Текст книги "Спасти кавказского пленника (СИ)"

Автор книги: Greko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 11
Снова Пятигорск

«Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом, лучше работы я вам, сеньоры, не назову…», – напевал я, издеваясь над Тамарой. Она спрашивала, отчего же хорошо? Я неизменно отвечал:

– Потому шта! А еще лучше быть воспитанницей семьи главного генерала! Ответственности никакой, а почет и уважение – завсегда, пожалуйста!

В моих словах было зерно истины. Ехали мы в Пятигорск в коляске с ветерком и в сопровождении серьезного казачьего конвоя. Лошадей нам меняли без разговоров. На Линии были устроены почтовые станции. Путешественник с приличными документами проблем не имел. Наши бумаги были не просто приличные, а железобетонные. И за подписью барона Розена. И предписание командира Кубанского полка оказывать нам содействие. Красота, а не поездка! Не то что мой марш-бросок до Прочного Окопа!

В станице Барсуковской, пока меняли лошадей, окликнул первых встреченных мною ногайцев. Лица уже не прятал. Вряд ли меня, кто узнает без бороды. Спросил их, знают ли они Тембулата Карамурзина и где его искать? Узкоглазые дети степей в черкесках и с кинжалами что-то бормотали по-своему. Не понять. К ним подходили все новые и новые ногайцы. Подключались к обсуждению. Шум нарастал.

Помог степняк в форме русского офицера. Прапорщик, как и я. Представился:

– Каймурза Беймурзов. Чем вам помочь?

– Ищу Тамбулата Карамурзина.

– На этот берегу князя нет!

– Направляюсь на лечение в Пятигорск. Прошу, если представиться возможность, сообщить ему, что мне нужно с ним встретиться по очень важному делу.

– Я попробую все устроить!

Офицер-ногаец оценил и мой изможденный после ранения вид, и наш конвой. Понял, что непростой я человек. Что-то громко приказал толпившимся рядом с нами ногайцам. Среди них я с удивлением увидел несколько человек в казачьей форме.

– Князю передадут. Долго рассчитываете пробыть в Пятигорске?

– Боюсь, до конца лета.

– Желаю вам скорейшего выздоровления! – любезно простился со мной прапорщик.

Тронулись. Ко мне подъехал один из конвойцев.

– Вы, Вашбродь, на его форму не смотрите! Офицер он не настоящий.

– Как это?

– Да выхлопотал, наверное, себе чин за княжеские корни и услуги, оказанные генералу Зассу. Или толмачем служил. Или проводником.

Я пожал плечами. Мне с этим Каймурзой детей не крестить и в разведку не ходить. Главное, чтобы Карамурзину от меня привет передал.

До Пятигорска добрались за два дня. Дорогой меня прилично растрясло. Выносили меня из коляски на руках. Конвойцы расстарались. Занесли в дом, который Тамара сняла, как только мы заехали в курортный городок. Район не относился к числу фешенебельных. Прямо за заставой начиналась улица, где вдоль заборов сидели кумушки и девки. Зазывали приезжих. Одну из них мы и выбрали. И не пожалели. Домик у нее был чистеньким. Очень опрятным. Хоть и далеко от источников. Поэтому сразу договорились о коляске.

По совету хозяйки Тамара отправилась с визитом к местным докторам. Ее выбор пал на господина Лебединского, главного военного штаб-лекаря. Он осмотрел меня на следующий день. Раны на теле от ударов шашками и кинжалами зажили неплохо. Но рука мне почти не подчинялась. Ее сводила не то судорога, не то она немела из-за поврежденных нервов. Доктор прописал мне Александровские ванны № 1-й.

Скромная купальня была высечена прямо в скале. Через трещины в камне ее заполняла вода 37 градусов. В купальне безбожно воняло серой. От этих испарений покрывалось желтым налетом любое серебро. После получасовой ванны требовалось лечь на лавку и выпить несколько стаканов той же воды. Пот катил градом. И – что самое неприятное– эта минералочка чистила желудок. Да так активно, что через две недели у меня начались обмороки, хотя рука явно оживала.

Тамара кинулась к другим докторам. Кто-то посоветовал ей обратиться к Карлу Христиановичу Рожеру, редкой умнице, пробившемуся своим талантом и бескорыстием. Он внимательно меня выслушал, осмотрел, пощупал руку.

– Три недели сделайте перерыв. Затем станете принимать ванны Сабанеевские. К концу лета забудете о своих ранах. И обязательно совершайте моцион. Не давайте крови застаиваться!

Для вечерних прогулок июльский Пятигорск подходил великолепно. Публика со всех концов России, заполнившая город с середины мая, через два месяца обычно разъезжалась. В основном, в Кисловодск, который тут в шутку прозвали «Кислые». Оставшиеся фанаты спа-курортов, преимущественно, подагрические старички или серьёзно раненые офицеры, гуляли с женами по бульвару, слушали музыку, исполняемую военным оркестром у Николаевских ванн, или уединялись в гроте под белой акацией.

Мы избегали общества, чувствуя себя чужими на этом празднике жизни. Не посещали балы, не играли в бостон и не завязывали знакомств. Я ходил, опираясь на шпагу-трость, которую мне на время выдал Бахадур. Приветствовал офицеров, снимая фуражку. Но и только. Первое время со мной, как это принято на курорте, пытались сблизиться словоохотливые господа или позеры, щеголявшие каждый день в новых черкесках. Мне было смешно смотреть на их кинжалы, напоминающие мечи, или на короткие рукава кавказского костюма, намекавшие на их готовность обнажить при первой возможности оружие. Те офицеры, кто передвигался на костылях, смотрели на этих субчиков с презрением. Меня спасал от подобных типов свирепый вид Бахадура.

Беспокоило одно. Деньги таяли с заметной скоростью. Мы уже прожили все, что Тамара получила от полкового адъютанта Золоторева за абхазских лошадей. 150 рублей для Пятигорска оказались суммой не самой большой.

От финансового краха нас спас приезд князя Дадиани с супругой. Он вырвался из жаркого Тифлиса на три недели. И привез мой орден! Никакого торжественного вручения. Меня с Тамарой приняли в их съемном доме. Князь приколол к моей груди Станислава и вручил мне Статут с дополнениями.

– Тебе, прапорщик, следует понимать, что орден – это не висюлька на твоей груди, а нечто более серьезное. Это сообщество рыцарей! Каждый кавалер найдет в тебе товарища и при нужде примет участие в твоей беде, коли таковая случится! – пафосно объяснил мне князь.

Его супруга, милейшая женщина, устроила в честь моего награждения частный обед. Посуду, вино и блюда доставили из ресторана Найтаки. Грек, прослышав о поводе, прислал от себя корзину шампанского. Было шумно и весело.

Насколько князь показался грубым, заносчивым и надменным при первой встрече, настолько он переменился в домашней обстановке. Он оказался веселым, добродушным и хлебосольным хозяином, как и подобает настоящему грузину. Много шутил и, казалось, дышал полной грудью в отсутствии тещи. Она его явно подавляла.

Лидия Григорьевна не могла похвастать красотой. Но сколько доброты, приветливости и нравственного совершенства было в этой даме! Она унаследовала эти черты у своего отца, о доброте которого ходили легенды. Она деликатно расспрашивала меня о моих ранах. В конце вечера заявила, что не может его просто так закончить.

– Быть может, у вас есть к нам какая-то просьба? – спросила она невинно.

Тут-то я и понял, что лиса-Тамара все заранее подстроила.

– Ваши Сиятельства! Только на вас и уповаем!

– Чем же мы можем помочь? – благосклонно осведомился князь, пребывавший в отменном настроении после хорошего обеда.

Тамара пнула меня под столом ногой. Притворяться, что я не понял, не было смысла.

– Ваше сиятельство! Дайте нам с Тамарой разрешение на брак!

– Ожидаемо! – снисходительно усмехнулся князь в усы. – Что будем делать, жена?

– Конечно же, разрешим!

– Мы сможем сочетаться священными узами брака без разрешения баронессы? – на всякий случай уточнил я.

Княгиня засмеялась:

– Кто же откажет дочери наместника Кавказа и его зятю!

– Так будьте же нам посаженными отцом и матерью! – решил я вконец обнаглеть.

– Именно это я и имела в виду! – снова рассмеялась Лидия Григорьевна. – Благословим вас иконой в отсутствии живых родителей! И брачный сыск пройдет без сучка и задоринки[1].

– Сдается мне, – поддержал ее князь, наконец-то, догадавшись, – что вы все подстроили!

– Мой дорогой! – воскликнула княгиня. – Свадьба – это так прекрасно!

… До дня нашего венчания, которое было назначено уже через неделю после разговора, Тамару я, практически, не видел. Вместе с Лидией они занимались организацией торжества. Все время куда-то убегали по делам. Шептались, хихикали. Я, было, изобразил некую обиду на то, что меня, больного и немощного, забросили. Но Тома в присущей ей жесткой и обаятельной манере пресекла на корню мою робкую попытку.

– Лечись, немощный! – посоветовала мне с улыбкой. Потом пригрозила. – Ты думаешь, я забыла, что ты мне обещал волшебные ночи?

Я ожидаемо заткнулся. До этого момента удавалось проскочить на дурачка. Тамара все это время не приставала ко мне. И сразу же гасила мои инициативы.

– В твоём состоянии ты и минуты не выдержишь! – била она меня по рукам. – А я так не хочу! Я уже знаю, как это может быть!

Я смирялся, понимая, что моя грузинская бестия как всегда права.

Накануне свадьбы она и вовсе не ночевала в доме. Тут уже Лидия меня предупредила, чтобы я при полном параде явился в церковь в назначенное время. А уж потом она привезёт Тамару.

Я очень волновался. Если бы не Бахадур и Дадиани, которые все время стояли рядом со мной, еще неизвестно, удержался бы от падения в обморок. Дадиани сразу забрал у меня кольца, чтобы я не уронил их, так у меня дрожали руки. Передал их священнику.

Точно в назначенный час в церковь вошли Лидия и Тамара.

Я успокоился. Выдохнул. Любовался. На Тамаре было простенькое, но изящное и красивое белое платье. Лицо прикрыто фатой. Я посмотрел на Дадиани, кивнул, поблагодарив. Было понятно, что платье Тамаре купили они с Лидией. Дадиани улыбнулся, легонько стукнул по здоровому плечу. Я опять обернулся к своей будущей жене, и больше ни на кого не отвлекался. Тамара подошла ко мне. Подняла фату. Взяла за руку. Дадиани и Лидия стали позади нас. Венчание началось.

Думаю, Тамара за эти дни выучила ход службы наизусть. Ни разу не запнулась в действиях. Полагающимся образом ответила на все вопросы священника. Батюшка при её ответах мягко улыбался. Все-таки у Тамары был умилительный акцент.

Я уверен, что мы оба испытывали одинаковые чувства. Не только счастья и радости. В большей степени невиданного облегчения. Потому что в эти минуты заканчивалось, в общем-то, довольно страшное время для нас обоих. Страх этот был для нас связан с судьбой и положением Тамары. Я бы никогда себе не простил, если бы навлек на неё позор. И не уверен, что Тамара стала бы жить с таким клеймом. И пусть мы понимали, что впереди будут новые испытания, но теперь мы будем справляться со всеми горестями и радостями как муж и жена. И никто никогда не посмеет кинуть в Тамару грязью. Или даже просто косо на неё посмотреть. Наше обоюдное «да» на вопрос священника: «Имеешь ли (Константин, Тамара) произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, взять себе в жену (в мужа) эту (сего) (Тамару, Константина), которую (его же) здесь пред собою видишь?», было произнесено с таким длинным выдохом и с таким облегчением, что батюшка оба раза реагировал с небольшим удивлением. Откуда было ему знать, от какого тяжелого груза мы освободились в эти секунды.

Наконец, священник соединил наши руки, покрыл их епитрахилью и повел нас троекратно вместе со свидетелями вокруг аналоя. И это означало, что Коста и Тамара Варваци сделали свои первые шаги по Земле, как муж и жена.

…Праздновали все той же тесной компанией у Найтаки. Мы с Тамарой были без сил. Но Дадиани, Лидия и Бахадур своим весельем, бесконечными тостами – да, да, и от алжирца – с лихвой все компенсировали. Чета Дадиани сделала нам еще один свадебный подарок: двести рублей. Тут же заставили нас замолчать, когда мы бросились за все благодарить.

– Это я вам должен сказать «спасибо»! – неожиданно признался Дадиани. – Особенно Тамаре! Ты же знаешь, Коста… С нашей службой часто нет времени. Сил. А моя Лидия с того дня, как появилась Тамара, такая счастливая! И мы оба рады, что можем так выразить вам нашу благодарность!

Бросились обниматься. Продолжили веселиться.

Я заметил, что мы с Тамарой во время застолья много раз проверяли наличие колец на наших указательных пальцах. Будто боялись и не могли до конца поверить, что это событие, о котором мы мечтали чуть ли не с первой секунды нашей встречи, и которое, порой, казалось, невыполнимым, все-таки случилось.

Вернулись домой после ресторана. Войдя в комнату, разделись догола. Легли в постель. Обнялись. Поцеловались. И, не сговариваясь, тут же заснули.

…Зато утром начался наш многодневный любовный марафон. Счастье, переполнявшее нас, было настолько сильным и его было так много, что мы не замечали бега времени. И нам обоим еще раз стала понятна та свобода, которую мы обрели законностью наших отношений. Исчез страх. И мы, прогнавшие его, теперь праздновали, занимаясь любовью без устали и почти без перерывов. Нам настолько нравилось наше новое состояние, что часто, почти всегда, вместо привычного произношения имен друг друга в процессе или на пике, мы предпочитали выговаривать наш новый статус. Я кричал: «Жена, жена, жена!» Тамара вторила мне: «Муж, муж, муж!»

До вечера о нашем пропитании заботился Бахадур. Тихо стучался в дверь, оставляя возле неё поднос с едой. Ели быстро, оставаясь при этом голыми. Вечером же заставляли себя выйти поужинать с четой Дадиани. Они, со смехом наблюдавшие за нашим нетерпением, быстро отпускали нас. Мы спешили домой. Вбегали в комнату, запирали дверь, скидывали одежду. Порой и до кровати не доходили. Начинали прямо у двери.

Я, конечно, не ошибся, когда предположил, что секс с Тамарой будет бешеным. Не ошибся, но все равно поражался. В голове никак не умещалось: откуда взялось в это время у такой молодой девушки, воспитанной по всем строгим канонам, такое отношение к занятиям любовью? Без ложного стыда, без ханжества. С готовностью к экспериментам.

В первый раз, когда повернул её на бок, даже побаивался её реакции. Тамара вопросительно взглянула.

– Может, тебе понравится? – выразил робкую надежду.

Тома кивнула.

Ей понравилось. Дальше моего наставничества не потребовалось. Она сама занялась изучением всех тайн занятий любовью. С той же целеустремленностью и напором, с которым она, например, учила французский или русский. Спокойно говорила о том, что и как ей нравится. Часто диктовала ритм моих движений.

Как-то, после очередного акта, когда мы откинулись и тяжело дышали, я не удержался, выразил удивление.

– Глупый вопрос! – усмехнулась Тамара. – Я лежу перед тобой голая. Ты лежишь передо мной голый. О каком стыде тут можно говорить⁈ – Тамара гладила мои шрамы.

– Страшные?

– Да.

– Тебе неприятно?

– Ты дурак?

– Почему это?

– Потому что ты мой муж. Я тебя приму в любом виде!

– И за что мне такая награда?

– Ты чаще задавай себе этот вопрос! – улыбнулась Тамара.

– Так я каждый день задаю.

– Хороший муж! А помнишь, как не хотел, чтобы мы занялись тогда любовью в Тифлисе?

– Помню, конечно. Ты это к чему? Что я дурак?

– И это тоже. А так, к тому, что, если бы не раздела тебя тогда, то уже не увидела бы гладеньким без шрамов! – Тома захохотала.

– Ах ты! – я был уже готов «отшлёпать» её.

– Чур, я сверху! – Тамара меня опередила.

… Чета Дадиани покинула Пятигорск в середине августа. Полковник торопился в полк готовиться к приезду императора в Тифлис. Через две недели и нам предстояло туда выдвигаться. Нечаянные каникулы подходили к концу.

Я всерьёз уже задумывался над тем, что мне делать дальше. Известий от Карамурзина так и не поступило. Я написал большое письмо Хан-Гирею с просьбой найти мне применение. Мысль о самостоятельном возвращении в Черкесию меня пугала.

Но Магомету не пришлось идти к горе. Карамурзин сам меня разыскал. Меня выдал набалдашник трости в виде головы верблюда. Все, как обычно: неофит в разведке, возомнивший о себе невесть что, прокалывается на мелочах. Добрый малый Каймурза рассказал князю о странном офицере с характерной тростью, ищущим лидера ногайцев. В свете предстоящего визита императора и сбора князей, узденей и старейшин народов Кавказа мои расспросы выглядели подозрительно.

Мы сидели в саду моего съемного домика. У меня не было кунацкой, чтобы достойно встретить почтенного человека. Постелили ковер под деревом. Накидали подушек. Угощения не предлагали. Я сразу извинился, что не имею в доме халяльной пищи. Иной не стоило предлагать князю, который носил мохнатую шапку, обернутую белой тканью[2]. Обошлись калмыцким кирпичным чаем – любимым напитком ногайцев.

Приступили к переговорам. Я выступал как посланец Хан-Гирея, а не как Зелим-бей. На всякий случай! За моей спиной стоял Бахадур, внушая ногайцам уважение своим видом. Но не страх. Старый абрек и его безбашенный, импульсивный брат не боялись и самого шайтана.

Первый же обмен фразами рассеял лед недоверия. Карамурзин сразу произвел на меня впечатление многоопытного, очень умного, проницательного человека. В нем не было ни следа татарской крови. Бледное лицо с черной бородой и располагающий к себе взгляд. Я сразу понял, почему Торнау ему доверил свою жизнь. Такой человек не умеет что-то делать или чувствовать наполовину. Он всегда идет до конца.

Его брат Бий, который с ним приехал, был совсем другой. В нем была видна кровь Чингизидов, которой хвалился род Карамурзиных. Рыжая борода и бешеный нрав. С таким человеком я бы точно не пошел в разведку. Но его старший брат гарантировал, что все под контролем. Бий помалкивал. Брата не перебивал.

Второй обмен фразами все расставил по своим местам. Оказалось, Тембулат сам разыскивал Торнау. Они были кунаками. Карамурзин ввел его в свой род, выполнив священный черкесский обычай. Поручик поцеловал грудь старшей женщины в семье. Его освобождение было делом чести для братьев.

Они уже предприняли кое-какие шаги. Вели переговоры – безуспешные – с кабардинцами-предателями. Многочисленные сподвижники князя из аула Шахгирей без устали собирали информацию.

Сам Карамурзин, потерпев неудачу в переговорах, искал тех, кто может расставить ловушку на Аслан-бека, Тамбиева и Джансеида. Кабардинцев следовало напугать. Убить хотя бы одного из них. Так считал Карамурзин.

– Сразу станут сговорчивее, выблядки гор. Думаешь, зачем они все это затеяли? Молодчество? Как бы не так! Мой человек, который вел с ними переговоры, передал мне слова кабардинцев: «мы хотим поправить свои дела. Русские лишили нас нашего богатства. Нам, людям древней крови, не к лицу жить как простым крестьянам. Получим выкуп за Торнау и снова заживем как князья». Вот и все их желания! Но они знают, что стали моими врагами. И осторожничают.

– Быть может, приманить их на золото?

Знаменитый абрек, чье имя знал весь Северный Кавказ, грустно вздохнул:

– Они не дети. Их так просто не возьмешь. Осторожность у них в крови. И опыт. Годами ходили в набеги. Придумали свои правила, которые их оберегают. Но богатства не снискали набегами. Лишь славу и ненависть у тех, кого обидели.

Мы замолчали. Я смотрел на этого странного человека, не понимая, почему он вызывает такую симпатию. Спокойный. Рассудительный. И очень опасный. Иметь подобного ему в друзьях дорогого стоит. А в врагах – страшно! Видимо, крепко припекло кабардинцев, раз решили поиграть с Тембулатом.

Он ни слова пока не сказал про свой план, но и так было понятно. Он уже расставляет силки. Настолько тонкие и незаметные, что и не увидишь, пока в них не попадешь. Не примитивную медвежью яму. И даже не хитрый капкан охотника. Незаметную тоненькую нить – совсем не опасную, на первый взгляд. На такую наступишь – пропадешь, но ни за что не поверишь, что именно она стала причиной твоей погибели.

– У Аслан-бека есть старый кровник. Они замирились. Созвали суд шариата, который постановил прекратить канлу. Но кровник не успокоился. Мы много говорили. Его месть еще пылает в его сердце. Я посоветовал ему предупреждать Аслан-бека о любой засаде. Спасать ему жизнь раз за разом. Добиться доверия. Аслан-бек – мясник. Ему не доступна тонкая игра. Он волк, а не лис. Ему невдомёк, что можно отводить чужую руку, чтобы дать своей напиться крови врага! Вот чему я последний месяц учу кровника Аслан-бека. И Аллах нам помогает!

– Уважаемый князь! Я бы хотел принять участие в охоте на предателя. Если мы его схватим, быть может, сможем узнать, где прячут Торнау?

– Я дам тебе такую возможность. Но ты недооцениваешь упрямство Аслан-бека и те сложности, что стоят на нашем пути. Он забрался вглубь земель абадзехов. Такой народ… Им плевать на князей. На авторитет. Живут набегами за Кубань и на соседей. Я с братьями их приучил обходить стороной наших людей. Но и к ним сложно проникнуть.

– Не сможете отыскать тех, кто готов предать Аслан-бека?

– Чепуха. Такие всегда есть. Главное – найти к ним подход.

– Все-таки золото?

– Золото и ненависть! Или золото и коварство! Или золото и страх.

– Всегда золото…

Тембулат хмыкнул:

– Вы чем-то похожи с Федором.

– Он назвал меня соратным товарищем!

– Значит, столкуемся! Нам придется на время прервать поиски. В середине октября будет сбор во Владикавказе, Ставрополе и Екатеринограде преданных царю людей. Он будет с нами говорить. Не могу уклониться от этой встречи. Лично князь Хан-Гирей меня попросил. Но как только император уедет, сразу отправимся за Кубань. Встречаемся в станице Барсуковской.

[1] Брачным сыском назывался опрос свидетелей перед венчанием для подтверждения, что отсутствуют препятствия для вступления в брак, включая степени родства и психическое состояние брачующихся.

[2] Знак, что человек поклялся совершить хадж в Мекку.