Текст книги "Нелепости летнего Уотердипа (СИ)"
Автор книги: Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
«Я не хочу быть здесь! Мне нужны предсказатели, или маги, или черт знает кто, чтобы избавиться от этой проклятой телепортации!»
Она выдохнула и с удивлением поняла, что голова снова закружилась, а мир вокруг исчез в белой вспышке.
Вот только Аланна вновь оказалась неизвестно где – но на этот раз площадь вокруг больше всего походила на рынок, выглядевший не то как пристанище шарлатанов, не то как магический базар. Кругом продавались стеклянные шары, переливающиеся кристаллы минералов, на ветру шевелились перышки ловцов снов, душно пахло благовониями, и кругом висели объявления о предсказаниях судеб и гаданиях.
– Красавица! – Аланна сначала отшатнулась, услышав, как ее зовут, и только потом обернулась, угрюмо глядя на женщину с распущенными по плечам черными кудрями в цветной шали. – Иди, погадаю! Нагадаю красивого мужа и счастье!
– Нет уж, я уже замужем! – язвительно прошипела она, мельком глядя на прозрачный стеклянный шар перед женщиной и кричащие яркие ковры на стенах ее палатки.
А потом передернула плечами и гордо пошла подальше.
– За пять медяков приманиваю богатого мужа! За серебряк – богатого и красивого! За золотой – богатого, красивого дворянина! За пять медяков приманиваю богатого мужа! – без устали зазывал еще один предсказатель, расхаживавший перед темно-синим шатром.
Аланна покосилась на этого старого козла.
«И что я тут делаю?! Боги, тут хоть какой-нибудь выход с площади есть?!»
– Чудеса! Фокусы! Милая дама, желаете фокус? – прямо перед ней на дорогу выскочил растрепанный мужчина в шляпе волшебника из книг.
– Нет! – прошипела она, ускорив шаг и дернувшись зигзагом на другую сторону узкой улицы, созданной исключительно палатками и прилавками.
– Приворотные зелья! Приворотные зелья! – горланила дородная краснощекая тетка за прилавком. Она отпила из бутылки, ловко выудив ту из-под прилавка. – Приворотные зелья!
– Смеси для деторождения! Яды для неверных мужей! – кричала вторая, отличавшаяся от первой лишь цветом причудливо повязанного платка на голове.
Аланна была готова отдать что угодно, лишь бы сбежать от этого безумия.
– Хээй, – ее поймала за рукав еще одна предсказательница.
Аланна отшатнулась от нее.
– Да отстаньте вы от меня!
Женщина выглядела совершенно сумасшедшей. Густо подведенные черной краской пронзительно-серые глаза на бледном лице блестели, а ее одеяние больше всего напоминало рванину и сети, покрытые кусочками костей и металла. Безумно всклокоченные волосы выглядели, как каштановое облако. На плече гадалки сидел жирный черный ворон, который пристально смотрел на Аланну.
– А я мужа твоего видела в торговом районе, – лениво бросила предсказательница. – Красивый такой. Паладин.
Аланна замерла, как вкопанная и повернулась к этой гадалке.
– Что?
Предсказательница погладила ворона.
– А то. Ищет он тебя. Но дороги судьбы нехожены, неизведанны, и великие беды несет разлука. Да, милый?
Ворон каркнул. Женщина потерлась щекой о блестящие черные перья.
– Я даже не очень люблю, когда разлука… и все такое, – гадалка вздохнула.
– Где он? – Аланна почему-то понадеялась, что эта тетка сможет помочь ей. Если она видела Касавира, и к тому же предсказательница, то, возможно, сможет помочь ей избавиться от этой проклятой телепортации.
– Золотой, – безапелляционно произнесла женщина. – Я с твоего мужа плату не получила, что-то забыла совсем.
Аланна была настолько ошарашена совпадением, что протянула деньги гадалке, даже не раздумывая. Ну, хоть кто-то что-то должен был уметь на этом проклятом рынке?!
Женщина покрутила в пальцах монету, и неспешно спрятала ее в карман – причем Аланна могла поклясться, что минуту назад его там не было.
– Так, где мой муж? Ты сможешь отвести меня к нему?
Женщина посмотрела на нее, словно сумасшедшей тут была Аланна, а не гадалка.
– Дороги судьбы неизведанны и темны, – слегка нараспев произнесла женщина, опять потершись щекой о бок ворона. – Он тебя ищет, ты ищешь его, и поиски к чему-то приводят. Но правду никто не знает – судьбы не перегадаешь.
От ярости она была готова убить ее на месте. Вечно эти проклятые предсказатели сначала наобещают, а потом разбирайся с их обманом! И деньги еще берут за обман!
– Шарлатанка! – выкрикнула Аланна.
Правда, Аланну уже никто не услышал. Гадалка растворилась в воздухе облачком серебряной и черной пыли, и на брусчатку опало несколько вороньих перьев.
Аланна была зла, как никогда. Последние несколько часов вымотали ее совершенно, и к выходу с рынка она пробивалась, расталкивая этих обманщиков, особо не заботясь о вежливости. Душная, орущая, разноцветная толпа, вытолкнула ее на тихую улочку.
Солнце клонилось к закату, и дома заливал мягкий золотой свет. На душе у Аланны от всей этой тишины, покоя и герани в окнах, так нелепо смотревшейся рядом с раздраем, царившим в нескольких шагах поблизости, разом стало кисло и тоскливо. Сколько можно было вот так блуждать по городу, наткнуться на Фила, на эту сумасшедшую обманщицу с вороном, но ни разу не увидеть Касавира? А?
Ее не порадовал даже обувной магазин с жуткими ценами и прелестнейшими туфлями, сумками и сапогами. Аланна около часа, позабыв обо всем, брала в руки и рассматривала сапожки и туфельки: с каблуком, без каблука, светлые, темные, цветные, открытые, закрытые, с мехом, с вышивкой, со стразами и без них, заколдованные и обычные. Перемерив половину магазина, она остановила свой выбор на изящных туфлях, прекрасно подходивших к платью, в котором она ходила. Таких у нее еще не было.
Вот только почему-то счастья эти туфли так и не принесли. И она даже не отвлеклась. Аланна думала, что в другой ситуации, купив их, она бы радовалась намного больше.
Выйдя из магазина, она вздохнула и устало присела на маленькую деревянную лавочку под изящным железным фонарем, который уже начал мягко разгораться в подступающих сумерках.
Говоря откровенно, она уже начинала надеяться, что если купит себе туфли, и вообще будет вести себя так, как вела себя всегда – что-то случится, и она окажется рядом с Касавиром, как будто бы ничего и не было. Сама. И никуда больше не денется. Черт возьми, она даже не понимала, почему эта идиотская телепортация не работает в магазинах!
Ей почему-то очень некстати вспомнились все дурацкие легенды, которые Касавир вычитал в путеводителях по Уотердипу. Про привидения и прочих тварей, которые паясничали на улицах, стоило только солнцу сесть за горизонт. По всем этим россказням получалось безопаснее сидеть на улочке, пока ее не найдут.
Или пока ее снова куда-нибудь не вышвырнет.
Комментарий к 5. Городские легенды
Особо отмечу, что безумная предсказательница с вороном – это камео рыцаря-капитана Вески Фарлонг, целиком и полностью принадлежащей одной из моих друзей, Ви. Кстати, создателя прекрасных фанмиксов по НВН2 и носителя отличных укуренных идей. :) Камео вписано в текст в качестве моего искреннего комплимента для нее, и я думаю, что без этого героя пятая глава была бы далеко не такой, какой нужно. :)
========== 6. О женщинах, дружбе и счастье ==========
Ах, дружба. На какие нелепые геройства она способна толкнуть людей!
Должен сказать вам, что одной из самых прекрасных и одновременно удивительных вещей, которые не поддаются пониманию женщин (о чем я говорю скорее с глубоким уважением к разумности прекрасных дам, но никак не наоборот) является феномен долгой мужской дружбы, порой способной оказаться еще крепче супружеских отношений. Святыня глупости! Сокровищница историй: постыдных, смешных и невероятных спустя годы!
Опережая язвительные заметки Лейрел, я обязан сказать, что дамы в своих привязанностях и порывах порой бывают куда более обдуманными, нежели мужчины. Во всяком случае, я еще не встречал ни одной пары подруг, которые сочли бы безопасной прогулку в Андердарк для участия в эротических ритуалах дроу. Также мне не доводилось видеть ни одной воинственной леди, решившей изобразить турнирный шлем из аквариума, после чего молить о помощи.
абзац выше жирно выделен сбоку волнистыми линиями и отмечен тремя фиолетовыми восклицательными знаками, красноречивыми без комментариев
И, поверьте мне, нет на свете человека более несчастного, чем верный на протяжении тридцати лет холостой друг, вынужденный быть свидетелем на свадьбе. Этот друг по неведомой закономерности знаком любому мужчине. Он являет собой совершеннейший пример холостяка не вынужденного, но глубоко убежденного: хитреца, гедониста и любимца дам. Это единственный, кто после столь знаменательного и радостного события, как свадьба, способен погрузиться в чернейшую печаль, обуреваемый грустью и сомнениями, что вверяет самого дорогого человека в руки женщины, которая совершенно не знает, как обращаться с соратником, беды и глупости которого он делил практически всю свою жизнь.
приписка совершенно незнакомым, старательным до пьяного, почерком: «С восьми лет!»
Кроме того, не желая преуменьшать значимость романтических отношений, я все равно вынужден сказать, что порой ни одна дама не в состоянии выдержать весь хаос мыслей, клубящийся в голове ее супруга или возлюбленного. И наиболее глубоко ошибаются те леди, что представляют себе мужчин как созданий, неспособных на глупость и ребячество.
К примеру, с возлюбленной в большинстве случаев никак невозможно обсуждение важнейших вопросов бытия, звучащих следующим образом: «Почему не падает чайка с батоном хлеба в клюве?»; «Опьянеет ли морской эльф, дышащий жабрами, от растворенного в море абсента?»; а также: «Как ведут себя пикси, если разжечь рядом с ними костер, в котором находится иссушенная Cánnabis satíva?». Также к самым важным вопросам относятся следующие: «Являются ли рубашки красных и розовых оттенков достоянием мужеложников?»; «Почему нельзя сбривать бороду, и почему мне все равно придется это сделать?»; а кроме этого: «Почему я одет в тон сумки моей женщины?»
Думаю, исходя из этого краткого перечня, вы можете составить себе примерное содержание глубокомысленных дискуссий, которые подчас ведут джентльмены. Кроме этого, существует огромное количество не несущих смысла развлечений, наподобие поиска печенья у товарища, угадывания цвета нижнего белья у дам (что допустимо только для холостых во избежание конфузных ситуаций), или же спора по поводу наиболее меткого и унизительного прозвища. Также мне доводилось знать товарищей, собиравшихся на секретные совещания, посвященные постройке инженерных сооружений, невероятно сложных и масштабных.
Основным недоразумением является лишь то, что большинство сооружений не превышают собой фут в высоту и держатся в строжайшей тайне от жены и детей. Последние же считаются достаточно взрослыми, лишь когда способны оценить красоту данного искусства, никак ему не повредив чрезмерным любопытством и юной страстью экспериментировать.
Полагаю, я мог бы продолжать сей обширный список до бесконечности, но, увы, обязан продолжать историю.
После случайной встречи с Аланной и ее исчезновения, Фила поглотила дьявольская черная тоска. Несмотря на похмелье, разрывавшее его несчастную голову на части, он все же счел, что Аланна ему не привиделась. И то, что она телепортировалась неизвестно куда – тоже.
Ни разрушительная вечеринка, ни визит в Уотердип его тоску не развеяли. Напротив, только усилили. Он чувствовал ее ровно с того дня, как Касавир женился, а также после случая, когда тот не пошел с ним в бар выпить всего-то по пинте эля.
Фила никак не могло покинуть чувство обиды и черного предательства, и он много раз обдумывал, что же скажет Касавиру, когда тот наконец-то вернется из своего медового месяца (разумеется, Фил прекрасно знал, что второго шанса не будет – он либо выскажет все, о чем думал, либо ему придется унизительно сознаться, что скучал).
Тем не менее, мысль, что теперь он сможет слегка оживить отдых этого зануды, ему очень нравилась, и, бредя по затененной и тихой улице Уотердипа, он подумал, что оказался в городе именно ради этого.
Но тишина, уединение, страшное похмелье, а также милые домики, увитые плющом, только усиливали его головную боль и почему-то способствовали вовсе не планам мести и воссоединения, а все еще тоскливым мыслям, что теперь его дружба с Касавиром никогда не будет такой же, как прежде. Домики с колышущимся на веревках бельем и геранью в окнах, означали семьи, а зрелище чьей-нибудь счастливой семьи каждый раз нагоняло на Фила уныние. А когда дело касалось Касавира, он был и вовсе убежден, что навряд ли хоть один брак зануды продлится столько же, сколько их дружба, а именно: тридцать два года, черт возьми!
Он подумал, что все еще не готов осуществить свой план. Хотя бы, потому что плана не было, и для начала ему требовалось избавиться от назойливого ночного дятла, который явно хотел пробить дыру в его черепе. После Филу требовалось тщательно обдумать, каким скучным бывает семейный секс (в данный момент ему было совершенно плевать, что к Касавиру это не относилось), и насколько хорошо дела идут у него самого. То есть, ему было нужно залить похмелье и хорошенькая девушка. Точнее, бордель, и хорошенькие проститутки.
Но только после того, как перестанет трещать проклятая голова. Фила не покидало чувство, что он несет на плечах аквариум с кипящей на солнце жидкостью, которая вот-вот разорвет на кусочки его несчастный череп.
Он знал, что у него осталась куча денег, которые он мог потратить на девок, которым платили не только за дело, но и за то, что они умели. Да-да. И не только в сексе. К услугам прилагался разговор. Прямо сейчас ему отчаянно требовалось излить душу уже который раз, так как вчерашние собутыльники (о, это он помнил совершенно точно!) под конец вечера перестали слушать, что он им говорит, и Филу это категорически не нравилось. У него точно были проблемы посерьезнее, чем у этих разбалованных козлов, которым родители не давали денег на грифонов! Он был обязан найти хоть каплю сочувствия в этом чертовом городе!
Фил знал, что где-то в порту есть отличный бордель с прекрасными женщинами и, как говорили, «внимательным отношением к клиентам». Он вечно говорил Касавиру, что вот этого-то ему иногда и не хватает – внимательности! Особенно от лучшего друга, который начал носиться с Аланной так, словно это была последняя женщина в его жизни!
И плевать на цены! Он обязан залечить свое горе, и обязан придумать действительно хороший план, поэтому не собирался напиваться из-за этого черт знает где и черт знает с кем!
Фил подумал относительно того, что понятия не имеет, как зовут людей со вчерашней вечеринки, кашлянул, и понял, что погорячился. Кроме того, он не мог понять, как перешел от мыслей о том, что семьи нагоняют на него тоску, к шлюхам, и обратно к свадьбе Касавира, но решил, что дело в похмелье.
Он подумал еще раз, что пьянок вместе с Касавиром, как это было когда-то давно, ему не светит больше никогда. Потому что Аланна то, Аланна се, и, разумеется, эта фраза, звучащая, как приговор: «Фил, я теперь женат!» – надо сказать, произнесенная с таким возмущением, словно он предложил ему секс на троих с какой-нибудь девицей. Чего он, разумеется, не сделал бы – хотя бы, потому что знал заранее, что Касавир и так откажется. Даже если бы не был женат.
Фила не волновало, что он преувеличивает. Тем более долбанутые птицы вокруг него пели так громко, солнце так сияло, а голова так раскалывалась (в том числе от запаха чудовищно ярких цветов), что если бы кто-нибудь спросил его о чувствах прямо сейчас, Фил со всей уверенностью ответил бы, что его раздражение и тоска просто не знают границ. И что пока не погасят солнце и не заткнут птиц, больше всего ему хочется лечь и умереть либо от печали, либо от головной боли, причем больше от второго, а первое иллюзорно.
Двигаясь по как можно более тихим улицам и перебегая из тени в тень, жуя пучок петрушки, который он где-то достал, Фил медленно, но неуклонно достигал места вожделения и сокровищницы отдохновения от горестей.
«Кстати, откуда петрушка?..»
Он вытащил веточку изо рта, а из кармана штанов – целый пучок, живописно растрепавшийся, как букет. Фил задумчиво посмотрел на находку, повертев ее в пальцах.
«Кажется, я мимо рынка проходил?.. Или нет?.. Или это со вчерашнего дня?..»
Он пожал плечами, сунул петрушку обратно в рот и двинулся дальше, спрятав руки в карманы и тихо посвистывая под нос песенку «это-был-не-я», но моментально прекратил – еще одного свиста его голова просто не выдержала бы.
Бордель выглядел неприметно, но Фил догадывался, что внутри все будет прекрасно, и так оно и было: даже более чем прекрасно. Первый этаж и вовсе напоминал таверну с большими светлыми окнами. Главное отличие от таверны состояло в крайне симпатичных официантках и пристально следящей за всем происходящим женщиной.
С утра внизу стояла тишина. Какой-то мужик с чопорным видом пил кофе, второй поспешно жевал завтрак.
Фил втянул носом чарующий аромат лекарства, которое прямо сейчас излечило бы его лучше любой выпивки.
«Это запах счастья».
Приличное заведение, не то, что эти притоны, где шлюхи сразу забирались на колени (хотя иногда он был и не против этого).
Он подошел к женщине, которая окинула его изучающим взглядом, и сразу оперся на ее стойку обоими локтями, выложив золотой. Почему-то понадеявшись, что пахнет от него только петрушкой. Именно сейчас Филу показалось, что будет в высшей степени неловко, если именно такая красотка, с таким декольте и такими алыми губами, и глазами, и кожей, как будто выглаженной магией, учует запах разочарования и перегара.
«Так, погоди».
Он смерил взглядом хозяйку заведения еще раз. Неопределенно притягательный возраст, чувственный алый рот, гладкая кожа, идеально сидящее платье с отличным декольте, сложное сооружение на голове из блестящих темно-каштановых волос. Глаза, подведенные черной краской и обещающие самый лучший секс в его жизни. Светлые глаза.
«Да она похожа на его бывшую стерву!»
– Короче, – голос звучал хрипло. Он поскреб щетину. – Доброе утро. У меня просто охрененное похмелье, поэтому я хочу кофе и утешение. У меня лучший друг женился. Это тоже вам, да, – он положил на стол пучок петрушки. – Мне кажется, букет для нашего знакомства я где-то потерял.
Изящные брови женщины слегка удивленно приподнялись, и тут же опустились. Она расплылась в прекрасной улыбке:
– Здесь все ищут утешение от страданий, милый, – она грациозно указала ему на столик в тени стены, где ему не било бы в глаза гребаное солнце. – Десять золотых, и ты можешь получить лекарство от всех своих болей. Поговори, и можешь не только говорить, а исполнить все свои мечты, не торопясь. Выбери себе собеседницу, и плати вперед.
Филу показалось, что он готов испытать оргазм только от одного воркующего голоса этой мини-стервы-похожей-на-Офалу, который обещает ему сейчас все и сразу: и снять похмелье, и внимание, и секс.
«Это самый шикарный бордель, где я был, точно. О, Латандер, я бы сейчас и двадцать отдал за кофе».
От очередной незнакомой улицы, возникшей вокруг нее, Аланне захотелось заплакать от злости и отчаяния. Она не имела ни малейшего понятия, куда идти, потому что с каждым перемещением менялись даже стороны света, и Аланна полностью потеряла ориентацию в пространстве, которая и без того была весьма слабой.
Она выдохнула, стараясь успокоиться, и почувствовала, как отчаяние сменяется вполне здоровой злостью.
«Только попадись мне создатель этой чертовой штуки! Я этому гному всю лавку разнесу! Он мне пожизненно будет должен украшения с изумрудами делать!»
Разумеется, она вывалилась именно в тот из многих районов, который не знала ни капельки. Аланна даже не знала, в какой стороне может находиться море и вообще что-либо, знакомое ей. Разве что на горизонте высился силуэт изящной темной башни с золотой россыпью окошек.
Ноги новыми туфлями она стерла почти до кровавых мозолей. Денег у нее практически не осталось, и, как назло, не было ни одной лавки с лечебными настойками и зельями, причем именно тогда, когда Аланна отдала бы что угодно за пару бинтов!
Вскоре, пройдя еще пару улочек и морщась от запаха навоза, неизвестно откуда взявшегося в городе, она поняла, что здесь вообще ничего нет, кроме площади, на которой продавали скотину всех мастей, и почему-то висело объявление на восьми языках, которое гласило не колдовать, поскольку магия нестабильна.
«Нестабильна. Конечно же. Отлично».
– Отличные коровы! Продаю или меняю! Продаю или меняю коров! – зазывал к загону какой-то мужик.
Куры в клетках, нагроможденных друг на друга, возмущено курлыкали, хлопая и шурша крыльями. Аланна недовольно обернулась на них, и сердито похромала подальше от чертовой площади.
«Прекрасно. Просто прекрасно! Я свалилась в скотный двор!»
Она шла до тех пор, пока не пропал запах, и поняла, что оказалась в очередном наполовину заброшенном районе. Окошки домов поблизости прятались в темноте, а обветшалую стену неподалеку покрывал плющ. Луна, показавшаяся в небесах, ярко осветила улицу.
«Еще лучше. И что, на меня опять набросится какой-нибудь козел?!»
Аланна устало присела на каменную ступеньку лестницы, ведущей вниз – прямо возле огромной мраморной вазы с большой трещиной, из которой живописным неухоженным водопадом ветвились кустовые розы. Дурманящий запах был особенно сильным в сумерках летнего города. Она повертела в пальцах объемный камень на шее.
«Хоть какой-то от тебя толк. По крайней мере, от грабителей можно сбежать».
Ноги болели так, что Аланна уже подумывала снять туфли и ходить босиком. Все равно толку больше бы было.
Она стянула туфли и вытянула уставшие ноги, наслаждаясь, как их обдувает легкий ветерок. Затем на мгновение подумала о жуткой грязи в трущобах. Потом задумчиво посмотрела на брусчатку, чистую только с виду. Потом на дорогу, сворачивавшую за угол соседнего дома.
«Нет уж».
Аланна вздохнула, обреченно натягивая обувь снова. Туфли выглядели так роскошно, что поначалу ей показалось, будто ради этого можно и потерпеть. Она поморщилась от боли, и все же встала: весьма неловко и крайне осторожно.
«Ну, вот зачем?!»
Ее хватило ровно на пару шагов – ступни обдало горячей волной боли.
На этом Аланна выдохлась и уселась на ближайшую разломанную скамейку в остатках краски, неразличимой в сумерках, и вытянула стертые ноги, надувшись.
«Замечательно».
Единственное, на что ее хватило – это, скрепя сердце, оборвать несколько листьев (повыше от земли) с розового куста и сложить прекрасные новые туфли в коробку, вновь надев старые. Листьями Аланна проложила больные места, и ей показалось, что стало намного лучше. Во всяком случае, привычная обувь уж точно не давила на больное.
Она тяжело вздохнула еще раз, и попыталась спуститься с лестницы. А что еще ей было делать, кроме как ходить, пока она не свалится в какое-нибудь подземелье, или до тех пор, как ее очередной раз попытаются убить?! Или не попытаются! А Касавир даже не будет знать, что случилось, и поэтому…
Аланна уже было захотела расплакаться снова, но в следующую секунду оторопела, забыв сразу обо всем. Из полумрака аллеи на нее неслось чудовищное нечто, почти с нее саму ростом.
Ей понадобилось около секунды, чтобы осознать, что это не нечто. Это была чертова рука.
Самая настоящая. В белой перчатке. С мужским ртом на ладони. Губами. Человеческими. Огромными.
Хуже всего оказалось, что рот пел. Замечательно поставленным голосом, достойным зависти любого барда. Отсюда она слышала слова.
Не мудрено, что бедные мужья
Меня клянут. Признать я принужден:
Не получал еще отказов я
От самых добродетельных из донн.
Ревнивца склонен пожалеть я вчуже:
Женой с другим делиться каково!
Но стоит мне раздеть жену его —
И сто обид я наношу ему же.
Муж разъярен. Да что поделать, друже!
По нраву мне такое баловство —
Не упущу я с донной своего,
А та позор пусть выместит на муже!
Аланна настолько оторопела, что сама не знала, завизжать ей от ужаса или броситься куда-нибудь еще, и пока Аланна раздумывала, рука подошла прямо к ней и задумчиво покачалась на указательном и безымянном пальце. Еще и потерла подушечку ладони так, словно это был подбородок.
«О боги, у нее же нет глаз! Как она вообще что-то видит?!»
Рука изящно подскочила и раскланялась, прочистив несуществующее горло.
Пляшут зайцы на лужайке,
Пляшут мошки на лозе.
Хочешь разума в хозяйстве —
Не женись на егозе!
Вся-то в лентах, вся-то в блестках,
Всему свету госпожа!
Мне крестьяночку подайте,
Что как булочка свежа!
Аланна вскрикнула и только что не подпрыгнула, глядя на эту тварь. Ужас мешался в ней с самой неподдельной яростью.
«Это что?! Это он мне?! Это я егоза?!»
Она искренне понадеялась, что это омерзительное создание, наверняка явившееся плодом больной фантазии какого-то мага, сейчас исчезнет само. Безо всякой помощи. Но рука оперлась на безымянный палец и сделала жест, больше напоминавший книксен. Аланна недовольно прищурилась.
– Ты что задумала?.. А?..
“Бриллиант”… Даже слово сверкает огнём!
Что за камень – восторг и мечта!
Но не прочность и твёрдость волнуют нас в нём.
Нас пленяет его красота.
А в следующую секунду ее прекрасное сегодняшнее колье расстегнулось как по волшебству и аккуратно перелетело прямо на мизинец руки, повиснув там. От такой наглости Аланна даже закашлялась, подавившись собственным дыханием. Пятерня тем временем издевательски протанцевала и пропела еще один куплет:
Смотрю на серебришко, смотрю на золотишко,
Их брошу в тигель дружно, и выйдет мне браслет!
Твоих измен глупейших я вставлю бриллианты,
Носить их буду долго, а, может быть, и нет!
Аланна уже рванулась за этой проклятой тварью, но ухватила всего лишь воздух, и успела заметить, как эта сволочь откланялась и принялась перебирать пальцами, убегая на удивление быстро и изящно.
Теперь страшно ей уже не было. Аланна была в ярости.
«Измен?! Какого черта?!»
– А ну стой, гадина! – она в жизни не помнила, чтобы бегала так быстро со стертыми ногами и кричала так громко. Уродливый фантом неуклюже ковылял от нее прочь на двух пальцах, а в оставшихся трех тащил ее колье. Ее прекрасное, новое колье!
Из-за того, что чертова рука продолжала петь, Аланну разбирала только еще большая злость.
Был у крестьянина я в дому!
Жену его исповедал!
Спасибо господу самому:
Он мне погибнуть не дал!
Ноет поныне мое нутро
От чаши святого Бента!
Вот и делай крестьянкам добро
После такого презента!
Ноги нещадно болели, и Аланна понимала, что не сможет догнать эту проклятую каракатицу. От избытка чувств единственное, что она смогла сделать – это швырнуть в спину, точнее, во внешнюю часть ладони этой гадости туфлей, снятой с ноги на ходу.
– Стой, я сказала! – взвизгнула она так, что где-то что-то разбилось и истерично мяукнули коты в подворотне.
Бросок вышел с размахом. Аланна с удовольствием подумала, что ей хотелось сделать так, чтобы эта сволочь свалилась и больше не встала. Никогда! Ни за что!
Фантом неловко запнулся и выронил колье, которое звякнуло о мостовую, а потом издал такой душераздирающий визг, словно при Аланне резали свинью. И наконец-то исчез.
Хромая, и неловко ковыляя на одной ноге, которая сейчас оказалась короче другой из-за каблука, она подобрала ожерелье с улицы.
– Так тебе! Будешь знать! – громко крикнула Аланна, и ответом ей послужило одно только эхо.
В ней полыхало злорадство. Она бы швырнула туфлю в эту тварь еще раз, и еще раз, а еще бы передразнила его идиотские песни! Ничего хуже она в жизни не слышала! Подумать только, он еще хотел издеваться над ней!
Но визг стих, кошки утихомирились, и Уотердип вновь погрузился в ночную тишину, темноту, развеянную лишь серебряным светом луны, и сладкий запах роз. Аланна вздохнула, унимая разогнавшееся сердцебиение, и покачала колье в руке. Огромный аквамарин заманчиво блеснул в ночном полумраке.
«Замечательно».
Аланна одела колье обратно, и убрала за уши растрепавшиеся кудряшки. Она стояла посреди пустой темной улицы с заброшенными домами, и в ее прекрасной златовласой головке вновь шевельнулись грустные мысли.
«Лучше бы я осталась в этом чертовом отеле, разозлила Касавира, и мы бы занялись любовью. Забыли бы уже через час, почему я на него злилась».
Она подумала, как было хорошо, когда некоторые размолвки решались именно так. И что потянуло ее в эти проклятые магазины?! С чего?!
Аланна погрузилась в невеселые раздумья, как хорошо можно было бы провести время. И только что не вскрикнула от усталости и досады, чувствуя знакомое легкое головокружение, покалывание в пальцах, и зажмурилась от очередной серебряной вспышки перед глазами.
«Да какого черта?! Куда на этот раз?!»
Должен сказать вам, ничто на свете неспособно вывести из равновесия самого сдержанного мужчину так, как влюбленность. Поразительно, сколь она, столь презираемая в юности и обладающая такой ценностью в зрелости, способна менять мужчин.
Разумеется, я веду речь не о первых страстях, что обуревают наиболее молодых жителей Фаэруна, но о тех нежных и долгих, совершенно необратимых чувствах, создающих семьи и браки на десятилетия. И, разумеется, чувствах взаимных и счастливых.
текст прерывается очередной заметкой на полях
«Я не поняла, только мне кажется, что это звучит слишком скорбно?!»
Мои отважные друзья, верные соратники, храбрейшие воины, много раз видевшие ужас смерти: каждый из них сложил оружие перед лицом великой силы любви. Конечно, в метафорическом смысле. Заставить их отказаться от желания подвергать риску собственную жизнь пока что не смогла даже любовь. Отчасти по причине того, что их жены и возлюбленные прекрасны, храбры и неутомимы в поиске приключений, чем вызывают у своих мужей и партнеров бесконечное беспокойство, и в результате этого беспокойства все их мужество, сдержанность и сила воли в безотлагательном порядке склоняются к ногам женщин. И ведь ни один из этих воинов не кажется лишенным силы духа! Однако стоит их даме хотя бы оказаться поблизости – все слова, сказанные ею, обдумываются столь тщательно, словно ответ на любое предложение требует сложнейших умозаключений, подобных обезвреживанию магической ловушки.
Должен, правда, признаться, что это не лишено смысла. Дамы более изысканные и дипломатичные по натуре, вне зависимости от остроты их меча, имеют привычку вкладывать в самые незначительные фразы ряд тончайших метафор, расшифровать которые необходимо чрезвычайно быстро и аккуратно, бросив на это все свои силы и память. Простота же влечет катастрофу.
Или взять, к примеру, вышеупомянутое беспокойство за возлюбленных дам. Именно оно регулярно становится поводом для самой нелепой ревности наиболее близких друзей и заставляет самых разумных из нас пускаться на совершеннейшие глупости. Скажем, принимать незыблемое волевое решение самостоятельно закупить недельный запас продуктов на один-единственный вечер, едва жене стоит сказать, что она неважно себя чувствует и, похоже, ощущает подступающую простуду.
