Текст книги "Der Parasit (СИ)"
Автор книги: Kagami Saito
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
========== Паразит ==========
– Я скучал.
Девушка вновь посмотрела на единственного находившегося в комнате мужчину. Скользящий, замечающий каждую мелочь в образе Аккермана взгляд оценивал визуальную информацию, стараясь быстрее сформулировать первые выводы, предположить «как и чем» жил мужчина после длительного расставания.
– Почему ты так долго не приходила ко мне? – снова разрывая тишину, спросил Леви. Его голос не выражал радостной интонации, даже если он действительно испытывал это чувство. Это не было связано с его привычной скрытностью, оставшейся после длительной службы в армии. Причина была в ином.
– Потому что ты болен, и тебе назначено серьезное лечение…
Смотря на свою спасительницу или же губительницу – он не мог решить, кем она приходилась для него больше, Леви все же наслаждался ее появлением в палате, не сводя с нее глаз ни на секунду.
Она совсем не изменилась с их последней встречи. Все те же темные волосы, собранные в пучок на затылке с парой выбившихся прядей, немного красной помады на губах, и то же темно-синее платье, в котором она была во время последней встречи. Мужчина обожал, когда женщина была в нем, ведь именно он подарил ей эту вещь.
Женщина перед ним – одна из немногих и без того узкого круга знакомых, кто пришел его проведать. Смотря на нее, Леви ловил себя на мысли, что она единственная, с кем бы он хотел состариться. Весьма милые и инфантильные мечты для бывшего военного. Вот только мирная старость не могла входить в планы этих людей.
– Опять твои отговорки…
– Нет, Леви, у тебя действительно есть проблемы. – Перебила его спасительница или губительница. – Лучше принимай лекарства, как назначили врачи, а не как тебе вздумается.
– Пообещай, что тогда будешь заходить чаще? – невозмутимо попросил он, лелея надежду на положительный ответ где-то глубоко в душе.
– Обещаю.
Девушка пересела с края кровати ближе к мужчине, достав из сумки газету-ежедневник, и принялась зачитывать вслух. Аккерман взял ее левую руку, легонько сжимая, боясь, что девушка заберет ее из его хватки, не дав ему успеть насладиться прелестью женской кожи.
Долгие четыре месяца мужчина маялся, уже не надеясь увидеть эту женщину в пределах своей палаты. От скуки он успел изучить каждый сантиметр этого помещения без единого окна. Оно напоминало ему старую добрую, если уместно использовать этот эпитет, допросную, в которой он долгое время работал, пока служил в рядах французской армии. Только здесь света было гораздо больше. Еще, что постоянно не давало сосредоточиться на воспоминаниях о былом, – воздух. Запах медикаментов пропитал его настолько, что казалось, он всю сознательную жизнь вдыхал смесь из спиртов и настоев трав.
Война была давно окончена, настал долгожданный мир, но зачитанные новости не радовали. Громкие заголовки, расхваливающие новые планы по поднятию великой державы «с колен», сочиненные доблестными патриотично настроенными журналистами, многообещающе твердили, что скоро все будет хорошо. Каждый человек будет вести достойную жизнь, рабочих мест станет больше, процесс получения образования станет проще и будут выплачиваться увеличенные льготы.
Говорилось, что государство будет заботиться о каждом.
Но только не об этих двоих.
***
Для Франции шел тяжелый 1958 год. Уже четыре года велась ожесточенная война с алжирскими повстанцами за независимость. Экономическая ситуация государства оставляла желать лучшего, длительное сражение почти бесцеремонно разграбило бюджет страны.
Пала Четвертая Французская республика. Ожидаемо, на смену предыдущей пришла пятая, с ее новым правительством и планами на развитие страны.
Вот только жители некогда богатой и процветающей Франции пока не были готовы оценить изменения в государственном аппарате. Им приходилось терпеть голод, нехватку средств для обеспечения достойной жизни. Люди умирали без лекарств и тепла. Платили мало, либо приходилось обходиться случайными заработками. Юноши часто становились кормильцами, уходя на фронт, обеспечивая родных на свои пособия.
У Леви Аккермана не было семьи, которой нужно было помогать, он не страдал одухотворенным чувством патриотизма к своей родине, готовый отстаивать интересы государства на вражеской территории, но, тем не менее, он отправился на африканский континент в качестве солдата французской армии.
Ему было полных восемнадцать лет. У него не было должного образования, он нигде не работал; да и вообще молодой человек не тешил себя планами на будущее. В родном городе он лишь существовал, обворовывая местную аристократию, иногда ввязываясь в подработку более криминального характера.
Существуя, а именно так это стоит называть, жизнью отброса, его часто посещала философская мысль о том – кто же он?
Леви знал печальную историю своего происхождения, которую когда-то поведал ему человек, что растил его после смерти матери. В те, еще военные времена, люди не редко умирали от истощения или болезни. Вот и женщина, что так горячо любила своего маленького сына, не дождавшись пары месяцев до окончания Второй Мировой войны, оставила его, когда тому было не полных пять лет. Малыш сидел напротив кровати, поджав ноги, где лежало давно остывшее, начавшее разлагаться тело матери, и смиренно ждал той же участи.
Это было действительно случайностью. Билетом в жизнь, как сказали бы многие. Затянув с поисками младшей сестры на пару-тройку дней, Кенни нашел бы племянника уже почившим в другой мир.
На самом деле, Кенни не был милосердным. В городе его знали как «Кенни-Жнец» – человека, убившим более ста сотрудников полиции. Его никогда не терзало чувство вины – он лишь старался выжить в этом жестоком мире, пусть и подобным способом. И советовал это же своей младшей сестре, доказывая, что она не сможет прокормить себя и ребенка, в столь напряженное время.
Она понимала, что Кенни, возможно, прав, но не могла отказаться от еще не рожденного малыша. Старший брат был не доволен решением сестры, но уже ничего не мог сделать. Ее было не переубедить.
Позже Кенни пришлось скрываться несколько лет – нерадивые полицейские смогли напасть на его след, предвкушая, что поймают виновника смерти их сослуживцев.
Вторая Мировая война была известна зашкаливающим количеством человеческих жизней, которые она забирала день за днем. Была нехватка солдат, и ближе к окончанию сражений о Кенни просто забыли. Некому было заниматься его преступлениями и, чувствуя это, он, наконец, смог вернуться в родные края и приступить к поискам любимой младшей сестры.
Вот только ждало его лишь разочарование, а не теплые объятия мужских массивных плеч тонкими женскими руками его младшенькой и смущенный взгляд малыша, которого она так любила. Тогда Леви спасло лишь то, что он был последним напоминанием о покойной сестре. Будь обстоятельства немного иными, Кенни бы просто ушел.
Услышав эту историю однажды, иногда он прокручивал ее в голове, раз за разом, попутно пытаясь найти ответ на, так часто задаваемый в своих мыслях, вопрос.
Он считал себя паразитом. Зная свое происхождение, Леви отмечал, как иронично получилось. Фашистская мразь, что был любимым мужчиной его матери, оставила свое потомство на территории осажденной нацистами Франции. Понимая свою природу, парень задумывался – стоило ли ему рождаться вообще?
А может, Кенни был прав? Каждый раз, называя малыша Леви грязной крысой, – он ведь имел в виду происхождение?
Молодой Аккерман, в минуты подобных размышлений, становился мрачнее обычного.
Увидев объявление о призыве новобранцев, он сразу принял решение пойти в военный комиссариат, а не скрываться, как это делали другие в его родном криминальном районе. Возможно, вступая в ряды солдат французской армии, он пытается искупить ошибки своего отца, чья нацистская кровь течет в его жилах. По-крайней мере, это было его маленькой мечтой, ценность которой понимает только он.
Леви никогда этого не признает, потому что боится и ненавидит свою природу так же, как и те люди, что «награждают» каждого причастного к немецкому фашизму – позором и лютым гневом.
Разве паразиты могут быть полезными?
По крайней мере, он хотел таким быть. Он искренне хотел быть полезным, потому что только такие люди достойны жизни в этом жестоком мире. Совсем неважно для кого и чем, главное – избавиться от этого ощущения…
Он хотел быть человеком, а не паразитом.
Выросший в военное время, он знает цену человеческой жизни. И цену своей – тоже.
Отправляясь на африканский континент, Леви не терзал себя мыслями – вернется ли оттуда живым. Не то, чтобы ему было все равно, отнюдь. Он хотел лишь одного – приложить все усилия, чтобы стать человеком. Тогда, и только тогда он сможет вернуться во Францию.
Юных солдат начали учить еще на родных землях, ускоренно поведав основы военного дела, устраивая, казалось, бесконечные тренировки. Подготовка Аккермана была одной из лучших, поэтому его личное дело было на столе командующего частью, а не в канцелярии. При вступлении на Алжирскую территорию, его и нескольких избранных собрали в группу, став обучать секретам разведывательного дела и ведения операций против местных партизан.
Солдата Аккермана обучали тому, как распознать партизан, выявить террористов и как узнать интересующую информацию из этих ребят. Офицеры, обучающие их поток, отмечали результаты Леви как «совершенно» – он был лучшим в допросах, пытках и скрытии улик. Он быстро мог вычислить алжирского партизана и заманить его туда, где с ним уже расправятся, согласно инструкциям.
Скрепя сердцем, Леви понимал, чья это заслуга его успеха во время войны.
При офицерах солдат Леви Аккерман без зазрения совести пытал и убивал переодетых в штатское людей, чьи старания вели к освобождению Алжирской колонии от пут могущественной Франции.
Ему было все равно, кто сидел перед ним: мужчина, женщина, старик или подросток. Эти несчастные, что видели его невозмутимое, почти ничего не выражающее лицо и холодные серо-голубые глаза, не знали, какую бурю эмоций каждый раз испытывает их обладатель. Какие мысли порой отвлекают его от допроса.
Так прошло почти полтора года. После начала февральского наступления 1959 года на различные районы партизанских гетто, к лету фронт национального освобождения потерял более половины командующего состава.
В одной из спецопераций участвовал Леви Аккерман, как глава взвода бронекавалерийской бригады сухопутных войск.
Это случилось в середине жаркого июля, как позже станет известно, – за полтора месяца до признания французским командованием суверенитета Алжира. Однако окончательный конец холодной войны наступит только через пару лет.
Но Леви пока что думал только о том, как местные партизаны смогли предугадать маршрут его взвода, и почему сейчас в живых осталось только пять человек, включая его самого.
Гюнтер Шульц, Оруо Бозард, Элд Джин и Петра Рал – «личный отряд» капитана Аккермана, как иногда шутили солдаты после отбоя. Это были преданные ему бойцы, с которыми он познакомился около полугода назад. С того времени они успешно прошли множество миссий, и их доверие друг к другу стало безграничным. Именно поэтому к девятому часу обороны против алжирских повстанцев в живых остались именно они.
Однако солдатам не везло. Их окружили, а патроны, гранаты и прочий расход почти закончился. Кинжалы, которыми великолепно владел Аккерман, благодаря урокам из детства, к сожалению, сейчас были бесполезны перед огнестрельным оружием, которое имелось у партизан.
Ситуация была критической. Леви думал, как выполнить поставленную задачу и при этом не дать умереть своим людям. Бравый отряд был разбит, а эти четверо, что еще были живы и доверили ему свои жизни, просили, нет, от переполняемого волнения даже требовали отдать приказ!
Но его не последовало.
Перебирая все возможные варианты, капитан отвлекся и, лишь услышав непонятный гул, успел отдать короткую команду:
– Ложись!
Внезапно прогремел взрыв, слишком близко от оставшихся в живых солдат, чтобы никого не задело.
Последнее, что чувствовал капитан, это то, что его отбросило ударной волной, завалив землей или чем-то еще. Аккерман быстро понял, что произошло, но уже ничего не мог предпринять. Сознание было затуманено. Переполох событий заколесил в ненормальном темпе, постепенно отключая нервную систему. Правую ногу пронзила острая боль, отчего молодой человек окончательно потерял сознание.
Когда Леви очнулся и открыл глаза, то увидел потолок, деревянные балки которого заметно прохудились, но еще были готовы держать эту непростую ношу. Он все думал, вспоминал по рассказам, – так ли выглядит чистилище?
Да, первой мыслью капитана Аккермана было то, что он – мертв, и теперь дожидается в перевалочном пункте встречи с плохим сыном Господа Бога.
Долго рассматривать помещение не пришлось: в глазах появилась резь, отчего он сразу закрыл их и больше не повторял этой ошибки. Голова стала гудеть тут же. Начало подташнивать. Скривившись от комбинации ощущений, солдат простонал, чем, видимо, и привлек внимание человека, что суетился рядом с ним.
– Как вы себя чувствуете? Что у вас болит? – женский голос смог отвлечь от агонии боли, и солдат снова решился приоткрыть глаза. Нет, ему не было интересно, как выглядит обладательница мягкого тона, скорее, это инстинкт – понимать источник потенциальной «угрозы».
Ее лицо нависло сверху над ним, загораживая источник света, создавая комфортную тень. Это была молодая девушка из «Сестер Милосердия», как он догадался по униформе. Она внимательно ловила каждую эмоцию, пытаясь понять, что мучает парня, не задавая лишних вопросов.
Прохрипев, солдат лишь попросил воды.
Девушка быстро вернулась, выполнив его просьбу, помогая ему приподняться, принялась поить его. Промочив горло, Леви снова лег в прежнее положение и прикрыл глаза.
– Как вы себя чувствуете? – повторила девушка.
– Они живы? – задал встречный вопрос Аккерман.
– О ком вы? – не понимая, переспросила она.
– Со мной было ч-четверо… Элд, Оруо, Пет… – закашлявшись, раздирая горло хрипами, Аккерман не смог продолжить мысль дальше.
– Когда ваш отряд нашли, в живых остались только вы, – перебив солдата, ответила Сестра Милосердия.
Устремив взгляд опечаленных серо-голубых глаз с девушки на те же прогнившие перекладины, что и раньше, сжав губы в тонкую полоску, парень пытался сдержаться и не показывать боль той утраты, что почувствовал, услышав эту новость. Гнев переполнял его, желая выплеснуться наружу.
– Пожалуйста, лежите спокойно!
Но солдат не слышал ее, закусив нижнюю губу до крови и отчаянно ударяя кулаком по тонкому матрацу, с каждым разом вкладывая все больше сил в это движение, ощущая непрочные деревянные перекладины койки.
Увидев безмолвную истерику, что овладела капитаном, девушка решила облегчить его переживания, поставив ему укол с легким успокоительным. Но первое время парень не унимался.
Схватив больного за руку и тем самым остановив очередной удар, девушка прижала ее к себе, обхватив двумя руками. Аккерман замер.
– Вы сделали все, что смогли! Не смейте делать МОИ усилия напрасными… – она звучала с надрывом, обезоруживая. – Я не для того спасала вас, чтобы от отчаяния вы совершили глупый поступок. Берегите швы!
– П-простите… – постыдно признал ее правоту Леви, словно вырвавшись из пелены горечи утраты.
Слабость начала медленно окутывать тело солдата. Переведя дух, он ловким движением высвободил свою руку и, взяв ее запястье, заставил девушку наклониться к себе.
– Вы моя… – подбирать слова становилось труднее, либо это был самообман, либо лекарство было на редкость хорошим, – спасительница. Как вас зовут?
– Еванджелина… Ева Адерли! – растерянно прошептала юная Сестра Милосердия. – А вас?
– Леви. Просто Леви.
Увидев, что медленно парень начинает погружаться в мир сновидений, девушка разорвала телесный контакт, поправив одеяло больного.
– Выздоравливайте.
Услышал ли Леви ее пожелание? Не факт, но непременно случится так, как пожелала мадемуазель Адерли.
Ведь паразиты выживают в любой среде, да?
Комментарий к Паразит
Ваша активность = продолжение.
Комментируйте, ставьте “Нравится”, добавляйте в сборники – это шикарная мотивация.
========== Признательность. Часть 1 ==========
Лежать на жесткой койке госпиталя пришлось не долго. Осколочное ранение в области коленного сустава правой ноги было сложным случаем для полевых врачей.
После первой срочной операции симптомы больного явно указывали на то, что медики что-то упустили, и необходимо экстренно проводить вторую. Только они старались не замечать ухудшения состояния больного, ведь таких, как Леви, был целый зал солдат с разной степенью паршивости.
Как бы это грубо не звучало, но этим обреченным могли помочь только: удача, Ангел-хранитель и выражение «рожденный в рубахе». Врачи, оставляя их на погибель в руках Сестер Милосердия, не были черствыми на душу. Они с состраданием относились ко всем, но зачастую просто не успевали заниматься должным образом с каждым пациентом из-за постоянного наплыва раненых солдат. Это было основной причиной множества смертей в госпитале. Штат полевых врачей нуждался в увеличении численности и более компетентных кадрах, но, увы, оставалась только надеяться, что пенициллин станет для всех «панацеей».
Шов на ноге Леви воспалился и начал гноиться; температура раненного солдата была стабильно высокой, вгоняя юную мадмуазель Адерли, приглядывающую за ним, в тревогу за больного. Все свободное время она посвящала молодому капитану и облегчению его страданий.
Она понимала, что, если не провести повторную операцию, скорее всего, Леви останется инвалидом или же будет медленно погибать прямо в этой койке. Тщательно следя за изменением состояния его здоровья, она предположила, что сепсис мог начаться из-за фрагмента осколка, который мог еще оставаться в ноге. Если бы было удалено все, несомненно, препараты дали бы положительный эффект уже после первого вмешательства.
Когда ситуация стала критической, и Леви перестал ее узнавать, находясь в бреду, молодая девушка потребовала найти свободного хирурга и провести повторную операцию для капитана Аккермана. Сначала на нее посмотрели с сожалением; догадались, что пациент стал девчонке не безразличен. Еще бы – герой, единственный выживший из всего взвода, доблестный солдат своей страны.
Она явно долго готовилась, заранее подобрав необходимые слова для произведения нужного эффекта на кучку уставших врачей. В ее пламенной речи не было ни единой лишней фразы или интонации. Доказывая важность проведения операции для молодого капитана, она настаивала на долге перед страной, который они выполняют так же, как и Аккерман, защищавший их на поле боя.
Горящие энтузиазмом влюбленные глаза не смогли оставить врачей равнодушными, и те, приказав ей ассистировать, принялись к подготовке пациента.
Проведя долгую операцию, хирурги действительно нашли осколок, как и говорила Адерли. Девушка была рада, узнав, что ее предположение было верным, ведь это существенно сокращало список возможным причин ухудшения здоровья раненного.
После второй операции Еванджелина не прекращала наблюдение и уход за капитаном, видя плоды своих усилий. Ближе к концу третьего дня он пришел в сознание и даже смог съесть небольшую порцию похлебки. Несмотря на то, что уже был отбой, девушка смогла достать еду для него.
Во тьме, сидя лишь при паре зажженных свечей на весь зал, не ощущалось того, что рядом лежало большое количество раненых людей, периодично издающих стоны, кашель и прочие процессы жизнедеятельности.
Вкратце, Сестра Милосердия рассказала о том, что произошло за последние несколько дней, отчего Леви лишь немного нахмурился, узнав про осложнения и вторую операцию. Он действительно не помнил этого.
На секунду он задумался – от чего же жизнь буквально дала ему второй шанс? За какие заслуги предоставила ему этот подарок?
Ответ был прост. Поставив пустую чашку из-под супа на пол, он аккуратно обнял молодую девушку, что уснула, сидя на краю его кровати. Постепенно чувствуя, как та согревается от тепла его тела, и пальцы рук становятся не такими холодными, ее измученное лицо начинает принимать более привычный ранее спокойный вид.
Капитан Аккерман знал человеческую природу как свои пять пальцев. Хватило пары дней наблюдения, чтобы все понять, однако он не думал, что она будет настроена серьезно и даже станет добиваться второй операции, что почти невозможно в условиях госпиталя.
Но больше его мучил другой вопрос – за что такая юная красавица смогла полюбить его?
Паразита, что пытался искупить свои грехи на поле боя. Рисковавший своей жалкой жизнью не ради чести родины или защиты ее самой. Все время им двигало лишь его ущемленное эго, а девушку было жаль – придумала себе невесть что.
Из раздумий его вывел довольный вздох Сестры сквозь сон – капитан испугался того, что она проснулась.
Никогда прежде Леви ни о ком не заботился – тогда зачем он пытается согреть ее, прижав к себе? Да, ночью в госпитале было жутко холодно, несмотря на то, что днем в этой местности достаточно жарко.
У паразита не может быть чувств. Нет, не «не может» – а не должно.
Но ведь он рисковал своей жизнью и усердно воевал во благо родины, на которой родился. Он сделал все, что было в его силах, заглаживая свою вину. Может быть, паразит все же стал человеком?
Девушка расслабилась, обмякнув в руках капитана, отчего Леви почувствовал вес ее тела и понял, что не выдержит таких посиделок, ведь не до конца оправился после операции. Осторожно перехватив ее, он стал медленно склонять Адерли, заставляя лечь на кровать вместе с ним, спиной к нему.
Он понимал, что это – ошибка. Если она проснется сейчас, то сделает поспешные выводы. От чего же тело, сопротивляясь разуму, притягивало спасительницу ближе к себе?
Глубоко вдыхая аромат ее волос, он едва мог различить легкую травяную нотку, смешавшуюся с привычным спиртом, что витал в воздухе госпиталя. Ее форма была немного затерта от постоянной тяжелой работы, и ткань сильно измялась на местах сгибов локтей.
Ева мирно посапывала, кажется, крепко заснув, впервые за долгое время. Аккерману же такой покой оставался только в мечтах. Снедаемый противоречивыми эмоциями он почувствовал нечто новое, чего никогда не было в его жизни – надежду.
Надежду на то, что он, человек-паразит, может быть не одинок. Что он может быть кому-то нужен, не обязательно этой молоденькой Сестре Милосердия.
Девушка явно сыграла с ним злую шутку, открыв очередной мир грез, что будет мучить сознание Леви. Впервые за свою жизнь он почувствовал, что хочет ощущать то, о чем читал только в учебниках – привязанность к кому-либо. Быть с тем, кем он мог дорожить и кому бы рассказал горькую правду о себе.
Быть с тем, кто понял и принял бы его таким, какой он есть.
Это ведь чувствуют люди? Паразиты же не способны на такие светлые эмоции…
Совершенно верно, он попытался позаботиться о ней так, как может в его нынешнем состоянии, – уложить на кровать и согреть, дать возможность отдохнуть. Была в этом действии и толика благодарности за свою жизнь, учитывая настойчивость и смелость Сестры Милосердия, но больше его мучило то, что он хотел перестать чувствовать одиночество. Хотя бы сейчас, когда сердце отчего-то разрывалось больше обычного.
Обычно Леви знал как справиться с этим угнетающим состоянием, но теперь, когда он почти обездвижен, и коротать время приходилось, лишь рассматривая что-либо, он не мог убежать от этого призрака, вечно следующего по пятам.
Спустя пару часов Леви так и не заснул, но сделал вид, что спит, когда Адерли заворочалась, начиная просыпаться. Он уже не обнимал ее, лежа на спине, вытянув руки вдоль туловища, сделав вид, что так и лежал все время, пока Ева, утомившись, улеглась рядом во время их беседы, уснув.
Адерли долго не могла понять, где находится, а позже – почему. Бегло посмотрев, спит ли капитан, девушка поправила сползшее одеяло и снова села на край кровати, легонько взяв его за руку. Медленно поглаживая большим пальцем очертания его костяшек, почти невесомо касаясь огрубевшей кожи, девушка едва слышно прошептала:
– Как же я рада, что все обошлось…
Еще никогда Леви не было так тяжело скрывать свои эмоции. Сначала Аккерман хотел открыть глаза, но позже подумал, что тем самым сломает девчонке сказку, что она старательно выстраивала все время его пребывания в госпитале.
Неужели снова эта забота о ком-то?
Удивляясь случившемуся, Леви почувствовал, как его руку отпустили, после чего кожа стала мгновенно замерзать, чувствуя потерю источника приятного тепла, а позже он остался один, и лишь тихие отдаляющиеся шаги дали понять, что можно закончить притворство.
После этой ночи Еванджелина ничего подобного себе не позволяла, от чего Аккерман подумал, что ошибся в своих выводах на ее счет. Несколько недель пролетели почти незаметно, только теперь для передвижений Леви приходилось использовать костыль, так как на восстановление подвижности сустава уйдет еще много времени.
Ближе к рождеству в Алжире начала распространяться инфекция, подкосившая многих больных, отчего было принято решение идущих на выздоровление солдат перевести в соседний госпиталь, а тех, кто уже не сможет продолжить сражение на поле боя, отправить домой – во Францию.
В один из дней к капитану Аккерману пришел врач, провел осмотр и констатировал удовлетворительное состояние здоровья. Он был немногим моложе местных полевых медицинских работников, но в его глазах все еще не затух энтузиазм. Несмотря на то, что нога постоянно ныла, и передвигаться, как прежде, он еще не мог, перед уходом врач озвучил вердикт:
– Завтра вы возвращаетесь домой, капитан Леви. Собирайте вещи, Франция ждет своих сыновей!
Адерли, находившаяся в зоне слышимости разговора, вмиг потеряла контроль над эмоциями и, прикрыв рот рукой, отвернулась, заплакав. Леви заметил ее резкие движения, перестав обращать внимание на что-то говорящего доктора. Ее хаотичное размазывание слез по юному личику отдавалось неприятным ощущением, приглушающим радость от новости о возвращении на родину.
Обернувшись, Сестра Милосердия испугалась того, что за ней наблюдала пара глаз цвета грозового неба, застав в столь дискредитирующей ситуации. Не выдержав, она покинула общий зал.
К удивлению Аккермана, девушка не попадалась ему на глаза вплоть до самого вечера. Лишь перед отбоем, набравшись смелости, она подошла к нему с привычным невозмутимым видом, желая последний раз поговорить перед расставанием, – уже завтра на рассвете Леви предстояло покинуть Алжир.
– Возвращаетесь домой? – сев на край кровати и стараясь как можно радостнее озвучить вопрос, Адерли хорошо справлялась с интонацией, легкой улыбкой, но никак не с подрагивающими пальцами, что сжимали плотную ткань юбки униформы.
– Да, но вы, кажется, этому не рады… – честно заметил Леви.
– Почему же?! – возмутилась девушка, не желая, чтобы ее так быстро раскрыли. – Наоборот, я очень рада за вас, теперь вы…
– Ева, прекратите! – перебил Леви. – Я все знаю.
Как испуганный зверь, девушка резко повернула голову, посмотрев на капитана. Ею овладела растерянность, которую она прогоняла на протяжении всего вечера, не желая принимать, насколько легко идет на поводу своих эмоций.
Свет в зале потух, означая отбой. Солдаты почти синхронно принялись укутываться в одеяла, а кому их не досталось – простынями, укладываясь на боковую.
Прямо как в тот вечер после его пробуждения: голоса стали стихать, зал освещали лишь две, догоревшие уже до середины, свечи, и рядом была Сестра Милосердия.
Она сидела, потупив голову, делая вид, что рассматривает в темноте деревянный пол.
Ее раздирали сомнения, Леви чувствовал это, будто сам испытывал эти ощущения. Аккерман смотрел в черную пустоту, растворившуюся по периметру зала.
– Что же, – шепотом решила разорвать тишину Еванджелина, – была рада с вами познакомиться, капитан Леви!
– Сестра Адерли, – обратился он к ней, схватив за руку и остановив при ее попытке убежать, – останьтесь.
– Простите, мне нужно…
– Останься, я сказал! – более требовательно, повысив голос с шепота до тихого тона, приказал Леви.
Он дернул девушку за руку, и та снова приземлилась на край его кровати, подчиняясь каждому слову или движению.
– Я не собираюсь слушать твои: «рада с вами познакомиться» и прочее дерьмо. Если тебе действительно есть что мне сказать перед тем, как я свалю, то говори сейчас. Ты уже взрослая девочка. Подумай хорошо, возможно, мы больше не увидимся.
Ева забралась на кровать, поджав ноги и, тем самым, став максимально близко к капитану. Изловчившись и выудив свою руку, она взяла его ладонь, а следом произнесла то, что он был готов услышать:
– Я люблю Вас! – жар ее шепота обжигал лицо, разгоняя кровь по венам. Еще немного и Аккерман сам начнет трястись, как осиновый лист. Но теперь настала его очередь:
– Почему? – этот вопрос не давал ему покоя все время пребывания в госпитале. Ответа на него он ждал гораздо больше завтрашнего утра.
Он должен понять!
Тяжело выдохнув куда-то в сторону, Адерли сделала глубокий вдох, будто знала, что он задаст именно этот вопрос, а не ответит положительно или отрицательно на ее чувства, и решила начать ответ издалека:
– Когда вы попали сюда, в первый день, убитый горем об известии о своих товарищах, я еле смогла вас успокоить. Когда же ваш пыл остыл, вы посмотрели на меня, как… – Адерли замолчала, переведя дыхание, – на спасительницу, как сами позже и сказали. Ваш взгляд говорил мне, что я нужна вам. Просил об этом, чтобы не свихнуться после всего кошмара, что произошел на поле боя. До этого на меня никто и никогда так не смотрел.
Леви внимательно слушал Еву, ловя каждое слово, наконец, осознавая.
– Знаете, я поняла, что нашла спасение в Вас. Каждый раненный благодарен нам за заботу о них, каждый с трепетом смотрит на нас, но вы… Я чувствую, что именно вы такой же, как и я, – одиночка. И именно ваши глаза смотрят на этот мир так же, как и мои.
Адерли позволила себе переплести их пальцы воедино, наслаждаясь более цепким захватом. Чувствуя маленькую власть над обезоруженным от ее слов молодым человеком.
– Я – четвертый ребенок из самой обычной нищей семьи одного из убогих уголков Франции. С самого рождения была всего лишь лишним ртом на попечении родителей, от того и дописала себе пару лет в документах, чтобы взяли сюда, – в Сестры Милосердия. Даже если я выживу здесь и меня не подкосит инфекция, а снаряд или бомба не попадет в этот госпиталь, вернувшись во Францию, я не собираюсь идти в родительский дом. Меня там никто не ждет. Именно поэтому я хотела, чтобы хоть кто-то вспоминал обо мне, если вдруг… А вы бы меня помнили, знаю это… Потому что я ваша спасительница. – С улыбкой закончила Адерли. – Этого достаточно?
