Текст книги "Осень в Освальде (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

   Он долго не мог заснуть, и только под утро забылся сном без сновидений, убаюканный ночной тишиной и теплом сильного тела герцога.

   Гай проснулся от холода. Утренний серый свет проникал в раскрытое окно вместе с сыростью и запахами дождя и взрытой земли. За окном стелился белесый туман, густой над аллеями парка и рассеивавшийся над равниной. Элвина в комнате не было – он проснулся раньше и ушел, не желая будить Гая. Барон быстро оделся и собрался уходить, когда заметил белеющий на столе листок бумаги, приколотый к столешнице острием кинжала. Взяв записку, он пробежал глазами строчки, написанные четким, почти каллиграфическим почерком:

  "Мой дорогой мальчик! Ты так прекрасен во сне, что я не решился разбудить тебя, несмотря на то, что хотел бы выехать на прогулку вместе с тобой. Сегодня чудесное утро для верховой езды, и я отправляюсь в парк. Увижу ли я тебя до вечера? Трудно представить, как я раньше мог жить без тебя, без твоего тепла, без твоей любви. Я счастлив, как только может быть счастлив человек. Помни свое обещание, а я помню свое: сегодня вечером, когда стемнеет, я жду тебя и Леону в этих покоях. Элвин."

   Гай с улыбкой сложил листок и спрятал на груди. Волна нежности поднялась в его душе. Он вспомнил все, что было накануне; вспомнил лицо Элвина, его руки, его ласковый голос и его ласки, от которых трепетало все тело... Выйдя из комнаты, барон прикрыл за собой дверь и направился в свои покои. Попадавшаяся навстречу челядь и придворные узнавали его, кланяясь чуть ниже, чем раньше, – звание первого рыцаря обязывало к уважению. Дамы сдержанно улыбались, и Гай чувствовал спиной устремленные вслед ему восхищенные взгляды. Но сейчас внимание дам мало занимало его. Точнее, его интересовала лишь одна из них, однако прежде следовало навестить Тома и позавтракать.

   Гай застал старого слугу в скверном настроении. Том мерил комнату шагами из угла в угол, беспокойно бормоча что-то себе под нос. Обернувшись на звук открывшейся двери, он заметил хозяина и бросился к нему, натыкаясь на мебель. В его покрасневших глазах показались слезы.

   – Боже, я-то уже собирался искать ваше тело, милорд! – воскликнул он. – Я так боялся за вас! А герцог Освальд... Я никогда не доверял ему, это сфинкс, а не человек. Где вы были? С вами все в порядке? Надеюсь, вам не пришлось пустить в ход кинжалы?

   – Все прекрасно, Том, – бодро заверил юноша. – Пир затянулся до поздней ночи, а потом мы долго беседовали с герцогом. Он замечательный человек, и я сумел снискать его доверие.

   – Слава Богу! – Том искренне обрадовался и тут же засуетился возле накрытого стола. – Но вам надо хорошенько поесть, а потом отдохнуть. Я не намерен отпускать вас никуда, пока ваша рука не придет в нормальный вид.

   Гай взял с блюда кусок холодной телятины и уселся в кресло.

   – Ты похож на сварливую няньку, Том. Мне совсем не хочется сидеть в этой комнате подле тебя, чтобы тебя успокоить. Поверь, у меня нет врагов в Освальде. Виконт Брент еще долго не встанет с постели, а герцог Элвин мне покровительствует.

   – А принцесса Розалия?

   – Пусть она тебя не тревожит. Герцог не из тех мужчин, которые сидят под каблуком женщины.

   – Боже, милорд!

   – Послушай, Том, я не собираюсь слушать твои причитания. Кроме того, я хочу написать матушке в Санвер, чтобы она не волновалась за меня, а ты отвезешь письмо и сам расскажешь обо всем, что она спросит. Только не надо очень сгущать краски, старина.

   – Вы хотите отослать меня в Санвер, – вздохнул Том. – Ну что ж, будь по-вашему. Догадываюсь, что вы многое от меня скрываете. Но я не так глуп... Кто она, эта прелестница, вскружившая вам голову? Та юная леди, что преподнесла вам приз на турнире?

   Гай мысленно усмехнулся, представив себе, что сказал бы Том, узнай он, кто на самом деле вскружил голову его хозяину. Скорее всего, добряк лишился бы дара речи.

   – От тебя трудно что-нибудь утаить, Том, – сказал он, хмурясь. – Надеюсь только, что ты одобришь мой выбор.

   – Честно говоря, она немного худощава. – Старик расплылся в улыбке. – И до сестры нашего герцога ей далеко... Но зато свежа, что твое яблочко. Обязательно напишите о ней баронессе.

   – Разумеется. Приготовь мне чернила, перо и бумагу. – Гай доел мясо, выпил немного вина и, поднявшись, подошел к зеркалу.

   – Но прежде я хотел бы побриться и переодеться, – заключил он, оглядев свое отражение. Том понимающе кивнул и отправился принести все необходимое.

   Через полчаса юный барон был вполне доволен своей внешностью. Пригладив гребнем белокурые волосы, он невольно улыбнулся. Том гордо посмотрел на него.

   – Вы самый блестящий рыцарь в Освальде, – сказал старик. – Ваша дама должна понимать это. Думаю, вы не зря так прихорашиваетесь.

   – Я просто не хочу выглядеть как бездомный оборванец, – небрежно ответил Гай. – У меня есть несколько дел в замке, но я скоро вернусь, чтобы написать письмо домой. А ты за это время оседлай себе коня.

   Том с сомнением покачал седой головой, но ничего не сказал. Досадуя на докучливого старика, барон вышел из комнаты и отправился в западную часть замка, где располагались комнаты принцессы Розалии и ее придворных дам. Он думал, как заговорить с Леоной, чтобы загладить свою вину перед ней, – ведь она, должно быть, долго ждала его в галерее прошлым вечером. Он помнил слова Элвина и его обещание, но отчего-то не хотел верить ему. Леона не была похожа на остальных женщин, и легкой победы ждать не приходилось.

   Явившись на половину принцессы, Гай зашел в небольшую приемную, обставленную с легкомысленной роскошью, откуда можно было пройти и в комнаты Розалии, и в комнаты ее фрейлин: дверь направо вела к принцессе, а дверь налево, сейчас приоткрытая, – в длинный коридор, по обе стороны которого располагались покои придворных дам. На низком диванчике в приемной сидели две девушки, занятые рукоделием и беседой: они весело смеялись, но мгновенно умолкли, когда заметили вошедшего барона.

   – О, сэр первый рыцарь! – оживленно воскликнула пухленькая блондинка с миловидным белым личиком, и от улыбки на ее щеках заиграли очаровательные ямочки. – Чем мы обязаны этому раннему визиту?

   Ее подруга, высокая худая девушка, слегка склонила голову.

   – Вероятно, сэр рыцарь ищет здесь кого-нибудь?

   – Ах, Элен, возможно, он ищет именно меня? – блондинка рассмеялась, и ее синие глаза вспыхнули, игриво глядя на Гая. Юноша смутился.

   – Я действительно пришел повидаться с одной из ваших подруг, дорогие леди...

   – Могу поклясться, с Леоной Блейк, – проговорила худая девушка, отложив рукоделие и пристально разглядывая Гая. В ее голосе ему почудилась насмешка. – Этой малышке везет.

   – Элен, ты жестока. Сэр Гай, можем ли мы помочь тебе?

   – Да, если позовете Леону.

   Белокурая девушка снова засмеялась.

   – Зачем тебе Леона, если есть более красивые дамы? – Она подошла к Гаю вплотную и нежно заглянула ему в глаза. – Как ты считаешь, я не хуже ее?

   Гай почувствовал, как краска заливает его лицо.

   – Нет, милая леди, ты прекрасна... но мне хотелось бы поговорить с Леоной Блейк.

   – Ну хорошо, – согласилась девушка. – Но я не исполняю поручений даром.

   – Чего же ты хочешь за услугу?

   – Поцелуй. Один поцелуй первого рыцаря.

   Гай улыбнулся, наклонился и поцеловал девушку в прохладную гладкую щеку. Она звонко расхохоталась и выбежала в дверь налево.

   – Ты настоящий рыцарь, сэр Гай, – сдержанно проговорила вторая фрейлина. – Ты щедр на поцелуи. Кэт в восторге.

   Гай закусил губы, чувствуя раздражение.

   – Меня можешь не целовать, – продолжала Элен. – Мне не нравятся женоподобные мужчины.

   Гай вспыхнул до корней волос. Элен не могла знать о его отношениях с герцогом Элвином, и ее выпад был ему непонятен.

   – В Освальде есть рыцари, более достойные уважения, сэр Гай. Когда-нибудь судьба исправит свою ошибку.

   – Что ты хочешь сказать?

   – Только то, что сказала. Не будь наивным ребенком, сэр Гай, в противном случае тебя можно лишь пожалеть.

   Гай собирался ответить, но тут дверь распахнулась, и в приемную вошла Леона, а за ней, многозначительно глядя на барона, следовала белокурая Кэт.

   – Леди Леона... – Гай поклонился.

   Кэт рассмеялась, прикрывая рот ладонью, а Элен только слегка улыбнулась.

   – Выйдем в коридор, сэр Гай, – тихо попросила Леона. Гай взял девушку под руку и исполнил ее просьбу.

   Остановившись у окна в галерее, Леона повернулась к нему. Она была в простом сером платье без украшений, и Гай подумал, что она в самом деле невинна и совершенно неопытна. Ее глаза покраснели – судя по всему, она долго плакала.

   – Как ты прекрасна, – сказал барон. – Я счастлив, что ты согласилась повидаться со мной.

   – Ты не пришел вчера, сэр Гай, – с укором проговорила Леона. – Я рисковала своей репутацией, ожидая тебя здесь, в галерее. Я думала, что истинный рыцарь не допустит, чтобы его даму скомпрометировали, а своим письмом я и так раскрыла тебе слишком многое...

   – Прости меня, милая леди. – Гай взял ее руку в свои и поцеловал кончики тонких пальцев. – Я понимаю, что любые мои оправдания покажутся тебе вздорными, но все же постараюсь оправдаться. Я не мог уйти с пира, потому что герцог Элвин беседовал со мной и просил меня остаться с ним подольше. Мы говорили почти до утра...

   Лицо Леоны немного просветлело.

   – Да, я понимаю. Разумеется, я не вправе роптать на это и претендовать на твое внимание. Если бы принцесса Розалия приказала мне оставаться с ней, я тоже была бы обязана выполнять ее волю...

   – Но ты не сердишься? – как можно ласковее спросил Гай, продолжая удерживать ее руку. Она не сопротивлялась, но ее взгляд был устремлен мимо юноши. От близости ее стройного тела у барона закружилась голова. Он снова подумал о сегодняшнем вечере.

   – Я постараюсь загладить свою вину, – сказал он. – Звание первого рыцаря дает известные преимущества. Герцог Элвин оказывает мне покровительство, более того, он удостоил меня своей дружбы, и нынче вечером ждет меня к ужину в своих покоях... Вместе с дамой, которая дорога моему сердцу. Леди Леона, я хотел бы пойти на этот ужин с тобой.

   – Но, сэр Гай... – Нежные щеки девушки залил яркий румянец. – Я не могу согласиться. Это большая честь, и все же...

   – Леди Леона, герцог Элвин – самый безупречный человек из всех, кого я знаю. Вдобавок, там будет еще и принцесса. Тебя успокоит ее присутствие?

   – Розалия будет там? О, меня это очень радует. Я бесконечно уважаю и люблю ее. Она такая ласковая и добрая, как ангел...

   Гай подумал, что у него сложилось несколько иное мнение о Розалии, но похоже, ему удалось убедить Леону пойти с ним на ужин к герцогу.

   – Так ты согласна? Разумеется, это будет скромный ужин в самом узком кругу. Тебе он доставит удовольствие.

   Леона немного помолчала, затем ее голубые глаза с восхищением посмотрели на барона.

   – Ты настоящий рыцарь, сэр Гай. Я верю тебе и во всем полагаюсь на твою честь.

   – Выходит, я прощен? – Заметив счастливую улыбку Леоны, Гай снова поцеловал ее пальцы. – Будь готова, я приду за тобой, когда стемнеет, и буду ждать здесь, в галерее.

   Она кивнула и, с благодарностью пожав его руку, удалилась. Оставшись один, Гай внутренне усмехнулся: Элвин оказался прав – уговорить Леону не составило труда. Возможно, это объяснялось ее неопытностью и почти детским простодушием. Конечно, это не значит, что так же легко она согласится разделить с ним ложе, и тем не менее Гая задело то, что герцог угадал, как девушка воспримет приглашение. Он постоял немного, вспоминая лицо Леоны, ее глаза и нежность ее бархатистой кожи, и при мысли о предстоящем вечере почувствовал возбуждение.

   Его внимание привлек стук копыт по камням мощеного двора. Во внутренний двор замка въехал герцог Освальд в сопровождении нескольких рыцарей. Мужчины смеялись, перебрасываясь шутками, но лицо Элвина было серьезным. Окинув взглядом опоясывающее двор кольцо галерей, он заметил Гая и махнул ему рукой. Гай улыбнулся и помахал в ответ, чувствуя связь, возникшую между ним и герцогом – связь души, гораздо большую, чем связь тела. Элвин был воплощением спокойствия и верности, и рядом с ним Гаю было хорошо. Он смотрел, как герцог спешился, бросил слуге поводья и вошел в двери донжона.

   Их встреча в полутемном коридоре была короткой, но полной смысла и радости для обоих. Губы Элвина были прохладными, его пальцы коснулись пылающей щеки юноши. Гай посмотрел в полные восторженного обожания черные глаза, и желание остро вспыхнуло в его теле. Его руки жадно ласкали грудь, живот и бедра Элвина.

   – Гай, я изнемогаю... Для чего ты делаешь это сейчас? Нас могут увидеть...

   – Прости. – Юноша тяжело дышал, с любовью глядя на герцога.

   – Я так люблю тебя, мой ангел, – прошептал Элвин. – Я хотел бы, чтобы ты взял меня прямо здесь, сейчас... Но мы должны ждать до вечера. Ты уже виделся с Леоной Блейк?

   – Да, Элвин. Ты был прав – она согласилась.

   – Я не сомневался, что так будет. Сегодня вечером она станет твоей.

   Гай улыбнулся.

   – Когда ты говоришь, я перестаю верить в добродетель.

   – Ты еще не познал порока. Это единственное, во что еще можно верить. Итак, до вечера. Меня ждет утомительная встреча с деревенским старостой: старик надеется, что я дам ему полномочия продать часть урожая. А что ты собираешься делать?

   – Напишу домой. Матушка ждет вестей, а я не такой уж плохой сын, чтобы ее разочаровывать.

   – Прекрасно. Я буду думать о тебе, мой мальчик.

   Он собирался сказать еще что-то, но в конце коридора послышались шаги и лязганье оружия. Герцог обернулся. Пятеро рыцарей приближались к ним, громко разговаривая.

   – До вечера, – прошептал Элвин. Гай поклонился, и когда рыцари проходили мимо, приветствовал их. Встретившись взглядом с одним из мужчин – коренастым человеком с обветренным лицом и пронзительными глазами – барон невольно вздрогнул. Рыцарь пристально посмотрел на него, и во взгляде его были жалость и предостережение. Проклиная себя за мнительность и малодушие, Гай направился к себе. Ему все время казалось, что что-то ускользает от его внимания – что-то важное, чему он по незнанию или по неосторожности не придавал особого значения.

   Он несколько раз принимался писать письмо матери, но никак не мог сосредоточиться и разрывал написанное в клочья. После смерти отца он оставался для старой баронессы единственной опорой и наследником Санвера, титула и небольшого состояния. Понимая, как скучает и волнуется за него мать, Гай постарался расписать свою жизнь в самых ярких красках. Он писал, что звание первого рыцаря досталось ему легко и не стоило ни единой капли крови; что герцог Освальд доволен им и называет его своим другом; что он добился уважения при герцогском дворе. О Леоне Блейк Гай упомянул лишь вскользь, не желая взваливать на свои плечи ношу ответственности перед матерью, которая стала бы прочить Леону ему в жены.

   Когда начало темнеть, он все еще писал и попросил Тома принести ему свечу. Наконец, удовлетворенный написанным, он запечатал послание гербовой печаткой.

   – Том, подай мне воды. Я должен переодеться.

   – Вы куда-то собираетесь, милорд?

   – Да... Сегодня я приглашен на ужин к герцогу. Там... будет еще несколько рыцарей, и думаю, до утра мы с тобой не увидимся. Можешь меня не дожидаться, потому что тебе предстоит почти целый день пути в Санвер.

   – Я распоряжусь подать вам завтрак, – сказал Том, понимая, что спорить с хозяином бесполезно, но по его тону юноша понял, что старик будет волноваться и всю ночь не сомкнет глаз.

   – Не беспокойся, – мягко сказал Гай. – Герцог мой друг, он не допустит, чтобы со мной что-то случилось.

   – Надеюсь, что так. – Том отправился за водой, бормоча себе под нос.

   Во дворе замка зажглись факелы. В распахнутые двери людской был виден ярко пылающий очаг и ужинающие слуги за большим столом. В стрельчатых окнах замка теплились огоньки свечей, и тени кружились по широкому двору беспокойным хороводом. Вечер был прохладным, но ясным. Тонкий серпик убывающего месяца висел над стенами Освальда, не затмевая холодного света мерцающих россыпей звезд.

   Гай шел по западной галерее к покоям принцессы Розалии. В этот час в коридорах было многолюдно, и ему то и дело приходилось здороваться со знакомыми рыцарями и дамами. Придворный этикет все еще оставался для него обязательным, хотя и несколько утомлял. Кроме того, Гай заметил, что соблюдали его далеко не все. В темной нише, где к галерее примыкала лестница, он разглядел мужчину и женщину, занимавшихся тем, чем, как думал барон, надлежало бы заниматься в полном уединении: мужчина хрипло и тяжело дышал, ритмично двигая ягодицами, а женщина, прижатая к стене его телом, страстно стонала, обнимая его за шею.

   Гай поспешно отвел взгляд, охваченный одновременно гадливостью, стыдом и странным возбуждением. Оказывается, не так уж все благопристойно было в герцогском замке, и Элвин говорил правду, обвиняя придворных в растленности. Когда Гай перехватил на себе выразительный взгляд идущей навстречу дамы, он покраснел до корней волос и, торопливо поклонившись, зашагал быстрее. Он начинал лучше понимать Элвина, умудрявшегося сохранять душевную чистоту и твердость в этом порочном окружении.

   Леона ждала его на площадке у выхода из галереи в западную башню. Увидев девушку, Гай затрепетал. В белом платье, с ниткой жемчуга на тонкой шее, с уложенными в высокую прическу светлыми волосами, Леона была похожа на античную весталку – так же прекрасна и непорочно нежна. Ее голубые глаза в свете факелов казались темно-синими, почти черными.

   – Леди Леона, ты великолепна, – прошептал юноша, взяв ее руку и поцеловав белые тонкие пальчики. – Ты настоящая королева...

   Леона пленительно улыбнулась.

   – Рядом с таким рыцарем несложно казаться королевой, – заметила она, восхищенно оглядев барона. Плащ черного бархата, с небрежным изяществом наброшенный поверх синего, расшитого серебром камзола, ниспадал с его широких плеч мягкими складками до самого пола, невольно привлекая взгляд к его стройной фигуре, а золотистые, с медовым отливом волосы слегка вились, непокорные гребню.

   – Я горжусь уже тем, что могу находиться рядом с тобой, – сказал Гай. – Думаю, сам герцог сделает комплимент твоей красоте. Ты прекраснее принцессы Розалии...

   – Увы, – покачала головой девушка, – принцесса Розалия не имеет себе равных в Освальде. Как бы мне хотелось хоть немного походить на нее!

   – Наверное, она и ее брат уже давно ждут нас, – напомнил Гай. – Идем скорее.

   Они направились в восточную башню, где находились покои герцога. Гай раздумывал, там ли уже Розалия. Она могла прийти позже, но праздная и беспечная жизнь, которую, как ему казалось, вела принцесса, не мешала ей явиться к брату гораздо раньше остальных гостей. Барон почувствовал легкий укол ревности, представив себе, как Элвин занимается любовью с Розалией – сплетенные в объятии смуглые тела, блестящие от пота, бьющиеся в судорогах наслаждения... Он с негодованием отогнал эти мысли. Наверняка Элвин не опустится до подобного, хотя бы сегодня.

   – Я очень волнуюсь, – тихонько прошептала Леона, когда они остановились перед дверью в покои Элвина. – Герцог Освальд такой суровый человек... Я немножко боюсь его, хоть это и глупо, – ведь он такой красавец, да говорят, и совсем не злой!

   Щеки девушки залил румянец, и Гай поспешно проговорил:

   – Это и правда глупо. Ты совсем не знаешь герцога. Думаю, после сегодняшнего вечера ты переменишь свое мнение о нем.

   Он постучал в дверь.

   – Входите, – отозвался изнутри голос герцога.

   Гай открыл дверь, пропуская Леону вперед, и сам остановился на пороге.

   Элвин сидел в кресле у камина, откинув голову назад, а на коленях у него примостилась Розалия, в бесстыдно распахнутом на груди алом платье. Девушка обнимала его за шею, утопая пальцами в густых черных волосах. Рука брата рассеянно ласкала ее обнаженную грудь с большим упругим соском. Гай с большим трудом сдержал вздох изумления, хотя и знал об отношениях Элвина с его сестрой. Леона же, судя по всему, была шокирована.

   – О, это наши гости, – заметив вошедших, проговорил герцог почти ровным голосом. Розалия встала, поправила платье и улыбнулась Леоне. Гая же принцесса едва удостоила взглядом. Поднявшись с места, Элвин подошел к юноше и, положив руку ему на плечо, жестом пригласил войти и располагаться.

   – Я рад, что ты посетила нас, леди Леона, – сказал он своим звучным голосом, склоняясь к руке девушки в учтивом поцелуе. – Твое общество, без сомнения, станет лучшим украшением этого вечера.

   – Ты прекрасна, – восхищенно проговорила Розалия, глядя на Леону бархатистыми черными глазами. – Сэр Гай счастливчик...

   Леона смущенно выслушивала комплименты, затем умоляюще посмотрела на Розалию.

   – Я не привыкла к такому вниманию, – сказала она, заливаясь краской. – Сэр Гай говорил, что мы приглашены на ужин, но я не думала, что все это устроено в мою честь. Теперь у меня создается именно такое впечатление...

   – Разумеется, дитя мое, – полушутя, полусерьезно ответил Элвин, и, поймав его взгляд, Гай невольно улыбнулся. – Но ты права, нам следовало бы уже приступить к ужину. Проходите к столу, прошу вас.

   Он указал на небольшой стол, накрытый на четверых. Здесь были хлеб, сыр, мясо, вино, фрукты – словом, не слишком роскошно, но достаточно аппетитно.

   – Я отослал слуг, – сказал герцог, когда все сели. – Сегодняшний вечер – только для нас, для самых близких друзей... А в том, что мы станем друзьями, я почти не сомневаюсь. Нам нужно узнать друг друга поближе. Моя сестра, первый рыцарь и его дама – это и есть то общество, которое я предпочитаю любому другому. Леди Леона, я хотел бы доказать тебе, что я могу быть не только повелителем, но и обычным человеком... И, чтобы это лучше удалось, сегодня я сам, герцог Элвин Освальд, буду прислуживать вам, своим гостям.

   – У тебя это неважно получается, – заметила Розалия. – Ты мало практиковался, и к тому же слишком много болтаешь.

   – Ты несносна, сестра, – без улыбки отозвался герцог. Откупорив бутылку вина, он наполнил бокалы янтарной прозрачной жидкостью. – Я не намерен заниматься лакейством ради пропитания, но здесь собрались те, кому я хотел бы прислуживать... Как сказано в Святом Евангелии, "больший из вас да будет вам слугой".

   – Аминь, – усмехнулась Розалия, поднимая свой бокал. Герцог внимательно посмотрел на Гая, и юноша понял, что Элвин пьет за него. По его телу прошла теплая волна.

   – Элвин любит проповедовать, – насмешливо сказала принцесса. – Это одна из его страстей. Он может цитировать Евангелие и сочинения блаженного Августина целыми страницами...

   – Набожность и просвещенность – достоинства, делающие честь любому, – осторожно сказала Леона. Розалия засмеялась.

   – Дитя мое, Элвин не монах, чтобы посвящать жизнь подобным глупостям. Молиться и умерщвлять плоть – какая скука! Кстати, монахи тоже далеко не все одержимы святостью... Просто у них иные предпочтения, нежели у обычных людей. Правда ведь, Элвин? Другое дело, Черное Братство: эти не только любят выпить, но и в женщинах понимают толк... Говорят, их оргии затмевают даже римские вакханалии. Вот это действительно разумный способ поклонения высшему существу...

   – Не смей упоминать этих мерзких воронов! – Герцог побледнел, его рука сжалась в кулак. – Я ненавижу Братство и буду преследовать еретиков везде и всегда. Если я узнаю, что в Освальде есть сторонники Черного Братства, они пойдут на костер, кем бы они ни были!

   – Мой отец был адептом Братства, – тихо проговорил Гай.

   Герцог осекся. На его лице проступило недоверие, сменившееся растерянностью. Розалия перестала улыбаться.

   – Ну, Элвин, – сказала она, – теперь красавчик Гай пойдет на костер? Может быть, ты сам подожжешь хворост у ног этого ангелочка?

   Гай страшно побледнел. Герцог взял его за руку и легонько сжал, пытаясь успокоить юношу.

   – Отца убили, когда мне было пять лет, – медленно заговорил барон. – Его убили приспешники Братства, и моя мать едва не сошла с ума от горя... Он был неплохим человеком, но попался на лицемерные уговоры и обещания легкой и богатой жизни. Я почти не помню его; у него была колючая щетина на щеках и большие теплые руки... Когда я вырос, мать рассказала мне все. Отец часто надолго отлучался из дома, оставляя нас одних, и она думала, что он изменяет ей. Он стал замкнутым, никогда не расставался с оружием и плохо спал по ночам. Матери и в голову не могло прийти, что ее муж связался с Черным Братством. А однажды, ненастным зимним днем, в Санвер приехал человек, закутанный в плащ до самых бровей. Ему открыли ворота, и мать сама предложила ему остаться в замке на ночь, но он только злобно засмеялся и, отстегнув от седла большой сверток, небрежно бросил его на руки моей матери. Затем он пришпорил коня и быстро ускакал в туманный промозглый сумрак. Я помню истошный крик матери, когда она развернула темную грубую холстину. За всю свою жизнь я не слышал, чтобы люди так кричали. Перепуганный, я бросился к матери и ухватился за подол ее платья, сам толком не понимая, в чем дело, но уже плача. И тут я увидел то, что она видела и пыталась спрятать от меня: в свертке, привезенном незнакомцем в Санвер, была отрезанная человеческая голова. Голова моего отца – со страшно остекленевшими открытыми глазами, спутанными волосами и сведенным судорогой застывшим лицом. И тогда я тоже закричал, размазывая по щекам неудержимые слезы. Мать, точно очнувшись от шока, схватила меня на руки и принялась успокаивать. Она шептала мне что-то, но я ничего не слышал. Мы беспомощно рыдали, раздавленные обрушившимся на нас горем. Моя мать была красивой женщиной, но несчастье состарило ее в считанные дни, выбелив волосы и изрезав гладкий лоб морщинами. Я оставался ее единственным утешением...

   – Бедный мальчик, – прошептал герцог.

   – За что они убили его? – спросила Розалия.

   – Ритуалы Братства гораздо более жестоки, чем пытки доминиканцев, сестра, – сказал Элвин. – Они приносят в жертву людей, чтобы стать ближе к дьяволу, которому поклоняются.

   – Гораздо позже я узнал, что они убивают детей, – сказал Гай. – По-видимому, они потребовали у отца, чтобы он принес меня в жертву, но он отказался, и его участь была предрешена.

   – Черные Братья настоящие чудовища. – Элвин нахмурился. – Образованный человек содрогнется при упоминании о них.

   – Я поклялся мстить Братству, – сказал барон. – Пусть мой отец отчасти сам был виноват в том, что с ним случилось, но эти мерзавцы не должны остаться безнаказанными.

   – Думаю, нам не стоит больше упоминать о Братстве, – проговорила Розалия, чуть помолчав. – Это было бы жестоко по отношению к сэру Гаю.

   Барон не понял, действительно ли его судьба вызвала сочувствие у принцессы, или это была просто лицемерная выходка. Он посмотрел на Элвина и встретил его полный любви взгляд.

   Ужин продолжился. Герцог был весел, всячески стараясь доставить гостям удовольствие, Розалия не уступала ему в обаянии, и вскоре даже застенчивая Леона уже чувствовала себя свободнее.

   – Я никогда не думала, что смогу называть герцога Освальда просто по имени, – смеясь, сказала она. – А вот так запросто ужинать с тобой, Элвин, и с Розалией казалось мне невозможным.

   – Между тем ты здесь, – с улыбкой сказал герцог. – И не считай это за большую честь. Люди не так уж сильно отличаются друг от друга, дитя мое. Я ничем не лучше любого пастуха из деревни, но так уж заведено, что одних почитают больше, других меньше. Я ничего не сделал для того, чтобы мной восхищались.

   Его взгляд остановился на лице Гая. "Она недостойна тебя, – говорили черные глаза. – Мой ангел, моя любовь, мой дорогой мальчик..."

   Гай почувствовал, как колено Элвина под столом прижимается к его ноге, и ощутил острый прилив желания. Их взгляды скрестились, как мечи в поединке, обжигая друг друга любовью и томительной жаждой обладания.

   – Элвин, ты слишком долго развлекал нас своими проповедями, – проговорила Розалия недовольно. – Мало тебе, что ты отослал слуг, так еще и не додумался пригласить менестреля... Или, может быть, ты сам споешь?

   Герцог улыбнулся, встал из-за стола и, взяв лютню, устроился на широких ступенях возле ложа. Его тонкие сильные пальцы сжали гриф и пробежали по струнам. Легкие созвучия, окрашенные глубокой печалью, заставили Гая затрепетать.

   – Я не стану спрашивать, что для вас спеть, – тихо произнес Элвин и отбросил со лба пряди непослушных волос. – Я не менестрель, чтобы петь по заказу.

   Он снова провел по струнам лютни и запел приятным, бархатистым голосом:

   Мне казалось, нет больше сил,

   Мне казалось, нет больше слез.

   Зимний ветер костер погасил,

   Мертвым снегом искры занес.

   Твоему небесному сну

   Звезды дарят холодный свет.

   Ты уже не увидишь весну

   И не встретишь новый рассвет.

   Над рядами могильных плит

   В черном небе кружит воронье...

   В моем сердце сгоревшем звенит

   Вечной болью имя твое...

   – Элвин, прекрати! – закричала Розалия. – Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не пел эту песню! Я ненавижу тебя, когда ты вспоминаешь об этом!

   – Откуда столько злости, сестра? – спокойным голосом спросил герцог. Он отложил лютню. – Гай, дитя мое, иди сюда.

   Барон подошел и опустился на ступени рядом с ним. Герцог долгим взглядом посмотрел ему в глаза, и его зрачки расширились, открыв Гаю бездну испепеляющей его страсти.

   – Ты прекрасен, – прошептал герцог. – Мне не хватило бы слов, чтобы сказать, как ты дорог мне, мой ангел. – Он поднял руку и провел пальцами по щеке юноши. – Я ждал этой минуты весь день. Я думал только о тебе и мечтал коснуться тебя, обнять, поцеловать...

   – Что это за песня? – спросил Гай. – О ком она? И почему Розалия так недовольна?

   – Когда-нибудь я все расскажу тебе. Но не теперь. – Элвин распахнул ворот рубашки барона и обнял его за плечи. – Не теперь...

   – Я хотел бы... – начал Гай, но герцог закрыл ему рот поцелуем. Сильные руки Элвина порывисто ласкали его тело, пробуждая неодолимое желание, а поцелуй длился так долго, был таким глубоким и страстным, что Гай почувствовал головокружение.

   Элвин, тяжело дыша, принялся раздевать его. Гай ласкал его, тоже помогая освободиться от камзола и рубашки, пока их обнаженные до пояса тела не сплелись в жарком объятии.

   – Моя любовь, я теряю рассудок... – прошептал Элвин в самое ухо юноши, и барон сладострастно приник к его губам. Гай ощущал пальцы герцога на своих плечах, спине, бедрах. Весь пылая, он отдался его ласкам. Закрыв глаза, он сам ласкал Элвина, спускаясь руками по его мускулистому телу все ниже и ниже.