Текст книги "Бегство (СИ)"

Автор книги: Исиль_____

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

В себя он пришел от топота. Лагерь, очнувшийся после недолгого сна, начинал просыпаться. Первые люди выходили из палаток, тушили факелы. Некоторые проходили мимо, направляясь к месту несения службы. Все громче разносились утренние шорохи. Костер перед Брэзеном еще горел, но солдат, что, казалось, были здесь еще недавно, уже не было, они, как и все, ушли на свои посты. Брэзену тоже было необходимо просыпаться и идти на склад: смена скоро должна была начаться. Но сделать это было не так просто. Отчасти оттого, что теплое место покидать не хотелось, но, что более вероятно, после вчерашних находок не хотелось быть частью этой мерзкой и жестокой машины. Впервые в жизни Брэзену захотелось прогулять работу. От этой мысли он даже хмыкнул: слишком сильно это было похоже не на него, но на Повалэча. Но сидеть без дела было тоже нельзя. Теперь Брэзен знал наверняка: если он не сделает хоть что-то, Традьютриз, без сомнения, умрет.

Осторожно поднявшись, Брэзен отряхнул и поправил форму, протер глаза, а затем двинулся вперед, но не к складу, а знакомой дорожкой к госпиталю, прямо к Книру. Недавний гнев пропал, вышел вместе с энергией. Осталась пустота. Словно Брэзен был полой оболочкой, которой были чужды чувства. Единственное, что в ней сохранилось, – это холодная решимость.

Дойдя до госпиталя, он, ни минуты не колеблясь, вошел. Как и ночью здесь были дежурные. Не обращая на их приветствия внимания, Брэзен двинулся прямиком к знакомому кабинету. По шаркающим шагам стало очевидно, что владелец уже там – он отличался заметной пунктуальностью. Не церемонясь, Брэзен вошел.

– Разрешите обратиться.

– Вот же черт! Ты что, совсем ополоумел, или молодежь у нас совсем разучилась просить разрешения войти для начала?

Несмотря на высокий тон, ни один мускул на лице Брэзена не дрогнул.

– Разрешите обратиться.

– Вот заладил. Ну что у тебя на этот раз?

– Я все по тому же вопросу.

Книр шумно вздохнул. Разговор ему явно не нравился.

– Послушай, ты… Как там тебя?

– Брэзен Наивни.

– А, впрочем, неважно. Мне кажется, я тебе уже доходчиво объяснил, не твое это дело. И даже не мое. Что тут неясного? Или ты у нас особенный, не понимаешь, когда тебе что-то говорят?

– Никак нет.

– Тогда в чем, черт возьми, твоя проблема?

– У меня их нет, однако есть несколько вопросов, ответы на которые я хотел бы получить.

– Вопросы?!

От гнева Книр задохнулся. Его голос стал таким высоким, что уже был готов сорваться на крик, но осознание того, что он находится в госпитале, где его могут услышать люди, которые должны были знать как можно меньше, заставило замолчать. Подавив крик, он продолжил.

– Вопросы? У тебя? Ты сопляк. Ты кто такой, чтобы задавать вопросы мне? Ты тут никто! У такого дерьма, как ты, вопросов быть не может. Твое дело выполнять все, что тебе говорят, и без вопросов!

Брэзен взглянул ему прямо в глаза. Он чувствовал себя едва ли не сумасшедшим, потому что в это мгновение он не испытывал страха. Он был спокоен.

– Да, несколько вопросов, относительно инъекций кокаина заключенным.

Озверевший Книр подошел как мог близко. Кожей Брэзен чувствовал его дыхание. Это зловоние обжигало, но Брэзен не двинулся ни на миллиметр. Сохраняя спокойствие, он уверенно и прямо смотрел противнику в глаза. В них была неприкрытая ненависть, горячая и обжигающая. Брэзен был уверен, что не находись бы он тут, где их могли увидеть, Книр бы не стал сдерживаться. Он бы, как минимум, разбил Брэзену лицо. Рука Книра, сжатая в кулак, дрожала, выдавая во владельце внутреннюю борьбу.

– Что, твои дружки пленные рассказали?

– Это не имеет значения. Но, видимо, это правда.

– А что, если и так? Какое твое дело?

– Это негуманно.

Красный от злости до этого, Книр внезапно изменился в лице. Брэзен не мог понять, чем вызвана эта перемена. В следующее мгновение полковник разразился своим противным лающим смехом. Брэзен понимал, что тот потешается над его наивностью, но продолжал держаться спокойно.

– Ну, сопляк, ты даешь. Негуманно. Тут, к твоему сведению, война.

– Это не разрешает Вам использовать такие методы.

– Это какие такие? Давать заключенным кокаин?

– Да. Это слишком опасное вещество.

Преисполненный какого-то скрытого бахвальства, Книр снова навис над Брэзеном.

– И что?

Глаза полковника блестели, выдавая надменность.

– Это пленные. Они не люди. Скажи спасибо, что они вообще живы.

– Несмотря на то что они пленные, Вы не имеете права так с ними обращаться.

– Не имею права, говоришь? Они кто? Скот! Нет, даже хуже скота. От скота хоть какая-то польза. А они грязь. И принадлежит они Червене. У меня есть полное право делать с ними все, что я посчитаю нужным. Захочу – буду давать им лекарства, а не захочу – не буду. Будет моя воля – так будет им пища, а если они мне не понравятся, то предложу штабу избавиться от них. Ему они тоже больно нужны.

– Вы не посмеете!

– О, мое ты наивное дитя, ты хоть знаешь, почему они все еще живы? Все благодаря мне. Сначала штаб хотел просто избавиться от них, но я настоял на том, чтобы их использовали. Мы давно хотели синтезировать вещество на основе кокаина, обладающее обезболивающим действием, но не вызывающее привыкания, но вот незадача, было не так много добровольцев. А тут на тебе – добровольцы сами ко мне пожаловали. Глупо было не воспользоваться ситуацией. Как думаешь, что будет, если я скажу начальству, что подопытные мне больше не нужны?

Маска сдержанности спала с лица Брэзена. Он прекрасно понимал, что будет в таком случае. Наблюдая за реакцией Брэзена, Книр расплылся в мерзкой улыбке, обнажая пожелтевшие от курения зубы. Негодование, отразившееся на лице Брэзена, его явно забавляло.

– Вы не можете так поступить. Мной получена бумага, что Традьютризу Жюнез, одному из заключенных, даруют свободу.

– Ох, вот как. Так у тебя, значит, и документы есть.

– Пока нет, но они скоро будут здесь.

– О-хо-хо, вот незадача. Понимаешь ли, без документов я ничего не могу поделать. Дружку твоему придется остаться с остальными.

Откровенно издеваясь, Книр смаковал момент.

– Это еще не конец. Документ придет. Вот увидите!

– Но до этого момента, кажется, ничего не поделать. Да и тебе тоже, кажется, пора, смена уже давно началась.

Категорично выпрямившись, полковник явно давал понять, что разговор окончен.

Аргументов у Брэзена не осталось. Что еще можно было сделать? Без документов Книр Традьютриза не отпустит. Если настаивать на освобождении, то неизвестно, что с переводчиком будет, вероятно, его просто убьют. Только оставаясь в бараке, тот находится в неком отдаленном подобии безопасности. Да и продолжать злить Книра тоже было глупо, пока от него зависела жизнь его друга. На время Брэзен решил отступить. Медленно развернувшись, он двинулся к выходу.

– И еще.

Застыв в проходе, Брэзен обернулся.

– Я тут вот думал, ты же у нас врач, но на военного врача не похож. Видно, до этого ты у нас обычным гражданским врачом был, а если так, то в университете каком учился. Так?

Нехотя, скрипя зубами, но Брэзену пришлось ответить.

– Обтижнэ.

– Ого. Вот это ты, конечно, даешь!

Неискренне восхищаясь, Книр даже присвистнул.

– Самый хороший медицинский вуз в Червене. Неплохо-неплохо. Но я слышал, что там не только баллы хорошие нужны, но еще и деньги. Ага. И где же, спрашивается, такой молодчик, как ты, деньги взял? Может, родители помогли? Кем родители твои работали-то?

– Отец умер, мать работала на заводе.

– Рабочая, значит. Ну, на заводе такие деньги не скопить, значит, у государства брал.

Злость, которая, казалось, уже давно прошла, стала снова рваться наружу, когда Брэзен понял, к чему клонит Книр. Вопрос остался без ответа.

– Значит, брал. А знаешь ли ты, что деньги государство так просто не дает. Их еще отработать надо. Вот Червена тебе деньги дала? Дала. А ты ей что? Работу свою не выполняешь, других людей отвлекаешь, еще и лезешь не пойми куда. Так не пойдет.

Книр снова приблизился. Теперь он перешел на шепот. Каждое слово вырывалось изо рта с надрывом, словно Книр его выплёвывал. Мерзкие, скверные, гадкие, они жалили ядом.

– Если ты еще будешь лезть в это дело или сделаешь хоть что-то, что мне не понравится, я напишу донос о твоей здесь неудовлетворительной работе. После такого твою лицензию врача отберут, а Червена потребует платить долг. В лучшем случае тебя пошлют на завод отрабатывать, как твою дорогую матушку, а в худшем…

– Вы не можете… – неожиданно для себя, Брэзен сам зашипел в ответ.

– О, еще как могу. И сделаю, если ты меня вынудишь. Но, я надеюсь, что ты у нас неглупый и до этого не дойдет.

Не собираясь выслушивать возможные препирательства, Книр вернулся к своему рабочему месту.

– Солдат, вам пора. Смена уже началась.

Бросив последний долгий гневный взгляд, Брэзен удалился.

========== Глава 25 ==========

На следующий день, полный решимости, Брэзен начал действовать. Медлить было нельзя, хотя и сделать можно было немного.

Первым делом с утра он направился в отделение службы связи. Солдаты, которые несли там службу, ни капли не удивились его появлению, они уже давно знали, зачем он здесь. Не обращая внимания на их подтрунивания, он взял форму 2-СН и начал методично ее заполнять. Решительно водя ручкой по бумаге, он размашисто писал письмо с требованием скорейшего получения распоряжения об освобождении. Конечно, его уже уведомили, что оно поступит в скором времени, но Брэзен знал эту прогнившую бюрократическую систему. Такие низкозначимые бумаги были никому не нужны. Они легко могли затеряться в одном из бесчисленных кабинетов канцелярии, на одном из бесчисленных захламленных столов одного из бесчисленных начальников одной из бесчисленных структур.

Это письмо могут сочти неподобающим, да, наверное, так и будет. Где это слыхано, чтобы какой-то лейтенант требовал что-то у руководителя, заведующего одним из отделов канцелярии? Но Брэзену было плевать, если это неуместно. На кону стояла жизнь.

Закончив с заполнением формы, он отдал ее офицеру, с которым уже сталкивался много раз. Выслушав пару неприятных шуток и удостоверившись, что письмо запечатано и готово к отправке, Брэзен вышел из отделения. У него еще были дела.

Утро стояло довольно позднее, но работать он не спешил. Мысль о работе ему претила и забавляла одновременно. Работал он на Книра, его труды помогали этой громадной, бесчеловечной системе под названием Червена, системе, которую он до недавнего времени считал домом. Каждый проверенный им препарат, каждый заполненный документ служили ей на благо, поэтому Брэзен работал как можно меньше, выполняя только минимально необходимый труд. Пелена спала, и теперь все, что он видел, – это безобразное чудовище, которое все почему-то считали своей Родиной. Вот это и забавляло. Он чувствовал себя живым, свежим, обновившимся. Свобода ослепляла и будоражила, сводила с ума. Каждая вещь теперь казалась совершенно другой. Словно прозревший, он смотрел на все новым взглядом.

Одного письма было мало. Всего лишь клочок бумаги. Будет чудом, если его получат в скором времени, поэтому Брэзен решил предпринять более активные шаги.

Записываться на прием было бы бессмысленно – снова трата времени, поэтому Брэзен решил действовать быстро и в какой-то мере нахально, что было совсем не в его стиле. Необходимо было увидеть начальника штаба. Выход виделся один – соврав о назначенном визите, Брэзен, миновав охрану и растерявшегося секретаря, ворвался прямо в кабинет. От такой наглости владелец апартаментов опешил, не найдясь даже с ответом.

– Что… что вы тут делаете?

– Добрый день! Разрешите обратиться!

– Кто Вы и как сюда попали? Сегодня посещений у меня не назначено!

– Я лейтенант Брэзен Наивни. Прошу меня простить, но дело срочное…

Не успев договорить, Брэзен был схвачен опомнившейся охраной. Недолго думая, они обездвижили его, заломив руки за спину. Хоть охрана среагировала несразу, теперь она действовала жестко и эффективно. Опешивший доселе начальник начал приходить в себя.

– Выведите его! Выведите его вон. И проверьте!

– Прошу меня простить, но дело не терпит отлагательств!

Уже потащившие его прочь охранники на секунду замерли, ожидая реакции своего властителя.

– Не терпит отлагательств? Это что же за дело такое, позвольте узнать?!

– Мне срочно необходимо увольнение!

– Вот нахал! Врываетесь сюда, да еще по такой мелочи! Оформите бумаги на посещение, и тогда я вас приму. Там уже посмотрим, давать Вам разрешение на увольнение или нет.

– Нет! Прошу! Нет времени! Мне необходимо срочно!

– Ты только глянь! И что ж за срочность?

– Понимаете, я недавно получил сообщение о кончине матери. Мне необходимо ехать туда, я должен быть там!

– Ну это, конечно, печально, но не избавляет от следования правилам.

– Прошу, если я не появлюсь там в ближайшем времени, то останусь ни с чем, а мою мать похоронят без меня. Я ее единственный родственник. Мне нужно уехать как можно скорее!

– Вот так ситуация. Неприятная, конечно.

– Да. В любом другом случае я бы оформил все документы, но тут ждать не могу. Разрешите в увольнение!

– Ну дело, и правда, серьезное. Сам бывал в такой ситуации. Отец мой тоже умер, пока я тут воевал. Жаль, что не простился с ним.

– У Вас тоже было такое, Вы должны меня понять!

– Ну тут ты не перегибай. Но напор мне твой нравится. Так и быть, выпишу. Но чтобы больше такого не было. Повторится – получишь выговор в личное дело.

– Спасибо. Вы не представляете, как много это для меня значит!

– Все, иди. Данные оставь у секретаря.

Уже без помощи охраны он вышел к секретарю.

И прошло немало времени, пока были готовы все необходимые бумаги. После заполнения всех полей, внесения данных и проставления подписей, документы были готовы для дальнейшей проверки. После проверки правильности информации и проставления печатей их можно было забрать. По заверениям секретаря они должны быть готовы уже завтра.

Весь оставшийся день Брэзен пребывал в приподнятом настроении. Уловка удалась. Конечно, использовать в качестве предлога смерть матери было довольно кощунственно, но она уже мертва. Как бы Брэзен ее ни любил, той больше нет. Боль потери еще не утихла и вряд ли прошла вовсе. Ода жила в его памяти, в нем. В реальности от нее осталось лишь худое, истощённое тело. Это была не она, лишь один труп из многих, покоившийся на кладбище. Бренная оболочка, некогда служившая пристанищем для его матери. Печально, что она покоится совсем не там, где хотела бы сама Ода, но с этим можно разобраться позже. Сейчас же жизнь еще живого человека была важнее.

Данные о смерти матери будут проверены. Вопросов возникнуть не должно. Его отпустят, Брэзен был уверен. Эти несколько дней он хотел потратить на дорогу. Управление, которое должно было выдать документы на Традьютриза, находилось не так далеко – в одном из городов близ столицы. Добраться до города можно было дня за три. Брэзен решил ходатайствовать о своем друге лично. Его присутствие должно ускорить процесс. В лучшем случае он смог бы получить бумаги на руки. О худшем исходе он и не думал – в слишком хорошем настроении от своей авантюры он находился.

День пролетел незаметно. Уже на следующий день он снова направился к начальнику штаба для получения причитающихся бумаг.

Прошедшие месяцы были утомительны и наполнены одними лишениями, потерями и разочарованиями, поэтому хоть одна небольшая победа вселяла оптимизм, такой необходимый в данный момент. Настроение Брэзена не могла испортить даже премерзкая погода, выдавшаяся сегодня. Было холоднее обычного. Хоть и бесснежно, но сам воздух был морозным. Изо рта то и дело вырывался пар, ложившийся влагой на лицо, отчего оно мерзло еще сильнее. Солнца не было. Не то чтобы оно такой уж частый гость здесь, но сегодня особенно темно – небо напрочь затянуто тучами. Серое, клубящееся марево окутало высь непроницаемой мглой, отчего казалось, что уже вечереет. Тучи были почти грозовые, если бы не зима. Но даже, казалось бы, такая мрачная погода не угнетала – мысли об успехе кружили голову. Брэзен словно летел, далеко, выше лагеря и этих мрачных туч, там, где хоть немного можно почувствовать тепло солнца.

Несмотря на то что у секретаря ему пришлось провести еще какое-то время, пока все окончательно не было оформлено, Брэзен не спешил. Стоически выдержав еще полчаса ожидания, он наконец получил на руки документы. Грубая, слегка выцветшая бумага приятно легла в руку. Быстро распрощавшись, он вышел. Выехать хотелось уже сегодня. Вещи были собраны со вчерашнего дня.

До своей палатки он шел почти вприпрыжку. Отстраненный, думал о своем. Он был уже почти около палатки, когда в его мысли вклинились громкие голоса, раздававшиеся неподалеку. Лишь тогда он обратил внимание, что вокруг заметно оживленно. Несмотря на середину дня, когда большинство должны быть заняты работой на постах, люди праздно сновали туда и сюда. Весь лагерь был больше похож на рой. Растерянно оглядываясь по сторонам, Брэзен пытался высмотреть причину столь разительных изменений. Оглядевшись, он понял, что люди, хоть и суетятся, но идут в одном направлении. Брэзен окликнул знакомого врача, шедшего неподалёку.

– Что за суета? Куда все идут?

– Да к стоянке автотранспорта. Там, вроде за ней, где укрытие для транспорта ставили, все и будет.

– Что будет?

– Как что? Ты что, не слышал? Сегодня радио с утра вещает.

– Нет. Так что за дело?

– Расстрел проводить будут.

Рука, сжимающая документы на увольнительную, дрогнула в неприятном предчувствии.

– Расстрел? Не слышал. А чей?

– Да пленных, вроде, казнят.

– Пленных…

– Ну да, помнишь, тех, кого в Руинэ взяли?

Брэзен помнил, помнил, как никто. Что говорил его знакомый, он больше не слышал. Видел только, как его губы двигались, но что именно тот произносил, Брэзен не понимал. Эта новость оглушила его, словно удар молнии. Еще минуту назад паривший, он незримо падал. Тело окаменело, и он стоял, не в силах пошевелиться. Сердце, которого он до этого не ощущал, дало о себе знать. Ужас осознания происходящего сдавил его, ломая с треском. Хоть физически Брэзен и был в порядке, но внезапно ему стало невыносимо больно, так, если бы он получил настоящую рану. Еще пара секунд понадобилась на то, чтобы прийти в себя. Знакомого уже не было – слившись с толпой, тот проследовал к месту расстрела.

Ноги двинулись прежде, чем мозг отдал приказ. Непослушные, словно одеревеневшие, они сначала зашагали, а затем и вовсе пустились галопом. Спотыкаясь, Брэзен побежал. Голова была совсем пуста. Работали только инстинкты. Он не понимал, что должен делать, и плана не было, но знал только то, что ему нужно быть там, скорее бежать, нестись, спасти. Ощущений тоже не было. Они исчезли. Кожа не чувствовала хлеставший ее ветер, стопы не чувствовали тверди земли. Осязание подводило. Ни запахов, царивших в лагере, ни голосов прохожих. Единственный звук, который он слышал, – свое дыхание, сбившееся, рваное, оглушающее. Зрение размывалось. Дорога превратилась в одну серую полосу, а прохожие были лишь серыми точками, едва ли выделяющимися на фоне. Попеременно натыкаясь на них, Брэзен продолжал бежать, не ощущая боли от столкновений.

Дорога была недолгой. Лишь десять минут, и уже видна сама площадка, к которой стекалась целая толпа – многие хотели наблюдать за казнью. Несмотря на все большее количество подходивших, здесь и без этого было многолюдно. По всей видимости казнь уже началась, так как где-то спереди толпы зевак Брэзен слышал механический голос, который был до боли знаком, – начальника штаба, вещавшего через рупор. Суть слов ускользала от Брэзена, но он и не старался вслушиваться, наверняка говорили очередную патриотическую чушь. Но это означало, что времени мало и приговор приведут в исполнение с минуты на минуту.

Люди стояли плотно, и пробиться сквозь них было нелегкой задачей. Хватая за одежду и пытаясь оттолкнуть в сторону, распихивая солдат локтями, Брэзен пытался пролезть к первым рядам. Никто не хотел уступать свои места, но они сдавались под напором Брэзена. Совсем скоро он все-таки прорвался, и увиденное снова пронзило его острой болью.

У стены деревянного, наспех сбитого строения, в ряд стояли люди. Один их вид говорил о плачевном состоянии. Одежда изношена, и грязна, и явно не спасала от такого мороза. У всех успела отрасти приличная борода, запутавшаяся, росшая клочками, она придавала им еще более неопрятный вид. Волосы тоже отросшие и сальные. О гигиене пленных не заботился никто. Но не это приковывало внимание. Больше всего в глаза бросались лица, а точнее их неестественный цвет, говоривший о нездоровье заключенных. Теперь, при свете, это выглядело еще более зловещим, чем прежде, при посещении барака. Было еще одно различие – прежде заключенных было больше. Теперь же у стены стояло около десяти человек.

Все они вели себя по-разному: были те, кто неистово бранился, осыпая проклятиями стражу и пытаясь вырваться из последних сил, несколько мужчин молились. Упав на колени, они вытянули сложенные руки вверх, повторяя при этом какие-то недоступные пониманию фразы на своем родном языке. В их глазах, возведенных к небу, все еще теплилась надежда. У других эта надежда уже погасла. Они стояли прямо, опустив лица. Было понятно, что они уже смирились с предстоящим.

Лихорадочно Брэзен пытался найти среди этих грязных лиц знакомое. Переводя глаза от одного к другому, он, наконец, увидел его. Лицо Традьютриза, молодое, но осунувшееся, было все в слезах. Красные глаза опухли. Все его существо трепетало от ужаса.

Брэзен выкрикнул его имя. Тот сначала не услышал, но затем его больные глаза выцепили Брэзена из толпы. Брэзен не слышал, что тот кричал, видимо, звал его. Не теряя ни секунды, Брэзен кинулся навстречу. Не ступив и пары шагов, он почувствовал, как крепкие руки вцепились в него, удерживая на месте. Теперь все глаза были устремлены к нему, но его это мало волновало. Отпихиваясь от схвативших его охранников, Брэзен старался вырваться, но сил не хватало. Все больше и больше рук удерживали его, он словно тонул в трясине, тщетно пытаясь сдвинуться с места.

От друга его отделяла вереница солдат с винтовками. Вышколенные, они стояли по стойке смирно. В какой-то момент, как один, они взяли в руки винтовки, приняв удобное положение. Глухо отозвались затворы. Марионетки застыли, ожидая приказа.

Брэзен не помнил, что он кричал. Брыкаясь, он рвал связки, пытаясь то дозваться друга, то декларировать что-то о его свободе, то заверить в получении бумаг. Все сливалось в один крик отчаяния.

Выстрелы.

Точные, метко бьющие, один за одним они достигали цели. Пленные выгибались, точно в причудливом танце, поражающем своей жестокостью танце смерти. Брэзен протянул руку к другу. Между ними были десятки метров, достать он никак не мог, но движение вышло инстинктивным, нерациональным.

Традьютриз тоже выгнулся, оставшись на секунду в неестественном положении, а затем, как и все остальные, стал медленно и безвольно опадать вниз.

Крик Брэзена, повиснув в воздухе, осекся. Он еще раз дернулся, но тут же почувствовал сильную боль в голове. В следующее мгновение он потерял сознание.

========== Глава 26 ==========

Брэзен с трудом помнил, что с ним тогда произошло. Помнил, как бежал, как кричал, помнил это бесконечное количество рук, тянущих его за шинель назад. В воспоминаниях остались боль, которая возникла, когда его повалили наземь, и лицо Традьютриза в последние секунды жизни. Дальше воспоминания обрывались. Как оказалось, всему виной приклад винтовки, приложивший его по голове.

Придя в сознание, он был уже в койке в окружении коллег. Голова ныла и пульсировала – удар оказался неслабым. Сначала, попытавшись встать, он хотел уйти, но ему было слишком плохо. От внезапных движений в глазах помутнело, а желудок сделал сальто, настоятельно предупреждая о том, что не сможет удерживать больше содержимое, если Брэзен продолжит. По всем симптомам у него было сотрясение. Подкосившиеся ноги не держали. Нелепо распластавшись на полу, Брэзен попытался прийти в себя. Этому мешал и свет, бивший в глаза и заставлявший Брэзена жмуриться. Ему помогли встать и осторожно уложили обратно.

– У вас сильное сотрясение. Вы должны соблюдать постельный режим, иначе сделаете себе хуже.

Подавляя блевотное послевкусие во рту, Брэзен спросил: – Сколько я уже в отключке?

– Сейчас ночь. Вы были без сознания почти день.

– Вот как.

Брэзен это подозревал. Хоть голова и болела невыносимо, но способность трезво мыслить он не потерял.

Только теперь, вернувшись в кровать и расслабившись, он смог осмотреться, хотя и это давалось с трудом – глаза резала сильная боль. И правда, была ночь. Керосиновая лампа была тому подтверждением. Света от нее было не так много, но даже он слепил.

Все уже давно закончилось.

– Как вы себя чувствуете?

– Голова раскалывается, тошнит. Во всем теле слабость. И сильная светочувствительность.

– Типичная картина.

– Как моё состояние?

– Сильных повреждений нет, но голова ещё долго будет болеть. Вам нужен отдых. Не напрягайтесь, чтобы не сделать себе хуже.

– Мне уже что-то давали?

– Обезболивающее.

– Можно ещё?

– Нет. Доза будет слишком большая. Следующий укол утром. Пока вам нужно поспать.

Сон – порой самое лучшее лекарство. Брэзен как врач это знал. Действительно, сейчас самое лучшее, что он мог сделать, это дать организму восстановиться.

Суетившийся до этого рядом врач уже отошёл к следующей койке, коих в палатке было много. Видимо, Брэзен пришёл в себя как раз во время вечернего осмотра.

– Скажите, что со мной будет?

Врач остановился. Обернувшись, он бросил на Брэзена долгий, тяжёлый взгляд. По нему было ясно, что о выходке Брэзена он знает и, видимо, не он один.

– Неизвестно. Об этом ещё не говорили. На днях к Вам придёт полковник Книр. Он вам все скажет.

– Хорошо.

Сил ни на какие чувства не осталось. Брэзен был не в том состоянии. С трудом перевернувшись на другой бок, Брэзен попытался расслабиться. Запах спирта неприятно щекотал нос. Он закрыл глаза. Боль ужасно нервировала, то и дело вырывая из дремы. Однако общая усталость дала о себе знать, и уже через час Брэзен забылся беспокойным сном.

Проснулся он уже в обед следующего дня. Керосиновую лампу потушили, и все скудное освещение состояло из слабого полуденного солнца, едва ли проникающего внутрь. Но даже такой слабый свет отзывался дикой болью в глазах. Вначале зажмурившийся Брэзен стал постепенно привыкать к свету. Головная боль так и не прошла. Пульсируя, она разрывала черепную коробку. Мерзкий привкус тоже не спешил исчезать.

Первым порывом было отыскать врача или обезболивающее и сделать инъекцию самостоятельно, но слабость оказалась сильнее. Не найдя в себе сил, Брэзен остался лежать в ожидании. К счастью, оно не продлилось долго: уже минут через пятнадцать в палатку заглянул врач. Увидя, что Брэзен в сознании, тот направился прямиком к нему.

– Как самочувствие?

– Немного лучше. Уже не тошнит. Но голова все так же раскалывается, и светочувствительность не прошла.

– Это не очень хорошо. Сотрясение сильное.

– Похоже на то. Уже можно следующий укол обезболивающего?

– Да, но Вам нужно поесть, Вы слишком ослабли.

– Хорошо, это позже, а сейчас дайте уже это обезболивающее, прошу.

– Хорошо-хорошо.

Укол не заставил себя ждать. Сделав все необходимое, врач перешел к другим больным, потом ушел совсем. Брэзен промучался еще полчаса, прежде чем обезболивающее начало действовать. Постепенно боль начала проходить и вскоре и вовсе исчезла. Но голова все равно была тяжелой, а в теле чувствовалась слабость, поэтому Брэзен решил остаться в палате. При сотрясении мозга основным лечением был покой. При легких формах симптомы быстро проходили, и уже через пару дней больной мог вернуться к привычным делам, но, основываясь на своем самочувствии, Брэзен понимал, что сотрясение довольно серьезное, поэтому, во избежание негативных последствий, ему придется пролежать в постели не менее недели, а то и двух. Только после этого он может вернуться к своей жизни, какой бы она ни была.

Спустя час привезли обед. Больные в палате были не способны идти куда-то, поэтому повара привозили ее сами. Свою порцию получил и Брэзен, но, несмотря на то что он был голоден, аппетита у него не было. Еда казалась, на удивление, аппетитной, но в горло не лезла. Единственное, что он смог съесть, – это небольшой кусок хлеба.

Покончив с обедом, Брэзен решил поспать еще, но как бы он ни пытался, сон не шел. Однако поспать ему все равно бы не удалось – вскоре его навестил Книр.

– Лейтенант Наивни, как самочувствие?

Приторно-заботливый тон полковника поднял в Брэзене новую волну тошноты, которую он с трудом подавил.

– Не так плохо, как могло бы.

– Хорошо, что Вы это понимаете.

На участливом лице полковника заиграла насмешливая улыбка, явно выдававшая, что все это доставляет ему громадное удовольствие. Раньше бы Брэзена это разозлило или возмутило, но сейчас уже было безразлично. Он помнил все, что случилось на днях. Традьютриза больше нет. Этот бой Брэзен проиграл. Он понимал, что все случилось не просто так – Книр приложил к этому руку. Наверняка узнал, что Брэзен собирался делать, и избавился от пленных. Дойди Брэзен до канцелярии, Традьютриза могли освободить, а там начали бы вопросы задавать относительно пленных… Кому это нужно? Меньше вопросов – меньше проблем. Теперь это просто очередные несущественные данные в очередных затерявшихся документах.

Брэзен взглянул на улыбающееся лицо полковника. Он понимал, что перед ним стоит убийца, отправивший людей на расстрел, но гнева не было. Все, что Брэзен чувствовал, – это свою глупость. Перед ним был человек, который убивал и раньше. Неизвестно, сколько человек. Десятью больше, десятью меньше. Это совсем несущественно для него. Книр не раскаивается и никогда не будет. Он всегда уверен, что поступает правильно. Этого Брэзену не изменить. Поэтому какой смысл злиться, кричать, ненавидеть? Его не было. Оставалось только сдаться. Брэзен так и сделал. Уже тогда, за секунду, как потерял сознание.

– Что со мной будет?

Слащавая улыбка стала еще шире.

– Ну… Это вопрос сложный.

– Давайте без фарса.

– Ну что Вы, какой фарс. Вы даже не представляете, как мне было сложно после случившегося. Один из моих лучших людей творит такое…

Даже такая откровенная ложь не раздражала. Чувства словно перегорели.

Демонстративно тяжко вздохнув, Книр присел на край койки.

– Вечером ко мне пришел начальник госпиталя, был вне себя. Рвал и метал. Его вызвали на ковер по случаю инцидента. Сами понимаете. От меня требовалось дать характеристику.

– И Вы дали.

– Как бы ни прискорбно мне это говорить, но да. Я же не могу врать начальству. Мне пришлось все сообщить.