Текст книги "И аз воздам...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Нет! Нет, Андрей. Сейчас ты меня выслушаешь. Выслушаешь все, что я тебе скажу. Понял? Хватит! Всё, хватит! Хватит вытирать об меня ноги, Жданов. Хватит! Я тебя считал своим лучшим другом, понимаешь? Я готов был ради тебя многое вытерпеть. Но сейчас я буду говорить правду, а ты меня будешь слушать.

– Давай, давай, давай, высказывайся! Отведи душу, давай! Я понимаю, я очень виноват, я посмел родиться в благополучной семье, меня ждало президентское кресло. Я очень виноват перед тобой, ведь тебе же всего пришлось добиваться самому. В этом причина, Ромка? За это ты меня ненавидишь?

– Дурак ты, Жданов, ох и дурак. Причем здесь семья, успех и прочая лабуда? Андрей, ты обратил внимание на стену возле которой свечи? Или, как всегда, никого, кроме себя любимого, и не заметил? – Ромка закрыл входную дверь на нижний замок ключом, достал его из замка и положил к себе в карман брюк. – Все, Андрей, пока мы не выясним все отношения, ты отсюда не уйдешь. Пошли еще раз в ту комнату. Все, что ты видел, это только вершина айсберга. Думаю, что Пушкарева догадалась и в компе пошарить и в альбомах с фотографиями тоже.

– Нет. Ты вначале мне все объяснишь, и только потом мы пройдем в ту комнату.

Роман пошел на кухню, разлил по бокалам остатки виски, принес в комнату и протянул один бокал Андрею.

– Значит, говоришь, я не умею любить? И женщины мне нужны только на ночь? Так, Андрюша? А ты помнишь на втором курсе у нас училась Ирочка Лебедева?

– Точно. Это же ее портреты там, в комнате висят. Правда? То-то я думаю, где я видел эту девочку.

– Где ты видел эту девочку? Тебе пришлось вспоминать где ты ее видел? – Горько усмехнулся Роман. – Впрочем, не справедливо было бы обвинять тебя и не взглянуть на себя, я и сам такой, пересплю с кем-то, а через неделю уже и не помню, как ее звали. Уже много лет я и сам такой. Но я таким не был. Слышишь ты, я не был таким. Это ты меня таким сделал. – Ромка перешел на крик. – Ты!

– Ромка, ты бредишь! Я сделал тебя таким? Насколько я помню мы всегда тусовались вместе, и девочек ты бросал не задумываясь, как впрочем и я. Не отрицаю. Но говорить, что это я тебя сделал таким – это абсурд, Ромка!

– Абсурд, говоришь. Хорошо… А тогда вспомни первый курс и большую часть второго курса. Я таскался с вами? Я менял девочек? Я гулял?

Андрей глубоко задумался. – Малина, я не помню. Вроде тебя не было с нами в компашке на первом курсе. Погоди, что ты хочешь сказать? Давай без загадок. У нас и так сегодня был очень тяжелый день.

– Я любил Иришу, а она любила меня. Мы планы строили, хотели после института пожениться. Родить детей. Я так хотел, чтобы она была рядом. Все сделал, чтобы она перевелась из Питера к нам. Она и перевелась… – Ромка говорил рубленными фразами, словно ему хотелось поскорее покончить со своим рассказом. – Если бы я мог предположить, чем закончится ее перевод, я довольствовался бы тем, что в городе Питере, на улице Марата живет любимая женщина, и, пусть редко, но я могу ее видеть. Или сам перевелся бы в Питер.

Но произошло то, что произошло. Ириша приехала в Москву, мы начали искать квартиру, нам так хотелось жить вместе. Андрей, зачем ты полез к Ире? Ведь ты же видел, что она не свободна, что я люблю ее. Да, мы тогда не были друзьями, мы даже приятелями тогда не были, но уводить девушку у однокурсника, это подло, Андрюша. И ладно бы, если бы ты ее полюбил. Но ведь она тебе была не нужна. Тебя хватило всего на неделю.

– Подожди, Роман, подожди! Этого не может быть. Я не помню, чтобы я с ней не только спал, я вообще ее не помню, как объект моего интереса. – Андрей не играл, не старался казаться лучше, чем есть. Он, действительно не помнил, чтобы он спал с этой Ирой, он не помнил, чтобы он пытался соблазнить ее. Видит Бог, Жданов этого не помнил! – Ромка, если честно, то я и тебя не помню на первом-втором курсах. У тебя была своя тусовка, у меня своя. Мы и не пересекались вовсе. Я понятия не имел, что ты кого-то любишь. А с чего ты вообще взял, что я с ней переспал?

– Ты с ней спал, Андрей. Спал. Пару ночей… Вот странное дело, с Кирой ты спишь уже несколько лет, но она ни разу не забеременела. Ты ее бережешь? Да, Андрюша? Что же ты Иришу не поберег? А Катю? Катя оказалась сильной. А Ирка нет! Уехала к бабушке в деревню, за советом, а та, дура, решила ей ребенка вытравить. Вытравила… вместе с Иркой. Если бы она мне тогда все рассказала, я не позволил бы ей наделать глупости. Но она ничего мне не рассказала. – Роман неожиданно громко и горько рассмеялся. – Знаешь, я принял бы ее тогда и с твоим ребенком тоже. Видно судьба у меня такая, растить детей Андрея Жданова. Так что на Катюхе я женюсь. Не сомневайся.

– Роман, я не спал с Ирой. Откуда у тебя эта информация?

– Откуда, говоришь? Ну, пошли в ту комнату, включим компьютер, откроем альбомы. Будем разбираться…

========== Призраки прошлого (продолжение) ==========

– Вот, Андрей, посмотри сюда. – Роман повернул экран компьютера к Жданову. Замелькали фотографии, одна, вторая, третья… Роман сделал стоп-кадр. – Вот посмотри, это ты, это Ирина. Ты ее за талию держишь. – Роман стал листать фотографии дальше, снова остановил просмотр. – Вот здесь тоже кадр замечательный, посмотри, Андрей. Вот она стоит спиной к тебе, а ты ей так мило руками глаза закрываешь, а она угадывает кто это там такой играет с ней в кошки-мышки? – Продолжать или вспомнил?

– Продолжай, что-то замелькало в башке, только не могу пока за хвост ухватить.

– Ну, хватай, хватай, и за хвост и за гриву. – Роман пролистнул еще несколько снимков и, наконец, нашел то, что искал. – Вот, Андрюшенька, вот посмотри этот кадр.

И Жданов вспомнил. Вспомнил сразу и все. На этом кадре он стоял с широко распахнутыми руками и улыбкой мартовского кота, и ловил кого-то, а этот «кто-то», а именно Ирина Лебедева неслась к нему со всех ног. Радостная, счастливая, явно влюбленная, расстояние между ними было метра три-четыре.

Словно кадры старого фильма всплыли перед глазами Андрея – Алена Малышева, с которой у Жданова был романчик в то время и какая-то ее подружка, теперь понятно какая, выходят из такси и обе бросаются вперед. Алена бежала к Андрею и это ее он ожидал с распахнутыми объятьями, и еще злился, что девочка, бегущая впереди тоненькой красавицы Алены, перекрывает ему эту потрясающую картину – Аленка бегущая в юбке-клеш, которую ветер иногда поднимает высоко-высоко, так, что становятся видны не только ноги, но и кое-что повыше.

Кадр выхватил их двоих и это, действительно выглядело, как встреча влюбленных. Но вот куда так бежала Ирина? Андрей подошел к столу, попросил Ромку вернуть первый снимок, затем второй. Снял очки и потер пальцами переносицу.

– Малина, я все вспомнил. Только скажи мне, пожалуйста, а где ты был в эту неделю?

– Значит вспомнил, – у Ромки сжались кулаки. Он не надеялся, что сможет не то, что вмазать, как следует, даже достать до Ждановского лица и то вряд ли удастся, Андрей каратист и уходить от ударов умел, что надо. Но хотя бы попытаться разбить нос другу, Ромману страх, как хотелось.

– Я спрашиваю, где ты был в эту неделю?

– Я лежал в больнице. Аппендицит, видишь ли не спрашивает, уведут у тебя любимого человека, пока ты будешь в больнице, или не уведут. Просто лопается и нужна немедленная операция.

– Малина, какой же ты кретин. Ты невозможный, законченный, стопроцентный болван. Значит так, время позднее. Я сейчас тебе кое-что скажу, только ты держи себя в руках, ладно? Мне не хочется к твоей душевной боли добавлять еще и физическую. Так вот, Ромка, никогда я даже близко не прикасался к твоей Ирине. Я знаю, с кем у нее была интрижка. Если тебе так важно кого-то ненавидеть, проанализируй все фотографии и ты поймешь, кто был ее любовником. Я могу рассказать тебе всю историю, но…

– Я не верю ни одному твоему слову. Слышишь? Не верю! Это был ты! У меня в альбоме еще несколько фотографий, которые я не отцифровал, Это ты был, ты! – Ромка снова перешел на крик, схватил верхний альбом и стал совать его Андрею. Одного взгляда на фотографии было достаточно, чтобы Андрей понял еще кое-что.

– Ты дал мне не тот альбом, Роман. И со сколькими из них ты переспал? Что и с Кирой тоже?

Да, Малиновский сунул Андрею не тот альбом. В этом были собраны все девицы, с которыми у Андрея хоть когда-то, хоть что-то было. Он собирал эти фотографии с маниакальной страстью, Ромке нужно было подпитывать свою ненависть, эти фотографии помогали, словно с каждой новой девицей Андрей раз за разом предавал ее, Ирочку.

Андрей, пролистнув альбом, остановил свой взгляд на последней фотографии. Катя, Катенька. Что ж, Ромка может радоваться, у него получилось…

– Я понимаю, Ромка, тебе нельзя мне сейчас верить, иначе все годы твоей ненависти будут выброшены в корзину. И все же ты ошибся.

– Я не спал ни с кем из твоих девиц, тем более с Кирой, – буркнул Роман.

– Ну, конечно не спал, тогда бы ты потерял моральное право меня ненавидеть. Конечно не спал… Ромка, я все тебе сейчас расскажу. Я только не могу понять как, после всего, что случилось, ты стал мне даже не другом – братом?

– Жданов, я выпить хочу, а пить нечего. Что делать будем?

– Позвони консьержу, он приволочет все, что захочешь. Я точно знаю, у него всегда припрятано.

Пока они ждали консьержа с допингом, Андрей разглядывал фотографии в компьютере, случайно ткнул в какой-то файл и на экране появилась надпись: «Повесь врага». Жданов повернулся к Роману.

– Если я начну эту игру, в финале я увижу себя висящим? Нда… Если Катюша это видела… – Раздался звонок в дверь, консьерж принес две по семьсот пятьдесят, беленькой. Ромка разлил и, не дожидаясь Андрея, выпил. Налил себе еще.

– Ты хочешь знать, почему я решил стать твоим другом? После всего, что было? Попытаюсь тебе объяснить.

– Если не хочешь, можешь не говорить, я знаю почему.

– Ну, и почему?

– Вначале ты решил подобраться поближе, чтобы отомстить. Ты затаил всю свою боль и потихоньку влился в нашу компашку. Так? – Ромка кивнул. – Ну, а потом сплав в Карелии… после такого становятся друзьями, – и тут Андрея осенило. – Ромка! Это ты? Это ты повредил каркас и дно? Господи, ну, конечно… – Андрей схватился за голову, больно до крови закусил губу. Затем налил себе водки, выпил залпом, на Романа старался не смотреть. – Ромка, как же ты жил все это время? Бедный Ромка, – у Андрея на глазах появились слезы.

Ребята замолчали, вспоминая тот сплав на байдарках после второго курса. С вечера было решено, что Андрей, как более опытный, сплавляется первым. Один в двухместной байдарке. А уж следом идут остальные. Им предстояло пройти самый опасный участок, с сильным течением, завихрениями и достаточно каменистый. В последний момент Ромка настоял на том, чтобы сплавляться вместе с Андреем, в одной байдарке. А байдарка на проходе поворота развалилась, просто распалась, как карточный домик, вся и сразу. Андрею удалось веслом оттолкнутся от валуна, а Ромка в камень впечатался башкой, сразу потерял сознание и начал уходить под воду. Течение там было мощнейшее и Андрею пришлось ох и трудненько, но Ромку он спас.

Вот тогда они и стали друзьями, нет не друзьями – братьями.

– Ты хотел нас обоих убить?

– Да!

– А когда оказалось, что мы не только выжили, но я тебя еще и спас, ты совсем растерялся? С одной стороны я, как ты считал, был виновен в смерти Ирины. С другой стороны ты попытался меня убить, а я вместо того, чтобы сдохнуть, еще и тебя спас? И как после этого ко мне относиться совершенно непонятно?

– Да!

– С одной стороны ненависть, с другой благодарность и чувство вины. Ведь, даже если бы я соблазнил Иру, я не пытался отнять у нее жизнь, а ты у меня попытался.

– Да!

– И тогда ты избрал свой способ любить и ненавидеть одновременно?

– Да! Да! Да!

– А потом мы становились все ближе и ближе, и так случилось, что у тебя никого ближе меня уже и не было?

– Да.

– Но дружба со мной – это предательство памяти Ирины? Так ведь?

– Да.

– И ты приходил сюда, и подпитывал свою ненависть, и вешал меня, пусть всего лишь в игре, и зажигал свечки по невинно загубленной Ирине? Так?

– Да..

– Бедный, бедный, Роман. А теперь слушай, что там было на самом деле.

========== Призраки прошлого (окончание) ==========

– Ромка, ты только не расстраивайся, ведь это было так давно. И ни на кого не стоит ненависть перебрасывать. Прошло тринадцать лет, пора похоронить прошлое, Ромка.

– Ты рассказывай, а я сам разберусь, что мне делать дальше.

– Хорошо. Только ты знай, я рядом, если что… Ладно, слушай.

У меня тогда был бурный роман с Аленкой Малышевой. Кстати, я поступил с ней ничуть не лучше, чем с другими девчонками, но мы сейчас не об этом… А у Алены была подружка, которую та вечно таскала за собой. Меня это бесило неимоверно. Ты понимаешь, о чем я. Я Аленке сказал, что любовь втроем – это не мой вариант. Ну, она мне и рассказала, что Ирина попросила познакомить ее с… Ромка, я не хочу, чтобы ты его начал ненавидеть. Я даже рассказывать тебе ничего не хочу. Как ты не понимаешь, ненависть в первую очередь разъедает тебя?

– Не волнуйся. Никого я ненавидеть не начну. Нечем мне ненавидеть. Я всю свою ненависть на тебя истратил. И на себя.

– Ира попросила познакомить ее с Генкой Тумановым. Ты помнишь, как от него все девчонки млели. Он гитару только в руки брал, они уже трусы снимали, а когда начинал петь, просто в очередь готовы были стоять за доступом к его телу. Прости, Ромка, но Ира твоя оказалась в их числе. Меня Аленка тогда как раз тем и привлекла, что Тумана в упор не замечала. Может именно поэтому он потом на ней и женился. А теперь смотри сюда. Первая фотография. Я держу за талию Ирину. Но все дело в том, что я обнимал и Аленку, вот видишь кусочек ее голубого платья – фотограф не захватил ее в кадр. А теперь посмотри куда смотрит Ирина. Видишь, направо. Туда, где стоит Туман. Тогда еще у них ничего не было. Я потом тебе объясню, почему я все это помню.

А теперь посмотри на второй снимок. Видишь? Я закрываю Ирине руками глаза. А за мной стоит Генка. Он попросил меня закрыть ей глаза, она, мол, подумает, что это он закрыл, а это не он закрыл. В общем лабуда студенческая, шутливая.

Третий кадр – это я Алену ожидал с распахнутыми объятьями, а Ирина бежала к Туману. Видишь вот он слева стоит. Отдай фото эксперту, он тебе траектории ее бега рассчитает. И так по каждому эпизоду. Я уж не говорю о том, что я вообще Ирину не воспринимал, как женщину. У меня же все девочки были, словно только с глянца сошли. А она, она обычная была для меня. Да что я говорю? Бред! Никакой она для меня не была. Я просто ее замечал лишь потому, что мешала нам с Аленкой любовью заниматься.

Да, я не скрою, когда Аленка ее с Генкой все-таки свела, я почувствовал облегчение. Больше нам никто не мешал. Но, Ромка, я вообще не имел тогда понятия, что у нее кто-то есть, что этот кто-то ты, Малиновский. А уж про то, что у тебя что-то с кем-то было серьезно, так я вообще сейчас впервые слышу.

Ты мне лучше скажи другое, Малина. Почему ты решил, что это я с ней был? Несколько снимков – это ведь не доказательство, а туфта. Не мог же ты, не имея серьезных доказательств, вот так меня возненавидеть.

– Андрей, у меня есть еще одно доказательство. Очень весомое. Ира умерла на моих руках. И когда она уходила, я спросил ее: «Кто? Я клянусь, что отомщу за тебя». Она ответила: «Андрей Жданов»

– Ах, сука. Это… сука… зачем? Как можно врать умирая? Все! Ромка, я понимаю… что бы я не сказал, ты мне не поверишь. Знаешь, я и сам себе уже не верю. Люди не врут, умирая. Господи, какая сука.

Андрей шатаясь, то ли от выпитого, то ли от этого неожиданного удара из могилы, пошел к двери, бормоча про себя: – «Сука, какая сука. Господи, какая сука». Он попытался открыть входную дверь, но ключ от нижнего замка снова лежал у Малиновского в кармане. Пришлось возвращаться.

– Ромка, а зачем она это сделала? А? Я ведь даже сейчас рассказал тебе не все. Не стану я в грязи катать имя покойницы. А она вот так… вот сука. Ромка, ты можешь у Алены спросить, или у того же Тумана. Я не думаю, что они станут врать. Туман ее, конечно, не помнит, а Аленка помнит наверняка.

– Андрюха, не стану я ни у кого спрашивать. Я понял почему она сказала, что это ты. Чтобы его оградить от моей мести. Знаешь, твоя реакция однозначно меня в этом убедила. Я вообще не помню, чтобы ты о женщине говорил «сука». Жданыч, я кажется уже не вяжу лыка. Давай я на кухне лягу на диван. А ты ложись здесь. Утром договорим.

Но утром они договаривать не стали. Когда Жданов проснулся, на тумбочке возле кровати стоял стакан воды, а рядом лежала таблетка «РЕКИЦЕН-РД», так называемый опохмелятор. Дверь в «тайную комнату» была открыта. Жданов послушно выпил таблетку, содрогнулся всем телом от ощущений. Затем встал и прошел в комнату, где по стенам уже ничего не было развешено, да и столика с подсвечником не было.

– Привет, Ромио! С возвращением.

***

Катя проснулась в удивительно хорошем настроении. Она и сама понять не могла, отчего ей так легко, так спокойно и безмятежно. Разгадка лежала на поверхности. Батюшки! Как же все просто. Впервые с момента поступления на работу в «Зималетто», Катя элементарно выспалась. Это было так удивительно и здорово, что ей вообще не захотелось вставать, захотелось поваляться в постели.

– Катенька, тебя к телефону.

– Кто, мамочка?

– Андрей Павлович. Я ему сказала, что ты неважно себя чувствуешь, но он настаивает.

– Мамочка, принеси мне телефон сюда, пожалуйста. – Кате не хотелось вставать, не хотелось разговаривать со Ждановым, ничего не хотелось. Но начались бы мамины расспросы, а она к ним была пока не готова. – Да, Андрей Павлович, – суше, чем ей бы хотелось при маме, сказала Катя, – я слушаю вас. – И прошипела, когда Елена Александровна вышла. – Три дня еще не прошло, зачем вы звоните?

– Катенька, мне нужно с тобой поговорить.

– Я вам не Катенька. И говорить мне с вами не о чем. Или вы уже приняли решение?

– Да, Катя, я принял решение.

– А Ромочка? Ромочка принял решение? Если да, если вы оба приняли решение, то я готова с вами встретиться, хоть сейчас.

– Катя, я говорю о себе. Вернее о нас…

– Нас не было и не будет, до свидания, Андрей Павлович.

– Катя, прошу тебя, мне нужно всего лишь несколько минут.

– Ни минуты, ни секунды я вам не дам. Вы думаете, что снова сможете мною манипулировать? Не надейтесь. И Ромочке передайте, что ему не на что надеяться. Женится на мне, как миленький. Я больше не та дура, которая бежала по первому вашему зову выполнять любое ваше желание.

– Катя, остановись. Пожалуйста. Давай же встретимся и поговорим. В любом случае знай, что я на Кире не женюсь. И ребенка своего не брошу.

– Женитесь, Андрей Павлович. Еще как женитесь. А ребенок… он только мой.

Катя положила трубку. Хорошего настроения, как не бывало. Ей не о чем говорить со Ждановым, ни к чему снова слушать его ложь. Она больше никогда не попадется на уловки этого сладкоголосого соловья…

========== Без права на помилование ==========

Андрей звонил целый день. Катя сказалась больной, даже врача попросила вызвать на дом, чтобы родителям не объяснять, почему отказывается говорить с шефом. Врач пришел, взглянул на справку о беременности. Посмотрел горло, померил температуру, пощупал живот.

– Что барышня, тошнит?

– Тошнит.

– И на работу ходить не хочется.

– Очень не хочется.

– Так и не надо. Мамочка может позволить себе такой каприз, три денечка не ходить на работу.

– Доктор, а родителям можете сказать, что мне покой нужен?

– Что, мамочка, достают?

– Достают.

– Про покой тоже можно сказать, отчего не сказать, если барышне и правда покой положен. И барышне, и ее малышу. Ну, а малыш-то желанный? Или как?

– Для меня желанный.

– Милое дитя, поверьте старому еврею, если малыш желанный для мамочки, он и для всего мира будет желанным. А кого мамочка ждет?

– Ребенка. А кто он там, мальчик или девочка, это все равно.

– Вот и правильно, какая разница кто. У нас знаете как говорят? У нас говорят: «Ми ше ба, Барух а-ба!» Благословен приходящий, – доктор выписал больничный, собрался уходить. Открыл дверь в коридор и громко, очень громко сказал, – Мамаша, вы меня поняли? Покой, покой и еще раз покой. И только положительные эмоции. Иначе я за ваше здоровье не отвечаю, – подмигнул Катюше и исчез за дверью.

Благословен приходящий… Катя все думала над этими словами. А он, ее малыш, будет ли он Благословен? Зачатый не в любви, а в игре за большие деньги. Не желанный для отца, с озлобленной, остервеневшей матерью, с отчимом, который будет его ненавидеть? А с чего это он будет Благословенным и счастливым, ее малыш?

Будет! Обязательно будет!

В своей жажде мести Катя как-то позабыла одну маленькую деталь – ребенка, которому она уготовала участь быть безотцовщиной при живом отце и жить рядом с отчимом, отъявленным негодяем, бабником и подлецом. Э нет, Катя все сделает, чтобы ее малыш рос счастливым. И глупостей она делать не будет. План «месть» срочно нуждался в корректировке.

Как хорошо, что сегодня у нее есть индульгенция на лень, на нежелание обсуждать что-либо с родителями, да и вообще со всем миром, и даже на ужин с доставкой в кровать. Правда мама сделала было попытку поговорить, но Катюша сразу приняла вид больной, расстроенной и лишенной положительных эмоций беременной женщины, и мама ретировалась.

Часам к семи вечера пришло решение, как она должна откорректировать свой план «Месть», чтобы и Роман Дмитриевич получил по заслугам, и ни она, ни ее ребенок при этом не пострадали. Катя даже улыбаться начала, впервые после прочтения инструкции, когда в лицах и красках прокручивала в голове свой план.

– Вот это будет правильно! – Сама себе сказала Катюша. – Красиво, изящно и по-пушкаревски, с фантазией.

В двери тихонечко постучали. Словно боялись разбудить или потревожить. – Да, входи, мама.

– А это не мама, это я пришел вас проведать, Катерина Валерьевна, – раздался такой знакомый, такой любимый, такой ненавистный голос. – Мне можно войти?

И что было делать? Закричать «уходи»? Чтобы родители потом всю печень проели вопросами почему и за что Катя выгнала пришедшего ее проведать шефа? Катя представила какая сейчас на кухне ведется бурная деятельность и усмехнулась. Мама уже, небось, и тесто успела замесить, а папа полез в закрома за заветной бутылочкой. Ну, уж нет, дражайший Андрей Павлович, уйдете вы из моего дома не солоно хлебавши. А может и хорошо, что он пришел? Пусть убедится, что Катю и на миллиметр с места не сдвинешь, что и он, и его дражайший друг приговорены к пожизненному без права на помилование.

– Входите, Андрей Павлович. Вы уж простите, что я в таком виде, мы тут с малышом прихворнули немного. Нет, нет, на постель садится не нужно, это не гигиенично. Возьмите стул у стола и присаживайтесь. Да-да, можно и рядом с постелью. – Катя говорила нарочно громко, чтобы родители, без сомнения навострившие уши, не почуяли, что положительными эмоциями от этого визита и не пахнет.

– Катюша, что случилось? Что значит прихворнула? Ты не простыла? Ребенку ничего не угрожает? – и голос такой участливый, такой заботливый, что можно подумать, что ему и в самом деле не безразличен этот ребенок.

– Не твое дело, понятно? – Тихо и зло ответила Катерина. – И не надо делать вид, что тебя хоть как-то интересует мой ребенок. Зачем ты пришел? Скандала захотелось? Я могу устроить тебе скандал. Вот скажу сейчас отцу, что именно ты сделал мне ребенка. И мало не покажется никому. Я могу тебе устроить сейчас такую веселую жизнь, что ты проклянешь ту минуту, когда решил меня «навестить».

– Катя, я не возражаю, скажи отцу, что беременна от меня и, что я готов хоть сегодня на тебе жениться.

– Нет, Андрей Павлович, вам уготована участь быть мужем вашей невесты, Киры Юрьевны Воропаевой. А про то, что ты отец моего ребенка, ты вообще лучше забудь. У моего ребенка не может быть такого отца. Я скажу ему, что его папа погиб, спасая кого-то. Пусть гордится отцом, а не стыдится его.

– Это жестоко, Катя. И по отношению ко мне, и по отношению к маленькому.

– Жестоко? Это ты мне говоришь? Ты убийца, Андрей. Убийца. Неужели ты этого не понимаешь? Ты убил Катеньку Пушкареву. Да нет, все еще хуже. Ты из нее сделал монстра! А сейчас ты пеняешь монстру, что он жесток? Поистине, все имеет пределы, кроме цинизма. – Казалось Катя сейчас зарыдает, закричит, затопает ногами.

– Катенька, успокойся, пожалуйста. Ты же знаешь, что тебе нельзя нервничать. Давай просто поговорим. Я люблю тебя. Ты слышишь? Я правда тебя очень люблю. Я и сам не подозревал, что способен на такие глубокие чувства. Я не женюсь на Кире, чем бы мне этот отказ не грозил. Заберешь «Зималетто»? Забирай! Компания будет в надежных руках.

– О, Господи! Какой же ты циник. А что будут есть твои родители, Андрюша? А Кристина? А то, что твоей маме инфаркт обеспечен тебя тоже не волнует? А то, что твой отец сойдет от горя с ума? Это тоже неважно? Или ты думаешь, что я гуманнее их собственного сына и пощажу их? Нет, Андрюшенька! Нет! Я никого не пощажу! Я всем все припомню! И маме твоей ее презрение – тоже! А представляешь, как она бы негодовала, если бы узнала, что та, кого она так презирает, станет матерью ее внука? – Катя истерически захохотала.

– А что будет делать Роман Дмитриевич, если я опубликую снимки, да со смаком откомментирую? А, Андрей Павлович? Вам друга-то не жалко? Не жалко партнера по забавам, по девочкам, по общей помойке? А хотите, Андрей Павлович, я расскажу вам, что находится в каморке Синей Бороды? То-то вы удивитесь, то-то порадуетесь.

– Не стоит, Катюша, я знаю, что у Романа там было.

– Вот как? Уже было? Оперативненько же вы подсуетились. А вы всегда знали, что там? Это у вас игры такие?

Андрей резко встал со стула, схватил Катю под мышки и одним рывком поднял на ноги, прижал к себе.

– Бедная моя девочка. Что же мы сделали с твоей душой? Господи! Что же мы натворили? Катенька, милая моя, хорошая моя, прости меня. Я очень, очень-очень виноват перед тобой, но я умоляю тебя, прости меня.

Достаточно было Андрею обнять Катюшу, прижать к себе и она начала таять. Голова закружилась, захотелось только одного, чтобы он держал так ее в своих объятиях и никуда не выпускал. Прав был Малиновский, ох и прав… подействует безотказно. Мысль о Романе вернула Кате силы.

– Папа, Андрей Павлович уже уходит, проводи его, пожалуйста, – закричала она. Андрей от неожиданности отпустил Катю, она отпрянула от него, словно боясь подцепить какой-нибудь вирус, села в самый дальний угол дивана, да еще и одеялом укрылась…

========== Последняя капля… ==========

Папа, к сожалению, а может и к счастью, крика Катюши не услышал. И Андрей снова опустился на стул с болью и жалостью глядя на то, что еще так недавно было милой, доброй, отзывчивой девочкой, безропотно сносящей обиды, унижения, оскорбления.

– Значит ты настаиваешь на моей с Кирой женитьбе? И ничто не сможет тебя убедить в том, что мне нужна ты, а не она, мне нужна только ты и наш ребенок? Ничто? Катя, я пришел к тебе с предложением. Ты подумай над ним, ладно?

– С каким еще предложением? Опять что-то придумали с Малиновским? Вам кажется, что достаточно будет пары ваших нежных слов, и все вернется на круги своя? Вы ошибаетесь, Андрей Павлович.

– Катя, послушай, послушай, а потом решай. Я завтра же созову совет директоров. На совете покажу реальное положение дел компании и напишу прошение об отставке. Затем я поговорю с Кирой, поговорю с родителями и объявлю всем, что люблю тебя и только тебя. Ты можешь забирать компанию, оставив только дивиденды акционерам, кроме меня и Малиновского. Ведь никто другой перед тобой не виноват, Катя.

– Не виноваты? Виноваты, Андрей Павлович, еще как виноваты. И Кира, и Сашка, и, вы уж меня простите, ваша мать! Ах, как дивно она меня травила, вместе с Кирой. Единственные от кого я не слышала хамства – это Кристина и Павел Олегович. Все остальные передо мной виновны! Устроит вас такое? То, что дивиденды по акциям будут получать только эти двое? Думаю, что вряд ли. Ваши родители привыкли к шикарной жизни, на одну пенсию не проживут. Это вам не зарплату своей помощнице и фин директору давать в два раза меньшую, чем ничего не делающей Виктории.

Любит он меня! Как же! Нельзя любить и не уважать! А ты меня не уважаешь. Когда, ну скажи, когда ты, президент компании, хоть раз за меня вступился? Кроме одного раза, тогда с Сашкой, да и то… какое там вступился, так, попенял чуток. Даже этой идиотке Вике ты позволял издеваться надо мной. Я уж не говорю, про других. Да что там… ты и сам с Малиновским достаточно напотешался над страшилой.

А в чем моя вина, Андрей? В чем? В том, что мне не посчастливилось родиться красивой? Так это не вина, а беда. А над бедою кто может издеваться? Только подонки! Злые, жестокие подонки, а такие на своей шкуре должны испытать, что такое больно. Иначе они никогда не научатся милосердию. И продолжат травить ни в чем не повинных людей, которым не посчастливилось родиться красивыми и в богатых семьях. – Катя заплакала горько, безудержно, навзрыд.

Жданову все же удалось пробить брешь в панцире ее защиты. И чем дольше она плакала, тем больше Андрей понимал, что-либо она будет мстить, либо не выживет.

– Все, все, Катенька, не плачь. Все! Я очень тебя люблю. Я сделаю то, что ты хочешь. Ты считаешь, что я должен понести наказание, живя с Кирой, я понесу наказание. Ты считаешь, что должна отомстить каждому, и это твое право. Я сегодня поговорю с Романом, думаю, что мы примем все твои условия. Только ты пожалуйста не плачь. И подумай вот еще о чем, за что ты себя-то наказываешь? Выходить замуж за человека, которого ненавидишь – это ли не наказание себе самой. И о ребенке подумай, Катенька, хорошо ли ему будет в семье, где все всех ненавидят?

Андрей давно ушел, а Катя все еще помнила его объятия. И млела от них и плакала от того, что такая слабая, что он и сейчас имеет над ней власть. И что он во многом прав. Она знала, за что наказывает себя, за то, что дура, наивная дура, за то, что поверила, за то, что так высоко взлетела… За все прошлые обиды, когда она промолчала, а должна была давать отпор обидчикам. Но наказывать ребенка за свои и Ждановские грехи она не станет! Это уж точно!

«Конечно глупо было убеждать себя в том, что я его разлюбила. Можно было догадаться, что как только мы останемся наедине, я снова сойду с ума. Невозможно, невозможно любить человека, который тебя унизил, обманул, использовал. Но я люблю. Люблю и ничего не могу с этим поделать. Но я справлюсь. И с собою, и с этой любовью», – думала Катюша, засыпая.