Текст книги "Пусть этот дождь идёт вечно (СИ)"

Автор книги: Ie-rey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Кай пригнулся и ускорился, пролетев мимо кабины грузовика как выстрелившая из бутылки шампанского пробка. Зато у водителя грузовика появилась новая причина для волнений, дрожи в руках и резкого поворота вправо ― он едва не расплющил патрульку, пытавшуюся просочиться по правому борту.

– Нарушаем, ― буркнул Кай, полюбовавшись на картину в зеркале заднего вида. Обгонять положено слева, а не справа. Майор Ву определённо должен был рыдать крокодильими слезами ― упустил такую возможность возвысить закон в глазах всех смотрящих на это вот безобразие.

Из окна патрульки жизнерадостно высунулось дуло чего-то, подозрительно похожего на ручной пулемёт. Короткая очередь ― и грузовик лишился колеса, после и вовсе впилился боком в стену тоннеля, хорошо, что не взорвался.

Ладно, майор Ву может не рыдать больше, потому что при таком раскладе у него ещё есть шанс успеть на праздник жизни и грозно потрясти карточкой “Интернационала”. И не только карточкой. Кай, например, был бы очень рад, если бы майор Ву ещё и пистолетом потряс. Хотя пистолет в заданных полицией ― или чем-то, хорошо под полицию замаскированным ― масштабах смотрелся мелко и смешно. Майор Ву мог бы потрясти зениткой ― Кай продемонстрировал бы ему бесконечную признательность за показательное шоу. Ну или постарался бы продемонстрировать.

Мимо на всех парах пролетела на одном колесе изящная “Сирена”. Кай завалился на правую сторону, едва не чиркнув коленом по асфальту ― над шлемом пронеслись по воздуху три бешено вертевшихся колеса и днище, напоминавшее шумовку после очереди из пулемёта. Не особенно смахивало на задержание преступника ― больно уж меры кардинальные.

Обидно, но этим ребятам, кажется, он не нужен настолько же, насколько не нужен Хань. В случае с Ханем он их понимал, но его-то самого за что и почему? Дело в Хане или в нём самом? Чёрт бы их побрал, хоть бы объяснительные писали или уведомления присылали…

Кай свернул в узкий зазор между старыми домами и помчался по извилистым улочкам и крошечным дворикам. Патрульке сюда хода нет, да и вертолёт мог потерять его из-за ветхих перекрытий и многочисленных арок.

На крутом повороте Кай сшиб мусорный бак, до смерти перепугав двух тощих кошек, прошипел “Брысь!” и поехал дальше чуть медленнее ― не хотелось делать в стенах трафареты самим собой и аэробайком.

Итак, на хвосте у него точно не солдаты, хотя стреляли из армейского пулемёта. Положим, с армией у Кая отношения натянутые, но тому есть веская причина. И армии он нужен живой, здоровый и патриотично настроенный. А очереди из пулемёта били первым делом именно по патриотизму.

Нет, если армия носилась с ним прежде как курица с первым яйцом, то убивать его даже сейчас им нет резона. Они и на его шалости с роботами смотрели сквозь пальцы, хотя могли бы привлечь, осудить и упечь ― всё ж законно, дело лишь за доказательствами. При желании состряпать такие доказательства армейской верхушке легко, ведь власть многое позволяет, если пользоваться ею разумно. А в армии дураков мало, вопреки давно сложившемуся представлению. Армии Кай нужен до сих пор, нужен до зарезу, причём не принудительно, а по доброй воле. Его досье запечатано так, что не всякий пёс закона доступ получит, правда, он засветился в рейтинге Экстра Плюс, и любой, кто не просто обладает мозгами, но ещё и умеет ими пользоваться, заподозрит неладное, с другой стороны, есть данные в открытом доступе по психотестам ― довольно убедительно, если не копать слишком глубоко. “Интернационалу” должно хватить, либо они знают правду и спят спокойно. Хотя… Нет, думать о таком не хотелось.

Лу Хань и армия… Что у них общего? Ничего. Армию интересовала Лингва ― точно ― и “касабланка” ― немного. Хань не имел ничего общего ни с первым, ни со вторым, а вот его проект больно бил по рынку “касабланки”. Нет, Хань и армия, скорее, будут на одной стороне: делить им нечего, и мешать друг другу тоже причин нет.

“Интернационал”, псы закона… Нет, эти не станут заниматься ничем подобным. У них есть только закон ― ему и служат. По-всякому служат, да, ручки у них длинные, но тоже грязные ― грязные в рамках закона, ведь у них есть законные привилегии. “Касабланка” нарушает закон, проект Ханя ― нет. И если бы псы закона решили разобраться с Ханем, тот был бы мёртв уже давно и с первого раза. Верить в незыблемость и надёжность “Интернационала” легко, это почти привычка ― застарелая и неискоренимая, но “Интернационал” пока делает всё, чтобы в рядах псов не завелись шакалы. И они не заводятся. Пока что. Можно не любить законников, но уважение они заслужили. Пока что.

Не армия, не “Интернационал”, не полиция… Кому это выгодно?

Правильный вопрос.

Над головой завыло, шлем накрыло сорванным с бельевой верёвки пододеяльником. Кай сдёрнул ткань и резко повернул к арке. Чёртов вертолёт… Даже подумать спокойно не дают, гады!

Под аркой он остановился, перекинул ногу через сиденье и прижался спиной к старой кирпичной кладке. Шлем немного мешал, но снимать его Кай не стал ― не хотел терять ни секунды.

У выезда из арки взметнулась пыль. Кадры в вертолёте должны быстро догадаться, что он торчит под аркой. Вертолёт небольшой, но одного не пошлют, скорее всего, двоих. Если знают, что имеют дело с альфой, конечно. Интуиция подсказывала Каю, что кадры это знают, а интуиция никогда ему плохого не советовала. Он выдернул из чехла на предплечье нож и спрятал в ладони обратным хватом.

У выезда из арки вновь взметнулась пыль. Отвлекающий маневр вертолёта и попытка перекрыть путь. Гости пожалуют с другой стороны. Старый приём, ребятки хорошо штудировали учебники и решили взять Кая в клещи.

Кай поставил ногу на выступ, другой, подпрыгнул, уцепился левой рукой за несущую перекладину и повис под сводом в полумраке. Мало кто из людей додумывается смотреть вверх, обычно смотрят вниз. Стереотипы ― страшная вещь. Вот он торчал сейчас практически на виду, но мог поставить голову на то, что заметят его ― в лучшем случае для нападающих ― через полминуты или минуту. А за полминуты можно убить шесть человек. Десять ― если они близко друг к другу.

Гости всё-таки пожаловали. Двое. Один сунулся под арку слева, второй ― справа. Без приборов ночного виденья или иных. Из одежды ― рабочие комбинезоны, из оружия ― пистолеты. Полюбовались на аэробайк, работающий в тихом режиме, переглянулись и медленно двинулись вперёд, слепо тыча дулами пистолетов в стороны. Решили, что Кай притаился в тенях у стен или спрятался за аэробайком. Он свалился на одного из гостей сверху, воткнув при падении нож в голову, перекатом ушёл ко второму, выдернув по ходу движения клинок, и полоснул по комбинезону чуть выше пряжки ремня. Пуля предсказуемо прошила воздух над головой, после чего осталось лишь выпрямиться и вывернуть пистолет из ослабевших рук. Кадр зажал ладонями рану на животе, и Кай медленно приставил дуло отобранного пистолета к его подбородку.

– Приказ?

– Ликвидация, ― едва слышно выдохнул противник.

– Ты не полицейский.

– Н-нет…

– Тогда кто же ты?

Висок пронзило болью ― тонкое ощущение, но чертовски неприятное. Кай настороженно отшатнулся и сделал шаг назад без раздумий и колебаний, второй, третий… Нет помех, значит, это не бета, нет тишины альфы, нет шёпота омеги, хотя было бы забавно встретить омегу, выполняющего подобное задание с оружием в руках.

То, что стояло сейчас перед Каем…

Доктор Чжан Исин говорил о своих моделях, и Кай тогда брякнул по дурости о гаммах. Он видел их раньше, в экспериментальном блоке Академии. Гаммы существовали уже несколько десятилетий, но это скрывали. Если что-то и просачивалось, то обычно это называли отклонениями, редкими отклонениями. И люди верили. Но гаммы существовали. И Кай прекрасно помнил коктейль из жалости и омерзения, который вызывали в нём эти существа, лишённые всего, что составляло истинную ценность человека, всего, что составляло подлинную личность.

Только сейчас перед Каем стоял отнюдь не гамма, да и глупо бы было ― гаммы ещё более непригодны для военных целей, чем омеги. Он не знал, что это, но в случае гаммы он ощущал бы поток благоговейного преклонения, восторга и восхищения ― именно так гаммы реагировали на альфу. Но сейчас он не улавливал ничего подобного. Он не улавливал ни тяжёлого молчания альфы, ни помех беты, не слабого шёпота омеги, ни раболепства гаммы.

– Ты ведь не собираешься сказать мне, что ты дельта? ― пробормотал Кай.

Тип побледнел так, что заметно стало даже в полумраке с нескольких шагов. И Кай понял, какую допустил ошибку ― подошёл слишком близко. Потом Кай лишился возможности наблюдать за происходящим, потому что голова у него будто взорвалась болью. Он сразу словно и ослеп, и оглох, и потерял способность двигаться. Плохая была идея ― поболтать с пленным за милую душу.

Когда немного оклемался, обнаружил, что стоит на коленях, уперевшись ладонями в землю, а шею холодит металл. Шлем куда-то подевался… Голова кружилась, и конечности заметно дрожали.

– Тебе разрешается встать.

Кай вставать не собирался, но ладони сами оттолкнулись, а ноги выпрямились.

– Иди вперёд.

Забавно, но он пошёл. Медленно, правда, за что немедленно получил тычок пистолетом в спину. Тут же вспыхнула природная агрессивность альфы и нежелание подчиняться. Он смог даже повернуться немного к противнику, но голова вновь раскололась на кусочки от боли. Фигурально, но не менее болезненно, чем если бы это случилось по-настоящему.

Опять пришёл в себя на четвереньках. Задолбало, между прочим. Включил мозги ― давно пора. Эта тварь как-то забиралась ему в голову. Кажется. Подавление воли или ещё что-то в этом духе. Подавление, попытка контроля, принуждение совершать только те действия, которые надо совершить, приглушение естественных для альфы инстинктов. Что-то вроде гипноза, только без гипноза.

И как сломать эту игрушку?

– Можешь встать.

Он мог, но не хотел. Тело наплевало на желания и поднялось само. Кай начинал злиться. Он вообще никогда не отличался такими добродетелями как смирение, терпение или долготерпение. Его всегда считали раздражительным, порывистым и вспыльчивым. Обычно Кай контролировал свою злость, но сейчас решил не сдерживаться. Снова прилетело “болевой гранатой” по башке. На сей раз очнулся уже ничком лежащим на земле ― руки и ноги не держали.

Его не слишком осторожно ухватили за волосы и дёрнули голову вверх. Тип в комбинезоне отбросил пистолет в сторону и продемонстрировал Каю сжатый кулак, сунув его чуть ли под нос. Захотелось вцепиться зубами ― не убить, так хоть искусать.

– Твой разум у меня вот тут, понял? Будешь сопротивляться, сожгу тебе мозги или превращу в дебила навсегда. Выбора у тебя нет, как видишь.

Кай всё-таки попытался цапнуть зубами, получил по голове кулаком. В прямом смысле. Нормальным кулаком.

– Ты просто альфа, придурок.

– А ты? ― с трудом выдохнул Кай. Говорить было очень трудно как из-за царившей в голове каши, так и из-за общей слабости.

– Ты ничего не можешь мне сделать. Я поймал твой разум. Я могу быть кем угодно, любым. Поэтому я прекрасно знаю, как устроен разум альфы, беты, гаммы и омеги. Всё, что ты выкинешь, я знаю заранее. Ты думаешь как альфа, действуешь как альфа. Ты для меня очередная открытая книга.

“Как альфа”.

Кай всегда соображал быстро, особенно в критических условиях, когда большинство людей впадает в ступор. Восемьдесят процентов людей ― любого биовида ― в минуту опасности застывают на месте хотя бы на долю секунды. И только двадцать не делают этого ― они сразу же действуют, верно или не верно, но сразу же и без раздумий. Кай относился именно к этим двадцати процентам, поэтому ухватил суть немедленно.

Дельта ― наверное, этот тип всё же дельта ― мог контролировать разум и быть любым. То есть, он сочетал в себе признаки всех биовидов сразу, нечто вроде гермафродита или андрогина, мог притвориться кем угодно, поэтому мог и контролировать любой человеческий разум. Фантастика, но об этом можно позже подумать в компании умного человека ― доктора Чжана, например. Сейчас имело значение то, что дельта способен контролировать разум альфы, разум человека.

Но Кай был не просто альфой, чёрт возьми. Он был боевым пилотом, владеющим методом Лингва лучше, чем кто-либо ещё. Он умел видеть мир как машина, как чёртов робот. А робот ― это разум не в привычном понимании. Разум робота отличался от человеческого так же сильно, как день отличался от ночи или луна от солнца.

День и ночь ― времена суток, но не одно и то же. Солнце и луна ― небесные светила, но не одно и то же. Человек и робот ― оба разумны, но их разумы не одно и то же.

Паршиво, что шлема нет, но даже без шлема… Аэробайк рядом.

Нет, Кай не умел напрямую говорить с роботами или слышать их, но он всегда ощущал их, если находился достаточно близко. Как и они ощущали его, хотя им это удавалось проще и легче. Они находили его на любом расстоянии.

– Комм! ― резко бросил он.

“Сифо”, ― пришёл едва различимый ответ от аэробайка. Вот и всё. Достаточно, чтобы перейти в режим Лингва полностью и перестать думать как человек.

Он рванулся вверх, сшиб на землю противника, врезал локтем в живот. В голове что-то назойливо зудело, но зудело на какой-то тарабарщине, которую робот не понимал и классифицировал как человеческую речь. Кай просто отсёк тарабарщину, мысленно комментируя все свои действия на Лингва. Дельта Лингва не знал и не понимал. Он пытался воздействовать обычными человеческими понятиями, но они не соответствовали понятиям машинным. Ничего общего.

Кай не понимал значений слов: “умри” ― машина не может умереть, “перестань думать” ― машина не умеет думать, “сойди с ума” ― у машины нет ума.

– Айди.

– Что? ― задыхаясь, прохрипел дельта.

Не та кодировка, но обратно нельзя. Только простой дословный перевод в контексте.

– Айди. Капт. Ты. Приказ. Кто. Идентификация. Принадлежность.

Следовало отдать дельте должное ― он быстро понял, что к чему, и отреагировал правильно:

– Перестань функционировать!

Кай не удержался от улыбки. Всё правильно, всё безупречно. Дельта ― умница просто. Вот только у него не было того единственного козыря, которым обладал Кай, ― Лингва. Машины понимают команды на Лингва и никак иначе. Тем более ― такие команды, ведь у них есть уровни допуска, защита кодами и паролями.

Он сломал дельте мизинец на левой руке.

– Идентификация.

В нос ударило волной феромонов омеги в состоянии активного поиска. Зашибись, отличная имитация, но роботу как-то фиолетово. Робот не знает, что такое омега, что такое активный поиск, не знает, зачем всё это нужно. “Любовь” и “секс” не входят в понятия, доступные машинам. Зато они умеют ломать детали ― хрустнул безымянный палец.

– Идентификация. ― Каю всегда нравилось слышать себя на Лингва при полном погружении в режим. Он говорил почти так же, как робот. Никаких эмоций, лишь сосредоточенность и готовность к принятию решений. Холодность, взвешенность, скорость и функциональность.

– Я не знаю, ― просипел дельта, глотая слёзы от боли.

– Идентификация. ― Ещё на одну единицу меньше среди функциональных деталей класса “палец”. Дельта издал звуковой сигнал, означавший осознание неисправности внешнего контура.

– Нам не говорили ничего. Я просто подчинённый, ничего не знаю.

Колебания голоса, пульс, дрожь ― он не лгал. Поэтому Кай мягко тронул его голову ладонями, слегка сжал и резко повернул. Дельта перестал функционировать и не подлежал восстановлению.

Кай поднялся, нашёл шлем и надел.

– Сифо, капт, ― немедленно напомнил о себе аэробайк.

– Броул, сифэм. ― Кай перекинул ногу через сиденье, крепко ухватился за руль и скомандовал: ― Фас.

Аэробайк стремительно вынесся из-под арки и рванул по узким ходам в сторону оживлённой улицы, ведущей к мосту. Вертолёт последовал за Каем.

Доступа к полицейскому каналу связи у него больше не было, но он ощущал передачу данных. Значит, на улице его будут ждать. Скорее всего, недавно сброшенная с хвоста патрулька.

Так и вышло.

Кай вылетел на широкую дорогу перед самым бампером машины, сделал петлю и помчался в противоположную сторону. Патрульку занесло, но не перевернуло. Через минуту она вновь маячила в зеркале заднего вида. Ещё через минуту застрекотал пулемёт. Опасно близко.

Кай взял правее и въехал на тротуар, чтобы прикрыться от пуль стеклянным декоративным комплексом. Дальше ехал под мелодичный звон бьющегося стекла. На выезде пригнулся к рулю и чуть прищурился, внезапно уловив приближение чего-то большого, холодного, тяжелого и убийственного. Знакомо задрожал от предвкушения ― где-то рядом мощно и ровно работал портативный реактор. Это одновременно успокаивало и жгло желанием показать свою силу. Прочное ферроволокно вокруг реактора, точные импульсы энергии, мир в чёрно-белых тонах…

Сейчас Кай не мог злиться из-за нарушения приказа ― слишком прочно увяз в режиме Лингва и воспринимал происходящее как машина.

– Сифо, капт. И.

– Алофт ― И. Бэш.

– Сифэм. Бэш.

Кай понятия не имел, что подумали люди в патрульке, когда на месте полицейского вертолёта распустился огненный цветок. И не представлял, что они могли подумать, когда из цветка ― прямо сквозь ревущее пламя ― вырвался с низким рычанием, едва уловимым человеческим ухом, ферроволоконный корпус, напоминавший очертаниями большой военный вертолёт. С винтом. Винтом, который не вращался. И с двумя десятками боеголовок по бортам. Семь пулемётов не входили в стандарт-комплектацию, как и два щупа на носу.

Экспериментальная модель, возраст ― два года. Год на ней летал в Академии Кай, второй год она летала сама под контролем диспетчеров, потому что ни один пилот не мог управлять этой моделью.

“Борт двадцать восемь” летал только с Каем, команды от всех прочих пилотов он игнорировал. Иногда игнорировал даже команды диспетчеров. Все давно привыкли ― в армии и в Академии. Остальным об этом знать не полагалось.

Двадцать восьмой пошёл вниз, почти лёг на дорогу, пристроившись за патрулькой, и отпустил на волю боеголовку с левого борта. После он сразу же взмыл вверх по прямой.

– Диэн. Капт, ― доложил двадцать восьмой за секунду до взрыва. Аэробайк Кая немного занесло от ударной волны, зато патрулька полыхнула ярко, с фейерверком в виде обломков. Часть и до Кая долетела.

Главное, двадцать восьмой доложил о выполнении приказа после того, как по собственной инициативе устранил две вражеские единицы, но Кай приказал ему убрать только одну ― в воздухе. Вроде бы патрулька от земли не отрывалась, чтобы можно было счесть и её воздушным объектом.

– Сид.

– Гарб, капт.

Кай мог лишь молча восхититься. Ферроволоконный засранец отмазался какими-то помехами на канале связи. Дескать, принял команду с искажениями.

– Бит.

– Пеленг.

– Онн. ― В данном случае это могло переводиться как “Ты вовремя, спасибо”.

Робот уловил полное вхождение в режим Лингва, когда Кай сцепился с дельтой. Другое дело, что любопытством прежде двадцать восьмой не отличался ― не положено ему. С точки зрения разработчиков проекта допускалась теория “родства” робота и его пилота. Но Кай всего год летал на этой штуке ― это смешно!

– Онн, капт. Бэддаун сифо.

– Сифэм.

– Роджер, капт.

Ферроволоконный засранец полетел обратно на базу. Небось, там весь персонал и патрули кипятком писали с перепугу, когда это светило самодеятельности смотало удочки в неизвестном направлении без приказа и без предупреждения.

Интересно, что потом скажут Каю? А ведь что-то скажут, потому что скрыть это уже нельзя. Робот нарисовался в центре города, разнёс в клочья полицейский вертолёт и патрульную машину и был таков. Его точно видели люди. Много людей. И хрен списать удастся на учения ― учения в центре столицы не принято проводить. А ещё тут пёс закона ошивался, уж у него-то точно вопросы возникнут ― к бабке не ходи.

Кай перевёл дух, окончательно выходя из режима Лингва, и позволил себе обрисовать сложившуюся ситуацию одним коротким, но нецензурным словом. Съездил по душу детектива-стажёра Пак Чанёля, называется. И детектива не нашёл, и в неприятности влип, и мозги поимели дельтой, и подставился под удар “Интернационала”, и обломками машины прошмонало…

В таком виде возвращаться в дом Ханя нельзя ― на сегодня писающих кипятком уже достаточно.

========== Глава 14 ==========

Исин сладко вытянулся на кровати, обняв подушку обеими руками. Приоткрыл глаза и убедился, что за окном сгустилась тьма. Домой он пришёл утром, добрался до кровати и рухнул на неё без сил. Даже не стал раздеваться. Так и уснул. Кажется, весь день благополучно пропустил, ничего не успел сделать. Приготовить себе поесть ― тоже. На работу придётся идти голодным.

Ладно, не в первый раз. Исин вообще ночевал дома и в нормальной кровати от силы пару раз в неделю. Чаще он оставался ночевать прямо в кабинете. Ну а если говорить начистоту, то после отъезда из Ванкувера он практически жил в больнице. Сначала в больнице в Бомбее, потом ― в Соуле.

В Бомбее ему показалось, что он недостаточно далеко от Ванкувера, вот и бросил всё, чтобы получить приглашение в Соуль.

Поначалу в Соуле он успокоился, перевёл дух, а потом вдруг вспомнил, что Земля круглая. Чонин как-то в шутку сказал ему, что если сбежать с поля боя и удрать слишком далеко, то внезапно можно оказаться глубоко в тылу врага. Ну, то есть, Чонин выразился более… более… менее литературно, но смысл был тот же. Хуже того, Чонин оказался прав, ведь Кевин Ву заявился в Соуль тогда, когда Исин совершенно этого не ожидал. Заявился и притащил с собой кучу никому не нужных воспоминаний. Исин не просил об этом, не хотел этого, но всё равно каждую минуту прокручивал в голове то, чего больше уже не существовало. Исин каждую минуту воскрешал боль и проживал всё заново, получая представление о бесконечных кругах ада.

Он неохотно сполз с кровати, потёр лицо ладонями и отправился в ванную. Споткнулся обо что-то, едва не упал, обвёл взглядом комнату, тоскливо поставил диагноз “бардак” и продолжил путь в ванную. Не то чтобы он был неряхой, просто так редко сюда попадал и не успевал ничего сделать. Сейчас вот времени едва оставалось на душ и на дорогу в больницу. А в ванной на него с укором смотрела корзина для одежды. Вещи, требовавшие стирки, уже вываливались на пол.

– Прачечная! Надо не забыть, ― пробормотал Исин и полез под тёплые струи. И он, конечно же, знал, что через минуту непременно забудет. Это Кевин всегда помнил всё, любые мелочи. Кевин мог даже любой их разговор пересказать по памяти ― дословно, стоило лишь попросить. Кевин не умел забывать ни плохое, ни хорошее и всегда платил по счетам ― и хорошим, и плохим. Платил по справедливости, по его справедливости.

Исин понимал, что имеет дело с альфой, это и привлекало. Но если уж перестать врать самому себе, то именно Кевин стал причиной того выбора, о котором спрашивал Лу Хань не так давно. Если бы в жизни Исина не существовало Кевина, то не занимался бы он сейчас альфами. Кстати, Чонин немного напоминал ему Кевина: тоже загадка, какую с разбега не разгадать.

Кевин вообще с первой минуты их первой же встречи умудрился сместить центр вселенной на себя, заставил смотреть только на него и никуда больше. И Исин до сих пор не представлял, как это вышло. Чего уж там, он даже не представлял, каким способом можно добиться такого результата. Было дело ― спросил в лоб. Кевин озадаченно поморгал и осторожно поинтересовался, как Исин себя чувствует. С характерными интонациями профессионального психиатра. Желание развивать эту тему и продолжать расспросы увяло моментально.

У Чонина те же симптомы ― его слишком много, только чуть по-другому. И у него характерные интонации робота в некоторых ситуациях. Вот тогда невольно и задумываешься, что же лучше ― или хуже: психиатр и ярый фанатик закона под боком или пилот в режиме Лингва с разумом боевой машины в голове.

Исин рассеянно порылся в шкафу, нашёл приличную, хоть и слегка помятую одежду, влез в неё и толкнул входную дверь. Повернувшись к панели замка, застыл с поднятой рукой. К внешней стороне двери крепился почтовый ящик ― нормальное явление. Ненормально то, что из ящика торчала алая роза. Длинный стебель аккуратно втолкнули в щель для писем и прижали клапаном, оставив на виду полураспустившийся бутон с нежными лепестками.

У Исина дыхание перехватило от разлившейся в груди острой боли, глаза защипало. Он стиснул кулаки и сделал шаг назад, чтобы не чувствовать аромат цветка. Круто развернулся и бросился по коридору к лифту, забыв запереть дверь. Чёрт с ней, с дверью, тут бы хоть один вдох сделать нормально.

Всё ещё больно…

Больно отвыкать от того, что есть некто, способный ради любви на глупости, безумства… Способный весь мир послать к чёрту ради любимого человека. Раньше Исин думал, что такой человек у него есть, непостижимый, но надёжный, а потом оказалось, что он сам себе это придумал, сам поверил и сам обжёгся. Ничего не осталось, а привычка жила до сих пор. К хорошему легко привыкнуть ― он и привык. Отвыкал долго, болезненно, и вот…

Роза. Словно время повернулось вспять.

Наркоман лечился. Всё было отлично. Случайно принял дозу ― лечение насмарку.

– Как же я тебя ненавижу, ― прошептал собственному отражению в зеркальной стене лифта Исин и зябко закутался в толстый свитер, что мешком висел на нём.

Кевин стал для него целым миром, потом разбил этот мир вдребезги, а теперь подсовывал иллюзию былого. Ну вот что стоило Исину втрескаться в Чонина? Ведь мог бы. Чтоб как ножом отрезать. Но он испугался ― были причины, а теперь уже слишком поздно. Даже прятаться от Кевина ― поздно. Нельзя спрятаться от того, кого всегда носишь с собой…

Исин замер перед разъехавшимися в стороны створками лифта. На него с той стороны смотрел мрачный Чонин собственной персоной. Высокий, лохматый, изукрашенный чёрными и бурыми пятнами, в наглухо застёгнутой драной кожаной куртке, так же перепачканной гарью и грязью, с мелкими дырками, прожжёнными на плечах. И сам Чонин до чёртиков злой, вряд ли из-за испорченной одежды.

– Э… ― невыразительно протянул Исин, пытаясь сообразить, где он, кто он, зачем он и почему. Чонин к нему в разном виде попадал, но пока ни разу ― вот в таком, словно в мясорубке побывал. ― Сложности на работе?

– Доктор, вы в больницу? ― прорычал Чонин. Да, верно, очень злой, но для Исина безопасный.

– Да, а что?

– А ничего. Разве не видите, что нам по пути? Сможете сделать что-нибудь… ― Чонин выразительно помахал рукой, вероятно, имея в виду свой нынешний вид. ― Что-нибудь?

– Попытаюсь.

– Отлично. Поехали.

– На чём?

– У меня аэробайк.

– О Господи… ― Исин обречённо прикрыл глаза. Чонин разок подвозил его на аэробайке ― впечатлений Исину хватило на пару жизней вперёд, повторять подвиг совершенно не тянуло, но придётся. Чонин ни за что не бросит аэробайк без присмотра, он же помешан на своих машинах. ― Чонин…

– Кай, ― ударило резким. Чонин привык к этому имени и не хотел слышать другое, да и роботы воспринимали только одно из его имён, а Исин не мог пересилить себя и называть его Каем.

– Что случилось? ― Исин схитрил и обошёлся вовсе без имён.

– Расскажу в больнице.

До той самой больницы они добрались живыми и без эксцессов. Чонин старался ехать на умеренной скорости и не травмировать психику пассажира. Наверное, ему непросто было это сделать. Исин помнил результаты анализов и тестов. Уже не впервые он отмечал, что Чонин всё больше отдаляется от нормы. Хотя можно ли вообще считать его нормой? Приятие Лингва для нормальных пилотов всегда считалось непостижимой задачей, но Чонин справился, значит, он от нормы бесконечно далёк.

– Что тебя так привлекает в роботах? ― спросил уже в больнице Исин, когда они направлялись в его кабинет.

– Они могут танцевать в небе. И они… другие, ― отозвался Чонин немного рассеянно. Он размеренно шагал рядом с Исином, сунув руки в карманы.

– Другие?

– Чистые.

– В каком смысле?

– Когда я танцую, доктор, ― Чонин остановился и прямо посмотрел на него, ― они не думают о том, как затащить меня в постель. Им нравится. И их восхищение… чистое, искреннее. Без примесей. Люди всегда смотрят иначе. Я по их лицам читаю всё, что они хотят со мной сделать. И их желания всегда грязные. Я доступно объяснил?

Исин закрыл рот и коротко кивнул, двинулся дальше по коридору. В самом деле, куда уж проще?

– Но ты сам танцевал для людей в Театре, ― напомнил он.

– Угу. Люблю обманывать чужие ожидания.

– Что-то вроде “смотреть можно, трогать нельзя”?

– В некотором роде. Доктор, давайте поговорим о более простых вещах, а то мне сегодня поимели мозг, соображаю плохо, ― буркнул Чонин, посмотрев на ходу в сторону кофейного автомата. ― Или кофе попьём.

– Кофе в кабинете есть.

Чонин пожал плечами и толкнул дверь в искомый кабинет, включил свет и сразу же двинул к шкафчику с чашками. Сделал кофе и себе, и Исину, стянул куртку и футболку и уселся на койку, предоставив Исину возможность полюбоваться на царапины, синяки, порезы, ожоги и прочие украшения того же рода.

Исин, честно говоря, больше любовался смуглой кожей ― оттенок становился ещё выразительнее на фоне белого покрытия койки и светлых стен кабинета. К счастью, серьёзных ранений на Чонине не оказалось, так что Исин не чувствовал себя виноватым, когда уделил внимание кофе. Прикончив половину чашки, Исин прихватил со стола набор со всем необходимым, чтобы заняться ранами Чонина. Тот спокойно сидел на койке и почти не реагировал ни на антисептики, ни на осторожные прикосновения, ни на пластыри, что Исин лепил ему на кожу.

Когда Исин замазывал клеем длинную царапину на смуглой шее, вдруг услышал тихое:

– Доктор, я согласен.

– Что? ― Исин изумлённо посмотрел в немного усталые тёмные глаза.

– Вы знаете. Я согласен. Но не обольщайтесь. Я согласен на участие в эксперименте ― и только. Предоставлю данные для анализов, буду регулярно проходить наблюдение. И это всё.

– Не думаю, что это… удовлетворит их, ― осторожно ответил Исин, сообразив, что имеет в виду Чонин.

– Мне как-то наплевать и на них, и на их желания.

– Ты же был против!

– Я и сейчас против. ― Чонин потянулся за футболкой и неловко надел её. ― Просто выбора нет.

– Так, погоди… Что случилось? Откуда это всё?

– Помните, вы говорили с Луханом о гаммах?

– При чём тут…

– При всём. Гаммы ― это только одна из граней. Сегодня я встретил дельту. ― Чонин прикоснулся пальцем к собственному виску. ― И дельта поимел мой мозг. Мне не понравилось. Больше не хочу повторения. Мне нужно постоянно находиться в режиме Лингва, и это возможно. Вы знаете это лучше меня. Я согласен, так что действуйте. Прямо сейчас, пока я не передумал.

– Я не могу. Даже если бы я хотел, не могу. А я не хочу. Такие решения нельзя принимать вот так… Рассказывай по порядку. Что за дельта? При чём тут твой мозг?