Текст книги "О необратимости (ЛП)"

Автор книги: gilded_iris

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Мошенники. В тот день, пять месяцев назад, покидая клуб, Эдди указал вышибале на дилера и сообщил, что он мошенник. Ричи и думать об этом забыл. И вот как все обернулось.

Ты же не покупал у него, нет?

Телефон в кармане нагрелся. Голова кружится. Невозможно сосредоточиться. Попытка успокоиться. Полуулыбка. Объятия. Кокаин. Ричи не может собраться. Не помнит, как дышать. Он не может объяснить, что даже не виноват. Он не в силах открыть рот.

– Твоя карьера переживет наркотики. Будет тяжело, да, но когда-нибудь это забудется. Если мы правильно все обставим, мы даже сможем вызвать сочувствие. Но насчет этого, – она постукивает пальцем по фотографии Эдди, – я не уверена. Сложно предугадать, как подобное может обернуться в конце концов. Шума точно будет много. Публика никогда не отцепится, все мы помним провалы в музыкальной индустрии. Еще все эти социальные сети и блогеры с их дерьмом. Тактика горилл. Все ради контента. Живи быстро и дико, умри быстро и глупо.

Ты в курсе, что некоторые артисты запомнились скандалами. Лупе Велез захлебнулась в унитазе. Клара Боу переспала с футбольной командой. Рамон Наварро умер с инкрустированным бриллиантовым дилдо в глотке. Неважно, правда все это или нет, но очень непристойно. Но теперь их едва ли помнят. Вот поэтому меня любят старые звезды. Им удалось пройти через грязь Золотой эпохи, зная, что могут рассчитывать на мою защиту. И это то, от чего я так старалась тебя защитить. Меня не волнует, чем ты занимаешься в свободное время. Мне все равно, женщины тебе нравятся или мужчины, и если ты говоришь, что тебе нравятся и те, и другие, это приемлемо. Если скрывать ориентацию тебе так невыносимо, мы можем придумать неплохой, социально приемлемый способ открыться. Но если всплывут эти фото, тебя поднимут на смех. Если ты будешь встречаться с кем-то подобным, – снова стучит пальцем по Эдди на фото, – скандал никогда не утихнет.

Так что я скажу им, что мы заплатим. Я составлю договор о неразглашении и заставлю их его подписать. Для тебя триста тысяч долларов – большая сумма, не важно, насколько ты богат. Похоже, самое время тебе поговорить со своим бухгалтером, как думаешь?

Ричи не знает, что тут еще сказать, поэтому поднимается и направляется к выходу.

– И еще одно, – говорит Деннинджер, – сотри с ногтей этот лак, пока люди не увидели. Я не желаю видеть подобное больше никогда. И я запишу тебя к парикмахеру на завтра. Вчера я получила предложение на серию роликов для БМВ. Обсудим это на следующей неделе.

Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Эдди. 11.57. 12.32. 13.00.

Офис Стэна ничем не напоминает офис миссис Деннинджер. Контора «Бернтал, Джонсон и Урис» обосновалась в Даунтауне, в красивом здании колониального стиля. Оно было построено в двадцатых годах, а в девяностые реконструировано под рабочее пространство.

Но это по-прежнему старинный дом. Когда-то кабинет Стэна был гостиной. Он оформлен в южнокалифорнийском стиле, и в нем есть камин. Здесь кожаные кресла, дубовые полы и картотечные тумбы. Шкафы с любимыми книгами. Стены теплого кремового оттенка и персидский ковер, немного потертый в углу, где стоит рабочий стол Стэна. Кабинет не внушает страх, не давит. В нем чувствуется характер Стэна, а тот логичен, практичен, самодостаточен и на удивление скромен.

Здесь потолочный вентилятор – лопасти чуть слышно пощелкивают, когда крутятся. И диван в углу, на котором Ричи дремал не раз. Увлажнитель воздуха. Коллекция записей Бенни Гудмана. Пишущая машинка Ремингтон 1932 года выпуска, с очень широкой кареткой. Стэн слегка эксцентричен, вне всяческих сомнений.

Стэн вырос в состоятельной семье. Его отец был деканом Факультета иудаики в Калифорнийском университете. Его мать-юрист сделала миллионы, представляя штат в суде против компании Big Tobacco. Это именно благодаря ей в Калифорнии ввели запрет на курение в общественных местах, который полностью игнорирует миссис Деннинджер. А еще мама Стэна дружит со старшим бухгалтером в «Бернтал, Джонсон и Урис», и тот им здорово помог, чем Стэн не гордится, но, тем не менее, смирился.

Стэн работает здесь с двадцати двух лет. Ричи был его первым клиентом, но довольно скоро их стало много. Чего и стоило ожидать, потому что Стэн хорош в своем деле. Нужно обладать особым складом ума, чтобы сразу после колледжа суметь управляться с финансами мультимиллионеров, и Стэн преуспел. В прошлом году он занял первое место в топе «Тридцать до тридцати» – в издании, о существовании которого никто не имеет понятия, кроме бухгалтеров. Стэн повесил вырезку со статьей на стенку, рядом со своим дипломом.

И конечно, здесь стеклянная витрина с уймой фотографий. На каждой из них присутствует Ричи, так уж получилось. Одна из них – из частной начальной школы, где они и познакомились. А вот Ричи на Бар-мицве Стэна, кусает халу. А вот он на выпускном Стэна. А еще на одной Ричи улыбается, глядя, как Стэн с Майком целуются под цветочной аркой на их свадьбе.

Короче говоря, кабинет Стэна – знакомый, родной и безопасный. Обычно.

Сейчас это не так. Сейчас это поле битвы.

– Ты сказал мне, что не употреблял! – Стэн красный от злости, на шее вздулись вены. – Ты мне клялся!

– Я не употреблял! – спорит Ричи.

– Деннинджер прислала мне ебаные фотки!

– Они подставные, мудак! – он, наконец, обретает голос. – Я… Ебать. Я не употреблял наркотики! Тот парень подошел ко мне и предложил, сунул пакет мне в карман, но клянусь Богом, я отдал его обратно. Я, блядь, чист. Уже три года как. Фотки, сука, подставные. Я, блядь, вернул ему.

– Ричи.

– Ты ведь не веришь мне, так?

– Это не важно. Все равно у них есть фотки, на них ты с пакетом в руках, на них пакет у тебя в кармане.

– Не важно, веришь ты мне или нет! Я не юзал! Черт побери, почему ты просто не можешь поверить мне на слово, Стэн? Мне это сейчас охуеть как нужно. Мне охуеть как нужна была твоя поддержка все эти месяцы, но я не получил ее ни грамма.

– О, так мы теперь о нем говорим, да? – Стэн хватает распечатку фотографии. Ту, что с Эдди. Несколько часов назад Ричи был уверен, что Эдди предал его. Он обвинил Эдди во всех смертных грехах. Он просто в ужасе оттого, что потерял его, но даже не может найти в себе смелость ответить на звонок. Эдди, которого Стэн всегда ненавидел.

– Не говори об Эдди.

– Вы не вместе. Окей? Ты встретил этого парня в баре, у вас один раз был секс, а теперь ты считаешь, что у вас с ним любовь. Раскрой глаза: он не поможет тебе исправить жизнь. Что бы ты там себе ни надумал, это нереально. Ты склонен романтизировать вещи.

– Я склонен романтизировать? Я? Ты встретил своего мужа в гребаном розовом саду!

Стэн сжимает челюсти.

– Тебе нужна помощь, Ричи. Если ты это признаешь, ничего страшного не случится. У тебя была очень тяжелая жизнь, и ты ни в чем не виноват, но с тобой что-то не так, и ты это знаешь. Навязчивые мысли, боязнь одиночества, импульсивность, тревожность, проблемы с самоидентификацией, инцидент со снотворным, который ты отрицаешь, деструктивное поведение, наркотики, и сейчас – эти «отношения»…

– Не смей говорить о них в таком тоне!

– Бросай все это дерьмо, Ричи. Я подыскал несколько вариантов, которые могут помочь.

– Что ты несешь, какие варианты?

– Места со специалистами. Где тебе помогут, и станет легче.

– Ну вот, ты наконец-то сыт по горло. Я знал, что это произойдет. Я знал, что тебя достало мое присутствие в твоем доме…

– Я этого не говорил! Я просто… Я волнуюсь о тебе каждый чертов день. Когда у Ричи случится очередной нервный срыв? Когда Ричи снова решит наглотаться снотворного?

– Ты считаешь, я двинутый?

– Это какая-то нескончаемая конфронтация. Я считаю, что у тебя есть симптомы. Тебе нужно лечиться и прекратить всю эту херню.

– Я лечусь! Я купил эту сраную книгу! Я не хотел тебе говорить, потому что ты, блядь, всегда меня жалеешь, но я работал над собой все это время!

– Что бы там с тобой ни было, тебе необходимо что-то посерьезнее, чем книга.

Ричи не может удержать слезы.

– Блядь, – говорит Стэн. Он падает в кресло и проводит пальцами сквозь кудри. – Я не должен был высказывать это вот так. Я не пытаюсь тебя никуда поместить. Я просто считаю, что специальная программа в частном учреждении, с дружелюбным персоналом и хорошим психиатром пойдет тебе на пользу. Только на месяц или на два. Как отпуск.

– На хуй все это. Мне стало лучше, но ты даже не заметил. Ты не думаешь, что я могу измениться. Я знаю, что не думаешь. Можешь перестать притворяться.

– О чем ты говоришь?

– Ты сказал, что знаменитости перестают взрослеть, прославившись. Ты считаешь меня гребаным младенцем.

– Я не знал, что ты это услышал.

– Ты реально в это веришь?

– Я знаю тебя очень давно, Ричи.

– Это, блядь, не ответ.

– Какого ответа ты ждешь? Честного?

– Знаешь, что? Ты говоришь, что знаешь, насколько тяжелая у меня была жизнь, но на самом деле ты не имеешь ебаного понятия. Ты не представляешь, каково быть мной. Ты не знаешь, что мир со мной сделал.

– Ты думаешь, что твоя боль так велика и прекрасна, что ни с чьей не сравнится. Но тебе никогда не приходило в голову, что ты, может, настолько зациклен на том, как тебя обидел мир, что даже не замечаешь, когда делаешь больно другим людям?

– Кому я сделал больно?

– Я не собираюсь об этом говорить.

– Нет, серьезно. Кому я сделал больно? – в глазах у Ричи потемнело. Они приближались к опасной черте семимильными шагами. К точке невозврата. – Ты хочешь конфликта? Хорошо. Будет конфликт. Кажется, я все понял. Причину.

– О чем ты говоришь?

– Все не потому, что ты не хочешь видеть меня с Эдди. И не потому, что ты не хочешь видеть, как мне больно. И не потому, что ты думаешь, что я не здоров. Нет, все дело в том, что ты не хочешь видеть меня с кем угодно, кроме себя. Ты никогда не возникал, пока я встречался с женщинами. Сейчас я с мужчиной, и все, о чем ты можешь думать, что не с тобой.

Стэн поднимается. Кресло катится прочь. Останавливается у края ковра.

– Прошу прощения?

– Это так! Ты, блядь, так и не смог меня забыть. Ты был мной одержим все детство. Ты был до охуения влюблен в меня, и до сих пор влюблен.

– Пошел вон из моего офиса.

– Я прав, не так ли? Майк знает, что ты в меня влюблен?

– Убирайся!

– Нет.

– Иди на хуй.

Ричи толкает его. Стэн бьет его. Обручальное кольцо рассекает Ричи губу.

– Ты проебался, Стэн. Понимаешь? Ты в браке, но влюблен в лучшего друга. Поэтому ты хочешь упечь меня куда подальше? Потому что ты не можешь выдержать того, что мы не вместе?

– Ты осознаешь, что говоришь, или просто пытаешься ударить побольнее? В любом случае, на хуй. Ты слышишь, Ричард? На хуй тебя, ты, инфантильный сопляк. Иди на хуй, как друг и как клиент, – Стэн вынимает из кармана ключ и идет к картотеке. Он открывает верхний ящик, выгребает его содержимое и бросает в Ричи. – На! Это все твое, Тозиер! Твои закладные, закладные твоей матери, доверенности, все записи о расходах, все здесь! Ни одного ебаного цента мимо! Теперь это все твоя, блядь, ответственность. Надеюсь, ты и правда такой умный, каким притворяешься, учитывая, что ты этих отчетов и в глаза ни разу не видел. Удачи, блядь.

– Стой…

– Нет. Сейчас ты съебываешься и оставляешь меня в покое. Лечись, не лечись. Какое мое дело. А теперь убирайся из моего кабинета. И если, когда я вернусь домой, я обнаружу там тебя или хоть одну твою шмотку, я вызову полицию. Просто, блядь, рискни.

Юные Ричи и Стэн улыбаются с фотографии вслед, когда он уходит с пачкой бумаг на руках и с кровью на подбородке.

Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Эдди. 13.00. 14.30. 15.00.

Ричи звонит Биллу. Билл не берет. Ричи звонит Биллу. Билл не берет. Ричи звонит Биллу.

– Р-ричи, я н-н-не могу сейчас разговаривать.

– Мы со Стэном разругались. Мне нужно к тебе сегодня.

– Я у-уезжаю в Вермонт.

– Ты не можешь просто свалить, не предупредив. Мне нужен кто-то рядом. Боже, Билл, дело плохо, так что, пожалуйста…

– Я н-н-не могу. Что-то с-случилось.

– Что? – выдыхает Ричи.

– М-мама Одры т-только что звонила. Ее за-за-забрали в больницу несколько часов назад. У нее кро-кровотечение, и они со-собираются делать экстренное к-к-к-к-…

Сердце Ричи упало.

– Кесарево? Но она же только на шестом месяце. Это… Боже, Билл. Все будет в порядке?

– Они не з-знают. Слушай, я д-должен идти. Я не м-м-могу пропустить рейс.

Связь обрывается до того, как Ричи успевает сказать хоть что-нибудь в поддержку.

Воздух в доме был спертый. Оно и понятно. Ричи не жил здесь почти полгода. Он бросает ключи от машины, бухгалтерские отчеты и сумку с вещами на диван. Он задумывается, а не сунуть ли руку в шредер. Допустим, это и есть симптомы, о которых говорил Стэн. Допустим, он и сам знал, что есть симптомы. Допустим, именно поэтому он купил себе книгу, предназначенную для людей с пограничным расстройством личности*.

Кровь на подбородке давно засохла коркой, но губа начала беспокоить только сейчас.

И он начинает плакать. Он плачет из-за ужасных голосовых, которые оставил Эдди. Плачет, вспоминая, с каким отвращением миссис Деннинджер тыкала пальцем в фотографии Эдди. Плачет из-за того, что наговорил Стэну. Плачет о Билле с Одрой и об их малыше. Обо всех этих чудовищных, необратимых вещах. Но больше всего – о себе.

Теперь он остался один.

Он не может перезвонить Эдди. Просто не может.

Он позволяет вернуться всем этим опасным, ужасным, чудовищным мыслям, с которыми так долго боролся. Мысли о том, что его не существует. Мысли, что не имеет значения, существовал ли он. Он думает, если умрет этой ночью, это будет кинематографично. Что весь мир встанет с мест и поаплодирует. Сыграет сборный бэнд мертвых музыкантов. Ричард Тозиер найден мертвым. Ричард Тозиер передознулся перед клубом в Сайдволке. Ричи Тозиер захлебнулся в унитазе. Все, что он когда-либо в своей жизни делал, было спектаклем. Не имеет значения, что будет дальше. Не важно, что он задыхается, потому что Голливуд умеет красиво такое представить. Этакая жертва постмодерна, видите?

Он прикидывает, почем продадут снимки его аутопсии. Прикидывает, побьет ли рекорд. Он смог бы сейчас подняться и выкрутить горелки, и позволить себе уплыть отсюда в беззвездное небо.

Это будет красиво.

В дверь стучат. Это Майк.

Ричи впускает его.

Майк ничего не говорит, просто проходит в дом, пересекает гостиную и скрывается в кухне. Он моет руки и хватает аптечку, которую Стэн оставил под раковиной несколько лет назад. Затем он открывает морозилку, выгребает горсть ледяных кубиков и ссыпает их в полотенце. Он возвращается в гостиную и смотрит на Ричи.

– Садись, – говорит Майк.

Ричи садится. Майк присаживается рядом и аккуратно приподнимает его голову. Стирает кровь с подбородка и обрабатывает губу. Закончив, прижимает к ней полотенце со льдом.

Они не разговаривают, по крайней мере, пока. Они просто сидят рядом, с тяжестью на плечах. Ричи сдирает с ногтей лак. Одра накрасила их всего несколько дней назад, как раз перед поездкой в Вермонт. Маленькие изумрудные хлопья падают на колени.

– Зачем ты здесь? – наконец, заговорил Ричи.

– А как ты думаешь?

– Стэн бы не прислал тебя.

– Стэн меня не присылал.

– Но ты слышал, что произошло.

– Конечно.

– Что сказал Стэн?

– Ну, когда я пришел домой, я нашел его в нашей спальне, на нашей кровати. С красным лицом, опухшими глазами и мокрыми щеками, и он плакал так сильно, как я еще не видел, чтоб он плакал. Он сказал, что вы поругались. Он сказал, что наговорил тебе отвратительных вещей. Сказал, что ударил тебя, хотя знал, что ты этого не заслужил. Сказал, что не знает, зачем наговорил таких страшных вещей. Затем сказал, что ты ответил ему тем же. А затем – что ты продолжал говорить, все хуже и хуже. А потом он сказал мне, что ты его толкнул. А затем сказал, что ударил тебя. Сказал, что отказался с тобой работать. Что бросался в тебя вещами. И выкинул тебя из кабинета. И из нашего дома.

– Он рассказал тебе, что я ему наговорил?

– Да.

Ричи долго молчит. Он забирает у Майка полотенце и кладет на кофейный столик. Лед растает, вода оставит разводы, но ему все равно.

– Что ты обо мне подумал, когда мы познакомились, Майк?

– Ну, я встречался с этим прекрасным, очень умным, совершенно потрясающим мужчиной, и он предупредил, что его лучшего друга бывает слишком много.

– Стэн мудак.

– Прекрати.

– Или это я мудак?

– Не обязательно кто-то должен быть мудаком. Ты должен перестать мыслить как максималист.

– Говоришь как Стэн.

– С парами в браке такое случается. – Майк смеется, но это не довольный смех. Ричи не уверен, какой. – Я знаю, что Стэн был влюблен в тебя. Знал еще до того, как он мне рассказал о том, что сегодня произошло.

– Как?

– Мы пара. Мы делимся друг с другом такими вещами. Через несколько месяцев после того, как мы начали встречаться, он рассказал мне, что был влюблен в тебя много лет.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Все нормально. Идея единственной истинной любви – миф. Стэн и я любили других. Как и большинство людей. Важно только то, что мы любим друг друга сейчас. – Пауза. – Я знаю, что ты тоже был в него влюблен.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Нет, понимаешь. Когда мы со Стэном начали встречаться, ты не очень-то хорошо это прятал. Он был первым, кого ты полюбил, и ты любил его очень долго. Но я хочу, чтобы ты знал, что он больше не любит тебя. Не как раньше.

– Я… Я не имел…

– Я знаю, что нет, но сказал.

– Почему ты меня терпишь? Почему ты вообще стал со мной мириться? Ты действительно так его любишь?

– Я люблю Стэна сильнее всего на свете, но я «мирюсь» с тобой не из-за него. То есть, вообще с тобой не «мирюсь».

– Что это значит?

– Что дружба не о том.

– Ты не должен быть моим другом. Я не заслуживаю друзей.

Майк вздыхает.

– Невозможно все время быть жертвой, Ричи. И когда ты так говоришь, это именно то, чего ты добиваешься. Ты хочешь, чтобы я сидел здесь и убеждал тебя, что ты хороший человек, но я не могу. Хорошие люди не всегда хороши. Временами хорошие люди говорят ужасные вещи, чтобы сделать больно любимым людям.

– Я… Мне жаль обо всем, что я сказал Стэну. Я так чертовски жалею.

– Я имел в виду вас обоих. Он не должен был так говорить о вас с Эдди. Но сказал.

– Я люблю Эдди. Я правда его люблю, и думаю, что сегодня все разрушил. Кажется, я разрушил много всего.

Майк молчит.

– Стэн думает, я болен. Он сказал, что хочет меня услать.

– Я уверен, что он сказал не так.

– Практически так он и сказал.

– Слушай, Стэн никогда не простит себя за то, что не смог помочь тебе слезть с наркотиков, и не может простить себя за то, что не способен помочь тебе поправиться. Потому что это и есть Стэн, он помощник. Я годами пытаюсь убедить его, что это не то, что тебе нужно. Может быть, сейчас он наконец-то в это поверит.

Майк встает.

– Можешь… Можешь остаться сегодня здесь? Я не хочу быть один.

– Мне нужно домой, Ричи. Я пришел убедиться, в порядке ли ты, и ты в порядке. Ты, может, так и не думаешь, но ты в порядке, – он берет ключи. – После того, что сегодня случилось, мне кажется, нам нужно побыть порознь. Несколько дней будет худо, всем нам. Билл написал мне, что произошло. Сейчас мы должны сосредоточиться на Одре. И поэтому я уверен, что с тобой все будет нормально. Ты не станешь причинять себе вред и не пойдешь покупать наркотики, и не исчезнешь, потому что нам всем нужно, чтобы ты был в порядке.

– Все сложно, Майк. Очень сложно.

– Знаю. Я люблю тебя, Ричи. Мы все тебя любим.

– Я тоже тебя люблю, Майк.

Майк обнимает его. И уходит.

Ричи берет свою книгу из сумки и начинает вырывать страницы. Он рвет их пополам, на квадратики, на мелкие, как конфетти, кусочки. Он достает из шкафа Оскар. Снова отбивает ему голову. Он идет в спальню и достает стопку конвертов. Строчки, написанные аккуратным, разборчивым почерком Стэна. Он не смог разорвать конверты.

Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Бев. Пропущенный от Бена. 22.45. 22.46. 22.47.

Лупе Велез и Адам Сэндлер и Пош Спайс и Лорен Бэкелл и Олив Гарден и Daily Mail и Рэй-Бэны и триста тысяч долларов и наркотики и мир вертится и вертится и вертится, и все необратимо.

Перемены нелинейны. Они зацикливают, запутывают, подбрасывают и расшибают о землю.

* Пограничное расстройство личности, отличная статья: https://postnauka.ru/faq/91982

По заявкам: мост, или мост носа, который у Ричи мог полететь из-за кокаина, это такое место под переносицей. Именно мост ломается, если сильно ударить в нос, и именно он часто подвергается хирургическому воздействию при коррекции. – https://orangecountycosmeticsurgery.com/wp-content/uploads/2011/11/1-ideal-front-male-different-nasal-widths-1.jpg

========== Часть 4. О провалах ==========

Комментарий к Часть 4. О провалах

Посвящение: антидепрессантам, читателям и диско 80-х. Большое им спасибо.

Ричи просыпается в одиночестве. Все еще темно, но это не обычная темнота. Это такая темнота, в которой просыпаешься в поту и раздрае. Темнота, которую можно пропустить, только если совсем не ложиться. Такая наступает (или, скорее, накрывает) в три или четыре часа утра, когда под одеялом жарко и в комнате нечем дышать, и тело чувствует – что-то не так. Если ты просыпаешься в поту и в раздрае, с похмельем, быть может, или все еще пьяный, ты встречаешь ее. Ты, Ричи Тозиер, очнулся в такой темноте.

Он садится, и желудок немедленно решает вывернуться наизнанку. Ниточка красной слюны тянется изо рта к луже рвоты на коленях. Видимо, ночью рана на губе снова открылась, но он не понимает, крови ли вкус он ощущает, или это воспоминание о кольце Стэна.

Он стонет. Шарит по тумбочке в поисках бутылки Бейлиса, которую оставил там именно на этот случай. Он делает огромный глоток. Напиток не очищает. На вкус он как молоко и рвота на простынях.

А потом он снова отключается.

Когда он просыпается во второй раз, все еще темно, но он не один.

– Просыпайся, мудак.

Беверли Марш стоит на пороге спальни. Одетая в красные клеши, черный топ и подлинные Рэй-Бэны. На ней тот же красный шарф. Он ярко пылает на ее бледной шее.

– Что? – спрашивает Ричи. Он пытается вспомнить, сколько выпил прошлой ночью. Или за несколько прошлых ночей. Или за неделю. Он не понимает, какой сейчас день. Он садится на постели. Его снова рвет.

– Воу, – присвистнула Бев. – Просто воу. Выглядит так жалко, что даже впечатляет.

Она берет бутылку Бейлиса, нюхает и давится.

– Ты мне снишься, чтобы добить? – Ричи ложится и закрывает глаза. Он обнимает себя. Рвота стекает на постель.

– Это не сон, Ричи.

– Все – сон, – спорит он. – Мы все просто спим в великом голливудском ничто. Ты знаешь, почему здесь нет звезд? Я, наконец, это выяснил, Билл. Звезды это мы. Поэтика в нас, как ты и сказал. Мы все больны и прекрасны. Красота и увядание.

– Ты хочешь, чтоб я блеванула тоже? Давай, пьянь. Вставай.

Она хватает его под руки и вытаскивает из постели. Он падает на пол с глухим стуком.

– Бог мой, – выдыхает Бев. – Ты тяжелый.

– Всё тяжелое.

– Я не собираюсь тебя тащить на себе.

– Куда мы идем? Билл? Стэн?

– Беверли, придурок. Будем промывать тебе желудок? Вот это действительно было бы реально неловко. Если ты считаешь, что вся эта мерзость прекрасна, спешу тебя огорчить – с трубкой в желудке ты уже не будешь так уверен. И вот я к чему: ты вообще понимаешь, как сейчас выглядишь?

– Я выгляжу совсем как прекрасная дама из рассказа Эдгара Аллана По. Я бледный и обессиленный. Мило.

Бев достает свой телефон и фотографирует его. Вспышка режет глаза. Он думает, что, может быть, он вампир. Красивый, поэтичный вампир.

– Взгляни на это, – говорит Бев. Она тычет телефоном Ричи в лицо. Он в ужасе от человека на фото. Точно, он бледный, но кожа уже приобрела зеленоватый оттенок. Точно, он худой, но опух от выпивки. Волосы спутались на затылке. Красные, мутные глаза. Рубашка насквозь пропотела. Он без штанов. И выглядит полумертвым.

– Кто это? – спрашивает Ричи, щурясь. Зрение нечеткое, перед глазами двоится.

– Это ты.

– Что?

– Мне жаль тебя обламывать, но ты мерзкий.

Ричи стонет.

– Знаю, знаю. А теперь поднимайся, потому что я не потащу твою полуголую задницу в ванную.

Ричи встает, качаясь на нетвердых ногах. Он ожидает, что Бев поможет ему удержаться. Но она не стала этого делать.

Ричи вваливается в уборную и сразу же падает в ванну. Бев врубает душ, на него льется холодная вода. Вскрик.

– Теперь я отвернусь, чтобы ты помылся, окей? Но я не собираюсь выходить. Не хочу, чтобы ты утонул. Эдди будет разочарован, тебе не кажется?

– Эдди? – холодная вода приводит в себя и отрезвляет.

– Йеп, – она выделяет «п». – Если, конечно, не хочешь, чтобы он видел тебя таким, я предлагаю тебе помыться.

– Что? Почему ты здесь? Как ты здесь оказалась? Как ты вошла? У меня ворота и охранная система. Что за ебанина? Как ты вообще выяснила, где я живу?

Бев достает мятую карту и разворачивает ее. Там написано: СТАРЛАЙН ТУРС ПРЕДСТАВЛЯЕТ: ПУТЬ К ЗВЕЗДАМ! Дом Ричи обведен красным маркером.

– Я заплатила три сотни баксов за автобусный тур, только чтобы получить эту карту, можешь себе представить? У меня была возможность посмотреть на дом Девида Блэйна, было бы круто. Круче, чем здесь, во всяком случае.

– Что?

– Я выпрыгнула из окна туристического автобуса, Ричи. То есть он, конечно, ехал медленно, и я была на первом уровне, но все же! Я могла вывихнуть лодыжку!

– Что?

– И теперь представь, как рада я была обнаружить, что ворота не заперты? Как мне так повезло? И дверь тоже не заперта! Не знаю ничего о твоей охранной системе, но никакой сигнализации я не услышала. Это опасно, Ричи, особенно для такой знаменитости, как ты. То есть, какой-нибудь сумасшедший мог бы сюда залезть.

– И не говори, – Ричи сдирает с себя рубашку и бросает через бортик. Стирает рвоту с лица. Бев, нагнувшись, роется в шкафчике.

– Что ты делаешь?

– А на что похоже? Я кое-что ищу, – она находит мочалку и бросает ему. Мочалка шлепается о воду. Бев продолжает исследовать содержимое шкафчика.

– Ты должен будешь мне все возместить, я надеюсь, ты это понимаешь, – говорит она. – Не только тур, но и билеты на самолет.

– Или могу посадить тебя. Взлом с проникновением – серьезное преступление.

Бев хохочет. В одном из ящиков она находит тюбик лосьона.

– Crème de la Mer? Это не им ли Кардашьян пользуется?

Ричи пожимает плечами.

– Всегда хотела попробовать, – говорит она. – Делает ли он твою кожу мягкой, как у младенца?

– Я не пользуюсь им для лица.

– Тогда как… – она роняет тюбик. – Фу. Это настолько слишком и чересчур, что я даже не знаю, как это выразить.

– Многие мужчины мастурбируют с лосьоном.

– Угу, вот только большинство не делает это с лосьоном, который стоит 175 долларов за унцию.

Ричи начинает плакать. Его грязное мокрое тело вздрагивает, когда он всхлипывает.

– О нет, Ричи. Прости меня. Я не знала, что этот увлажнитель для члена так важен для тебя.

– Дело не в этом, – кричит Ричи, – я… я просто… Мне жаль…

– Не надо. Тебе не говорили, что ты становишься некрасивым, когда плачешь? Необходимо над этим поработать. Не могу поверить, что тебе вручили Оскар, если ты не умеешь правильно плакать.

– Что…

– Сколько ты выпил прошлой ночью, кстати?

– Я… Я не знаю.

– Алкогольная зависимость – не шутка. У моего парня были проблемы с алкоголем. Тяжелое детство, ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

– Я…

– Бен! – орет Бев. – Бен, иди сюда! Иди, посмотри на Ричи! Как он ужрался!

В ванной появляется Бен. На нем все та же футболка с «Багровым приливом». Он выглядит в точности как тогда.

– О Боже мой, – говорит Бен. – Он выглядит ужасно. Мы не можем позволить Эдди видеть его таким.

– Где Эдди? – спрашивает Ричи. Пытается встать, но ноги слишком тяжелые, координация утеряна.

Бев снова начинает рыться в вещах.

– Чего ты ищешь?

– Чел, – говорит Бен, – расслабься.

Бев оставляет шкафчик в покое и подходит к Ричи. Гладит его по голове. – Давай, я велела тебе помыться.

Воды в ванне достаточно, чтобы можно было погрузиться с головой. Ледяная. Он пытается дотянуться до крана, но Бев толкает его под воду. Он стукается лбом о фарфор, и в глазах снова двоится. Она вытягивает его за волосы.

– Боже, – говорит Бен. – Не порань его.

– Ох, но я должна, – объясняет Бев. – Он сам ни на что не способен.

Она берет бутылку шампуня и поливает им длинные волосы. Ментоловый шампунь щиплет кожу, и Ричи вздрагивает, пока она массирует его скальп своими длинными накрашенными ногтями.

Бен смеется. Он садится на унитаз, вынимает телефон и делает фото.

– Нет, – говорит Ричи, – я уже видел. Я знаю, как выгляжу…

Бев снова толкает его под воду. Ледяная вода заполняет рот так внезапно, что приходится ее проглотить. Глаза открыты, не может закрыть. Он смотрит на Бев и думает, как же она похожа на Одру. Кровь льется из раны на губе, расцвечивает воду розовым. Он барахтается, пытаясь достать, дотянуться, схватить, найти хоть что-нибудь – что угодно. Наконец, когда уже кажется, что он не выдержит больше ни секунды, Бев вытягивает его.

– Что думаешь, Бен? – спрашивает она. Смеется над Ричи, который давится мыльной розовой водой. – Он все еще грязный?

Бен пожимает плечами.

– Сложно сказать.

Бев задумчиво мычит. Она берет телефон и включает камеру.

– Что скажешь, Ричи? Стало лучше?

Легкие горят от кашля, но откашливать уже нечего. Все, что попало в рот, вышло обратно в ванну, ушло в желудок и в легкие, достаточно глубоко, что он смог бы захлебнуться позже. Ричи пытается смотреть в камеру, но зрение не фокусируется.

– Я ни хуя не вижу, – говорит он.

– Это, может, потому что тебе нужны очки, – говорит Бен. Бев смеется.

Ричи пытается вылезти из ванны, но всякий раз поскальзывается. Бен ему помогает. Бев вынимает затычку, и Ричи наблюдает, как в слив утекает клюквенная водка.

– С тобой все нормально? – спрашивает Бев. Она кутает его в теплое полотенце и целует в щеку. – Я же не сделала тебе больно, нет?

– Я… Моя голова…

– Давай только не здесь.

– О чем ты?

Бен поднимает его и вытаскивает из ванны. Бев ведет его на кухню, Бен сажает его на стойку. Бев начинает рыться в шкафчиках.

– Что ты ищешь? – спрашивает он. Начинает дрожать. Он кутается в полотенце, но наготу скрыть невозможно.

Звонок в дверь.

– Можешь открыть, детка? – просит Бев. Она наполовину исчезла в шкафчике под раковиной. Ее задница в красных штанах похожа на сердце.

Бен открывает дверь. Это Билл и Одра, вернулись из Вермонта.

Одра бежит к Ричи и прижимает его к груди.

– С тобой все в порядке?

– Одра? Что случилось? Ребенок… А ты…

– Нам нет дела до ребенка, солнышко. Мы заботимся о тебе, – она берет его руку и устраивает себе на живот. Плоский. – Ты знаешь, мы решили, что сейчас не время заводить ребенка, пока ты болен. Все равно я была всего на двадцать пятой неделе, чего терять?