Текст книги "И пепел наш смоет Нева (СИ)"
Автор книги: гавань беспокойствия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Я бы погибла, если б это тебя спасло.
Спокойный взгляд – она давно уже все осознала, сотни ночей напролет она анализировала свою и его жизни, силясь убедить себя в том, как это все неправильно, ненормально. Да просто по-мазохистски глупо и абсурдно. Но когда сердце противится, даже в миллионе причин, чтобы уйти, мы найдём одну-единственную, чтобы остаться.
Не так ли?
Субординация и некогда беспокоившая Сергея холодность разбились и канули в Лету.
– Я же тебе сказала, – судорожный шепот на вдохе, приложившись лопатками о бетонную стену. Разбитые губы слишком близко к ее, – Я никуда не уйду.
Никогда.
Поцелуй, и его ладони на ее талии. Ее руки, обнимающие за шею и нежно касающиеся плеч, и холодные пальцы, судорожно цепляющиеся за плотную ткань водолазки. Он поднимает ее и усаживает на невысокий комод, окончательно и бесповоротно нарушая личные границы, мягким движением раздвигая колени и вставая между ними. А она только задыхается, прижимается ближе и ловит его губы, аморально-счастливо улыбаясь в поцелуй.
Сергей отстранился как всегда внезапно.
Оторвавшись от ее губ, снял с себя ее руки и отпрянул, нервно мотнув головой.
– Все хорошо, Сереж, – Мария облизнула губы и подалась вперед, заранее предугадывая все его последующие реплики, – Я тебя не боюсь.
Он опустил голову и тихо засмеялся. Рыжая челка закрыла лицо от абсолютно спокойного взгляда зеленых глаз. По угловатым плечам пробежала мелкая дрожь. Снова. Уже не удивляет.
– Это ты его не боишься, – радужка цвета расплавленного золота и знакомая ухмылка-оскал. Охрипший голос и заострившиеся черты лица, – Его, не меня.
Пальцы, вновь сомкнувшиеся на шее, и горячее дыхание.
Опять.
Ну здравствуй, Птица.
– Поцелуй меня.
Вопросительно изогнутая бровь и заинтересованный взгляд.
Чаша терпения Воронцовой переполнилась и разлилась океаном мучительно долго сдерживаемых эмоций.
– Ты не-м-м, – Разумовский оперся о комод второй рукой, потеряв равновесие, когда девушка рывком притянула его к себе, впившись в губы и наплевав на то, что он там собирался сказать.
Это было не важно.
Больше – нет.
Он ответил. Не робко, не нежно – грубо и собственнически, так, как на самом деле давно хотел. Мария несильно ударила его по руке, все еще державшей ее за шею, и Сергей отпустил ее
а потом поднял
и уронил на постель.
Ты ведь этого хотела!
Хотела. И больше этому не противилась, наконец-то поборов постоянно о чем-то тревожащуюся голову и отдавшись, спустя столько лет, сжиравшим ее изнутри желаниям. Почему-то сейчас отчетливо чувствовалась какая-то запретная вседозволенность. Во всем – в руках Разумовского, скользящим по податливо выгибающемуся навстречу телу, в его желтых глазах, требовательных губах, даже в его дыхании.
Сейчас или никогда.
На долю секунды в мыслях Воронцовой промелькнуло что-то вроде «Что он натворил на этот раз, что так сорвался?»
Но размышления прервал треск разорванной надвое футболки.
И здравый смысл отключился окончательно.
Остались только они – два обнаженных нерва, достигших предела каждый в своей ненормальности, и на пике собственного безумия нашедшие друг в друге нечто до боли необходимое, давно потерянное, что-то такое, чего не хватало им всю их долбанную жизнь.
– Сергей, – бессознательный шепот и отразившийся от стен стон.
Разбитые в кровь губы соскользнули с ее шеи на ключицы. Оставили и тут несколько багровых следов, но надолго не задержались, спустившись еще ниже, коснувшись высоко вздымающейся от тяжелого дыхания груди.
– Сергей!
Крик и почему-то – такая родная по звучанию – полная форма его имени.
Ее пальцы выскользнули из огненно-рыжих прядей и вцепились в его плечи, умудрившись царапнуть кожу даже через ткань водолазки. По ее телу прошла сладкая дрожь. С губ сорвался стон удовольствия и ответом на него была хищная ухмылка, которую она, забывшись, не увидела.
– Мария, – севший голос и очередной поцелуй, которого все равно будет недостаточно, – Посмотри на меня.
Шорох ткани. Широко распахнутые зеленые глаза в каком-то трансе скользят по белоснежной коже. Она тянется, нежно прижимаясь губами к его плечу, но он придавливает ее к кровати:
– Мария, – повторяет и облизывает губы, упавшая на лоб челка щекочет ей кончик носа, – Скажи мне.
ЧТО Я ДЛЯ ТЕБЯ?
– Жизнь.
– Повтори.
– Ты – моя жизнь, Сергей Разумовский.
На этот раз он коснулся ее губ нежно. Поцеловал, почувствовав, как ее руки, безостановочно дрожа, робко касаются его тела. Сергей Птица собственнически улыбнулся, разорвав поцелуй и снова скользнув ниже, проведя языком влажную дорожку от острых ключиц до солнечного сплетения.
Услышал, как ударилось о грудную клетку принадлежавшее ему сердце девушки.
И царапнул ее ребра до красных, вздувшихся под кончиками пальцев, борозд.
Коротко звякнул брошенный на пол ремень. Оставшиеся предметы одежды полетели за ним следом. В комнате на несколько секунд повисла тишина – он выжидал, она же – просто не верила.
Мария вздрогнула от прикосновения холодных пальцев к бедрам и тихо застонала. Приподнялась, смахнув с лица растрепавшиеся волосы, и притянула Разумовского за шею к себе. Поцеловала, требовательно, почти что грубо, и изящно прогнулась в пояснице, оторвавшись, наконец, от его губ и откинувшись обратно на подушки.
В попадавшем в комнату свете уличных фонарей профиль Сергея казался еще фактурнее, чем обычно.
Черты лица стали еще более птичьими.
И от этого еще более невозможно-красивыми.
Воронцова задыхалась, глядя на него и не до конца осознавая, что действительно видит его по-настоящему и даже может позволить себе его коснуться. Ее сердце отбивало чечетку, глаза упорно отказывались ловить фокус. Слишком нереально, какой-то сюрреализм.
Она почти умерла, когда он прижался к ней, обняв и уткнувшись куда-то в ее шею, нежно поцеловав истерзанную его же зубами кожу.
А потом он мягко двинул бёдрами.
И тихо застонал, услышав собственное имя, криком сорвавшееся с ее губ.
– Я люблю тебя, – срывающийся голос и беспорядочные поцелуи. Убрав с его лица челку, девушка вздрогнула, сбившись с мучительно нежного ритма их движений.
На нее смотрели его глаза.
Его. Влюбленные, счастливые и…
Кристально-голубые.
– Мари.
– Сережа, – улыбка и пальцы, несильно царапнувшие острые лопатки, – Все хорошо, Сереж. Прошу тебя…
Вспыхнувший в ее глазах блеск повторился и в небесного цвета радужке.
– Продолжай.
Она поцеловала его и аккуратно перевернула. Уложила на спину, про себя взвыв от невозможности всего происходящего, и коснулась губами его шеи. Груди. Ребер и впалого живота.
Пересчитала губами все тридцать две родинки.
Приподнявшись, устроилась на его бедрах, тихо зашипев, когда он нетерпеливо толкнулся, едва не лишив девушку равновесия.
– Ты моя, – резко вцепившиеся в ее бедра пальцы и громкий шепот, рваными порывами срывающийся с ухмыляющихся губ, – Ты помнишь об этом?
– Напомни, – ладонь на его груди и толчок, прижавший мужчину к постели. В зеленых глазах дьявольским пламенем горели вызов и помутнившая сознание страсть, – Давай же, Птица. Давай.
Золотая радужка потемнела и заискрилась недобрым. Ухмылка превратилась в звериный оскал.
Роли снова поменялись.
Воронцова упала на подушки, засмеявшись, а потом протяжно застонав.
***
– Так что все-таки произошло?
За окном черное небо, вдали подернутое желто-оранжевой поволокой городских огней, постепенно начинало светлеть. В спальне девушки ни один источник света не горел, но успевшие привыкнуть к темноте глаза отчетливо различали замерший возле окна силуэт Разумовского. На белоснежной спине россыпь родинок смешалась со следами от острых ногтей. Рыжее каре давно уже потеряло свой идеально-вылизанный вид.
– Гром приходил.
Сухо брошенная фраза. Привстав на постели, Мария напряглась, ожидая худшего, но ничего не сказала, побоявшись сбить мужчину с нити рассказа.
Птица как ни в чем не бывало продолжил:
– Он был в моем детском доме. Раскопал рисунки, которые я рисовал когда-то очень давно, – он обернулся, и тонкие губы тронула улыбка, – Я рисовал своего лучшего друга. Того, кто был со мной всегда.
– Волкова?
Смешок. Фальшивый, заметно натянутый и слишком уж ненатуральный.
Маска дает трещину?
– Нет, не его. Но про Олега этот Шерлок Холмс тоже умудрился разнюхать. Принес мне документы о том, что он умер год назад в Сирии.
Так вот как произошло «слияние» Сергея и Птицы. Его просто-напросто ткнули в то, что все это время он видел рядом с собой призрака.
– Я ударил его бутылкой по голове.
Девушка вздрогнула и поежилась, почувствовав, как по ее телу побежали мурашки. Шумно сглотнув, выжидающе уставилась на Разумовского, в стотысячный раз скользнув взглядом по его лицу и телу. Порез на шее – след остался от драки с Игорем или после нападения на Грома он сражался сам с собой?
Богатое воображение тотчас же нарисовало до дрожи пугающую картину: заваленный алкоголем лофт, труп полицейского, и мечущийся среди античных статуй миллиардер, которого Птица сумел-таки подавить настолько, что «настоящий» Разумовский ушел на второй план.
А если бы не ушел?
Сдался бы полиции?
– Ты убил его?
– О, нет. Лучше.
Дьявольская ухмылка и разведенные в стороны руки. Он повернулся к ней, тряхнув головой, и медленно подошел, наклонившись и прошептав:
– Я его подставил, – выдохнул в ее губы и самодовольно сощурился, облизнувшись, – Я переодел его в костюм Чумного Доктора и забросил на крышу здания, в котором произошло новое убийство. В его квартире – несколько ящиков с зарядами для огнемета, костюм, его отпечатки пальцев рядом с очередной жертвой. У полиции не возникнет сомнений. Да и жертва…
– Какая жертва, Сергей? – дрожа всем телом, она смотрела на упивающегося собственным безумием мужчину и почему-то… улыбалась. Не веря? А может – тоже слетев с катушек?
– Я убил Альберта Бехтиева.
Мария промолчала, зачарованно кивнув.
Разумовский хмыкнул и поцеловал ее, притянув к себе за шею, с силой прикусив нижнюю губу, почувствовав, что оцепеневшая от новостей девушка не отвечает.
Ответила.
– Я уезжаю обратно в штаб-квартиру.
– Зачем?
– А ты думаешь Гром надолго задержится в тюрьме? – отстранившись, он натянул водолазку и передернул плечами, – Явится, цепной пес режима, через сутки максимум, сбежит, но я буду его ждать.
– А я? – в зеленых глазах засквозила практически физически ощущающаяся боль. Тревожное предчувствие снова всколыхнулось в груди, – А мне что делать?
– А ты не суйся и близко к Казначейской, – Сергей поцеловал ее в лоб и отпрянул, не дав себя обнять, – Я вернусь. Как только все улажу.
Воронцова не ответила. Посмотрела ему вслед, дождалась хлопка закрывшейся за ним двери, и рухнула на постель, беззвучно разрыдавшись.
В воздухе повисло одно-единственное слово.
Никем не произнесенное.
Но поселившееся в груди Марии, совсем рядом с воспоминаниями о прошедшей ночи, счастливейшей за всю ее жизнь, несмотря на неадекватные и абсурдные контрасты событий.
Я люблю тебя
Прощай
========== Часть 12 ==========
Комментарий к Часть 12
Дельфин – Иду искать
Они проехали Лахта-центр, парк 300-летия и конечную станцию метро на зелёной ветке.
Табличку «Вы покидаете Санкт-Петербург» Дубин заметил с некоторым запозданием, когда та, мельком появившись перед лобовым стеклом, так же быстро исчезла позади. Кольцом окружавшую город автомагистраль затянуло вечерним туманом, и видимость была если не нулевая, то крайне близкая к таковой.
– Где мы?
– На даче Прокопенко.
– Федор Иванович – Чумной Доктор?
Гром оступился и сбился с привычного ему быстрого шага, с искренним недоумением посмотрев на своего «напарника», только что сморозившего даже для него ну просто поразительно несусветную чушь. Идущая рядом Пчелкина тихо прыснула, но от комментария, к удивлению обоих полицейских, сумела удержаться. Журналистская интуиция подсказывала ей, что личность маньяка вот-вот раскроется, и она была почти на сто процентов уверена в том, что это никто иной, как ее личный «главный подозреваемый».
Сергей Разумовский.
Игорь произнес эти имя и фамилию так, как будто это было самое что ни на есть грязнейшее ругательство во всей вселенной. На лице Димы было написано изумление, детское, до боли наивное, как будто ребенку рассказали что-то такое, что в его голову и мысли просто физически никак не могло уместиться. Намного спокойнее на новость отреагировала Юля. Кивнув каким-то своим мыслям она лишь приподняла выкрашенную в красный бровь – перед ее глазами возникла сцена, которую девушка случайно увидела на улице после того самого погрома в казино.
Тогда Сергей и Мария показались ей такими…
Светлыми? Счастливыми? Невиновными?
Явно не подозревающими о том, что спустя несколько дней будет со всеми ними происходить. Воронцову ей в целом даже было по-женски немного жаль. Удовлетворённое личностью убийцы любопытство журналистки теперь мучилось вопросом более тривиальным, но от этого не менее интересным – зеленоглазая девушка действительно была соучастницей или она все-таки просто-напросто влюбленная в поехавшего миллиардера дура?
На этот вопрос ответ она так и не найдёт.
Грома смутило то, с какой покорностью Пчелкина согласилась остаться в укрытии. Майор полиции ждал яростных воплей и оглушительных тирад именно от нее, никак не от Дубина, который, с эпичностью супергероя, не повернувшегося на взрыв, сейчас говорил ему что-то о каких-то там собаках. Блогерша же с невинным видом стояла в отдалении от них, осматривая гараж и прикрепленные к стене старые фотографии.
Потому что мы, нахрен, стая.
– Игорь, тут только варенье, – обернувшаяся на внезапную реплику Димы девушка тихо фыркнула в поднесенный ко рту кулак и устало закатила глаза.
Тирада собачника-любителя Дубину не помогла.
– Я удивлена, что он вообще на это повелся, – улыбнулась она Игорю, поручившему ей отпереть мальчишку, когда тот поуспокоится. Нотацию про то, что ей следовало бы спрятать машину, она тоже выслушала, на этот раз не поведя и бровью, – Будь осторожен.
Она обняла Грома в порыве «нежности». На прощание, как это подразумевают какие-нибудь банальные и всеми любимые мелодрамы.
Всеми, но не ею.
Тот опешил, но, конечно же, совершенно ничего не заподозрил.
А темный кругляшок «жучка» как нельзя кстати слился по цвету с отжившей свои лучшие годы кожаной курткой Федора Ивановича Прокопенко.
Под удаляющийся рев мотоцикла Дима в последний раз ударил предательски закрывшуюся за ним дверь погреба. Они остались одни. А Грома там, в башне «Вместе», куда он с такой отчаянной решительностью направлялся, ждало черт знает что с огнеметами и новейшим оружием.
***
«Черт знает что» в лице Птицы Игоря действительно уже давно ждало. В пентхаусе, где они впервые лично познакомились, сейчас был выключен весь свет, убраны некогда разбросанные по всему периметру комнаты вещи и обертки от еды и напитков. Время здесь словно замерло, все семьдесят с лишним этажей небоскреба погрузились в тишину и зловещее ожидание не столько самого появления знаменитого майора полиции, сколько тех последствий, которые у этой роковой встречи будут, и будут они, по всей видимости, грандиозными.
Грандиозными, да.
И переломными.
Для них обоих.
– Сергей, – голос Марго прозвучал иначе. Как будто бы она почувствовала, что изменения и ограничения в программы, которые Разумовский внес несколько часов назад, действительно знаменуют что-то страшное. Даже для нее. А ведь ее даже не существует, – Камеры наружнего наблюдения засекли Игоря Грома.
– Замечательно, – тонкие пальцы с силой сжали выкрашенную в белый шахматную фигуру. Взгляд желтых глаз с трудом оторвался от черного неба за окном, – Впусти его. Будь как всегда любезна и проводи нашего дорогого гостя ко мне.
– Будет сделано.
Беловолосая голограмма подмигнула своему создателю и исчезла. Деревянная пешка с глухим стуком упала на каменный пол.
– Давай же, Игорь. Я уже заждался.
Несколько минут в ожидании до боли привычного, но такого внезапно-оглушительно-громкого сигнала лифта, длились, казалось бы, несколько долгих лет.
Несколько бесконечностей.
И вот он, наконец-то, здесь.
– Мое почтение, Игорь, – рыжая голова дернулась, и изящные черты лица вновь исказил устрашающий своей нечеловечностью оскал, – Не думал, что ты так быстро выберешься.
Блеф. Птица ожидал от Грома большего.
Разумовский разочарованно цокнул языком и нервно прошелся вдоль стола, возле которого стоял. Он чувствовал на себе полный ненависти взгляд, но сам на майора полиции смотрел лишь мельком. «Настоящий» Сергей Игоря до смерти боялся. Птица же – презирал и желал показать собственные превосходство и надменность.
– Хотя ты все равно не сможешь испортить мой план по спасению города, – продолжал, нарочно раззадоривая явившегося к нему героя и «играя» доставшуюся ему роль главного злодея. Раскинув руки в стороны, Разумовский усмехнулся и не без гордости продолжил, – Я вернул деньги обманутым вкладчикам банка Исаевой, я выкупил свалку Зильченко и реально очищу город от мусора!
В золотых глазах мелькнуло безумие.
Маниакальная одержимость, вышедшая из берегов и теперь сметающая все и всех на своем пути.
– …И никто не сможет мне помешать, – последняя капля в чашу терпения Грома, – Даже ты.
Вот теперь точно последняя.
– Уверен?
Негромкий щелчок и шипение дымовой бомбы. Игорь пригнулся, действуя в соответствии с четким планом, который он успел выстроить в своей голове, пока Разумовский толкал невесть кому сдавшуюся речь. Языки пламени вырвались из обоих наручных огнеметов, и горячий воздух неприятно защекотал в носу. Гром метнулся к столу и поставил подножку. Сергей на уловку не поддался, отступив, с опозданием осознав, что этого-то от него и добивались.
Пояс с огнеопасными зарядами с глухим стуком упал на пол.
Игорь ответил на выпад Чумного Доктора, в последний момент сгруппировавшись и перекинув парня через себя.
– Сука.
Птица почувствовал, как от соприкосновения со столом в спине что-то жалобно хрустнуло. Извернувшись превозмогая боль, он ударил майора ногой, оттолкнув, сумев перекатиться и не дать заломать себе руки. Растрепанные пряди того же цвета, что и пламя, вырывавшееся из его оружия, добавляли облику «злого гения» что-то звериное.
Дьявольское. Демоническое.
Больное.
Гром поймал его врасплох.
Налетел из ниоткуда, быстро встав за спину противника, и обездвижил его, перехватив руку и ощутимо придушив за шею. Сергей дернулся, попытался извернуться, укусить, лягнуть, сделать хоть что-нибудь. Но не смог.
А потом он обмяк и лишь немного повернул голову, чуть скосив горящие злой агонией глаза на Грома.
– Марго, – он еле сипит, но давит улыбку, даже в побежденном положении умудряясь выводить соперника из себя, – Видео.
– Да, Сергей, – на загоревшемся экране в ту же секунду появился кружочек загрузки, – Опубликовано.
Хриплый смех заставил Игоря ослабить хватку. Он слушал видеообращение Чумного Доктора, до самых последних секунд отказываясь верить в то, что этот псих действительно зайдет так далеко. В городе и так бесновались подражатели, людей в полиции катастрофически не хватало, во всех сферах жизни общества царил полнейший хаос и всеобщая анархия. Питер переживал очередную кровавую революцию, но этого всего Птице было не достаточно.
Шумно сглотнув, мужчина, повинуясь какому-то внутреннему чутью, отвел глаза от экрана в тот самый момент.
В центре виднеющегося из окна города огненным столпом взметнулись языки пламени.
Полицейский участок взлетел на воздух.
***
когда правосудие тонет в собственной лжи
законы меняя под шорох долгих купюр
из воздуха появляются
камни палки ножи
в руках обманутых дураков и дур
Мария смотрела на свой дом с сожалением. Она уже несколько часов как сбежала из собственной квартиры и теперь сидела во взятом в прокат автомобиле и наблюдала за тем, как ее разыскивает доблестная питерская полиция с подкреплением в виде скромного отряда ОМОНа. Выключенный телефон лежал рядом, на пассажирском кресле. И хотя черный экран сейчас уже ничего не показывал, девушка отчетливо помнила всплывшее уведомление с сообщением, в котором было всего две фразы:
(новое сообщение от «Сергей»)
«Уходи из дома. Ни в чем не признавайся.»
Почему-то Мария была уверена в том, что это написал именно сам Разумовский. Сергей Разумовский. Ее Сережа. Не ее Птица.
справедливость грохочет
стеклом витрин
льют страх света полночные фонари
и множество дикое
становится как один
крик бесконечный
Нога сама нажала на педаль газа. Здравый смысл говорил, что нужно ехать в какой-нибудь неприметный отель на окраине города, чтобы переночевать там хотя бы сегодня, а, быть может, и в целом остаться там на несколько дней. Нужно было купить новый телефон, новую сим-карту, стоило заблокировать свои банковские счета, не помешало бы связаться с мамой…
Где-то впереди что-то взорвалось.
Послышались крики, завыли сирены полицейских и пожарных машин.
И Воронцова вывернула руль, едва не вылетев на тротуар и свернув на улицу, примыкающую к Казначейской.
гори все к чертям гори
***
Игорь вылетел в серверную, холл с кучей оборудования и проводов, по своей сути занимавший всю остальную часть этажа. Стеклянная дверь в кабинет миллиардера зазвенела, но жар пламени и удар полицейского все-таки выдержала. В голове Грома звучали сказанные этим рыжеволосым монстром слова.
Через пару часов прибудет армия и очистит город жестко и радикально.
Будь проклят этот фанатик. Ни одна благая цель не стоит того, чтобы ради нее сжигать половину города и выкашивать десятки, а то и сотни ни в чем не повинных людей. Юля была права, она еще тогда, до событий в «Золотом Драконе» говорила, что никакой этот ваш Разумовский не герой и не филантроп. Правда, предположить, что истинная сущность Сергея – вот такая, не могла даже звезда рунет-журналистики.
Я готов пойти на любые жертвы.
Даже если придется пожертвовать самим собой, а, Птица?
– Иго-о-орь! – дразнящий свист и хаотичные залпы огнем в попытке вытравить из укрытия. На размышления времени, увы, не оставалось.
– Игорь, у тебя нет шансов.
Доведенное до автоматизма движение руки – поправить кепку, чуть опустить козырек, чтобы защитить лицо. Пальцы вскользь касаются подбородка, и на них остаются маленькие капельки крови – порезы от осколков стекла не чувствовались, но кровоточили.
– Здесь негде прятаться.
– Твою мать, – шумный выдох и внезапное решение.
Языки пламени вырываются все чаще. Очередной залп, очередная попытка убить. Сергей замечает силуэт Грома и нападает бездумно, не руководствуясь ни стратегией, ни здравым смыслом.
Пламя обжигает поношенные ботинки.
Желтые глаза презрительно щурятся, и только после этого замечают движение где-то сбоку.
Удар.
Железной пластиной прямо по торсу.
Удар.
И снова огонь. Еще и еще. Перехватывая инициативу, заставляя мужчину спрятаться за этой пластиной, как за ростовым щитом.
– Игорь, я нужен этому городу! – кричит и слизывает кровь с прокушенных (или оцарапанных, или разбитых) губ, – У меня есть деньги! Технологии! Власть! А что есть…
Удар.
Струя воды сбивает Разумовского с ног, и Игорь вскакивает, не сразу понимая, что произошло.
– У него есть друзья.
Друзья. Да, точно – друзья.
Стая. Его стая.
– Ты как, живой? – Пчелкина подбегает к нему, наспех осматривая на предмет серьезных ранений.
– Ты чего здесь делаешь? – отстраняется от нее, поспешно переосмысливая сложившуюся ситуацию и разрабатывая новый план действий, – Вы что здесь делаете?
Дима и Юля переглядываются, но ответить не успевают.
Гром замечает Разумовского первым.
– Прячьтесь! – он вышел вперед, заслонив собой горе-напарников и выхватив из рук Дубина пожарный шланг. Заметив оцепенение друзей, повторил громче, – Живо, прячьтесь! Бегите!
Они побежали в кабинет.
Игорь замахнулся, про себя подумав, что это чертов тупик.
Думай. Думай. Думай!
И ударил, попав прямиком по наручам.
Сбив Сергея с ног, Гром отступил. Он попятился, скрывшись в кабинете и наспех закрыв за собой на удивление живучие стеклянные двери.
Бешеный крик Птицы заставил его вздрогнуть. Всегда безэмоциональный, даже черствый майор полиции впервые в жизни поймал себя на такой, казалось бы простой и тривиальной мысли:
Как же, черт возьми, до дрожи страшно человеческое безумие.
========== Часть 13 ==========
Слышь, злодей, а ты чего радуешься?
Мария припарковалась во дворе ничем не примечательного многоквартирного дома. Покрыв голову шарфом, взяла ключи от машины и вышла, медленно двинувшись в сторону офиса, располагавшегося по соседству. От полиции, даже если за ней следят, ее вполне успешно скрывала опустившаяся на город тьма. Были свои плюсы в том, что весь этот апокалипсис не выпал на «белые» питерские ночи.
Тебе пожизненное светит.
Она чувствовала, что что-то произошло. Что-то нехорошее. С Сергеем, с Птицей. С ними двумя. Они же всегда вместе. Как бы сильно Разумовский не желал избавиться от своего альтер-эго, и как бы яростно это альтер-эго не пыталось заглушить Разумовского. Этот внутренний конфликт Птицу только подпитывал, раззадоривал, злил. Двигал. А самого Сергея он изводил и медленно губил. Но если бы Мария сказала, что Птица ей не по душе, что она ненавидит его и всеми фибрами души желает видеть только «настоящего» Разумовского – она бы соврала.
В этом желтоглазом чудовище что-то было.
Какой-то огонь, нездорово откликающейся в ее проданной рыжеволосому дьяволу душе.
– Что за… – замерев во внутреннем дворе ставшего родным здания, Воронцова в искреннем недоумении уставилась на крошку стекла, внезапно захрустевшую под ногами.
А потом она увидела мотоцикл.
Запрокинула голову.
И почувствовала, как сердце рухнуло куда-то в пятки.
– Не может быть, – вой полицейских сирен раздался где-то совсем неподалеку, но она все никак не могла оторвать взгляд от пентхауса, на месте одного из панорамных окон которого сейчас зияла черная дыра с тусклым светом, по всей видимости исходящим от внутреннего освещения самой комнаты.
Попался? Проиграл? Птица? Невозможно.
Попятившись, Мария заметалась. Полиция явно ехала сюда, и, что бы не произошло между Разумовским и Громом, если они схватят еще и ее – лучше от этого никому не станет. Хуже, впрочем, наверное, тоже, но об этом девушка в тот момент предпочла не думать. Она искала, куда можно было бы спрятаться.
И, кажется, нашла.
– Ну и чего ты добился, а?
Гром покачал головой, проигнорировав отчаянно трепыхавшегося в руках Дубина миллиардера. Пчелкина вздохнула, и этой реакции хватило, чтобы тот продолжил плеваться ядом с удвоенной силой:
– Вернул все на круги своя? – лицо Разумовского дергалось, словно он был марионеткой в руках кукловода с эпилепсией. Слова Игоря он пропускал мимо ушей, – Цепной пес режима, что уж тут…
– Да я каждый день все это вижу, – развернувшись, майор все-таки взглянул на трясущегося в бессильной ярости психопата, – Только на улице, а не с высокой башни. Несправедливость, безнаказанность… Гниль эту всю.
Желтые глаза скользнули по его лицу и опустились, вперившись в пол. Его била дрожь. Агония, состояние аффекта. Эмоции от битвы все еще не отпустили.
А, может, причина была вовсе и не в этом.
– Ты думаешь, ты один людям помочь хочешь? – Гром усмехнулся, и Сергей мотнул головой. С мокрых прядей сорвалось несколько ледяных капель, – Достоевского читал? Нельзя людей убивать.
Можно.
Птица выдохнул сквозь сжатые зубы. Порезы саднили.
Некоторых нужно убивать.
– …А иначе весь мир с катушек слетит, – закончил свою проповедь Игорь и для убедительности своих слов ткнул Разумовского в грудь, – Как ты.
Зря.
– Я был единственной надеждой этого города! – рванувшись вперед, Сергей едва ли не вжался в Грома, зашипев ему в ухо, почти касаясь искромсанными губами коротко стриженных волос, – Я…
Дима сумел-таки справиться с неуправляемым подопечным и с силой вжал того в стенку лифта, оторвав от Игоря. Юля не упустила возможности заснять эту сцену на телефон. Гром же только поморщился, тяжело вздохнув:
– Наш город справится без тебя.
Лифт остановился на первом этаже, открывшись и на этот раз не издав ни звука. Все здание словно в одночасье вымерло одновременно с тем, как повязали его хозяина. Даже Марго молчала, но никто, кроме Грома на эту зловещую тишину внимания не обратил.
Наверное.
– Не прошло и часа, – Юля сверилась с наручными часами и приветственно помахала «вовремя» подоспевшему подкреплению.
Дубин подтолкнул Разумовского к искренне удивленным коллегам. Известие о настоящей личности орудовавшего в городе маньяка потрясла всех в отделении. Их счастье, что журналисты сюда еще не слетелись. Гром, не веря своим глазам, медленно двинулся навстречу к живому и невредимому Прокопенко. Юля продолжала все фотографировать и снимать на видео.
Наступил прям-таки хэппи энд.
– Ну здравствуй, дружок, – Федор Иванович подошел к Чумному Доктору, но свой шутливый настрой растерял в тот же момент, как посмотрел преступнику в глаза.
В них не было ни раскаяния, ни сожаления, ни горечи от собственного проигрыша.
Только ненависть и уверенность в собственных силах.
Его увели.
Вытолкали на улицу, но в машину посадили не сразу – Дима отвлекся на Грома и Прокопенко, а парень, которому он передал задачу «конвоировать» Сергея, зацепился языком со своим другом из московского отделения. Тема для обсуждений теперь у всех была одна.
Перемену в Сергее заметила, опять-таки, Пчелкина. Ей вообще удивительно везло наблюдать сцены с Разумовским, которые никто кроме нее не увидит, но которые играют во всей этой вакханалии далеко не последнюю роль.
Вот и сейчас.
Она увидела, как он сначала пристально всматривался куда-то в темноту, а затем вдруг улыбнулся. И боли в этой улыбке было больше, чем во всех его криках, угрозах, и желчных язвительных выпадах в сторону всех и вся. Пчелкина догадывалась, что, нет, кого он заметил. Но Юля ничего не сделала, и ни разу об этом потом не пожалела. Разумовский же лишь передернул плечами, резко отвернувшись и послушно сев в полицейский УАЗик по первому же приказу.
– Ну что, и тебя справедливость за жопу схватила, а? – один из офицеров загоготал и встряхнул миллиардера за плечо.
– Не трогайте.
– Чего?
– Не трогайте меня, пожалуйста.
Полицейские переглянулись, снова заржав. Машина тронулась с места. Похихикав еще немного, молодые ребята решили все-таки оставить психа-убийцу в покое. Им не было дела до того, что тот почему-то вдруг притих, ни с того ни с сего забившись в самый дальний угол и молча уставившись на собственные ладони.
В свете уличных фонарей, попадавших в салон через окна, глаза Разумовского в тот момент были лазурно-голубыми.
Но никому до этого не было дела.
***
А потом был суд.
Суд, обвинения, и экспертизы, которые должны были доказать вменяемость (или невменяемость) подсудимого, и в зависимости от результатов определить тому законное наказание или принудительное лечение.
