Текст книги "Черные люди (СИ)"

Автор книги: Jero3000

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Наверху начал раздаваться стук дверей. Студенты один за другим спускались в Общую гостиную, недоуменно глядя на Гермиону, которая выглядела так, будто ее всю ночь пытали, и на спящего в кресле Гарри. Однако никто не рисковал задавать вопросы. Один из третьекурсников открыл было рот, но Гермиона смерила его таким тяжелым взглядом, что он поспешил убраться прочь из башни. Джинни спустилась последней и остановилась у подножия лестницы, словно не желая и близко подходить к Гермионе. Вид у нее был ужасный. Растрепанная, с красными глазами, в мятой квиддичной форме – видимо, она не только не легла спать, но даже не удосужилась раздеться. И вот теперь она стояла у подножия лестницы и сверлила Гермиону взглядом, в котором та усмотрела некий укор.

– Гарри еще не проснулся, – зачем-то сообщила Гермиона.

– Сама вижу, – буркнула Джинни, наклоняясь к Гарри. – Просыпайся. Уже утро. Нужно вставать.

Гарри не реагировал. Он даже не всхрапнул, не пошевелился, не проворчал ничего сквозь сон, и это настораживало. Это пугало. Это заставило Гермиону сдвинуться, наконец, с места и подойти к Джинни.

– Джинни, что-то не так, – осторожно начала она, но Джинни лишь отмахнулась, пытаясь разбудить Гарри.

Гермиону, только начавшую успокаиваться, снова пробил озноб.

– Джинни, оставь его. Пускай выспится. Пускай выспится хотя бы он, если уж у нас не вышло, – тихо проговорила она.

– Хватит командовать, Гермиона, – вспыхнула вдруг Джинни.

– Успокойся, пожалуйста, – вздохнула Гермиона, беря ее за плечо. – Ты ночью глаз не сомкнула, я это вижу. Я тоже не спала ночь. Давай попробуем взять себя в руки и хотя бы спустимся позавтракать.

– Как ты можешь думать о завтраке? – взорвалась Джинни. – Как ты можешь думать о еде, когда умер Рон! Ты слышишь, Рон! Это был мой брат! И, кстати, твой парень. Или тебе безразлично?

Гермиона смотрела на Джинни, не мигая, и чувствовала, как вскипают в глазах горячие слезы обиды.

– Что ты, Джинни, – медленно проговорила она, – конечно же, мне не безразлично. Я просто забочусь о тебе. Я уже потеряла Рона и не хочу, чтобы ты умерла от голода, пока будешь горевать. Поверь, Джинни, мне так же плохо, как и тебе.

– Никому не может быть так же плохо, как мне, – процедила Джинни. – А Рон, он всегда был тебе безразличен. Уходи. Я останусь с Гарри.

Гермиона отступила на два шага и смахнула непрошеные слезы обиды. Джинни же сделала вид, что Гермионы тут вовсе нет, и повернулась к Гарри, поглаживая его спутанные волосы пальцами. Гермиона развернулась и вышла из гостиной, силясь не расплакаться.

«Нужно быть сильной, – сказала она сама себе, спускаясь по лестнице, – Джинни нужно понять. Ей тяжело. Это ее брат все-таки. Она просто раздавлена своим горем. Нельзя на нее обижаться. Мы с Гарри должны ее поддержать».

Гермиона брела к Большому Залу скорее по привычке, нежели осознанно. Она вспомнила, как металась по этим коридорам во мраке прошедшей ночи, и теперь искренне недоумевала, как можно было заблудиться. Сквозь окна пробивался слабый серый свет, и в коридорах было уже не так темно. Впрочем, проделав половину пути, Гермиона обнаружила одну странность: все люди с портретов куда-то пропали. Она привыкла к тому, что они постоянно находятся на своих портретах: спят и просыпаются, переговариваются с соседними портретами. Изредка, они, конечно, захаживали друг к другу в гости, но так, чтобы все разом куда-то ушли, она припомнить не могла.

– Странно это все, – пробормотала Гермиона, подходя к Большому Залу.

В Зале тоже было непривычно тихо. Обычно все переговаривались, здоровались друг с другом, бродили между столами, но теперь в зале царила непривычная тишина. Гермиона окинула взглядом факультетские столы и заметила, что некоторые выглядят ничуть не лучше ее самой или Джинни, оставшейся в башне. От мысли о Джинни снова защипало глаза, и она предпочла сесть на ближайшее место за столом своего факультета. Гермиона сложила руки перед собой и просто уставилась в стол, ощущая спиной чужие взгляды. Она желала бы, как и Джинни, не спускаться в Большой Зал и не видеть всех этих людей, которые, наверняка уже успели обсудить ее горе, а может, даже и не знали о нем.

– Прошу внимания, – раздался голос профессора МакГонагалл, и Гермиона резко повернулась к преподавательскому столу. Боковым зрением, она заметила, что многие поворачиваются к директору с любопытством, однако были и такие, которые, как и Гермиона, повернулись резко, а некоторые и вовсе не отреагировали на просьбу директора, продолжая смотреть перед собой или в стол.

– Уважаемые студенты, – продолжила МакГонагалл, – руководство школы разберется с той чередой случаев, что произошли сегодняшней ночью. Родителям пострадавших уже отправлены совы. Мы разберемся в ситуации, а пока что я хочу освободить от занятий третий и четвертый курсы Хаффлпаффа, пятый, шестой и седьмой курсы Рейвенкло, а также седьмой курс Гриффиндора. Мои глубочайшие соболезнования.

Гермиона непонимающе повернула голову к столу Хаффлпаффа. Ребята с тех курсов, что назвала МакГонагалл, были чем-то удручены. Однако раздавшийся со стороны Слизеринского стола смешок отвлек ее от этих мыслей. Она резко повернулась на звук и увидела Малфоя, скривившего губы в скептической ухмылке. Подавив желание запустить в него каким-то заклятием, Гермиона почти силой заставила себя повернуться к столу и уставиться взглядом в тарелку. Она начинала догадываться, в чем причина такого заявления МакГонагалл, однако хотела уточнить это у нее лично.

Завтрак прошел в тишине. Гермиона наскоро съела пару тостов, но из зала не уходила, дожидаясь пока все разбредутся и она сможет задать МакГонагалл свой вопрос. Однако та подошла к ней сама.

– Мисс Грейнджер, – голос директора был теплым и успокаивающим, – где мисс Уизли и мистер Поттер?

– В башне, – прошелестела Гермиона. В горле будто встал ком, который она не могла ни сглотнуть, ни откашлять, поэтому голос ее был сиплым и немного шелестящим. – Джинни сказала, что не голодна, а Гарри еще спит.

– Очень хорошо, – кивнула МакГонагалл. – И все же я бы хотела, чтобы вы все были на виду. Нам не нужны больше такие инциденты.

– Профессор, – Гермиона почувствовала подходящий момент для своего вопроса, – а все те курсы, что сегодня освобождены от занятий – там тоже что-то произошло?

– К сожалению, да, – вспышка молнии за окном осветило лицо МакГонагалл, которое посерело от переживаний. – После визита к вам, я вернулась в свой кабинет, где меня уже ждала староста Рейвенкло. У них произошло то же самое, что и с мистером Уизли, но пострадало сразу четыре человека. Два пятикурсника, девушка с шестого курса и семикурсник. Пока я разбиралась с ней, поступила информация с Хаффлпаффа. Там не стало троих. Я не знаю, с чем это связано, но мы разбираемся.

– Я могу чем-то помочь, профессор? – тихо спросила Гермиона.

– Я думала, вы захотите вернуться в башню и попытаться пережить горе с друзьями, – МакГонагалл поправила очки, и Гермиона второй раз за это утро ощутила себя бесчувственной.

– Мне, – она запнулась, – мне лучше пережить его в одиночестве.

– Как знаете, мисс Грейнджер. Как знаете.

Гермиона смотрела вслед удаляющейся МакГонагалл, и в голове ее крутилось сразу несколько мыслей, ни одна из которых не была внятной. Стоило лишь попытаться ухватиться за какую-то из них, как все они ускользали, оставляя на душе только давящее чувство вины с примесью отчаяния. Гермиона встала со своего места и побрела прочь из Зала, однако в дверях остановилась, и было отчего. Прямо напротив выхода из Большого зала стоял у колонны Драко Малфой.

– Что, грязнокровка, впервые в жизни не знаешь правильного ответа? – усмехнулся он.

– Какое тебе дело? – вяло огрызнулась Гермиона. – У всей школы трагедия, и только ты позволяешь себе ехидные смешки и комментарии.

– А что поделать, если я, похоже, единственный, кто знает, в чем дело, – Малфой неприятно хохотнул.

– Так иди и расскажи директору МакГонагалл, – выпалила Гермиона и закашлялась.

– Нет нужды. Это закон природы Грейнджер. Закон той магической природы, который грязнокровкам не понять никогда. Так что я, пожалуй, буду наслаждаться, глядя, как тебя и тебе подобных постигнет участь Уизли. А теперь отойди. Не приведи Мерлин, Астория увидит тебя рядом со мной и расторгнет нашу помолвку.

– Какая еще помолвка, – задохнулась возмущением Гермиона. – Вы еще в школе!

– Обычная, Грейнджер. Которая тебе не светит. Чистокровным волшебникам выбирают пару практически с рождения. Так что отойди, не хочу запятнать себя в глазах будущей жены.

Гермиону трясло от злости, но она вовремя напомнила себе, что у нее есть дела поважнее, чем глупые споры с Малфоем, и двинулась в сторону лестницы, ведущей наверх. Она поставила ногу на нижнюю и ступеньку лестницы, и вдруг поняла, что не может сделать и шагу. Бессонная ночь все же давала о себе знать. Гермиона вцепилась в поручень и практически втащила сама себя на ступень, проклиная Малфоя, чье ехидное фырканье било в спину, словно молот. Она уже хотела повернуться и что-то ему ответить, но побоялась, что потеряет равновесие и упадет с лестницы. Это было бы еще хуже, так что Гермиона поставила ногу на следующую ступень, ругая себя саму за то, что не удосужилась хотя бы вздремнуть.

Короткая перепалка с Малфоем немного отрезвила Гермиону, и образ Черного человека под Гремучей Ивой, машущего ей рукой, на какое-то время померк, уступив место раздражению. О Черном человеке она вспомнила, только когда забралась аж на третий этаж и остановилась, чтобы перевести дух. Пока она поднималась по лестнице, пытаясь сморгнуть назойливые белые пятна, которые мерцали перед глазами, пока она мысленно ругала Малфоя на все лады, все события предыдущей ночи казались размытыми, смазанными. Однако остановка явно была не самым лучшим решением. Гермиона оперлась на перила, тяжело выдохнула, глубоко вдохнула, зажмурившись, и словно холодный поток окатил ее с головы до ног. Перед ее внутренним взором снова было окно Гриффиндорской гостиной, стекло, залитое потоками дождя, Гремучая ива, почерневшая от воды, и силуэт человека под нею. Вот он вновь повернулся к замку, вот поднял голову, и сосущая пустота, скрывавшаяся под капюшоном его плаща, впилась в душу Гермионы своими острыми зубами. Захотелось отмахнуться, но Гермиона не нашла даже сил оторвать руку от перил. Она почти физически чувствовала, как пустота вытягивает из нее жизненные силы, как подкашиваются ноги, как холодеют руки, как сердцу становится все тяжелее отбивать удары в груди. Гермиона рвано выдохнула: «Пожалуйста», – обращаясь непонятно к кому, умоляя то ли пустоту отпустить ее, то ли глаза открыться, то ли саму себя быть сильнее этого страха. Именно поэтому Гермиона вздрогнула, когда над ее головой прозвучал чужой голос:

– Гермиона Грейнджер? Тебе помочь?

Гермиона в ужасе раскрыла глаза и с облегчением вздохнула. На площадке третьего этажа стояла Астория Гринграсс и внимательно смотрела Гермионе в глаза.

– Все в порядке?

– Да, спасибо, – удивленно, но все же с облегчением произнесла Гермиона и без усилий убрала руку с перил. – Просто тяжелая ночь.

– Да, я слышала, – Гринграсс опустила уголки губ, выражая сочувствие. – Мне очень жаль. Так с тобой точно все в порядке?

– Жива – и на том спасибо, – Гермиона выдавила слабое подобие улыбки и даже попыталась махнуть рукой. – А ты почему здесь? Тебя же Малфой ждал.

Астория рассмеялась, и ее смех был перезвоном серебряных колокольчиков. Гермиона даже поразилась немного, но потом подумала, что не всем же быть такими, как Малфой.

– Я хотела отнести в библиотеку книгу и взять другую, – Астория улыбнулась, обнажив ряд жемчужно-белых зубов. Гермиона вспомнила, как когда-то давно, еще на четвертом курсе, Малфой прошелся по поводу ее собственных зубов, и ее кольнуло странное чувство, похожее на зависть. Впрочем, она отмахнулась от этих мыслей.

– Отлично, – кивнула Гермиона, – а я как раз собиралась поискать что-то об этих странных происшествиях в школе. Если ты не возражаешь…

– Конечно, пойдем, – Гринграсс улыбнулась и зашагала рядом с ней.

Гермиона поймала себя на той мысли, что с Гринграсс ей немного спокойнее подниматься по лестницам, ведь можно было рассчитывать, что она подстрахует хотя бы простеньким заклятием. Впрочем, компания Астории была не так уж и плоха. Гринграсс по большей части молчала, видимо, не зная, о чем можно говорить с Гермионой, но все же задала пару вопросов, касавшихся Зельеварения. Гермиона понимала, что Астории так же неуютно, как и ей самой. Их факультеты враждовали не одно десятилетие, у них были даже свои стереотипы, а поэтому поиск общих тем был очень и очень непрост. Но даже молчание, повисшее между ними, было не тягостным и не напряженным. Гермиона была погружена в свои мысли, Астория – в свои. И – что немало удивило Гермиону – с Гринграсс было комфортно даже просто молчать.

Они шли по коридору четвертого этажа, и библиотека была уже за поворотом, когда Астория вдруг подошла к окну, впившись тонкими пальцами в подоконник, и посмотрела на улицу.

– Такие молнии, – полушепот шуршащим эхом разнесло по пустому коридору. – Страшная гроза, правда?

– Со вчерашнего вечера так, – вздохнула Гермиона, – и стихать даже не собирается. Всю ночь гремело.

Астория передернула плечами.

– Представляю, каково вам там в башне. В подземельях гроза не так сильно чувствуется, – Астория попыталась выдавить улыбку, но было видно, что она боится.

Гермиона кивнула и даже хотела что-то ответить, но в этот миг громыхнул особенно сильный раскат грома, молния раскроила небо на тысячу кусочков, а последовавший за ней шум еще сильнее хлынувшего дождя был похож на то, что эти осколки рушатся вниз, на землю со страшной силой. Ветер взвыл диким зверем, и дерево, росшее во внутреннем дворе треснуло. Одну из его ветвей бросило порывом ветра в окно, и стекло, которое не выдержало такого напора и брызнуло осколками во все стороны. Гермиона инстинктивно отступила на два шага назад, упершись спиной в стену, а вот Гринграсс повезло меньше. Стеклянное крошево расцарапало ее лицо, отчего на коже проступила паутина тонких порезов, сочащихся кровью. Крик ее смешался с очередным раскатом грома и улетел куда-то в темно-серый провал окна.

– Астория, – Гермиона сделала было шаг к ней, но в окно хлынул такой поток воды, что Гринграсс не устояла на ногах и упала на холодный каменный пол. Гермиона замерла как вкопанная. С одной стороны она должна была немедленно помочь Гринграсс, отвести ее в больничное Крыло, сделать хоть что-то, но воспоминание о том, как рассыпался на капли черной воды Рон, как мерно капала она потом с потолка гостиной, сковало Гермиону по рукам и ногам, не давая ей сделать и шагу. Она неподвижно стояла у стены, чувствуя спиной холодный влажный камень, и смотрела на Гринграсс, которая, подобно испорченной фарфоровой кукле лежала на полу, глупо разведя руки, слегка подогнув ноги и уставившись в потолок немигающим взглядом стремительно выцветающих глаз. Гермиона с ужасом смотрела на то, как темно-зеленые с ореховыми прожилками, они становятся все светлее и светлее, и когда глаза стали полностью белыми, Гринграсс открыла рот, выгнулась дугой и закричала.

От этого крика Гермиону пробил озноб и она ожидала увидеть, как та лужа воды, в которой лежала Астория, покрывается льдом. От этого визга трещали барабанные перепонки, и даже вековые камни за спиной Гермионы словно застонали.

– Гринграсс, – прошептала Гермиона, – пожалуйста. Не надо. Не сейчас.

Астория выгнулась так, что, казалось, достала затылком до пяток, и взорвалась тысячей брызг. Гермиона закричала и со всех ног бросилась прочь от того места, тратя последние силы на то, чтобы спастись, спрятаться от воды.

========== Глава 5 ==========

В кабинете директора МакГонагалл царил полумрак. Большие окна заливала вода, ни одна свеча не горела, из пустого камина тянуло прохладой. Взглянув на пустые портретные рамы, Гермиона поежилась. Она никак не могла смириться с тем, что тьма вползла в каждый уголок замка, сделав его неуютным и чужим, но то, что тьма просочилась даже в кабинет директора, ее окончательно расстроило. Она бежала сюда, словно к спасительному огоньку во мраке, втайне надеясь на то, что, распахнув двери, она обнаружит весело потрескивающий камин, отсветы пляшущего пламени свечей будут играть на стенах, а волшебники и волшебницы с портретов выжидающе уставятся на нее. Однако ее ожидания не оправдались: в кабинете, как и во всей школе, царил холодный полумрак. Гермиона теперь была бы рада даже Финеасу найджелусу, но, к сожалению, даже он куда-то пропал со своей рамы. Даже профессора МакГонагалл, и той не было на месте, так что вместо душевного успокоения, которое Гермиона искала, здесь – как и во всей школе – ползал по углам страх, выжидая, пока его жертва потеряет бдительность. Он был хищным зверем, выжидающим, напряженным, и она чувствовала на коже его леденящее дыхание, его тяжелый, липкий взгляд.

Гермиона из последних сил старалась не поддаваться панике, но нервы ее были на пределе еще с глубокой ночи. Она присела на краешек кресла, чтобы – не приведи, Мерлин – не повторилось происшествие на лестнице, и ощутила, что паника снова накрывает ее своими вязкими волнами и тянется к ней своими темными лапами. Она бесцельно блуждала взглядом широко распахнутых глаз по стенам, ожидая и одновременно боясь увидеть, как тьма становится телесной, как выползает из угла и предстает перед Гермионой во всем своем мрачном пугающем величии. Она хотела было закрыть глаза, но стоило смежить веки, как перед внутренним взглядом вспыхнули молнии, выхватившие из темноты очертания кровати и Рона, истончающегося прямо на глазах. Еще секунда – и он распадется на тысячу капель, стечет водой с кровати, просочится сквозь камень и исчезнет. Вспышка света – и вот перед Гермионой уже коридор, ведущий к библиотеке, и Астория, которая выгибается дугой на каменном полу, глядя в потолок абсолютно белыми глазами, из которых льется потоком почти осязаемая боль. Гермиона открыла глаза, и уже готова была поклясться самой себе никогда больше не открывать их, когда дверь кабинета, наконец, распахнулась, и в кабинет стремительным шагом вошла МакГонагалл. Ее лицо, которое еще за завтраком было серым, теперь было белым, словно простыня. МакГонагалл обвела кабинет взглядом и вздрогнула, когда Гермиона поднялась из кресла.

– Мисс Грейнджер, – выдохнула она, и в этом выдохе Гермиона уловила облегчение.

– Да, профессор.

– Мы искали вас по всей школе, мисс Грейнджер. Я испугалась, что уже и с вами это произошло.

– Нет, но я должна вам сообщить, – начала Гермиона, но осеклась, увидев, с каким отчаянием смотрит на нее МакГонагалл. – Профессор? Что-то случилось?

– Да, мисс Грейнджер, – МакГонагалл заняла место за своим столом и сжала губы. – Весь второй курс Хаффлпаффа и весь второй курс Слизерина. Они пошли в теплицы на травологию, и – сами понимаете.

Гермиона в ужасе закрыла рот руками, сдерживая свой крик.

– Я поняла, профессор, – начала она, но МакГонагалл покачала головой.

– Есть кое-что похуже, мисс Грейнджер. Я уже отвела мисс Уизли в Больничное Крыло, – МакГонагалл тяжело вздохнула.

– Кто? – тихо спросила Гермиона, предвидя ответ, словно каким-то седьмым чувством.

– Мистер Поттер, – МакГонагалл достала из кармана мантии небольшой платочек и поднесла его к глазам. У мисс Уизли истерика, сейчас ею занимается мадам Помфри. Если вам нужна Успокаивающая микстура, мадам Помфри уже ждет вас.

– Я тоже должна кое-что сообщить вам, профессор, – Гермиона опустила глаза, – и, думаю, вам стоит вызвать сюда Драко Малфоя. Мне будет сложно повторить это два раза, а вам, наверняка, еще тяжелее.

МакГонагалл словно побледнела еще сильнее. С ее лица сбежала последняя краска, и теперь она казалась прозрачной. Однако она нашла в себе силы на то, чтобы щелкнуть пальцами и вызвать домовика. Маленькое скорченное существо появилось незамедлительно, дрожа всем тщедушным тельцем и испуганно хлопая огромными глазами.

– Пригласи Драко Малфоя ко мне в кабинет.

Эльф качнул ушами и с громким хлопком исчез. В кабинете повисло молчание, нарушать которое никто не решался. Гермиона уткнулась взглядом в свои руки и почувствовала укол совести. Только что ей сообщили о том, что не стало второго ее друга, а она даже не расплакалась. Ни единой слезинки не выступило на ее глазах. Гермиона спрятала лицо в руки и прерывисто вздохнула, снова и снова ругая себя и укоряя в черствости. В ушах уже звенел голос Джинни, разрывая барабанные перепонки изнутри: «Тебе безразлично! Тебе всегда было безразлично!» Она снова выдохнула и как можно сильнее опустила уголки губ вниз, кривя рот и выдавливая из себя ту самую гримасу, что неизменно искажает лицо человека, перед тем, как он разрыдается. Однако это не помогло, и Гермиона часто заморгала, надеясь пустить хоть одну слезинку, дабы доказать самой себе и всем вокруг, что она не черствая, что она переживает. Внутри шевелился холодный скользкий ком воспоминаний, ставших такими грустными. Гермиона вспоминала все те дни, часы, минуты, проведенные с Роном, с Гарри, и мысленно повторяла себе, что больше никогда это не повторится, и новых минут вместе уже не будет. Она никогда больше не обнимет Рона, никогда не хлопнет Гарри по плечу. Никогда. От этого «Никогда» опускались плечи, будто на них положили пудовый мешок, под ложечкой собирался тугой ком, а во рту появлялся кислый привкус. Но слез не было. Впрочем, Гермиона взглянула сквозь пальцы на МакГонагалл, и подумала, что здесь некому обвинить ее в черствости. МакГонагалл сидела на своем месте с идеально ровной спиной, словно была отлита из стали или выкована из камня. Несмотря на то, что лицо ее было полностью бесцветно и непроницаемо, глаза ее кричали о боли, которую она переживает. Но на ее лице тоже не было ни слезинки. Гермиона выдохнула и отняла руки от лица. Догадка внезапно озарила ее, будто пламя свечи наконец-то пробилось сквозь тьму.

– Профессор, – робко проговорила Гермиона, – мне кажется, что все эти инциденты связаны с дождем.

Раскат грома прокатился над замком, все вокруг подсветило молниями, а затем воцарилась звенящая тишина, в которой прозвучал тихий, сочащийся ядом голос:

– А ты догадлива, Грейнджер.

Гермиона подскочила на месте и повернула голову к дверям. Драко Малфой застыл в проеме, сложив руки на груди и подчеркнуто не глядя на Гермиону. Та, в свою очередь, резко отвернулась, чувствуя, как ее захлестывает паника. Она не знала, как сказать Малфою, что Астории – его невесты, которой он так гордился еще час назад – больше нет. Она перебирала в голове варианты, и все они были неправильными. Одни казались ехидными, другие – слишком приторными. Гермиона даже пожалела, что вызвалась сама сказать Малфою о случившемся. Жалела, что не рассказала обо всем МакГонагалл и не пошла в Больничное Крыло к Джинни. Удивлялась, как вообще смогла поставить Малфоя главнее, чем Джинни, ведь та была теперь ее единственной родной душой. Родители все еще были в Австралии, не подозревая о существовании дочери, Рона и Гарри больше не было, так что у Гермионы осталась только Джинни.

– Мистер Малфой, проходите, – МакГонагалл, еще не зная, что за новости припасены для него у Гермионы, все же смотрела с сочувствием.

Малфой странно дернул губами, будто собирался презрительно усмехнуться, но вовремя вспомнил, что находится в директорском кабинете, и все же прошел к столу МакГонагалл.

– Вы меня пригласили, профессор, – спокойно и немного высокомерно проговорил он.

– Да, мистер Малфой. У мисс Грейнджер для вас есть какая-то информация, она настояла на том, чтобы я пригласила вас.

Малфой наконец-то удостоил Гермиону колючим неприятным взглядом и не смог сдержать себя, презрительно скривив губы.

– Малфой. То есть, Драко, – Гермиона еле выдавила его непослушное имя. – Дело в том, что я тебе очень сочувствую. И мне очень больно. И я не хотела тебя расстраивать. И – Мерлин, как же это сказать.

Малфой нахмурился и сильнее сжал руки.

– В общем, – Гермиона, наконец, взяла себя в руки, – Малфой, мне очень жаль, но Астории больше нет.

Малфой глубоко, но абсолютно беззвучно вдохнул, отчего плечи его стали шире, а сам он выпрямился, и теперь казалось, что он, подобно хищной птице, вот-вот кинется на Гермиону и разорвет ее.

– Что ты сказала, Грейнджер? – прошипел он.

– Мисс Грейнджер? – МакГонагалл опешила от услышанного. – Как это случилось?

– Астория встретила меня на лестнице, и мы с ней вместе направились в библиотеку, – тихо проговорила Гермиона, глядя в пол. – Мы уже почти дошли, когда она остановилась посмотреть в окно.

Она замолчала и глянула исподлобья на Малфоя, боясь того, как он мог отреагировать.

– Дальше, – почти повелительно произнес он.

– Я не знаю, как это получилось. За окном сломалось дерево, и ветка разбила стекло, – Гермиона почувствовала, как на глаза наконец-то наворачиваются слезы. – И ее залило дождем. Мне очень жаль.

Она опустилась в кресло и беззвучно расплакалась, пряча руки в лицо.

– Мистер Малфой, мои соболезнования, – прошелестела МакГонагалл.

– Благодарю, директор, – казалось, слова давались ему тяжело, хотя лицо оставалось непроницаемым. – Я сам сообщу ее родителям.

– Если вам не составит труда, мистер Малфой, – кивнула МакГонагалл, и в кабинете вновь повисло молчание. Гермиона больше всего мечтала о том, чтобы оказаться сейчас в теплой кровати в своей спальне, или хотя бы возле Джинни в Больничном Крыле. Вернее, Гермиона мечтала оказаться как можно дальше от Малфоя и его мрачной скорби.

– Могу я быть свободна, профессор? – робко проговорила она, и МакГонагалл кивнула.

Гермиона с трудом поднялась на ноги и побрела к выходу. Она была разбита и раздавлена. Менее чем за сутки она потеряла любимого человека, лучшего друга, а теперь, когда Гринграсс показалась ей достаточно приятной и милой, Гермиона потеряла и ее. Не то, чтобы Гермиона могла считать ее своей потерей, но тот разговор, случившийся у них, дал понять, что Астория была настроено миролюбиво, и они бы даже могли поладить. Была. Но теперь ее тоже нет, и никогда больше не будет. Хотелось плакать навзрыд, но сил не было. Хотелось в тепло, подальше от пронзительного холода, который забирался вместе с темнотой под мантию, холодил кожу, студил кровь в жилах. Хотелось спать, мучительно долго, без сновидений и мыслей, чтобы не думать о том, что по пробуждению ни Рона, ни Гарри, ни хотя бы Астории рядом так и не окажется. Она твердо решила, что сейчас же пойдет к мадам Помфри и попросит у нее Зелье сна без сновидений, примет неприлично большую дозу и проспит самое меньшее двое суток, когда за спиной раздался холодный и властный голос.

– В библиотеку шли, Грейнджер?

Гермиона остановилась и обернулась. Малфой стоял напротив директорского кабинета, в достаточном отдалении от самой Гермионы, и сверлил ее ненавидящим взглядом.

– Уверена, Грейнджер?

– Вполне. Мы шли в библиотеку, – повторила Гермиона.

– Астория? С тобой? Да она бы и на фут к тебе не подошла. Гринграссы – благородное чистокровное семейство, они не позволят запятнать свою честь общением с грязнокровками.

– Малфой, – Гермиона сделала шаг ему навстречу, – мне очень жаль. Может, я недолго знала Асторию, но она была замечательной.

– Мне не нужны твои паршивые соболезнования, – Малфой, казалось, был на грани, и голос его эхом прокатился по коридорам. Откуда-то сорвалась тяжелая капля, потревоженная шумом, и звонко разбилась о камень.

– Она была замечательная, – упрямо повторила Гермиона. – Очень красивая и искренняя. Очень жаль, что по родительским договоренностям ей достался ты.

– Не смей о ней говорить, Грейнджер, – взревел Малфой и, развернувшись к ней спиной, стремительно зашагал в сторону подземелий, но сделав десять шагов, остановился и развернулся. – Ты не имеешь права даже называть ее имени своим грязным ртом! Что ты вообще можешь знать о высоких отношениях!

Гермиона застыла, оглушенная эхом его слов, от которых в голове бил набат. Малфой уже ушел, громко и чеканно вышагивая по каменному полу, а Гермиона так и стояла посреди коридора. Как бы сложно это ни было, но она понимала Малфоя. Эта мысль была столь же неприятна, сколько и нова, но теперь Малфой был с ней в одной лодке. И почему-то Гермионе пришло в голову, что он все же любил Асторию. По каким-то невероятным чистокровным стандартам, по их странным обычаям, но в рамках тех устоев он ее любил. Гермиона тяжело вздохнула и двинулась в сторону больничного крыла.

Каждый шаг давался ей все тяжелее и тяжелее, а тень, появлявшаяся на стене при каждой вспышке молнии, пугала ее и заставляла отшатываться от стены. Было это обманом зрения, или тень действительно тянула к ней свои призрачные руки, шептала ее имя своими черными губами и разочарованно шипела всякий раз, когда не могла дотянуться до Гермионы.

«Это просто переутомление», – сказала себе Гермиона, когда ей в очередной раз послышался этот шипящий шепот, шорох под стеной и чье-то дыхание на плече. Она – в который раз – встряхнула головой и обернулась. Однако шепот повторился, и в нем Гермиона отчетливо расслышала свое имя. Ноги сами понесли ее к окну, хотя здравый смысл гнал ее прочь из этого коридора. Гермиона осторожно взглянула через залитое водой стекло, умоляя высшие силы, чтобы на сей раз его не разбила еще одна ветка, но деревьев поблизости не было. За окном была опушка, край Запретного леса, и Гермиона замерла, будучи не в силах отвести взгляд. Из-за деревьев постепенно, один за другим выходили они. Черные фигуры, похожие на ту, что она видела утром под Гремучей Ивой. Все они были похожи, как две капли воды: высокие и тонкие, закутанные в черные одежды, в капюшонах, под которыми не угадывалось лиц. Сверкнувшая молния озарила их, и Гермиона снова испытала первобытный, всепоглощающий страх, когда не увидела ни под одним капюшоном даже очертаний лиц. Они двигались медленно, уверенно и неотвратимо, надвигаясь на школу темной тучей, подобно тем тучам, что ползли по свинцово-серому небу. Порыв ветра вырвал с лесу очередное дерево, которое с грохотом рухнуло на землю, но на головах Черных людей капюшоны не шелохнулись ни на дюйм. Они остановились, дойдя до теплиц, и застыли наготове, словно были армией, готовой в любой момент ринуться в атаку и ожидая лишь приказа. Гермиона с замиранием сердца смотрела на них, когда один из толпы поднял руку и махнул ей. Он махнул именно ей, Гермиона скорее ощутила это, чем поняла, почувствовав кожей шевеление стылого влажного воздуха. «Гермиона», – услышала она шепот голоса прямо над самым ухом, и резко обернулась. Коридор был пуст. «Гермиона», – повторил шепот еще раз. А потом еще, но голоса уже было два. Она повернулась к окну, и сердце бешено забилось в грудной клетке, как бьется в силках пойманная птица, понимающая, что ее конец уже близок. Два голоса шептали ее имя, и двое Черных людей махали ей тонкими длинными руками. Гермиона хотела отойти от окна, но ноги не слушались, моментально став ватными. А люди в толпе все поднимали и поднимали руки один за другим, махали ей, и от этого шум в голове только усиливался. Хор голосов вышептывал ее имя, а она задыхалась своим бессилием, не зная, как избавиться от наваждения.