Текст книги "Вопреки судьбе (СИ)"
Автор книги: Gannel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Д’Артаньян, не в силах больше видеть ее слезы, слышать ее мольбы, схватил кольцо и, едва передвигаясь, выскочил за дверь.
Что правда из того, что он услышал?
Гасконец в задумчивости надел подаренный перстень.
А какая разница, что правда? Разве сможет он спокойно спать теперь? Разве не будет к нему являться напоминание об этой женщине, которая рыдала, признаваясь ему в любви?
***
Атос перенес девушку на кровать. Ее сильно лихорадило – Лиза провалилась в сон почти немедленно после выпитого противоядия, но поднявшийся жар говорил о том, что она по-прежнему находится между жизнью и смертью.
Прибывший наконец лекарь после осмотра растерянно предложил сделать клизму. Граф отрицательно покачал головой – это было бы, пожалуй, вовремя, если бы врач пришел раньше. Сейчас Атосу казалось, что следует подождать действия противоядия.
– Ну, тогда я не могу задерживаться, – поджал губы лекарь, всем видом демонстрируя недовольством тем, что он тратит время на больную, которую лечить его методами отказываются.
– Вот вам за труды, – граф равнодушно бросил небольшой кошель.
Выражение лица лекаря немедленно изменилось на самое учтивое.
– Если ваша милость все же пожелает, вам следует только позвать, – низко кланяясь, он пятился, пока не вышел за дверь.
Так прошел весь день, вся ночь и следующий день тоже начинал клониться к закату. Атос не покидал комнату девушки, впервые за все время забыв о вине, забыв обо всем, что происходило до того. Его даже не интересовало, поймали ли уже Миледи или нет. Сейчас он знал, что если ее еще и не нашли, то очень скоро он найдет эту тварь сам – и лично сделает все, чтобы на этот раз окончательно избавить от нее мир.
Единственная мысль, занимавшая графа, была о том, что она заставила его принять противоядие – а потому не может, не вправе уйти. Это она выбрала жизнь только с ним. Разве же будет справедливо, если ему придется жить без нее?
Мишель принесла обед, к которому граф едва притронулся. Она же попыталась намекнуть, что не пристало взрослому мужчине находиться в комнате незамужней девушки, пусть и больной, но на это Атос вовсе не обратил внимания.
Пожалуй, надо все же вызвать лекаря, думал он. Ждать больше глупо, можно вовсе погубить Луизу.
Граф встряхнулся, поднялся с кресла, придвинутого к кровати девушки… и услышал шаги на лестнице – кто-то направлялся к комнате Луизы.
========== Глава 22, о ценности жизни ==========
Д’Артаньян, сам не свой, посчитав за лучшее оставить Миледи на вернувшегося лорда Винтера, поспешил в гостиницу.
Здесь он немедленно направился к Констанции, но очень скоро понял, что зря сделал это. Молодая женщина была рада его появлению, но ее горячая любовь была слишком внимательным зрителем – это чувство будило в ней ревность, поэтому уже после нескольких фраз мадам Бонасье задала неприятный для него вопрос:
– Д’Артаньян, что с вами? Вы не рады мне?
– Нет! Что вы! Как вы могли такое подумать, Констанция! – горячо возразил молодой человек, сам понимая, что лжет.
Но объяснить свои чувства он сейчас не смог бы. Как выразить, что его гнетет? Он может стать помощником палача для той, что его любит.
– Я просто волнуюсь за Атоса, – слукавил гасконец. – Вы видели его? Что с ним? Что с мадемуазель Луизой?
– Почти не видела, – покачала головой мадам Бонасье. – Господин Атос не покидает спальню Луизы, пока ей так и не стало лучше. Я молюсь за нее, но… Мне страшно, д’Артаньян, мне кажется, ее нельзя спасти.
– Д-да, – пробормотал молодой человек. – То есть, нет, конечно, нет! Она выживет, вот увидите!
Он помедлил и, попросив прощения, откланялся, сославшись на то, что желает сам все увидеть и поговорить с другом.
Второе было правдой, ему было необходимо поговорить с Атосом, хотя рассказывать все, что произошло в домике на берегу Лис, ему не хотелось.
***
Заслышав шаги за дверью, Атос поднялся, посчитав, что лучше говорить с гостем в стороне от кровати девушки. Когда же на пороге появился д’Артаньян, мушкетер, хоть и устало, улыбнулся другу.
– Итак?
– Мы нашли ее, – немедленно отозвался гасконец. – Нам помогли люди графа д’Орбье. Ей не удалось скрыться.
Молодой человек подошел ближе, садясь за стол неподалеку от окна – попытка оказаться хоть в слабом свете, полумрак комнаты давил на него, ему даже подумалось, что это может быть причиной болезни Луизы.
– Что решил милорд?
– Он попытался узнать у городского судьи свои полномочия. Как я понял, у него нет никаких прав.
– Значит, лорду Винтеру будет нужно тайно вывезти ее из Франции, – медленно кивнул Атос. – Если, конечно, у него не будет доказательств ее вины, чтобы наказать преступницу здесь.
– Полагаю, судьи могут оказаться глухи к его воззваниям, – д’Артаньян постарался говорить равнодушно, показывая, что мало заинтересован сам в том, что говорит. – Миледи умеет убеждать в своей правоте.
– Наверное, вы правы…
Атос, приблизившись к другу, теперь не сводил взгляда с кольца с сапфиром на пальце д’Артаньяна.
– Значит, это правда, – прошептал граф.
– Атос, что-то не так? – нахмурился гасконец – разговор принимал странный оборот, это мешало ему высказать то, что волновало его самого. Заметив взгляд друга, д’Артаньян понял, что последуют вопросы и теперь пытался придумать на них ответы. – Вы смотрите на это кольцо?
– Да, – глухо отозвался Атос. – Оно… оно напоминает мне одну фамильную драгоценность.
– Прекрасное кольцо, не правда ли? – гасконец попытался тянуть время.
Откуда у него могло взяться такое? Ну, скажем, это подарок графа д’Орбье. Да, это лучшее, что можно придумать. Верный придворный короля был так признателен за помощь в поимке преступницы, что подарил перстень.
– Великолепное! – мрачно усмехнулся Атос. – Я не думал, что на свете существуют два сапфира такой чистой воды. Это подарок?
– Да.
– Миледи?
Д’Артаньян замялся, не решаясь лгать на такой прямой вопрос. С Атосом всегда было трудно: слишком честный с другими, он всегда ждал столь же честного ответа. Портоса и Арамиса, считавших лукавство и хвастовство не пороком, обманывать было легко. Но не Атоса…
– Я не уверен, что вправе говорить, – осторожно начал гасконец, пытаясь уйти от прямого ответа.
– Вы получили его от Миледи, – глухо произнес Атос тоном, не допускающим возражений, в своей правде он был уверен.
– Вы угадали, – вздохнул д’Артаньян. – Она уверяла меня, что любит. Атос, не подумайте, что я согласился ее спасать!
Мушкетер молчал, думая о своем.
– Атос, поверьте, она даже не просила меня ни о чем подобном! Она попросила меня его взять, как память о ее чувствах. И только!
– Покажите-ка мне это кольцо, – вдруг произнес тот.
Гасконец безропотно снял перстень и протянул другу. Тот, осмотрев внимательно, ненадолго примерил на безымянный палец – кольцо сидело идеально.
– Значит, это оно… и это она, – произнес он отрешенно.
– Вам знакомо это кольцо? – удивился д’Артаньян.
– Смотрите.
Атос протянул перстень гасконцу.
– Я не проверил только одно… Посмотрите вы. На одном из граней сапфира небольшая царапина, причиной был один случай…
Д’Артаньян поднялся, подошел к окну, чтобы лучше разглядеть кольцо. Царапина и в самом деле была. И теперь гасконец терялся в догадках, как могло оказаться, что Атосу знаком этот перстень.
– Но от кого же вам достался этот сапфир, Атос? – спросил он, понимая, что, откуда бы ни был другу знаком перстень, он несомненно принадлежал ему какое-то время. И лучше спросить сразу о главном.
– От моей матери, которая, в свою очередь, получила его от мужа, – отрешенно говорил Атос. – Как я уже сказал вам, это была старинная фамильная драгоценность… и она никогда не должна была уходить из нашей семьи.
– И вы… вы продали ее? – нерешительно спросил д’Артаньян, все еще надеясь на совпадение, хотя подозрения начали просыпаться в нем.
– Нет, – ответил Атос с кривой усмешкой. – Я подарил ее как залог любви, так же, как ее подарили вам, дорогой друг.
Долгое время в комнате царила тишина. Д’Артаньян пытался осознать то, что услышал. Услышал гораздо больше, чем надеялся. Вспомнить историю, рассказанную ему не так давно другом, было нетрудно, как и связать ее с тем, что узнал теперь.
– Вы сказали… это она? – тихо произнес он, словно боясь побеспокоить размышления Атоса.
– Луиза говорила мне раньше… предупреждала, что она выжила. Я не верил. Я не верил до последнего. Но это…
Мушкетер с досадой качнул головой.
– Иного доказательства и не надо.
– Та женщина, – начал д’Артаньян. – Это… ваша жена, Атос?
Тот молчал, уронив голову на грудь, и не замечая, кажется, ничего. Гасконец некоторое время ждал ответа. Но, так и не дождавшись, вышел, оставив злосчастный перстень на столе – как бы то ни было, а он принадлежал Атосу.
***
Д’Артаньян, растерянный, спустился в холл гостиницы… И оказался в крепких объятиях друзей.
– Как… как вы тут оказались?! – пораженно выдохнул он.
– А вы думали, любезный друг, что смогли сбежать от нас? – улыбнулся Арамис. – Поверьте, это не так-то просто.
– О, что касается вас, Арамис, я уверен, что вы найдете кого пожелаете, – отозвался д’Артаньян с любезным поклоном.
– Правда, из-за спешки мы чертовски проголодались, – громогласно заметил Портос. И тише добавил. – А еще порядком поиздержались.
– Так закажите что-нибудь! – рассмеялся д’Артаньян. – Давайте выпьем, господа! И поскорее!
«Пока я не сошел с ума», – мысленно добавил он.
Но немедленно понял, что уже лукавит с самим собой. Как ни странно, но беседа с Атосом дала ему именно то, что он хотел. Только поначалу услышанное казалось ему чудовищным – воссозданная картина ужасных преступлений… Теперь же, обдумав, д’Артаньян понял, что все сложилось как нельзя лучше.
До приезда сюда он был уверен, что всегда будет винить себя в смерти той, что его любила. Если же решится ее спасти, то будет считать себя предателем дружбы. Именно это не давало ему покоя.
Теперь, понимая, что все слова и клятвы этой женщины – не что иное, как ложь, д’Артаньян осознал, что ему стало легче. Все вновь стало простым и естественным. Он любил Констанцию и не собирался предавать ее чувства, как дорожил он дружбой мушкетеров, не желая ее потерять. Совесть больше не мучила его.
Атос появился в разгар дружеской пирушки. Бледный и задумчивый, он коротко поприветствовал друзей, сказал, что мадемуазель Луиза пришла в себя.
– А вы разве не рады этому? – осторожно спросил Арамис.
– Я попросил мадам Бонасье присмотреть за ней, – Атос будто не услышал друга. – С вашего позволения, господа!
Мушкетеры удивленно смотрели ему вслед, д’Артаньян же только вздохнул, догадываясь, куда направился друг. Впрочем, вскоре отправленный за лекарем трактирный слуга сообщил, что госпожа хоть и пришла в себя, но слишком слаба и того гляди на тот свет отправится.
***
Миледи не находила себе места: гасконец уехал, не прощаясь, и отправился ли он готовить побег или просто подальше от искушения – она не знала. Ее несколько утешало, что лорд Винтер вернулся ни с чем; для городского судьи у милорда не хватало доказательств, а сам он совершить казнь на этих землях не решался. Это давало Миледи отсрочку – пока он придумает, как незаметно увезти пленницу с континента.
Деятельный мозг шпионки пытался найти выход из ситуации, если д’Артаньян не вернется. В попытке придумать план прошел день, наступила ночь – тягостная, как и прошлая, не дающая уснуть подползающим к груди, занимающим всю ее липким страхом.
А незадолго до рассвета послышался топот копыт. Миледи подскочила на месте и жадным взглядом уставилась на дверь, ожидая появления гасконца. Сейчас она согласна была даже на его равнодушие – оно избавило бы ее от томительного ожидания, заставив думать над иным планом.
Лорд Винтер тоже поднялся, потянувшись рукой к эфесу шпаги.
На пороге появился человеческая фигура, закутанная в плащ, с надвинутой а глаза шляпой. Это был не д’Артаньян. Но кто-то из знакомых деверя, потому что он кивнул пришедшему и вышел, кажется, повинуясь безмолвной просьбе неизвестного.
– Кто вы? Что вам нужно? – не выдержала Миледи.
– Узнаете вы меня, сударыня? – спросил мужчина, сдвигая шляпу и отпуская плащ, а в довершении еще и делая несколько шагов, останавливаясь в шаге от нее.
Теперь у нее не было сомнений. Миледи отпрянула, вжимаясь в стену, в ужасе вскрикнув.
– Сон… кошмар, – прошептала она, пытаясь найти какое-то объяснение.
Да, все это ей снится, она слишком боится смерти, а та так близко, вот и являются во сне те, кто убит ею. Как иначе объяснить, что деверь знаком с этим человеком?!
Миледи до боли прикусила губу, тонкая струйка крови металлическим привкусом убедила – нет, не сон!
– Так, хорошо… – спокойно произнес Атос, видя ее манипуляции. – Я вижу, вы меня узнали. Поверьте, мадам, я не сон.
– Граф де Ла Фер! – наконец прошептала миледи ненавистное имя.
– Да, миледи, граф де Ла Фер, собственной персоной, нарочно явился с того света, чтобы иметь удовольствие вас видеть.
– Не может быть…
– Вы демон, посланный на землю! – Атос не обратил внимания на ее слова. – Власть ваша велика, я знаю, но вам известно также, что люди с божьей помощью часто побеждали самых устрашающих демонов. Вы уже один раз оказались на моем пути. Я думал, что стер вас с лица земли, мадам, но или я ошибся, или ад воскресил вас…
Кошмар не кончался, он наяву вызывал воспоминания, так и не покинувшие ее. И Миледи, уронив голову на руки, глухо застонала.
– Да, ад воскресил вас, – говорил Атос, – ад сделал вас богатой, ад дал вам другое имя, ад почти до неузнаваемости изменил ваше лицо, но он не смыл ни грязи с вашей души, ни клейма с вашего тела!
Она подскочила на месте, одно упоминание этого позора приводило ее в бешенство. Но если раньше она немедленно бросилась бы на обидчика, сейчас, понимая свою немощь, Миледи сжала кулаки, но осталась сидеть, слушая его насмешки.
– Вы полагали, что я умер, не правда ли? И я тоже думал, что вы умерли. А имя Атос скрыло графа де Ла Фер, как имя леди Кларик скрыло Анну де Брей! Не так ли вас звали, когда ваш почтенный братец обвенчал нас?.. Право, у нас обоих странное положение, мы оба жили до сих пор только потому, что считали друг друга умершими. Ведь воспоминания не так стесняют, как живое существо, хотя иной раз воспоминания терзают душу!
– Что же привело вас ко мне? – Миледи попыталась собраться с силами, но голос звучал глухо и слабо. – И чего вы от меня хотите?
Еще она хотела понять, как вышло, что он знаком с лордом Винтером, и когда тот сообщил о ней.
– Я хочу вам сказать, что, упорно оставаясь невидимым для вас, я не упускал вас из виду, – Атос подвинул стул, сел напротив пленницы, не спуская с нее взгляда, полного презрения и ненависти.
– Вам известно, что я делала?
– Я могу день за днем перечислить вам, что вы делали, начиная с того времени, когда поступили на службу к кардиналу, и вплоть до вчерашнего дня, мадам.
Миледи готова была в это поверить. Она уже во все могла поверить, в любой кошмар. Достаточно уже того, что он нашел ее здесь, явился в ночи, как призрак.
– Вы сам сатана!
– Быть может, – равнодушно согласился он. – Однако я пришел сказать вам, что на этот раз ваши преступления будут пресечены. Яд в бокале мадемуазель Луизы – последняя ваша капля, мадам!
– Ах вот оно что! – несмотря на страх, опутавший ее, Миледи рассмеялась. – Вы влюбились, мой дорогой супруг?
По его взгляду она поняла – угадала. Влюбился. И девчонка влюбилась, поэтому и осмелилась прийти к ней тогда, это ради него она осмелилась угрожать!
Рука графа опасно сжала пистолет, но сейчас это не могло испугать Миледи – она чувствовала привкус победы.
– А я так сокрушалась, что не добралась до галантерейщицы! О, если бы я тогда знала об этом! Если бы мне вновь пришлось выбирать, от кого избавиться, я выбрала бы эту девчонку! Я отомстила даже лучше, чем полагала!
Миледи вновь от души расхохоталась.
Атос вдруг стал спокоен, словно не он мгновение назад собирался вынуть пистолет из-за пояса. Он подошел к дверям, позвал в дом лорда Винтера и двух шпионов д’Орбье.
– Господа, – обратился он к вошедшим, – я прошу вас быть свидетелями моих слов.
Мужчины молча кивнули.
– Женщина перед вами совершила много преступлений. В числе них – попытка отравить молодую девушку из другой страны. Сейчас мадемуазель Луиза находится между жизнью и смертью. И я, граф де Ла Фер, даю слово: если она умрет, я лично вернусь, чтобы совершить законный суд.
Люди д’Орбье кивнули, свидетельствуя, что услышали клятву. Милорд помедлил, затем тоже поклонился:
– Да будет так, я признаю, что вы в своем праве, граф. Что будет, если мадемуазель Луиза выживет, и, дай Бог, так и будет?
– Вы сами решите судьбу этой женщины. За прошлые преступления, известные мне, она ответила. Увы, она выжила тогда.
Атос обернулся к бывшей жене.
– Если вы знаете какую-нибудь молитву, мадам, молитесь! Правда, я не знаю, чего вам просить у Господа.
========== Глава 23, о размышлениях Портоса и Арамиса ==========
Кошелек с оплатой гонец мадам Кокнар принес на следующий день после отъезда д’Артаньяна. Портос отправил ответное пламенное послание покровительнице, уверив в своих чувствах.
Еще двое суток господин Портос провел скучая, рана ему уже не мешала, и мушкетер все чаще думал о том, не отправиться ли ему навстречу друзьям. О том, где д’Артаньян их оставил, было известно.
Иногда, правда, Портос подумывал отправиться в Париж, а не дожидаться друзей в трактире. Там его ждала забота мадам Кокнар.
Нельзя сказать, что прекрасный гигант был влюблен в женщину, чья молодость уже ушла. В Париже было немало гораздо более симпатичных дам. Вот только на денежную благосклонность этих дам рассчитывать не приходилось.
Это в своих мечтах и разговорах с другими Портос щеголял намеками на помощь графинь, маркиз и, последнее время, герцогинь. На деле же эти дамы часто останавливали взгляд на атлетической фигуре мушкетера, но видели в нем некоего гладиатора для утех.
Бывало, что и какая-нибудь юная дочь богатого графа восхищенно распахивала глаза при виде удалого солдата в лазоревом плаще. Но вот их папочки были не настроены поощрять такие глупости и пресекали их немедленно. Поэтому рассчитывать жениться на приданом не приходилось.
По всему выходило, что единственные, на кого следует обратить внимание – вдовы или женщины вскоре могущие стать таковыми, преимущественно из мещан, наживших хорошее состояние. Мадам Кокнар, сама обратившая внимание на молодого мушкетера, была как раз подходящей кандидатурой.
Супруга прокурора была дамой немолодой и костлявой, как ее определил бы д’Артаньян, если бы история эта шла привычным путем. Правда, и то, и другое следует понимать по меркам этого времени. Кожа женщины, вынужденной вести многие дела лично, несколько пожелтела и огрубела. А прижимистость супруга не позволяла ей покупать дорогой крем для поддержания увядающей красоты. Мадам Кокнар с трудом удавалось откладывать денег на новый наряд, каждый раз уламывая на это мужа.
Но, несмотря на все это, ради господина Портоса прокурорша была готова пойти на что угодно. Статный красавец занимал все ее мысли. И с некоторых пор вся ее жизнь вертелась возле него, а именно: как облагодетельствовать его и как ему понравиться.
Самому господину Портосу второе было не так и важно. Потому что нравилась мадам Кокнар ему за первое: чем больше милости в денежном эквиваленте проявляла прокурорша, тем более страстным взглядом на нее был готов смотреть мушкетер. Конечно, мадам была бы гораздо милостивее и щедрее, если бы ее муж осчастливил ее вдовством. Но пока этого не происходило.
Портосу оставалось лишь вздыхать, разыгрывать для мадам Кокнар целые спектакли о том, что если она не добудет для него желаемое, он найдет себе иную, более щедрую покровительницу – и более знатную, чтобы посильнее обидеть мадам, напомнив о ее низком происхождении, – затем прощать, уверять в горячих чувствах, которые не позволяют ему предпочесть ей иную женщину, будь она хоть королевского рода.
Обдумав в который раз, куда ехать, Портос пришел к выводу, что в Париже его ждут только упреки мадам Кокнар в том, что к ней проявляется мало внимания, а проявлять его у мушкетера не было цели, поскольку средств, которые он получил, ныне ему было достаточно на его нужды.
– Мушкетон! Седлай коней!
– Вина и мяса захватить?
– Непременно. Вряд ли у любезного Арамиса хорошо кормят. А д’Артаньяну и мадемуазель Луизе вроде бы пришлось по вкусу добытое тобой.
***
Арамис, подумывавший также в эти дни, отправиться ли ему в Париж или вслед за друзьями, в отличие от Портоса не скучал.
Порой на закате к нему являлись воспоминания, а вместе с ними и тоска о прошлых чувствах. Но их молодой человек давил в себе быстро и безжалостно.
Свою будущую жизнь отныне он видел уже четко и ясно. И если раньше к мыслям о карьере в церкви он обращался исключительно в минуты, когда в его жизни случались тяжелые моменты, когда сомневался в чувствах к нему, то теперь Арамис размышлял именно о церковной карьере.
Раньше разговоры об уходе в монастырь и самим Арамисом воспринимались как нечто отдаленное и почти шуточное. Была женщина, которая могла способствовать иной его карьере, хотя молодой человек и не очень представлял, какой. Даже церковная карьера была бы больше шуткой, просто другая одежда, необременительные обязанности, а основное время можно проводить в Голубой Гостиной или иных не менее приятных местах.
Тогда он думал о том, как приятно говорить о поэзии, с восторгом подбирал необыкновенные эпитеты…
Сейчас все превращалось в оружие.
Арамис желал получить ту власть, которую только сможет, чем выше, тем лучше. Он не в силах стать выше короля, но есть пост и не хуже.
Надо завоевать положение в свете. Он уже немало сделал в этом направлении, но тогда он воспринимал это как милую игру в поэзию, сейчас же все поэтические упражнения превращались в инструмент игры с людьми.
Надо знать об интригах. Не так, как раньше – быть слепой пешкой в чьей-то игре, думая о глупых чувствах и надеясь на них. Но знать о том, что творится, что затевается. Знать, но держаться в стороне, управлять ими, успевая вовремя уйти, если план разваливается, или вовремя прийти, если он удается.
Надо, наконец, написать диссертацию и принять сан. Но не для того, чтобы в молитвах Всевышнему находить утешение, а чтобы сделать первый шаг на пути к власти.
Старая жизнь сгорела в камине вместе с листами старой диссертации. Он может добиться уважения и внимания к своей диссертации и добьется их!
Отныне рондо будут слагаться в перерывах между делами, Арамис достаточно трудился раньше, чтобы сейчас стихи складывались сами, походя. Этого довольно, чтобы баловать слух дам, даже таких взыскательных, какие собирались в Голубой Гостиной. Все силы его разума же будут направлены на возвышение в церкви.
Строки новой работы испещряли листы, перо в руках молодого человека буквально парило.
Базен ходил на цыпочках и боялся даже дышать. Его господин преобразился так, что слуга не знал, радоваться этому или нет. То, что Арамис вновь взялся за диссертацию, было великолепно. Но сам молодой человек – необыкновенно собранный, спокойный и решительный был малознаком. Ранее в движениях мушкетера было много плавности и легкости, сейчас же, при сохранении прежнего изящества, в них было много резкости и стремительности.
Двое суток, проведенные Арамисом почти взаперти, отгородившимся от всего мира, позволили ему написать большую часть новой диссертации. Но за своей работой молодой человек вовсе не забывал о времени, как это бывало раньше. Сейчас ему казалось, что каждое мгновение должно быть использовано с наибольшей пользой. И потому, пока д’Артаньян с Атосом и девушкой не вернулись, следовало написать как можно больше.
Эта странная задержка в появлении друзей несколько нервировала Арамиса. И лишь это заставляло его думать, а не следует ли отправиться следом, чтобы лично разобраться, что произошло.
Когда на третий день в его комнате появился Портос, решение молодого человека стало однозначным.
– Вы правы, мой друг, – коротко бросил он. – Едем в Амьен!
Портос застыл на пороге от изумления – все, что он успел до того произнести, так это слова приветствия.
– Базен, собирайтесь в дорогу! И не смейте причитать и изображать мучения на своем лице! – резко бросил Арамис. – Если что-то вам не по нраву, вспомните, что лишь смирение и мужественное преодоление мучений ведет к Царствию Небесному!
Слуга, не смея даже жестом выразить огорчение приказом молодого человека – до того тот был величествен и решителен – поспешил на конюшню.
– Простите, дорогой друг, я забыл сказать, что очень рад вас видеть, – Арамис несколько смягчил тон, обратившись к Портосу. – Это все волнение. Д’Артаньян был здесь и сообщил, что вы живы и скоро будете здоровы, а потому я принял ваше выздоровление как должное. А вот мысли о других наших друзьях и особенно Атосе не дают мне покоя.
– Я понимаю вас, Арамис, – согласился гигант. – Поэтому пообедаем – и в путь. У меня с собой отличные перепела. Если только…
Портос замялся, силясь вспомнить, не постный ли день сегодня.
– Если вы не откажетесь, – продолжил он. – Ах, черт возьми, я не могу припомнить, какой сегодня день!
– Раз вы ко мне приехали – замечательный, – пожал плечами Арамис. – Давайте ваших перепелов. И если есть хорошее вино, я не откажусь и от него.
– Ага! – лицо Портоса озарила догадка. – Какой бы сегодня ни был день, но не постный.
– Постный, дорогой друг, – возразил Арамис. – Но это не имеет значения. Позже я нам отпущу этот грех.
Портос хотел было грубо пошутить о том, что любезная белошвейка, видимо, написала другу записку, но, взглянув на Арамиса, промолчал, почувствовав, что эта тема сейчас совершенно не интересна молодому человеку.
От неловкости спас Базен, появившийся на пороге доложить, что все распоряжения выполнены.
– Соберите все материалы диссертации, – отдал Арамис новый приказ. – И отправляйтесь с ними в Париж. Вы отвечаете головой за каждый лист! Я проверю!
Базен открыл рот, чтобы спросить, а как же господин дальше без него, но тот только махнул рукой:
– Я справлюсь сам. Ступайте!
***
В Амьене никого из друзей не оказалось. Однако у трактирщика удалось узнать, что гостившие господа вместе с дамой и еще каким-то английским кавалером уехали по дороге на Лилль.
– И что будем делать? – задумался Портос.
– Последуем за ними, – отозвался Арамис тоном, не предполагавшим сомнения. – Если они уехали не по своей воле, им может понадобиться помощь. Если же по своей… Будем надеяться, что друзья никогда не бывают лишними, даже в веселье.
Арамиса захватил азарт, он не понимал, как вышло, что друзья отправились не обратной дорогой, а поехали куда-то севернее, да еще и в компании неизвестного англичанина. Но это было именно то, что ему сейчас было необходимо – почувствовать тайну, неизведанное. Возможно, нет никакой интриги, все будет банально и просто, но желание прикоснуться, разобраться, разведать, чтобы обладать тайной или забыть ее, влекла молодого человека.
Однако было бы несправедливо говорить, что долг дружбы вел его меньше, чем Портоса. Погоняя коня, Арамис размышлял о том, что, пожалуй, в своей жизни он сделает исключение только для этих людей. Он не может играть друзьями, с ними он должен быть столь открыт, сколь это возможно. По крайней мере пока они живут этой дружбой.
***
Первая же остановка обернулась удачей – их друзья не прятались, в очередном придорожном трактире им подтвердили, что такие господа тут останавливались. Сначала они, а потом и дама, путешествующая в карете.
– Они торопились, – заметил Арамис, – поэтому всадники отправились вперед, а Луиза ехала следом. Что-то произошло, я был прав, нам следует спешить. Поторопимся, Портос!
– Поторопимся! – согласился тот.
Позже оказалось, что они могли не торопиться. Но узнали они об этом уже в Армантьере, сидя за столом с друзьями. Д’Артаньян рассказал им все, умолчав лишь об отношениях, связывающих Атоса и Миледи, посчитав пока невозможным выдавать чужую тайну, ставшую ему известной случайно.
Сам Атос появился ненадолго, коротко приветствовал друзей, не выказывая удивления их появлением, извинился и покинул трактир.
– Кажется, наш друг всерьез влюбился, – удивленно пробормотал Портос. – Он так волнуется за Луизу.
– Будем надеяться, что эта любовь его не погубит, – задумчиво отозвался Арамис.
Д’Артаньян удивленно воззрился на друга.
– Черт возьми, Арамис! – не выдержал он. – Это говорите вы? Неужели вы ныне будете утверждать, что женщины созданы нам на погибель? Право, друг мой, эти речи более подходят Атосу. Уж не у него ли вы набрались?
– Наверное все мы что-то взяли друг у друга, – философски отозвался Арамис. – Я – циничности нашего друга, он – моей влюбленности.
Д’Артаньян закусил ус, сдерживая желание возразить, объяснив, что у Атоса были причины ранее столь цинично говорить о женщинах.
– Бросьте, – вмешался Портос. – Лучше порадуемся за Атоса и выпьем за здоровье мадемуазель Луизы. Надеюсь, она скоро встанет на ноги назло той змее, что ее отравила!
– Возможно, вы правы, – вздохнул Арамис. – Как ваша герцогиня, Портос? Она вернула вам свою милость?
– О да, – довольно улыбнулся тот.
– Прекрасно, – ответная улыбка друга была кривой. – Герцогини гораздо сильнее в чувствах, чем белошвейки.
Гасконец внимательно взглянул на него, чуть покачав головой. И вправду, смешно и грустно. “Герцогиня” с Медвежьей улицы умела любить, а “белошвейка” из дворца нет.
***
– Д’Артаньян!
Молодой человек вздрогнул от неожиданности. Оказывается, он уже несколько минут молча обнимал возлюбленную, в то время как мысли его были далеко от их любви.
– Что с вами? – в голосе Констанции слышалась тревога.
– Со мной? Ничего, ровным счетом…
– Д’Артаньян, не лукавьте со мной. Вы не думаете обо мне. И вы весь день провели с вашими друзьями.
– Но вы же были с Луизой, – возразил тот.
Он осторожно тронул каштановый локон, убирая его с лица женщины, взглянул в ее глаза… и на миг застыл, увидев в них боль.
– Простите, Констанция, – покаянно выдохнул он. – Простите, так много случилось. Я боюсь за друзей, боюсь за Луизу… и боюсь за вас.
– За меня?
– Да, за вас, ведь вы лишились покровительства королевы и вас преследует кардинал.
Он немедленно пожалел о своих словах, почувствовав, как Констанция вздрогнула. Его собственный страх был вовсе не так велик, молодой человек был уверен, что все непременно наладится. Надо только придумать, где поселить госпожу Бонасье.
– Мне вновь следует просить у вас прощения, – вздохнул д’Артаньян. – Констанция, не бойтесь, я найду решение, я сумею спрятать вас.
– А потом?
