Текст книги "О необратимости (ЛП)"

Автор книги: gilded_iris

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Хорошо.

– Ребят, не оставите нас на пару минут? – тихо просит Эдди.

Бев и Бен выходят из комнаты. Ричи смотрит в пол. Видит под кроватью одну из своих пуговиц.

– Так, хм, ты знаменитость? – спрашивает Эдди, когда Ричи смог, наконец, дышать.

– Да.

– То есть, очень знаменит?

– Да.

– Вау.

– Я знаю.

– Можешь посмотреть на меня?

– Нет.

– Окей.

Они сидят рядом в тишине несколько минут. Эдди перестал гладить Ричи по спине. Ричи хотел бы, чтобы не переставал. Ему нужно уйти. Он понятия не имеет, как он вообще может уйти. Нет денег. Нет телефона. Доллар и двадцать пять на МетроКард. Мир только и ждет возможности разорвать его на кусочки. Люди любят знаменитостей. Люди любят их слабости. В итоге, когда Ричи уже собрался встать и уйти в ужасающую неизвестность, Эдди говорит:

– Классный секс.

– Что?

– Секс. Он был хорош. Правда хорош.

И это, черт побери, настолько внезапно, что Ричи едва ли не падает со смеху. Может быть, так и было задумано.

– Кажется, прошлой ночью я разрушил свою жизнь, – сообщает Ричи, когда перестает смеяться.

– Окей. Значит, для меня этот секс был просто очень хорош, а для тебя жизне-разрушительно-хорош. Значит ли это, что я победил?

На этот раз Ричи не смеется.

– Я не это имел в виду, – говорит он.

– Я знаю, – снова молчание. – Но Бев и Бен не врут. Им ничего не нужно, и они не собираются никому рассказывать.

– А ты?

– Ты правда думаешь, что я сделал бы что-нибудь подобное?

– Я тебя не знаю.

– Прошлой ночью ты узнал меня достаточно хорошо. Кстати, намного лучше, чем я тебя. Предполагаю, что сэндвичи – это фильмы?

– Нет.

– Нет?

– Рестораны – студии, владельцы – продюсеры, мой друг сценарист, я актер, сэндвичи – сценарии.

– И что же тогда кино?

– Все вместе, очевидно.

– Это какая-то еба́ная метафора.

– Ну, как я и сказал, писатель – мой друг, а не я.

Ричи находит вторую потерянную пуговицу под тумбой. Секс действительно был классный.

– Ты можешь продать отличную историю. Ты встретил меня ночью в гей-баре, я признался, что меня выкинули с проекта из-за нестабильности, что у меня нервный срыв, а потом мы поехали к тебе и потрахались. За это ты получишь много денег. По две тысячи за каждую историю. Сфотографируй меня, пока я еще здесь, в расстегнутой рубашке, с красными глазами после истерики, и это еще две тысячи. Сделай больше фото, и они будут платить тебе по пятьсот с каждой. Попроси друзей снять, как ты целуешь меня. Сфоткай кровать. Сфоткай гондон в корзине, – Ричи собирает пуговицы и отдает их Эдди, не поднимая на него глаз. Он боится того, что может увидеть. – Но за интервью можно выручить больше всего. Если ты захочешь обсудить все интересные детали на камеру, ты срубишь тридцатку, а то и больше, если обратишься к правильным людям.

– Тридцать тысяч долларов?

– Тридцать тысяч долларов. Сможешь переехать в Ист Вилладж.

– Вау. Мне определенно следует этим заняться.

– Следует, – сердце Ричи сжалось.

– Это сарказм, придурок. Я никогда бы так не поступил.

– Целая куча денег.

– Но я не такой.

– Тогда какой ты?

– Тот, кому на работу через час, – смеется Эдди. Красивый смех.

– Что? Этот бар работает утром в воскресенье?

– Я работаю не только там.

– У тебя две работы?

– У меня три работы.

– Три? На кой-черт тебе сдались три работы?

– Хм, у меня есть отличная мотивация – деньги, – Эдди снова смеется. – По понедельникам, вторникам и средам я репетитор, по ночам в четверг и пятницу я бармен, по четвергам и воскресеньям я вожу такси.

– Ты же говорил, что учишься в NYU**.

– Учусь. Обучение там стоит дорого, это самый дорогой университет в стране, и я пытаюсь окончить его без долгов.

– Хм. Может быть, ты все-таки должен продать историю.

– Может быть, должен.

– Эдди…

– Я шучу! О Господи, ты повелся два раза. Вероятно, это мне стоило стать актером. Серьезно, я не собираюсь ничего продавать, и даже не из-за тебя.

– Почему тогда?

– Потому что себя уважаю. Я не стану сдавать других – не знаю, как бы я смог жить после этого. Но Господи. Тридцать тысяч – тонна ебаных бумажек. Просто из любопытства, как долго можно тебя шантажировать?

Ричи пожимает плечами.

– Понятия не имею. Я знаю, что за последний фильм мне заплатили двадцать миллионов. Поверенный выдает мне две тысячи в неделю на расходы. Иногда у меня сколько-нибудь остается, но обычно я трачу все. Он оплачивает мои счета. Forbes оценивает мое состояние в сорок миллионов, но Стэн говорит, что оно намного больше из-за инвестиций.

– То есть, он заведует всеми твоими деньгами.

– Это его работа. Я сосредоточен на других вещах.

– На нервных срывах?

– В точку! – Ричи усмехается.

Эдди хмыкает:

– Ну так…

– Это неловко.

– А не должно.

– Я серьезно не мог поверить, что ты не знал, кто я такой, когда мы встретились прошлой ночью.

– Ты и правда настолько знаменит?

– Я и правда настолько знаменит. Это вся моя жизнь. Не знаю, что еще сказать.

– Сколько тебе было, когда ты начал сниматься?

– Четыре. Я шел по улице с матерью, какой-то человек подошел к нам и сказал, что ищет таланты. Месяцем позже я снялся в рекламе жвачки. С тех пор я работать не прекращал.

– Охренеть. Ты не злишься за это на своих родителей?

– А кто не злится на своих родителей? Ты вот сказал, что ненавидишь свою мать.

– Я отца любил. Он… умер, когда мне было семь. Я помню о нем немного, но точно помню, что любил его. Он много работал. Мы богатыми не были, знаешь. Чаще всего он работал до девяти, а то и дольше. Но каждую ночь – не важно, насколько он уставал – он заходил ко мне и целовал меня в лоб. До этого момента я не засыпал. Много, очень много ночей я провел без сна, просто лежал и ждал его. Я так его любил.

– Мой отец тоже умер, когда я был маленьким. За несколько месяцев до того, как я начал сниматься. Мне только-только исполнилось четыре. Я помню, что тосковал. Знаешь, он даже не был болен. Погиб в аварии. Вот так. Я уверен, что любил его. Но я совсем его не помню. Может быть, он тоже целовал меня в лоб. А может, и нет. Знаешь, это глупо, но иногда я смотрю на свои руки и думаю, что, может быть, они похожи на его. Просто хочу, чтобы во мне было что-то от него.

Ричи редко говорит о своем отце. Возможно, из-за матери. Уэнт погиб двадцать один год назад, но она до сих пор не оправилась. Она не желает поднимать эту тему. В детстве Ричи, кажется, не слышал о нем ни слова. Сейчас, впрочем, они по-прежнему о нем не говорят. Он не умеет говорить об отце, не научился уживаться с этой необратимостью. Они чуть-чуть говорили о нем со Стэном. Немного с Майком. Однажды – с Биллом. И теперь с Эдди.

– А что твоя мама? – спрашивает Эдди.

– Ну, после смерти отца, думаю, она не понимала, что со мной делать. Я был неугомонным и без тормозов, а это, как несложно догадаться, очень опасная комбинация. Когда я играл, я направлял в работу всю свою энергию. Тогда я думал, что это весело. Меня не нужно было заставлять, я жаждал внимания. Ни один ребенок, которому не нравится профессия, не остается в ней надолго, даже если его родители требуют. Ты становишься актером, только если ты любишь игру. Голливуд обожает забавных детей и громких детей и раздражающих детей, потому что такие дети ничего не боятся. Когда такие вот дети снимаются в рекламе жвачки, людям она нравится. На прослушиваниях я шутил, кривлялся, и все такое прочее. Директора́ по кастингу любили меня. Другие дети прятались под юбками у мамок и мямлили свои скрипты, но я заставлял хохотать всю студию еще до того, как получал сценарий. Моя мать видела, насколько мне это нравится, и позволила мне этим заниматься. Не странно ли звучит, как думаешь? Позволила мне этим заниматься. Когда мне было лет десять, она хотела, чтобы я вернулся в школу и сосредоточился на обучении, но у меня уже была другая жизнь. Которую я знал и любил. Так что решение продолжать я принял сам. Естественно, мой агент был на седьмом небе от счастья, и именно он помог мне уговорить ее. В конце концов, она все-таки разрешила. Но, ох, ответ на твой вопрос – нет, я не ненавижу свою мать. Она, хм, она сделала для меня все, что могла, и это прекрасно. В детстве я был счастлив, но потом… Был ли вообще во всем этом смысл? Я просто… Я понятия не имею, кем мог бы стать, если бы меня не нашел тот мужчина и не разглядел во мне таланта. Возможно, я был бы самим собой.

– Что ты имеешь в виду? Если ты сейчас – не ты, то кто же?

– Не знаю. Но это не важно. Как только я слезу с твоих ушей, мы оба снова сможем стать нормальными печальными людьми.

Опять настала тишина. Долгая. Наконец, Эдди произнес:

– Окей. Ладно.

– Могу я одолжить у тебя телефон? Мне правда нужно позвонить Стэну. Он не знает, все ли со мной в порядке.

– Почему его должно заботить, все ли с тобой хорошо, в воскресенье утром?

– Потому что он еще и мой лучший друг.

– Ты дружишь со своим бухгалтером?

– Мы были друзьями всегда. У меня много странностей.

– Я начинаю это понимать.

– Можешь одолжить телефон? Я, вроде как, потерял свой прошлой ночью.

– Сначала посмотри на меня, пожалуйста?

И Ричи поднимает взгляд. Эдди все так же прекрасен, как прошлой ночью. После секса Эдди снял макияж, перед тем как отправился спать. Без него он выглядит немного иначе, но не сильно. Тот же огонь в глазах. И Ричи почему-то верит ему. Эдди кладет руку ему на подбородок и целует в губы, сладко и нежно. Не так, как целуются люди, которые ебали друг другу мозги с первой минуты после знакомства. Целует с любовью. Определенно, Ричи не может понять, как работают случайные связи.

– На вкус как утреннее дыхание, – говорит Эдди и достает телефон из заднего кармана штанов, в которых он был прошлой ночью. Он бросает его Ричи. Это раскладушка, потому что почему бы и нет.

– Знаешь, ты мог бы обновить оборудование.

– Что? Нет. Я люблю эту трубку. Она со мной много лет.

– Очевидно.

– Это хороший телефон! Я заряжаю его раз в несколько дней и экономлю много денег.

– О чем ты?

– Ну конечно. Я забыл, что это бухгалтер следит за твоим телефонным счетом.

– Да.

– Окей. Я пойду чистить зубы, пока ты звонишь.

Эдди встает, чтобы выйти. Ричи останавливает его.

– Черт, погоди. Я не помню номер.

– О Господи.

Все вместе они набиваются в машину Эдди и отправляются на поиски телефона. Бев и Бен на заднем сиденье, Ричи рядом с Эдди.

Стекло опущено. Ветер треплет его волосы. Беверли одолжила ему свои огромные очки. Выясняется, что это на самом деле не Рэй-Бэн, а Рой-Бэн, но Бев уверяет его, что они не хуже Рэй-Бэнов и стоят всего пять долларов.

– Они вывозят мусор по воскресеньям? – спрашивает Ричи.

– Они вывозят его каждый день. Ты вообще помнишь, куда ты выбросил свой телефон? – спрашивает Эдди.

– Я был в Мидтауне.

– Вот сейчас ты вообще ничего не прояснил. Можешь попробовать вспомнить?

– Так, я был в Ист-Сайде, оттуда дошел до Хампа. Может быть, это была Четвертая Авеню?

– Там нет Четвертой Авеню. Есть Третья, Парк, потом сразу Пятая.

– В чем дело, почему там нет Четвертой?

– Мы отошли от темы, – сообщает Бен.

– Окей, окей. Я уверен, что был на Парке и Сорок-какой-то-там.

– Ты был на Третьей и Сорок второй, – говорит Бев.

– Возможно. Погоди, как ты узнала?

Бев передает Ричи свой телефон через окошко для денег в пуленепробиваемой перегородке.

– Мне очень жаль. Я пролистала новости, когда мы выходили из квартиры. И это первое, что вылезло.

Ричи ожидает худшего. Начинается. Вот и последствия. Уже полетели сплетни, и он не уверен, что готов. Конечно, фотографии из клуба. Миссис Деннинджер уже наверняка начала толкать версию, что он был там в поддержку ЛГБТ-комьюнити.

Он берет телефон. И видит статью Daily Mail:

СЛАДОСТЬ ТЕРЯЕТ РАДОСТЬ?

Ричи почти рассмеялся. Почти. Там есть фото. Вот он со злобным видом открывает пакет из Олив Гарден. Слизывает крем с пальца. Хмурится и сует что-то в коробку. Бросает пакет в урну. Сбивает волосы на лицо. Показывает средние пальцы на камеру. Нервный срыв. Плохо. Да уж, если кто-то понял, что он сунул в коробку свой телефон, все еще хуже.

– Останови, Эдди.

– Остановить? Мы, блядь, в пробке на Виллиамсбургском мосту. Не важно, что воскресенье, мы все равно будем стоять еще минут двадцать, мы даже еще не въехали на ебаный остров.

– Тогда езжай быстрее!

– Я не могу ехать быстрее, потому что поток стоит, и мы двигаемся со скоростью ноль миль в час, мы в долбаной пробке!

– Между твоей и следующей машиной пять футов. Сократи расстояние.

Эдди бьет газ, потом сразу тормоз. Очки падают с Ричи и вылетают в окно. Их мгновенно давит соседний автомобиль.

– Вот! Счастлив? – говорит Эдди.

– Нет! Мои очки!

– То есть, мои очки, – перебивает Бев. – Ты должен мне пару Рой-Бэнов.

– Окей, окей! Хочешь, я куплю тебе в добавок джинсы Келвин Кернел? Как насчет Фуччи? Ченналь? Долче и Банана?

– Эй! Рой-Бэны – весьма уважаемый китайский бренд. Эдди, в следующий раз, когда трахнешь какую-нибудь знаменитость, убедись, что он будет добрее, – говорит Бев.

– Просто на заметку: я, вообще-то, очень добр для известного человека, – возражает Ричи.

– Эй, как думаешь, у меня есть шанс трахнуть еще одну знаменитость, не узнав?

– Мне очень некомфортно, и я хотел бы выйти, пожалуйста, – говорит Бен.

Ричи поднимает стекло и закрывает лицо рукой, надеясь, что его никто не заметил.

– Бен, могу я попросить у тебя очки?

– Нет.

– Почему?

– Потому что они мои, и я видел, что произошло с очками Беверли.

– Вот, возьми это, – Бев снимает шарф и толкает его сквозь отверстие в перегородке. – Задрапируйся, как королева Елизавета, сойдешь за симпатичную девушку.

Нет ничего ужаснее

– Почему ты вообще носишь шарф летом? – интересуется Бен.

мужчины

– Бен, тебе пора бы понять, что мода не требует объяснений.

который ведет себя по-женски

– Я это не надену, – восклицает Ричи. Флер ночных приключений рассеялся. – Я не…

– Не что?

Фея? Квир? Пидор? Ричи уверен, что все эти слова могли быть в сценарии. Он уверен, что он должен был бы сказать их. Но он в них не верит. Нет.

– Ричи?

– Что?

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего. Я не собирался ничего говорить, – Ричи возвращает Бев ее шарф и телефон. – Прошу прощения.

– За что ты извиняешься? – спрашивает Бев. – Ты в порядке?

– Все нормально. Правда.

– Знаешь ли ты, что люди говорят, что у них все нормально, когда на самом деле ничего не нормально?

– А почему должно быть не в порядке? Все просто великолепно. Так захватывающе. И не важно, что мой бумажник пуст, а телефон в мусорном баке. И то – если он еще там, а не на пути на свалку или не в руках у какого-нибудь рандомного незнакомца.

– Эй, все будет хорошо, – говорит Бев. – Ты же знаешь, что так и будет? Если все выйдет не лучшим образом, ты просто сможешь вернуться вместе с нами и остаться на несколько дней. Правда, Эдди? Он же такой симпатичный, как можно выбросить его на улицу?

Эдди молчит.

Ричи просто запрещает себе представлять жизнь, в которой у него могло быть образование и нормальная работа. Запрещает себе представлять, что он мог бы спускаться в подземку каждый день. Не разрешает себе представлять, как он мог бы ходить по ресторанам и клубам, да просто сходить в чертов магазин на углу – неузнанным. Он запрещает себе представлять мир, в котором он мог бы пригласить Эдди на свидание. И поэтому он не может разрешить себе остаться в их квартире.

Это слишком опасно.

– Не волнуйтесь. Я исчезну еще до вечера. Если телефона нет – ну, что ж… Я знаю людей в Сити. Других актеров, продюсеров, режиссеров… по работе. У меня есть связи. Контакты. Не важно. Кто-нибудь мне поможет. Я вернусь в ЛА к завтрашнему утру, – убедительно. Спокойствие. Притворись, что все в порядке. Притворись, что не нуждаешься в них. Ни в ком не нуждаешься. Оставаться независимым.

– Погоди, серьезно? Ты уже собрался обратно? – удивляется Бев. – Ты должен остаться в городе еще на пару дней!

– Эта поездка была большой ошибкой. Зачем мне оставаться?

– Потому что это отпадный город!

– Дело говорит, – подтверждает Бен.

– И, кроме того, ты нам нравишься, – добавляет Бев.

Эдди по-прежнему молчит. Поток, наконец-то, начинает двигаться, и он смотрит только на дорогу.

– Я орал на вас все утро. Вы не должны прощать мне подобное поведение только из-за того, что я знаменитость, – Ричи хочется гордиться собой за то, что он сказал, но он помнит, что однажды Билл накричал на него из-за этого.

– Ну да, ты был груб, но я первая поступила грубо, – говорит Бев. – Я не должна была так себя вести, когда увидела тебя в постели Эдди. И, определенно, не должна была тащить в комнату Бена, чтобы он тоже посмотрел. Я, вообще-то, не такой человек.

– Что-то такое есть в знаменитостях, что заставляет людей идти на компромисс с моралью. Шок от встречи со звездой все оправдывает. Я тебя не виню за поведение. Люди либо пытаются выслужиться, либо относятся ко мне как к шоу, в котором имеют право принять участие, – все, кроме Эдди, думает Ричи. Но не говорит вслух. – Я не человек. Я диковинка.

– Мне жаль, – говорит Бев.

– И мне, – говорит Бен.

– Ничего. Все нормально, – говорит Ричи.

– Я бы так крепко обняла тебя сейчас, если бы не эта дурацкая перегородка. И я серьезно. Почему бы тебе не остаться в городе еще хотя бы на пару дней? Мы покажем тебе, где можно по-настоящему повеселиться. То есть, у нас с Беном каникулы, а у Эдди всего два курса, поэтому ты точно можешь остаться с нами. Знаю, мы не такие модные, как твои знаменитые друзья, но с нами весело!

Это заманчиво. Невыносимо заманчиво. Ему приходит в голову: если миссис Деннинджер выяснит, что он был с ними в этой машине, она заплатит им всем за автограф в договоре о неразглашении и предложение немедленно разорвать контакт. Ему также приходит в голову: это логично. Ричи хочет сказать Бев, что на самом деле им хочется общаться не с ним, а с парнем, которого они видели в кино. Он опасается, что она не увидит разницы. Он хочет сказать, что, если они будут рядом с ним, их атакуют люди с телефонами и камерами. Он боится, что именно этого она и желает. Он хочет сказать, что из этого не выйдет ничего хорошего. Он боится, что может быть наоборот.

– Разве не странно – приглашать развлекаться незнакомого человека, с которым у вашего соседа возникла интрижка на одну ночь?

Все, что он сумел выдавить.

– Возможно. Но вся эта ситуация дико странная, – отвечает Бев.

– Эдди, а тебе это кажется странным? – спрашивает Бен.

Эдди прочистил горло.

– Хм. Может быть.

У Ричи разбито сердце. Случайная связь. На одну ночь. Катастрофа.

Остаток пути проходит в тишине. Ричи очень некомфортно, и он хотел бы выйти, пожалуйста.

Ричи сгорбился на переднем сиденье. Он прячет лицо за волосами. Он наблюдает как Бев, Бен и Эдди роются в мусорном контейнере, в котором может оказаться коробка с его телефоном. Но – сейчас это важнее всего – он сосредоточен на том, чтобы не расстраиваться. Конечно, это будет странно для Эдди. Все, что происходит, наверное, ненормально для него. Для Ричи это тоже ненормально. Но после того, как Эдди утром сказал ему все те слова, после их разговора, после того, как он заставил Ричи посмотреть ему в глаза и поцеловал… Ричи не понимает Эдди. Ричи не понимает ничего.

Бев вытаскивает из урны пакет. Она запрыгивает на переднее сиденье и отдает его Ричи. Пакет мокрый и чем-то вымазан.

– Это он? – спрашивает Бев.

Ричи открывает его. В нем та самая коробка, без сомнения, с надписью, оставленной официантом на крышке. Олив Гарден – когда ты здесь, ты кусок дерьма! Телефон все еще внутри. Запах чизкейка, который мариновался в мусоре всю ночь, почти невыносим. Экран покрыт липкой массой.

Бев тянется через него и открывает бардачок. Внутри целый арсенал санитайзеров, дезинфекторов и влажных салфеток. Ричи вытирает телефон и включает его. Больше сотни пропущенных. Пятьдесят сообщений.

Стэн. 21.00

Возьми трубку!

Где ты?

Где ты?

Где ты?

Где ты?

Где ты?

Где ты?

Майк. 21.02

Позвони Стэну

Позвони Стэну

Позвони Стэну

Позвони Стэну

Позвони Стэну

Позвони Стэну

Позвони мне

Позвони мне

Позвони мне

Одра 9.34

Только что звонил Стэн и рассказал, что происходит.

Ричи.

Ричи.

Ричи.

Ричи.

Ричи.

Безумие.

Стэн. 21.40

Там почти полночь.

Где ты?

Где ты!

Твой пин 7293.

Я с самого начала должен был сказать его тебе.

Прости меня.

Сними номер.

Вспомни как мы тебя любим.

Я смотрю билеты

Пожалуйста позвони мне

Пожалуйста

Билл. 22.02

Освободился с сета и узнал, что ты сбежал в Нью-Йорк.

Ричи, какого черта?

Стэн говорит, что ему страшно.

У него есть на то причины?

Ричи

Ричи!

Слушай, для нас это не шутки.

Это не шутка для меня.

Одра плачет.

Ты заставил мою жену плакать.

Это так невероятно эгоистично, даже для тебя.

Ты хоть представляешь себе, что мы сейчас испытываем?

Тебе вообще плевать?

Я не то хотел сказать.

Мне тоже страшно.

Майк. 22.14

Стэн сошел с ума от беспокойства

Я предполагаю, ты выбросил телефон

Стэн сказал, что ты этого не сделал бы

Но мы все знаем, что можешь

Я очень надеюсь, что ты в порядке

Если ты видишь эти сообщения, просто ответь кому-нибудь из нас

Только дай нам знать, что ты жив

Мы решаем, звонить ли в полицию

Одра. 22.29

Хочешь, я прилечу к тебе?

Мы можем поехать куда-нибудь еще

Сбежать, знаешь?

Билл не приедет

Я знаю, что вы поссорились

Его это убивает

Мы с тобой улетим далеко и надолго

Иногда мне тоже хочется убежать

Мы найдем маленький городок в Англии и просто отдохнем

Мы будем смотреть тупые фильмы с теми, кого ненавидим, смеяться над ними, есть фастфуд, делать все, что не разрешают

Пожалуйста, не употребляй

Пожалуйста, не делай ничего

И последние, худшие из всех, длинные и личные сообщения. Они умоляют.

Одра

Помнишь, как мы познакомились? Мы были самыми настоящими отбросами, только и делали, что юзали, чтобы поддерживать в себе жизнь, чтобы чувствовать хоть что-нибудь. Мы помогли друг другу стать лучше. Ты такой хороший человек, и такой молодой. У тебя вся жизнь впереди. Не важно, как ты хочешь ее провести. Если ты хочешь уехать из ЛА, мы вместе можем найти местечко подальше от всей этой грязи, и ты сможешь пожить там нормально какое-то время. Я так тебя люблю. И если ты читаешь это, мне просто нужно знать, окей? Ты для меня так много значишь. ТЫ значишь так много для всех нас.

Майк

Ты самый смешной, самый глупый и самый чудесный идиот из всех, кого я знаю. И даже когда ты бываешь мудаком, я не перестаю любить тебя. Я могу поговорить со своими родителями. Уверен, что они разрешат тебе остаться на ферме столько, сколько тебе будет нужно. Чистить куриное дерьмо, на самом деле, не очень весело, но может быть это сойдет за терапию. Мои родственники – хорошие люди. Ты видел их на свадьбе. Помнишь? Они обнимали тебя, они обнимают всех моих друзей, потому что обожают меня смущать. Они могут побыть и твоими смущающими родственниками. Я не против поделиться. Мы со Стэном можем поехать с тобой, если ты хочешь. Ты только представь Стэна на ферме. Серьезно, мужик, я люблю тебя.

Билл

Мне жаль. Я не знаю, что еще сказать, Ричи. Я жалею о том, что произошло. Я глубоко уважают тебя как актера, как друга и как человека. Я считал, что ты это знаешь, но, вероятно, я говорил это недостаточно. Я хотел, чтобы у тебя была эта роль, и все еще хочу, но с тобой что-то происходит, и это очевидно. Исполнительные видят, вижу я. Твое психическое здоровье намного дороже, чем работа. Я говорю это не как сценарист, который волнуется о том, что его актер не сможет закончить проект. Я говорю это как твой друг. Я знаю, что между нами сейчас все не особенно гладко. Мы ужасно волнуемся, мы напуганы.

Ты мне как брат. И ты знаешь – я не использую это определение просто так. Я не могу потерять еще одного брата.

От Стэна ничего нет. Может быть, он опустил руки. От этой мысли у Ричи потеют ладони. Он успел подумать обо всех последствиях прошлой ночи, но не об этой.

Больше сообщений не было. Как и пропущенных. Похоже, они в итоге пришли к выводу, что он потерял телефон. Он гадает, позвонили они в полицию, или нет. Вряд ли. Он бы уже знал об этом, если бы позвонили. Это было бы в новостях.

Ричи пытается собраться.

– Все в порядке? – спрашивает Бев. Скорее всего, сильно заметно, что нет.

– Да. Все нормально.

Снова это слово. Нормально.

– Ты уверен?

– Да.

– Окей. Я оставлю тебя в машине, чтобы ты мог позвонить. Здесь, за углом, есть один из магазинчиков с I Heart NYC. Хочешь, куплю тебе какой-нибудь глупый сувенир?

– А, да. Будет здорово.

– Хорошо. Я забираю Бена с собой, но Эдди останется поблизости на случай, если кто-нибудь попытается залезть в машину. Есть такие долбоебы.

– Спасибо. Я, кхм, сразу верну тебе деньги, как только смогу. Заплачу Эдди за поездку. Куплю тебе новые очки. Компенсирую все ваши проблемы.

– Тебе не нужно этого делать.

– Это меньшее, что я могу сделать.

– Нет, Ричи. Просто прими это как заботу.

– Окей.

Беверли собирается выйти, но замирает, не открыв дверь.

– Насчет Эдди… Он ни с кем не встречается. По крайней мере, долго. Кажется, его самые длительные отношения продержались два месяца, и это было несколько лет назад. Дело не в тебе. Если честно, мне кажется, ты ему очень нравишься. Зная его, могу сказать – он будет вести себя отстраненно. Но попробуй сказать ему, что заинтересован, и посмотрим, что из этого выйдет.

– Я не заинтересован в нем. Это была интрижка на одну ночь.

– Знаешь, для актера ты очень плохо врешь.

Она сжимает его руку, а потом оставляет его одного.

Ричи делает глубокий вдох. Смотрит в телефон. Делает вдох. Смотрит в телефон. И звонит Стэну. Он отвечает после первого гудка.

– Ричи? О Господи, – Стэн плакал, слышно по голосу. – Ричи? Ты там?

– Я здесь.

И Стэн начинает плакать. Он почти никогда не плачет, но когда все-таки случается, он не может остановиться. Невыносимо ощущать себя тем, кто заставил его плакать. Стэн – мастер самоконтроля. Мало-эмоциональный. Выше всего этого. И сейчас он плачет.

– Мы думали… и тогда… ты не отвечал…

– Стэн, все в порядке. Я в порядке.

– Мы думали, что ты умер.

– Вы слишком остро реагируете.

– Да?

Ричи молчит.

– Мы не спали всю ночь, ждали вестей от тебя. Мы чуть не позвонили в полицию. Мы с Майком у Билла и Одры.

– Все вместе?

– Мы в-все здесь, – Билл. За все эти годы Ричи слышал его заикание едва ли больше двух раз. Больно слышать. – Мы любим т-тебя, Ричи.

– Ты в безопасности? – снова Стэн.

– Да.

– Где ты?

– В такси.

– В такси?

– Ага.

– Окей, – Стэн снова плачет. – Ебаное такси. Боже. Водитель тебя слышит?

– Его нет в машине.

– Пожалуйста, скажи, что не угнал такси.

– Блядь, нет, я его не угонял. Вот так ты обо мне думаешь?

– Я не знаю, что думать. Я просто… что произошло? Вчера… почему… просто помоги мне понять, Ричи.

– Понять что?

– Понять тебя. Что ты делал ночью? Ты снял номер?

Ричи сглатывает. Он выглядывает в окно, чтобы убедиться, что Эдди его не услышит. Он стоит спиной к машине, и Ричи сползает обратно, потому что тот может обернуться и увидеть его.

– Нет. Я потерял телефон до того, как ты прислал мне пин. Я нашел его только что.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. Я потерял телефон, а потом нашел.

– Где ты его потерял? Ричи, мы были в отчаянии. Как ты мог выбросить телефон?

– Я сказал тебе, что сделаю это, но ты утверждал обратное.

– Ты это сделал нарочно? – Стэн икает.

– Нет, просто так получилось. Ты в ярости?

– Я испугался.

– Больше не нужно бояться. Все нормально.

– Мне будет страшно, пока тебя не увижу. Если у тебя не было денег, где ты остановился?

– У таксиста.

– Что это значит?

– У нас был секс.

– Пожалуйста, скажи мне, что шутишь.

Ричи молчит.

– Ричи, только не это. Скажи, что шутишь. Ты занимался сексом с нью-йоркским таксистом? Я даже не знаю, что… Ты предохранялся? Он тебя сфотографировал? Он хочет денег? Сколько ему лет? Что…

– Прекрати, Стэн.

– Ты пошутил.

– Нет.

– Ричи…

– Это моя ебаная жизнь! Я заслуживаю хоть иногда делать то, что мне хочется!

– Что хочется? Спать с таксистом – тебе этого хочется?

– Прекрати говорить это так! Мы познакомились в клубе, поехали к нему и хорошо провели время.

– Ты употреблял?

– Употреблял?

– Наркотики, Ричи. Ты был под кайфом? Ты сейчас под кайфом? Что ты принял?

– Я не обдолбан.

– Это правда?

– Серьезно, ты мне не веришь?

– Я не знаю, чему верить, когда дело касается тебя.

– Ты меня ненавидишь.

– Неправда. И никто из нас. Ты видел сообщения? Видел, как мы беспокоились? Я не знаю, что мы будем делать без тебя. Ты – наша семья. Пора вернуть тебя домой.

Эдди везет его в аэропорт.

Беверли купила ему новую пару очков и огромную толстовку с принтом «БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО» поперек груди. Они с Беном обняли его на прощание.

Дорога заняла почти полтора часа, и они прошли в молчании. Ричи опускает стекло, потому что на этот раз он в очках. Когда они въезжают в Дельту, Ричи желает просто выйти и забыть всю поездку, но он помнит, что сказала Бев.

– Мы можем остановиться где-нибудь и поговорить?

Эдди не отвечает, но проезжает терминал и едет в депо. Там стоят, по крайней мере, пять сотен пустых желтых машин. Может, больше. Несколько пожилых мужчин, говорящих по-русски, играют в кости на свободной парковке для инвалидов. Может быть, Стэн именно так представил себе таксиста, с которым у Ричи был секс. Хах. Эдди машет им рукой и проезжает в дальний конец депо. Ричи в недоумении, потому что все это совершенно не похоже на специальный автомобильный сервис, которым он пользуется.

Эдди паркуется и оборачивается к Ричи.

– Ну, – говорит он.

– Эдди, ты мне нравишься.

– Нравлюсь?

– Да. Извини. Я просто… Не знаю, что это.

– Ричи…

– Что изменилось? Я думал, мы здорово провели время, и дело не только в сексе. Мне нравится с тобой разговаривать, и мне показалось, что тебе тоже нравится. И утром… все было хорошо до Виллиамсбургского моста, и я даже не знаю, что произошло. Я не знаю, что сделал…

– Почему ты не надел шарф?

– Что ты имеешь в виду?

– Это просто чертов шарф. Ты отказался его надеть, а потом сказал: «Я не…». Ты не закончил предложение. И я не буду это игнорировать. Что ты собирался сказать?

– Так вот почему ты с того момента даже не взглянул в мою сторону?

– Отношения с мужчинами, по-твоему, забава? Что-то, с чего можно соскочить, когда тебе хочется, и притворяться дальше, что ты натурал?

– Прошу прощения? Так, по-твоему, работает бисексуальность?

– Я не это хотел сказать, и не притворяйся, что не понимаешь. А теперь договаривай.

Ричи молчит.

– Хочешь, я отгадаю? – предлагает Эдди. – Но если я это сделаю, то ты действительно не хочешь, чтобы люди думали…

– У меня есть причины.

– Что?

– У меня целый список причин, и мне жаль, Эдди. Я собирался сказать, что не пидор. Не ебаный пидор. Я не знаю, почему собирался так сказать, или почему вообще так подумал, это просто возникло в моей голове, и я не хочу, чтобы это там было, но оно просто возникло. Я снимался в пиздецки тупом фильме, когда был ребенком. Ужасная дрянь с сортирным юмором. И там высмеивалось все, связанное с квирами… и, Господи. Дело не только в этом. Я скрываю свою ориентацию целую вечность. Мне твердили, что бисексуальные люди не котируются, и гомосексуалисты не делают кассы, и все это снова и снова и снова, и это та самая ебаная кино-индустрия, где каждый второй относится к ЛГБТ, но все притворяются натуралами, которые поддерживают ЛГБТ. Да ебануться! Знаешь, сколько «открытых» актеров получили Оскар? Семь. И Анжелина Джоли – единственная из них была «открытой» до того, как получила премию. На хуй все это! Они вручают Оскар девяносто ебаных лет, и только единожды облагодетельствовали «открытого» актера. И они до сих пор выставляют ее бисексуальность как прихоть. Они называют ее отношения с бывшей девушкой «тем периодом, когда она была лесбиянкой». И все делают вид, что Голливуд дохрена толерантное место. Все это – хрень собачья, и это идиотское слово, и все эти идиотские слова – просто приходят мне в голову, и я провел бо́льшую часть жизни в каком-то глубинном ужасе, и я не могу так просто это принять.