Текст книги "Бегство (СИ)"

Автор книги: Исиль_____

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Нужно предупредить остальных.

Традьютриз с сомнением взглянул на Брэзена.

– Я врач. Не могу такого допустить. Нужно их предупредить.

– Есть гудок, но он там, где мы были. Там уже газ. Хотя, раз на нас противогазы, то мы можем…

– Нет, если там газ, то им уже не помочь. Нужно спасать тех, кто не вдыхал. Для начала нужно забрать отсюда все противогазы. Будем пробираться к высотному зданию, предупредим всех встреченных. Идём! Времени мало.

Переведя всё надзирателю, Традьютриз и Брэзен приступили к активным действиям. Забрав все имеющиеся на складе противогазы, они двинулись по направлению к крупному зданию, недалеко от центральной площади. По-видимому, это был жилой дом, принадлежавший знати, возможно, правителю города. Хоть он и было крупным, но ненамного возвышался над остальными. Под крышей ютились три этажа. Выше в городе зданий не было. Добраться сюда туман не успел.

Согласившись с идеей Брэзена, Традьютриз и надзиратель всю дорогу выкрикивали предупреждения. Многие были ошарашены и удивлены, но последовали примеру мужчин и надели предложенные противогазы. Некоторые отнеслись со скептицизмом. Были и те, кто в открытую потешался, говоря что-то с усмешкой. Времени им втолковывать не было – нужно было донести информацию до стольких людей, до скольких возможно. Длилось это недолго – уже через полчаса к строению сразу с нескольких сторон начал подкрадываться туман. Оставаться снаружи было бессмысленно – на улице людей видно уже не было, а если они и были, то они были в тумане, а, значит, для них всё было кончено.

Брэзен с остальными вошли в здание. Внутри столпилось около тридцати пяти человек. Ничтожная доля в сравнении с количеством людей во всей крепости. Не теряя времени, люди поднялись выше, расположившись на третьем этаже. Выглянув последний раз в окно, Брэзен с ужасом увидел, что газ обступил дом со всех сторон. Путь был отрезан. Оставалось только ждать.

========== Глава 20 ==========

Город исчез, неспешно утопая в белых облаках. Только изредка можно было заметить шпили одиноких зданий, прорезающиеся сквозь клочья белой ваты. Третий этаж казался вершиной мира, единственным существующим островом жизни. Под ногами была белая смерть. Окутав город, она сокрыла страшную правду под непроницаемым одеялом. Что происходило под ним, никто не знал – никто не решился спуститься вниз. Все поднялись как можно выше, столпившись в просторных комнатах. Для пущей безопасности окна было решено закрыть. Щели заткнули тряпками, найденными в большом количестве в комнате.

Даже в полной тишине слышалось волнение. Солдаты переминались с ноги на ногу, осматривались, нервно прохаживались из стороны в сторону, а самые смелые подходили к окнам, в надежде увидеть хоть что-то. Внизу ничего не было видно. Звуки как будто тоже исчезли. Эта практически замогильная тишина давила. Создавалось впечатление, что вокруг не осталось никого. Это пугало. Каждый пытался уловить хоть какой-то шорох, доказывающий, что это не так.

– Брэзен, ты уверен, что это газ? С нами все в порядке, да и на улице тихо. Не похоже, что кому-то плохо, – тихий голос Традьютриза в этом безмолвии казался настоящим рокотом, заставлявшем вздрогнуть.

– Я могу ошибаться. Я надеюсь, что я ошибся, но уверенности нет.

– И что нам делать? Оставаться здесь?

– Да. Мы останемся здесь на несколько часов.

– За это время газ рассеется?

– Я не знаю, должен. Возможно, его смешали с чем-то еще, и он будет держаться дольше. Нужно ждать.

Никогда время не тянулось так медленно. Солдаты, скованные страхом, застыли, словно куклы, боясь дышать – даже вздох казался неестественно громким. Секунда длилась целую вечность, а на смену ей приходила еще одна. Без внешних ориентиров, отрезанным от мира, им мерещилось, что проходили годы, в то время как часы отмеряли всего лишь минуты.

Прошла еще одна вечность.

– Брэзен, мы здесь уже несколько часов, сколько нам ещё ждать?

Напряженная атмосфера, натянутая, как струна, была готова порваться в любой момент, сменившись неприкрытой паникой.

– Традьютриз, успокойся. Нам нужно ждать. Фосген действует не сразу. Человек даже не понимает, если он отравлен. После вдыхания идет скрытый период в течение нескольких часов. В это время отравленный чувствует себя хорошо и не подозревает ни о чем. Но раз мы ушли и не вдыхали газ, то с нами все будет хорошо. Сейчас мы в противогазах, они защитят. Нам ничего не угрожает. Поэтому успокойся. Но стоит ещё подождать, пока развеется газ, чтобы перестраховаться, а уж потом…

Не успев договорить, Брэзен замолчал на полуслове. Млечную гладь прорезал душераздирающий крик. Все без промедления прильнули к окну. Никого не было видно. Однако стало ясно – то, чего каждый так боялся, было правдой. Солдаты казались спокойными, но при близком рассмотрении даже через стекла противогазов был виден нескрываемый страх. Некоторые мужчины даже не пытались спрятать своего ужаса. Они начали что-то нашептывать. Без перевода Традьютриза было ясно – они молятся. Религия в Королевстве Люмье была разрешена.

Находясь в неведении, они продолжили ждать. Время от времени снизу стали доходить странные звуки. Это были не крики. Непонятный шорох, копошение, глухие хрипы. Отзвуки мучений. Брэзен непроизвольно заткнул уши. Лучше уж неведение, как раньше. В самой комнате тишину прерывал только кашель. Сначала он был легким и почти незаметным, но спустя время стало очевидно, что несколько солдат кашляют все более хрипло. Чем больше времени проходило, тем более глубоким и мокрым становился кашель. Сомнений не осталось – несколько солдат успели вдохнуть газ. Они умирали. Вскоре это поняли и остальные. В паническом испуге жались они к стенам, прочь от своих товарищей, словно от прокажённых.

– Что с ними? Брэзен, они больны?

Поднявшись со своего места, Брэзен подошел к одному из них. Присев рядом с ним на корточки, он начал осмотр. Из-за сильного кашля мужчина не мог сидеть спокойно, он всё пытался принять удобную позу, в которой мог бы прокашляться и которая бы позволила дышать спокойнее. Поймав его за руку, Брэзен всмотрелся в лицо. За противогазом лицо было практически не видно, но сквозь стекло была заметна синюшность кожных покровов. Кашель влажный. Брэзен не видел из-под маски рта, но он был уверен, что из него идет пена неестественного розового цвета – пена с кровью.

Брэзен придавил кисть. Пульс неровный, ритм нарушенный. За время осмотра дыхание становилось всё более рваным. Солдат судорожно вдыхал воздух, и было понятно, что ему его не хватает. Темп становился все быстрее, а вдохи всё более шумными, пока не превратились в один сплошной мокрый, гортанный, булькающий звук. В попытках спастись мужчина уже не видел ничего вокруг. Оттолкнув Брэзена, он на корточках прополз вперед, попеременно хватаясь за грудь и шею. В каждом его движении читалась агония.

– Сделай же что-нибудь, Брэзен! Ты что, не видишь, он же мучается!

– Я не могу.

– Какого черта? Хоть что-то!

– Не могу. У него отек легких. Это смертельно. Я бы мог дать в лучшем случае обезболивающее, но у меня его нет.

Брэзен знал – всё бесполезно. Мужчина обречён. Отвернувшись, он постарался думать хоть о чем-то, в надежде, что мысли отвлекут его и заглушат предсмертные хрипы.

Хрипы длились недолго. Спустя несколько минут агонии они начали стихать, пока и вовсе не прекратились. Человек умер. Но он не был единственным. Еще несколько припали к земле в попытках облегчить состояние. Слушать это было невыносимо. От их мук практически выворачивало. Но и эти постепенно стихли. Всё закончилось.

Еще какое-то время Брэзен стоял не двигаясь и только потом обратил внимание, что кто-то тянет его за рукав.

– Они дышали? Этим газом?

– Да. Дышали.

– А мы?

– О чем ты?

– Противогаз? Он защищает? Или мы тоже? – Традьютриз с опаской покосился на трупы, лежащие посреди комнаты.

– Они вдохнули раньше, чем надели противогазы. Мы в безопасности. Если на нас противогазы и мы не вдыхали газ перед тем, как их надеть, то с нами всё будет хорошо.

– А эти? Трупы. Они не опасны?

– Нет. Не опасны. Опасен только газ.

Даже через противогаз было слышно, как Традьютриз вздохнул с облегчением. Обернувшись, он передал это остальным солдатам. Те, прежде жавшиеся к стенам, почувствовали себя свободнее. Некоторые заняли свои места на стульях. Трогать трупы пока никто не решился. Никто к ним не подходил. Несмотря на заверения Брэзена, все еще боялись.

Комната снова погрузилась в размеренное ожидание. Сидели в тишине.

Часа через три дым стал редеть. Вскоре сквозь него проглянули очертания зданий и улиц. Колыхаясь в воздухе, клубы газа таяли. То там, то здесь кусок отщеплялся от общей кучи и растворялся, исчезая. Опасность миновала. Концентрация была уже неопасной, и можно было выходить. Но большинство решили все же остаться. Некоторые смельчаки собирались осмотреть окрестности, чтобы получить информацию о текущем состоянии дел. Все понимали, что снаружи ждут ужасные картины, поэтому решившихся на осмотр оказалось немного. Не снимая противогазов, они двинули наружу.

Снова стало тихо, но затишье продлилось недолго. Его нарушила стрельба. Судя по частоте выстрелов, завязалась перестрелка. Многие из оставшихся поспешили на помощь своим. Стрельба не стихала около получаса, но и с ней было покончено. Было очевидно, что войска Червены начали атаку. Дождавшись, когда газ сделал свое дело, солдаты в специальной экипировке начали зачистку Руинэ – оставалась возможность наличия выживших. Эту помеху следовало устранить.

Для Брэзена оставался лишь один вариант – ждать на месте в надежде, что его не застрелят, увидят, что он свой. Среди остальных поднялся ропот. Никто не мог решить, что же было лучше: бежать, сойтись в неравном бою или остаться, уповая на милосердие. Времени на раздумья не было: на лестнице послышались осторожные шаги. Полусгнившие половицы поскрипывали, оповещая о приближении опасности. Издав легкий скрежет, дверь отворилась.

– Не стреляйте! Не стреляйте!

Закрыв глаза, Брэзен вскрикнул, приготовившись к смерти. Выстрела не последовало. Он осторожно открыл глаза. Перед ним было дуло винтовки, лежащей в руках солдата. Остальные тоже были вооружены, но никто не стрелял.

– Кто ты и откуда знаешь наш язык?

Вопрос задал взявший на прицел солдат. Из-за того, что все они были в противогазах, было не ясно, кто именно спрашивал.

– Я Брэзен. Брэзен Наивни. Я врач! Я гражданин Червены! Я попал в плен при штурме! Все это время я был здесь. Не стреляйте!

Солдаты переглянулись. В это мало верилось.

– С чего нам тебе верить? Может, ты из этих, из Люмье.

– Прошу, отведите меня в госпиталь. Полевой госпиталь, прикомандированный к 18-му пехотному батальону! Я служил там. Меня там знают! Мою личность подтвердят!

– А остальные?

– Это солдаты Люмье и переводчик.

Солдаты Королевства понимали всё и без знания языка. Опустившись на колени, они подняли руки над головой. Простой жест, говоривший о поражении. Они просили сохранить им жизнь.

Военные Червены немного отступили. Собравшись покучнее, они принялись что-то обсуждать. Видимо, пленных брать приказа не было, но оставить слова Брэзена без внимания они тоже не могли. После недолгой дискуссии они приняли решение.

– Хорошо. Вы пойдете с нами. Там мы уже примем решение, как с вами быть. Если попытаетесь выкинуть хоть что-то, мы церемониться не будем – расстреляем на месте. Это ясно?

Традьютриз передал все остальным. Те дружно кивнули. Пленные поднялись. Выстроив их в линию, солдаты Червены повели всех к выходу под прицелом винтовок. Люди шли неторопливо, без резких движений. Всего в плен было взято пятнадцать человек.

После выхода из здания их повели улочками прочь из города. Спустя несколько минут пути навстречу им стали попадаться и другие солдаты Червены. Они останавливались, провожая вереницу пленных взглядом. Зачистка шла полным ходом. Хотя и была довольно бессмысленна. Газ все сделал сам. Время от времени на пути попадались трупы воинов Королевства. Они лежали на земле с перекошенными от ужаса лицами. По пене у лица и синюшной коже было понятно – они умерли от отека легких, а не от стрельбы. Но их было немного, видимо, большинство, как Фруа, были в столовой, когда началась химическая атака. Все встреченные трупы наверняка были дозорными, обходившими периметр города. Было очевидно, что кроме Брэзена и пятнадцати пленных больше не спасся никто. Теперь город был заполнен солдатами Червены, но выстрелов больше не слышалось, что служило безмолвным доказательством – Руинэ был полон трупов. Всех убил яд.

Выйдя из главных ворот, они поплелись по полю в сторону одного из укрепленных лагерей. Там, по всей видимости, был штаб. Неторопливо волочась, Брэзен в последний раз оглянулся на город. Атака прошла успешно.

Руинэ был взят.

========== Глава 21 ==========

Потянулись недели допросов. Сначала Брэзена держали с остальными заключенными. В правдивость его слов мало верилось. Первое время пленных заперли в деревянном бараке, не так далеко от расположения батальона. Всех держали вместе и в тесноте. Выходить было запрещено – снаружи всегда дежурил вооружённый конвой. Время от времени они получали еду – по большей части объедки, оставшиеся в столовой. Но даже эта участь была лучше той, которая постигла солдат в Руинэ.

Дни тянулись. Было сложно сказать, прошел день или нет и сколько времени они уже находились в неволе – окон в помещении не было. Существование превратилось в чередование сна и приемов пищи. Иногда оно разбавлялось разговорами. Сон, черствый хлеб с заветренной картошкой, снова сон. Смена действий для поддержания жизни.

Однажды за Брэзеном пришли. Его документы были найдены в архивах, а личность подтверждена. С этого времени возвращаться в барак уже не было необходимости.

Восстановленному в правах гражданину Червены было выделено место в расположении. Теплая свежая еда, свобода передвижений, но больше всего Брэзен скучал по полноценной кровати. В Руинэ ему приходилось спать на жестком матраце в неком подобии кровати. Теперь его ждала целая койка с только что стиранным бельем, еще пахнущим свежестью.

Казалось бы, все осталось позади, но это было не так. Хотя его личность и была подтверждена, а ему самому предоставлена свобода, допросы на этом не прекратились. Каждый день его вызывали для дачи показаний. Как Вы попали в плен? Где Вы были в момент штурма? Где Вас держали? Сколько времени Вы там находились? Кто с Вами контактировал? Что Вас заставляли делать? Каким оружием и техникой обладает Люмье? Слышали ли Вы какие-нибудь донесения? Почему в плен взяли именно Вас? Каким образом Вы общались с врагом? Вы знаете язык Люмье? Рассказывали ли Вы что-то о Червене? Вас пытались перевербовать? Эти и многие другие вопросы сыпались словно из рога изобилия. Нельзя было в этом их винить: Брэзена действительно могли завербовать, он в самом деле мог быть шпионом. Эту возможность нельзя было сбрасывать со счетов. Брэзен это понимал, поэтому допрос переносил стоически.

Дознаватели часто менялись. Некоторые мягко задавали интересующие их вопросы, подталкивая Брэзена самого рассказать о происходившем, неспешно переводя разговор от одной темы к другой. Были и те, кто действовал жёстче. Конечно, физическую силу никто не применял: на допросе был все-таки гражданин Червены. Но, несмотря на это, в ход шли и другие способы: открытые провокации, угрозы, унижения. Их Брэзен игнорировал, а на поставленные вопросы отвечал четко и откровенно: скрывать ему было нечего.

Допросы продолжались несколько недель. По их итогам Брэзена признали полностью невиновным. Факта измены Родине доказано не было. После этого уже можно было вернуться в строй. В случае Брэзена ему было разрешено вернуться в госпиталь в качестве врача.

За время его отсутствия многое изменилось. После взятия Руинэ линия фронта сдвинулась. Теперь Червена заняла позиции на бывшей территории врага. Сам город уже был зачищен от трупов, и там расположились несколько единиц пехоты и артиллерии. Дислокация госпиталя тоже изменилась. Прикрепленный к 18-му батальону, он всюду следовал за ним. Теперь батальон располагался недалеко от Руинэ, у штаба. Пленных держали здесь же, только на самой окраине расположения, как можно дальше от любых важных строений. Заключенных строго охраняли, так просто к ним было не приблизиться. Об их судьбе Брэзен пока ничего не знал. И в контакт с ними не вступал. Четких директив об этом не было, но он знал, если сделает это, то вызовет подозрения и у дознавателей появятся лишние вопросы. Но и бросить пленных Брэзен не мог. Он помнил, что это солдаты Люмье и именно они ответственны за смерть его лучшего друга Повалэча и за смерти тысяч других солдат. Но Традьютриз был уж точно не при чем. Он всего лишь переводчик. Бросить его на произвол судьбы было бы неправильно. Но сперва нужно было дождаться конца допросов, потом уже возможно было поговорить с кем-то в штабе о дальнейшей судьбе Традьютриза.

Так Брэзен и поступил. Достучаться до вышестоящих было сложно. Поначалу его просто не хотели слушать. День за днем Брэзен приходил в штаб в надежде на встречу с командиром батальона: у него уже было достаточно власти, чтобы повлиять на судьбу заключенных. Однако даже встретиться с ним было непросто. Тот был слишком занят, чтобы выслушивать какого-то врача и тем более разбираться в вопросах, связанных с пленными. За людей их мало считали. Всех Люмье видели врагами, а если это был пленный, то относились к нему не лучше, чем к собаке. Если кого-то и брали в плен, то они, максимум, удостаивались объедков и крыши над головой. Брэзен не сдавался. Вскоре его настойчивость возымела эффект: с командиром разрешили встретиться.

Кабинет командира мало походил на кабинет в привычном смысле этого слова: он располагался в одной из палаток штаба. Всю мебель составляли только два стола и массивный стул. Один из столов стоял посредине, плотно покрытый кипами карт. За другим же сидел сам командир – грузный мужчина лет пятидесяти. Остальное убранство кабинета рассмотреть было сложно: повсюду табачный дым, источником которого была сигара, зажатая в жилистых пальцах владельца кабинета. Дым клубился, закрывая лицо командира плотной пеленой. Удивительно, как тот вообще мог дышать. Брэзен, непривычный к сигарам, едва выдерживал этот дурман. От него щипало нос и резало глаза. Чем дольше Брэзен был там, тем хуже ему становилось. Находиться в этом смраде было невыносимо.

Несмотря на то что визит Брэзена и был официально запланирован, никто не придавал этому большого значения. Куря сигару и листая папку с какими-то документами, командир, казалось, был полностью погружён в свои мысли и даже не заметил посетителя. Нарушить молчание Брэзен решил сам.

– Извините, у меня с Вами сейчас запланирована встреча.

– Да-да. Как там тебя?

– Брэзен Наивни. Дело в том…

– Слышал. Заключенными интересуешься. Ничего не могу поделать.

– Простите, но Вы даже не услышали, что я…

– Это неважно. Они заключенные. Наверное, с ними поступят так же, как и со всеми остальными – направят в тыл для допросов. Никто не станет с этим разбираться. Просто смирись.

Не поднимая на Брэзена глаза, он соснул сигару, глубоко набирая в себя дым.

– Но как же так? Неужели ничего…

– Я ничего не могу. Если хочешь еще попариться на этот счет, то пиши начальству выше. Но и они тебе ответят то же самое. А теперь извини, меня ждут действительно важные дела. Война себя не выиграет.

Брэзен, конечно, знал о возможности такого исхода, однако столкнуться с этим воочию было гадко. Но опустить руки он не мог – от его действий зависела жизнь человека. После такого резкого отказа невольно навалилось отчаяние, но осознание того, что его действия могут кого-то спасти, придавало сил. Ведь именно поэтому Брэзен и стал врачом, именно этого он хотел.

Сослуживцы тоже не разделяли его энтузиазма. Помогать ему никто не спешил. Некоторые даже стали переговариваться, что Брэзена перевербовали, поэтому он так рвется вытащить своих. Кто-то всерьез полагал, что он повредился умом. Остальные смотрели на него с сочувствием. Они списывали его действия на последствия нахождения в плену. Возможно, для всех он и был простаком, но мнение остальных его не трогало. Брэзен знал, чего хотел, и косые взгляды сослуживцев не могли его поколебать.

Последовав совету, Брэзен направил письма вышестоящему командованию. Конечно, так просто из жалости Традьютриза бы никто не освободил. Брэзен это знал, поэтому он делал упор на то, что Традьютриз – переводчик. То, что он знал языки как Люмье, так и Червены, было огромным преимуществом. Он бы мог работать военным переводчиком на стороне Червены, принося ей пользу. При таких условиях ему могли бы сохранить жизнь. Этого-то Брэзен и добивался.

Письмо за письмом отправлял он всем, кому было возможно – медлить было нельзя. Неизвестно, что могли сделать с пленными. На большинство писем ответа не было. Вероятно, они доходили до адресатов, но никто и не думал отвечать. Иногда приходила корреспонденция, но она содержала лишь сухие отказы. Когда же надежда уже стала таять, пришел положительный ответ: «Уважаемый Брэзен Наивни.

Мы получили Ваше письмо с прошением о помиловании заключенного Традьютриза Жюнез, попавшего в плен при взятии Руинэ. Комиссия изучила Ваши приложения, доказывающие его способности, в том числе владение несколькими языками, а также рассмотрела Ваше заверение в том, что вышеуказанный заключенный желает служить Червене. Тщательно все обдумав, мы пришли к заключению, что он может представлять интерес для армии Червены. В связи с этим ожидайте распоряжений, которые будут в ближайшее время направлены в 18-й батальон.

Хвала Червене!»

Ответ сухой, но он значил одно: Традьютриз был спасен. Все было не зря.

Но это был еще не конец. Распоряжение об освобождении могло прийти еще нескоро. На это могли уйти недели. Кроме того, помилование не было таким уж важным документом в сравнении с почтой, получаемой штабом. Распоряжение могло с легкостью затеряться среди кучи донесений, приказов и других бумаг, которые в большом количестве отправлялись и получались штабом. Всеми ими заведовала служба связи. Большинство бумаг были помечены ярлыком «Срочно» и должны были быть доставлены незамедлительно. Им уделялось пристальное внимание. Остальные бумаги томились в столах и ящиках на складе, ожидая своей очереди. В условиях военных действия до них было мало дела.

После снятия обвинений Брэзен был восстановлен на работе в госпитале. Все возвращалось на круги своя. Работа с утра и до самого вечера. Осмотры, обработка ран, сортировка больных. Все как прежде, но кое-что всё же изменилось. У Брэзена появилась новая привычка: по утрам раз в несколько дней заходить в отделение службы связи, чтобы хоть как-то ускорить получение распоряжения. Служившие там солдаты уже знали Брэзена в лицо. Обычно его визиты заканчивались безрезультатно, пока однажды один из работавших в отделении не попросил Брэзена задержаться.

– Вы у нас тут уже завсегдатай, мы Вас уже запомнили. И вот вчера, ба, думаю, где я его фамилию видел? И точно. Помню, что приходило Вам что-то. Мы ж того, думали, что Вас и нет уже, погибли в атаке. Там же много наших полегло. Уже и выбросить хотели, да положили куда-то. Так я вчера поискал и нашёл.

С этими словами солдат запустил свою руку в одну из стопок бумаг, ютившихся на и без того захламленном столе, выуживая из него небольшой аккуратный конверт.

– Вы уверены, что это мне?

– Брэзен Наивни? Это ж Вы?

– Да, но у меня даже идей нет, от кого это пришло. Только от матери, возможно. Но уж она-то знает, как письма идут, вряд ли бы писала.

– Ничего не знаю. Фамилия Ваша, значит, Вам. Вот и берите.

– Хорошо. А распоряжение так и не приходило?

– Ба, да какой раз Вы уж спрашиваете? Нету его. Нету. Как придёт, так скажем.

Поняв, что и сегодня ждать нечего, Брэзен удалился.

Но, все же, от кого письмо? Кроме матери не от кого. Неужели она так заскучала о нем? Сгорая от нетерпения, Брэзен повертел письмо в руках. Аккуратный запечатанный конверт, отправлено из столицы. И точно. Стоит его фамилия. Отойдя от входа, чтобы не мешать остальным, Брэзен нашел уединенное место и вскрыл конверт. Внутри был только один лист, сложенный в несколько раз.

«Уважаемый Брэзен Наивни.

С прискорбием сообщаем, что Ваша мать, Ода Наивни, скончалась. Примите наши соболезнования. По поводу ее наследства обращайтесь в столичное Бюро Общественных Дел.

Хвала Червене!»

Тот же сухой ответ. Стандартные фразы, чернила, бумага. Даже конверт теперь кажется до боли обычным. Стандартное формальное письмо, но слова его были безжизненны.

Сложно было поверить в то, что её больше нет.

========== Глава 22 ==========

Брэзен стоял в растерянности. Письмо пришло на языке Червены, но слова были чужими, будто написанными на другом. Поднеся письмо к глазам, он тупо уставился в него. Слова все никак не хотели собираться воедино, расплываясь, меняя форму. Словно исследователь, наткнувшийся на таинственные письмена, он читал одно слово по нескольку раз, пробуя его на вкус, медленно произнося, меняя интонацию, пытаясь уловить его значение. Оно все ускользало – мозг просто был не в состоянии осознать случившееся. Понадобилось еще несколько минут, прежде чем Брэзен вышел из транса. Письмо безвольно выскользнуло из внезапно ослабевшей руки.

– Моя мать… умерла. Ее больше нет. Как же это…

Тело тоже отказалось повиноваться. Вместе с письмом из него вышла вся воля. В изнеможении Брэзен опустился на сваленные неподалеку мешки.

Было утро, но лагерь уже давно не спал. Повсюду кипела жизнь. Солдаты то и дело проходили мимо: кто-то торопился в отделение связи, кто-то явно спешил, выполняя поручение, кто-то шел на свой пост, обсуждая с товарищами очередную байку. Голоса, смех, топот шагов по мерзлой земле. Жизнь шла своим чередом, и только для Брэзена она остановилась. Сидя на мешках, он бесцельно вглядывался в прохожих. Сложно было поверить, что это люди. Все вдруг стало казаться таким неестественным, инородным, искусственным. Все вокруг было не более, чем сценой со своими актерами, декорациями и бутафорией. Брэзен тоже был одним из актеров, но теперь он вышел из игры, он видит эту фальшь со стороны. Он не более, чем зритель.

Ощущение времени пропало, сложно было сказать, сколько минут прошло. Брэзен мог опоздать в госпиталь на смену, но об этом он даже не думал: все другие мысли вытеснила только одна. Его матери больше нет. Отца он не знал никогда, других родственников у него не было. Всю его жизнь у него был только один родной человек, и теперь его не стало. Брэзен остался один. Совершенно один во всем этом сумасшедшем мире.

Вскоре он снова ожил, поднял оброненное письмо. Пересилив себя, прочёл снова. Ошибки быть не могло. Повертев злополучную бумагу, попытался разобрать смазанную дату. Прошло уже больше месяца. Оправили, когда он был в плену. Видимо, её уже давно похоронили. Ввиду отсутствия родственников ей наверняка выделили место на общем кладбище на окраине столицы. Оно имело плохую репутацию: здесь хоронили только бедняков. Все знали об этом, поэтому всегда старались купить местечко на других, более престижных кладбищах. А ведь Ода, как и многие, откладывала на достойные похороны. И что же теперь? Наверняка на могиле нет даже памятника. Мысли одна за другой приходили к Брэзену, погребая в безмолвном отчаянии.

Он невольно улыбнулся. Потеряно всё. Даже дом. Недвижимость в столице ценится высоко. Многие военные претендуют на льготные апартаменты. В случае смерти владельца его недвижимость передается родственникам, но в случае отсутствия претендентов в срок один месяц, она продается. Обратившиеся после положенного срока имеют право только на компенсацию. Брэзен мысленно вернулся в до боли знакомую квартиру. Она была далеко не в центре, но и не на окраине. Удобное расположение. Старый дом, второй этаж, третья дверь справа, тяжелая и металлическая. Внутри всего кухня и две небольшие комнатки, уставленные ветхой мебелью. В одной из комнат жила его мать, другую занимал он.

Как сейчас он помнил свою комнату: светлые обои с бледным рисунком, деревянный шкаф с лакированными дверцами, кровать на низких массивных ножках, письменный стол. Всё казалось таким родным. Даже вечно протекающий кран в ванной. Как бы Брэзен его ни чинил, тот не переставал течь. На новый денег никогда не хватало, поэтому приходилось постоянно подкручивать старый. В свое время Брэзен его ненавидел, но теперь даже это казалось отголоском счастливого прошлого. Всего этого больше нет. Квартира, в которой он провёл всю свою жизнь, уже тоже исчезла в одно мгновение вместе со своей хозяйкой. Словно её и не существовало вовсе.

Возвращаться было некуда и не к кому.

Внезапный смех вывел Брэзена из размышлений. Жизнь неумолимо настигала, не давая времени на скорбь. Нужно возвращаться. Судя по всему, смена уже давно началась.

Дойдя до госпиталя, он поспешил занять свое место. Да, смена и началась, но посетителей было немного, поэтому его отсутствия никто не заметил. Активные бои пока не велись. Точнее, они никогда не останавливались, но сейчас шли намного севернее на линии фронта. Там сейчас было жарко. Здесь же было временное затишье. В госпиталь заглядывали только солдаты, нуждавшиеся в обработке старых ран. Тяжелобольных не было. Но, как известно, затишье бывает только перед бурей.

После заступления на пост мало что изменилось. Обычно Брэзен как дежурный занимался сортировкой поступающих больных. Во времена активных боевых действий их было много, но сейчас ввиду отсутствия тех новых больных было мало, поэтому приходилось сидеть на стуле в ожидании одиноких бойцов, приходивших кто за мазью, кто за обработкой. Когда проводишь время наедине с собой, хочешь–не хочешь, но допускаешь всякие мысли в голову. Они приходят навязчивые, докучливые и непременно горькие, раз за разом. Думаешь о чем-то, но не успеешь оглянуться, как одна такая мысль уже приковала твое внимание. Потом вторая и третья. А спустя всего мгновенье ты уже тонешь в этой мрачной трясине безысходной горести. Если не заставить себя создать спасительный трос и не выбраться из этого болота, прожорливая топь затянет на самое дно, где нет ни света, ни надежды, ни спасения.

Уже в обед Брэзен был у заместителя госпиталя по медицинской части Книра. Оставаться на посту дежурного наедине со своими мыслями было невыносимо, поэтому Брэзен просил дать ему больше работы, которая позволила бы вытеснить мысли из головы. Книр выслушал просьбу спокойно, наматывая ус. Такого рода просьбы не были чем-то необычным: многие старались изо всех сил, взваливая на себя больше работы, поэтому Книр к такому привычен. Спорить он не стал.