Текст книги "О необратимости (ЛП)"

Автор книги: gilded_iris

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– В смысле?

– Твое имя. Родители как-то тебя назвали, или ты сам решил, как тебе называться, или как ты хочешь, чтобы я тебя называл. Имя.

Может быть, это из-за водки, но Ричи не может понять, серьезна Пош или нет. Он решает подыграть.

– Ричи. Зови меня Ричи.

– Это сокращенно от Ричард?

– Нет.

– Ну ладно, просто-Ричи, приятно познакомиться.

– Как твое имя?

– Не гони коней. Предложи мне выпить.

– Могу я тебя угостить?

– Я буду грязный мартини.

Ричи поворачивается к бармену и обнаруживает, что тот уже пялится на них.

– Ох, Эдди, – говорит тот, – ты же знаешь, с кем разговариваешь, правда?

– Черт побери, Джейсон, зачем ты сказал ему мое имя? Я пытался быть загадочным, – говорит Пош.

– Откуда вы друг друга знаете? – спрашивает Ричи. Он чувствует, как по спине стекают капельки холодного пота. Хоть какой-то шанс, что Эдди его не узнал, улетучивается.

– Джейсон мой коллега. Я тоже бармен, – говорит Эдди.

– И ты подошел, чтобы я купил тебе выпить?

– Нет, ты все еще только собираешься купить мне выпить. И да, я могу получить напиток даром, но мне нравится, когда симпатичные парни меня угощают.

– Симпатичные?

– Симпатичные, красивые, привлекательные – выбирай.

Ричи пытается выяснить, куда Эдди клонит. Он не помнит, когда в последний раз общался с человеком, который не знает, кто он такой. И возможность, что Эдди просто заинтересовался им без надежды сорвать джекпот, чертовски быстро стремится к нулю.

– Ты не смотришь кино?

– Мне больше нравится театр.

– Кто твой любимый актер?

– Ты много болтаешь.

– Ты когда-нибудь смотрел телевизор?

– Это самый глупый вопрос за сегодня. А может быть, за всю мою жизнь.

Ричи смотрит на него в недоумении.

– Да, я смотрел телевизор. Шокирует, не так ли?

– Эдди… – заикается бармен.

– Джейсон! – рявкает Эдди. – Ты задался целью, чтобы я сегодня ушел домой один?

– То есть… ты не знаешь его, так?

– А должен?

– Нет, – бармен миксует напиток. Ричи отдает еще десять баксов, едва ли осознавая, что у него остается всего пять долларов. Бармена кто-то отвлекает, и Ричи не успевает ничего уточнить.

– Извини, – говорит Эдди. Он жует оливку из бокала. – Мы с Джейсоном недолго встречались года два назад, и он воспринимает как вызов, если я разговариваю с парнем.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что не желаешь идти домой один?

– Просто болтаю с тобой. Слишком тонкий намек? – Эдди делает глоток мартини с кислой миной. – Боже, ненавижу мартини.

– Ты сам его выбрал.

– Да, и это очередная попытка казаться загадочным. У меня сложилось впечатление, что мартини – часть обольстительного образа, а ты как думаешь? Жаль, что на вкус оно как горючее с нотками оливки. Извини. Иногда… Временами я пытаюсь строить из себя того, кем не являюсь.

Эдди отодвигает бокал, облокачивается о стойку и подпирает щеку рукой. Если опустить его последнее заявление, он выглядит как человек, которому в своем теле полностью комфортно. Может быть, он выпил чего-нибудь перед шоу. Может, он под чем-то. А может, это просто он сам.

– Да уж. Мне знакомо это чувство, – признается Ричи.

– Хочешь, начнем с начала? Я Эдди.

– Это сокращенно от Эдвард?

– Ты забавный, – смеется Эдди. И Ричи тоже хочется рассмеяться.

– Ну так, как ты развлекаешься, Ричи? Я имею в виду, кроме хождения по гей-клубам и скучания в баре.

– Я не скучал.

– Тебе было тааааак тоскливо. Не переживай, это мило.

– Мило?

– Да ладно, опять? Тебе что, никогда не делали комплиментов?

Люди постоянно делают ему комплименты. Когда хотят польстить, получить от него что-нибудь, или просто потому что им нечего больше сказать. Но Эдди говорит это легко, будто само собой. Ричи знает, что привлекателен, но его красота искусственная, воссозданная. Не как у Эдди, который естественно красив сам по себе.

– Но слышать их мне приятно только от тебя, – говорит Ричи, пытаясь нащупать ниточку. Ему нравится флиртовать. Он в этом хорош. Он не делал этого очень давно.

– В таком случае, давай я сразу проясню ситуацию, – Эдди придвигается ближе, кладет руку ему на бедро и шепчет:

– Ты невероятно сексуален.

Ричи дергается. Эдди убирает руку и сильно краснеет.

– Черт. Слишком быстро, да? Извини, я не хотел тебя смутить…

– Нет. Я, ох, все нормально. На самом деле все хорошо. Неописуемо, – Ричи улыбается. – И, кстати, я тоже считаю тебя невероятно сексуальным.

Он полностью уверен, что на том-то все и закончится. Очевидно. Гори все синим пламенем. Видит Бог, все закончилось, даже не начавшись.

Но Эдди смеется и, морщась, допивает свой мартини.

– Окей. Похоже, настало время спросить, не хочешь ли ты свалить отсюда?

Ричи кивает. Они встают. Эдди берет его за руку и ведет сквозь толпу к лестнице. Люди оборачиваются и глазеют, показывая пальцами и снимая их на телефоны. Он почти слышит, что они болтают у него за спиной.

– Эй, это же не…

– О Боже…

– Это точно он…

Но Эдди, похоже, не замечает. На выходе он останавливается и хлопает вышибалу по плечу.

– Брэд, там кое-кто раздает, – Эдди указывает на дилера, которые предлагал Ричи кокс. – Тот же парень, который бегал тут на прошлых выходных. Я не видел второго, но мне кажется, они снова работают по той же схеме.

– Спасибо за наблюдательность. Я пошлю за ним.

– Что за схема? – спрашивает Ричи, когда они выходят на улицу. Он не поднимает головы, но паника не кроет. Он говорит себе, что это из-за водки, но понимает, что на самом деле – из-за Эдди.

– Неважно. Ты же не покупал у него, нет?

– Нет.

Ричи ни разу не вспомнил о том парне с тех пор, как увидел Эдди на сцене. Что странно. И сейчас он в порядке.

– Отлично.

Эдди поднимается на цыпочки, пропускает его волосы сквозь пальцы и целует в губы. Ричи впервые целуется с мужчиной. Он замирает всего на мгновение, ошеломленный, а потом отпускает себя.

Они прямо посреди улицы в Нью-Йорке, где каждый может его заметить, но мир будто остановился.

Эдди отстраняется. Он кладет ладонь Ричи на грудь, будто пытаясь почувствовать сердцебиение.

Парочка, проходившая мимо, останавливается и наблюдает за ними. Ричи отворачивается и надеется, что не слишком поздно. Мужчина шепчет что-то женщине и показывает на них пальцем. Эдди отодвигается.

– На что вы, блядь, пялитесь? – орет он мужчине. – Шагай дальше, мудак.

Сердце Ричи бешено бьется в грудную клетку. Пара уходит.

– Прости, – говорит Эдди. – Люди… В общем, люди постоянно на меня смотрят, когда я вот так одет. Думают, что это не заметно. Иногда даже фоткают. Можешь себе представить?

– Нет. Звучит чудовищно.

– Ладно, не обращай внимания. На хуй таких людей, – Эдди снова его целует. – Где ты живешь, модник? Дай угадаю, Сохо? Трайбека? Флатирон-дистрикт? Останови меня, когда догадаюсь.

У Ричи в кармане пять баксов и бесполезный кусок пластика, и он не снимал жилье в этом городе с восемнадцати лет. Обычно он останавливался в Плазе, и они настаивали, что он не должен за это платить, и – о, сколько раз он пытался.

Многие знаменитости оставляют номера в ужасном состоянии.

Он не знает, плакать ему или смеяться. Он выбрал второй вариант.

– Можем мы поехать к тебе?

– У меня есть соседка… но она, скорее всего, сегодня ночует у своего парня. Окей. Ко мне. Я живу в Бушвике и разорюсь на Убере. Не хочешь вызвать?

– Кхм…

В Нью-Йоркской подземке намного жарче, чем Ричи предполагал. Почти как в печке. Липкий, влажный воздух. Странно. Почти сюрреалистично. Ощущение нереальности происходящего. Ричи никогда в жизни не ездил на общественном транспорте. Конечно, он играл персонажей, которые ездили в автобусах и поездах, но действительность настолько отличается от постановки, что даже смешно.

Ему приходит в голову, что Билл прав. Он избалованный.

Они с Эдди живут в разных вселенных, и этот факт только начинает до него доходить. Он чувствует, что ему нужен сценарий и режиссер, который укажет, как себя вести. Он все еще достаточно пьян, чтобы считать все это забавным.

Ричи притворяется, что знает, что делает, когда сует в последние пять баксов в автомат Метрокарда. Проезд стоит 2,75, плюс еще стоимость самой карточки. У него не хватит денег, чтобы завтра добраться обратно в Сити. Но Ричи об этом не задумывается. Он весь день ни о чем не задумывался.

– Ты впервые в городе, или что? – смеется Эдди, когда Ричи забирает карточку из автомата и несколько секунд ее разглядывает.

– Что-то вроде того.

Поезд прибывает на станцию, стоит им только пройти через турникеты. Эдди хватает его за руку, и они бегут до хвоста состава.

– Последние вагоны – самые лучшие, – объясняет он. – В это время ночи мы наверняка сможем найти пустой.

Они находят. Они единственные пассажиры в последнем вагоне – успели проскользнуть за мгновение до того, как двери захлопнулись. Эдди смеется, хватается за поручень и дважды обходит его, как пилон, а потом падает на сиденье, когда поезд начинает движение. Ричи почти рассмеялся. Но вдруг вспомнил, как в двенадцать лет он сидел в таком же вагоне, только ненастоящем, и смотрел на актеров-травести, танцевавших вокруг него.

Нет ничего ужаснее мужчины, который ведет себя как женщина.

– Все нормально? – должно быть, Эдди что-то заметил. Его подведенные глаза погрустнели. Мужчина в макияже. Можете себе представить? Разве не ужасно?

Возможно ли, что прохожие и вправду глазели только на Эдди?

– Я… Все хорошо, – отвечает Ричи. Эдди это не убеждает. – Серьезно.

Минуту они молчат, слушая стук колес. Эдди берет его за руку. Ричи с облегчением обнаруживает, что ногти Эдди не накрашены. Ричи отвратителен сам себе из-за того, что испытал облегчение. Всего около часа назад в клубе все ощущалось правильным. И теперь, кажется, он в этом не уверен.

У Эдди глаза с поволокой. Он смотрит на Ричи из-под полуприкрытых век. Тот же взгляд, что и в баре, когда он подпирал голову рукой. Теперь он пристраивает голову у Ричи на плече.

– Знаешь, если бы мы были на заднем сиденье в такси, мы уже могли бы занять друг друга, – говорит он. – Не хочу целоваться с тобой в подземке. Слишком грязно. Мне даже трогать ничего не хочется. Обычно я ношу с собой санитайзер, но эти штаны слишком узкие – я еле-еле впихнул в них бумажник и телефон.

Эдди улыбается и, несмотря на собственное заявление, целует Ричи в щеку.

– Сейчас мы находимся под Ист Ривер. С ума сойти, правда?

– Сколько еще до твоей станции?

– Около тридцати минут, – смеется Эдди. – Довольно сложно и неловко все это время поддерживать возбуждение.

– Вот-вот, – выдает Ричи с русским акцентом, не задумываясь. Как так вышло? Он не делал так сто лет. Миссис Деннинджер считает, что это глупо.

Эдди чуть не падает со смеху. Несдержанно, восторженно, пьяно хохочет. Приятно.

– Это был акцент? Господи! Самое дурацкое, что я слышал в своей жизни. И самое милое.

– Думаешь?

– Ты был клоуном в классе, да?

– Вроде того.

– Так. Ладно. У нас есть немного времени. Мы можем получше друг друга узнать, к чертям весь этот флер путешествия с незнакомцем.

– Кажется, ты говорил, что я много болтаю.

– Я передумал.

– Ну, я не умею рассказывать о себе. Я неразговорчивый человек, – говорит Ричи.

Если бы Стэн сейчас его слышал, возможно, помер бы от смеха. Билл бы точно помер.

– Херня.

– Почему херня? Ты меня не знаешь, – говорит Ричи, надеясь, что это так и есть. Может быть, он тупит. Может быть, Эдди его обманывает. Дурит его всю ночь. Весьма вероятно, но почему-то не верится. Нет, он даже уверен, что Эдди понятия не имеет, с кем познакомился.

– Я просто знаю. То есть, ты защищаешься, это точно, но на самом деле ты не такой. Хочешь знать, как я понял?

– Как?

– Потому что когда ты сказал «неразговорчивый человек», у тебя было то же выражение лица, как у меня, когда я пью мартини.

– О.

– Ты говорил, что знаешь, каково это – притворяться тем, кем ты не являешься. Думаю, мы во многом похожи.

– Я так не думаю.

– Нет? Ладно, не знаю насчет тебя, но вся эта хрень с загадочностью и нежеланием быть собой у меня с детства. Иногда мне кажется, что я будто бы пытаюсь создать себя заново. Не знаю, почему. Но я ловлю себя на этом. Например, сегодня. Я увидел, как ты смотрел на меня и… не знаю. Может, я пытаюсь стать кем-то, кто всем нравится. А может быть, я стыжусь себя, – Эдди встретил его взгляд. – У меня было странное детство. Моя мама… требовательная? Да, верное слово. Тиран. Манипулятор. Все вместе.

– А что она делала?

– Слишком много всего, долгая история. И эй, я уже приоткрыл тебе душу. Как насчет тебя? Не хочешь рассказать мне, почему ты грустил у стойки?

Ричи на секунду задумывается, а потом просто отвечает:

– Думаю, у меня что-то вроде нервного срыва.

– Хах. Натворил дерьма?

– Нет. Не я.

– А что тогда?

– Я поссорился с близким человеком.

– Вы расстались?

– Нет. Все не так.

– Значит, вы просто друзья?

– Думаю, он мой друг.

– Так, и что он сделал?

– Он не дал мне работу.

– А должен был?

– Да, – говорит Ричи, но внезапно чувствует неуверенность. Ему не хочется думать о ссоре, и он определенно не желает допускать вероятность, что он несчастен не из-за этого. – Это… было бы хорошо для моей карьеры.

– Ладно, Мистер-штаны-от-Гуччи, я думаю, мы подошли к главному. Чем ты зарабатываешь?

– Эти брюки не от Гуччи.

– Поверь мне, я знаю Гуччи. И ты не ответил на вопрос.

– Я…

Поезд, наконец, сделал первую остановку. Кажется, можно попробовать сменить тему.

– Осталось всего шесть остановок, – сообщает Эдди.

– Шесть?

– Спокойно. Только первый переезд такой длинный, из-за того, что находится под речкой. А выходим мы на Джефферсон Стрит.

– Ты ездишь так каждый день?

– В основном. Я учусь в Нью-Йорке, и ты уже знаешь, что я бармен в Хампе, так что частенько катаюсь туда-сюда.

– Почему ты просто не переедешь в Ист Вилладж?

Эдди хохочет.

– Погоди, ты что, серьезно?

Ричи кивает.

– Ты, видимо, в состоянии позволить себе все брюки Гуччи, вместе взятые. Представь себе – там кризис доступного жилья. Я не думаю, что на Манхэттене есть хотя бы одни апартаменты дешевле двух тысяч в месяц, и то – студии. И еще – старшекурснику сложнее получить жилье, чем младшим. Большинство моих знакомых старшаков обитают в Гарлеме или в Бруклине. Парень моей соседки живет в Бушвике, но учится в Колумбийском. Он добирается туда целый час****, да и то, если поезда ходят по расписанию. Я готов подвести итог: ты не отсюда. Ты только что переехал, или просто погостить?

– Погостить, наверное.

– Наверное?

Ричи пожимает плечами.

– Тогда откуда ты?

– Из Калифорнии.

– Не удивлен. Почему ты здесь?

– Нервный срыв, помнишь? Я просто не мог там оставаться… Мне нужно было уехать.

– От друга?

– Много от чего.

– И чем ты занимаешься? И да. Ты проигнорировал вопрос.

Черт. Ричи успел об этом забыть.

– Я, ммм, делаю сэндвичи. Художественная лепка сэндвичей.

– Как в Сабвее?

– Точно.

– Окей. Я тебе, конечно, верю. Это приличная и долгосрочная карьера. Хорошие деньги.

– Спасибо.

– Итак, твой друг не дал тебе… лепить сэндвичи?

– Ладно, я соврал.

– Да, это очевидно.

– Не о сэндвичах. О том, что он не дал мне работу. Знаешь, у меня была работа, но он забрал ее до того, как я приступил. В том-то и дело! И все ведут себя, как будто ничего не произошло. Мой друг – гениальный сэндвичист. Он создает рецепты, я имею в виду. У него потрясающие сэндвичи. Правда, потрясающие. То есть, все признаю́т, что он один из величайших создателей рецептов. Но я – я один из лучших его лепщиков. И он не отрицает этого, поэтому предложил делать его сэндвичи в первую очередь мне.

– Так почему ты, хм, больше не можешь лепить его сэндвичи?

– Потрясающий, блядь, вопрос! Видишь ли, люди, которые владеют ресторанами, те еще мудаки, и они утверждают, что народу уже не так сильно нравятся мои сэндвичи, как нравились раньше. А еще они заявили, что это самый лучший рецепт из всех, и им нужен кто-то – цитирую – «стабильный», а не «бомба с часовым механизмом». А мой друг, знаешь ли, настолько хорош, что рестораторы к нему прислушиваются. Все, что ему нужно было сделать – просто сказать, что он не даст им рецепта, если они не согласятся дать мне работу. Но он, естественно, этого не сделал. Конечно, он может дать своей жене работу сэндвичмейкера. Просто на заметку, она замечательная женщина и невероятно талантлива в области сэндвичмейкинга, и у нее уже была карьера до того, как он начал свою, и, несомненно, она бы продолжила развиваться и без него. Но все дело в том, что я тоже хороший сэндвичмейкер! Да еб вашу мать, я – тот самый сэндвичмейкер, который сделал его таким популярным! И теперь мой друг заявляет, что я не должен делать его новый сэндвич, и мне нужно сделать перерыв в художественной лепке, и это смехотворно, потому что я лепил сэндвичи всю мою чертову жизнь, и это единственное, в чем я хорош, но есть вероятность, что это не так, и вся моя жизнь – фикция! Но кто я без этих сэндвичей? Я очень хотел сделать этот сэндвич. Я нуждался в нем. Я нуждался в чем-то*****, – Ричи осознал, что сейчас разревется. Он потер веки.

– Вау. Сколько новой непонятной информации. Сэндвичи – это метафора для мета? Потому что единственное, что я могу предположить: рестораны – лаборатории, владельцы – картели, твой друг создает рецепты, а ты варщик.

– Я не варщик, – Ричи уставился на него, а потом расхохотался. Эдди смеется вместе с ним.

Поезд останавливается на Джефферсон Стрит, двери открываются и смех обрывается.

– Слушай, ты не обязан рассказывать мне, чем на самом деле занимаешься. Я просто рад, что мы можем сбросить все, что накопилось. Сегодня ночь не про мою маму, которую я ненавижу, и давай забудем о сэндвичной индустрии. Давай просто получать удовольствие, окей?

– Окей, – соглашается Ричи.

Квартира Эдди… нормальная? В конце концов, Ричи думает, что это и есть нормальное жилье. Он не совсем уверен. Она маленькая. На самом деле – очень. Кухня находится в паре шагов от дивана, и в комнате совсем нет места. И Ричи сразу замечает отсутствие телевизора.

Первое, что делает Эдди – отправляется мыть руки в кухонной раковине. Ричи неловко стоит в гостиной, стараясь не смотреть на его задницу. Эти кожаные штаны. Эдди достает из шкафчика бутылку розового Мускато и наполняет два бокала. Он заставляет Ричи помыть руки перед тем, как тот берет стакан.

Эдди включает музыку и садится на диван.

– Значит, у тебя нет телевизора? – спрашивает Ричи.

– Это проблема? – смеется Эдди. – Я могу придумать другой способ развлечься.

– Да, но почему у тебя его нет?

– Серьезно, очередная тв-беседа? У многих нет телевизора.

– Ты не смотришь Netflix? Hulu? Amazon Video? Sling T.V? CBS All Access? HBO Go?»

– Вау, у тебя широкий круг интересов. У моей соседки есть Нетфликс. Иногда мы смотрим вместе.

– Тебе не нравятся тв-шоу? А как насчет кино?

– Не то чтобы я их не любил, просто читать мне нравится больше. Я упоминал, что моя мать требовательная. У нас был телевизор, но она заблокировала большинство каналов. До десяти лет я смотрел единственный канал, PBS, но потом она и его запретила из-за «либеральных программ».

– Ты не смотрел телевизор в гостях у друзей?

Эдди допил остаток вина из своего бокала.

– У меня не было друзей. Одна девочка, но у нее дома… было не все в порядке. Мы, в основном, зависали на улице. Мы как будто сбегали вместе. Но, ох, пережив детство со своей матерью, которая следила за любым доступным мне контентом, я теперь не заинтересован в медиа. Подруга надо мной прикалывается, говорит, что я самый поп-дремучий человек из всех, кого она знает.

– Хах.

Ричи допивает вино и складывает руки на колене. Эдди ставит свой бокал на пол и взбирается на Ричи. Снова целует его. Захватывает его губы, язык, кусает его, колет щетиной. Эдди берет его руку и кладет себе на задницу. Трется о него, но станавливается.

Ричи думает, что Эдди снова его поцелует, но тот говорит:

– Ты не по части случайных связей, так?

– Случайные связи, – Ричи пробует слова. На него только сейчас снисходит понимание, что происходит. Он реально делает это.

– О Боже, ты тоже пассив, да? Черт, я был уверен, что правильно понял. Ненавижу, когда так получается. Бросим монетку?

Нет ничего ужаснее

– Что? Нет. Я, ох, я…

мужчины

– Хочешь быть сверху?

ведущего себя как женщина

Ричи кашляет.

– Да. Да, с удовольствием.

– Когда ты в последний раз проверялся?

– Проверялся?

– На ЗППП. Господи Боже, скажи мне, что ты проверялся. Ты невыносимо хорош, и я так старался привести тебя…

– У меня не было секса два года.

– Воу. Это… Почему?

Ричи пожимает плечами.

– Я до этого момента не осознавал, сколько времени прошло. Я просто… Не знаю. Мои последние отношения закончились мирно, и я как-то не зацикливался. Но… Я не знаю. Мне очень долго было грустно. Очень грустно, на самом деле. Мне было не до секса. Не знаю, почему, я думаю это из-за сэндвичей… но, может быть, это просто я. Отбивает желание?

– Нет. Я думаю, что связь двух грустных людей может сделать их счастливее, хотя бы на одну ночи?

– Довольно цинично. Тебе тоже грустно?

– Я думаю, всем немножко грустно. Печаль – часть человеческой сущности.

– И так будет всегда? Мы никогда не будем счастливы?

– Ну, я бы так не сказал. Обычно я счастлив. Я живу за тысячу миль от городка, в котором вырос, у меня теперь много друзей, мне нравится учиться, я люблю мою работу, пусть она дурацкая и платят мало. Знаешь, я не считаю, что печаль и счастье взаимоисключающие понятия. Я счастлив, что наконец-то могу быть собой, но в то же время мне грустно оттого, что я шел к этому так долго, и мне до сих пор сложно определить, что значит быть собой. Может быть, печаль необходима. Она делает счастливые моменты ярче. Реальными. Заслуженными. И, может быть, если ты никогда не испытывал печали, ты никогда не сможешь быть по-настоящему счастлив.

– Я никогда не думал в таком ключе.

– Многие не думают. У тебя есть вещи, которые делают тебя счастливым?

Есть ли? Ричи обдумывает все, что назвал для себя Эдди, но для него самого все иначе. Он все в том же городе, в котором вырос. У него всего двое друзей, в каждого из них он был влюблен, плюс их супруги. Он никогда по-настоящему не учился. А что до работы… он не уверен. И как он может быть собой?

– Нет, – говорит Ричи. – На самом деле, нет.

– Тогда, наверное, самое время что-нибудь изменить.

– Все не так просто. Наши ситуации сильно отличаются.

– Ну, если ты так считаешь, – Эдди снова кладет руку на его бедро. – Так вот, два года – очень долго, – он скользит рукой вверх и касается Ричи сквозь ткань. – Ты готов обнулить? Тебе вообще было хорошо с твоим последним парнем?

– С девушкой.

– С девушкой?

– Я би.

– Понятно. То есть… ты никогда не был с мужчиной, так? Поэтому тебе неловко. А я впервые привожу домой парня, который хотел поговорить со мной перед тем, как трахнуть. Это мило.

– Я все еще хочу тебя трахнуть.

Эдди улыбается.

– Надеюсь на это. Тебе повезло, что я хороший учитель, – Ричи тянется, чтобы поцеловать Эдди, но тот останавливает его. – В спальню, – хрипло шепчет он.

Он ведет его в комнату, по размеру не больше гардеробной. Кровать аккуратно застелена. Эдди усаживает его и садится сверху.

Ричи стонет.

– Ты обо мне позаботишься? – шепчет Эдди. – Сделаешь мне приятно? – Эдди кладет руки Ричи на край своей футболки. Ричи снимает ее. Ричи целует его шею и гладит его грудь. – Ничто не имеет значения сейчас, только мы с тобой, Ричи.

– Черт.

– Окей, Ричи, покажешь мне?

– Мне нравится все, что ты делаешь, и надеюсь, что ты не ожидаешь…

– Просто заткнись и снимай штаны.

Ричи никогда раньше не был с мужчиной, но оказалось, что он быстро учится.

*Дуэйн «Скала» Джонсон, актер.

** If you wannabe my lover, if you wannabe my friend… The song by Spice Girls

***Posh Spice – Victoria Beckham

**** АХХАХАХХАХХАХХАХА. Прошу прощения.

***** Самый любимый Ричи-монолог ever.

========== Часть 2. Об ошибках ==========

– О Боже. О Господи. О Боже мой.

Ричи просыпается в незнакомой комнате, в дверном проеме стоит незнакомая женщина и пялится на него. У нее рыжие волосы – в небрежном пучке – и алые губы – приоткрыты в шоке. На ней Рэй-Бэны – в помещении, черные ботинки на каблуках, черная мини-юбка, черные колготки, черная майка и ярко-красный шелковый шарф – подходит к цвету волос. Черное. Красное.

Существует четкая разница между стандартами красоты в Лос-Анджелесе и в Нью-Йорке. В Нью-Йорке в цене уникальность с аутентичными акцентами. Лос-Анджелес ценит моду и безукоризненность. Эту женщину признают великолепной в обоих городах. Пугающе великолепна.

– О Боже!

– Бев, что ты делаешь в моей комнате? – Эдди трет глаза и садится. Оглядывается на Ричи. – О, ты еще здесь.

Ричи не понимает, хорошо это или плохо.

– Бен! – орет Бев. – Иди сюда! Ты не поверишь!

– А можешь не звать своего парня в мою комнату, пока я без штанов, а в моей постели парень? – интересуется Эдди. Ричи всерьез рассматривает возможность спрятаться под одеялом.

Рядом с Бев появляется мужчина, названный Беном. Он тоже весьма привлекателен, вот только, в отличие от своей девушки, он этого не осознает. На нем джинсы и футболка с «Багровым приливом»*. Ричи думает, они странная пара. Еще Ричи думает, что они должны выйти.

– О Боже мой. Это тот, о ком я думаю? – спрашивает Бен.

– Думаю, именно он.

– О чем вы двое болтаете? – спрашивает Эдди, зевая.

– Эдди, ты спал с Ричардом Тозиером, – говорит Бев.

– С кем? Что?

– Ричард Тозиер. Эдди, ты невозможное, невообразимое золотце! Я в курсе, что ты поп-культурно-дремуч, но это… О Боже мой.

Из Ричи вышибло дух.

– Мне нужно… Мне нужно уйти, – он сбрасывает простыни и натягивает брюки. Ни Бев, ни Бен не отворачиваются. Возможно, они тоже в шоке. – Я… черт. Блядь! Прошу прощения. Черт. Какой ад. Мне нужно позвонить Стэну.

– Какого дьявола происходит? – спрашивает Эдди. – Кто такой Стэн?

– Доверенное лицо, – объясняет Ричи, хватая с ночного столика рубашку, прилетевшую туда прошлой ночью. Двух пуговиц не хватает.

– Что за доверенное лицо?

– Как бухгалтер, только не может меня наебать.

– Зачем ты собрался звонить бухгалтеру? Что происходит? Кто Ричард Тозиер?

– Я – Ричард Тозиер! Величайший проеб оскароносного актера! – кричит Ричи. Поворачивается к Бев. – Да! Вы меня поймали! Поздравляю! Чего вы хотите за молчание? Фото? Автограф? Денег? Я должен вам всем заплатить? Черт!

Эдди уставился на него широко распахнутыми глазами, выражение его лица нечитаемо. Все разрушено. Теперь он знает, кто Ричи такой. Ричи больше не сможет притворяться не-собой. Вот только прошлой ночью он впервые в своей жизни не притворялся. Забавно. Вчера было ложью. Вчера было правдой. Ричи теперь не знает, где тут граница. Все, что он знает, что прошлая ночь была прекрасной и странной, а теперь все закончилось и никогда не повторится.

Необратимость преследует его. Постоянство. Порядок вещей. События, которые никогда не повторятся. Дружбу не вернуть. Себя не вернуть. И теперь… эта ночь. Одна ночь, и Эдди в шоке оттого, что поутру обнаружил его в своей постели.

Случайная связь.

– Ты актер, – говорит Эдди.

– Черт! – снова кричит Ричи. У него снова что-то со зрением.

– Эй, мужик, успокойся, – ровно говорит Бен.

– Успокоиться? Успокоиться?

– Да, может, попробуешь глубоко подышать?

– Глубоко подышать…

Ричи испытывает то же, что на Таймс Сквер, и даже хуже. Маленькая квартирка Эдди давит на него, и он не может вдохнуть даже неглубоко. На этот раз он действительно плачет. Он падает на пол и обнимает колени. Все проебано. Ему кажется, что он на грани сердечного приступа. Он знает, это так. Он умирает в крошечной квартире в Бушвике, а Бен советует ему успокоиться.

Он рухнул на самое дно, и весь мир узна́ет об этом. Продюсеры нового проекта Билла сказали ему, что не хотят бомбу с часовым механизмом. Были правы. Билл не станет его реабилитировать. Стэн тоже. Они и так думают, что он незрелый невротик. Теперь есть доказательства. Необратимо.

Все всплывет. Если уже не всплыло. Все узнают, что он нестабилен. Все будут думать, что он гей. Люди хлынут в соцсети его бывшей девушки. Ты знала, что он гей, когда вы были вместе? Он тебе говорил? Он тебя трогал? Ваши отношения вообще были настоящими? Мы должны знать. Мы твои фанаты. Ты должна. Необратимо.

Что до фанатов самого Ричи… ну, он не уверен. Он нравится самым разным типам и категориям людей. Должно быть. Чтобы стать высокооплачиваемой кинозвездой, не нужно иметь яркую индивидуальность, которой отличаются нишевые актеры. Все, что ему нужно – поменьше открывать рот, чтобы как можно больше американцев могли проецировать на него свои фантазии и симпатии, и принесли свои задницы в кинотеатры. Ричи принимал участие в мероприятиях в поддержку ЛГБТ. Ричи сфотографировали в роли шафера на свадьбе его лучшего друга, который обручился с мужчиной. Ричи по определению привлекает квиров. Для этого Ричи не нужно самому быть гомосексуалистом. И вот теперь весь мир узнает, кто он. Необратимо.

Прошлой ночью все, что он делал, имело смысл. Прошлой ночью он был пьян.

Но сейчас все это не важно, потому что Ричи не сможет существовать и разбираться с последствиями. Цвета блекнут, а сердце колотится все быстрее.

Внезапно Эдди, уже полностью одетый, садится рядом и гладит его по спине.

– Просто дыши, Ричи.

Дышать? Он не может дышать. Все рушится. Все будет разрушено.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, – бормочет Ричи. – Я не могу… Я…

– Не разговаривай. Дыши.

И Ричи пытается. Вдох и выдох и вдох и выдох и вдох и выдох. Он загнан. В клетке. Его руки и ноги дрожат, а сердце, кажется, никогда больше не будет стучать спокойно.

Бев появляется из ниоткуда и дает ему стакан воды, и Ричи смотрит на него несколько секунд, прежде чем осознает, что должен это выпить. Его руки трясутся так сильно, что он едва смог донести его до рта. Он выпивает его одним глотком, не слушая Эдди, который говорит ему не делать этого.

– Все в порядке, – утешает Эдди. – Все будет в порядке, обещаю.

– Мы никому ничего не скажем, – говорит Бен. – Мы хорошие люди.

– Все думают, что они хорошие люди, – говорит Ричи. Он не станет смотреть на Эдди. Он не может. Больше не может. Не теперь, когда Эдди знает, кто он такой. Поэтому смотрит в пол. – А теперь назовите вашу цену, и посмотрим, что я могу сделать.

– Но нам правда ничего не нужно, – говорит Бев. Так, будто разговаривает с напуганным зверьком. Вероятно, так и есть. – Извини, Ричард, я не хотела тебя напугать.

– Не называй меня Ричардом. Ты меня не знаешь. Никто из вас меня не знает. Не притворяйтесь, что знаете что-то, о чем и понятия не имеете.

– Мне жаль.

– Отлично! Потому что должно бы! – огрызается Ричи.

– Мужик, она сказала, что ей жаль, и она действительно не сделала ничего плохого. Ты не можешь так разговаривать с людьми, – возражает Бен.

Ричи вспоминает, как однажды Стэн накричал на него после того, как они попали в перепалку с подростками. У людей тоже есть чувства, мудак. Но снова Ричи не может найти сил проглотить свою гордость и извиниться.