царапинами, кажется, ее же пальцами, судя по окровавленным ногтям.

– Ева, вы можете идти? – еще раз спросил Эрвин, но, не увидев реакции с ее стороны, решил самостоятельно поднять девушку наверх.

Уложив ее на диван, майор стал осматривать Адерли, пытаясь понять, сможет ли оказать ей какую-либо первую помощь.

Ева с трудом открыла глаза, снова став хрипло дышать, а, увидев перед собой разведчика, что приходил к ней домой на допросы, начала сильнее нервничать.

– Успокойтесь, Ева! Я – Эрвин Смит, я пришел вам помочь. – Взяв девушку за руку, он внимательно рассматривал ее лицо, пытаясь понять, что она хочет сказать.

Свободной рукой Ева потянулась к расцарапанной шее, показывая майору, что у нее начинается приступ.

– Не можете дышать? – Ева продолжительно моргнула на вопрос Эрвина. – Где ваши лекарства?

Адерли перевела взгляд в потолок, а потом потянулась рукой к уху, наклонив голову в этот бок, будто имитирует голову, лежащую на подушке.

– Второй этаж? – Кивок. – Спальня? – Кивок.

Отпустив девушку, майор рванул по лестнице на второй этаж. Помня, где находится спальня, он совершенно точно открыл нужную дверь, найдя у прикроватной тумбочки заветный ингалятор.

Не прошло и минуты, как разведчик помогал девушке воспользоваться им.

Адерли на глазах становилось легче.

– Налейте мадемуазель чаю. – Попросил Смит одного из жандармов.

Ева недолго лежала на диване с закрытыми глазами, чувствуя себя в мнимой безопасности. Ее побеспокоил голубоглазый разведчик.

– Ева, вам уже лучше?

Неохотно открыв глаза, Адерли увидела майора Смита с чашкой горячего чая и двух жандармов в форме. Решив присесть на диван, девушка поняла, насколько обессилила – даже это ей помогли сделать другие люди.

– Да, сейчас намного лучше, – приняв кружку чая и сделав пару глотков, девушка почувствовала приятное тепло, мгновенно разливающееся по пищеводу, наполняющее пустой желудок.

Спустя некоторое время, хозяйка дома, оглянувшись, увидев беспорядок и трех человек в форме, решилась на вполне логичный вопрос:

– Что вы здесь делаете?

– Мадемуазель Адерли, скажите, когда вы в последний раз видели месье Леви Аккермана? – задал вопрос один из жандармов, в это время второй стоял с ручкой и блокнотом, наготове записывать ее слова.

– С Леви что-то случилось? – испуганно задала вопрос Ева.

Кружка чая застыла в воздухе, так и не коснувшись потрескавшихся губ Адерли.

– Пожалуйста, отвечайте на наши вопросы. – Настоял второй жандарм.

– Вчера вечером. Мы поссорились, и он ушел из дома. Где он?! – Вновь решила узнать Адерли, не скрывая взволнованности в слегка дрожащем голосе.

– То есть, он ушел из дома в состоянии аффекта? – уточнил записывающий в блок жандарм.

– Почему вы это спрашиваете? – смутилась Ева, нахмурив брови.

Что случилось с Леви?! Почему они молчат?

– Он применял к вам насильственные действия? – спросил жандарм.

– Нет, он не трогал меня… – видя ее красную, растертую шею, с запекшейся кровью и сбитыми в некоторых местах руками, жандармы слабо верили словам девушки.

– Тогда почему вы были заперты в подвале? – вновь спросил мужчина.

– Я не буду отвечать на этот вопрос! Говорите – что с моим мужем? – терпение Адерли было на пределе.

– К сожалению, повод, по которому мы пришли в ваш дом безрадостный. – Наконец, начал майор разведывательного управления Эрвин Смит. – Коллеги, не могли бы вы оставить нас с мадемуазелью Адерли. Я должен рассказать ей сам.

Кивнув, жандармы выполнили приказ.

– Ева, мне тяжело это говорить, но… Сегодня ночью Леви Аккермана задержали во время сокрытия улик убийства молодой женщины на Веркор рью.

Ева замерла, будто в ту же секунду дух покинул ее тело, как она услышала эту новость.

– Быть… этого… не может…

– Дежурившие этой ночью жандармы взяли его с поличным. Его уже допрашивает комиссар.

Ева заплакала, закрыв лицо руками. Неужели он… Нет, ее Леви не мог вот так просто убить женщину!

«Ты ведь знаешь, что когда я служил в Алжире, то работал с партизанами. Сама понимаешь, что я с ними не за чашкой чая вел переговоры. Я пытал их. Часами, сутками и неделями…»

Ева боязливо замерла, вновь вспоминая признание Аккермана.

– Пока он сидел в изоляторе, он кричал, что это вы виноваты во всем. Так же, он грозил, что разберется с вами, так как вы сломали ему жизнь…

– Нет… Нет… – Адерли придерживала рот рукой, а левую руку положила на живот, будто пыталась держать саму себя. – Нет…

– Мне кажется, что Леви Аккерман уже совсем не тот, что был раньше. Почему вы поссорились, Ева?

– Конечно не тот, что был раньше! Это вы виноваты в его состоянии!

– О чем вы, мадемуазель Адерли? – негодующе задал встречный вопрос Смит.

– Вы… Вы заставили его вернуться на работу в разведку!

– Мы не заставляли его, поверьте, он сам принял решение вернуться.

– Вы лжете! Что вы сделали с моим мужем?! – отчаянно вскрикнула Ева, но понимала, что майор прав.

Но не хотела этого признавать.

– Мы совершенно не причем! – блондин был убедителен. – Ева, не таите! Что могло стать предметом ваших разногласий, после которого он убил совершенно незнакомую женщину?

– Я не верю… Он не мог…

– Если бы он не мог, то не сидел бы сейчас в тюрьме, ожидая решения комиссара о переводе его дела.

Ева обняла свою вторую руку, а после плавно сместила ее на живот, сгорбившись, почти сворачиваясь калачиком. Боль тут же электрическим разрядом пронзило каждую нервную клеточку. Ей нужно успокоиться…

Ее движения не могли утаиться от пытливого взгляда Смита.

– Вам плохо? – учтиво поинтересовался мужчина.

– Да…

– Что я могу для вас сделать? – встав с кресла напротив и подойдя к заплаканной девушке, Смит присел на колено и потянул к ней руки, остановившись и просящее взглянув на Адерли.

– Ничего… Я недавно узнала, что уже на четвертой недели…

– Ева, вам нужно беречь себя. Вам нужно успокоиться… – не ожидая подобного расклада, продолжил Смит.

Девушка не сопротивлялась. Эрвин положил свои руки на ее, что охватили живот, и произнес:

– Ева, вы должны думать не только о себе, но и о вашем еще не родившемся ребенке. Обещайте мне это!

Прежний анализирующий взгляд растаял, а голубые глаза разведчика, словно стали обычными – человеческими, выражающими сочувствие и заботу к ней. Ева смутилась от столь резкой перемены его настроя по отношению к ней, но этот мужчина и его эмоции не выглядели… фальшивыми.

– Поверьте, я не хочу, чтобы с вами что-то случилось! Боюсь, но психика капитана Аккермана окончательно потеряла ясность, и теперь его необходимо изолировать от общества, от вас в первую очередь, чтобы он больше никому не причинил вреда. – Замолчав на миг, Смит вновь продолжил: – Да, его подвиг на службе не будет забыт. Я постараюсь приложить все усилия, чтобы этот очерняющий его честь поступок не смог как-либо сказаться на вашем благополучии…

Сейчас ей было плевать на его прежние подвиги. Гораздо больше Адерли заботило настоящее, а не канувшее прошлое.

– Что мне теперь делать, Эрвин? – отчаянно спросила Еванджелина, не надеясь услышать ответ.

– Нужно уехать в другой город и начать жизнь с чистого листа. А я позабочусь о вашем муже…

– Зачем? – наивно спросила она. – Что с ним будет?

– Боюсь, что остаток своих дней он проведет в психиатрической клинике. Он с особой жестокостью убил эту невинную женщину…

Ева снова всхлипнула, не желая верить его словам…

– Вам нужно последовать моему совету. – Заверял он отчаявшуюся девушку. – Забудьте все, что с вами произошло в этом городе. Отправляйтесь куда-нибудь подальше отсюда, родите дитя и воспитайте его, найдите новую любовь и живите счастливо. Вы сделаете так, как я прошу, Ева?

– Но…

– Того Леви больше нет… Поймите… – выдержав паузу, Смит продолжил: – Того Леви, что без памяти любил вас, был готов защищать ценой своей жизни… Его больше нет. Оболочка – тело еще живо, но его сознание больше не помнит о его чувствах к вам… Ева, вы сделаете так, как я вас прошу?

– Да… – начав рыдать навзрыд, ответила девушка. – Да, я все сделаю!..

Сев рядом, Смит прижал дрожащую Адерли к себе, крепко обхватив ее за плечи. Девичьи слезы быстро пропитали воротник его формы.

– Вы сможете пережить это… – его шепот раздался у самых кончиков ее ушей. – Скоро боль утихнет, Ева. Скоро станет легче…

Комментарий к Цена жизни. Часть 2

Дорогие читатели, мне очень приятно, когда вы оставляете отзывы! Особенно, если это не одно слово :D Я хочу чувствовать вашу поддержу – она действительно придает мотивации и сил для написания продолжения! Прошу всех небезразличных оставить отзыв. Лю <3

ПЕРЕВОД:

* – Es waren zwei von ihnen! Suche sie! * – Их было двое! Ищите!

* – Nein! Nein, warte, ich bin kein Jude! * – Нет! Нет, подождите, я не Еврей!

* – Dies ist der zweite! * – Это второй!

*Метод с пятном не моя выдумка, а реальный метод, когда пациент представляет свою проблему в виде какого-либо образа и в дальнейшем взаимодействует с ним. Обычно в клинической психологии применяется в работе с расстройствами (неврозами), в том числе с психосоматическими заболеваниями (метод используется на усмотрение врача). Хотя традиционно назначаются препараты + терапия.

========== Kampf und Wahrheit. Часть 1 ==========

Скользяще, словно полотно шелка по коже, ощущается голос. Звук, мычание, какое-то завывание… Что это? Голос ли вообще?

Его словно вытащили из толщи воды, где все услышанное было искажено рефракцией и не имело четкого звучания. Механические колебания, игнорируя законы физики, растворялись в пространстве, не имея отражения внутри этой среды.

Издав протяжный стон, Аккерман попытался открыть глаза, но его тело не слушалось, мышцы, будто игнорировали приказ нервной системы, будто ими командовал кто-то другой.

– С вами все в порядке? – вновь раздался женский голос где-то справа.

Сердце ухнуло, замедлив наступление следующего удара.

Обыденно-безразличный, совсем другой голос встретил его после неожиданного пробуждения. Леви не помнил обстоятельств, при которых ему пришлось очутиться здесь. И почему он спал. А спал ли?

Что с ним происходит? Словно маленький потерявшийся ребенок, которому для успокоения нужно услышать голос матери, Леви – хотел слышать лишь ЕЕ голос.

Всегда с нежностью обращающийся к нему, иногда взволнованный и переходящий на более высокие ноты, когда он влипал в передряги. Ее голос всегда рассказывал ему все, что происходило, пока он спал. Или не спал. Такой родной и даже опьяняющий…

Ее голос – музыка для его ушей. Любимая мелодия, что восстанавливала душевное спокойствие. Почему пластинка больше не играет?

Почему…?

Бывший капитан предпринял попытку повернуться и открыть глаза, но тщетно. Он продолжал не чувствовать своего тела, будто он растворился, превратившись в жидкость и слился с ручьем, пропадая в его беспокойных потоках. Ему была нужна старинная карта или собственная путеводная звезда для своеобразного плавания не менее странного моряка в этом одиноком водотоке жизни.

Для него компасом в жизни был тот голос, что заставляет идти к первому лучу рассвета. Тот голос, что помогал ему забыть боль.

Голос Еванджелины.

С самых первых дней его несправедливо спасенной жизни звучащий в его голове. Самые тяжелые и переломные моменты, произошедшие с ним, со временем становились забытыми пустяками, если она так говорила. Чтобы он не пережил, был способ, который мог избавить его от этих страданий – как только его касались ее ласковые руки, а грустный взгляд с сожалением смотрел на намучившегося бывшего капитана.

«Где же она?»

– Где же она? – повторил вслед за своими мыслями Аккерман.

– Кто? – вновь раздался незнакомый голос.

– Моя жена… – ответил Леви.

– Не знаю. Вас привел дежурный.

– Что?.. Какой еще дежурный?

Наконец, штурман вернулся и начал отдавать правильные команды – с трудом, Аккерман смог открыть глаза. Он напрягся, совершенно не помня, почему оказался здесь, заставляя мозг ассоциативно вспоминать предшествующие события. Не вставая, мельком оглядываясь, бывший капитан признал в небольшой комнате стандартный медкабинет.