Текст книги "Бегство (СИ)"

Автор книги: Исиль_____

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

На время Брэзена перевели на склад. Работы здесь было много. На складе хранилось всё, что могло потребоваться не только для госпиталя. Здесь были завалы различных ящиков, телег, покрытых брезентом, и мешков с непонятным содержимым. Задачей Брэзена была инвентаризация. Среди прочего на складе хранились лекарства: мази, таблетки, бинты, медицинское оборудование и всё то, что впоследствии использовалось на благо для лечения. Необходимо было проверить каждый отдельный предмет на наличие порчи и повреждения. Поднять старые бумаги, проверить даты производства, удостовериться в состоянии, внести новые данные, составить списки недостающего. Работа была монотонной, но требовала внимания и усердия. Как раз то, что нужно. Всё внимание уходило на неё, на остальные мысли времени не было.

Так проходил час за часом, день за днём. Брэзен старался занять себя так, как это возможно, но за работой он не забывал заходить на почту. Вестей всё еще не было. Кроме этого, он ждал бумаг на посещение. К заключенным было не так легко попасть. Нужно было заполнить официальный запрос, который должен был быть одобрен командиром батальона. Бюрократия выматывала, но обойти её было нельзя. Пришлось прождать около недели, прежде чем Брэзен получил разрешение на посещение. Ему не терпелось сообщить Традьютризу хорошие новости.

Уже на следующий день в обед, беспокойно сжимая в руке разрешение на посещение, Брэзен направился в сторону всё того же барака, где и по сей день содержались пленные и где ещё до недолгого времени содержался и он. Шел недолго. От него до госпиталя было всего пятнадцать минут ходьбы. Маневрируя между палатками, складами и нередкими прохожими, Брэзен уверенно двинулся к цели.

Теперь это место выглядело иначе: вокруг деревянного барака появилась колючая проволока. Здание на пустыре она огибала кольцом. Пейзаж с проволокой выглядел довольно печальным, но это было и хорошей новостью. Означало, что заключённых выводили на прогулки, что было намного лучше, чем сидеть днями в тесном помещении. У входа, как обычно, ждал патруль. Подойдя к одному из дозорных, Брэзен протянул разрешение. Прочитав его предельно внимательно и придирчиво глянув на Брэзена, дозорный протянул документ обратно, отходя в сторону, тем самым давая пройти.

Зайдя в барак, Брэзен ступил в темноту. На этот раз одинокое окно было открыто, но его хмурого света было слишком мало, чтобы осветить небольшое помещение. Спустя некоторое время, по мере привыкания, взгляд стал выхватывать из полумрака лица. Угрюмые, неприветливые, осунувшиеся лица были обращены к нему. Не без досады он отметил, что их стало меньше по сравнению с последним разом, когда он был здесь. Живые до этого глаза теперь выглядели безжизненно, потускневшими. Брэзен продолжал всматриваться в лица, выискивая знакомое. Вскоре ему показалось, что он его увидел. Сначала Брэзен подумал, что ошибся, но, вглядевшись внимательнее, выдохнул в изумлении. Так и есть, это он – Традьютриз.

В это было действительно сложно поверить. Вероятно, что долгое отсутствие солнца и недостаточное питание сказались на внешнем виде. Пухлые доселе щёки, выдававшие юный возраст, исчезли. На их место пришли впалые скулы, поросшие плохо растущей бородкой. Розовая кожа тоже поменяла свой цвет, теперь она была зеленоватой и выглядела необычно сухой. Под карими глазами залегли синие мешки, сильно добавлявшие возраста. Каштановые волосы отросли и теперь, зачесанные назад, висели паклями. Сложно было поверить, что энергичный юноша превратился за несколько месяцев в худого старика.

Выйдя из замешательства, Брэзен позвал Традьютриза. Тот и головой не повел, казалось, он совсем не слышит. Даже когда Брэзен потянул его за плечо и Традьютриз обернулся, движение было механическим, а взгляд словно смотрел вдаль, не концентрируясь ни на чем. Такая реакция была неестественной и даже страшной. Брэзен снова позвал его, аккуратно тряся за плечо. Только после этого взгляд стал более обдуманным, сознательным.

– Брэ… зен.

Имя с трудом сорвалось с обветренных губ. Традьютриз их тут же облизнул. Было видно, что для разговора ему необходимо приложить усилия. Брэзен терпеливо ждал, пока друг найдет в себе силы.

– Брэзен, это ты?

– Да, я. Пришел тебя навестить.

– Вот как…

– Прости, что так долго, меня сначала допрашивали. Выпытывали все подробности, поэтому видеться с Вами было опасно. Потом встретиться оказалось не так просто, как я думал.

– Ты всё-таки пришел.

– И у меня есть новости.

– Новости?

– Да. Сразу после допросов я всё думал, как бы тебя освободить. Писал во многие инстанции. Кое-кто был недоволен. Я получил кучу отказов, но не сдавался. Всё писал. И вот не так давно пришло письмо, в котором пишут, что, если ты согласишься работать на Червену в качестве переводчика, тебя освободят. Понимаешь? Освободят! Правда, нужно дождаться официальных бумаг, но я уверен, они скоро придут. Осталось подождать совсем чуть-чуть. Понимаешь?

Выражение на лице Традьютриза не изменилось. Ещё несколько мгновений оно оставалось безучастным. И только потом в глазах появилось осознание.

– Понимаю. А что… что с остальными?

Традьютриз хотел мотнуть головой в сторону остальных пленных, но сил не хватило.

– Мне жаль, но вряд ли получится их освободить. Тебя выпускают во многом потому, что ты переводчик. Ты сможешь быть полезен Червене. Поэтому-то было решено тебя освободить. И то, это далось большим трудом. Для обычных солдат такого исключения не сделают. Мне действительно жаль.

Собеседник обессиленно понурил голову. Несмотря на безэмоциональное выражение лица, было очевидным – он расстроен, однако понимал, что это действительно невозможно.

– Значит, меня освободят?

– Да. Совсем скоро.

– И я буду работать на Червену?

– Это обязательное условие.

– Вернуться домой мне не дадут?

– Думаю… это невозможно.

– Значит, с женой я уже не увижусь.

– Мне жаль…

– Нет, я все понимаю. Ты не виноват.

На минуту воцарилось тягостное молчание. Брэзен не знал, что сказать в такой ситуации. Он, как никто, понимал, каково это – не иметь возможности встретиться с тем, кого любишь.

Первым заговорил Традьютриз.

– Брэзен, это сейчас не самое важное.

– О чем ты?

– Я всё хотел связаться с тобой, но слушать меня не стали.

– Неудивительно. Но теперь всё хорошо, тебя выпустят.

– Нет, послушай.

Традьютриз заглянул Брэзену в глаза. На секунду его взгляд стал осмысленным и тяжелым, но было в нем ещё что-то – не просьба – мольба.

– Дело не только в плохой пище и заключении здесь.

– О чем ты?

– После того, как ты ушёл, к нам направили доктора. Он нас осматривал, делал записи. Потом он снова приходил, но не один, с ним были и другие. Они принесли какие-то лекарства. Сказали, что это для поддержания сил и для профилактики после отравления. Я не медик, мне сложно сказать, что это были за лекарства. Нам делали уколы. Сначала всё было хорошо, но потом я стал замечать, что после них становилось плохо. Я не могу описать, но сил словно нет. Иногда тошнило.

– Я даже не знаю… Может, это действительно были какие-то витамины. А плохо тебе было от побочных эффектов.

– Я тоже так думал сначала. Сам знаешь, еда и остальные условия здесь не очень. Я их спросил. Они мне сказали то же самое. Но если бы дело было только во мне. Я поспрашивал других, им тоже нехорошо. Некоторым было и хуже. Боюсь, что-то не так. Я уверен! Брэзен!

С этими словами заключённый вцепился Брэзену в рукав, больно сжав предплечье. Хоть на Брэзене и была плотная шинель, но даже она не спасала от резкой боли.

– Постой, успокойся.

– Нет, ты не понимаешь. Они наверняка хотят нас убить!

– Не думаю, что они замешаны в чём-то таком.

– Да как ты не понимаешь! …

– …Но я согласен, что это странно. Зачем пленным делали бы инъекции? Да еще и курсом. Это выглядит подозрительно. Я проверю. Слышишь? Так что успокойся. Я помогу.

Традьютриз все еще держал его за руку, но постепенно хватка стала ослабевать.

– Ты мне веришь?

– Да.

– Хорошо. Что за врач к вам приходил?

– Я не помню, как его звали. Но он высокий, довольно крупный, и у него пышные усы.

– Усы, говоришь… Возможно, это Книр. Помнишь что-то ещё?

– Нет. Нам не показывали, что кололи. Вещество было уже в шприце. Никаких ампул и названий.

– Хорошо. Я посмотрю в документах. Снова навещу тебя. Не могу остаться дольше. Меня предупредили не задерживаться. Но я помогу.

Даже без высокопарных обещаний Традьютриз знал, это не просто слова, Брэзен не подведет, поэтому только кивнул.

Попрощавшись, друзья расстались.

========== Глава 23 ==========

Обратно до госпиталя Брэзен шел в задумчивости.

Рассказанное Традьютризом не укладывалось в голове. Зачем делать пленным инъекции? Он вспоминал время, проведенное в этом бараке. Едой служили почти что помои, зачастую – остатки еды. Держали их не в лучших условиях: спали на шинелях, нужду справляли там же. Даже окно было заколочено. Выходить тоже было запрещено. Для Червены они были не более, чем скот. И что же? При всем при этом им выделили бы врачей? Тогда, когда их не хватало на своих? Осмотр врача еще можно было понять, но чтобы врачей посылали несколько раз и с медикаментами. Кроме того, для чего вообще были эти лекарства? Для минимизации последствий отравления? Это глупо. Они были в противогазах, и начальство, как никто, было осведомлено об этом. Газом они не дышали. А если и дышали, то были бы уже мертвы. После вдыхания фосгена не выживают. Последствия отравления необратимы, и никакие лекарства тут не помогут. Тогда что это было? Витамины? Тоже странно. Давать витамины, которые могли бы быть потрачены на своих граждан? Нонсенс! Поэтому в голове и не укладывалось.

За размышлениями он не заметил, как дошел до склада. Брэзен намеревался пойти к Книру сразу же, однако пропускать работу он не мог: чтобы навестить друга, он занял обеденное время, которое уже подошло к концу. Отлынивать было нельзя, к тому же у Книра наверняка бы возникли вопросы по поводу отсутствия Брэзена на рабочем месте. Поэтому разговор он решил отложить до вечера.

Но и сидеть без дела Брэзен не мог. Раз уж он занимался инвентаризацией, то у него на руках были бумаги о расходах препаратов. Достав из ветхого ящика массивную папку, он водрузил ее на захламленный стол. Во все стороны тут же полетела пыль, играя в тусклом свете зимнего солнца. Внутри папки покоилась стопка разносортной бумаги. Каждый лист был испещрен столбцами слов и дат, написанных разными почерками. В конце смены врачи обязаны вносить в документы все данные об использованных ими материалах. Данные оформляются в отчеты, чтобы впоследствии отметить, в каких лекарствах или оборудовании имеется дефицит. На основании отчетов заполняются запросы на новые поставки. Это позволяет врачам всегда иметь при себе все необходимое для оказания квалифицированной помощи.

Запустив руку в ворох бумаг, Брэзен извлек сначала одну, затем другую. После внимательного осмотра стало ясно: бумаги лежали в беспорядке. Даты спутались, а некоторые разобрать было и вовсе невозможно. К документам здесь всегда относились небрежно. Но разобрать документы все равно было нужно рано или поздно, поэтому, усевшись удобнее, Брэзен начал проверять один документ за другим, поминутно выписывая данные в отдельную тетрадь. Работа шла медленно, монотонно, нарушаемая только шелестом бумаги и редким росчерком ручки. Вата, шприцы, кетгутовая нить. Слова, неторопливо возникающие вслед за ручкой, гипнотизировали. Синие чернила, расплываясь, пачкали руку. Слово за словом данные вписывались в таблицу расхода. Работа была нудной, но ее монотонность успокаивала. Время шло неспешно, напоминая о своем мерном ходе только болью в спине.

Уже спустя несколько часов все бумаги были проверены, а все данные внесены в таблицы и отчеты, однако упоминаний о пленных в них не было. Все записи касались только госпиталя. Никаких данных о посещениях врачами заключенных и, тем более, использовании каких бы то ни было лекарств, не было. Результат неутешительный, никакой новой информации Брэзену найти не удалось. Однако это было неудивительно. Хотя врачам и было необходимо составлять отчеты, но этим многие пренебрегали. Сил в конце дня уже не оставалось, чтобы корпеть над бумагами, внося данные о каждом использованном тюбике мази или суспензии. Записи делались обычно с опозданием, в конце недели, и включали перечень только самого важного, чтобы не остаться совсем без жизненно необходимых препаратов. Поэтому отсутствие искомых записей Брэзена не удивило.

Единственным возможным источником информации теперь оставался только Книр. Состоя в должности заместителя начальника госпиталя по медицинской части, уж он-то должен был знать обо всех действиях своих подчиненных.

Посвятив время работе, Брэзен закончил дела к концу смены. Вечером, перед отбоем, он решил отыскать Книра, чтобы расспросить его лично. Выйдя из захламлённого склада, пропахшего затхлостью, на морозный свежий воздух, он направился в сторону госпиталя. Внутри полковника не оказалось, однако все еще работающие врачи подтвердили, что тот был где-то неподалеку. Осмотрев палатки, Брэзен в поисках вышел на улицу. Искать долго не пришлось. Облокотившись о грузовик, стоящий поодаль, Книр высекал зажигалкой искру. Вокруг него стояли еще несколько человек, которые также вышли покурить. Торопливо прибавив шаг, Брэзен присоединился к группе.

– Полковник Книр!

Оторвавшись от прикуриваемой сигареты, тот внимательно посмотрел на Брэзена.

– Что надо, солдат? Смена уже закончена.

– Полковник, прошу меня простить! Я по личному вопросу.

– Вот же вам неймется. Что там на этот раз?

– Я хотел узнать по поводу заключенных.

Внимательный взгляд Книра во мгновение стал суровее. Зеленые глаза сузились, оставляя только небольшие прорези. В них явственно читалось раздражение. Такая разительная перемена не ускользнула от внимания Брэзена.

– Я ничего не могу подсказать. Я их не видел. Если хочешь что-то узнать или навестить, то иди спрашивай начальника штаба.

– Простите, но я не по этому поводу, я по поводу лечения.

– Ха. Лечения. Пленных. Не, ну вы слышали? Во дает!

И Книр разразился заливистым, лающим смехом. Его спутники не преминули воспользоваться ситуацией и, последовав примеру, также загоготали. Смех длился недолго. Закончив заливаться, полковник вложил в рот прикуренную сигарету. Медленно затянувшись, он на несколько секунд замолчал, смакуя табак, после чего выпустил облако дыма, быстро растворившееся в мерзлом воздухе. Скосив на Брэзена глаза, он продолжил.

– Пленные – собственность штаба. Если штаб решит, что им нужно лечение, то, значит, им его окажут. А если штаб решит отправить их куда, так это его дело. Штаб на то и штаб, чтобы решения принимать. А мы с тобой кто? Обычные вояки. Ты вот кто? Лейтенант. А лейтенанты у нас нынче что, решения какие принимают? Я что-то не слышал. Так что ни мне и уж, тем более, ни тебе не стоит лезть в дела штаба. Так ведь?

Смех, еще минуту назад звучавший, стих. Воцарилась мертвая тишина. Книр явно пользовался почтением среди остальных, потому что встревать в разговор никто не хотел. Солдаты стояли, потупив взгляд, делая вид, что они непринужденно покуривали. Сам полковник говорил с улыбкой, словно в шутку, но во взгляде зеленых глаз была сталь. Он был вперен прямо в Брэзена, пронизывая насквозь. От этого взгляда по спине побежал холодок. Несмотря на улыбающееся лицо, Брэзен чувствовал угрозу. Сквозь маску фальши проглядывалась жестокость военного, не привыкшего к неповиновению.

– Да… Вы правы. Я прошу прощения. Штаб сам решит, что с ними делать, Вы полностью правы.

Посмотрев на Брэзена еще несколько секунд, Книр снова непринуждённо улыбнулся:

– Ну вот, вопросы и порешали. А ты не стой. Смена-то уже окончена, отдыхать пора. Эх вы, молодежь! Вот в ваше время мы после конца смены шли в столовку. Она-то, конечно, закрыта была, но мы у поварихи ключ брали. Значит, заходили мы туда, да не с пустыми руками. Каждый приносил что-то. Чаще всего алкоголь. Тут-то его не достать, но мы в городах покупали, хранили. Потом собирались и, пока старшие не видят, пили. Ой, что мы тогда творили! Как напьемся, так давай истории травить. Те, кто посмелее был, еще и не такое вытворяли. Были времена, не то что сейчас. Нынешняя молодежь совсем ни на что не годна. Эх!

Компания вновь расхохоталась. Было видно, что смех наигранный. Книр был негласным лидером, задававшим тон всей беседе. Остальные же хотели только выслужиться.

– Вы правы. Тогда я пойду. Хвала Червене!

Приложив кулак к груди, Брэзен отсалютовал. Полковник только кивнул, как бы говоря, что тот может быть свободен. Развернувшись на каблуках, Брэзен поспешил уйти.

Встреча и разговор не удались. Злость застилала глаза. Грузно ступая, Брэзен направился к палатке персонала, в которой находились койки врачей и его в том числе. Книр был прав в одном – смена окончена и пора было отдохнуть. Но черт возьми! Брэзен все никак не мог унять злости. Прокручивая разговор снова и снова, он не мог выбросить его из головы.

– Самодовольный индюк!

Этот снисходительный тон, это презрительное отношение, эти фальшивые улыбочки и напыщенность. Обуреваемый раздражением, Брэзен дошел до палатки. Внутри уже были люди. Кто-то копался в вещах, многие лежали на койках. Подойдя к своей, Брэзен со злостью плюхнулся прямо на нее, стянул один сапог, затем второй, не снимая шинели, улегся. Спать ему не хотелось. Сначала он думал о поведении полковника, но, со временем успокоившись, начал мыслить более рационально.

То, как Книр говорил, – это одно, но то, как он смотрел, – это совсем другое. Ему же не показалось? Это было не раздражение. Конечно, беспокоить полковника после окончания рабочего времени – это неправильно, к тому же тот с коллегами отдыхал, но повел себя излишне строго. Это было не раздражение, но угроза. Зачем? Предупреждение не лезть не свои дела? Тоже странно. Конечно, все уже знали, как настойчиво Брэзен старался вытащить заключенного, но если бы дело было только в этом. Традьютриз говорил о каких-то лекарствах. Что, если поведение полковника связано именно с этим? Но что это могло быть? Не мог же Книр давать им что-то неразрешенное? Он, конечно, тот еще чванливый выскочка, но не негодяй.

Брэзен долго ворочался. Сегодня он хотел лечь пораньше, но, несмотря на усталость, сон не шел. Голова была слишком забита мыслями. До отбоя было время, однако большая палата, уставленная койками, была наполнена людьми. Смены всегда заканчивались поздно, а вставать необходимо было рано, поэтому сразу шли сюда, чтобы лечь спать как можно раньше. Некоторые из присутствующих разбирались с одеждой или готовились ко сну, но были уже и те, кто посапывал. С разных сторон все чаще раздавалось тихое дыхание.

Что же делать? С Книром говорить бесполезно, он уже дал это понять. На складе тоже нет никакой информации. Идти к начальнику штаба бессмысленно: в прошлый раз он долго ждал, чтобы получить разрешение на встречу. Обратиться к главе госпиталя? Да тот и говорить с Брэзеном не станет. Книр был прав. Кто Брэзен? Обычный солдат, которых сотни тысяч. Никто не станет его слушать. Но нужно было действовать и действовать быстро. Оставалось только одно – разузнать все самому.

Спокойно поднявшись на койке, Брэзен встал, натянул сапоги и направился к выходу. Он принял решение, осталось его воплотить. Выйдя из палатки, он медленным шагом направился вдоль тропинки, ведущей к остальной части лагеря. Все должно было выглядеть так, будто он прогуливается перед сном.

Ближе к вечеру по всему лагерю зажигали огни. У каждой палатки и вдоль основных тропинок были установлены специальные факелы. Конструкция была проста, как и изготовление: палки обматывались паклей и пропитывались горючим, после чего вставлялись в кронштейны. Их поджигали вечером, и горючего как раз хватало до самого утра. Света они давали немного – лагерь все еще тонул в полутьме, но факелы источали тепло, которое хоть немного согревало продрогших солдат. Местами дозорные разжигали целые костры. Около тех всегда было многолюдно. Столпившись вокруг, размытые тени тянули свои руки к огню, переминались с ноги на ногу в попытках согреться. Если бы религия не была запрещена, то Брэзен сказал бы, что это похоже на ритуальный танец. Было в этом что-то мистическое.

Ночью работа в лагере не останавливалась. Многие были на своих постах, кто-то нес караул. Неясные тени одиноких прохожих скользили по палаткам. Пройдя мимо пары, Брэзен оказался у госпиталя. Внутри горел свет. Во избежание пожара внутри зажигали газовые горелки. Света от них было больше, но тепла они почти не давали. Люди были и здесь. Никто не знал, когда прибудут пострадавшие, поэтому даже ночью здесь всегда были дежурные.

Тент, служивший кабинетом Книра, примыкал к остальным палаткам. Брэзен знал, как к нему пройти, но сделать это было нужно незаметно. Конечно, он мог бы сказать, что забыл здесь что-то или ему нужно какое-то лекарство, но его присутствие здесь было бы подозрительным. Поэтому, прождав какое-то время недалеко на улице, Брэзен улучил момент, когда дежурный отлучится с поста, и проникнул внутрь. Он уже много времени работал здесь, но еще никогда ему не приходилось проходить тайно. Адреналин зашкаливал, нервы сдавали. Участившееся дыхание казалось громче шагов. Тело бросило в дрожь.

Пройдя мимо поста дежурного, он нырнул в коридор. Невдалеке слышались голоса: несколько врачей, видимо, дежурные, собрались вместе в небольшой комнатке, служившей комнатой отдыха персонала. О чем они говорили, было непонятно, но, судя по интонациям, они шутили. Это был отличный шанс. Минуя несколько палаток и коридоров, Брэзен оказался перед кабинетом Книра. Внутри темно. Осторожно придвинувшись, Брэзен просунул внутрь голову. Прислушался. В палатке стояла тишина – видимо, хозяин отсутствовал. Обуреваемый страхом, Брэзен проскользнул внутрь.

Здесь было так же мало мебели, как и везде. Прямо напротив входа располагался стол, за которым Книр любил вальяжно посиживать, закинув ногу на ногу. Подойдя к нему, Брэзен осмотрелся. Сделать это было сложно: лампы у него не было, да и брать ее было нельзя – его бы точно с ней заметили. Единственным освещением служили уличные факелы, чей свет едва ли проникал внутрь, разгоняя плотную тьму. Но даже так было видно, что на столе нет никаких бумаг. Начать поиски Брэзен решил с ящиков стола. К его удивлению, они не были заперты. Внутри лежали документы и некоторые личные вещи, в числе которых были часы на цепочке, расческа и фото, с которого на него смотрели высокая статная женщина со строгим лицом и маленькая девочка, беспечно сияющая своей беззубой улыбкой. Остановив на фото внимание всего на секунду, Брэзен продолжил рыться в документах. Отчеты о поступивших пациентах, сводки врачей, старые приказы, распоряжения начальства. Брэзен не знал, что именно он ищет, но это было точно не оно. Сложив все обратно, он суетливо двинулся дальше. Осмотрелся. Кроме стола, в палатке были стул, деревянный шкафчик и небольшой деревянный стеллаж, заполненный всевозможными книгами, папками и бумагами. Двинулся к шкафу, стараясь ступать бесшумно. Шкаф был небольшим и узким. Брэзен осторожно дернул за ручку: не заперто. Тогда он потянул сильнее. Дверца предательски скрипнула. От резкого звука рука дрогнула, а сердце упало, но уже через мгновение по телу начал расползаться жар ужаса. Брэзен стоял, прислушиваясь, но, к его удивлению, разговоры врачей, доносившиеся из соседней палатки, не прекратились. Казалось, шума никто даже не заметил. Прислушиваясь, Брэзен простоял так еще немного. Его никто не хватился. Он продолжил свое дело.

В шкафу были только одежда и халат, но, присмотревшись, Брэзен заметил внизу какой-то ящик. Присев, он приблизил к нему лицо – сейф. Довольно простой, железный, но заперт на замок. Нужен ключ, а уж его-то Книр наверняка носит с собой. Видимо, в сейфе хранились особо важные распоряжения. Больше в шкафу ничего не было. Осторожно, стараясь не шуметь, Брэзен закрыл дверцу. На этот раз все прошло беззвучно.

Остался только стеллаж. В спешке Брэзен стал рыскать по полкам. В темноте почти ничего не было видно, но, поднося бумаги к свету факелов, Брэзен пролистывал папки одну за другой. Документы, оставленные в стеллаже, уже подходили к концу, и Брэзен стал отчаиваться, пока в одной из папок он не натолкнулся на заветное слово – «пленные». То, что он искал! Папка была увесистой и содержала много бумаг: осмотр пленных, медицинские заключения, данные о состоянии здоровья. Много документов за разные даты, но Брэзена привлек только один. Вверху стопки листов, скрепленных между собой, значилось слово «Эксперимент».

========== Глава 24 ==========

Он не заметил, как оказался на улице. Придя в сознание, Брэзен был уже далеко от госпиталя. Вокруг никого. Тихий гомон засыпающего лагеря остался далеко позади. Только потом он заметил, как быстро дышит – видимо, сюда он бежал. Легкие надрывались в разгоряченном теле. В попытках успокоиться Брэзен жадно хватал ртом воздух, но это причиняло боль – морозный, тот, словно стекло, царапал горло. Вновь попытавшись отойти от бега, Брэзен сделал еще несколько болезненных вдохов, однако всколыхнувшаяся ярость свела эти попытки на нет.

Как они могли? Этот вопрос, подобно бегу крови, стучал у него в голове. Какими ублюдками нужно быть, чтобы творить такое? Кокаин? Они же врачи, они знают, что это! Кокаин известен издревле, еще много лет назад люди жевали листья коки, это придавало сил и делало человека более выносливым. Впоследствии был синтезирован и сам кокаин, который стали применять как местный анестетик. Но уже многие годы назад было доказано, что кокаин вызывает привыкание, а в высоких дозах – множество побочных симптомов, отравления, и может даже привести к летальному исходу. Конечно, некоторые ученые применяют его и по сей день за неимением альтернатив, но это опасно, и к этому прибегают только в самых крайних случаях.

Брэзен знал о последних разработках в этой области, коих было немного, но все они были нацелены на одно. Кокаин обладает как положительными эффектами, в том числе анестезия, так и отрицательными, поэтому ученые стремились синтезировать новое вещество на основе кокаина, обладающее исключительно полезными, с точки зрения медицины, аспектами, и при этом не вызывающее побочных эффектов и привыкания.

Исследования в этой области велись и продвигались медленно. Лучшие умы уже не один десяток лет бились над решением задачи, но так и не приблизились к удовлетворительному результату. Выдвигались различные теории, синтезировались новые вещества, которые опробовались на добровольцах. При каждой медицинской лаборатории время от времени проводились клинические исследования, к которым привлекали добровольцев из числа граждан. Им давали подписывать согласие после детальной консультации, иногда даже предлагали плату. Но проводить эксперименты на ничего не подозревающих и беспомощных людях, находящихся в плену без возможности отказаться… Это было бесчеловечно.

Брэзен никогда не позволял себе такого. Без отца о нем заботилась лишь мать. Каждый день она, уставшая, приходила поздно с завода, готовила ужин и обязательно уделяла время ему. Но несмотря на ее нежность и заботу, он знал, как ей тяжело. Взвалив на себя заботу о нем, Ода работала не покладая рук, и он не хотел быть обузой. Отличные оценки, идеальная дисциплина – все, чтобы хоть немного облегчить матери жизнь. Поэтому он зачастую скрывал переживания внутри, не позволяя отрицательным чувствам брать над ним верх и создавать неприятности. Теперь его мать мертва, а его единственного друга, оставшегося в живых, медленно и бесшумно убивают. Укол за уколом.

Ненависть, которую он пытался подавить, вырвалась наружу. Брэзен не отдавал себе отчета, перед глазами была пелена. В исступленном гневе он начал пинать все, что было вокруг. Обступившие его деревья тоже попали под удар. Этой участи не избежали и немногочисленные растения. С сухим треском ветви одиноких кустарников ломались, а безжизненная трава, покрытая сероватым инеем, давилась тяжелой подошвой солдатских ботинок. Рыча, словно раненый зверь, Брэзен не прекращал биться в гневе, пока не рухнул на колени, исчерпав всю энергию.

Медленно и тяжело дыша, он сидел в изнеможении на холодной земле. Один, в небольшом пролеске, на некотором отдалении от лагеря. За это время никто к нему не пришел, что значило – его стенаний не слышали. Только безмолвные деревья были тому свидетелями.

Однако успокоившись, он все никак не мог прийти в себя. Как они могли? Они ведь врачи! Предназначение врача – спасение жизни. Помощь и спасение – это то, что должен делать врач, но не убивать. Причинять вред – противоестественно. Брэзен всегда полагал, что на жестокость способны только военные, как тогда, в Руинэ. Все ведь знали, что в городе люди, но, несмотря на это, военные решили прибегнуть к химическому оружию. Они убили, убили всех! А потом праздновали победу! Сидели и ели праздничную еду, запивая все алкоголем по такому случаю. Все сводки наверняка были о победе. Своими глубокими и доверительными голосами дикторы вещали из каждого рупора: «Наши великие воины одержали очередную победу! Объединёнными усилиями пехотных и артиллерийских полков была взята крепость Руинэ – оплот вражеской армии! Без их подвига мы бы не продвинулись вперед, без их жертв мы бы не достигли победы. Слава нашим героям! Хвала Червене»! Брэзен это ненавидел. Герои? Да они просто безжалостные убийцы! Для них любой человек, не в такой же форме, как их собственная, – враг, который должен быть уничтожен. Для них результат всегда дороже средств. Брэзен ненавидел солдат, именно поэтому он так хотел быть врачом. Спасать жизни, а не забирать их. Созидать, а не разрушать.

Брэзен расхохотался. Резонируя среди деревьев, смех раскатывался зловещим эхом. Каким же наивным он был. Ну и дурак! Врач, спасать жизни, возвышенные идеалы! Бред! В условиях войны врач – это всего лишь один из инструментов, с помощью которых орудуют военные. Столько лет… Он потратил на обучение столько лет, ведомый какими-то эфемерными идеалами, а на деле он очередной винтик этой махины под названием «Война», такой же инструмент, как и все.

Уставший и надломленный, он еще нескоро вернулся в лагерь. Только когда понял, что смертельно замерз. Подойдя к одному из костров, окружённому небольшой группой, он уселся на мешок, сваленный с другими неподалеку. Кто были эти люди, стоящие около него, Брэзен не видел. Да ему было все равно, как и незнакомцам: вопросов те задавать не стали. Переговариваясь между собой, пару раз попытались втянуть его в беседу, но Брэзен остался безмолвным. Мысль о беспечных беседах про завтрашний обед или формы новой сотрудницы кухни ему претила, но и уйти он не мог: сил не осталось. Замерзшее тело начало оттаивать, наливаясь тяжестью. Брэзена разморило. Мозгу было тошно слушать все это, но тело было слишком грузным, чтобы двигаться. Обездвиженный приятным теплом, он удобно устроился на мешках. Сознание начало уплывать, разговор исчезать, пока не стал доноситься только с самых задворков сознания. Голова очистилась, став совершенно пустой. Находясь в приятной дреме, Брэзен не заметил, как наступило утро.