Текст книги "Рыцарь мертвого императора (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

  Бодуэн замолчал, глядя перед собой в пустоту широко раскрытыми глазами.

  – Несколько следующих дней я помню смутно. Я пил, швыряя кувшины и кубки в стену всякий раз, когда кто-нибудь осмеливался войти в мою комнату. Мне казалось, что дьявол услышал меня и выполнил мои тайные желания, но ведь я никогда не заходил в них так далеко! Я винил себя в смерти Тибо; мои черные мысли облеклись в реальность, и теперь думать об этом было невыносимо: в собственных глазах я стал убийцей.

  – Это и есть та тьма, что живет в твоей душе? – спросил Жан.

  – Я еще буду наказан за этот грех, – прошептал Бодуэн. – Никакие дарения монастырям, никакие молитвы, никакие жертвы не искупят его. Молись за меня, Жан, ибо я грешен.

  – В смерти Тибо нет твоей вины, так судил Бог... Что было потом?

  – Потом... Бланш разрешилась сыном, назвав его Тибо. Я уехал в Компьень, затем мы с графом Луи продолжали собирать отряды и разделили деньги, собранные Тибо Шампанским, между рыцарями в соответствии с его завещанием. А дальше – только бесконечные дороги, болезни, смерть и сражения, море и города, пустыня и сожженные деревни, храмы и сады – и кровь, повсюду кровь...

  Граф закрыл глаза и провел по ним ладонью.

  – Ты скоро поправишься, – сказал Жан, осторожно ощупывая его повязки, – и должен будешь вернуться ко всему этому.

  – Да. Это мало похоже на паломничество, верно? – Он горько усмехнулся и помолчал. – Мои раны ужасно чешутся.

  – Они затягиваются, – улыбнулся Жан. – Еще день-два, и мы снимем повязки.

  – Как тяжело видеть тебя таким, – прошептал Бодуэн, проводя пальцами по его щеке. – Но не видеть вовсе было бы пыткой...

  Он склонил голову и поцеловал юношу в шею, потом чуть ниже – в теплую ямку под ключицей, еще ниже – в грудь. Его губы отыскали маленький кружок соска, и Жан почувствовал, как в его теле вновь вспыхнуло желание.

  – Как ты прекрасен, – выдохнул граф, скользя руками по его плечам и груди. – Я люблю тебя, я восхищаюсь тобой. Ты так юн, но у тебя огромное сердце, которого хватит на всю Францию. Я вижу в нем смирение, верность, доброту и милосердие ангела... Удивительно, что в нашем развращенном мире есть такие чистые души. Наверное, именно благодаря им Бог не дает ему погибнуть...

  Его ласки становились все настойчивее, все бесстыднее, заставляя Жана трепетать всем телом. Дыхание юноши стало прерывистым. Бодуэн с силой притянул его к себе, целуя в губы.

  – Я хочу, чтобы ты сделал это, – прошептал граф, поворачиваясь и кладя руку Жана на свое бедро.

  – Да, моя любовь.

  Он не знал, все ли делает правильно, но что-то, что было сильнее его, придало ему уверенности, и Бодуэн застонал, когда Жан овладел им. Юноша задвигался, чувствуя жестокое, мучительное и неотвратимое приближение конца. Граф хрипло, тяжело дышал под ним, стиснув пальцами смятое покрывало. Движения Жана становились все быстрее, все глубже, пока он не излился с протяжным стоном, запрокинув голову и стиснув в объятиях своего возлюбленного. Граф вскрикнул, его тело напряглось, содрогнулось и расслабилось, он упал на постель, и Жан осторожно опустился возле него.

  – Боже, как хорошо, – пробормотал Бодуэн, переводя дыхание и целуя юношу в плечо. – За эти мгновения я без колебаний отдал бы вечность...

  Жан молча обнял его. Они лежали рядом, словно оберегая друг друга, пока граф не заснул, не выпуская руки Жана из своих ладоней.

  За окном ночь понемногу светлела; небо из бархатисто-черного стало густо-синим, на нем льдисто мерцали звезды, и белый тонкий серпик месяца висел над крепостной стеной. Преодолевая дремоту, Жан поднялся, надел рясу и сел к столу. Интересно, что случится, если бы он заснул, а утром мастер Франсуа или отец Гийом, придя проведать раненого, нашли его голым в постели графа? Еще интереснее, если его найдет Анри д"Эно... Взяв с полки новую свечу, он зажег ее от догорающей, потушил огарок и выбросил его. В комнате пахло вином, мужским семенем и потом, и Жану казалось, что это выдаст их обоих с головой. Он уснул, когда уже брезжил рассвет, и совсем вскоре мастер Франсуа разбудил его.

  – Жан, мой мальчик, тебе совсем не обязательно сидеть с графом всю ночь, – вполголоса, чтобы не разбудить Бодуэна, сказал мастер, положив ладонь на плечо юноши. – Я вижу, он выздоравливает. Сегодня мы попробуем снять повязки.

  Он втянул носом воздух и засмеялся.

  – Могу поспорить, ему снятся женщины, и он испачкал постель...

  Жан почувствовал, что краснеет.

  – Прости, я смутил тебя. Иногда мужчины видят сны, в которых плоть одерживает победу над разумом. Говорят, во Фландрии у него осталась жена, не удивительно, что он скучает по ней.

  Уши Жана пылали, как ломтики свеклы.

  – Когда он проснется, я поменяю постель, – торопливо сказал он, пряча глаза.

  – Да, хорошо, но я думаю, тебе вовсе не нужно делать это самому. Я попрошу послушников, а ты иди к себе, поешь и выспись как следует. Эти дни измотали всех нас, но ты даже похудел немного. Мне кажется, ты слишком уж переживаешь за графа Бодуэна.

  – Он хороший человек.

  – Не сомневаюсь. – Тон мастера Франсуа стал ледяным. – О его отваге в бою против христиан ходят легенды. Он и его доблестный брат, граф Анри, славные воины, настоящие убийцы неверных...

  – Неправда! – вырвалось у Жана. – Он не такой, как Анри...

  – Вот как? Не знаю, что он порассказал тебе, но его дела говорят сами за себя.

  – Его дела? – недоуменно переспросил Жан.

  – Полагаю, впрочем, тебе не стоит знать о них. – Мастер Франсуа отвернулся, подошел к окну и задумчиво посмотрел во двор, где уже собирались монахи, рыцари и оруженосцы. – Сегодня или завтра все эти люди уедут отсюда, и, по правде сказать, я буду рад их отъезду. Вчера я говорил с графом Анри д"Эно, он настаивает на том, чтобы гарнизон Маргата отправился с ними в Константинополь...

  – Я мог бы пойти с ними, – сказал Жан.

  Мастер Франсуа рассмеялся.

  – Нет, дитя мое. Должно быть, ты видишь в них героев... но это отчаявшиеся люди, жестокие – и по-своему несчастные. У них впереди лишь смерть, и смерть несут они с собой. А такие, как этот рыцарь, – он кивнул на спящего графа, – жаждут золота и власти, и у них совсем мало времени, чтобы получить все это. В этой стране их ненавидят и презирают, так что только их безоглядная храбрость и отчаяние ведут их вперед. Ты хочешь разделить их судьбу?

  Жан промолчал. Мастер был прав, и теперь он осознал, что видел в сапфировых глазах Бодуэна, что так пугало его и вызывало безотчетное сострадание – боль одиночества, обреченность и бесконечную, невероятную усталость. Граф был еще молод, но его душа была душой старика. Он знал наверняка, что скоро умрет, и шел к своей судьбе покорно и неотвратимо. Останется Жан с ним, или их пути разойдутся навсегда – это ничего не изменит. Он подошел к постели и тихонько коснулся руки Бодуэна кончиками пальцев.

  – Помолись за него, – сказал мастер Франсуа, – ибо грехи его велики. Ступай, мой мальчик.

  Весь день Жан пытался занять себя каким-нибудь делом, но из головы у него не шел утренний разговор с мастером Франсуа. Выйдя к колодцу за водой, он посмотрел в окна комнаты графа и от удивления едва не выронил из рук тяжелую бадью: граф Бодуэн стоял у окна и смотрел на него. Поймав взгляд юноши, граф улыбнулся и помахал ему. Лицо его, несмотря на улыбку, было бледным и усталым. Жан коротко махнул в ответ, подхватил бадью, наполнил ведра и направился к кухне.

  После вечерни, когда уже начинали сгущаться сумерки, он вернулся в свою келью, переоделся в штаны и рубашку из тонкого беленого холста и, поразмыслив, аккуратно сложил на кровати две рясы, молитвенник, небольшое деревянное распятие и маленький кинжал с острым тонким лезвием – единственное оружие, которое, как он полагал, мог позволить себе монах-госпитальер. Ему очень хотелось обзавестись настоящим оружием – пусть не мечом, но хотя бы настоящими боевыми кинжалами.

  Оглядев свои скромные пожитки, Жан обулся в мягкие кожаные сапожки и покинул келью. Теперь он был готов отправиться в путешествие, хотя бы и наперекор всему ордену. Во дворе уже зажигали факелы, в прохладном воздухе пахло дымом, сыростью и цветами. В крепости царило необычайное оживление: солдаты и рыцари наводнили двор, и Жан, проходя мимо, слышал обрывки разговоров:

  – ... готов выехать завтра, а граф Бодуэн...

  – ... слышал, что скоро мы начнем голодать. Если бы граф был чуть понапористее...

  – Если граф не уедет завтра сам, его брат увезет его силой!..

  Послышалось непристойное замечание и раскатистый смех. Жан поспешил дальше. Из тени галереи навстречу ему шагнула высокая плечистая фигура, и он явственно услышал шорох стали. Доспехи? Оружие?

  – Не так быстро, паренек, – прошипел голос, и пальцы, закованные в железо, стиснули его плечо.

  – Что вам нужно? – выдохнул Жан, стараясь не терять присутствия духа.

  – Ты не догадываешься?

  – Нет. Отпустите меня!

  – Тише. – Человек грубо развернул его, толкнул в темноту галереи и прижал к стене. – Ты же не станешь кричать, правда?

  Жан почувствовал, как незнакомец прижимается к нему всем телом, и напрягся, пытаясь вырваться, но хватка была слишком крепкой.

  – Ты очень красивый мальчуган, – тяжело дыша, проговорил мужчина, почти касаясь губами щеки Жана. Его дыхание было кислым и сухим. – Я отпущу тебя, если ты согласишься сделать для меня кое-что...

  Жан рванулся, но тут губы незнакомца закрыли ему рот. Он не мог пошевелиться, а жадные грубые руки уже распустили ворот его рубашки и шарили по телу. Оторвавшись от его губ, незнакомец с силой обхватил его за шею и стал пригибать его голову книзу, заставляя опуститься на колени.

  – Нет! – выдохнул Жан, почти вырвавшись из державших его рук, но тут же острие кинжала уперлось ему между лопаток, и он невольно замер.

  – Еще движение, мой строптивый дружок, и я проткну тебе спину. Давай-ка на колени, и без глупостей.

  Жан медлил, и незнакомец, схватив его за волосы, резко толкнул вперед и вниз. Юноша упал на колени. Мужчина возвышался над ним; лицо его тонуло в тенях, и Жан видел только его руки и торс. Одной рукой сдернув штаны, незнакомец притянул голову Жана к своему паху.

  – Открой рот, малыш, – прохрипел незнакомец.

  Жан отпрянул, все еще пытаясь сопротивляться, но лезвие кинжала неумолимо уперлось ему в шею. Он не чувствовал страха – лишь отвращение.

  – Делай, что я сказал...

  – Что же ты сказал ему делать? – раздался рядом насмешливый холодный голос.

  Мужчина вздрогнул, его рука с кинжалом опустилась, он выпустил волосы Жана и поспешно отвернулся, приводя в порядок одежду. Граф Бодуэн Фландрский вышел в полосу лунного света; он сильно хромал, и обнаженный меч в его руках сиял светло и грозно.

  – Кто это здесь у нас? – спросил он, вглядываясь в темноту. – А, Ренье...

  – Прошу вас, монсеньер, – поспешно пробормотал мужчина, низко склонив голову.

  – У вас отвратительные наклонности, Ренье, – ледяным тоном продолжал Бодуэн. Не спуская глаз с рыцаря, он обратился к Жану. – Надеюсь, вы не пострадали, юноша?

  Жан прислонился к стене, переводя дыхание.

  – Со мной все в порядке, сир.

  – Отлично. Сейчас эта скотина извинится перед вами за свое поведение, и мы постараемся обо всем забыть. Не так ли? – он шагнул к Ренье и поднял меч.

  – Да, монсеньер. – Ренье снова поклонился и посмотрел на Жана. – Я прошу простить меня.

  – Проклятье! – выдохнул Бодуэн. – Даже я не расслышал, что ты там бормочешь. Громче, или я велю тебя разжаловать.

  – Я приношу свои извинения за поведение, недостойное рыцаря, – сказал Ренье, глядя на Жана. Юноша не мог видеть выражения его лица, но по голосу чувствовал, что он смущен и одновременно разъярен до крайности.

  – Извинения приняты, сударь, – поспешно сказал Жан, и граф Бодуэн выступил вперед.

  – Уходите немедленно, Ренье. Я не желаю видеть вас больше, даже в компании моего брата.

  Рыцарь повернулся и пошел прочь, ссутулив плечи. Вскоре его тень слилась с чернотой ночи, а звуки шагов стихли в галерее. Бодуэн повернулся к Жану.

  – Мой мальчик...

  Жан обнял его, вдыхая знакомые запахи стали, крови и пота, и граф сжал его в своих объятиях. Они стояли, обнявшись, в темноте галереи, безмолвно и трепетно, словно оберегая друг друга. Жану хотелось стоять так вечно в кольце сильных, уверенных рук Бодуэна, слушая его дыхание и биение его сердца, и, может быть, слиться с ним воедино, стать единым целым – одной душой, одним существом. В их объятии не было желания плоти – только спокойная нежность.

  Над миром царила ночь, мириады звезд рассыпались по бархатно-черному небосводу, ночной ветер был прохладен и горек от дыма и трав.

  – Пойдем, – сказал Бодуэн.

  Жан посмотрел ему в глаза – озера тьмы во тьме.

  – Я люблю тебя.

  Граф склонился к нему и поцеловал в губы – долгим, сладостным поцелуем, и Жан почувствовал, как томительный жар растекается по всему телу.

  – Да, – прошептал он.

  Обнявшись, они поднялись по лестнице в комнату графа. Заметив на столе оружие, кубки и кувшины с вином, Жан улыбнулся.

  – Должно быть, твой брат снова сидел здесь целый день.

  Бодуэн кивнул.

  – Он и его прихвостни. Сегодня они выпили слишком много... Я знаю, что кое-кто из них не умеет держать себя в руках даже трезвым.

  – Этот человек в галерее... – Жан запнулся. – Он хотел заставить меня...

  – Я видел, чего он хотел. Подонок. – Бодуэн скрипнул зубами и плеснул себе вина. – Когда мы взяли Задар, он на моих глазах изнасиловал мальчика...

  – Бодуэн, – Жан вспомнил, как мастер Франсуа говорил о грехах графа. – Я хотел спросить тебя... Правда ли, что французские рыцари убивают христиан?

  – Только тех, которые поднимают на них меч, – без колебаний ответил граф. – Впрочем, иногда мне кажется, что у Франции слишком много врагов. В прошлом я был не способен на некоторые вещи, к которым сейчас отношусь спокойно. Пару лет назад я был уверен, что война за освобождение Святой земли – дело, достойное рыцарской доблести и чести. Но теперь... Мы отправлялись в Сирию, в надежде отвоевать Иерусалим у неверных, но прошел год, и армия распадается, у нас нет ни денег, ни припасов, людей косят голод и болезни, а Сирия по-прежнему далека.

  – Я слышал, у вас есть флот, – сказал Жан. – Вы могли бы отправиться в Сирию хоть теперь же.

  Граф покачал головой.

  – Флот есть у венецианцев, а не у французов. Мы не можем расплатиться с ними, а им нужны только деньги, притом немалые. Мы не можем даже вернуться домой... Каким же я был дураком, когда позволил втянуть себя во все это!

  – Что же вы теперь будете делать?

  Бодуэн отвернулся к окну, обхватив себя руками за плечи. Какое-то время он молчал, потом заговорил тихо:

  – Анри говорит, что мы должны завладеть Константинополем. Он прав, у нас нет иного выхода.

  Жан недоверчиво покачал головой.

  – Но... там же христиане.

  – Да, конечно. Мы даже помогли восстановить на престоле Византии законную власть, и сын императора обещал расплатиться золотом за помощь. Но он не спешит выполнять свое обещание, а между тем в рядах французов зреет недовольство... Мы нищие, но у нас есть оружие. – Бодуэн коротко усмехнулся. – Армия не спешит идти в Сирию, потому что здесь для нас еще не все закончено.

  Он повернулся к Жану, лицо его было бледным и суровым.

  – Иногда я пугаюсь сам себя, – проговорил он. – Те, кто пришел со мной в эту землю, послушаются любой моей команды, но и мне нужно считаться с их желаниями. Анри почти убедил меня в справедливости и необходимости всего, что мы делаем... Почти.

  Жан подошел к нему, заглянул в глаза.

  – Я не могу поверить, что ты принимаешь это, – сказал он. – То, что ты говоришь, оскорбительно для истинно верующего человека. Греки ничего вам не сделали, а золото... его все равно никогда не хватит для тех, кто его жаждет.

  – Ты так молод, но твои слова полны истины. И все же... я уже ступил на этот путь. Мы все прокляты, Жан.

  – Нет. – Жан обнял его, ласково прижимая к себе, как ребенка. – Нет. Ты еще можешь остановиться. Ты можешь уйти, когда захочешь. Давай поедем в Сирию или в Египет. Говорят, многие рыцари из Франции сейчас там, мы можем к ним примкнуть. Я стану твоим оруженосцем...

  – Жан... Мой дорогой мальчик...

  – Я поеду с тобой хоть на край земли. Пусть Анри и граф де Сен-Поль делают то, что задумали. Я останусь с тобой до конца, что бы ни случилось, я никогда не предам тебя. Только прошу – давай уедем.

  Граф посмотрел на него с нежностью и изумлением, потом проговорил:

  – То, о чем ты просишь, очень серьезно.

  – Если ехать на восток, через перевал, за пару дней можно добраться до небольших поселений, где французы не бывают. Мы можем сойти за обычных паломников. Я соберу припасов в дорогу, а лошадей возьмем на конюшне. Ты... сможешь держаться в седле?

  Бодуэн рассмеялся и потрепал юношу по голове.

  – Ты так торопишься, но ты прав. Мы должны уехать, но не нынешней ночью из Маргата. Если Анри увидит, что я сбежал, ваша обитель может стать жертвой его безрассудства... Мой план другой. Если ты согласишься покинуть крепость в качестве моего вассала, мы могли бы тайком уехать из лагеря по дороге к Константинополю. Я готов взять тебя в оруженосцы, Жан де Крессиньи. Ты должен будешь принести мне присягу верности.

  – Я знаю, – с готовностью отозвался Жан. Он видел, как его отец приносил вассальную присягу своему сеньору в Блуа, и хорошо знал этот обычай.

  Опустившись перед Бодуэном на колени, он склонил голову. Граф положил ладони ему на плечи.

  – Хочешь ли ты быть моим человеком, Жан де Крессиньи? – спросил он тихо и торжественно.

  Жан затрепетал, почувствовав на глазах непрошенные слезы.

  – Я хочу, – прошептал он. – Я становлюсь вашим человеком, монсеньер граф.

  Он поднял сомкнутые ладони, вложил их в руки Бодуэна, и тот накрыл их своими сильными, тонкими пальцами. Они застыли, скрепляя клятву этим рукопожатием: слуга и господин, вассал и покровитель. Затем Жан поднялся и коснулся губами губ Бодуэна. Граф слегка улыбнулся и стер слезинку с его пылающей щеки.

  – Ты плачешь?

  – Я счастлив, – проговорил Жан, с любовью глядя в синие глаза. – Мое желание исполнилось. Я предложил тебе свою верность, и ты не отверг ее...

  – Жаль, мне нечего предложить тебе взамен, кроме своей любви и своего покровительства. Когда мы вернемся во Францию, я буду рад, если ты согласишься принять от меня земли и поместье.

  – Мне не нужно иной награды, кроме как быть с тобой, – ответил Жан.

  Граф обнял его и поцеловал в губы, и то был не просто ритуальный поцелуй сеньора. Жан почувствовал, как его тело отзывается мгновенным жаром. Он прижался бедрами к бедрам графа, и тот застонал, стиснув его в объятиях. Распахнув ворот рубахи Бодуэна, Жан принялся гладить его грудь. Некоторое время они молча целовались, затем граф помог юноше раздеться и мягко толкнул его на постель. Жан потянул его за собой, ухватив за рукав.

  – Я хочу тебя, – выдохнул Бодуэн, упав на него сверху. Жан провел пальцами по его спине, чувствуя его горячее возбуждение. Граф склонился над ним и принялся целовать его лицо, шею и плечи, потом накрыл губами его сосок и стал щекотать его языком. Задыхаясь, Жан запустил пальцы в его густые мягкие волосы. Руки графа скользили по телу юноши, ласково и властно касаясь самых чувствительных мест; Жан стонал, закрыв глаза и отдавшись этим нетерпеливым умелым ласкам. Губы и язык Бодуэна спустились ниже по его груди, к животу, а затем и еще ниже – пока Жан с удивлением не обнаружил, что они осторожно касаются его мужской плоти, словно пробуя ее вкус. Сладостная дрожь предвкушения охватила его, переборов смущение от этих бесстыдных ласк.

  – Нет, – слабо прошептал он, но его руки не отпускали голову Бодуэна, задвигавшись вместе с ней в плавном быстром ритме. – О, боже...

  Наслаждение нарастало в нем, он весь напрягся, чувствуя приближение упоительного конца. Граф продолжал ласкать его, теперь так яростно и глубоко, что Жан вздрагивал всем телом, тщетно пытаясь хоть немного отсрочить последние мгновения. Он излился, вскрикнув от почти непереносимого, невозможного, ослепительного восторга, и сладкая судорога вскинула его на постели, затопив волнами жаркого блаженства.

  Бодуэн поднялся и лег возле него, обнимая его вздрагивающее, влажное от любовного пота тело.

  – Это было великолепно, – сказал он, восхищенно глядя на юношу. – Мне давно хотелось сделать это для тебя, мой ангел.

  – Я действительно был на небесах, – тяжело дыша, улыбнулся Жан. – Мне было так хорошо... Как ты научился этому?

  – Я обязательно расскажу тебе, – пообещал граф. – Но чуть позже.

   Он взял ладонь Жана и притянул ее к низу своего живота.

   – А сейчас помоги мне немного с этим.

   Жан начал ласкать его, двигая рукой и тихонько сжимая и разжимая пальцы, пока Бодуэн не накрыл его руку своей, задавая все ускоряющийся ритм.

  – Да, вот так... Еще, еще...

  Граф неотрывно смотрел на лицо Жана расширенными глазами, полными любви, нежности и упоения. Вдруг он замер и кончил со стоном мучительного наслаждения, его горячее семя выплеснулось в ладонь Жана.

  – О, Жан...

  Он закрыл глаза и обнял юношу. Его сердце колотилось быстро и сильно, Жан словно чувствовал его биение в собственной крови. Они долго лежали молча; в какой-то момент граф, казалось, задремал, но вдруг заговорил тихо и задумчиво:

  – Не знаю, что со мной... Мне хочется увезти тебя отсюда и уехать самому от всей своей прежней жизни. Мы могли бы тайно вернуться во Францию, ты жил бы в своем поместье недалеко от Брюгге или в моем замке – как пожелаешь. Я научу тебя обращаться с мечом и копьем, управлять землями, мы будем охотиться, устраивать турниры, ездить в гости в соседние замки. Ты станешь настоящим рыцарем, а потом, может быть, женишься и обретешь иное счастье...

  – Мне не нужно иного счастья. – Жан покачал головой. – Но я не стану просить от тебя того, чего ты не сможешь исполнить. Ведь во Франции тебя ждет Мари, правда?

  – Да, и маленькая Марго... Я люблю их всем сердцем, но с тобой... все иначе, понимаешь? Я не могу бросить их, но... Как же коротки были эти ночи, что мы с тобой провели вместе! Когда я думаю о тебе, мое тело перестает повиноваться рассудку. Закрывая глаза, я вижу твое лицо. Мари – моя жена, мне нравятся ее ласки, я люблю ее тело, ее мягкую грудь, ее нежный животик и бархатные бедра, мне нравится быть внутри нее... Только с тобой – по-другому... Я весь горю, мои мысли путаются, я жажду видеть, касаться тебя, слышать твой голос, я болен... или просто влюблен до безумия.

  Он гладил лицо Жана, и взгляд его, устремленный на юношу, был исполнен мучительной нежности.

  – Я не могу отпустить тебя. Я не готов тебя потерять...

  – А я отдал бы все, лишь бы остаться с тобой. – Жан перехватил его ладонь и поцеловал. – Я чувствую, что это неправильно... Это не может быть правильно, но я не хочу быть ни с кем, кроме тебя. Я никогда не думал, что смогу заниматься любовью с мужчиной, а женщин представлял себе смутно, хотя иногда я втайне мечтал о них... Но теперь я понимаю, что мне не нужно женщины, чтобы познать истинную любовь.

  – Не говори так, мой ангел. Ты еще многого не знаешь.

  – А ты сам? Как ты узнал, что двое мужчин могут любить друг друга? Ты так много умеешь... Кто научил тебя этому?

  Бодуэн вздохнул.

  – Некоторым вещам не требуется учить, ты просто знаешь их, и все. Но все же... У меня был учитель, хотя я предпочел бы не называть его так. Для меня этот человек был скорее героем, я боялся его и одновременно восхищался им. Он был моим дьяволом и моим богом... В ту пору мне минуло шестнадцать, я уже познал женщину и считал себя вполне взрослым мужчиной. Разумеется, нечего было и думать о походе в Святую землю, хотя многие знатные рыцари отправлялись туда в ту пору: я прекрасно знал, что получу настоящий меч только года через три, а потому беспечно наслаждался тем, что давала юность – свободой, играми, турнирами, пирами, вниманием девушек и песнями менестрелей. Отец мой был богат и знатен, у него было много друзей королевской крови. К нам в замок не раз наведывался король Англии Ричард. Высокий, статный, черноволосый, с насмешливым и порочным взглядом, он всегда заставлял меня чувствовать себя неловко. Я полагал, что кажусь этому утонченному человеку нескладным глупым юнцом, и всячески избегал попадаться ему на глаза. Он прекрасно владел мечом, а сияющие доспехи были словно его второй кожей. Я видел его в поединке с одним из лучших рыцарей отца, и всего несколько ударов понадобилось Ричарду, чтобы выбить из рук рыцаря меч. Он был занятным собеседником; порой я слушал его беседы с отцом, поражаясь его уму и грубоватому юмору. Ричард не особенно чтил церковников, упивался собственной важностью, любил женщин и мог перепить любого собутыльника. Втайне я мечтал стать похожим на него, потому что более необычного человека я не знал за всю свою жизнь. От него веяло властью и тайными грехами, а в его глазах было нечто такое, чего я не понимал и, когда ловил на себе их взгляд, спешил прочь. – Граф помолчал, собираясь с мыслями. – В тот год Ричард собрал под свои знамена много рыцарей и едва не уговорил отца отправиться с ним в Святую землю. Он приехал в наш замок весной в сопровождении большого отряда вассалов с оруженосцами и конюшими. Я помню, как, вернувшись с прогулки, застал его в большой зале донжона, сидящего за столом и беседующего с моим отцом. У его ног сидел хорошенький кудрявый паж лет десяти, похожий больше на девчонку, чем на мальчика, и растирал ему икры. "А, вот и твой сын, – улыбнулся Ричард, когда я приветствовал его поклоном. – Надеюсь, ты не из церкви вернулся, мой мальчик? – обратился он ко мне. – У тебя такое лицо, словно ты отстоял целую мессу... Ну же, улыбнись дядюшке Ричарду". Я сдержанно улыбнулся, и он засмеялся, сверля меня взглядом. "Ты красавчик, Бодуэн, тебе это известно?" – "Государь..." – начал было мой отец, сурово нахмурившись, но король отмахнулся. "Полноте, граф, я говорю истинную правду, стоит ли сердиться?" – "Ступай к себе, Бодуэн, – велел отец. – Переоденься и отдохни, я распоряжусь, чтобы тебе подали ужин в твою комнату". Я не стал возражать, к тому же слова и взгляд короля Ричарда смутили меня до крайности. Честно говоря, я порадовался, когда остался один в своих покоях. После ужина я почистил свои кинжалы, потом быстро помолился и улегся в кровать. Кажется, я уснул, потому что проснулся оттого, что кто-то возился за дверью. "Ты уверен, что это его комната, Ожье?" – вполголоса спросили в коридоре. "Да, господин мой, – последовал быстрый ответ шепотом. – Я точно знаю". Я приоткрыл глаза и заметил бледную полоску света под дверью. "Открой, – велел первый голос. – Я хочу убедиться." Снова послышалось тихое царапанье, и спустя мгновение дверь открылась. На пороге стояли мужчина со свечой и мальчик. "Да, Ожье, ты не ошибся", – сказал мужчина и шагнул в комнату, прикрывая за собой дверь. Я узнал короля Ричарда и закрыл глаза, притворившись спящим. Мне было любопытно, для чего он вместе со своим мальчишкой-пажом забрался ко мне в спальню. Ричард подошел к моей кровати. Теперь он стоял так близко, что я буквально слышал его дыхание. Свет свечи проникал сквозь мои сомкнутые веки алым туманом. "Он и правда красив, – прошептал король. – Невероятно красив... Что скажешь, Ожье?" Мальчик промолчал, и Ричард усмехнулся. "Как думаешь, он спит в рубашке? Не хочешь проверить?" Я почувствовал, что чьи-то руки легко касаются покрывала. Через мгновение покрывало сдернули с меня, и я очутился перед взором короля в одной ночной сорочке. Тем не менее, я все еще притворялся, что крепко сплю. Ричард вздохнул, и я не вполне разобрал, что именно было в этом вздохе – восхищение, удивление или разочарование. Впрочем, через мгновение тяжелая ладонь легла на мое бедро и медленно погладила его. Этого я уже не мог стерпеть и, повернувшись на бок, сделал вид, что просыпаюсь. Рука, лежавшая на моем бедре, исчезла. Я открыл глаза. Ричард стоял передо мной в тонкой белой рубашке и обтягивающих штанах и улыбался. Ожье испуганно смотрел на меня расширенными глазами, прячась за спиной короля. "Я зашел пожелать тебе доброй ночи, Бодуэн, – сказал Ричард. – Позволишь мне присесть?" Я молча кивнул, щурясь на свет. Он сел возле меня на постели. "Мне не спится сегодня. – Он пожал плечами и отдал пажу свечу. – Ожье обычно помогает мне уснуть, но я хотел сперва повидаться с тобой. Через пару месяцев я отправляюсь в Египет с верными мне рыцарями, и может быть, ты тоже захочешь присоединиться к нам?" Предложение его было неожиданным и застало меня врасплох. "Мой отец никогда не позволит, – быстро сказал я. – Тем более что он сам не пойдет с тобой". Ричард тихо засмеялся и накрыл ладонью мою руку. "Твой отец тут ни при чем, – мягко сказал он. – Мне нужен только ты". Его слова повергли меня в недоумение: обычай требовал, чтобы сыновья шли в поход вместе с отцами. "Прости, государь, – сказал я. – Я не могу нарушить волю отца." – "Что ж, решать тебе. – Ричард пристально посмотрел на меня. – Может быть, я тебя смущаю? Или ты боишься? Конечно, обо мне говорят много всякого. Я жесток, самовлюблен, жаден и порочен, не верю в Бога и презираю людей... Говорят даже, что я убил родного отца, чтобы получить трон. – Он нехорошо усмехнулся. – Какая-то часть из этих сплетен, вероятно, правдива. Но чем я обидел именно тебя? Ты от меня прячешься, как я заметил". Он сжал мою руку и наклонился ближе, так что я мог чувствовать его дыхание на своей щеке. "Бодуэн, – прошептал он. – Я могу быть другим... Хочешь узнать это?" Я отодвинулся, но все же невольно поддался исходившей от него силе и властности. Мне трудно было бы описать это ощущение... Ричард засмеялся, провел пальцами по моей щеке и поднялся. "Мы еще поговорим с тобой об этом, правда? – спросил он. – Мой тебе совет – запирай на ночь дверь комнаты, если не ждешь неприятностей". С этими словами он вышел, положив руку на плечо Ожье.

  – Я слышал, что король Ричард был страшным человеком, – сказал Жан. – Сарацины боялись его настолько, что одно его имя повергало их в бегство. Он не щадил ни своих, ни чужих, и заслужил имя Львиное Сердце за свою безмерную жестокость. Трудно поверить, что он...

  – Я помню его другим. – Голос Бодуэна звучал печально. – Его странные намеки, его близость взволновали меня. На следующий день я специально искал встречи с Ричардом, но он, казалось, перестал обращать на меня внимание. Вечером я долго не мог уснуть. Мне казалось, что дверь вот-вот откроется, и войдет Ричард в сопровождении своего юного пажа, чтобы продолжить начатый накануне разговор. Но все было тихо, и я заснул далеко за полночь. Наутро мой отец со своими людьми отправился на охоту; собственно, охота затевалась ради короля Ричарда, и разумеется, он возглавлял отряд. Я тоже был с ними. Несколько раз я специально подъезжал поближе к королю, чтобы присоединиться к его разговору с отцом, но он словно не замечал меня. Я просто перестал для него существовать! Ожье держался возле него, молчаливый и задумчивый; время от времени король склонялся в седле и обнимал мальчика за талию или ерошил его кудри, но тот по-прежнему молчал, опустив голову. В тот день мы поохотились неплохо, загнав крупного вепря, и Ричард, подскакав ближе, с силой пронзил его копьем. Спрыгнув с коня, он легко выдернул копье из туши, еще содрогающейся в последней агонии, и, обернувшись, вдруг посмотрел прямо на меня. "Славный зверь! – воскликнул он. – Свирепый и своенравный... но вот он у моих ног. Я всегда побеждаю и добиваюсь всего, чего хочу". Я растерялся, не зная, что сказать. Ричард улыбнулся, вытер копье о траву и кивнул охотникам, чтобы забрали добычу. Он прошел мимо, словно намеренно задев меня плечом. Вечером был пир, я сидел возле отца, и Ричард, сидевший во главе стола, не сводил с меня глаз. Он много пил. Ожье, стоявший за его спиной, с беспокойством посматривал на пирующих рыцарей. Застолье затянулось допоздна, многие из пирующих, опьяневшие или просто утомившиеся за день, уснули прямо за столом. Менестрель что-то бренчал на лютне, но похоже, и он был изрядно пьян. Я не уходил, ожидая разрешения короля. Ричард, казалось, единственный, за исключением меня, оставался трезвым, либо ему требовалось выпить гораздо больше, чтобы опьянеть. Его щеки раскраснелись, в глазах появился блеск. "Ожье, – позвал он, – подойди". Мальчик приблизился, и Ричард, притянув его к себе, поцеловал в губы и сунул руку ему в штаны. Я остолбенел, не веря собственным глазам. Между тем король продолжал свои странные игры, но его взгляд был устремлен на меня. Он улыбался дьявольской улыбкой, а его руки бесстыдно скользили по телу юного пажа. Вскочив из-за стола, я едва не опрокинул кресло, по-дурацки пялясь на Ричарда и Ожье, а потом опрометью бросился вон. Только в своей комнате я смог перевести дух. В моих ушах все еще звенел смех короля, и я не мог разобраться в захлестнувшем меня вихре мыслей и чувств. Упав на постель, я сжал голову руками. Отвращение, стыд, ужас, возбуждение, изумление и непонятный трепет терзали меня, не давая успокоиться. Сердце колотилось так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Я твердо решил никогда больше близко не подходить к королю Ричарду и не заговаривать с ним. Перед сном я долго молился, умоляя Бога ниспослать мне покой и отвратить от греховных помыслов. Наконец, мне удалось заснуть; я провалился в тяжелый сон без сновидений. Проснулся я внезапно от странного чувства, что кто-то находится в моей комнате. Открыв глаза, я увидел короля. Он стоял у моей постели и разглядывал меня, а потом без приглашения сел рядом. Я хотел отодвинуться, но его пальцы перехватили мое запястье. "Бодуэн, – сказал он, – я уже говорил тебе, что всегда добиваюсь того, чего хочу?" Он склонился ко мне, и его губы коснулись моей щеки. "Уходите, – слабо попросил я. – У вас есть Ожье, и..." Ричард засмеялся. "Ожье? Ты имеешь в виду то, что видел за ужином? Уверяю тебя, все это была лишь невинная шутка. Ожье – всего лишь мальчик, а мне нужен мужчина... Юный, сильный, красивый как ангел... Мне нужен ты." Он был так близко – сильный, властный, искушенный в пороке... "Ты ведь хочешь этого, правда?" – шепотом спросил он. У меня перехватило дыхание, и почти против своей воли я подался ему навстречу. Он целовал меня так, как никто никогда до этого. Нетерпеливо и грубо он сорвал с меня рубашку, и я почувствовал острое, неодолимое желание. Его ласки воспламеняли меня, заставляя забыть обо всем на свете. "Да, да, – повторял я как в бреду. – Еще..." Я... был на пределе, когда он швырнул меня лицом вниз и вошел в меня сзади. Боль и страсть ослепили меня, и я был счастлив... Мы кончили одновременно; тогда я понял, что есть иное наслаждение, кроме обладания женщиной.