Текст книги "Осень в Освальде (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

   Гаю пришлось довольно долго дожидаться Элвина. За окнами уже начало темнеть, когда герцог вошел в комнату, отряхивая с плеч мокрый снег.

   – Ты сам затопил камин? – улыбнулся он, подошел к барону и пожал его руку холодными пальцами.

   – Не мог же я ждать, пока ты придешь и согреешь меня, – отшутился Гай.

   – Ну, тут я и правда был бы плохим помощником, потому что сам продрог до костей. – Он прошел к камину и с наслаждением протянул ладони к огню. – Мне едва не пришлось собственноручно пилить эти чертовы бревна... А ты как провел время?

   – Я был с Розалией, – сказал барон. Элвин удивленно поднял брови.

   – Она все же добралась до тебя? Надеюсь, тебе понравилось...

   Гай подошел к нему и протянул перстень виконта Брента.

   – Что ты об этом думаешь, Элвин?

   Герцог повернулся и, взяв перстень, внимательно изучил его.

   – Откуда у тебя эта мерзость? – с тревогой спросил он. – Ты выяснил что-то о Роджере Бренте?

   – Это его кольцо. Розалия украла его у виконта сегодня утром. Что тебе известно о таких кольцах?

   – Золото – символ власти. Черное Братство не признает серебра, потому что этот металл посвящен свету. Я начинаю понемногу различать целую картину, а не мешанину обломков... Тот человек, покушавшийся на тебя, называл Роджера мессиром. Это высокий ранг в их иерархии, соответствующий примерно епископу... Я говорю условно, поскольку они служат сатане, и их обряды и чины не слишком хорошо мне известны. Простые адепты не носят колец, единственным способом узнать друг друга у них являются особые жесты. Я немного читал об этой еретической мерзости и убежден, что ничего более отвратительного и жестокого человечество еще не придумало.

   – Элвин, – проговорил Гай, глядя в окаменевшее лицо герцога, – я понимаю твое желание немедленно отправить Роджера на костер, но дай мне возможность самому разделаться с ним. Братство уничтожило моего отца, а теперь у меня есть шанс отомстить...

   – Нет, Гай. У воронов Братства свои методы. Если Роджер затаил зло против тебя, он так или иначе добьется твоей смерти. Своими руками или руками своих псов, ядом в бокале или кинжалом из-за угла, мечом в поединке или стрелой в спину... О, мой дорогой мальчик, как я боюсь за тебя!

   Он обнял Гая и прижал к своей груди.

   – Но он больше не повторяет попыток добраться до меня, – возразил юноша. – Мне кажется отчего-то, что убить его будет достаточно легко.

   – Не будь беспечным. Может быть, мне стоит самому сразиться с ним? Я наверняка не оставлю его в живых.

   – Успокойся, Элвин. Если он выживет после турнира, я оставлю его тебе. – Он поцеловал герцога и стал гладить его плечи. – Ты так замерз, любовь моя...

   – Только ты можешь меня отогреть, – улыбнулся Элвин.

   Он разделся, и Гай, налив в бокалы вина, предложил ему выпить и стал растирать его тело разогретым маслом.

   – Ты заботлив, как женщина, – улыбнулся герцог.

   – У меня нет никого дороже тебя, – пожал плечами юноша. – И я хотел бы сделать тебя счастливым.

   – Ты уже сделал это. Я так люблю тебя, мой ангел, что не могу выразить это словами... Ты никогда не задавался вопросом, кем бы ты больше хотел быть для меня – мужчиной или женщиной?

   На мгновение Гай задумался, потом рассмеялся.

   – Тебе смешно?

   – Я не могу представить тебя в женском платье, – сказал барон, – да и себя тоже. Я люблю тебя именно потому, что ты мужчина, что твое тело не похоже на женское, и, обладая тобой, я всегда сознаю эту разницу.

   Герцог печально улыбнулся.

   – Я хотел бы быть твоей женщиной, – прошептал он в самое ухо Гая, сжав его плечи, и юношу окатила жаркая волна желания. – Возьми меня, люби меня... Подари мне наслаждение, которого так жаждет моя душа...

   Он помог Гаю раздеться и стал порывисто ласкать его, пока тот со стоном не сжал его бедра. Герцог повернулся к нему спиной, и юноша овладел им. Гай двигался, страстно и настойчиво лаская Элвина, а потом, излившись, вдруг понял, что герцог кончил чуть раньше его самого, и это понимание наполнило его счастьем. Обнявшись, они легли лицом друг к другу, обессиленные любовью.

   – Розалия была с тобой сегодня, – тихо сказал герцог. Его дыхание было все еще неровным и глубоким.

   – Ты ревнуешь?

   – Не знаю. Тебе было хорошо?

   – Да, пожалуй. У нее большой опыт в совращении мужчин.

   – О да, она далеко не девственница. Как говорится, в этот грот всадник проедет, не нагнувшись.

   Гай расхохотался.

   – Ты хорошо знаешь свою сестру!

   – Теперь ты станешь ее новым любовником, мой мальчик.

   – Она меня не получит. – Гай усмехнулся. – Она вообразила, что я могу полюбить ее, и хочет от меня ребенка.

   – Розалия хочет ребенка? Что это на нее нашло? Ты не был так безрассуден, чтобы согласиться на это?

   – От этого никому не будет зла, – пожал плечами барон. – Я не мог контролировать себя, когда она...

   – Это не под силу ни одному мужчине, который делит ложе с Розалией. – Герцог покачал головой. – Самое ужасное, что я не смогу сопротивляться ее желанию родить ребенка и быть твоей женой... Но, слава богу, моя сестра слишком ценит свободу. Она еще образумится, вот увидишь.

   Четыре следующих дня пролетели незаметно. Гай, готовясь к предстоящему турниру, приказал Тому вычистить и отполировать доспехи, а сам занимался заточкой меча и двух копий. Герцог помогал ему, давая советы, как лучше заточить лезвие, чтобы удар получался более сильным. Три дня они посвятили тренировкам, отрабатывая удары, а последний день отвели для отдыха.

   – Ты должен пить только воду, – сказал Элвин вечером, отобрав у юноши бутылку с вином. – Я не допущу, чтобы вино затуманило твой разум и ослабило твое тело.

   – Может быть, ты и сам запрешься нынче в своей комнате, выставив меня за дверь? – засмеялся барон. – Не можешь же ты допустить, чтобы я ослабел от любви!

   – На это можешь не рассчитывать, сэр первый рыцарь.

   – Мой герцог, пощады...

   Элвин со смехом хлопнул его по спине, затем нарочито медленно налил себе вина и пригубил, глядя на юношу.

   – Ты меня мучаешь, – закричал Гай, подскочил к нему и попытался выбить из его руки бокал. Вино расплескалось, долетевшие до камина брызги ярко вспыхнули. Элвин несильно оттолкнул от себя барона. Сбросив камзол и рубашку, Гай сердито посмотрел на него.

   – Я не стану драться с тобой на мечах, – сказал он, – а просто одолею голыми руками.

   – Голыми руками? – усмехнулся герцог. – Подожди немного, мой ангел, я тоже разденусь.

   Гай, притворно разозлившись, кинулся на него, повалил на пол, и они стали бороться, пока герцог, положив юношу на обе лопатки, не прижал его коленом к полу.

   – Ты слишком силен для меня, – прохрипел Гай, поднял руку и положил ладонь на бедро Элвина. Герцог улыбнулся и отпустил его, а сам прошел к ложу и сел, взяв лютню.

   – Мне отчего-то грустно, – сказал он. – Сам не пойму, в чем дело. Ты пытаешься развеселить меня, но на душе у меня неспокойно.

   Он задумчиво посмотрел в пламя камина и извлек несколько печальных аккордов.

   – Хочешь, я спою для тебя?

   Гай подошел и сел рядом с ним.

   – Спой, мой менестрель.

   Пальцы герцога коснулись его щеки, затем опустились и снова пробежали по струнам. Он негромко запел мягким, бархатистым голосом:

   Ты не спишь. Ночь упала на плечи

   И в глазах отразилась луна.

   Эти юные звезды – как свечи,

   Мы с тобой им дадим имена.

   Здесь застыли седые чертоги

   На вершинах заснеженных гор.

   Мы с тобой, словно древние боги,

   Сохраним этот вечный простор.

   Мы пройдем по весеннему лесу

   По тропинкам лиловых теней,

   Под дубов вековую завесу,

   Под зеленые своды ветвей...

   Он вдруг умолк, продолжая перебирать звенящие струны лютни, и Гай увидел, что его черные глаза странно блеснули.

   – Почему ты плачешь?

   Герцог быстро провел ладонью по лицу.

   – Гай, я люблю тебя... Я могу повторять это вновь и вновь, но это только слова. Мое счастье, моя надежда, моя любовь, моя жизнь – все это ты. Я хочу, чтобы ты всегда был со мной.

   – Я вовсе не собираюсь тебя покидать, – удивленно сказал юноша.

   – Какое-то странное чувство не дает мне покоя, – прошептал герцог. – Я постараюсь забыть о нем. Поцелуй меня, дорогой мой мальчик.

   Гай выполнил его просьбу, и Элвин, сжав его в объятиях, стал целовать его глубоко и страстно, с неистовой, мучительно сладостной нежностью.

   – Неважно, победишь ты завтра или проиграешь, – выдохнул герцог, лаская юношу, – но для меня ты навсегда останешься первым рыцарем. Гай... Завтрашняя ночь будет нашей – вся, без остатка.

   – Да, Элвин, – прошептал барон, отвечая на его ласки. – Я всего лишь первый рыцарь, а ты – мой герцог, менестрель, лучший на свете друг и любовник... Я хочу принадлежать тебе. Сегодня я хочу быть для тебя женщиной...

   Губы Элвина вновь прижались к его губам, их языки встретились, переплетаясь в сложной игре. В черных глазах Элвина пылала яростная страсть, и Гай с наслаждением отдался этой страсти. Герцог овладел им с такой нежностью, с таким упоением, что юноша застонал, едва сдержав переполняющий его восторг. От изощренных, сводящих с ума ласк Элвина у него кружилась голова, и блаженство, пронзившее его, было столь велико, что ему показалось, что его сердце остановилось, стиснутое чьей-то могучей рукой.

   – Гай... – прошептал герцог. Повернувшись к нему, юноша увидел, что он плачет, не скрывая слез.

   – Что с тобой? – спросил барон.

   – Мне так хорошо... Эта любовь – безумие, и я – счастливый безумец...

   Гай улыбнулся.

   – Я тоже, – сказал он.

   Наутро герцог разбудил его еще до рассвета и помог одеться, особенно тщательно проследив, чтобы он не забыл надеть кольчугу. Затем они простились, и Гай направился к себе.

   Том уже ждал его. Бедняга всю ночь не сомкнул глаз, сидя возле груды начищенных до блеска доспехов и оружия. Гай наскоро позавтракал, приободрил шуткой встревоженного старика и принялся одеваться. Он облачился в теплый шерстяной колет, поверх которого надел стальной нагрудник, Том помог ему надеть наплечники, застегнуть поножи и наручи, и с гордостью посмотрел на молодого хозяина.

   – Пойдем, уже давно рассвело, – сказал барон, кивнув на меч и копья. – Дотащишь это до ристалища?

   – Я не так уж стар, – обиженно заявил Том. – Этак вы, чего доброго, замените меня каким-нибудь мальчишкой!

   Гай вспомнил рассказ Элвина о маленьком прохвосте Неде и улыбнулся. Нет, старина Том вполне устраивал его как слуга.

   Трибуны постепенно заполнялись. Гай видел знакомые лица. Он узнал Элен Райт, напряженно смотревшую по сторонам, заметил Леону, чьи робкие взгляды то и дело обращались в его сторону. В первом ряду сидел коренастый рыцарь – Доррет, предупреждавший когда-то Гая об опасности, исходившей от Роджера Брента. Доррет помахал ему рукой, барон улыбнулся и ответил таким же приветливым взмахом. Вскоре появился герцог в сопровождении Розалии, он был одет в белый камзол, и белый же теплый плащ ниспадал с его широких плеч. Его взгляд с любовью остановился на Гае. "Удачи тебе, мой ангел," – прочел юноша в этом взгляде и почувствовал себя самым сильным из собравшихся здесь рыцарей.

   Рыцари в ожидании поединков топтались каждый в отведенном для него месте у ристалища, пытаясь согреться, и белые облачка пара поднимались от дыхания людей и лошадей. Гай поискал глазами Роджера Брента и скоро увидел его. Виконт нетерпеливо постукивал пальцами по рукояти меча, неотрывно глядя на Гая. Барон усмехнулся: мерзавец сам торопился на встречу со смертью. Он напряг и расслабил мышцы, убеждаясь в их силе, и устремил взгляд на Элвина.

   Наконец герцог, оглядев собравшихся, поднял руку и объявил начало турнира. Герольд протрубил три раза, и сердце Гая забилось быстрее. Он взял меч и шагнул на ристалище.

   – Найдется ли рыцарь, который рискнет отобрать у сэра Гая Санвера звание первого рыцаря Освальда? – громко спросил герцог. Тут же Роджер Брент быстро вышел вперед.

   – Я сделаю это, – высокомерно сказал он, смерив барона ненавидящим взглядом, и сам махнул герольду, чтобы тот трубил бой.

   Гай поднял меч, салютуя, и светлая сталь морозно блеснула на солнце. Роджер ответил коротким салютом и двинулся на него.

   – Сейчас мы с тобой потолкуем, сосунок, – прошипел Роджер. Он еще слегка прихрамывал, но ярость придавала ему сил. – Ты отнял у меня не только звание и почести, но и женщину, которую я любил...

   – Вот как? Так ты умеешь любить? – насмешливо спросил Гай. Роджер сделал выпад, но юноша легко уклонился в сторону, парировав удар. Виконт взревел от бешенства.

   – Мне не нужна Розалия, – спокойно сказал барон. – Мое сердце занято. Можешь забрать принцессу себе... если она сама согласится к тебе вернуться.

   Он шагнул вперед, нанося удар снизу вверх, как учил его Элвин. Роджер хотел увернуться, ожидая прямой атаки, и его меч скользнул по клинку Гая, рассыпая холодные синие искры. Гай легко повернул запястье. Будь виконт менее расторопен, он, несомненно, остался бы без меча, а то и без руки, но он вовремя отступил, изрыгнув злобное проклятье.

   – Дьявол! Мне знаком этот удар, щенок! И я знаю, кто обучил тебя ему!

   Гай коротко отсалютовал.

   – Я покажу тебе сегодня еще немало ударов, – сказал он. – Не обольщайся, твоя смерть не будет быстрой...

   Роджер запрокинул голову и засмеялся, ощерив ряд крепких ровных зубов.

   Гай снова атаковал его. Три рубящих удара – один за другим. Роджер парировал два из них, но в третий раз клинок задел его плечо, погнув стальной наплечник. Взревев от боли, Роджер бросился на барона. Глядя, как бестолково он размахивает мечом, Гай подумал, что так мог бы драться отчаявшийся человек, чья цель – не нанести серьезное ранение, а хотя бы просто коснуться противника мечом. Эта мысль позабавила его. Он с легкостью парировал все выпады виконта, но внезапно его нога поскользнулась на обледенелом камне, и он неловко взмахнул рукой, чтобы удержать равновесие. Этого оказалось достаточно, чтобы Роджер Брент зацепил его бедро острием меча.

   Быстро отбив удар, Гай выругался. Проклятая царапина, разумеется, не мешала ему драться, но отвлекала внимание. Он отступил, неотрывно глядя на Роджера. Виконт зло засмеялся.

   – Я достал тебя, верно? – спросил он. – Попробуй-ка теперь убить меня!

   – Мессир Брент слишком самоуверен, – проговорил Гай. Он бросился вперед. Его меч сверкнул яростной молнией, вспоров воздух перед Роджером, и в следующий миг меч виконта вылетел из его рук и, описав широкую дугу, приземлился у края ристалища. Гай усмехнулся и приставил острие своего клинка к груди Роджера.

   – С какой радостью я заколол бы тебя, – сказал он. – Какая была бы потеря для Братства!

   Роджер смотрел на него, злобно ухмыляясь. Гай обернулся к Элвину. Герцог улыбнулся ему.

   – Я не убиваю безоружных, – презрительно произнес Гай. – Пусть он возьмет свой меч и продолжит поединок!

   Герцог кивнул. Гай отошел в сторону, чтобы перевести дух. У него отчего-то кружилась голова, словно от крепкого вина, но он приписал это возбуждению от достигнутого успеха и желания убить виконта. Он помахал рукой герцогу.

   – Убей его, Гай! – крикнула Розалия.

   Он кивнул, улыбнулся, поудобнее перехватил рукоять меча и вдруг почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Пошатнувшись, он оперся на меч, чтобы не упасть. В ушах зашумело, и странная предательская слабость навалилась на Гая непосильной ношей.

   Старый Том, заподозрив неладное, подбежал к нему и начал осматривать, ища ранения.

   – Что с вами, хозяин? – испуганно спросил он, подставляя юноше плечо, на которое тот тут же тяжело оперся. – Он ранил вас?

   Гай поднял голову. Голос Тома гремел как гром у него в голове, и к этому грому присоединялся беспорядочный грохот других голосов, ставших внезапно далекими, бессмысленными и невообразимо громкими.

   – Нет, – сказал он слабым голосом, и земля рванулась ему навстречу. Том подхватил его на руки, как больного ребенка. Меч выпал из ослабевшей руки барона.

   – У меня почему-то звенит в ушах. – Гай попытался улыбнуться. Собственный голос показался ему чужим.

   – Остановите поединок! – как сквозь толстый слой шерсти донесся до него голос герцога. – Я останавливаю турнир!

   Гай огляделся, не понимая, что происходит. Виконт Брент, стоя неподалеку, смотрел на него со злорадной улыбкой. Барон попытался встать на ноги, но тело его не слушалось.

   – Помоги мне дойти до замка, Том, – пробормотал он. – Должно быть, я просто устал...

   Чьи-то сильные руки схватили его за плечи и встряхнули.

   – Гай, что с тобой? Гай!

   – Элвин, – он не слышал своего слабого шепота, – мне нужно немного отдохнуть... Скажи Роджеру, что я скоро буду готов...

   – Отнесите барона Санвера в его покои, – приказал Элвин столпившимся слугам. – Турнир окончен.

   Смертельно бледный, он обернулся к виконту Бренту.

   – Роджер, нам нужно поговорить.

   Виконт снова ухмыльнулся, и герцог закричал, уже не сдерживаясь:

   – Возьмите этого человека и заприте в первом этаже возле кухни! Живо!

   Сразу десяток слуг навалились на Роджера и, заломив ему руки за спину, поволокли к донжону.

   Гай покачивался на руках четырех мужчин, которые несли его по скрипящему снегу к возвышающейся впереди громаде замка. Он видел над собой небо – такое удивительно звонкое и ясное, со слепящим глаза холодным солнцем. Он чувствовал себя немного лучше и теперь пытался понять, что с ним творится. Почему-то онемела левая нога: от лодыжки до бедра он вообще ее не чувствовал.

   – Элвин, – прошептал он.

   – Я здесь, – ответил встревоженный голос герцога откуда-то сбоку.

   Высокий дверной проем надвинулся, заслонил полнеба, и идущих поглотила темнота, разрываемая по временам пятнами факелов. "Как в склепе," – поежившись, подумал Гай, и его замутило. Он закрыл глаза.

   Повеяло теплом. Лязгнул засов, открываемая дверь знакомо скрипнула – его принесли в его комнату. Он попытался встать, но нога совершенно одеревенела и неожиданно подогнулась. Барон тяжело осел в кресло и облизнул пересохшие губы. Элвин подошел к нему, заглянул в глаза.

   – Выйдите все, – распорядился он, повернувшись к сопровождавшим. Старый Том не двинулся с места, и герцог обратился к нему:

   – Принеси теплой воды, да поскорее.

   Старик вышел, и Гай услышал за дверью его горестный всхлип.

   – Ты ранен? – Элвин быстро осмотрел и ощупал его руки и ноги. – Мне показалось, он достал тебя мечом...

   – Пустяк... Царапина. – Он указал на свою левую ногу.

   Герцог сорвал с него доспехи и коснулся разорванной штанины, слегка обагренной кровью.

   – Действительно, просто царапина, – озадаченно пробормотал он и вдруг с ужасом, точно пораженный внезапной догадкой, склонился над раной, так сильно сжав ногу юноши, что в нее на миг вновь вернулась чувствительность. – Если только... Боже правый!

   Вернулся Том, неся большой дымящийся котелок с водой.

   – Помоги мне раздеть его, – приказал герцог, расстегивая крепления доспехов. Том что-то тихо спросил, и герцог коротко ответил – тоже шепотом. Гай не расслышал ни вопроса, ни ответа. Он рассеянно смотрел на движения Элвина. Он был бы рад ощутить хотя бы боль, но онемение постепенно поднималось все выше по его ноге, дойдя почти до паха.

   – Элвин, ты знаешь, что это такое?

   Герцог не ответил. Низко опустив голову, он рассматривал маленький порез на ноге Гая. Юноша встревожился.

   – Со мной никогда такого не было, – сказал он. – Я... я не могу встать. Элвин, не молчи, прошу тебя!

   Герцог поднял голову, и тут Гай увидел, что по его бледному как полотно лицу катится слеза.

   – Скажи мне правду, Элвин!

   Герцог взял его руку и поцеловал. Он хотел что-то сказать, но не смог. В углу, отвернувшись, тяжело вздрагивая всем телом, рыдал старик Том.

   – Что случилось? – спросил Гай, борясь с подступающим ужасом. – Возможно ли, что я умираю? Так быстро... Невозможно...

   – Ты не умрешь, – сказал Элвин, и в его голосе Гаю почудилась отчаянная уверенность. – Ты не можешь, не должен умереть...

   Юноша опустил голову. Только сейчас страшная догадка вспыхнула в его сознании. Клинок Роджера был отравлен, и сразу стала понятна и его странная тактика поединка, и его злобная, торжествующая усмешка.

   – Это яд, – проговорил он медленно. – Теперь я знаю... Мое тело не повинуется мне. Знаешь, я чувствую себя так, как будто у меня вовсе нет левой ноги.

   – Я не знаю противоядия, – тихо сказал Элвин, сжав кулаки. – Мы можем только надеяться... Нет, подожди.

   Он вскочил на ноги и почти бегом направился к двери. Гай откинулся в кресле, ощущая себя беспомощным старым калекой. Герцог вернулся быстро, принеся с собой холщовый мешочек с сухими, горько пахнущими травами. Бросив пригоршню травы в кипяток, он немного подождал и налил настоя в кубок.

   – Выпей это. Не знаю, поможет ли оно против яда, но тебе станет легче.

   Юноша послушно проглотил горький и терпкий горячий напиток. Его начало тошнить, но он отчаянным усилием воли поборол тошноту.

   – Как же так получилось? – недоуменно спросил он, глядя на герцога. Тот, не говоря ни слова, обнял его, прижавшись лицом к его груди.

   "Ты слышишь, как мое сердце отсчитывает, может быть, последние минуты моей жизни, – горько подумал Гай. – И эта жизнь была посвящена тебе."

   – Мне не страшно умирать, – сказал он. – Я не зря жил. У меня был ты, твоя любовь... Напиши моей матери, Элвин. Или сам навести ее. – Он улыбнулся. – А если ты еще надумаешь жениться, спроси ее, где находится замок Сворд. Там живут мои подружки Виктория и Анна...

   Он закрыл глаза и представил себе обеих девушек, какими видел их в последний раз в Санвере. Элвин сжал его руку.

   – Ты весь горишь, – сказал он. – Гай... Как жестока судьба! Я виноват в том, что с тобой случилось.

   – Ты? Всему виной только моя глупая самонадеянность. Я должен был позволить тебе спалить Роджера на костре...

   – Я обязан был предвидеть, что этот мерзавец пойдет на что угодно. Гай, ты должен бы проклясть меня. Я уже проклят. Все, кого я люблю, обречены на смерть!

   – Я любил только тебя, – просто сказал барон. – И все еще люблю. Моя смерть ничего не меняет. Я умираю счастливым, Элвин...

   Со сдавленным мучительным стоном герцог заглянул в его глаза и стал осыпать его лицо поцелуями.

   – Гай, – шептал он как безумный, – Гай, мой дорогой мальчик... Я люблю тебя... Господь знает, что я никогда никого не любил так, как тебя... Я жалкий грешник, но ты вытащил меня из ада, в котором я жил, ты показал мне свет... С тобой я считаю каждое мгновение, потому что это мгновения счастья, каждое из них – целая вечность чистого блаженства... Мой ангел, моя любовь...

   Гай обнял его, с трудом подняв плохо повинующиеся руки. Смертельный холод уже сковал его от подошв до пояса и теперь неумолимо поднимался к груди.

   – Элвин... Любимый... Обними меня крепче. Я хочу, чтобы ты обещал мне всего одну вещь.

   – Все, что угодно.

   – Когда я... Когда меня не станет... Обещай, что не покинешь Освальд. Обещай, что будешь жить – и верить.

   Герцог покачал головой, прижавшись к его пылающей щеке.

   – Твои руки... – прошептал юноша. – Я до сих пор ощущаю их на своем теле... Хотя теперь я даже не знаю, есть ли у меня еще тело...

   – Я мечтал встретить весну вместе с тобой, – сказал Элвин. – Проехать по весеннему лесу, срывая цветы и юные листья... Заниматься с тобой любовью на берегу озера, среди высокой сочной травы. Сегодня утром я целовал тебя и думал, сколько всего я еще сделаю для тебя... Пустые мечты!

   – Элвин, ты плачешь? Не нужно. Я не боюсь смерти, когда ты рядом со мной. Ты даришь мне столько любви и тепла, что мне нечего бояться... Позаботься о Розалии. Она так мечтала зачать от меня ребенка... Если он родится, воспитай его сам, пусть он напоминает тебе обо мне...

   – Как ты захочешь, мой мальчик. Я буду любить это дитя больше, чем собственного сына... Что я еще могу сделать для тебя? Ты уходишь, и я не могу последовать за тобой...

   Гай устало вздохнул. Он не боялся смерти, но знал, что разлука с Элвином будет вечной. Его руки беспомощно лежали на плечах герцога, и только тоненькая ниточка угасающего сознания привязывала его к жизни.

   – В последний раз... – прошептал он холодеющими губами. – Поцелуй меня... в последний раз...

   Герцог стиснул его в объятиях и склонился к нему. Гай слабо улыбнулся и прежде, чем губы Элвина коснулись его губ, выдохнул:

   – Прощай.

   Свет мира вспыхнул на миг, объяв его ослепительным коконом, и разлетелся на тысячи осколков, которые тут же поглотила вечная, ледяная, безмолвная тьма.

   Герцог поцеловал уже бездыханное тело.

   На колокольне аббатства неумолчно звонил тяжелый колокол, и гулкий звон, похожий на удары огромного железного сердца, разносился по округе, разрывая тишину ясного морозного утра. Герцог Элвин Освальд, одетый в черное, без всяких украшений и знаков власти, вошел в кабинет настоятеля и сел за стол напротив хозяина.

   – Чем могу помочь, ваше сиятельство? – учтиво поинтересовался настоятель, полный жизнерадостный человек неопределенного возраста, устремив на герцога проницательный взгляд серых глаз. – Судя по всему, вы пережили большую потерю. Вы заказали заупокойную мессу и неустанно молились два дня, не смыкая глаз. Мне сказали, что вы недавно вернулись из провинции, куда сопровождали тело погибшего рыцаря... Он был вашим близким родственником или просто другом?

   – Оставим в покое мои личные дела, – глухо проговорил герцог. Его бледное лицо казалось мертвым, лишь в черных глазах тлело пламя тяжелой скорби. В смоляно-черных волосах герцога серебрились две седые пряди. – Иной интерес заставил меня просить вашей помощи, святой отец.

   – Какой же?

   – Зная ваше усердие в борьбе с еретиками, я хотел бы испросить у вас разрешения стать орудием божьего правосудия. Мне жаль, что в Освальде нашли приют служители Черного Братства.

   Аббат быстро осенил себя крестным знамением.

   – Святая церковь безжалостна к этим гнусным еретикам, – сказал он. – Вам следует уничтожить их, вы правы. Я даю вам свое благословение и непременно пошлю двух достойных братьев... Когда вы намерены совершить это богоугодное дело?

   – Все уже готово. Я ждал лишь вашего позволения, святой отец. Если вы не возражаете, я подожду, когда ваши люди соберут все необходимое.

   Настоятель, поминутно меняясь в лице, поклонился. В ровном голосе герцога Освальда была такая решимость, что он не на шутку перепугался. Поистине, его сегодняшний посетитель был опаснее любого еретика. Он приказал двум монахам следовать за герцогом, захватив с собой распятия и бутылки со святой водой. Бормоча напутствия и благословения, настоятель проводил герцога и его спутников до ворот, а когда ворота закрылись за ними, снова перекрестился.

   – Помоги боже этому человеку, – прошептал он.

   Две кучи хвороста с торчащими над ними столбами громоздились во дворе герцогского замка. Рыцари, дамы и слуги с пугливым любопытством смотрели на них из открытых галерей, из окон, а более смелые подходили к сложенным веткам и обменивались напряженными шутками.

   Герцог въехал во двор, как черная грозная тень, молча соскочил с седла и бросил лакею поводья. За ним следовали двое монахов в черных рясах, и, обернувшись к ним, Элвин Освальд коротко приказал:

   – Исполняйте свой долг. – Затем, подозвав слуг, сказал. – Приведите осужденных.

   Он чуть помедлил, глядя, как монахи, бормоча молитвы, окропляют сложенный хворост святой водой, потом повернулся и решительно зашагал к дверям донжона. Никто не смел не только задавать ему вопросы, но даже просто смотреть ему в глаза – таким смертельным, леденящим холодом веяло от него.

   В коридоре, ведущем в главную залу, он столкнулся с толпой людей. Четверо слуг тащили под руки мужчину и женщину, а за ними следовали любопытные, боясь пропустить хоть одно слово или движение приговоренных к казни. Женщина плакала, мужчина выкрикивал проклятья. Остановившись в тени, герцог смотрел на них равнодушным, почти невидящим взглядом. Его руки сжались в кулаки – так сильно, что ногти до крови впились в ладони. Не говоря ни слова, он пошел дальше, направляясь в свою комнату.

   Осужденных выволокли на широкий двор замка. Слуги принялись срывать с осужденных одежду, пока они не оказались на морозе в одном нижнем белье. Монах по очереди подошел к обоим и приложил к их губам распятие. Мужчина, засмеявшись, плюнул на деревянный крест. Женщина упала на колени.

   – Рыцарь Освальда, виконт Роджер Брент, – возвысив голос, проговорил монах, – и леди Элен Райт! Вы обвиняетесь в ереси и преступлениях против господа нашего Иисуса Христа и будете сожжены без христианского погребения!

   Элен заломила руки.

   – Я ничего не сделала! – прокричала она, обращаясь к безмолвствующей, напряженно застывшей толпе. – Вы все знаете, что я добрая католичка!

   Она подняла голову и встретилась глазами с бледным, одетым в черное человеком, холодно смотревшим на нее из окна восточной башни.

   – Неужели мне не будет пощады? – взмолилась она. Ни единый мускул не дрогнул на лице Элвина Освальда, когда он сделал слугам знак начинать казнь.

   Элен забилась в схвативших ее сильных руках. Ее зубы стучали от страха и от холода, сковавшего прикрытое лишь тонкой сорочкой худое тело.

   – Гори, ведьма! – крикнул кто-то из толпы. – Огонь согреет тебя!

   Роджер смеялся, злобно глядя на герцога. Он тоже пытался вырваться, но не мог противостоять силе четырех мужчин. Осужденных привязали к столбам, и монах в последний раз предложил им покаяться.

   – Мне не в чем каяться! – выкрикнула Элен. – Пусть дьявол заберет душу нашего герцога!

   Она разрыдалась, и одновременно два факела коснулись сухих веток под ее ногами. Хворост вспыхнул, и толпа отшатнулась назад с единым испуганным возгласом.

   Роджер, высокомерно подняв голову, с презрением посмотрел на монаха.

   – Прибереги свои молитвы для других, – сказал он. – Моя смерть – просто ошибка, но я счастлив, что отомстил за свое унижение при жизни.

   Костер под его ногами разгорелся. Когда пламя стало лизать его ноги, Роджер вскинул голову, не обращая внимания на безумные вопли Элен, и закричал:

   – Герцог Элвин Освальд, я проклинаю тебя именем Неназываемого, именем Черного Трона! Я ненавижу тебя и счастлив, что отправил в преисподнюю твоего любовника!

   В толпе послышались изумленные возгласы, а Роджер продолжал:

   – Посмотрите, кому вы служите! Наш герцог... Он был женщиной барона Гая. Они спали вместе... Он проклят тем самым богом, во славу которого поджаривает меня на костре!... – Огонь лизнул его ноги, поднялся выше, и гудящее пламя охватило его целиком. Он выкрикивал проклятия, пока они не перешли в бессмысленный жуткий вой.