Текст книги "Призрак замка Баттерфляй (СИ)"

Автор книги: IllusionAndDream

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Хорошо, я помогу вам, принцесса, – сдалась служанка, понурив голову, и Астерия радостно вскрикнула, кинувшись на шею подруги.

– Ты так добра, Герда! Спасибо тебе! – восклицала девушка, прижимая девушку к себе и едва ли не плача от счастья, что не она одна разделяет боль маленького существа.

– Ну-ну, принцесса, – служанка отстранила Астерию, и её губы тоже невольно расплылись в лёгкой улыбке. – Нам нужно всё подготовить, и вечером, когда все разойдутся, я вам обещаю, мы спасём его.

Принцесса с готовностью кивнула, и девушки, присев на софу, стали тихо обговаривать план спасения монстра, к которому обе прониклись тёплыми чувствами.

***

Маленький ящер жался к деревянному столбу, тихо скуля от боли во всём теле и сковывающего холода ночи. Люди закончили свои увеселения и разбрелись, а монстра так и оставили сидеть на сырой земле и истекать кровью. Было больно, очень больно, но он не мог понять, чем заслужил подобное. Он не знал, что провинился лишь только тем, что был не похож на тех, кто его мучил. Ящерёнок был наивнее любого мьюнианского ребёнка и даже сейчас, едва дыша, слабенько, но улыбался. Циркач соврал: он не ловил монстра, тот сам подполз к нему, не подозревая об опасности. Он бегал по пустынным болотам, совершенно один, заблудился и, когда увидел живых существ, очень обрадовался, что его нашли и теперь, должно быть, спасут. У него не было родителей, которые бы сейчас рыскали в его поисках, а остальные монстры были настолько запуганы силой и властью мьюнианцев, что пропажа какого-то ребёнка была им не дороже собственных шкур. Это жестоко, но это так. Ведь они, взрослые монстры, такие же беззащитные против мьюнианцев, как и этот ящер. Сейчас он не был напуган, он был рад, что здесь рядом кто-то есть, что он не один. Он был настолько одинок, что даже люди, жестокость которых он всё равно не понимал, казались ему спасением.

– Принцесса, если нас увидят, нам конец! – взволнованно прошептала Герда, когда они, закутавшись в длинные тёмные плащи и закрыв головы капюшонами, спешно, в тени садовых деревьев, пробирались к месту проведения ярмарки.

– Не бойся, Герда, я всё объясню. Скажу, что я захотела понаблюдать за восходом солнца, а ты, не сумев меня переубедить, пошла со мной, чтобы обеспечить мою безопасность, – протараторила Астерия, словно заучила этот план, как мантру.

– Если убрать часть про восход солнца, то это правда, – проворчала девушка, отведя хмурый взгляд в сторону. Они уже подходили к площадке, оставалось только найти место, где лежал монстрёнок, чтобы как можно быстро освободить его и унести. Каждая минута была на счету, поэтому, если Астерия была особенно возбуждена, то Герда была особенно напугана тем, что их могут заметить, и тогда одной из них, а именно ей самой, точно несдобровать.

– Стой! – тихо воскликнула Астерия и выкинула руку в сторону, останавливая Герду. Та передёрнулась от неожиданности, едва сдержала крик и удивлённо посмотрела на принцессу, которая напряжённо вслушивалась во что-то. Немного погодя, служанка и сама услышала негромкое сопение, то и дело прерывавшееся всхлипываниями и тонким скулящим голоском.

Астерия осторожно выглянула из-за двух больших палаток и увидела почти в самой середине площади ребёнка, замёрзшего, забитого и дрожащего, как осиновый лист. Девушка, несмотря на увещевания подруги, пробралась через палатки и оказалась на освещённой лунным светом площади. Герда, вне себя от ужаса, выскочила за ней.

«Вот и настал мой конец!» – подумала она про себя, уже представляя, как восходит на эшафот и плачет, и умоляет пощадить, и говорит о том, как хочет жить… впрочем, она всегда была несколько мнительна.

Принцесса семенящими шажками подбежала к монстру, который одарил её самым беззаветным и светлым взглядом, на который не способны никакие люди. Астерия зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от его истерзанного, кровавого вида. Слёзы покатились по щекам сами собой, но она, сдержав себя, бросилась к ящеру, дрожащими руками пытаясь порвать цепь. Герде вдруг показалось на миг, что в одном из широких окон дворца промелькнул чей-то силуэт, и она в панике обрушилась на Астерию, слегка потрясывая её за плечи.

– Ключ! Скорее! – на выдохе воскликнула она.

Принцесса только теперь вспомнила о том, что выкрала у спящего беспробудным пьяным сном циркача ключ от цепей, и смело запустила руку в карман плаща, тут же нащупав металл предмета. Ловкими движениями рук она отперла цепи (неизвестно, откуда в ней было столько юркости) и с невиданным ей ранее счастьем прижала к груди маленькое и совершенно растерянное существо. Кровь от ран запачкала её плащ и немного платье, но Астерию это мало волновало. Сняв с себя накидку (чем буквально сразила Герду), принцесса заботливо завернула в неё малыша и прошмыгнула обратно за палатки, увлекая за собой и опешившую служанку. Как так можно, снять своё прикрытие! Им точно придётся несладко…

Успешно вернувшись во дворец, Астерия с монстром убежала в свою комнату, послав Герду за всем необходимым для оказания медицинской помощи. Суетливая служанка на едва слушавшихся её ногах поспешила в кабинет врача, чтобы запастись бинтами, лекарственными настоями и прочим. Не будем описывать весь её путь, всю тревогу и все иллюзорные ужасы, что она пережила, пока добиралась до кабинета и пыталась оставаться незамеченной. Короче, когда она вернулась в комнату принцессы, та уже успела переодеть ребёнка, умыть и даже расчесать. Герда же зашла как раз в тот момент, когда Астерия, усадив монстра себе на колени, любовно кормила его с ложки кашей. Подумать только, пока служанка ходила за одними только медикаментами, принцесса уже успела где-то сыскать одежду и еду, успела сбегать и в гардеробную, и на кухню! Прыткость, совершенно не свойственная девушкам её положения, поразила Герду.

– Представляешь, он уже умеет немного говорить, – с невыразимым восторгом рассказывала ей Астерия, пока служанка обрабатывала раны детёнышу, – он сказал, что его зовут Тоффи, и он заблудился на болотах. Наши нашли его, когда делали вылазку, и решили забрать себе, – уже с ужасным недовольством продолжала принцесса. – Это ужасно! Будь я королевой, я бы отрубила головы им всем! – Герда вздрогнула при этих словах, но ничего не ответила.

Тоффи оказался удивительно смышлёным для монстра, особенно для ребёнка. Как мог, он рассказал им о своей жизни. О том, как любил собирать цветы в чаще леса; о том, как жил в маленькой деревушке в самом сердце леса и как однажды проснулся в ней совершенно один, пробродил по улицам до вечера, но так никого и не нашёл; о своих приключениях после потери родителей и сородичей; в конце концов, о том, как его «спасители» (которых он до сих пор считал таковыми) принесли его сюда. Это уже потом, подрастая, он будет понимать, что те, кто когда-то нашли его скитающимся по болотам, вовсе не были его благодетелями, что мир намного более жесток, чем он думал, что таким, как он, лучше носу не казать в земли мьюнианцев, что таким, как он, не следует и мечтать о нормальной жизни. Но сейчас Тоффи был по-детски счастлив и радовался, что его забрали с жуткого холода, царившего на ночной улице. Во всё время его спотыкающегося, местами непонятного рассказа Астерия несколько раз заливалась слезами, а Герда лишь как-то стыдливо глядела в окно, словно бы стеснялась проявлять сочувствие к монстру.

С тех пор Тоффи жил в комнате Астерии. Благо, её покои были настолько велики, что и не одного монстра можно было там спрятать. Исчезновение «подарка» никого особо не озаботило, а Герда, для верности, сказала, что сама видела, как ящер испустил свой последний вздох. Астерия устроила ему небольшую, но уютную спальню в своём будуаре, который всё равно редко посещала, и в который не было разрешено входить прислуге и кому бы то ни было ещё, что было весьма удобно. Тоффи не пришлось долго объяснять, почему ему нельзя выходить за пределы своей комнаты и комнаты принцессы, он как-то сразу понял, что стоит слушаться «маму», как он сам её теперь называл. И всё же, видя, как медленно чахнет ящерёнок без свежего воздуха и свободного простора лесов, Астерия иногда, преимущественно по ночам, всё-таки водила Тоффи на прогулки по лесу или саду (чем просто сводила с ума свою верную подругу). Благодаря этому, королевский сад, со всеми его лабиринтами и закоулками, Тоффи выучил наизусть.

Несмотря на огромный страх быть обезглавленной, Герда так и не выдала тайну принцессы. Она не считала себя вправе говорить кому-то о том, что сделала Астерия. Служанка считала это подвигом, достойным уважения, и знала, что никогда бы не решилась на подобное, а потому Астерия в её глазах была просто святой. Незаметно для себя и она сблизилась с Тоффи, играла с ним, учила его читать (Астерия же обучала его письму и этикету), и вскоре сама привязалась к этому милому существу. Да, милому. Герда никогда и подумать не могла, что сможет проникнуться хоть к одному из монстров теплыми чувствами. Но Тоффи изменил её мировоззрение полностью. Она не раз спасала Астерию и Тоффи от раскрытия их секрета, чем навлекала и на саму себя беду, но Герду это уже не волновало. Благодаря Тоффи она стала смелее и лучше. Ей теперь было стыдно за своё поведение в прошлом, и она не смела даже надеяться на то, чтобы занять в сердце ящерёнка отдельное место. Однако бескорыстный и искренний малыш и её вскоре стал называть «тётушкой», чем донельзя растрогал девушку.

– Вы станете прекрасной матерью, принцесса, – повторяла умилённая Герда, когда вновь и вновь видела, как Астерия любит и как заботится о Тоффи, который стал для неё даже больше, чем приёмным сыном. При таких словах она обычно краснела, смущённо улыбалась и скромно молчала.

Однако матерью ей стать так и не довелось.

Это были счастливые семь лет. Семь лет радости, любви и счастья. Герда больше не знала и не помнила времени светлее, да и не хотела чем-то его затмевать.

Неизвестно, отчего скончалась, в самом цвете своих лет, принцесса Астерия. Многие придавали её смерти мистическое значение, говорили, что она отдала свою жизнь новорожденной принцессе Мун, потому как роды её матери были очень тяжёлыми и грозили смертью и роженице, и ребёнку. Но, в отличие от других, Герда знала и понимала истинную причину – Астерия просто не могла жить в обществе жестоких, алчных и злых людей, какие окружали её с самого её рождения. Она чахла среди них, она не могла терпеть всю неискренность, лицемерность собственной жизни. Тоффи был в ней светлым пятном, но, к сожалению, когда он появился, душевные силы принцессы уже начинали увядать, а потому его появление лишь отсрочило их окончательное угасание. Астерия умерла тихо, спокойно, не подпустив к своему смертному одру ни брата, ни его жену, никого из приближённых. В тот мир её провожали лишь преданная и самая настоящая подруга Гедра и возлюбленный сын Тоффи, прорыдавший на груди умирающей девушки все её последние дни. Он был уже юношей и прекрасно понимал, что теряет одного из самых дорогих ему существ во всём мире, и ничего, абсолютно ничего не может с этим поделать. Астерия же лишь ослабленно улыбалась и гладила обмякшей рукой вздрагивающую спину Тоффи, одаривая последними безутешными ласками.

– Ты знаешь, Тоффи, я бы не смогла жить без тебя, но ты сможешь жить без меня, – говорила она севшим голосом. – Ты сильный, в тебе есть талант, дар музыки, именно в ней ты всегда найдёшь утешение. Прошу тебя, после моей смерти…

– Нет, ты не умрёшь! – в исступлении вскрикнул Тоффи, подняв на неё свой измученный взгляд. Его хвост судорожно вилял из стороны в сторону, а когти впивались в пуховое одеяло. – Ты будешь жить! Это всего лишь болезнь, она скоро пройдёт!

Астерия печально улыбнулась и провела ледяными пальцами по его мокрой щеке, отводя от неё прилипшие волосы. Её глаза выражали глубокую скорбь, но не по себе, а по Тоффи, которому будет очень тяжко её потерять.

– После моей смерти, – продолжала она, – не бросай игру, не бросай музыку, только в ней и в ваших мыслях, – тут принцесса взглянула на Герду, дрожащую в приступах удерживаемых рыданий, – я буду жить.

Тоффи поглядел на неё в полном отчаянии и, обняв её крепко-крепко, горько заплакал.

Прошло два дня, во время которых принцесса больше не проронила ни слова, лишь глядела куда-то пустым взглядом и чему-то улыбалась. В один день она просто закрыла глаза, и на том её история была окончена.

Зато история Тоффи и Герды продолжалась. После смерти Астерии Тоффи уже нельзя было оставаться в комнате покойной принцессы, а потому Герда решила спрятать его в подвалах замка, где когда-то располагалось королевское убежище на случай, если нападут монстры. Но то было очень давно, и теперь, когда власть Мьюни укрепилась прочно и стойко, укрытие потеряло свою значимость, и было забыто. Мебель, картины и прочие украшения интерьера остались на месте, разве что покрылись вековой пылью. Герде и Тоффи ничего не стоило привести всё в порядок и сделать это место вновь обитаемым. Она после ещё посещала его, но вскоре он сам настолько обжился в замке, что научился справляться со всем самостоятельно. Герда не знала, каким образом были проделаны все эти многочисленные тайные ходы, как в его прибежище оказался орган и множество других вещей, но Тоффи никогда не говорил ей об этом. Лишь заверял её, что никто и никогда не узнает о его существовании, а потому ни ей, ни её детям бояться нечего. Однако Герда так и осталась «старой девой», так и не обзаведясь ни мужем, ни детьми, а потому хранила тайну загадочного жителя подземелий одна.

Через некоторое время пропажа различных вещей, еды, отдалённые звуки игры на органе стали приписываться некоему Призраку, оберегавшему семью Баттерфляй, о чём мы уже знаем. Эта легенда была очень удобна для Тоффи, а потому он старался её всячески поддерживать. Так он и жил, в уединении и одиночестве, изредка посещаемый Гердой (Тоффи сам запретил ей слишком часто приходить, говоря о большой опасности, которой она подвергается). Он пронёс тёплые воспоминания об Астерии через все невзгоды и страдания, но не мог не благодарить её за ту жизнь, что она ему дала. Пусть его существование и отличалось от других людей, он не знал и не хотел знать лучшей участи. У него была музыка, в которой он, как и завещала Астерия, нашёл все отрады своей жизни. Однако она не предупреждала о том, что однажды он возымеет нечто даже более дорогое, чем музыка. Он не знал, что найдёт своего ангела – Мун, которая станет для него, как он когда-то стал для одинокой принцессы, лучиком света в непроходимой тьме его души.

***

Тоффи доканчивал пейзаж, который получился на удивление красочным и выразительным. Несмотря на свою неопытность в подобном виде живописи, Тоффи удалось необыкновенно точно изобразить ночное небо, уже подёрнутое румянцем скорого восхода, угасающие звёзды и тёмные кроны далёких деревьев. Но что-то в груди всё кололо его. Он запустил руку под воротник рубашки и извлёк на свет небольшой медальон. Открыв его, Тоффи увидел лицо прекрасной девушки, взиравшей на него своими изумрудными глазами – это была Астерия. Слегка пожелтевшее изображение не потеряло своей красоты и было дополнено прядкой иссиня-чёрных волос, которую Тоффи срезал у покойной принцессы.

– Мама, почему ты никогда не говорила мне, что любовь – это самое прекрасное и самое тяжкое, что только может познать монстр? – горько усмехнувшись, проговорил Тоффи.

Комментарий к Глава 6. Дитя Пустыни

Название главы – отсылка к песне “Minnie Driver – Learn To Be Lonely”.

========== Глава 0. Заметает ==========

Комментарий к Глава 0. Заметает

Данная глава никак не связана с основной сюжетной линией и является целиком и полностью просто ответвлением от фанфика, которое не влияет ни на какие последующие события и отношения персонажей. Эта глава – просто моё неловкое извинение за ваше затянувшееся ожидание.

Спасибо, что вы со мной :’)

Плотная корка снега под ногами лёгкой Мун, ломаясь, едва хрустела. Не в пример Тоффи, который проваливался в белый покров по колено, недовольно кряхтя.

– И чего тебе не сиделось у меня? – пробурчал Призрак, высоко поднимая ноги, тщетно пытаясь двигаться быстрее, чтобы догнать резвую принцессу. Закутанный по самый нос, в маске, он едва мог угнаться за ней.

– Не гунди, Тоффи! – весело отозвалась Мун, оглашая поляну, на которой они находились, своим звонким, почти детским, голосом. – Будет весело! Нужно же тебе хоть иногда выбираться из своей пещеры!

– В ней хотя бы сухо и тепло, – насупился Призрак, поглубже зарывшись в шарф.

– О, перестань! Снег на Мьюни тает быстро, так что насладиться зимой нужно как можно скорее, – Мун наклонилась и, незаметно для Призрака, собрала горсть снега в руки, придавая ей форму.

– Чем наслаждаться? – не без раздражения процедил Тоффи. Его порядком изводила позитивность подруги. – В зиме нет ничего поэтичного, в ней нет музыки, она… Ай! – не успел ящер договорить, как с неудовольствием ощутил жгучий холод, что резал правый глаз: это проворная Мун, наскоро слепив снежок, метко попала им прямо в цель.

Тоффи обомлел напрочь. Какая наглость! Да она издевается! Вытащить его на гадкий мороз из тёплого места, вести по голым лесам и нехоженым тропам, чтобы в итоге огреть снегом! Тоффи чувствовал, как гнев разливается по жилам, согревая его холоднокровную плоть.

– Мун… – выдавил он, пытаясь сохранить спокойствие. Но договорить ему снова было не суждено.

Мун заливалась смехом. Хохотом. Она повернулась к нему, слегка откинув голову назад и взявшись рукой за живот. Только сейчас Тоффи заметил, как колкий мороз разрумянил её бледные щёки, как пряди волос, выбившиеся из-под капюшона мехового пальто, отливали серебром на холодном солнце, покрытые лёгким инеем, и как бесконечно мило и счастливо она выглядела в этот момент. Тоффи не видел её такой, искренне весёлой, без этой печати грусти и задумчивости в глазах, с самого детства.

– Ты такой смешной, Тоффи! – еле выговорила сквозь смех Мун, согнувшаяся пополам. Его перекошенное от изумления лицо, точнее та часть, что виднелась из-под маски, расширившиеся глаза, застывшая поза и, наконец, растерянность, мгновенно заменившая недовольство – всё это до колик в животе смешило её.

Снег не таял на коже Тоффи, поэтому ящер сам смахнул его, не сводя взгляда уже двух глаз с Мун. Чем это таким она в него кинула? Воспользовавшись отвлечённым «противником», Тоффи загрёб в лапу снег, тут же запустив его в принцессу. Та вздрогнула от неожиданности, хотела увернуться, но вместо этого свалилась, утопая в снегу.

Тоффи несколько злорадно улыбнулся, заметив кстати, как непривычно подрагивают кончики его рта.

– Я попал! – констатировал он, не удержавшись от трёх коротких смешков, пока наблюдал за попытками Мун подняться. Тоффи подошёл к ней, взяв за руку. – А теперь вставай, и идём домой.

Тоффи потянул её за руку, чтобы привести в вертикальное положение, но принцесса вставать была явно не намерена.

– Ну уж нет! – весело заявила она и со всей силой, которая у неё только была, дёрнула Призрака вниз. Тот, не ожидавший подобного выпада, угодил прямиком в снежное покрывало носом, оглашаемый новым приступом смеха.

– Это война, – Тоффи высунулся из сугроба, поглядев на Мун так, что та чуть не приняла его слова всерьёз. Но, быстро придя в себя, снова рассмеялась и вскочила, убегая.

– Для начала догони! – бросила вслед, попутно набирая в руки снежки.

– Стоять! – Призрак применил всю свою немалую ловкость, чтобы так же быстро выбраться из снежного завала и подняться.

Но плотная одежда сковывала движения, а снег оказался ещё более глубоким. Кряхтя и переливаясь с боку на бок, словно ворчливый пингвин, Тоффи всё же встал на ноги и понёсся за принцессой.

***

– Тоффи, ну где ты? – за высокими сугробами было легко спрятаться. Именно этим и воспользовался Призрак, весь забросанный снегом. – Если ты обиделся, то извини меня! Можешь закидать меня снежками, если хочешь, только выходи уже!

Обыскивая каждый закуток, Мун совсем не заметила, как чей-то длинный хвост обвился вокруг её лодыжки, а потому вскрикнула, когда он, резко дёрнувшись, отправил её в краткосрочный полёт.

Принцесса, феерично взмахнув руками, свалилась на спину, уставившись широко распахнутыми глазами в чистое зимнее небо, на фоне которого появился нависший над ней Призрак. Да не просто Призрак, а смеющийся во весь голос Призрак!

– Видела бы ты своё лицо! – восторженно воскликнул Тоффи, хлопая себя по коленям.

Мун в шоке перевела взгляд на него, не веря в то, что слышит. Призрак смеялся по-настоящему, от всей души, не стремясь скрыть за маской эмоции. Если бы могла, Мун сорвала бы с него эту пресловутую маску снова, лишь бы увидеть его улыбку.

Отсмеявшись, Тоффи в мгновение вновь стал серьёзным и собранным, словно не он несколько секунд назад надрывался от смеха.

– А теперь можем и возвращаться, – запустив лапы под спину принцессы, Тоффи поднял её над землёй, унося в замок.

Мун воззрилась на него всё ещё в изумлении, удивлённая такой быстрой переменой настроения. Тоффи же даже не смотрел на неё, глядя прямо перед собой. В его руках было уютно и комфортно, они словно укрывали от всех возможных бед, а потому Мун проигнорировала тот факт, что вполне может идти и сама, и просто положила голову ему на плечо, прикрыв глаза. Эта погоня, продлившаяся аж целый час, несколько утомила даже её. Ей уже не хотелось думать ни о чём, лишь ощущать холод снежинок, падавших на лицо, да силу объятий Тоффи. До замка они добрались в полном молчании.

***

Тоффи донёс Мун до дворца, после чего отпустил и наказал хорошенько прогреться, а сам скрылся в своём логове. Они могли не волноваться о том, что кто-нибудь их заметит: родители Мун уехали на вечер к семье Моршье, оставив дочь, сославшуюся на плохое самочувствие, одну.

Уединившись в своей комнате с чашкой горячего шоколада, завернувшись в тёплый плед, Мун забралась на подоконник. Они вернулись как раз вовремя: за окном заметало, вьюга началась аккурат после их ухода и сейчас разыгрывалась на улицах королевства, покрывая дороги ещё одним толстым слоем снега. Королю и королеве явно придётся остаться на ночь в гостях, ведь никакие кареты не проедут сквозь такую пургу. Мун была рада свободе, распространившуюся ещё на один день, а может, и на два.

Белая завеса накрыла Мьюни. Вьюга разносила снег по всем уголкам королевства, заметая крыши домов, окна и двери. Темнело, но за метелью сумеречного неба совсем не было видно. Мун куталась в пушистый плед, который становился ещё теплее и приятнее от осознания того, что она сейчас не мёрзнет на улице, усыпанная снегом, а нежится в ласковом уюте комнаты, попивая ароматный напиток. Не хватало лишь Тоффи рядом, да жаль, Призраку опасно выходить из своего укрытия.

Вспомнив о Тоффи, Мун вдруг ощутила скуку и лёгкое одиночество. Её неожиданно сильно потянуло туда, вниз, к любимому другу.

Не медля больше ни минуты, принцесса спрыгнула на пол и побежала в библиотеку, не скидывая плед.

Мун с трепетом открыла дубовые двери и проскользнула внутрь, проходя мимо высоких стеллажей, доверху заполненных книгами.

Девушка уже предвкушала звучание родной музыки, которая, она знала, сейчас раздавалась в стенах подземелья.

Дойдя до тайного хода, Мун постучала три раза. Створки открылись. Девушка вошла внутрь, решив провести у Тоффи весь вечер и последующий день.

А за окнами всё так же бушевала вьюга.

========== Глава 7. Грядущее ==========

– Догоняй! – звонкое журчание смеха принцессы огласило поляну.

Мун бежала по мягкой влажной земле, окроплённой ледяными дождями поздней осени. Разноцветный вязаный шарф плотно облегал лебединую шею, спасая от промозглого холода, а клеёнчатый плащ и резиновые сапоги не давали промокнуть под то и дело накрапывающей непогодой.

Ривер гнался за подругой что есть силы, едва перебирая короткими пухлыми ногами, облачёнными, к тому же, в до жути неудобную обувь. Он, маленький и грузный, был не таким резвым, как тонкая принцесса, а потому то и дело останавливался и, не успевая переводить дыхание, бежал вновь. Не то что бы с его физической формой всё было настолько плохо, просто кому легко забираться на пригорки? А отцветшая поляна находилась как раз на небольшом холмике.

Наконец нагнав Мун, Ривер согнулся и упёрся руками в колени, надсадно дыша.

– Всё… Больше… Не могу… – проговорил он едва шевелящимся языком.

Мун с умилением и сожалением поглядела на друга и нежно провела рукой по его жёстковатым кукурузным волосам, отчего вызвала многочисленные, но приятные мурашки на спине юноши.

– Прости, что так тебя замотала! Я иногда забываюсь, – Ривер с усилием поднял голову на неё: Мун одарила его согревающей, лёгкой улыбкой.

Мягкое тепло неожиданно разлилось в его часто вздымающейся груди. Внезапно озноб, что мелко колотил тело, отступил, но лишь на мгновение. Вглядываясь в её светло-голубые глаза, которые не блекли, даже отражая в себе пасмурное небо, Ривер вдруг твёрдо решил для себя кое-что.

– Мун… – отдышавшись и выпрямившись во весь свой небольшой рост, начал Ривер. Мун кивнула, как обычно это делала, давая понять, что готова слушать. – Я обещаю, что в будущем я буду таким сильным и выносливым, что без особых проблем взберусь на любую гору! – услышав тихий, сдерживаемый смешок Мун, Ривер воодушевлённо продолжил: – Даже не так – взберусь на любую гору, держа кого-то на руках!

– Кого, например? – этим вопросом она, видимо, хотела его огорошить, но не тут-то было: Йохансены слов на ветер не бросают.

– Тебя! – выпалил юноша и тут же стушевался. Густая краска брызнула в щёки, и Ривер поспешил скрыть смущение в вороте плаща. Мун любила такие моменты: когда Ривер, в порыве эмоций, сам не понимал, что говорит, а потом вдруг начинал стыдиться собственных слов, что выглядело до невозможности мило, как и в этот раз.

Мун коротко рассмеялась, чем заметно смутила юношу, прячущегося за плащом. Она поспешила успокоить его ласковым взглядом и коснулась кончиками холодных пальцев его щеки.

– Ривер… – с полуубыкой на губах едва слышно произнесла принцесса. Ривер замер, не спеша вытягивать шею из ворота, с трепетом следя за тем, как Мун медленно наклоняется к нему.

– Принцесса Мун! – резко раздавшийся голос служанки отталкивающим зарядом прошёлся между ними. Мун поспешила отринуть от друга, а Ривер, в свою очередь, оглянулся на источник шума: из-за возвышения стала показываться макушка служанки, которая в замешательстве искала королевских отпрысков. – Принц Ривер! – кричала она, поворачивая русую голову то в одну, то в другую сторону. Наконец забравшись на холм, взволнованная женщина подбежала к Мун и Риверу, стараясь справиться с учащённым от физических нагрузок дыханием.

– Герда, здравствуй! – Мун приветливо улыбнулась служанке, сложив сцепленные руки на животе. Ривер неожиданно для себя заметил слабый румянец, что вдруг проступил на её бледных щеках, но тут же отвёл взгляд от девушки, потому как понял, что глазеет на неё вот уже несколько минут. – Что-то случилось? – участливо спросила принцесса у запыхавшейся Герды.

Служанка, наконец, выровняла дыхание и выпрямилась, почтенно поклонившись монаршей дочери. Выражение её лица сменилось с нервно-возбуждённого на серьёзное и отчасти слегка жестковатое. За долгие годы Герда научилась брать себя в руки.

– Её Величество зовёт Ваши Высочества, – тут она поочерёдно кивнула обоим наследникам, – на ужин. Извольте явиться как можно скорее, Ваши родители волнуются, – тон Герды несколько смягчился на последней фразе.

– Хорошо, Герда, мы скоро будем, – кивнула Мун в знак того, что служанка свободна. Герда поклонилась ещё раз (совершенно ненужное действие при окончании разговора, по мнению Мун), после чего удалилась.

Только когда женщина оказалась на достаточно далёком расстоянии от них, Мун устало выдохнула и повернулась к Риверу, всё это время пребывавшему в ступоре и полном молчании.

– Похоже, наша прогулка закончилась, – просто сказала Мун, поведя плечом. Ривер не сразу понял, что принцесса обращается к нему, а потому отреагировал лишь спустя несколько секунд. Принц воззрился на неё несколько растерянным взглядом и мотнул головой, когда девушка протянула ему свою ладонь.

– Да, видимо, – наконец выдавил Ривер и растянул полные губы в неловкой улыбке. Он помедлил, прежде чем взять руку Мун в свою.

– Тогда идём домой, – принцесса потянула юношу вперёд, и тот, словно собачка на поводке, пошёл за ней, погрузившись в размытые воспоминания

Ривер знал Герду. Эта подчас суровая, строгая служанка всегда была для него образом какой-то невероятной силы, которой он не мог противостоять. Этот образ сложился у него, когда принц ещё совсем дитём посещал дворец Баттерфляев, и сейчас он только крепнул. Ривер не понимал, отчего Герда была столь сухой и холодной женщиной, застать улыбку на лице которой, казалось, просто невозможно. Старожилы замка поговаривали, что когда-то Герда не была такой серьёзной и жёсткой. Если верить их словам, в далёком прошлом она была ранимой, вечно чего-то боявшейся и постоянно суетившейся, девушкой. Герда была покорна и исполнительна чуть ли не до паранойи. Что ж, она и сейчас соблюдает свои обязанности с филигранной педантичностью, но всё же раньше, когда-то давно, Герда не делала свою работу автоматически, словно отдельно от самой себя. Герда и сейчас верна и послушна своим господам, но это, всё же, не мешало ей подлавливать Мун и Ривера, ещё детьми, на мелких шалостях и грозиться, что сведения об их «неприемлемых пакостях» непременно дойдут до Королевы. Как правило, Герда ничего не рассказывала своей госпоже, и маленькие шалунишки оставались в безопасности, но ореол страха и неизбежного наказания, что парил вокруг неё в глазах королевских детей, не покидал её и теперь, когда Мун и Ривер, казалось, слишком повзрослели, чтобы бояться какую-то прислугу. И если Мун на правах наследницы чувствовала себя в компании Герды более чем комфортно, то Ривер, пусть и принц, но иноземный, иногда содрогался при виде точёного силуэта женщины. И даже тот факт, что Ривер достаточно давно не видел Герду, не ослаблял производимого на него эффекта. Он заметил, что когда-то полностью русые пряди в некоторых местах засеребрились сединой, а лицо (на которое Ривер предпочитал не смотреть) покрылось характерными морщинками. Герда старела, но внутренняя сила её никуда не исчезла, и Ривер чувствовал это, глядя на удаляющуюся фигуру служанки, что терялась где-то в деревьях, но ещё была видна.

***

А ещё Ривер побаивался Королевы Скай. Мать Мун нагоняла на него чувство собственной ничтожности одним лишь только ледяными взором. Да, его родители были дружны с королевской четой Баттерфляев, однако Риверу до сих пор было трудно представить, как Королева Баттерфляй, вечно отчуждённая, словно каменная статуя, суровая женщина, могла испытывать к кому бы то ни было тёплые чувства, включая дружеские. Ему всегда казалось, что Королева недолюбливает его и не хочет видеть его рядом со своей дочерью, отчего Ривер всегда, находясь подле Мун под зоркими глазами монархини, держался отстранённо и до безобразия скромно. Вот и на этом ужине, после приятной прогулки, Ривер ощущал себя крайне некомфортно под тяжёлым взглядом Королевы и всё старался не смотреть на Мун, хотя не смотреть на неё для него казалось задачей если не невозможной, то крайне непосильной.