Текст книги "Улыбнитесь, мистер Поттер! (СИ)"
Автор книги: jozy
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
========== Глава 1 ==========
Друзья не всегда остаются друзьями,
Враги не навек нам пребудут врагами,
Не всякое явное – явно реальность,
Не всякий разброд – это зло и фатальность.
И ненависть наша – убогое платье -
Имеет подкладку любви и принятья.
А латки цветные взаимных обид
Легко закрывают действительный вид.
Все наши тесёмки, крючки и иголки
Частенько не более, чем недомолвки.
И что же мешает увидеть покрой?
Покров предрассудков, всегда он такой.
Гляди только сердцем, не лги сам себе -
И станешь любимым клиентом судьбе.
***
«Снова он смотрит! Нет! Колючий взгляд чёрных глаз, лишь едва скошенный в мою сторону, совсем чуть-чуть, почти незаметно. Лёгкий поворот головы, рука убирает смоляную прядь со щеки. Сколько можно?! Профессор, вы издеваетесь? Делаете всё, чтобы я, и без того по-идиотски нервничая, был вообще на пределе? Отработка по полной программе? Чтоб запомнилась – так уж запомнилась? Без криков, оскорблений, словесных унижений просто мыть лабораторные колбы и чувствовать себя под вашим взглядом, как на раскалённой сковородке? Вы, профессор, мастер!»
– Вот это надо перемыть, – сухой, спокойный, даже скучающий голос Снейпа неожиданно взорвался в голове Гарри возмущением!
– Я вымыл… эту кастрюлю… два раза, – прорычал он, плохо сдерживая раздражение, заполнившее его под завязку. «Что тебе, старой, надышавшейся зелий крысе, от меня надо? Что ты хочешь? Хватит! Я не могу больше! Хватит на меня пялиться! К чёрту весь этот хлам! Лучше ударь, волшебной палочкой или кулаком, но не смотри на меня так!» Под нажимом лёгкого прищура профессорских глаз Гарри выдавил из себя: – Сэр…
Снейп тихо хмыкнул.
– Вы чем-то недовольны, мистер Поттер? – ледяная чёрная волна прокатилась от его глаз и буквально заморозила Гарри. Взгляд профессора задержался на его губах… Ровно на секунду… Показалось? И его щекам, вспыхнувшим огнём, тоже показалось? И непонятной, какой-то стыдной тяжести внизу живота? И рукам, задрожавшим и чуть не выронившим дурацкую алхимическую посудину? – Это не кастрюля, – Снейп надменно поднял подбородок и одновременно обе брови. (Как ему удаётся некомично выполнять подобный пассаж? Гарри однажды с полчаса тренировал перед зеркалом что-то похожее, но в итоге назвал себя клоуном: получалось смешно, уныло, напыщенно, слишком трогательно или преувеличенно воинственно, но только не так, как у Снейпа – гордо-строго-высокомерно-повелительно…) – В этой, хм, кастрюле, варятся тайные желания магов. А если вы, мистер Поттер, хотите мыть кастрюли, то я могу это устроить. На кухне с некоторых пор много работы – эльфам подарили шестнадцатичасовой рабочий день.
Гарри, чтобы не ответить грубостью, закусил губу и принялся остервенело драить хрустальный котелок, замызганный «тайными желаниями магов».
«Хочу мыть кастрюли! Я очень хочу мыть кастрюли! – мысленно уговаривал он себя, стараясь вовсе не смотреть на Снейпа, сложившего руки на груди и наблюдавшего за ним с каменным выражением лица. – Я не хочу ничего другого. Только мыть кастрюли. И знать, что он смотрит на меня…» Гарри так поразила собственная последняя мысль, непонятно откуда взявшаяся, что он чуть не упал! Ноги подкосились, мир вокруг перевернулся вверх дном, плиты пола оказались перед глазами…
– Что-о… с… ва-ами-и, По-о-оттер? – Гарри услышал замедленный голос Снейпа и почувствовал, как сильные руки подхватывают его обмякшее, ставшее невероятно тяжёлым и неповоротливым тело, и опускают на что-то мягкое…
– Поттер! Мистер Поттер! – Снейп жестоко хлестал его по щекам и пытался влить в плотно сомкнутые посиневшие губы какую-то микстуру. «Разумеется, ужасно горькую, аж язык немеет, и желудок выворачивает, – подумал Гарри, – но чего ещё ожидать от Снейпа?» – Гарри! – Это слово ударило по ушам Поттера, словно хлыст. – Что ты будешь делать! Вот глупый мальчишка! – профессор рванул мантию на груди Гарри, запустил руки под его рубашку и начал усиленно растирать. – Кто просил тебя лезть в синюю коробку? Это не средство для мытья посуды! Гриффиндорцы вечно суют нос туда, куда не надо. Давно хочу изобрести зелье-проявитель любопытных: чем назойливее в своей тупости ученик, тем длиннее его нос! Гриффиндор переименовали бы в Пиноккиондор! – Поттер, будто со стороны, смотрел на тяжело дышащего, почему-то покрасневшего Снейпа, энергично ворочавшегося над ним, пытавшегося любыми средствами не дать его сердцу остановиться. – Самоуверенный наглец, весь в отца! – от волнения и физических усилий на лбу реаниматора выступили капельки пота.
Одна капля набухла, увеличилась в размерах, пробежалась по крючковатому носу профессора, повисла на кончике и сорвалась вниз, упала на щёку Гарри. Ему показалось, что это не обычная капля пота, а соляная кислота или яд страшной силы – такую боль и ужас причинило её невесомое касание. Он поморщился и застонал. Начал чувствовать тело: руки, ноги… Начал чувствовать… Нет! Эрекция?! Да ещё какая? Его член поднялся под плотной тканью брюк так высоко, как только позволяло ограниченное пространство, и упёрся в живот Снейпу, почти лежавшему на бестолковом ученике и предпринимавшему героические попытки спасти его бесполезную жизнь.
– Так, – кашлянув, немного отстранился профессор, – понятно. Побочный эффект. Слава Мерлину, жизнь этого идиота вне опасности, – он сел рядом с Гарри, устало вздохнул, посмотрел на «пациента» и улыбнулся с облегчением. – Отлично, мистер Поттер! Нанюхаться такого сильного яда – и отделаться всего лишь стояком! Ваш ангел-хранитель никогда не дремлет, – он тяжело вздохнул и отвернулся. – И я даже знаю его имя…
Гарри поворочался, попытался перевернуться на бок и прикрыть оттопыренную, готовую лопнуть, ширинку скомканной мантией. Его жалобные стоны и возня не вызывали никакой реакции профессора, сидевшего к нему спиной. Но, когда Гарри уже собрался подняться, Снейп внезапно повернулся, прижал его руками к дивану, навис страшной огромной чёрной птицей:
– Лежи, идиот! – раздражённо, словно заставляя самого себя, прошипел он в бледное лицо Поттера. – Ещё пара минут – и ты всю оставшуюся жизнь будешь таскать между ног ядрёного каменного истукана! Терпи! – Снейп начал быстро стягивать с Гарри штаны, его руки дрожали – Гарри очень хорошо чувствовал это, и его зрачки расширялись от ужаса!
Снейп спустил с него брюки вместе с трусами и, потянувшись к полке, достал невзрачную баночку, быстро отвинтил крышку и начал обмазывать Гарри какой-то тёплой маслянистой мазью. Живот… бедра… мошонку и член! Пальцы профессора скользили уверенно и умело – а Гарри лежал с открытым ртом и не мог пошевелиться… Когда Снейп, истратив всё снадобье из баночки, замер на несколько мгновений, будто заставляя себя на что-то решиться, у Гарри в голове осталась только одна мысль, тяжело и муторно бившаяся в виски: «Возьми! Прикоснись! Потрогай ещё! Возьми его!»
– Всё равно иначе ваше, э, положение не исправить, – Снейп склонил голову набок и засучил перепачканные рукава мантии. – Так что, мистер Поттер, я пришлю вам счёт за сексобслуживание. – Гарри под его руками дёрнулся и зашевелился, напрягся, испуганно засопел. – Послушайте, мистер Раздолбай! – Снейп сильно тряхнул его за плечи и придавил коленом. – Если вы не кончите в ближайшие несколько минут (а сами вы в этом волшебном состоянии не кончите никогда!), то так и будете всю жизнь носить в подштанниках свою взбесившуюся эрекцию! Таков побочный эффект того весёлого порошка, которым вы по своей невероятной непробиваемой наследственной глупости тёрли котёл. На коробочке написано: «Опасно!», но великий Гарри Поттер не читает таких глупых предупреждений, у него на это нет времени! Он просто берёт с верхней полки первую подвернувшуюся коробку, совершенно не похожую на флакон с очистителем, и начинает проверять, а не очиститель ли в ней! Точно не очиститель? А если потереть сильнее? А если плюнуть и ещё раз потереть? Теперь расслабься, малыш, и получай удовольствие! Жаль, что нас никто не видит: профессор Снейп мастурбирует своему ученику! Ты мне дорого за это заплатишь, щенок!
Сначала руки Снейпа двигались нервно и грубо, безжалостно сминали кожу под головку, царапали ногтями, давили. Гарри постанывал от боли, жмурился и поджимался.
– Будь добр, терпи молча, – раздражённо и довольно болезненно ткнул его Снейп кулаком в живот, – я и так знаю, что тебе нравится то, что я делаю.
Постепенно ладони его стали мягкими и почти ласковыми, пальцы зашевелились пластично, кулак начал сжиматься на члене сильно, но осторожно. Теперь Гарри жмурился не от боли, а от удовольствия, томной волной растекавшегося от члена по всему телу, и изо всех сил старался не выпускать из груди стоны, сворачивал их в горле, за плотно сжатыми зубами в тугой клубок, давился, мычал, принимался покашливать…
Снейп улыбнулся над его акустическим сражением с самим собой и шире раздвинул Гарри ноги, с невозмутимым видом склонился над его пахом, почти касаясь кожи волосами. Такого интимного ракурса Гарри выдержать не смог и, судорожно всхлипнув, вскрикнул. Голова профессора недовольно качнулась и поднялась. Гарри с удивлением заметил, как изменился взгляд Снейпа: не колючие раздражённые высокомерные угольки давили ненавистью и презрением, а два тёплых дымчатых агата сверкали мягко, доверчиво и пленительно и притягивали, словно мощным магнитом или приворотным заклинанием за ниточку, тянувшуюся откуда-то из самой глубины души. Гарри даже не понял, чем является сильнейшее наслаждение, пульсирующее у него в паху и убегающее от рук Снейпа, как от страшной сладостной опасности – оргазмом, колдовством, сном… Ему показалось, что внутри просыпается и начинает встряхиваться, разворачивает крылья странное существо, спавшее очень долго в каких-то глубоких недрах, а теперь решившее посмотреть, а что творится на поверхности земли?
Кончил он так остро и сладко, что вскрикнул, запрокинув голову и схватившись за мантию Снейпа.
– Улыбнитесь, мистер Поттер, всё позади, – скосился тот на судорожно сжатые на своих рукавах пальцы. – Я надеюсь, вы понимаете, что не стоит больше открывать незнакомые коробки в кабинете зельеварения и делиться с сокурсниками впечатлениями о том, что произошло только что?
«Чей это голос, неужели того самого Снейпа?» – не понимал Гарри. Он плыл на тёплых волнах удовлетворения, улыбался, улыбался и улыбался. По потолку кружились разноцветные звёзды, капель из-под крана врывалась в уши прекрасной мелодией волшебных колокольчиков, мужчина рядом с ним был самым надёжным, самым лучшим, самым желанным. Хотелось сказать ему, что… что… что-то важное и… глупое…
Снейп с каким-то подчёркнутым безразличием вытер свои руки, лицо, потом живот Гарри. Он снова хмурился и поджимал губы. Пару раз, кажется, очень тихо простонал. Затем его взгляд неуловимо изменился, он резко отбросил полотенце, развернулся и почти выбежал вон. Только грохнувшая тяжёлая дверь заскрипела на петлях.
Гарри, всё ещё улыбаясь, попытался привстать – тело ныло, голова кружилась. «Что это было? Как же хорошо! Нет, что это было?» – Другие мысли не могли протолкнуться в его переполненную смесью восторга, удовлетворения, сомнений и растерянности голову.
……………………………………………
http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/79760418.jpg
========== Глава 2 ==========
Снейп, вихрем пронёсшись по коридору, захлопнул дверь к себе в комнаты с такой силой, что её дубовое полотнище треснуло, а сам он до крови сбил костяшки на правой кисти; но инерцию бешенства ещё не сбросил – швырнул в камин стул, пнул монументальное как саркофаг старинное бюро. И… рассмеялся:
– А мальчик-то созрел, вырос, поганец. Небось, мужчиной себя числит.
Он сел, положил руки на подлокотники кресла, замер, глядя в фальшивое окно кабинета:
– И что я собираюсь с этим делать? До выпуска ему остаётся два месяца. Второгодник несчастный… и ведь несчастный же. Штаны чуть ли не залатанные, носки разные… трусы – дешёвка.
По «оконному» стеклу бежали причудливые струйки воды, они собирались сначала из мелкой водяной пыли в тяжёлые капли, потом – в озерца, и уже после срывались вниз, оставляя за собой перепутанные шлейфы, притягивающие множество микроскопических отражений несуществующей листвы, выдуманных облаков, наколдованного неба, пригрезившихся гроздей гортензий – всего того, чего не существовало на самом деле. Не здесь, не сейчас…
Мысли у профессора тоже были причудливые… несвойственные, ненужные. Попахивали заботой, нелепой нежностью. Ведь запретил же он им, таким, появляться, ещё два года назад – отмёл и забыл. И вовсе не потому, что непозволительной роскошью было тратить силы и время на глупую, нерациональную, даже опасную привязанность к мальчишке, так долго, медленно, трудно прораставшую в его онемевшем, покрывшемся толстой бронёй сердце и столь внезапно и неуправляемо решившую вырваться на волю. Ломая броню, как скорлупку, разрывая мышцы, вены и артерии, круша каменный панцирь, защищавший от опасностей и слабостей любого рода… Не в этом дело, хотя, поняв, во что эти первые, но упрямые и сильные ростки могут превратиться, он не на шутку испугался. Но не в этом дело! Просто Северус Тобиас Снейп повелел самому себе выбросить этот искусительный бред из головы и тела – и выбросил! Контроль – везде, всегда, прежде всего в отношении самого себя – вот залог могущества магии, силы и… жизни… Что же изменилось теперь? Он умер и воскрес? Эка невидаль. Стал сентиментальнее, расслабился? Вовсе нет. Он устал? Ну… может быть… От новой жизни, лишённой прежнего основополагающего смысла, трудно не устать, но всё же причина не в этом. Ему просто захотелось почувствовать себя человеком. Он умеет управлять своими желаниями, но не их появлением… Нет, ему просто захотелось почувствовать себя. И Гарри Поттер – тут как тут, как наиболее подходящий, тщательно отшлифованный, выверенный до микрона инструмент для осуществления этого желания… Нет, такие мысли и образы никуда не годятся! Вон их! Они не делают его сильнее или счастливее. Вон! Но… Вот бы ещё позволить себе подумать о счастье. Повертеть это странное, запретное слово… Да, Северус, расслабился ты, бесстыдно расслабился, собирался прикорнуть на полчасика, а заснул на сутки!.. Срочно включайся! Ты только что спас героического разгильдяя от неминуемой смерти и от серьёзных интимных проблем. Это – реальность, а всё прочее – игры фантазии в ломке после сильной дозы обезболивающего…
Позор-то какой – пацану дрочить… И что? Как теперь в глаза смотреть? Северус потёр складку между бровями, потом подпёр подбородок кулаком и глубоко вздохнул. О том, что случилось с ним самим в результате «спасательной операции», думать себе запретил радикально. Просто поставил пробел. Он так умеет:
– Прочь мысли. Вздор это всё! Негоже мне амурами грезить, смешно даже, да и бесперспективно. Возраст не тот (не старик, но почти сороковник), не стоит начинать эту игру – партия заведомо проиграна, а уверенность в выигрыше – непременное условие игр, в которые ввязывается Северус Снейп… Хотя, крест на себе ставить не обязательно. Вполне возможно найти хорошую жену, не молодую, конечно; зажить своим домом. Семья, настоящая, законно оформленная, взаимное уважение, налаженный быт, уют, положение семейного мужчины, тихие радости супружества. Вот этим и стоит заняться, пусть по сватовству. Знаменитый маг, профессор зельеварения, декан Хогвартса, кавалер Ордена Мерлина – если и не завидный, то вполне достойный жених. И не откладывать в долгий ящик.
Порешив на том, Северус поднялся с кресла, снял мантию и сюртук, аккуратно повесил одежду в шкаф, принял душ и, надев халат, вернулся в комнату. Открыл секретер, но… работать не смог.
– Чёрт с ним, надо выпить, что ли. Сегодня можно себе позволить! – Успокоиться обычным способом не было возможности: работа, всегда бывшая его прибежищем, на этот раз забыться не давала. Куча ученических эссе на откидной панели старинного Чиппендейла(1) порождала непривычно сильное отвращение. Он решительно подошёл к угловому шкафу, вынул из его глубин початую бутылку с маггловской водкой, вызвал с кухни домовика, заказал ужин. Эх, гулять – так гулять, пусть сегодня будет севрюжий кавиар(2), чего мелочиться! И в ожидании еды снял зачем-то халат, надел домашние брюки, камизу(3) с широкими рукавами. Бесцельно пошагал из угла в угол, добавил жилет, злясь на себя, снова повязал галстук. Посмотрелся в большое мутноватое зеркало, недовольно отвернулся.
Первая рюмка обожгла гортань, Северус скривился, сразу же налил вторую. И, поднеся на уровень глаз, прищурился и стал рассматривать отраву на просвет, слегка поворачивая венецианскую позолоченную безделку разными гранями к огню свечей, мерцавших в тяжелом канделябре. Восковые сволочи подыгрывали, делая мир то оранжевым, то синим, красным и ядовито зеленым… Хрустальный мир, правильный, чётко вычерченный, переполненный геометрией льда, твёрдого, преломляющего вечный свет по своим строгим законам, согласно спектру и процентному содержанию добавок оксидов свинца и бария, с учётом дисперсии света и прочих показателей, про которые знатоки говорят просто и поэтично: «игра, огонь». Игра… огонь… твёрдый, но пластичный, пригодный для огранки, для резьбы, а ещё хрупкий, неприлично, болезненно хрупкий: столкни, ударь – и раскрошится острыми осколками. А если порезаться – кровь… Опрокинув в себя водку, Снейп волевым усилием начал ужинать и к утру, допив в одиночестве бутылку, заснул совсем без сновидений.
*
Поттеру так не повезло. Он сел и… вот с этим «и» всё и закончилось. Не будучи склонен к рефлексиям – жизнь приучила не сильно доверять бессмысленным раздумьям – Гарри не знал, как справиться с ситуацией; даже оценить её, классифицировать как-то не выходило. Вечно окружённый людьми, друзьями, он не имел досуга и уединения, нужных для такого рода занятий, опыта на осмысление случившегося просто не хватало. Он сам считал себя «спортивным» типом или, на крайний случай, солдатом. Действовать, а потом… как уж получится. Всегда везло. Если быть откровенным, то повезло и сейчас – порошок его не прикончил (И чего он, правда, сунулся в ту коробку? Как провал, не помнит и всё, на автомате руки шевелились), а вот потом… Поттеру показалось, что голова сейчас просто лопнет, захотелось завыть зверем и забиться куда-то в угол, самый тесный и безвоздушный, пересидеть, скорчившись, обняв себя за плечи, чтобы никто не видел, не трогал, с разговорами и расспросами не лез. «Господи, что же теперь со мной Снейп сделает? В порошок сотрёт!.. А почему сразу не стёр? И память не стёр, с него сталось бы! Где обычные оскорбления? Чего-то я не понял… – Гарри даже взбодрился. – Желать такого смелости не хватало, трусил, приходится признать. Сам себя заморачивал, хитрил. Было, чего уж. А что, ведь заглядывался, млел… тьфу, слова-то какие противные, сопливые. Но мысленно можно произнести, и честно это… Да, втюрился! Давно и глу-у-упо – в Ужас подземелий – самого Северуса Снейпа!»
Он откинулся на спинку дивана, подергал бахрому на обтянутом гобеленом бочкообразном подлокотнике:
– Я вляпался, факт. И хотя бы самому себе необходимо в этом признаться. Теперь понять бы, во что? И ещё важно усечь, прокололся я или нет?
Собрав свои шмотки, а иначе и не назовешь, он оделся, пригладил волосы, как мог. Глянул через плечо на оставленный в кабинете бедлам и подался к себе в башню.
*
– Малфой, ты мне друг? – спросил Гарри, падая на кровать за спиной у поправляющего перед зеркалом галстук блондина.
– Ну, положим, – тот повернулся. – Что нужно-то? Но сразу говорю, меня Гермиона ждёт – раз; да, ужин закончился – два; помогать с сочинением по истории магии не стану, вернусь поздно, сок и пудинг под салфеткой – три!
Жить с Драко в одной спальне они решили в начале восьмого курса, вернувшись в Хогвартс на повторное обучение. Уже тогда были друзьями, хотя оба довольно долго привыкали к этому слову и не могли выговорить его в отношении друг друга. Пройдя войну и, наконец, повзрослев, не договариваясь, по молчаливому соглашению, скреплённому понимающими откровенными взглядами, решили не вспоминать всё, что было «до» – забыть не смогли бы, да и неправильно это, забывать, а вот не держаться за память научились очень быстро, в считанные дни летних каникул, – а продолжить жизнь с «после», не с чистого листа, а с нового абзаца. Обоих это более чем устраивало, казалось, что с плеч свалился груз, камень, скала, которая по непонятным причинам обрушилась на двух мальчишек семь лет назад и вот только теперь молодым магам удалось вылезти из под обвала, вместе. Новые отношения, своего рода партнёрство, принесли облегчение, даже душевный подъём, так необходимый и Гарри, и Драко, стали ступенькой в какую-то другую жизнь, взрослую, мирную, наполненную иным смыслом, столь важную для них сейчас. А уж когда у Малфоя, которого теперь «хорьком» называли лишь два человека и только беззлобно, в шутку или нежно, всё закрутилось с Гермионой… Что тут скажешь – почти родня получается.
Гарри радовался, что у подруги всё хорошо – дело стремительно шло к свадьбе – и заражался от влюблённых чем-то пронзительным, тёплым, покойным, настоящим. Этот роман поразил хогвартцев, как гром среди ясного неба, сперва вызвал непонимание и язвительные обидные оценки, но к нему на удивление быстро привыкли и восприняли пару, как нечто само собой разумеющееся.
Нарцисса будущую невестку приняла – вот диво! – даже письма из мэнора частенько присылала, иногда они с Гермионой ходили куда-то вместе по своим женским делам. Первая послевоенная встреча мисс Грейнджер и миссис Малфой вызвала в среде посвящённых нешуточный переполох, но закончилась «ничьей – 1:1», как, нервно выдыхая, определил потом Драко: дамы не повздорили, не прокляли друг друга, поговорили, запершись в комнате на добрый час, и расстались с вежливыми улыбками, невозмутимо пожав друг другу руки и выразительно поглядывая на Малфоя-младшего. «Твоя мама… тебя очень любит и… с ней можно иметь дело», – сдержанно пояснила Гермиона; «Девочка умна и талантлива, если уж ты, сынок, так решил, то я не возражаю, – примирительно вздохнула Нарцисса. – Придётся привыкать к… новым порядкам… главное, чтобы ты был счастлив».
Кажется, больше всех тогда радовался Гарри. За то, каким сиянием и вырывающейся красотой наполнились глаза Гермионы, какой чувственно-нежной и женственной стала она, некогда подчёркнуто-независимая и знающая ответы на все вопросы… А Драко, Драко был ей ровней – умный, начитанный, хорошо воспитанный, честолюбивый и… любящий. Когда он одной рукой, плавным и сильным как океаническая волна жестом, притягивал девушку к себе, и они стояли так, прислонившись боками, будто половинки целого, глядя в одном направлении на что-то видимое только им двоим; когда разговаривали тихо, словно боясь спугнуть нечто важное или ненароком разгласить самые тайные секреты, сидя напротив друг друга в продавленных креслах в общей гостиной, и Малфой держал её ладони в своих, просто держал и не отпускал ни на миг, весь вечер… – в этом не было ничего неправильного. Наоборот, это было здорово! А как Хорёк умел ухаживать – вообще, сказка! Вся школа, включая профессоров, весь Хогсмит гудели с восторгом и одобрением. Рита Скиттер так и вилась возле Малфоя и Грейнджер липкой мухой, но получив достойный, хотя и вежливый отпор, вынуждена была оставить эту тему в покое.
А Рон… Простить его Грейнджер так и не смогла… Трещина пошла ещё во время их прошлогодних скитаний в лесу, даже Гарри хорошо это понял, и летом только увеличилась. Рон, хоть и скрывал, но ревновал Гермиону, к Поттеру, к Краму, к своему брату Чарли, ко всем лицам мужского пола, которые проявляли хоть каплю вполне ожидаемого интереса к мисс Грейнджер, даже к младшекурсникам, пристававшим к ним с автографами, и, похоже, это не давало ему покоя, измучило парня. После войны Гермиона уехала к родителям, и это им обоим было нужно: надеялись, что в разлуке чувства обновятся, устаканятся, всё лишнее уйдёт, вернётся прежнее взаимопонимание и притяжение. А потом Уизли не вернулся на восьмой год в школу; не только сам принял такое решение, но и Гермиону стал отговаривать, да ещё как настойчиво, дескать, не пущу и всё! И в карьеризме упрекнул, значит, не понимал её совсем? «Не такой она человек, – объяснял очевидное Гарри, стараясь вразумить друга, – чтобы во власть и там в истеблишмент на волне славы лезть. Всего своим умом всегда добивалась, работой, честностью». А Рона привлекали совсем другие цели: дом, пироги, уют. Он тоже почувствовал себя взрослым, ответственным и с энтузиазмом, ловя открывшиеся для Уизли перспективы, занялся с Джорджем торговлей, сразу удачно. Появились деньги, дело процветало, для статуса, имиджа и душевного покоя ему срочно требовалась жена, ждать Рон не хотел категорически. И, наверное, действительно не понимал, как его Гермиона может отказаться от такого счастья. А ещё почти ежедневные празднования победы, всегда шумные, отвязные, разумеется, не безалкогольные, которые чертовски раздражали Гермиону… После всех обидных слов, что он, нетрезвый, наговорил ей накануне начала учебного года, Гермиона долго плакала, пришла 1 сентября на вокзал Кинг-Кросс с красными глазами и решительно открыла дверь купе, в котором сидели Гарри и Драко… «Ты уверена?» – набрался смелости и поинтересовался Гарри у молчаливой подруги, которая печально разглядывала шотландские пустоши, пролетавшие за окном Хогвартс-экспресса. Драко деликатно притворился спящим. Та долго молчала в ответ, но произнесла: «Да». Больше они про Рона не говорили…
*
Легка на помине, в комнату заглянула сияющая Гермиона:
– Хорё… хороший мой, ты идёшь?
– Герми, – скорчив мину (ну страдалец, ни дать ни взять!), Малфой втянул ее за руку в их мальчиковский захламленный раек. – У господина Поттера ко мне неотложный мужской разговор. Подожди меня, милая, в… ты знаешь где. – «Конспираторы!» – Пятнадцать минут, ладно?
Гермиона кивнула и исчезла за дверью.
– Излагай! Быстро! – Малфой вытащил из жилетного кармана изящный хронометр. – Время пошло. Что у тебя опять стряслось?
– Я так не могу, мне надо посоветоваться, но рассказывать ничего не буду.
– Типично, не удивил, – Драко, отмахнув полу мантии, как павлины в его поместье чинно разворачивались, отметая лапами длинные хвосты (Гарри сам видел, когда месяц назад присутствовал на помолвке в мэноре), уселся на единственный не заваленный вещами стул. – Профессор Малфой тебя слушает.
Гарри зажмурился и выпалил:
– Я влюбился, он старше, произошло непонятное, мне страшно, что делать?
– Все понятно, Поттер. Ты безнадежен, и твоя участь плачевна, ты помрешь девственником, советую продолжать в том же духе, – без тени иронии молвил оракул и спросил: – Сигареты есть?
– Драко, не будь сволочью,– протягивая мятую пачку, заныл Гарри. – Мне нечем его привлечь, ни внешности, ни денег. Я даже учусь этот год бесплатно. А если сдам ЖАБА – совсем увидеть его не смогу.
– Ясно, Снейп! – Драко был серьезен, он встал, в сердцах стряхнул пепел на и без того грязный ковёр. – Ты бы ещё дольше молчал, так бы никто лет сто и не догадался. А случилось что? Признался?
Поттер сообразил, что проговорился, мгновенно покраснел, надулся и полез прямо в ботинках на кровать. Малфой подскочил к нему и отдернул занавески, которые тот упрямо тянул на себя. – Не психуй. Послушай меня, Гарри. Вот смотри, давай думать логически… ладно, не логически, ты так не умеешь.
– Перестань издеваться, – глухо ответил Поттер, он лежал, уткнувшись носом в подушку и поджав под себя коленки.
Малфою стало не по себе:
– Не беда ведь, декан не людоед, ты сам сообрази, никогда он тебе вреда не делал, сколько раз спасал… только ты это всё не видел. А теперь же многое изменилось? Сам же рассказывал, что он на тебя вечно смотрит. Ну, я не выпытываю, что у вас на отработке произошло, – бросил Драко быстрый, но многозначительный взгляд, – но думаю так: подожди пару дней, – он попытался выкопать лицо Гарри из подушки. – Задохнешься, повернись, придурок! Вот увидишь, всё у тебя получится: хочешь Северуса – будет у тебя Северус, ты же везучий.
Поттер перевернулся на спину, недоверчиво глянул на него:
– А потом? Ну, подожду пару дней, а дальше?
– А дальше дай мне присмотреться… но, уверен, ты, Поттер, ещё улыбаться будешь, вспоминая, как боялся. Вставай, пойдём с нами в Хогсмит сходим, тебе надо воздухом подышать и поесть.
*
Еле-еле, через полчаса троица дотащилась до «Кабаньей головы». Им, как старшекурсникам и героям войны это позволялось… ну, то есть как позволялось… профессура просто сквозь пальцы смотрела на поздние вылазки из школы. На восьмом курсе значилось только восемнадцать человек, факультеты соединили, учились все хорошо, кроме… Гарри, конечно. А вот почему ему «не училось»?.. А кто его знает…
– Кушай, поправляйся, засранец,– Драко собственноручно притащил и поставил перед Поттером огромное блюдо с отварной рыбой и овощами. Гермиона помалкивала, безошибочно чувствуя, что эти двое в её репликах сейчас не нуждались. Она, разумеется, первая поняла, что с другом нелады и подробно обсудила с Драко проблему, но виду не подавала, знала, что с наскоку душевные дела Гарри не разрешить.
Гарри вздохнул:
– Не хочется есть чего-то, я бы лучше огневиски выпил.
– Пить тебе нельзя,– отрезал добрый кормилец.
– Это почему? – Поттера хоть и перестало трясти – Малфой вообще на него всю жизнь тонизирующее действовал – но паника до конца не отступила.
– Судьбу надо встречать на трезвую голову. Кстати, о голове: закидывай всё в себя по-быстрому, стричься пойдём, – и пояснил выпучившему глаза Поттеру: – В ухоженной и уложенной голове – мысли чёткие и умные. Ну, у многих. И ещё, Гарри, завтра у нас, то есть у тебя, генеральная уборка в нашей сраль… спальне. – Он виновато посмотрел на любимую и слегка пожал плечами.
– Так у меня же отработка у Снейпа, – вспомнил Гарри.
– Что-то мне подсказывает, брат, что завтрашний вечер будет у тебя свободным. Герми, хочешь мороженного или лимонада?
*
Каменные тёмные высокие своды, лишённые окон и архитектурных излишеств, своей монументальностью и нерушимостью – даже при битве за школу не пострадали! – всегда безотказно настраивавшие на строгий, спокойный, бесстрастный, правильный лад, сейчас давили и вызывали чувство нерационального отторжения. Почему-то захотелось чистого воздуха, лучше тёплого, чистого неба над головой, чистой мягкой травы под ногами, маргариткового газона, или нет, сухой осенней успокоительно шуршащей листвы… Это в апреле-то? Профессор, а ну-ка, встряхнулись!
