Текст книги "И пепел наш смоет Нева (СИ)"

Автор книги: гавань беспокойствия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

От адвоката Сергей отказался.

А спустя несколько дней его пребывания в тюрьме Мария узнала, что «Вместе» отныне будет функционировать в «фоновом» режиме – обновлениями, улучшениями и прочим заниматься без Разумовского никто не смог бы. Поэтому оставалось лишь поддерживать работу приложения и ждать чего-то неопределенного от будущего рынка информационных технологий.

Так или иначе, саму Воронцову собственные должность и рабочее место интересовали почти что в последнюю очередь. Поселившись в небольшом отеле в ничем не примечательном спальном районе Петербурга, девушка вот уже неделю вела абсолютно затворнический образ жизни. Без телефона, банковской карты и смысла в жизни. Матери она отправила письмо почтой России – сделала это она, скорее, на автомате, почти сразу же, как заселилась в свой номер.

Почти сразу же, как уехала с Казначейской в ту проклятую ночь.

Я вернусь. Как только все улажу.

– Самонадеянный, – скрипнув зубами, девушка выключила телевизор, где по новостям только и делали, что показывали «опаснейшего убийцу современности». Сделав несколько кругом по небольшой комнатушке, Мария подошла к окну и уставилась в серое небо, – Птица, какой же ты дурак.

Что теперь мне делать?

Приговор вынесли спустя еще почти две недели. Разумовскому официально диагностировали психическое заболевание и определили его в лечебницу. И теперь у него было два пути – «вылечиться», доказать свою адекватность, и сесть в тюрьму, либо же гнить до конца своих дней в этом чертовом Алькатрасе – больнице где-то посреди Финского Залива с правилами хуже, чем в колонии строгого режима.

Ни на какие встречи, передачки, какую-либо связь рассчитывать не приходилось.

Она сама – преступница, разница только в том, что не пойманная.

Оставалось только жить дальше. Скрываться, шугаться каждого звука и тени, и наблюдать, как снятые с карты наличные деньги с каждым днем все больше превращаются в ничто и пустоту в кармане.

Так прошел еще месяц.

А затем она увидела снятый каким-то отбитым на голову журналистом репортаж о том, как справедливо «пытают» Чумного Доктора, едва не превратившего жизнь всех петербуржцев в Ад. Молодой человек сумел как-то договориться с администрацией лечебницы, и ему позволили снимать во внутреннем дворе и немного – в «переговорной», куда его пустили явно за нехилое такое спонсорство нашей прекрасной государственной и бесплатной медицины.

– У пациента диагностировано крайне интересное заболевание, – умиротворенным тоном говорил некий профессор Рубинштейн, главный там, видимо, по различного рода экзекуциям, – … Наше лечение уже дает плоды.

Потом следовал нерадивый монтаж, и вот уже по одному из главных федеральных каналов показывали снятый исподтишка разговор лечащего врача и его «любимого» пациента. Точнее того, что от него осталось. Мария с трудом поборола желание выключить телевизор, к горлу подступила тошнота. Ей не верилось, что это существо на экране – действительно тот самый Сергей Разумовский.

Ее Разумовский.

От него не осталось даже красивой оболочки. Отросшие волосы были грязными, пряди путались в колтуны, которые бросались в глаза, даже несмотря на плохое качество видео. Всегда бледная кожа сейчас приобрела нездоровый землистый оттенок. Черты лица заострились, на этот раз не из-за «проявления» Птицы, а, скорее, из-за критического недобора веса. Тонкие губы были покрыты корками засохшей крови, а глаза…

Боже, что это были за глаза.

Стеклянные, настолько светлые, что казались почти прозрачными.

Пустые. Мёртвые.

Глаза забитого зверя, не понимавшего, за что его мучают и почему так больно.

– Я… у меня голова кружится, – сиплый шепот и попытка сощуриться и сфокусироваться хоть на чем-то. Марии показалось, что это сказал не он. Она не узнала его голоса. Или не захотела узнать.

– Это побочное действие назначенных вам препаратов, – Рубинштейн смотрел на пациента, но видел лишь подопытную крысу – отношение к пациентам чувствовалось по одному лишь тону, – Вы отказываетесь от еды, хотя это могло бы значительно облегчить адаптацию к серьёзным лекарствам, которые вы должны принимать.

– Если я буду есть… – его голова тряслась, а бездушные глаза беспрестанно бегали, – Мне перестанут делать больно? – боль была адская, незаслуженная, такая по-детски привычная, словно он вернулся в свой детдом, где вокруг только боль, боль, и еще раз боль. Боль и ничего больше.

Боль и отсутствие возможности сбежать.

– Никто не причиняет вам вреда нарочно, – врач встал со стула и закрыл собой снимавшую разговор камеру, – Весь медперсонал нашей клиники желает вам только добра. И скорейшего выздоровления.

Он сделал жест рукой и поспешно подошел к двери, негромко окликнув санитаров. Камеру убрали. Последним кадром жутчайшего видеорепортажа стал взгляд Сергея, направленный прямо на оператора и словно бы обращенный к зрителям этого гребанного зоопарка.

Воронцова выключила телевизор, швырнув пульт на постель и упав на колени прямо в центре комнаты.

Слезы беззвучным потоком полились по ее щекам, но хуже всего было устойчивое ощущение полнейшего бессилия.

Что она может?

И что будет с Разумовским дальше? Останется ли в этом замученном теле вообще хоть что-то от Разумовского?

А от Птицы?

Марии вспомнилась та ночь, когда его схватили. Тогда она видела его в последний раз.

И он ее тоже.

Она пряталась за мусорными баками в самом дальнем углу двора. На счастье, Сергей всегда был озабочен вопросами экологии, поэтому мусор, производимый в офисе, тщательно разделялся и сортировался. Баков было много, а вот фонарей в этой стороне катастрофически не хватало. Чем девушка и воспользовалась.

– Постойте-ка здесь, господин Разумовский, – долетел до нее голос с издевкой, принадлежавший одному из молодых парней-полицейских.

Несколько человек стояли возле машины, что-то негромко обсуждая. Один из них держал преступника за наручники, сковывающие его руки за спиной. Сергей не вырывался и молчал, и поэтому никто не обратил внимания на то, куда он смотрит и о чем думает. Никто, кроме находящейся в здании Юлии Пчелкиной, но и она не сразу поняла, что именно привлекло внимание Разумовского.

Мария же смотрела на него во все глаза, отчетливо осознавая, что он ее заметил.

В желтых глазах читался укор и раздражение. Ослушалась, пришла в самый центр событий, увидела его побежденным.

Но не сломленным.

Птицу им сломать так и не удалось.

Мария попятилась глубже в темноту, боясь выдать себя малейшим звуком или движением. Привстав, она посмотрела на Разумовского в упор, беззвучно прошептав «Я спасу тебя» в какой-то абсурдной надежде на то, что он услышит или прочтет это в ее мыслях.

Сев за самый дальний бак и убрав с лица прилипшие ко лбу волосы, девушка посмотрела на него вновь.

Тревожный взгляд изумрудных глаз столкнулся с испуганным взглядом светло-голубых.

Птица ушел.

А Сергея сломать им не стоило больших усилий. Он и так давно уже был разломан, растоптан, выжжен изнутри.

– Я пообещала ему то, чего не смогу выполнить, – тихо сказала Воронцова креслу в дешевом номере затхлого отеля. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, она мотнула головой, отгоняя и без того мучившие ее во снах воспоминания, и медленно поднялась на ноги, – Я пообещала ему спасение, одной ногой стоя в той же тюремной камере.

Лучше бы схватили меня, а не его.

Я бы умерла, если б это тебя спасло.

***

Прошло еще несколько дней.

Поначалу Мария их считала, но позже едва ли стала замечать, что закончилась очередная ничего не изменившая неделя.

В один из по-весеннему промозглых вечеров погруженный в тишину и тоску номер отеля пронзила истошная телефонная трель.

По собственной глупости девушка сняла, ни на секунду не замешкавшись и даже не предположив, что это могла быть полиция:

– Алло?

– Мария Воронцова?

– Кто это?

– Если хотите спасти Сергея, приезжайте через два часа по адресу…

Искаженный голос напоминал робота. Такие же нотки проскальзывали в интонациях Марго, правда, в случае с голосовым помощником «Вместе», Разумовскому удалось очеловечить ее почти полностью. В случае же со звонившим ей сейчас анонимом, сильно утруждать себя человек явно не планировал. Или просто-напросто не успел. В любом случае, когда Мария об этом задумалась, трубку тот уже повесил.

Первым делом она прогуглила продиктованный ей по телефону адрес – какая-то промзона, то ли действующие, то ли нет плавильные фабрики где-то на задворках Обводного канала.

Не сказать, что очень обнадеживающе.

Но терять было нечего.

На место ей удалось приехать чуть раньше назначенного времени. Дождавшись, когда такси уедет подальше, Воронцова медленно двинулась по направлению ко входу в здание, не открывая зонт и бездумно шлепая по лужам светло-серыми кроссовками. Дверь внутрь оказалась не заперта.

– Не сомневался, что вы приедете.

Мужской, на этот раз обычный низкий, но без каких-либо помех, голос, раздался откуда-то из темноты.

– Кто вы такой?

Вопрос повис в воздухе. Дверь за девушкой захлопнулась, погрузив их в кромешную темноту. По какой-то неведомой причине страха она не испытывала вовсе. Мелькнула мысль, что страх в ней уже просто атрофировался за ненадобностью. Осталось только любопытство и какая-то безумная, сумасшедшая надежду, всколыхнувшаяся где-то в глубине того, что осталось от ее некогда горящего сердца.

Послышался короткий щелчок, и спустя несколько секунд в помещении загорелся тусклый желтоватый свет.

– Мне кажется, я могу не утруждать себя представлением.

Мария вздрогнула, повернувшись на голос, и попятилась, едва не упав прямо на бетонный пол.

На нее смотрели внимательные глаза неестественно синего цвета.

Суровые черты лица, черная одежда, что-то звериное во взгляде.

Он был такой же, как и на тех старых фотографиях, гуляющих по интернету и, наверняка, где-то хранящихся у Разумовского.

– Похоронили меня, да?

Ухмылка и протянутая к ней рука.

– Очень-очень зря.

Комментарий к Часть 13

Данная глава – завершающая.

Да, финал «как бы» открытый – он таков и по канону фильма. Будет МГЧД 2, будет и новая работа с дальнейшей судьбой персонажей.

Статус работы «завершен», но планируется еще одна глава-эпилог, никак не влияющая на сюжет и не являющаяся продолжением по факту.

Спасибо всем за все.

Вы лучшие.

Вместе❤️✌🏻

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Эта глава – бонус для тех, кто дождался окончания моей эпопеи-написания этой работы, но не дождался НЦы.

Попасть в лечебницу оказалось проще, чем она думала.

Олег впустил ее внутрь, обо всем заранее позаботившись и упорно не рассказывая, на что конкретно ему пришлось пойти, чтобы раздобыть настоящий пропуск и костюм врача. Мария надеялась только, что тот, кому этот костюм принадлежал, после встречи с Волковым остался все-таки жив.

Он сказал ей переодеваться и затолкал в какую-то неосвещенную каморку.

Девушка молча послушалась, решив в целом делать все, о чем ее попросит очень вовремя «воскресший» наемник. Главное, что во всех своих действиях, легальных и не очень, мужчина руководствовался той же самой мыслью, которая заставляла жить и что-то предпринимать и саму Воронцову.

Спасти Разумовского.

Вызволить лучшего друга, сдержать обещание, данное любимому человеку.

Вытащить невиновного из места, которое было хуже тюрьмы в сотни, миллионы тысяч раз.

– Идем, сюда, – за несколько дней общения с Волковым Мария успела заметить, что длинные предложения тому были крайне не свойственны.

– Какой план? – негромко спрашивает, в сотый раз потирая глаза и переносицу. От количества белого на квадратный метр у нее, кажется, уже начинался эпилептический припадок. Яркое, даже несмотря на время суток, освещение, это состояние только усугубляло.

– Ты зайдешь к нему, убедишься, что он в состоянии бежать, – не останавливаясь, Олег достал из внутреннего кармана халата шприц и какую-то ампулу с прозрачной жидкостью, – Если будет совсем в коматозе, вколи ему это. У тебя будет минут десять, мне нужно убедиться, что все чисто.

– Я не умею делать уколы, – голос Воронцовой заметно задрожал. Руки тоже. Нервы были на пределе. А тут еще и необычайно длинные для мужчины предложения, – Я не смогу! Я не умею…

– Самое время научиться, – сухая усмешка и холодный расчет в синих глазах. Для него все это – лишь очередное «дело»? Задание, которое нужно успешно выполнить?

Они остановились в конце коридора, рядом с ничем не примечательной одиночной палатой под номером 506. Резко развернувшись на скрипнувших по линолеуму каблуках, Волков несколько долгих секунд всматривался в лицо своей «подельницы» – он искал в правильных чертах девушки смятение, испуг, что-нибудь, что могло бы сорвать всю его идеально спланированную операцию.

Но ничего такого не находил.

Она волновалась, да, безусловно.

Но в глубине зеленых глаз горела такая яростная, отчаянная любовь и такой непримиримый воинский дух, что Олег в тот момент действительно ей поверил.

Ей и в нее. В них. В то, что все получится.

– Главное, не высовывайте носа, пока я не приду, – прикасаясь магнитной картой к щитку на двери, инструктировал ее Волков, – Даже если я задержусь. Что бы не произошло. Я обязательно вернусь и вытащу вас отсюда, ты меня поняла?

– Да.

– Иди.

Он приоткрыл дверь и, впустив девушку внутрь, быстро ее захлопнул, снова заперев на электронный замок. По опыту горячих точек он как никто знал, что радоваться тому, что все идет по вроде бы заранее намеченному плану, означало загубить всю удачу на корню.

Поэтому он молча и практически бесшумно направился в серверную. Отключать камеры. Просчитывать варианты побега из «Чумного» (как чертовски прозаично) форта.

– Сергей?

Она сделала шаг вперед и остановилась. В комнате было абсолютно темно – ни окна, ни тебе включенного света. Ничего. А глаза после яркого освещения в белоснежных коридорах лечебницы быстро адаптироваться к непроглядной тьме просто-напросто не были способны.

– Сергей, это я.

Вторая попытка и начавшие проявляться очертания предметов. Комната была почти полностью пустой, в дальнем углу стояла тканевая ширма и, судя по всему, раковина с унитазом. Все округлое, без каких-либо острых углов, даже изголовье у стоящей впереди кровати было закругленным и словно бы выполненным из какой-то губки.

– Ты… – Разумовского она увидела не сразу. Он сидел на полу рядом с кроватью, всем телом вжимаясь в стену позади себя. Его дрожащие руки в панике вцепились в торчащие во все стороны волосы, казалось, еще секунда – и он выдерет их с корнем, – Снова пришел… Я снова тебя вижу… Научился притворяться другими людьми, да?

Он запинался, говорил, словно проглатывая окончания и путаясь в интонациях и логических паузах.

Воронцова не сразу поняла, что происходит.

– Сергей, это я, – полностью привыкнув к отсутствию освещения, она подошла ближе, но остановилась, когда тот испуганно и как-то истерично закричал.

– ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ, Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ НИКОГО УБИВАТЬ!

Тощие пальцы оставили на впалых щеках красные полосы. Светлые глаза расширились, но фокусироваться на чем-то конкретном ему все еще удавалось с трудом.

Мария села на пол в нескольких шагах от него. В мыслях промелькнуло едва уловимое чувство дежавю.

Зачем ты приехала?

– Сережа, это я – Мари, – не предпринимая больше попыток приблизиться, негромко заговорила, и пустая комната наполнилась той самой энергетикой, – Я пришла забрать тебя отсюда. Спасти. Как и обещала, ты помнишь?

– Я… Я вообще мало что помню, – лицо Сергея исказилось, глаза забегали, словно в попытках поймать разбегающиеся во все стороны мысли, – Кто такой я? Я – убийца… Или от меня уже вообще ничего не осталось?

Он поднял голову и посмотрел на девушку в упор. Сердце тоскливо заныло, все тело желало схватить ее, прижать к себе, и никогда больше не отпускать.

Мари, не уходи.

Проблема была только в том, что он уже давно перестал верить в реальность происходящего. Вся его жизнь стала больше походить на воплотившийся в действительность сюрреалистический ночной кошмар, и очередная галлюцинация в нем – дело уже привычное.

– Сереж, – он чуть повернул голову на голос, но на зрительный контакт не пошел, – Я вытащу тебя отсюда. Мы сбежим, слышишь?

Сбежим?.. Зачем?

Внезапно он дернулся и, прижав пальцы к вискам, болезненно застонал. Мария неосознанно рванулась к нему, но помочь ничем не успела. Встав на колени перед корчившемся от боли Разумовским, она хотела было его обнять, но сведшая его тело судорога прекратилась также неожиданно, как и началась.

Он выпрямился, все еще смотря куда-то в пол, и расправил плечи, небрежным движением смахнув с рукава своей рубашки прилипшую к ней пыль.

Мария закусила губу.

Входило ли в планы Волкова то, что спасать они будут не совсем Сергея?

– Птица.

Ее ладонь касается его плеча, пальцы убирают за ухо отросшую выцветшую челку. Она видит, как он улыбается, приподнимая уголок губ, и хищно облизывается.

Хватает ее за запястье и наконец-то смотрит прямо в глаза:

– Как мы сбежим?

– Нужно немного подождать, – смотрит в два золотых омута и теряет голову. В который раз? – Нам помогут. Ты можешь идти?

– Кто поможет? – каждое слово как удар плетью. Холодные пальцы грозились оставить на ее бледной коже следы.

– Друг.

– Что еще за друг?

– Сергей, я…

– Говори.

– Олег Волков.

Разумовский отпустил ее, отшатнувшись. Резко встал, вполне уверенно держась на ногах, и, шумно выдохнув, подошел к кровати, отбросив с нее подушку и зачем-то приподняв угол продавленного матраса.

– Сергей? – Мария поднялась следом, не понимая, что на него нашло.

Он повернулся к ней спустя несколько секунд. Переставшая дрожать рука протягивала ей маленькую потертую фотографию, сделанную, наверное, несколько лет назад.

Даже несмотря на отсутствие света и затертость бумаги можно было понять, насколько яркие у человека на фото были глаза.

Синие. Холодные как лед. Действительно волчьи.

– Он умер, – на долю секунды девушке показалось, что Сергей вернулся. Но исказившаяся мимика и севший голос, говоривший без малейшей запинки, выдавали Птицу.

– Это ошибка, он выжил, – Мария заметила, как сузились при этих ее словах глаза мужчины. Она его понимала. Ей тоже было бы страшно допустить мысль, что тот, кого ты с такой болью отпустил, сейчас едва ли не стоит за дверью палаты.

– Это правда? – убрав фотокарточку в карман, Сергей подошел к ней ближе, сократив и без того небольшое расстояние. В его глазах засквозила ничем не прикрытая боль.

– Правда.

– И ты настоящая?

– И я настоящая.

Он ухмыльнулся, и что-то в этом мимолетном движении было таким прежним. Как будто бы напоминание о какой-то прошлой жизни. Как будто бы всего этого кошмара с ними не происходило. И как будто бы сейчас они не находились в психиатрической лечебнице, из которой, до кучи, собирались этой же ночью бежать.

Птица коснулся ее шеи кончиками пальцев.

Мысль «а что если Волков придет?» исчезла из ее головы еще до того, как сформулировалась в четкий вопрос. Осталось только невыносимое желание никогда, черт подери, больше не расставаться.

С ним.

Поцелуй и грубая ткань холщовой больничной рубашки под ее ладонями. Пересохшие губы, обычно – с ненавязчивым, но терпким привкусом алкоголя, сейчас были со вкусом одной лишь горькой безысходности. Но тело девушки все равно податливо откликалось на каждое его движение, умирало и заново рождалось от каждого поделенного на двоих вдоха.

– Зачем ты пришла?

– За тобой.

Это все уже когда-то происходило. В другое время, при других обстоятельствах. Они сами тогда были совсем другими. Лучшими версиями самих себя. А сейчас все это кануло в Лету. Сгорело, не осталось даже горстки серого пепла.

– Сереж…

– Ты моя.

Он подталкивает ее к кровати и рывком распахивает полы медицинского халата, так, что пластиковые пуговицы с негромким стуком начинают скакать по полу. Золотые глаза сияют нездоровым азартом. Мария послушно устраивается на матрасе, и убранные в пучок волосы темным водопадом рассыпаются по белоснежной подушке. Она смотрит на Разумовского сквозь помутневший ее сознание морок.

Хочет что-то сказать, но Сергей не дает – тихо шипит, прикладывая палец к ее губам, а затем вновь требовательно целует.

Его рубашка летит на пол вместе с ее халатом. Как всегда ледяные пальцы освобождают девушку от нижнего белья и пробегаются по ребрам к заждавшейся внимания груди. От малейшего прикосновения Воронцова выгибается дугой. От последующего – громко стонет, несвязно зовет мужчину по имени.

– Чш-ш-ш, – горячее дыхание щекочет нежную шею. Мария кожей чувствует его ухмылку, зная, что он не удержится и оставит несколько собственнических следов ярко-алого цвета. Она вовсе не была против, если не сказать наоборот.

Ее полу-стон полу-крик тонет в очередном поцелуе.

К валявшимся на полу вещам присоединяются выданные в лечебнице штаны и последние элементы их гардероба. Преград для двух нашедших друг друга сумасшествий не остается вовсе.

– Ты нужна мне, – Сергей отрывается от ее губ и смотрит прямо в глаза. На долю секунды ей кажется, что его радужка золотая ровно на половину.

– Я буду рядом с тобой всегда, – взъерошивает его волосы и чуть приподнявшись, мягко целует в плечо, – Я люблю тебя.

– Да… – запечатлевает очередной укус на ее ключицах и хрипло шепчет, – Да, я тоже.

Птица физически не мог переступить через собственную гипертрофированную гордость.

Такого рода признание уже было для него чем-то из ряда вон.

Большего ожидать Мария и не осмеливалась.

– Пожалуйста, – вжимаясь в стройное тело и несдержанно кусая за мочку уха, – Пожалуйста, Сереж…

Разумовский послушался. В желтых глазах прирученного чудовища блеснула животная тоска. Он скучал. Чертовски скучал, хоть никогда в жизни в этом и не признается.

Уверенное движение бедрами и последовавший за этим поцелуй. Ногти, вцепившиеся в худую спину, и его нежные пальцы, дразняще касавшиеся самых чувствительных мест. Губы Воронцовой беспорядочно скользили по его плечам и шее – несильно прикусывая белоснежную кожу, она стонала в такт его движениям, но в какой-то момент перестала успевать за набравшими скорость толчками.

Ее крик смешался с его хриплым голосом. Он звал ее по имени, и иногда ей казалось, что рядом с ней он становился каким-то «другим».

Не Сережей и не Птицей.

Чем-то третьим.

И самым лучшим.

Когда он вышел из нее, рывком перевернув девушку на живот, она лишь покорно прогнулась в пояснице, не успев даже встать на колени и глухо застонав, когда Сергей вжал ее в постель весом собственного тела. Его движения стали грубее, но руки продолжали едва ощутимо ласкать грудь и внутреннюю сторону бедер.

Ему не хотелось делать ей больно.

Кому угодно, но только не ей.

Мария вцепилась в его ладонь, укусив за предплечье, чувствуя, как тело пробивает мелкая дрожь. Птица ответил ей поцелуем в плечо и заботливо убрал с ее лица сбившиеся на лоб волосы.

Он нарочно замедлился, с садистским удовольствием наблюдая за тем, как девушка почти скулит, бессвязно умоляя продолжить.

Отказать ей было выше его сил.

– Сереж… Сергей! Да! – сорвавшийся крик и пролившая ее тело судорога. Рухнув на приобретшую непонятную форму подушку, она могла лишь из последних сил пытаться восстановить своё рваное дыхание и бешеное сердцебиение.

Разумовский упал рядом с ней на матрас, прикрыв глаза, на которые в очередной раз упала непослушная рыжая челка, и по-хозяйски положив руку на талию своего заместителя.

Внезапно, в дверь негромко постучали.

Подскочив на дрожащих от не до конца отпустившего напряжения ногах, Воронцова испуганно посмотрела сначала на дверь, а затем на Сергея.

Но на постели никого не было.

***

– СЕРГЕЙ!

Подскочив на диване, на котором до этого уснула, Мария не сразу поняла, что происходит. Перед глазами стояла белая палата, односпальная кровать с мягким изголовьем, и он – Разумовский, такой родной, теплый. Настоящий.

Настоящий?

– Что, кошмары мучают? – Олег оторвался от компьютера и развернул свое кресло к ней. Синие глаза смотрели как всегда холодно, но сейчас в них можно было различить понимание и даже сочувствие.

Последнее, скорее всего, ей померещилось.

Как померещился и ее воспаленному от страха мозгу весь этот сон с побегом, Птицей и…

– Мы должны его вытащить оттуда, – постепенно обретя связь с реальностью, девушка сосредоточила свой взгляд на мужчине напротив, – Должны, понимаешь? Я обещала ему быть рядом всегда. Всегда! Я…

– Да, – лицо Волкова снова ожесточилось. Резко повернувшись обратно к горящему синим монитору, он бросил как бы невзначай.

я тоже многое ему обещал