Текст книги "Бегство (СИ)"

Автор книги: Исиль_____

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Как же я устал. Еще одна лекция, а сил уже нет.

– Ничего. Еще одна и домой.

– Домой? А ты сегодня свободен?

– Я имел в виду, что мы будем свободны, а я сегодня как всегда, работаю.

– Все в той же больнице? Ассистентом?

– Да. Работы много, но платят. Да и меня без диплома взяли. Пришлось, правда, им справки с печатями предоставить, что я уже на четвертом курсе.

– И как ты только умудряешься? Утром лекции, а вечером смена в больнице. Еще и семинары готовить.

– Сам знаешь, хоть я и учусь бесплатно, но нужны деньги для матери.

– Знаю-знаю. Ты и сегодня до самого вечера работаешь?

– Ага. И завтра тоже.

– Уже готов?

– А что будет завтра?

– Как что? Нужно сдать доклад по медицинской этике.

– Да, я его еще на прошлой неделе написал.

– Ну ты даешь! По ночам, что ли, пишешь?

Брэзен улыбнулся.

– Бывает.

Приятели помолчали. Обучение давалось тяжело. Каждую свободную минуту хотелось использовать, урвать хоть секунду, чтобы потратить ее на такой необходимый отдых. Время было драгоценно, и на разговоры тратить его не хотелось. Так они и сидели, обессилев, на скамейках. Только прохладный осенний ветер проходился по уставшим лицам. Каждый думал о чем-то своем: кто-то о подготовке к докладу, кто-то о вечерней смене, но было в их мыслях и общее, ведь и они сами были похожи. Вскоре им предстояло стать врачами.

========== Глава 10 ==========

Вяло потянувшись, Брэзен вошел в кухню. Плюхнувшись на расшатанный деревянный стул, он потер глаза в попытке проснуться. Размеренность утра нарушал свисток, оповещавший о том, что вода уже давно вскипела. Брэзен приподнялся со своего места, когда на его плечо легла теплая рука.

– Не вставай, я сама.

– Да я бы сам…

– Не спорь с матерью. Ты вон и так работаешь, а я целыми днями дома сижу, старая развалина. Дай хоть чаю тебе сделать.

С этими словами невысокая, хрупкая женщина в годах подхватила чайник и стала мастерски разливать кипяток по двум фарфоровым чашкам. Хоть чашки и сделаны из фарфора, но были довольно старыми. Это было видно даже невооруженным взглядом: рисунок давно стерся, и сейчас уже было невозможно понять, что же на них было изображено. От красных астр остались лишь следы красных красок.

То же можно было сказать и обо всей кухне. Все предметы, теснившиеся в ней, были ветхими, но было видно, что о них заботились и то и дело чинили. На столе видны металлические скобы, комод отливал блеском – его не так давно лакировали. И даже на уже желтоватых шторах можно было заметить филигранный шов, сделанный, очевидно, аккуратной женской рукой.

– Тебе нельзя напрягаться, врач же говорил. Тебе лежать нужно, а не по хозяйству хлопотать.

– Я и так днями только и делаю, что лежу.

– Вот и хорошо, здоровье беречь нужно.

С этими словами Брэзен, быстро поцеловав мать в макушку, забрал у нее чашки и поставил на стол.

– Садись, а я еду достану.

Уже спустя пару минут на столе появились масло, хлеб, вареные яйца и немного сыра.

Достав снедь, Брэзен вернулся на место, прильнув к кружке. Горячий чай приятно разлился по ещё скованному ото сна горлу. Взяв небольшой кусок хлеба, он размазал по нему масло и стал медленно его уминать. Время словно застыло, казалось, сонным был даже воздух. В окно проникали тусклые лучи солнца, возвещавшие о раннем утре.

Внезапно это тихое утро пронзил раскатистый кашель. Ода согнулась пополам в попытках унять его.

– Опять кашель. Ты принимала таблетки?

Брэзен встревоженно подался вперед.

– Да-да, не волнуйся. Принимала. Это скоро пройдет.

Некоторое время спустя кашель действительно стих. Брэзен еще какое-то время взволнованно вглядывался в лицо матери. Удостоверившись, что приступ действительно позади, он протянул ей хлеб с намазанным маслом и увесистым куском сыра.

– Держи. Тебе нужно больше есть.

– Спасибо. Детка, а ты не опаздываешь?

– Я же просил меня так не называть, мне ведь двадцать девять, как-никак.

– Прости-прости. Привычка.

– Но ты права, я действительно уже опаздываю.

С этими словами Брэзен вскочил, запихивая в рот остатки бутерброда, и понесся в спальню. Быстро натянув форму, подхватив кожаный саквояж (подарок Оды на выпуск из университета), он бросился на улицу.

Проехав двадцать минут на автобусе и пройдя еще минут десять от автобусной остановки, он вошел в больницу. В нос сразу ударил едкий химический запах. Несмотря на ранее утро, в холле уже было многолюдно. Многие больные приходили заранее, порой даже до открытия. Получить талон на посещение врача было довольно трудно, расписание формировалось на месяц, а то и два вперед, поэтому никто не хотел пропустить своей очереди.

Многие больные были льготниками. Больницы имели обязательство перед заводами: принимать некоторое количество рабочих в день. Это было одним из плюсов работы на заводе – ты мог получить врачебную помощь довольно быстро. На таких же условиях принимались солдаты. Военным зачастую предоставлялись всякие послабления и привилегии, одной из таковых были талоны к врачу. Остальные же люди должны были ждать своей очереди. Обычно такое ожидание растягивалось на недели, а то и на месяцы, однако никто не жаловался – платных врачей не было. Государство имело монополию на предоставление медицинских услуг. Да и самих врачей было мало. Большинство учеников, выпустившись, шло в солдаты, и только немногие предпочитали отучиться на другие профессии. Да даже так на доктора желающих учиться было мало. Учеба длилась долго – семь лет – и была невероятно трудной, при успешном окончании которой новоиспеченный врач приписывался к больнице, где и должен был работать. Хоть эта профессия и считалась привилегированной, денег приносила немного. Женщины же и вовсе врачами быть не могли, единственное, что их могло ожидать, это должность медсестры или ассистентки врача.

Пройдя длинным темным коридором, по бокам которого толпились люди, ожидающие приема, Брэзен проскользнул в свой кабинет. Там, на вешалке, его уже ждал старый врачебный халат. Надев его и вынув документы из саквояжа, Брэзен уселся за неновый, но добротный стол, однако тут же заметил, что на нем отсутствует одна немаловажная часть – истории болезней. Обычно в начале каждого рабочего дня медсестры приносили истории болезней всех пациентов, визит которых был запланирован. Раньше таких досадных ошибок не возникало.

Выйдя из кабинета, Брэзен направился к посту медсестер, чтобы узнать о причинах. Но не успел он подойти и открыть рот, как одна из сестёр обратилась к нему сама.

– Доктор Наивни, а я только шла к Вам. Вам пришло письмо, Вас вызывают.

– Вызывают? Куда? И что с моей записью?

– Утром пришло срочное письмо из Бюро Общественных Дел. Было сказано, что Вам сегодня необходимо явиться туда без проволочек и что вся запись, если таковая имеется, должна быть отменена. Вас там уже ожидают.

– Ничего не понимаю, что за вызов такой срочный. Даже запись отменили. Невероятно. Хорошо. Я поеду, но мои пациенты…

– Мы уже работаем над этим, постараемся распределить их на других врачей.

– Хорошо, спасибо.

– Но Вам нужно поторопиться, в письме было сказано «срочно».

Не продолжая разговора, Брэзен вернулся в свой кабинет, снял халат, собрал вещи и поспешил в Бюро.

Бюро Общественных Дел было особым ведомством, которое занималось почти всем. Здесь платились налоги, выдавались паспорта, оформлялись любые виды документов, поэтому оно поистине считалось регулятором общественной жизни. Его здание находилось прямо в центре города и выделялось своими масштабами среди других похожих зданий. Также о его значимости говорили флаги. По бокам от входа развевались стяги, закреплённые в кронштейнах, а также один большой был растянут вдоль фасада всего здания. Габариты этого флага вкупе с массивностью здания ощутимо давили и вселяли благоговейный трепет.

Незаметно отряхнув форму, Брэзен поспешил внутрь. При входе в здание Брэзену показалось, что он попал в абсолютно темное помещение, так как в вестибюле не было окон, но спустя пару мгновений, когда его глаза привыкали к тусклому освещению, он обнаружил себя в громадном холле. Стены и пол были оформлены впечатляюще, для этого использовался настоящий мрамор. На потолке можно было увидеть скромную лепнину. В целом же вестибюль хоть и был украшен, но сохранял сдержанность.

Во всем этом громадном помещении было пустовато. Во все стороны отходили коридоры, которые наверняка вели к веренице кабинетов важных социальных работников. В центре же располагалась стойка регистрации, к которой Брэзен и направился. После небольшой беседы и проверки документов его провели к одному из таких кабинетов. В нем обнаружилась женщина, которая, не отрываясь от своих бумаг, предложила Брэзену присесть на стоящий перед ее рабочим столом стул. Брэзен воспользовался любезным предложением. Прошло еще немало времени, прежде чем женщина оторвалась от своих бумаг и взглянула на посетителя.

– Итак. Что Вас привело?

– Сегодня утром я получил письмо с вызовом сюда. Когда пришел, меня проводили к Вам. Мне и самому интересно знать, для чего же меня вызвали.

Женщина оценивающе взглянула на Брэзена.

– Вот как. Что же…

С этими словами она открыла ящик стола, вынула новую стопку бумаг и, листая, забегала по ним глазами, скрытыми за толстой оправой очков.

– Брэзен Наивни… Брэзен Наивни… Наивни… Хм… Вот оно! – спустя несколько минут бормотания и поисков она вытянула один документ из стопки.

– Ага. Все верно. Брэзен Наивни. Пришел приказ. Вас переводят.

– Что? Переводят? Куда? В другую больницу? Но можно было мне и так передать, зачем вызывать?

– Нет, вы не поняли. Это направление в полевой госпиталь. Вот, ознакомьтесь с документом.

Почва ушла у Брэзена из-под ног.

– Как… в полевой госпиталь? На фронт?

– Да.

– Но я ведь врач. Я работаю здесь, в больнице.

– Уже нет.

– А мои пациенты? Моя практика? Я не могу все это бросить!

– Боюсь, Вы не можете подать апелляцию.

– Но я ведь получил разрешение на работу здесь, в столице! Я специально этого добивался! У меня здесь семья!

– Вот, взгляните. Здесь указано, что вы учились в университете Обтижнэ. Это верно?

– Да, но…

– Заключая договор на обучение, вы указали, что у Вас нет средств, поэтому государство пошло Вам на уступку и выделило финансирование, вы же обязались работать в больнице, в той, в которой государство посчитает нужным.

– Да, но я думал, что это распространяется только на этот город, о других городах и, тем более, линии фронта разговора не шло!

– Мне жаль, но я не могу Вам помочь. Государство посчитало, что Вы будете более полезны там, чем здесь, поэтому и выпустило этот приказ. Согласно договору, который вы заключили, боюсь, у Вас нет выбора.

– Но как же это…

Брэзен обмяк на стуле. В действительность происходящего не верилось. Он, конечно, знал, что некоторые врачи работают и в полевых госпиталях, но почти все они оканчивают специальные военные медицинские училища, а не престижные университеты. Да и почему он, какой из него военный врач? Думая о будущем, он всегда представлял тихую практику врача в столичной больнице, где мирно и безопасно. Спокойная работа, которая могла бы обеспечить его, работа, благодаря которой он мог бы заботиться о больной матери и о людях, брошенных в этом мрачном городе заводов. И как теперь быть? Надолго ли этот перевод или, может быть, навсегда? Что теперь будет с ним, его матерью, пациентами? Выживет ли он? Все эти мысли роем проносились в голове Брэзена, и он даже не заметил, как, погруженный в думы, дошел до дома. Только голос матери заставил его прервать размышления.

– Брэзен? Ты дома? Что-то случилось?

– Что? А, нет. Все нормально… Хотя, знаешь, кое-что все же произошло.

– Что такое?

– Меня переводят. Полевой госпиталь.

– Вот как. Это неожиданно, ты ведь гражданский врач.

– Да, но я сегодня был в Бюро Общественных Дел. Мне сказали, что это окончательно.

– Ну, если они так сказали, то уже ничего не поделать.

– Но что мне делать? Я никогда не думал, что меня туда переведут.

– Понимаю, вот только больные есть и тут, и там. Ты просто будешь делать свою работу так же, как и здесь. Но там ты сможешь принести Червене больше пользы, чем леча здесь простуды и отравления.

– Больные, конечно, есть и там, но как ты тут без меня?

– Брэзен, детка, ты ведь меня знаешь, просто так я не пропаду.

– Что, если меня убьют, кто о тебе позаботится?

Ода бережно взяла его за руки.

– Тебе не нужно переживать о таком. Не волнуйся обо мне. Лучше побеспокойся о себе. Пообещай мне, что постараешься избегать опасности по возможности.

Брэзен устало вздохнул.

– Обещаю.

– Ну вот и хорошо. Ох, детка, я так горжусь тобой.

– Гордишься?

– Да. Быть врачом – это хорошо, но теперь ты сможешь действительно помогать людям и не только им, ты поможешь всей стране.

– Действительно ли это так…

Брэзен посмотрел на мать. Её лицо было испещрено морщинами, хотя ей только пятьдесят. Жидкие волосы уже тоже потеряли цвет. И только немощные руки были все такими же теплыми, как раньше. Брэзен заглянул в её старческие, но все ещё ясные, глаза, не решаясь задать вопрос.

– Мам, я тут давно хотел тебя спросить.

– Да, детка, что такое?

– Мой отец, он ведь погиб на войне. Ты никогда не злилась на него? Он бросил тебя совсем одну с ребенком.

– О, детка.

На лице Оды появилась мягкая улыбка.

– Он меня никогда не бросал. Он ушел, чтобы защищать меня, и тебя, и всех нас. Наша страна нуждалась в защите, и он, несмотря на семью, пошел на фронт. Он поступил так, как то было нужно. Твой отец – герой, который не испугался, не сбежал.

– Но разве семья не важнее каких-то людей, которых ты даже не знаешь?

– Что есть мое личное счастье, когда на кону жизни людей? Ничто. Червена тогда нуждалась в моем муже, и он отдал жизнь, выполняя долг. Сейчас Червена нуждается и в тебе. Ты должен быть счастлив, что можешь оказаться полезным для страны.

Страна и вправду нуждалась в нем, но стоило ли это того, чтобы бросать семью? Брэзен не знал. Да и если бы знал, выбора у него не было. Оставалось только принять судьбу. В конце концов на фронте действительно есть раненые, а долг Брэзена, как врача, помочь им. Но Брэзен еще не знал, с кем ему придется встретиться и с кем попрощаться, не знал, что такое война, и что ему предстоит.

========== Глава 11 ==========

Он вышел еще до рассвета. Собрав свои пожитки, в числе которых были сменная одежда, медицинский халат, несколько научных книг и немного еды, приготовленной с вечера и бережно закутанной в ткань Одой, Брэзен шагнул в холодную свежесть предрассветного утра. Идти было не так далеко, и уже минут через двадцать он был на месте сбора, где парни в военной форме, шутя и перебрасываясь легкомысленными и ничего не значащими фразами, заталкивали свои вещи в кузов грузовика, готовясь к отбытию. Обронив сухое приветствие, Брэзен направился к жилистому мужчине, стоящему немного поодаль и разбирающему бумаги. Его строгость и отстраненность выдавали в нем командира. После небольшой беседы и сверки документов с формальностями было покончено, и Брэзен залез в кузов. Спустя еще минут десять все остальные солдаты тоже закончили сборы и стали понемногу занимать свои места.

Грузовик был старым, но крепким. Несмотря на то что модель была далеко не современной, многие люди все еще использовали ее для различных целей, так как были уверены в надежности автомобиля. Все, что было изготовлено в Червене, славилось прочностью и долговечностью. Поскольку этот грузовик использовали непосредственно для перевозки людей, внутри он был соответственно оборудован, а именно: по обеим сторонам располагались скамьи, предназначенные для сидения. Для большей безопасности грузовик также был оснащен специальной бортовой платформой. Сверху кузов накрывал тент, уберегая солдат от солнца, что было довольно нелепо, ведь, как известно, в Червене солнце почти не появлялось.

Словно призрак, грузовичок тихо скользил по улицам мрачной столицы, не тревожа сон многочисленных жителей. Мощеные улицы неспешно уносили его прочь, и только тень скользила по фасадам зданий в предрассветном жидком тумане. Брэзен почувствовал, когда они покинули стены столицы: грузовик начало потряхивать, что значило – хорошие дороги закончились, и впереди их ждут дороги проселочные, а то и вовсе бездорожье.

Пейзаж был однообразным, и только-только начинало светать, отчего ужасно клонило в сон, поэтому большинство солдат, развалившись на скамейке, дремали или просто сидели с закрытыми глазами. Поездка предстояла долгая. Согласно плану грузовичок должен был доставить их в пункт назначения к вечеру.

Ближе к полудню все проголодались и стали высказывать предложения об обеде. Это можно было сделать и в машине, но тело ломило от долгого сидения в одной позе, а водитель уже порядком устал, поэтому было принято решение устроить небольшой привал. Выбравшись из кузова, пассажиры расположились прямо на траве у обочины, размотали свои запасы провианта и начали жадно есть. После обеда общее настроение заметно улучшилось, поэтому оставшуюся часть привала провели за веселой беседой. Брэзен не слишком вникал в разговор – голова была занята мыслями о предстоящей работе и новом назначении.

– А ты? – один из солдат повернулся в сторону Брэзена.

– Простите.?

– Я спрашиваю, а ты, док? Ты же док, правильно? Куда тебя везут?

– А, в эвакуационный госпиталь.

Солдат присвистнул.

– Повезло, говорят, там хороший госпиталь, один из лучших.

– Вот как?

– А ты что, не знаешь? Эх, ты. Это же один из самых крупных госпиталей в том районе. Расположен в тылу, но локация у него хорошая, так что туда куча раненых стекается. Дел там невпроворот.

– Но я там ненадолго.

– Это как?

– Меня назначили в полевой госпиталь, что на линии фронта. Туда так просто не добраться. Сначала день на грузовике ехать до эвакуационного госпиталя, что в тылу. Там буду какое-то время. А оттуда еще каким транспортом прям на фронт.

– О как. Так ты прям на поле работать будешь. Ну молодец. Это работа важная, так что не оплошай. Мы на тебя рассчитываем, – и под задорный смех он развязно похлопал Брэзена по плечу.

От этого стало дурно. То, как легко они говорили о смерти и вверяли свои жизни ему, казалось чем-то жутким. От этой теплой ладони, секунду назад лежавшей на плече Брэзена, охватывала липкая тревога. Ответственность угнетала, а страх сковывал.

К концу дня грузовичок остановился у массивного здания. Здесь был расположен эвакуационный госпиталь № 485. Во время военных действий эвакуационные госпитали разворачивались повсеместно, в крупных и небольших городах. Солдаты, получившие ранения, сначала доставлялись в полевые госпитали, раскинутые прямо на поле боя. Там им оказывалась первая помощь. После этого, удостоверившись, что жизни пациента ничего не угрожает, его переправляли в эвакуационный госпиталь, который всегда находился в тылу. Основная задача эвакогоспиталя состояла в том, чтобы оказать больному лечение, необходимое для последующей отправки солдата обратно на фронт, или, если последствия ранения были слишком тяжелы, отправки его домой. Проще говоря, именно здесь происходила сортировка: каких пациентов вернуть обратно на войну, а какие больше не могут продолжать сражаться. Было и еще одно отличие: если полевой госпиталь разворачивался прямо на линии фронта и представлял собой обычный тент, пригодный для работы нескольких врачей, то эвакуационный госпиталь размещался в общественных зданиях – бывших школах, садах, санаториях, административных сооружениях и любых других сооружениях гражданского строительства. Здесь кипела работа. Десятки врачей трудились, восстанавливая раненых.

Здание, около которого стоял Брэзен, было одним из таких. По внешнему виду можно было предположить, что раньше здесь располагался театр. Постройка была явно старой, ветхой и словно выцвела, превратившись в груду серого кирпича, мрачно взиравшего палладиевыми окнами. Здание старое, но в нем еще можно было разглядеть величие прошлых эпох благодаря отличительной архитектуре, относящейся к неоклассицизму. Показательной была рустовка, которая представляла собой ряды тесаных каменных блоков с грубой текстурой. Единственными украшениями фасада, растянутого вдоль улицы, являлись незамысловатые пилястры и остатки лепнины на архитраве.

Разглядывая незатейливое зодчество, Брэзен не заметил, как к нему подошли.

– Вы новый врач?

Обернувшись на голос, Брэзен заметил высокого человека, стоявшего недалеко от него.

– Да. Это я. Брэзен Наивни. А вы?

– Рихлэ, подполковник медицинской службы. В этом госпитале я главный. Нам доложили, что сегодня должен прибыть новый врач. Вы только приехали?

– Да, еще даже не успел разложить вещи, как видите.

– Ну тогда пойдемте со мной. Я Вам все здесь покажу.

Не дожидаясь ответа, подполковник Рихлэ двинулся размашистым шагом вверх по лестнице, кончавшейся входом в здание. Брэзену только и оставалось, что подхватить вещи и не отставать.

Войдя в фойе, мужчины быстро проследовали сквозь него. Свернув, Рихлэ двинулся куда-то в бок. Пройдя чередой помещений, он вдруг резко остановился, так что Брэзен на него чуть не наскочил.

– Ну, пока это будет Вашей комнатой.

Оказалось, что это вовсе не комната в классическом ее понимании. Поскольку госпиталь располагался в театре, как таковых комнат здесь не было – медицинский персонал размещался в ложах. Здесь же находились кровать и небольшой прикроватный столик. Открытая часть ложи была задёрнута тканью. Такое использование показалось Брэзену необычным, но довольно практичным. Военное время требует категоричных мер.

– Бросайте вещи, я сразу Вам все покажу, утром приступите к обязанностям.

Такое доводилось видеть не каждый день. Весь партер был занят койками. Много десятков коек стояли рядами, занимая весь первый этаж. Между собой они разделялись белыми ширмами. В конце рядов виднелась портьера, отделявшая зал от сцены. Ведомый подполковником Брэзен взошел на сцену. На ней оказались всевозможные столы, уставленные медицинскими инструментами и препаратами, и даже несколько специальных операционных столов. Теперь стало очевидно – это действительно больница.

– Тут наши лекарства, – Рихлэ небрежно махнул рукой в сторону шкафа, приютившегося у стены.

– Как Вы поняли, здесь операционная. Если нужно какое-то серьезное вмешательство, мы проводим его тут. Все остальные манипуляции можно делать прямо около коек. Ваша работа непыльная: привозят очередного, вам дают его анамнез, вы идете, сверяете данные. Если что-то серьезное, то сообщаете, мы оперируем, если ничего срочного, то ставите диагноз, назначаете лечение. Раз в день делаете обход – проверяете своих пациентов. Всем остальным займутся медсестры, поменяют, там, бинты, сделают укол. Если что непонятно, то спрашиваете у меня, или если не знаете, что где взять, – у сестер. Встаете утром, работаете до вечера. Когда обед – вам скажут. Вроде все. Понятно?

– Э, да, кажется, да.

– Ну разберетесь. Ужин вы уже пропустили, скоро отбой, идите отдыхать. Начинаете завтра утром.

Словно даже не успев договорить, Рихлэ уже направился прочь, оставляя Брэзена одного посреди десятков коек с ранеными и снующими туда-сюда сестрами. Хотя повсюду и было много людей, никто не обращал внимания на Брэзена – все были заняты своими делами. Чтобы никому не мешать, он решил вернуться в свою комнату: нужно разложить вещи. Однако когда он вернулся, то вдруг почувствовал, что усталость, скопившаяся за весь день, обрушилась на него. От внезапной слабости он осел на кровать. Металлические пружины натужно вздрогнули. Сняв туфли, Брэзен полностью улёгся. Единственное, о чем он успел подумать, так это о том, что не спросил, во сколько утром начинается смена, но уже в следующее мгновенье Брэзен провалился в сон.

========== Глава 12 ==========

В самом начале работа казалась трудной: на одного врача приходились сотни больных, помощь нужно было оказать каждому. Каждое утро, которое начиналось ни свет ни заря, нужно было встретить новую партию поступивших. Всех следовало опросить и заполнить кучу бумаг. В случае, если у больного обнаруживалась травма, нуждающаяся в немедленном хирургическом вмешательстве, его моментально закатывали на сцену, клали на операционный стол и, без дальнейших разговоров, проводили операцию. Такое случалось ежедневно.

Сначала это казалось Брэзену странным. Все происходило в мгновение ока. Осматривающий врач давал отмашку, тут же, словно из ниоткуда, возникали медсестры с каталкой, отвозили в импровизированную операционную. Врачи, замечая движение, прерывали все дела и присоединялись к операции. Все походило на гигантский конвейер. Нереальности добавляло и то, что все уже дошло до автоматизма и медицинский персонал делал это молча. Кивок, звук колесиков каталки, звон инструментов. После часа работы врачи и сестры возвращались к осмотру, словно ничего и не происходило.

Но чувство ужаса и фантастичности происходящего меркло со временем. Когда видишь что-то каждый день – привыкаешь к этому. Привыкнуть можно ко всему, даже к картинам страданий раненых. Спустя несколько недель Брэзен уже был частью системы – винтиком, благодаря которому огромный механизм совершал свое рутинную работу по спасению.

Привыкнув к режиму, Брэзен справлялся со своими задачами наравне со всеми. Тяжести его не пугали, а их было много. Работать приходилось с утра и до самого вечера, прерываясь только на скудную еду. В день приходилось осматривать и ставить диагнозы сотням пострадавших. Проводить операции, а при занятости сестер накладывать повязки, разносить еду, менять воду, дезинфицировать инструменты, готовить растворы. И только поздним вечером можно было позволить себе отдохнуть. В течение дня это было просто невозможным. Но и выспаться не удавалось – больных в тяжелом состоянии могли доставить и ночью. В таком случае ночь уходила на экстренную операцию. Поэтому едва ли можно было урвать больше шести часов сна. От такого графика часто клонило в сон и болела голова. У Брэзена довольно быстро залегли темные круги под глазами: он был изнурен. Это касалось всех: врачи и медсестры работали на износ. Но, кажется, никто ничего не замечал.

Закончив с приемом новых больных, Брэзен вернулся к осмотру старых. Он подходил к одной из многочисленных коек, выстроившихся в ряд, осматривал раны, выслушивал жалобы, делал пометки, затем плавно переходил к следующей. И так одна за другой. У одной койки он немного задержался.

– Здравствуй, Хрдинстви, как ты сегодня?

– Док, здорова. Снова ты.

– А как же иначе. Сам порядки знаешь.

– И не говори, ходите тут и ходите, не расслабишься, – парень задорно рассмеялся.

– Хохмишь как всегда. Видно, плечо уже не болит.

– Оно уже лучше. Еще саднит, но вроде заживает.

– Это хорошо. Давай сменим повязку.

– Док, не твоя это работа. Оставь хоть немного сестрам.

– Ты не упрямься. Такую мелочь могу и сам сделать.

– Ты, док, себе не изменяешь.

С этими словами Хрдинстви поднялся на своей постели. Было видно, что ему еще больно, движения были скованными, но он старательно делал вид, что все хорошо. Ранение плеча не прошло даром. После снятия повязки и промывания Брэзен стал осторожно накладывать новую колосовидную повязку.

– На вид уже лучше. Скованность сохраняется?

– Немного. Но это пройдет.

– Ты прав. Ты тут всего две недели. Еще пару недель, и будешь как новенький.

– Не, так долго я штаны просиживать не собираюсь.

– А какие варианты у тебя есть?

– Обратился к Рихлэ с просьбой о скорейшей выписке. Того и гляди на следующей неделе уже отчалю.

Брэзен обеспокоенно посмотрел на своего приятеля.

– Хрдинстви, ты же знаешь, что с таким ранением тебе нужны покой и реабилитация. Как минимум несколько недель руку вообще нельзя тревожить и только потом разрабатывать. Тебе недавно сделали операцию. Вспомни, сколько крови ты потерял. Если будешь торопиться, то сделаешь себе только хуже.

– Да знаю я, но как быть? Мои там сражаются, а я тут валяюсь.

Парень раздраженно выругался.

– Война от тебя никуда не денется. Поправишься, а потом уже вернёшься.

– Нет, док. Ты меня не переубедишь, я принял решение.

Брэзен на секунду прервался. Эта идея ему совсем не нравилась. Хрдинстви был ранен в плечо, пуля задела артерию. Парень потерял много крови и умер бы, если бы его не заметили и не оказали первую помощь. Операция тоже была сложной, пришлось зашивать артерию. Никто не был уверен, выживет ли он вообще, но это все-таки произошло. После этого Хрдинстви был направлен сюда, где они познакомились и успели сдружиться. Сначала врачи вообще хотели отправить его обратно в тыл, но он не согласился. Всех обуревали сомнения, но Хрдинстви быстро поправлялся. И даже несмотря на это, до полного выздоровления было еще далеко, а уж возвращаться на фронт… Это было безумием. Брэзен негодовал. Едва не расставшись с жизнью, идти назад, чтобы в этот раз точно умереть. Нерационально. Безрассудно. Сумасшествие. Он хотел отговорить приятеля, но, посмотрев тому в глаза, понял, что не выйдет. Глаза Хрдинстви горели. Горели пламенем решимости. Казалось, ничего в этом мире не способно его переубедить, даже голос разума. Брэзен отвел глаза.

– Не сердись ты. Я буду осторожен. Ты же меня знаешь.

Именно потому, что Брэзен его знал, он был уверен, что уж осторожничать парень не будет. Не таким он был.

– Вот не понимаю я вас. Вы сами ранены, а все рветесь.

– А как же не рваться? Там война. Если нас там не будет, Королевство Люмье нас точно разнесет в пух и прах. Никто не станет бежать. Бегут только трусы. В Червене таких нет. Мы все будем сражаться.

– Сражаться, говоришь… Эта война с Королевством Люмье, сколько она уже длится? Девять лет? А до этого? Червена воевала с Восточным Шанмай. А до этого? – Брэзен устало вздохнул. – Все время война, и она никак не кончается, а если кончается, то начинается новая. И так снова и снова.

– Док, ну ты ведь должен понимать: они враги, а врагов надо бить. И только тогда мы хорошо заживем. Как разгромим их, так вернемся домой.

– А что потом?

– О чем ты?

– Если разгромим Королевство Люмье, вернемся домой. А потом? Спустя год-два? Сам знаешь, какая в мире обстановка. Вилт постоянно нападает на соседние страны, их завоевательские амбиции никак не удовлетворить. Восточный Шанмай озабочен расширением территорий. Который раз они уже нападают на Мванамке? Да и в Коэлуме неспокойно. С приходом новой Жрицы к власти они объявили гонения на неверующих. Того и гляди организуют поход, а он выльется в новую войну, помяни мое слово. Нигде не безопасно, везде война. Если мы и победим Люмье, думаешь, Червена не ввяжется в очередную войну?

– А если и так, то что в этом плохого? Победим и остальных. Коэлум – это просто кучка верующих фанатиков, а Вилт – сборище дикарей. Они нам и в подметки не годятся. Уничтожим их, захватим города. Вот с Мванамке придется повозиться, армия у них хорошая, но я уверен, Червена никому не проиграет.