Текст книги "Осень в Освальде (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Осень в Освальде

  Герольд протрубил трижды. Серебристый звук трубы растаял в по-осеннему прохладном, пахнущем прелой листвой, дымом и дождем воздухе. Барон Гай Санвер еще раз посмотрел на стоящего у изгороди старого слугу Тома, который, как обычно перед поединками своего молодого господина, шептал молитвы и потихоньку крестился, и выпрямился в седле, окидывая взглядом освещенные утренним солнцем трибуны. Ряды дам и вельмож в разноцветных шелках, атласе и бархате казались ярким цветником; герцог Элвин Освальд, хозяин замка, сидел в отдельной ложе со своей красавицей сестрой – как всегда, безукоризненно, но просто одетый, спокойный и молчаливый. Его черные глаза смотрели прямо на Гая, и молодой барон, перехватив его взгляд, почувствовал дрожь. Он не мог понять, что скрыто в глубине этих глаз. Герцог Элвин казался ему безупречным рыцарем, справедливым правителем и прекрасным человеком. Высокий, статный, черноволосый, герцог неизменно привлекал внимание дам, но ни одна из них не могла похвастаться, что завладела его сердцем. Придворные сплетники многое отдали бы, чтобы узнать, с кем делит ложе Элвин Освальд. Гай слышал грязные слухи о связи герцога с его сестрой Розалией, но не верил им: злые языки способны очернить самого непорочного человека. Элвин был неизменно учтив, спокоен и ровен в обращении со всеми. Никто не мог сказать, о чем думает этот сдержанный до аскетизма молодой человек. Принцесса Розалия резко отличалась от своего брата – черноволосая красавица с бархатистыми глазами и нежной кожей, с тонкой талией, пышной грудью и округлыми бедрами, она казалась воплощением чувственности и порока. Сколько раз Гай с восхищением любовался ее стройной фигурой, жалея, что не родился принцем, чтобы добиться ее благосклонности. Впрочем, те же сплетники утверждали, что добиться расположения и близкой дружбы Розалии не сложно – она меняла мужчин с невероятной легкостью. Последней ее страстью был сегодняшний соперник Гая на ристалище – виконт Роджер Брент, отличавшийся вздорным, запальчивым характером. Барон Санвер не хотел бы причинять Розалии огорчение, победив ее возлюбленного, однако тщеславие было сильнее осторожности. Вдобавок, была и еще одна женщина, мнение которой было Гаю несравненно дороже мнения Розалии. Леона Блейк, дочь мелкого дворянина, главного конюшего герцога. Она тоже была здесь, на трибуне, среди пышно разодетых дам казавшаяся чрезмерно скромной в своем простеньком сером платье, почти без украшений, но для Гая эта юная девушка была воплощением красоты и невинности. Ради нее он готов был пойти на поединок не только с Роджером Брентом, но даже с самим герцогом Элвином, слывшим непревзойденным мастером боя. Не удержавшись, Гай поднял руку, отсалютовав Леоне. Она улыбнулась, и улыбка озарила ее нежное личико ярче солнечного луча.

   Герцог сделал знак герольду, и вновь пропела труба. Опустив забрало шлема, Гай поудобнее перехватил рукоять длинного копья и ласково потрепал по шее своего белого жеребца.

   – Давай, Ветерок, – прошептал он. – Мы должны победить сегодня.

   Сквозь решетку забрала он видел в другом конце ристалища виконта Брента – мощную фигуру в сияющих на солнце доспехах на огромном гнедом коне. Нетрудно было догадаться, какие чувства он испытывал к юному барончику из провинции, осмеливающемуся оспаривать его звание мастера поединка и первого рыцаря двора герцога Освальда. Опустив копье, Роджер вонзил шпоры в бока гнедого и понесся на Гая, как ураган смерти и ненависти. Пригнувшись в седле, барон слегка пришпорил Ветерка и помчался ему навстречу. Они съехались на середине ристалища. Гай ударил виконта копьем, но на какое-то мгновение опоздал: тяжелое копье Роджера Брента с лязгом ударило в его щит. Сила удара была так велика, что юноша едва не вылетел из седла, а край щита вонзился ему в плечо. Вспыхнувшая во всей руке боль была невыносимой. Стиснув зубы, Гай проехал в другой конец ристалища и развернул коня. Левая рука отказывалась повиноваться. Уперев щит в луку седла, барон немного отдышался и вновь приготовился к бою. Теперь солнце светило ему прямо в глаза, мешая видеть все маневры соперника. Пригнувшись в седле, Гай дал шпоры коню и атаковал. Роджер налетел на него с той же яростью, как в первый раз, но на этот раз его копье просвистело мимо – Гай уклонился в сторону, в свою очередь, ухитрившись задеть виконта острием своего копья чуть выше колена. Основной удар барона достался гнедому, и бедное животное, закусив удила, взвилось на дыбы, грозя сбросить седока. Виконт злобно выругался, натянул поводья, и с трудом успокоив коня, проехал в противоположный конец ристалища.

   Гай остался доволен стычкой: не получив новых ран, он сумел нанести противнику ощутимый урон. Тем не менее, он отлично понимал, что теперь у него остается последний шанс победить. В следующей стычке он снова окажется лицом к солнцу, и Роджер получит преимущество; кроме того, полученная рана должна была разъярить виконта и утроить его силы, тогда как силы Гая были уже на исходе.

   Он перевел дух и, настроив себя на победу, помчался вперед. Ветерок почти не нуждался в поводьях, неся своего хозяина прямо на врага. Сжав в руке рукоять копья, барон нацелил его как можно точнее в грудь Роджера Брента. Едва оказавшись в пределах досягаемости виконта, Гай собрал все силы и нанес мощный удар. Копье врезалось в щит Роджера, скользнуло по нему и прошло ниже, угодив в бок рыцаря. Вскрикнув от резкой боли, Роджер покачнулся в седле и грузно начал оседать набок. Гай проскакал мимо, едва сумев удержать в руках прогнувшееся от напряжения копье. Оглянувшись, он увидел, как тело Роджера Брента, свалившееся с седла, лежит в пыли, раскинув руки, бесформенной грудой серебристых доспехов. Одна нога Роджера запуталась в стременах, и гнедой, испуганно кося черным глазом, волочил хозяина за собой по вытоптанному пыльному ристалищу.

   Улыбаясь, Гай отшвырнул копье, снял шлем и вытер с лица струящийся пот. Он еще не верил в свою победу. Роджер Брент, непревзойденный и надменный, валялся в пыли, раненый, а может и убитый, а трибуны уже приветствовали нового мастера поединка – его, барона Гая Санвера.

   Старик Том уже бежал к нему через все ристалище, с беспокойством окликая по имени и отчаянно размахивая руками.

   – Боже мой, молодой господин, – пропыхтел он, едва приблизившись к Гаю. – Я просто сам был не свой... Ну и задали же вы этому индюку! Небось, не скоро еще встанет... Ну а вы как? Целы? Господи, что такое с вашей рукой? Госпожа баронесса... Что она скажет, когда узнает? Ох, боже мой...

   – Она не узнает, – усмехнулся Гай. – Если ты, старый предатель, не расскажешь ей. И довольно причитать. Со мной все нормально, а рука скоро пройдет. Жди меня в моей комнате, да приготовь горячей воды и чистую одежду.

   Том не нуждался в дополнительных указаниях. Слово хозяина было для него законом. Гай знал, что все будет выполнено как нужно. Он ласково потрепал по холке Ветерка и медленно поехал вдоль трибун. Дамы приветствовали его, мужчины смотрели с некоторой завистью. Сегодня он стал героем дня. Он поискал глазами Леону. Девушка восхищенно улыбалась ему. Ее светлые волосы, уложенные в высокую прическу, растрепались на ветру, и Гаю показалось, что он видит слезинки, блестящие на ее нежных, порозовевших от волнения щеках. Он отсалютовал ей, стараясь не выдать сильной боли в раненой руке. Радость и гордость переполняли его. Прогарцевав вдоль трибун, Гай, как того требовал обычай, остановился возле герцогской ложи. Элвин Освальд сдержанно улыбался. Его непроницаемые черные глаза неотрывно смотрели на барона, и Гаю показалось, что герцог доволен его победой. Спешившись, юноша коротко поклонился. Он перевел взгляд с герцога на его сестру – и его прекрасное настроение сменилось тревогой. Розалия кусала губы, нервно комкая в руках кружевной платок. Ее лицо, искаженное яростью, было бледным, а глаза, устремленные на Гая, метали молнии. Барон разом вспомнил все слухи о виконте Бренте и Розалии, которые ему доводилось слышать, и решил, что они были не лишены основания. Похоже, теперь он, сам того не желая, нажил врага в лице сестры герцога.

   Элвин Освальд поднял руку, и над трибунами воцарилась тишина.

   – Барон Гай Санвер, – произнес герцог, – сегодня ты доказал, что достоин называться истинным рыцарем и мастером поединка. Мы видели прекрасный бой, в котором ты честно победил Роджера Брента – рыцаря, которому долгое время не было равных в поединке. С этого дня ты становишься первым рыцарем моего двора. Я счастлив, что могу сказать тебе это, и нахожу тебя достойным этой чести. – Его глаза впились в лицо Гая. – А теперь я хочу, чтобы ты объявил, из чьих рук хотел бы получить заслуженный тобой приз – вот этот кубок победителя.

   Гай на секунду заколебался. Он не слишком хорошо знал придворные обычаи, но ему казалось справедливым, что рыцарь получает награду из рук женщины, дорогой его сердцу. С другой стороны, возможно, следовало бы попросить Розалию, как самую знатную и, без сомнения, самую красивую из дам, вручить ему кубок. Юноша еще раз посмотрел на герцога Элвина, на разъяренную Розалию – и отказался от этой мысли. Герцог тонко, едва заметно улыбнулся, и Гай, не поняв значения этой улыбки, решительно сказал:

   – Мне было бы лестно, если бы леди Леона Блейк согласилась вручить мне приз.

   Улыбка герцога погасла, его красивое лицо вновь стало непроницаемым. По трибунам пробежал ропот: Леона Блейк, не отличавшаяся ни особенной красотой, ни богатством, ни древностью рода, казалась недостойной внимания барона Санвера, первого рыцаря Освальда. Леона, поднявшись с места, смущенно прошла к ложе герцога и, взяв из рук Элвина золотой кубок, спустилась к Гаю.

   – Поздравляю, сэр Гай, – тихо сказала она. – Я волновалась за тебя.

   – Я сделал это ради тебя, леди Леона, – ответил барон так же тихо. – И хотел бы сделать еще больше, чтобы заслужить твое внимание.

   Девушка улыбнулась в ответ и направилась на свое место. Гай почувствовал себя по-настоящему счастливым. Леона была воплощением его представлений о чистоте, невинности и скромности, и он уже гадал, согласится ли ее отец отдать ее ему в жены, и что скажет старая баронесса Санвер, когда узнает о ней. Проводив взглядом Леону, юноша вновь посмотрел на герцога. Розалия тихо говорила что-то брату, тот слегка хмурился, но ничего не отвечал. Щеки Гая вспыхнули: он догадывался о происходившем разговоре по выражению лица принцессы и устремленным на него взглядам собеседников.

   Наконец герцог Элвин отстранил сестру предостерегающим жестом и поднял руку.

   – Турнир окончен, – объявил он. – Сегодняшний день посвящен победителю, и в его честь я даю ужин нынче вечером.

   Раздались звуки трубы, и Гай поклонился герцогу и его сестре, которая ответила ему полным ненависти взглядом. Элвин Освальд поднялся с места, предложил руку Розалии, и они покинули ложу, причем принцесса снова вернулась к прерванному разговору. Как ни был встревожен Гай, он не мог сдержать восхищенного вздоха, залюбовавшись величавой осанкой Розалии, ее тонкой талией и угадывающимися под зеленым шелком платья длинными ногами и большой грудью. Несомненно, она была самой прекрасной женщиной, какую доводилось встречать юному барону.

   Взяв жеребца под уздцы, Гай отвел его на конюшню, где поручил заботам слуг, а сам отправился к себе. Старик Том ждал его с нетерпением и тревогой. Пока юноша снимал доспехи, он суетился вокруг него, как наседка, и качал головой.

   – У вас будут неприятности, – пророчески изрек Том, помогая хозяину избавиться от легкой кольчужной рубахи без рукавов, надетой поверх сорочки.

   – С чего ты взял? – усмехнулся Гай. – Я стал первым рыцарем двора, меня теперь станут почитать... и бояться.

   – Вам самому надо бы поостеречься, – продолжал старик. – Мы с вами в Освальде всего только две недели, и вот вы становитесь победителем турнира... И мне известно нечто такое, чего не знаете вы.

   – Вот как? Что же?

   – У виконта Роджера полно друзей в Освальде, а сестра нашего доброго герцога – его любовница. Да простит меня Бог, но я говорю правду. Об этом знает весь двор. Герцог Элвин человек не мстительный и не злой, но просьба сестры может заставить его действовать против вас. Я стар и повидал всякого. Людская злоба и зависть не имеют границ. На вашем месте я опасался бы яда, хозяин, или стрелы из-за угла... Да мало ли на свете подлецов, готовых на все ради мести!

   Раздевшись, Гай забрался в чан с горячей водой. Его собственные мысли перекликались со словами Тома, но ему не хотелось верить в возможность того, что они могут оказаться правдой.

   – Замолчи. Моя жизнь – это мое дело, но я обещаю, что буду осторожен.

   – Вы ранены, и это значит, что сейчас вы вдвойне уязвимы. Что с вашей рукой?

   – Судя по всему, она не сломана, – ответил юноша, осторожно ощупав распухшее плечо, по которому расплылся багровый кровоподтек. – Кости целы, но ушиб сильный.

   – Был бы я рыцарем, я бы разделался с этим мерзавцем виконтом Брентом! – сказал Том таким тоном, что Гай невольно рассмеялся. – И вы зря смеетесь, хозяин. Я верно служил еще вашему деду и держал вас на руках, когда вы были крошкой, а когда умер ваш почтенный отец, я не пошел на покой, потому что вы и ваша матушка баронесса – моя единственная семья... Я очень дорожу вами. Вы мне все равно что сын...

   – Хорошо, Том. Я знаю. Обещаю, что со мной будет все в порядке. А теперь принеси мне мазь для плеча. Сегодня герцог дает пир в мою честь, и я должен выглядеть как настоящий победитель.

   Переодевшись, Гай почувствовал себя гораздо лучше. Камзол и штаны синего бархата казались ему самым подходящим нарядом для сегодняшнего вечера. Синий цвет очень шел ему, подчеркивая синеву глаз и придавая лицу более строгие очертания. Том предложил ему надеть под расшитый золотой нитью колет тонкую кольчугу, но барон отказался, сказав, что не станет таскать на себе лишнюю тяжесть, пока его рука не заживет хотя бы немного.

   Когда стало смеркаться, и в раскрытые окна поплыл запах дыма деревенских костров, за Гаем явился слуга герцога, чтобы пригласить его спуститься в пиршественную залу. Старый Том пытался уговорить юношу взять с собой меч, но Гай наотрез отказался. Уступая Тому, он взял только пару легких кинжалов и последовал за ожидавшим его слугой.

   – Вам просили передать записку, сэр Гай, – вполголоса сказал слуга, передавая юноше сложенный листок бумаги. Гай насторожился. Может быть, Том был не так уж не прав. Внутренне напрягшись, он развернул послание. Легким изящным почерком на листке было написано: "Я восхищаюсь тобой, сэр Гай. Мне хотелось поговорить с тобой, но не знаю, смеет ли просить об этом девушка моего положения. Я буду ждать тебя в западной галерее после окончания пира. Л." Помимо воли барон улыбнулся. Он и подумать не мог, что произвел на Леону Блейк такое впечатление, что она сама просила о встрече! Его сердце забилось быстрее в сладостном ожидании вечера. Пир еще и не начался, а он уже жаждал, чтобы он поскорее окончился.

   Огромная главная зала донжона герцогского замка, освещенная десятками пылающих на стенах факелов, была полна народу. Придворные и рыцари, сидя за длинными столами, разговаривали и обменивались новостями и сплетнями в ожидании начала пира. Слуги разносили кушанья, зажигали новые факелы и свечи, и оживленный гул голосов наполнял залу, а исполинские тени кружились в странном хороводе, теряясь во тьме высоких сводов.

   Герцог Освальд, сидевший во главе стола, был одет необычайно скромно – в простом черном камзоле с серебряной вышивкой, из-под которого выглядывала безукоризненно белая сорочка. Он выглядел скучающим, задумчиво водя пальцами по краю стоящего перед ним кубка. К своему удивлению, рядом с герцогом Гай увидел и Розалию. Женщинам запрещалось присутствовать на рыцарских пирах, но для нее, по-видимому, этого запрета не существовало. В огненно-алом платье, с распущенными черными волосами, она была великолепна, а изменчивый алый свет факелов делал ее красоту изысканной и искушающей. Смуглое лицо Розалии, с влажно блестевшими черными глазами, с чувственным, мягко очерченным ртом, казалось лицом не то ангела, не то демона, бросившего вызов добродетели. Она привлекала всеобщее внимание и охотно отвечала на двусмысленные, а порой и попросту грязные шутки мужчин.

   Заметив подошедшего Гая, герцог оживился. На его лице появилась мягкая улыбка, и он усадил барона по правую руку от себя, как почетного гостя.

   – Как твоя рука, сэр Гай? – участливо спросил он. – Мне показалось, что ты был ранен?

   – Ты не ошибся, мой герцог, – улыбнулся Гай. – Но это легкая рана, точнее, всего лишь ушиб, так что я почти здоров.

   – Я пришлю к тебе своего лекаря, – предложил герцог. – А сейчас я хочу поблагодарить тебя, что ты пришел на пир, несмотря на ранение. Постараемся, чтобы ты не был разочарован.

   – Мне кажется, что леди Розалия чем-то расстроена, – заметил Гай. – Печаль такой очаровательной женщины не может не огорчить меня. Она едва заметила меня, а мне хотелось бы увидеть ее улыбку.

   – Розалия? – Герцог повернулся к сестре. – Сэр Гай спрашивает, почему ты не уделяешь ему внимания.

   Принцесса посмотрела на барона в упор с легкой насмешкой.

   – У тебя плохой вкус, Элвин, – произнесла она медленно. – Этот ангелочек не достоин звания первого рыцаря.

   Гай вспыхнул. Он заметил, как побледнел герцог. Лицо Элвина окаменело.

   – Прекрати свои выходки, сестра, – прошептал он. – Я хочу, чтобы ты хотя бы была вежлива с человеком, которому я доверил бы свою жизнь.

   – Еще вчера ты доверил бы ее Роджеру...

   – Речь сейчас не о Роджере, – так же шепотом сказал герцог. – Будь поприветливей, это ни к чему тебя не обяжет.

   Розалия через силу улыбнулась. Гай снова удивился, как она прекрасна, даже сейчас, в минуту гнева. Он слегка склонил голову.

   – Поздравляю, сэр Гай, – проговорила Розалия. – Тебе удалось сделать то, на что не хватало сил и смелости у многих, – победить виконта Брента.

   Гай понял намек, однако сделал вид, что не встревожился.

   – Благодарю за столь высокую оценку моих скромных талантов, – ответил он. – Вдвойне приятно слышать это от столь прекрасной женщины, как ты, леди Розалия. Надеюсь, со временем мы станем лучше понимать друг друга. Я рассчитываю добиться твоего расположения, а возможно, и дружбы.

   Польщенная Розалия вновь улыбнулась – на этот раз более искренне.

   – Мне нравятся честные люди, – сказала она. – И то, что ты говоришь, не банальный комплимент, правда ведь? Но мою дружбу надо заслужить.

   – Я постараюсь, леди.

   Розалия кивнула ему и отвернулась, чтобы поговорить с сидевшим слева от нее рыцарем.

   – Не обращай внимания на колкости Розалии, – сказал герцог, как бы извиняясь. – Она слишком расстроена поражением виконта Брента, на которого возлагала надежды в этом поединке. Но довольно о ней. Расскажи лучше о себе. Ты хорошо владеешь копьем и мечом для своего возраста. Все четыре твоих поединка закончились твоей победой, это впечатляет.

   Гай не был склонен преувеличивать собственные заслуги. Он действительно неплохо фехтовал на мечах и был достаточно силен, чтобы уверенно обращаться с копьем. Мягкое и спокойное обращение герцога развеяло все его опасения, и он понемногу разговорился. Герцога интересовало все: его семья, замок, пристрастия, стремления. Он принялся рассказывать, а Элвин слушал, не перебивая и лишь изредка задавая вопросы.

   Однако вскоре их разговор был прерван. Розалия, все это время громко смеявшаяся и отдававшая должное угощению и вину, которое ей щедро подливали галантные рыцари, повернулась к герцогу и Гаю.

   – Элвин, – сказала она томно, почти чувственно, положив руку брату на плечо. – Мне надоело, что ты весь вечер посвящаешь этому молокососу. Я хочу танцевать... Пойдем. – Ее руки обвили шею герцога, и она заглянула ему в глаза. – Пойдем к тебе. Позовем менестрелей, будем танцевать и пить вино... А потом мы...

   Побелев как полотно, герцог сбросил с себя ее руки.

   – Замолчи! – сказал он жестко. – Ты пьяна, и тебе не место здесь.

   – Нет, нет. – Она снова попыталась обнять его. – Ты разгневан? Ну, ударь меня...

   Гай с растерянностью, смущением и ужасом глядел, как она пытается расстегнуть камзол герцога. Элвин резко отшвырнул ее от себя, и она чувственно застонала, продолжая протягивать к нему руки.

   – Заберите принцессу, – распорядился герцог, подозвав слуг. – Проводите ее в ее покои, она слишком много выпила сегодня. Позаботьтесь, чтобы она не покидала своей спальни до утра.

   Он снова сел и, кусая губы, повернулся к барону.

   – Прости, сэр Гай. Эта грязная сцена не должна была произойти. Порой Розалия бывает сама не своя, а сегодня я позволил ей напиться...

   Гай не знал, что ответить. Он слышал о распущенности Розалии, но не мог даже представить, что она может зайти так далеко.

   – Забудь об этом, хорошо? Я постараюсь, чтобы подобного больше не повторилось. Выпей вина. Помнишь, ты говорил о том, как твоя мать нанимала управляющего? Я хотел бы дослушать это до конца.

   Мало помалу Гай вновь оживился. В его душе были еще свежи наставления Тома, предупреждавшего о возможной опасности со стороны герцога, но Элвин обращался к нему дружески, и юноша не мог предположить, что герцог способен отомстить ему за поражение в поединке любовника своей сестры. Его удивила недавняя вспышка ярости со стороны Элвина, давшая ему понять, что в отношениях брата и сестры далеко не все так гладко, как можно было подумать на первый взгляд.

   Тем не менее, Гай заметил, что за время ужина герцог почти не притронулся к еде и совсем не пил. Красивое лицо Элвина Освальда хранило то же непроницаемое выражение, которое заставило Гая встревожиться сегодня днем. Барон пытался разгадать значение пристального взгляда черных глаз герцога и его мимолетной, чуть печальной улыбки, но тщетно. Он продолжал рассказывать о себе, а герцог слушал, наклонив голову, точно боясь пропустить хоть слово.

   За окнами уже давно стемнело, и слуги беспрерывно меняли догоревшие факелы. Менестрель дремал в углу, уронив голову на грудь, и его лютня, позабытая, лежала на полу рядом с ним. Разговор, становившийся поначалу громче, постепенно распался на отдельные диалоги; слова утратили смысл, а голоса – ясность. Кое-кто спал, упав лицом прямо на стол, иные пытались петь; порой раздавались хриплые возгласы и пьяный смех. Во всей зале трезвыми оставались, пожалуй, только Гай и герцог Освальд, но они были настолько увлечены беседой, что не замечали ничего вокруг.

   Неожиданно герцог тронул Гая за плечо.

   – Посмотри. – Он обвел взглядом присутствующих и вновь повернулся к юноше. – Что скажешь?

   – Думаю, пир подходит к концу, – улыбнулся Гай.

   – Ты прав. Для меня пиры давно стали тяжкой обязанностью. Итак, я выполнил то, что от меня требовал долг, и теперь могу вернуться к своим обычным занятиям.

   Гаю показалось, что герцог огорчен, и он поспешно сказал:

   – Напротив, пир удался.

   В черных глазах Элвина Освальда, устремленных на юношу, зажглась горькая насмешка.

   – Ты правда так считаешь?

   Гай опустил глаза. Он не мог соврать.

   – Что может быть хорошего в том, чтобы смотреть, как вино превращает людей в скотину? – тихо сказал герцог. – Ты единственный, кто здесь остался человеком, сэр Гай. Мне... хотелось бы еще поговорить с тобой сегодня.

   – Я буду счастлив, мой герцог. Твое желание для меня свято.

   – Не говори так. – Черные глаза вспыхнули непонятной тоской и снова стали непроницаемо темными. – Я не приказываю, как сюзерен, а прошу, как друг. Будь честен. Если ты откажешься, я не стану настаивать.

   – Твое общество доставляет мне удовольствие, мой герцог. – Гай вспомнил о записке Леоны Блейк. Герцог Освальд был прекрасным собеседником, но мысль об ожидавшей его девушке не давала барону покоя. Однако же, еще с детства он усвоил закон рыцарства "Бог, король и дамы". Он не мог отказать в просьбе герцогу, который был для него здесь королем. А Леона... Что ж, она поймет, если он в ней не ошибается. Кроме того, ему самому хотелось побольше узнать о герцоге Элвине.

   – Я рад этому. – Герцог улыбнулся. – Но мне кажется, что здесь не самое подходящее место для беседы. Если ты не против, пойдем в мои покои, там мы сможем поговорить спокойно.

   Пригласив барона следовать за собой, он вышел из залы, и, взяв у слуги факел, направился вверх по лестнице в восточную галерею замка, опоясывавшую левую внутреннюю стену донжона и ведущую в восточную башню. Гай шел следом, глядя на развевающийся за спиной герцога подобно крыльям черный тяжелый плащ. С точки зрения Тома, идти с Элвином Освальдом в его покои без оружия было полным безумием. Герцог оставался загадкой, его мягкое обращение могло оказаться обманчивым. Гай укорил себя за подозрения – будь герцог врагом, он никогда не повернулся бы к барону спиной. Рядом с этим странным человеком Гай чувствовал себя в безопасности, хотя внутренне сознавал, что более страшного врага в Освальде трудно было вообразить. Элвин шел уверенно и спокойно, факел в его руке трепетал, отбрасывая на стены галереи причудливые тени. От ночного холода раненная рука Гая заныла, и он поплотнее запахнул плащ.

   В замке в этот поздний час было безлюдно. В восточной части замка не было даже слуг, и, если бы не факел герцога, в коридорах царила бы кромешная темнота. Взойдя по лестнице на второй этаж башни, герцог остановился перед окованной железом дубовой дверью.

   – Входи, сэр Гай, – пригласил он, пропуская юношу в скрытую в полумраке комнату с горящим в глубине камином.

   Пока он запирал дверь и зажигал свечи, Гай осмотрелся. Небольшая, но уютная комната была обставлена с изысканной простотой, говорившей о немалом вкусе хозяина. Развешанное на стенах оружие не отличалось особенной красотой, зато великолепная сталь клинков и прекрасная работа оружейников сразу бросались в глаза. За этими мечами, кинжалами и алебардами следили тщательно, постоянно затачивая и полируя сверкающие клинки. Мебель темного дерева, украшенная резьбой, гармонировала с темно-алыми, почти черными драпировками и тяжелыми бархатными занавесями на окнах. На столе рядом с письменным прибором лежали несколько книг и лютня.

   Герцог поставил на стол серебряный подсвечник с тремя свечами и пригласил Гая сесть. Барон опустился в кресло.

   – Я не знал, что ты играешь на лютне, – с улыбкой заметил Гай.

   – Немного. – Герцог рассеянно тронул струны лютни, взяв несколько легких печальных аккордов. – Я не менестрель, но люблю музыку... Хочешь вина, сэр Гай? Мне показалось, что ты замерз.

   – Здесь достаточно тепло, чтобы согреться.

   – И все же я налью немного нам обоим. – Он вытащил из секретера темную бутылку и два тонких бокала, налил вина и сел в кресло напротив Гая, взяв свой бокал.

   – За тебя, сэр первый рыцарь, – сказал он со странной улыбкой.

   Гай смотрел, как он пьет, и поднес к губам свой бокал. Рубиновая жидкость на вид напоминала кровь, но на вкус действительно оказалась великолепной. Жаркая волна прокатилась по телу юноши, согревая и успокаивая.

   – Отличное вино, – сказал Гай, поставив бокал на стол.

   – Не такое, как разливают там, внизу, – с еле заметной усмешкой произнес герцог. Затем, посерьезнев, посмотрел юноше в глаза. – Лучший рыцарь достоин лучшего вина. А ты доказал, что ты лучший.

   – Я никак не могу поверить в это.

   – Роджер Брент был сильным рыцарем, – согласился герцог Освальд. – Многим он действительно казался непобедимым. Но я, видевший все твои поединки, был уверен, что ты сумеешь сбить с него спесь.

   Гай недоумевал. Почему герцог вдруг заговорил о виконте Бренте? Возможно, Том не зря предупреждал его.

   – Я так и не знаю, как себя чувствует виконт, – осторожно сказал он.

   – Он серьезно пострадал. У него, кажется, сломана нога и несколько ребер, так что на лошадь он усядется еще ой как не скоро. – Герцог тонко улыбнулся. – Но смерть от ран ему не грозит, так что твоя совесть может быть спокойна. Может быть, сегодня ты нажил себе недоброжелателей, сэр Гай, но пусть это не тревожит тебя: ты достаточно хорошо владеешь мечом, чтобы доказать любому, как опасно становиться у тебя на дороге.

   – Не знаю... По правде говоря, я до сих пор думаю, что это вышло случайно. Мне просто повезло.

   – Нет. Ты молод, но отважен и силен. Сколько тебе лет, сэр Гай?

   – Двадцать. Я мальчишка по сравнению с рыцарями Освальда.

   – Это верно. – Глаза герцога впились в лицо Гая. – Но тем не менее ты способен победить любого из них. Любого, – повторил он и, помолчав, тихо добавил. – Кроме одного.

   Гай вздрогнул от тона, которым это было сказано. Поднявшись с места, герцог снял со стены два легких меча и протянул один из них юноше.

   – Попробуй победить меня, сэр Гай.

   – Мой герцог... – Гай побледнел. Вот каким образом Элвин Освальд решил отомстить ему! Конечно, герцог был честным человеком и не мог допустить и мысли о том, чтобы подсыпать ему яду или заколоть кинжалом в спину, но так, в поединке, он мог с легкостью убить человека, оказавшегося неугодным его сестре.

   – Моя левая рука почти не действует, – осторожно проговорил барон. – Я не думаю, что смогу быть тебе достойным соперником.

   – Ты хочешь сказать, что у меня явное преимущество? Но я специально выбрал короткие мечи, а не эспадроны. К тому же я не стану пользоваться кинжалом, как требуют правила, раз уж ты не можешь этого делать.

   Гай собирался возразить, но герцог жестом заставил его замолчать.

   – Я готов драться одной рукой, – холодно произнес он. – Если ты откажешься, я вынужден буду считать тебя трусом.

   Щеки Гая запылали. Подобного обвинения он стерпеть не мог. Да, Элвин мог убить его, но называть себя трусом он не мог позволить никому.

   – Хорошо. – Он вскочил на ноги и резким движением сбросил с плеч плащ и скинул стеснявшие движения камзол и колет. В раненой руке вспыхнула боль, и он стиснул зубы. Почти выхватив из рук герцога меч, он решительно отсалютовал.

   – Я не ошибся в тебе, сэр Гай, и рад этому. – Герцог, в свою очередь, сбросил плащ и камзол и встал перед бароном, ответив коротким салютом. Его стройная мускулистая фигура дышала грозной силой, а непринужденность, с которой он держал меч, выдавала в нем настоящего мастера поединка. Гай решил, что будет, по возможности, экономить силы, обороняясь, пока герцог не одолеет его и не убьет.

   По-видимому, Элвин Освальд ожидал, что барон атакует первым, но, догадавшись о выбранной противником тактике, шагнул вперед и, сделав пробный выпад, отступил, когда Гай отразил удар сверху вниз.