Текст книги "WOAS. Этот безумный мир (СИ)"

Он все-таки вырезал тыкву – под неусыпным надзором Лидии, которая утверждала, что сосредоточенность на каком-то определенном занятии непременно его успокоит, и спорить с ней, конечно же, было бесполезно.

Он вырезал тыкву, а Скотт и Стилински приперлись с ворохом искуственных летучих мышей и гирлянд из лже-паутины, и обвешали этой дрянью весь лофт. С ними пришли Эллисон и Кира, и их Питеру не так уж сильно хотелось выгнать: они приготовили отличный пунш. Впрочем, превосходный вкус пунша оказался заслугой Лэйхи – судя по его поблескивающим из-под шарфа глазам, это он влил туда хорошую такую порцию алкоголя. Ну хоть кто-то в бывшей стае Дерека удался на славу – этот Лэйхи вообще ничего так, может, стоит переманить его на свою сторону и попытаться захватить с его помощью власть…

Впрочем, Лидия все равно не позволит – она за мир во всем мире.

Чего только не сделаешь ради любви – даже позабудешь о своих амбициях и мечтах захватить если не мир, то хотя бы один-единственный город и подчинить его себе…

– Они сейчас будут здесь, – шепнула Лидия, подходя со спины и трогая Питера за локоть. – Ты снова пьешь пунш?

– Он вкусный, – отсалютовал девушке стаканом Хэйл, поворачиваясь к ней лицом.

– Ты пьян? – подозрительно сощурилась мисс Мартин.

– Вовсе нет, – показушно обиделся Питер и нашел себе другое оправдание: – Это все твоя тыква меня так… Умиротворила.

– Я сейчас пойду и умиротворю этого юного алкоголика Лэйхи, – мрачно пообещала Лидия. – Повешу на его же шарфике.

– Не стоит, он только начал мне нравится, – хмыкнул Питер. – Так они… Они уже близко?

– Более чем, – затаив дыхание, Лидия вцепилась в предплечье Питера и кивнула ему на входную дверь, которая как раз отъехала в сторону и в разверзтую пасть лофта, украшенного для Хэллоуина, шагнули две девицы.

Вообще-то, они оказались довольно взрослыми – Питер ожидал иного. Лет десять тому назад была у него одна умопомрачительная интрижка… Ну, этот вариант отпал разом.

Девицы были одного возраста с… Ну, с Лидией, да.

Как-то неловко, конечно, но кто сказал, что будет легко?

Увы и ах, если они в самом деле такие взрослые, то их матерью с вероятностью процетов на девяносто является Коринн, которую прозвали Пустынной Волчицей.

Премерзкая была женщина – его первая любовь, всю душу ему изорвала и бросила в момент самой унизительной слабости.

Это из-за нее он так мерзко относился всю жизнь к женщинам – до Лидии, само собой.

– Они красавицы, правда? – с умилением произнесла Лидия, подталкивая его вперед.

– Эээ… Да, – согласился Питер, разглядывая девиц с некоторым подозрением.

– Это ты, что ли, наш отец? – одна из них, одетая в шорты и клетчатую рубашку (какой-то клон Стилински, ей-богу, только в девчачьем обличьи), решительно шагнула к Питеру и уставилась на него таким дерзким взглядом, что он тут же уверился, что перед ним его дочь. У Хэйлов это в крови – нарываться на всех подряд и ерепениться.

– Малия, полегче, – вторая девица вцепилась первой в руку и мило улыбнулась. – Это не только для нас сюприз, но и для… Папы.

– О, Ди, не будь такой приторной, меня сейчас стошнит, – закатила глаза Малия. – Этот «папа» нам никто, и я понятия не имею, зачем мы…

– Ну вылитый Дерек, – неожиданно для самого себя умилился Питер. – Тот тоже считает себя прямолинейным и брутальным, но на самом деле просто хам.

– Дерек – это наш дядя? – тут же поинтересовалась та, которую назвали Ди. – Ох, я, кстати, Диана, и я очень, очень рада…

– А вот эта – вылитая ты, – сделала вывод Лидия. – Бесконечно обаятельна, но наверняка попытается тебя использовать по полной.

– Обнимемся? – предложил Диане Питер, ухмыляясь.

– Я принесу пунш, – решила Лидия и отошла, предоставив новоявленному отцу пообщаться с дочерьми наедине.

– А кто это, в шортиках? – пристал к ней Стайлз, подловив у чана с пуншем. – Познакомь-ка, а. Я любил тебя всю свою жизнь, а ты разбила мне сердце, связавшись с Питером, так что ты теперь должна мне, учти!

– О, Стайлз. Я обожаю твою логику, – рассмеялась Лидия. – Ее зовут Малия, она дочь Питера.

– А вторая? – рядом нарисовался Лэйхи, обмотанный уже не только шарфом, но и бутафорской паутиной.

– Они близняшки, чувак, – состроил ему мину Стилински. – Сечешь, что это значит?

– Что я отрежу ему уши, – любезно подсказала Эллисон, подкравшись со спины. – Зачем тебе эта информация, Айзек?

– Да просто интересно, – кисло улыбнулся Лэйхи. – Всем же интересно. У Питера есть дочки, это же круто.

Лидия обернулась на Питера и его дочерей – все трое оживленно о чем-то беседовали, при чем Малия тыкала папулю пальцем в грудь и явно бузила на него.

– Счастливого Хэллоуина, ребята! – закричал Скотт, которому было невероятно весело, потому что пунша он выпил раза в три больше, чем даже Питер. – А давайте в караоке петь?

– Песенку про папу надо найти, – ехидно кашлянула в кулак Эллисон.

Вечеринка по случаю Хэллоуина определенно удалась – теперь задачей Лидии было не дать ей превратиться в катастрофу.

========== Клаус Майклсон/Эллисон Арджент/Айзек Лэйхи. TO/TW crossover. ==========

[Эллисон не погибла в битве с Они. Айзек уехал в Новый Орлеан со своим новым опекуном, Эллисон приезжает к нему на каникулы]

– Ты меня будто бы разлюбила.

Новый Орлеан сделал Айзека невыразимо старше, заставил его чувствовать острее и действовать мягче, но с Эллисон все было прежним: он вновь превращался в того мальчишку, который потерял от нее голову и страдал от собственной неловкости и неумения раскрыть свои чувства. А Эллисон, кажется, стала лишь еще более красивой, уверенной в себе и мрачной.

Когда Айзек узнал ее, она уже из яркой девочки-хохотушки превратилась в замкнутую, таинственную и опасную юную охотницу, но за прошедший год, что они провели в разлуке, эти ее качества стали выражены не просто более резко, они заняли доминантную роль.

Пугало его это, или все же ему это нравилось? Айзек пока не разобрался.

– С чего ты взял? – голос у Эллисон ровный, она не переживает, как переживала бы любая другая девушка ее возраста. Она просто спрашивает: все эти любовные трагедии мало ее занимают, она знает цену и преданности, и предательству, и давно уже для себе все решила. Она может и юная снаружи, но внутри она куда как старше даже своего отца. Старше, но не мудрее – хотя ей кажется наоборот. Она все еще способна быть безрассудной, вот только позабыла об этом.

– Ты больше не улыбаешься. – Айзек не обвиняет, но сетует, хотя и берет ее при этом за руку, переплетая их пальцы. – Мне не улыбаешься, Элли. Винсенту ты за завтраком улыбалась.

– Он твой опекун, – пожимает Арджент плечами. – Я думала, ты хочешь, чтоб я была с ним милой.

– Честно говоря, мне плевать, – сознается парень. – Винсент хороший человек, он добр ко мне, но будешь ты с ним милой или нет, меня не заботит. Я хочу, чтобы ты была милой со мной.

– Это так глупо, – на губах Эллисон появляется намек на легкую улыбку. – Ты совсем как мальчишка с этими претензиями. Я приехала в Новый Орлеан ради тебя, трачу свои каникулы на это, вместо того чтоб охотится с отцом и Джерардом, а ты…

– «Это» – так ты называешь наши отношения? – хмыкает Айзек, но не оскорбленно, он скорее позабавлен. Эллисон слишком серьезная, она так заигралась во взрослую, что, кажется, совсем разучилась получать удовольствие от жизни.

– Я не это имела ввиду, – понимает свою оплошность Арджент и сжимает его пальцы своими. – Я люблю тебя, Айзек. Ты же знаешь, люблю. Просто… Все сложно в БиконХиллз и в округе сейчас, я просто не могу себе позволить расслабиться.

– Можешь, – возражает ей Лэйхи. – Ты сейчас не в БиконХиллз, Элли. Ты в Новом Орлеане, со мной, и именно здесь и сейчас ты должна расслабиться.

– Да, ты прав… Наверное, ты прав… – шепчет Эллисон и прижимается к нему, но она по прежнему такая напряженная…

Айзеку кажется, что он теряет ее – но лишь до тех пор, пока она не находит его губы своими.

Ее поцелуи все такие же крепкие и сладкие.

***

На кладбище Лафайет тихо – так тихо, как может быть лишь в обители смерти.

Эллисон слышит чужие шаги – осторожные, но твердые, уверенные, отчего-то пугающие, но в то же время манящие.

Она уже и не понимает – преследует ли сама она эти шаги, или это они преследуют ее.

Как она вообще попала сюда, что привело ее на кладбище, чего ради она кружится в этом лабиринте надгробий уже который час? Где Айзек, отчего она совсем не помнит, как уходила от него, что сказала ему перед уходом?..

Последнее, что она помнит – это завтрак, который приготовил для них Винсент.

Винсент, приятный, располагающий к себе темнокожий мужчина, муж покойной тетки Айзека по линии отца – человек, который забрал Айзека к себе и заботился о нем, как о собственном сыне.

Эллисон нравился Винсент – он в самом деле кажется хорошим, а еще он варит изумительный кофе.

Кажется, она выпила целых три чашки этим утром?..

Мужчина в укороченном пальто поджидает ее за большим памятником в виде ангела, он стоит в полоборота и на его губах играет непонятная улыбка, от которой в груди Эллисон сердце принимается выводить тревожную дробь.

Она видит мужчину так четко, гораздо четче, чем все, что происходит и находится вокруг – видит намек на ямочки на его покрытых легкой щетиной щеках, видит мимические морщинки в уголках глаз…

«Я тебя знаю?» – хочется спросить ей, но мужчина с загадочным видом прикладывает палец к губам в немом призыве смолчать и ей.

Эллисон покоряется, отчего-то покоряется ему: ей хочется покориться первому встречному, и все это как-то глупо и даже страшно.

Он уходит, то и дело оглядываясь, жестом приглашая за собой, и Эллисон следует за ним, очарованная и отстраненная: во всем мире существует лишь она и звук шагов мужчины, который ведет ее в неизвестность.

***

Айзек берет ее след у кладбища Лафайет.

– Мне жаль, – сказал ему Винсент, когда он очнулся вечером со стойким привкусом желчи во рту и с затуманенной головой. – Мне жаль, Айзек, но мне пришлось. Майклсоны слишком сильны, мне приходится идти у них на поводу, чтобы уберечь своих людей, чтобы уберечь и тебя в том числе.

Ему было жаль, а Айзек ничего не понимал, кроме того, что произошло что-то ужасное.

Эллисон исчезла.

Кто-то забрал ее, кто-то причинил ей зло.

– Ты уже ничем не поможешь ей, – пытался увещевать его Винсент. – Никто не поможет ей, понимаешь? Мне пришлось, пойми.

Ему тоже пришлось: пришлось сделать Винсенту больно, чтобы выяснить, где нужно искать – сделать очень больно, но он выживет.

Или нет – все будет зависеть от того, найдет ли Айзек Эллисон, и в каком она окажется состоянии.

Наркотический туман в его голове уже не такой плотный, но все еще не рассеялся.

Сердце стучит где-то в горле, звериные когти, венчающие его пальцы, ощущаются такими чужеродными…

– Эллисон?.. – зовет он, неразборчиво: клыки во рту мешают говорить. – Элли?..

След приводит его на задворки кладбища – наверное, когда-то сторож хранил здесь различный инвентарь, но теперь это просто полуразвалившийся сарай, который лишь чудом еще не рухнул.

Все вокруг пахнет Эллисон. И кровью. И расплавленным воском.

Ее безжизненное тело распластано на земляном полу посреди начертанной пентаграммы, увенчанной погасшими огарками свечей.

Она мертва – Айзек знает это еще до того, как прощупает пульс.

Он не слышит ее сердцебиения.

Он потерял ее – и на этот раз это правда.

Где-то поблизости протяжно воет в небо волк.

Никлаус Майклсон тычется волчьей мордой в ладонь Фрейи и подставляет под ее ласку серебристый загривок.

Заклинания, требующие человеческих жертвоприношений, неизменно истощают ее, но она будет в порядке.

Как и плачущий над телом охотницы мальчик-оборотень: он тоже будет в порядке, пусть недолго, но будет.

Ровно до того момента, когда придет мстить – вот тогда придет и его черед тоже.

========== Кол Майклсон/Лекси Брэнсон. TO/TVD. ==========

///

– В следующий раз, убивая всех в очередном баре, убедись, что никто такой же крутой как и ты, не будет против.

У нее была кожаная куртка, алая помада и длинные белокурые волосы, вьющиеся мягкими локонами. А еще она вела себя слишком дерзко, но отчего-то хотелось спустить ей это с рук, просто за красивые глаза.

– Ты поучаешь всех вампиров, которые встречаются тебе на пути, крошка?

У него была смертная скука в анамнезе и очередной кровавый срыв на подходе, ну и кожаная куртка тоже, да.

– Да плевать мне на других вампиров, у меня уже есть один протеже, у которого сносит крышу время от времени и для которого я играю роль заботливой мамочки. Я сделала тебе замечание, потому что это был мой любимый бар, засранец.

У нее появлялись ямочки на щеках, когда она улыбалась, а он как раз был без ума от подобных мелочей, так что эта случайная встреча в крошечном баре в Праге оказалась судьбоносной.

– Я покажу тебе другой бар, не хуже этого. Там круто, тебе не захочется уходить оттуда никогда.

– Почему-то у меня такое чувство, будто на самом деле ты имеешь ввиду свою койку в местном отеле, а не бар.

– На самом деле, так и есть… Ты против?

– Нет, но предполагалось, что я не должна этого говорить. Если играть по правилам, то я должна ломаться и кокетничать, а ты должен настаивать и проявить себя альфа-самцом.

– К счастью, мы не играем по правилам.

– Да. Повезло тебе…

– Кол. Меня зовут Кол Майклсон.

– Алексия Брэнсон, но друзья и любовники зовут меня Лекси.

Он никогда не звал ее Алексией – да, для него она с самого начала была Лекси, любовница и возлюбленная, раз и навсегда вошедшая в его жизнь.

///

– Твою мать, Кол… Мы же договаривались не убивать никого у нас дома.

У Лекси локоны давно уже не вьются, теперь она носит прямую стрижку чуть короче плеч, но алая помада и кожаная куртка все еще с ней.

– Мне казалось, ты обещала не запрещать мне быть собой, детка.

У Кола давно уже нет той непреодолимой тяги крошить в пальцах чужие жизни без разбора, но порой все же его охватывает голод столь первобытный и глубокий, что гармонии, которую в его жизнь привнесла Лекси, становится недостаточно, чтобы сдержать зверя.

– Да чтоб тебя, Майклсон! Я и не собиралась запрещать тебе, но это же наш чертов дом, ты уделал всю нашу гостиную! А новая горничная? Ты хоть понимаешь, каких трудов мне стоило найти эту? Да она же была идеальной!

– И на вкус тоже ничего.

– Сукин ты сын, смотришь мне в глаза и зовешь другую женщину вкусной? Мне казалось, ты клялся, что вкуснее меня никого не пробовал.

– Это другое, Лекс.

– Правда?

Ее голос падает до игривого полушепота, и сама она превращается в большую, томную и грациозную кошечку, которая готова запустить в непослушного мальчишку свои коготки.

Им снова придется переехать, но, черт побери, как же им хорошо вместе – даже посреди залитой кровью гостиной, даже в компании растерзанного тела идеальной горничной.

Когда люди созданные друг для друга, встречаются – это чудо, когда встречаются два созданных друг для друга вампира – это больше похоже на катастрофу.

Не для вампиров, нет – для окружающих.

Для горничных, например.

///

У них в холодильнике пакеты с донорской кровью ровными стопочками, тихое «oh, death» нараспев из радиоприемника, огонь в камине и поддельная медвежья шкура перед ним – Кол не любит фальшивки, но Лекси отказывается по вечерам валяться на натуральном меху, она жалеет всех и каждого, медведей в том числе.

Ее забота о Стефане Сальваторе для Кола такое же гиблое дело, как спасение медведей посредством покупки поддельных шкур, но все же он никогда не скажет этого вслух. Если Лекси попросит, он поможет ей угомонить Риппера и будет нянчить его вместе с нею неделями напролет – такова сила любви, ребята. Кол иногда ловит себя на мысли, что сам не заметил, как стал до противного х о р о ш и м парнем – но находясь рядом с этой женщиной, он не чувствует, что принес себя в жертву.

Лекси против убийств, против убийств уже слишком давно, чтобы вот так просто поступиться своими принципами, но иной раз, заставая Кола с окровавленным ртом рядом с истерзанным телом, она думает: «к черту! мы же хищники! пусть только сегодня, только на этот раз… этого не повторится снова.»

Если бы о ее маленьком секрете знал Стефан, он никогда бы не позволил ей снова поучать его. Но Стефан не знает, к счастью – потому что Стефана нужно спасать.

А Кол не такой, ему не спасение нужно, а вера, любовь, поддержка. Лекси должно быть стыдно – она влюбилась в плохиша, который никогда не изменится, и это ли не лицемерно? Втайне она и сама наслаждается реками крови, которые время от времени проливает Кол.

Даже если она и лицемерка, всегда можно сказать, что всему виной любовь.

– Ты любишь меня, детка?

– Больше всего на свете, засранец. Больше всего на свете.

Аминь – вот и весь сказ.

========== Стайлз Стилински/Елена Гилберт. TW/TVD. ==========

[Стайлз во вселенной «Дневников Вампира». Клаудия Стилински умерла, когда Стайлзу было 16 лет]

Однажды, говорил его отец, наступает такой момент, когда стоит рискнуть. Наплевать на страх, забыть о неловкости и смущении, перебороть все на свете дерьмо, мешающее тебе это сделать. Никто не гарантирует тебе успех, вот в чем соль. Ты получаешь все, или ничего – но даже если результатом окажется то самое «ничего», ты все равно не проиграешь. Потому что как бы ты ни было, ты будешь знать – ты смог. Ты сильнее, чем думали все вокруг. Сильнее даже, чем думал ты сам.

Стайлз Стилински не то, чтобы особенно любил эти минутки философии от отца, но иногда он реально говорил важные вещи. У них никогда не было так уж много свободного времени, чтобы болтать о всяком: до того, как умерла мама, отец много работал, а уж после ее смерти и подавно. Стайлз, в свою очередь, взял с него пример и замкнулся на учебе.

Мелисса МакКолл однажды сказала, что они оба сойдут с ума от перенапряжения, если продолжат в том же духе. Отец прислушивался к этой женщине – пожалуй, после смерти мамы миссис МакКолл единственная поддерживала их и пыталась как-то помочь, – и потому попытался внять гласу разума в ее лице, рассудив все немного по-своему.

Он уволился со свой должности в полицейскому участке БиконХиллз, запросил перевод по округу на должность менее ответственную и трудоемкую, и в конечном итоге принял решение, убедившись, что старшая школа в городке под названием Мистик-Фоллз подойдет его сыну.

Так они и переехали – чтобы не сойти с ума и не взорваться от того самого перенапряжения, до которого методично себя доводили, притворяясь при том, что все прекрасно.

В Мистик-Фоллз жизнь потекла несколько иначе – здесь и Стайлз, и Ноа Стилински каждый по-своему утешились. Ноа больше не был шерифом, но он получил место помощника шерифа, и шериф Фобс оказалась вполне приятной женщиной, с которой Стилински очень сблизился. У них не назревало романа, ничего такого, но они в самом деле стали хорошими друзьями, и Элизабет часто звала своего помощника к себе на барбекю по выходным.

Барбекю, так уж вышло, готовили дети: гиперактивный и несколько гикнутый Стайлз, и не менее гиперактивная и несколько замороченная на контроле Кэролайн.

Поначалу эти двое не особенно поладили, но пара-тройка барбекю все же свела их поближе, так что со временем младшие Стилински и Форбс тоже стали хорошими друзьями.

У них нашлось множество схожих интересов, и даже проблемы у них, как оказалось, тоже из одной оперы.

– Безответно влюбиться в тихоню – ну что может быть более унылым и в то же время более переживательным? – вздыхала Кэролайн, когда Мэтт Донован на своем старом раздолбанном пикапе криво пристраивался на школьной парковке.

– Не знаю, как по мне, так это лучше, чем влюбиться в местную суперзвезду, которая разобьет тебе сердце, – парировал Стайлз, помогая подруге выбраться из не менее старого и раздолбанного, чем пикап Донована, джипа, который он недавно купил на скопленные карманные деньги. – Любить тихонь не так волнительно, как любить всеобщих любимцев, но это не умаляет ценности наших чувств.

– Но это уныло, – гнула свое Кэролайн. – Если бы я влюбилась, например, в Локвуда, все было бы иначе! Он бы терзал мое бедное сердечко, но жизнь моя была бы похожа на фейерверки! Быть влюбленной в Мэтта – это ни черта не фейерверки. Это всего-то – наблюдать за ним в его смену в Гриле. Знаешь, что он там делает? Ящики с пивом таскает на склад, – со скучающей гримаской сообщила она.

– Не утрируй, Кэр, – отмахнулся Стилински. – Я счастлив быть влюбленным в Елену, потому что она особенная. Да, она совсем не такая взрывная и яркая, как ты, например, но вот влюбись я в тебя, ты бы точно меня высмеяла при всех, а она разве так сделает?

– Считаешь меня стервой, что ли? – сощурилась Кэролайн. – Стилински, я тебя уничтожу! И на самом деле, откуда тебе знать, что она бы тоже тебя не высмеяла? Не такая уж она и хорошая, между прочим!

– «Тоже» обозначает, что ты б меня все-таки высмеяла, да? – тут же уцепился за фразу Стайлз. – Так и знал, что ты стерва! Так и знал!

– Ну, может быть, совсем немного, – созналась Кэролайн. – Но серьезно, Стилински, думаешь, Елена на такое не способна?..

Елена не была способна на такое – Стайлз головы бы дал на отсечение, так он в этом был уверен. Как, увы, был уверен и в том, что она абсолютно не видит в нем своего бойфренда.

Они сдружились благодаря Кэролайн: ну, как, сдружились – Стайлз втюрился в нее без памяти, а она давала ему почитать свои любимые книги, звала к себе на чай и предлагала вместе сходить в кино, брала поносить его толстовки и доверяла ему свои маленькие милые секретики, но никогда, никогда она не смотрела на него так же, как он смотрел на нее. Для Елены Гилберт Стайлз был примерно на том же уровне, что ее младший брат Джереми – и только-то.

Иногда Стайлза это доставало. Он хотел бы стать круче, хотел бы привлекать ее именно как парень, а не как друг, но он слишком много болтал, слишком мало занимался спортом и был слишком прямолинейным и смешным, чтобы стоять вровень с теми школьными красавчиками, на которых засматривалась Елена. Да, иногда его это доставало, но что он мог поделать? Сердцу не прикажешь, увы…

Впрочем, этим летом произошло кое-что страшное, что несколько изменило их с Еленой отношения.

Она попала в автокатастрофу вместе со своими родителями и, так уж вышло, сама выжила, но лишилась и матери, и отца в одночасье.