Текст книги "Re: Перерождение задрота любящего жанр стратегии! (СИ)"

Автор книги: Focsker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

22. Пустая лавка художника

Все двери задвигались, зашевелились и пропали, а Доминика и Альмира оказались в…

Лавке художника.

Мягкий свет от лампы уютно падал на стол, за которым работал этот человек.

Художник был высоким, черноволосым и с небольшой, но важной бородкой.

Он сперва не видел их, и Доминика предположила бы, что это мираж, но Альмира отрицала.

– Нет, это реальность, – ответила она. – Я чувствую это.

А прекрасные картины висели везде – и на стенах, красно-черные обои которых были почти не видны, и лежали, засыпая собой широкий и длинный стол, заставленный баночками с красками.

Художник их пока не видел, и это дало Доминике и Альмире несколько минут осмотреться.

Да, картины были действительно красивы. Яркие и красочные, которые запечатлели самые прекрасные моменты, что лишь может заметить глаз.

Коснувшись рукой одной из них – той, на которой была изображена лишь одна лавочка, освещенная тусклым фонарем в осеннем парке, Альмира пробормотала:

– Да, они написаны волшебством, и вижу я в них некоторый смысл. Зачем же писатель позвал нас сюда?

Доминика прошлась вокруг стены и еще раз внимательно осмотрела картины.

Все они изображали нечто красивое, нечто, что прекрасно. К тому же картины были ярки.

– Должно быть, эти картины каждый хочет увидеть, – вполголоса произнесла она, и художник повернулся.

Он был грустен и печален, и ответил ей лишь одно:

– Нет, их никто не видел…

– Почему же? Ведь они прекрасны. Я никогда не видела ничего прекраснее этих картин.

Сквозь тьму и серость пробиваясь слабо,

Узнав надежды истины твоей,

Понять ведь, что хотел, совсем не рада.

Та истина, становясь все сильней.

Допустим, сотворил ты то, что важно для тебя.

И то, прекрасней чего нет на целом свете,

И для тебя искусство – это есть оно всегда.

И нет нужды совсем в другом ответе.

Ведь то, что ты творил, весьма прекрасно.

И ярок мир твой, та обитель.

Но не найдется в мире этом зритель,

Который любит то, что для тебя ясно.

– Когда я понял, что прекрасно в мире этом, и научился рисовать, тогда я сделал пять картин. Они были ярки, прекрасны. Вот они, – указал художник на красочные и изысканные картины, что висели в центре стены.

– Да, верно, – ответила Альмира. – Вы не врете и не льстите себе. У вас действительно талант. Кроме того, я никогда не видела картин таких, как эти. Все они – хуже ваших, даже самые знаменитые.

– Благодарю, – склонил голову художник. – Я понес свои пять картин на ярмарку и поставил их там. Но никто и не взглянул на них. Тот, кто покупал картины, предпочитал купить знаменитые, но мрачные и серые, чем неизвестные, но яркие. Я стоял целый день. Лишь один человек подошел ко мне.

– Знамениты ли эти картины?

– Увы, нет. Вы первый, кто их увидел.

– Тогда эти картины плохи, – проговорил он и ушел. – Они незнамениты и, значит, недостойны призванья.

Подошел еще один человек с важным видом и дополнил:

– У вас даже еще нет собственной лавки. И вы говорите, что хорошо рисуете? Кто захочет смотреть на неизвестные картины?

Через месяц я открыл собственную лавку. На крупной улице, на видном месте была видна моя вывеска.

Развесив свои картины и расставив крупные на полу, я принялся ждать.

Некоторые приходили, смотрели, но после моего ответа на их вопросы уходили, не задерживаясь.

Какими же были их вопросы?..

Первый посетитель, посмотрев все картины, спросил:

– Почему здесь пусто? Видимо, здесь нечего смотреть. Если бы здесь было много людей, я бы остался.

Второй посетитель спросил:

– Известны ли ваши картины?

И, узнав ответ, ушел.

Третий лишь проговорил:

– Никто не захочет смотреть картины неизвестного художника. Вы делаете это зря.

Четвертый сказал:

– Вы рисуете не так, как это делают знаменитые художники. Почему ваши работы не похожи на знаменитые картины?

Пятый презрительно процедил:

– Да он неизвестен? Зачем вы смотрите его картины, господа? Пойдемте смотреть известные картины.

Больше ко мне никто не приходил. Ведь все хотят видеть лишь то, что знаменито.

Ведь если ты хвалишь то, что знаменито, то ты прав. А если ты любишь неизвестное, то что тогда?

Если ты творишь то, что неизвестно? И твое искусство так и останется неизвестным? Стоит ли тогда творить?

Нужно ли делать то, что нравится тебе, зная, что никто не поймет, как оно прекрасно?

Что, если ты никогда не добьешься славы?

И что тогда?

Перестать рисовать неизвестные картины?

Альмира и Доминика слушали этот рассказ, и в конце его художник показал свою последнюю картину.

В отличие от остальных, она была черно-белой.

Разбитые маски, разбиты мечты.

Зачем творишь прекрасное ты?

На картине была изображена разбитая маска. Дорога, перекрытая сломанной кисточкой. И надпись, выведенная каллиграфическим шрифтом: «Неизвестное искусство».

– Это моя последняя картина, – произнес художник. – Больше я ничего не нарисую. Я жил ради искусства, но никто его не полюбил. Я творил, но мои картины никто не видел. Я мечтал, но не нашелся мне зритель. И мне даже жаль людей, которые не полюбят мое творение, ведь прекраснее его нет. Все хотят знать лишь то, что известно. А что, если неизвестное искусство будет ярче и красочнее, чем знаменитое?

– Моя жизнь состояла из искусства, и вместе с последней картиной она закончится. Больше никто не сможет увидеть мои картины. Я давал им шанс, но никто не смог понять меня… Я так и останусь неизвестным художником с неизвестными картинами, – прошептал художник, и свет в его лавке погас. Она закрылась навсегда, но никто не заметил этого, ведь кто запомнит неизвестного, даже если он творит прекрасное?

Как слабое пламя истины, которую никто не смог полюбить, предпочитая серое, но популярное.

А в руки Альмире попала карта, подаренная ей Писателем, и фея с Доминикой оказались на Золотой аллее.

«Золотая аллея – искусство ради славы. Первое испытание. Победитель – Филипп», – было написано на карте.

23. Последняя песня

– Итак, – указала Альмира на карту, – первое испытание закончилось, но мы в нем, увы, не победили. Еще не все потеряно. Желтый цвет испытания гласит: искусство нужно ради славы. Зная это, мы, возможно, сможем победить на следующем. Кроме того, с картой, которую дал нам писатель, мы сможем видеть, где находятся твои, Доминика, противники. Агнес – в Алом дворце, Филипп – в Золотой аллее, как и мы, Жрец скрыт под личиной… Погоди! – воскликнула она. – Это что, Амелия Каролинг? Как она может быть здесь?

Доминика устало уронила голову на руки. Ей было, если честно, совершенно все равно, победят они или проиграют, и она не разделяла такого воодушевленного настроения Альмиры.

К слову, сидели они на лавочке возле огромного здания торговых центров, справа от них бил фонтан, а слева настраивал инструмент какой-то музыкант.

– Ну, вернемся к испытаниям. Почему мы не смогли победить первый раз? – снова повторяла одно и то же Альмира. – Не знаешь? А я знаю! Нам нужно как-то заявить о тебе, и, когда все узнают о нашедшейся принцессе, слава окружит тебя, и ты победишь. Чего ты сейчас хочешь?

Меняет день за днем и ночь за ночью календарь.

И снова осень, снова листья золотые.

Увы, но не наступит для меня лютой февраль.

Забуду свои песни дорогие.

Доминика услышала начало песни. Песню, которую тихо напевал неизвестный музыкант.

– Вот что я хочу! – воскликнула она. – Остаться и послушать его.

И год, и два в ненастности момент.

И день за днем играет инструмент.

И день за днем пою я на улице пустой.

Пою я для людей, но все идут вперед,

Не слышат и меня. Куда же ты, постой!

Настал? Нет, не настал певца черед.

К слову, голос у музыканта был довольно мелодичный, бархатистый, и, как показалось Доминике (подумать только!), он был лучше, чем голос Филиппа.

Ну, если не так, то в таланте он точно не уступал этому известному певцу.

Мечта моя знакома всем певцам, что в этом мире.

Мечтали бы, чтоб их хотели и любили.

Услышать песни звук и крик оваций,

На сцене пред народом оказаться.

Мечты мои никак не могут сбыться.

Я пел всю жизнь, чтобы народу полюбиться.

Но мимо все пройдут, и слова не сказав.

Конечно, ведь смогу ли я с известностью сравниться?

Конечно, ведь, как известно всем, искусство нужно только ради славы

Но почему этот неизвестный музыкант поет, несмотря на отсутствие зрителей?

Зачем он делает это?

Но сцену я имею – та улица пуста.

И зритель не услышит мою песню.

И больше не пройдет мимо меня – последняя она.

Пою я для себя теперь, лишь для себя…

Но певец пел прекрасно… Увы, никто его не замечал. И у него не было славы!

Как жаль, что эта песня – последняя.

Певец и зритель – слияние искусства.

Не может петь он для себя.

Но быть неизвестным – ужасное чувство.

Никто не поймет, не услышит меня.

Но петь среди людей, прохожих неизвестных.

Играть весь день, пытаться доказать,

Что мой талант и песен тех чудесных.

Никто не захочет больше узнать…

Несмотря на талант, на прекрасные слова и мелодичную музыку, никто не хотел остановиться послушать. Все проходили мимо, не видя его…

Певец без славы – пустое искусство.

Не слышат его песни, даже услыхав.

Неизвестность – жалкое чувство.

Добился ли ты славы? Нет и ах…

Я пел всю жизнь – пускай меня не любят.

Кому ведь нужен бродячий музыкант?

Я думал, если слышат, наверное, полюбят.

Но смысла больше нет моих сонат.

Вздохнув, он допел последний куплет своей последней песни, собираясь уходить с улицы.

Пойду я и продам сейчас же инструмент…

Последний песни миг, последний и момент.

Закончился строк моих большой ассортимент…

Пойду я продам сейчас же инструмент!

Он запаковал инструмент в чехол и повернулся в сторону домов, но Доминика вскочила и закричала:

– Музыкант! Подождите! Я слышала вашу песню, послушайте меня!

Он устало повернулся и сказал ей:

– Это была последняя моя песня. Мне не удалось сыскать славы, я понял, что у меня нет таланта. И сегодня я попрощался со всеми моими зрителями, которых, увы, нет. С этих пор я стану сапожником, ведь музыкантом у меня не получилось стать. Прощай. Ты меня не переубедишь.

– Но… Но я знаю писателя, неизвестного писателя, который все равно пишет, не смотря на то, читают его или нет. Я знаю художника, который рисует картины в пустой лавке, в которой нет людей. Они не перестали творить. И вы тоже не перестаньте, прошу!

– Увы… – прошептал он, снова вынул инструмент и запел:

Не видя неизвестности лучи,

Они продолжили творить, мечтая.

О славе своей больше не кричи.

Она затем придет к тебе, играя.

Писатель тот, что книгу написал —

Он создал истины чертог.

Но книгу ту никто не прочитал.

Отчаявшись, он книгу сжег.

А ведь могли ее прочесть.

Те люди, но, увы, никто не захотел.

И мыслей истинных пропало – их не счесть.

Их смысл выше всех летел.

Художник, что картины рисовал.

Все до одной прекрасны и ярки.

Его прекрасное никто и не узнал.

Увы, они народу не близки.

Закончив же последние штрихи,

В картине, что художник так любил.

Лавку картин, что так прекрасны и ярки.

Он навсегда, увы, закрыл.

А музыкант бродячий – он решил.

Что песни его не нужны.

Продал он инструмент, станок себе купил.

И будет делать сапоги.

Искусства слава – тоненькая нить.

Увы, ее не продать, не купить.

И истины талант разве заставишь полюбить?

Искусство в тени славы стоит лишь закрыть…

Великим стать хотели мы, мечтая…

И вот искусство мы творим, играя…

Мы то искусством называем…

Что славой дивной окружаем….

Пойду я и продам сейчас же инструмент!

Последний песни миг, последний и момент…

Изысканности ритм и изящный слог

Любой бы променял бы на парочку сапог…

Закончив свою, на этот раз последнюю песню, музыкант ушел.

Но перед этим дал Доминике совет:

– Если хочешь победить, найди Цель, ради которой будешь готова сделать все, что угодно. Без нее ты проиграешь…

Великим стать хотели мы, мечтая…

И вот искусство мы творим, играя…

Мы то искусством называем…

Что славой дивной окружаем…

24. Анабель

– Как это возможно? – удивилась Альмира, когда Доминика вернулась к ней, поговорив с музыкантом.

– Он просто решил продать свой инструмент, – расстроено ответила она. – Но как он узнал и о писателе, и о художнике?

– Я не про это, – отмахнулась от нее Альмира. – Я говорю совсем не о музыканте.

– А о ком же?

– Взгляни. – И она указала ей на карту. – Видишь ли ты где-то далеко, на самом ее крае, маленькую надпись "Розовый сад"?

– Ага. Мы туда направляемся, да?

– Да, но в карте, которую дал нам писатель, значится, что там находится и Амелия Каролинг. Но как она там может находиться? Может, писатель дал нам неправильную карту, старую? Ведь Амелии там точно не может быть…

– Почему же?

– Потому что лет десять она не может уже нигде находиться, ведь Амелия Каролинг мертва. Тем не менее, мы сейчас пойдем в розовый сад и немедля откроем эту загадку… Доминика, пойдем же. Нам нужно успеть прийти туда и разобраться со всем этим, прежде чем тебя заметит Агнес или Жрец.

Альмира поднялась с лавочки и потянула Доминику за собой. Они вышли из Золотой аллеи и направились, куда нужно, внимательно смотря на карту.

Но не пройдя и пяти минут, они заметили, что карта-то сломалась. И ничего не показывает.

– В чем дело? – взволновалась Альмира. – Почему карта не работает?

Второе испытание, которое находится в Розовом саду, можно пройти лишь одному. В Розовый сад и зайти можно тоже лишь одному. Кроме того, дорогу к нему можно искать лишь одному. Такое испытание придумал Жрец, для того, чтобы никто никому не смог помочь. И победитель тоже будет лишь один – тот, кто первый войдет в Розовый сад. Поторопитесь!

Послание в виде письма постепенно пропечаталось на карте, и по мере прочтения Альмира взволновалась.

– Выходит, чтобы победить, нужно самому первому прийти в Розовый сад. Это следует сделать тебе, Доминика. Но ты не знаешь дороги туда, а я ее знаю. Есть варианты, как нам поступить?

– Неа, – качнула головой Доминика.

– Кроме того, по пути тебе могут встретиться люди Жреца или гвардейцы Агнес и помешать тебе. Или же они придут туда быстрее, чем ты, тем более, что ты не знаешь дороги. Как помочь тебе попасть в Розовый сад и помешать им, вот это действительно сложный вопрос…

Альмира задумалась. Доминика решила еще раз внимательно рассмотреть ее. На вид нельзя было сказать, сколько Альмире лет. Худенькая, хрупкая, но в то же время активная и, возможно, жизнерадостная – такой она была. Белые волосы с черным мелированием отлично гармонировали с нарядом, коротким черным платьем с белыми полосками, сзади были длиннее, чем спереди. Белые перчатки выглядели немного жутковато, и Доминика поначалу пугалась их, но потом поняла, что это такой же элемент ее своеобразного наряда, как черные чулки и широкая бело-серая накидка.

– Придумала! – воскликнула она. – Я ведь тоже что-то могу, а именно – сделать тебя невидимой и дать Нить Пути.

– «Нить Пути»? Что это такое?

– Я покину тебя, чтобы ты смогла выполнить испытание, так как нужно прийти в Розовый сад одной. Но, раз ты не знаешь пути, я протяну отсюда до сада нить, которую сможешь видеть только ты. Потом дойдешь до него самым коротким путем, в то время как тебя никто не заметит, ведь я буду следовать за тобой, чтобы никто не нашел тебя, – выпалила она на одном дыхании. – Закрой глаза.

Доминика подчинилась, и, когда прошло всего минут пять, Альмиры уже не было. В руках у нее оказалась тоненькая серебристая нить, которая петляла между домов, а все вокруг нее было будто в прозрачном тумане, засыпанным снегом.

Она пошла вслед за ней, и углубилась внутрь домов, иногда срезая путь через дворы.

Людей почти не было, если они и были, то проходили мимо и иногда даже вскользь нее, не обращая на нее ровно никакого внимания.

Во дворе какого-то двухэтажного желтого дома, с маленьким дворником с палисадниками и лавочками, который был освещен одним лишь фонарем, стояли качели. На них была девочка лет десяти с виду, но точно младше Доминики, со светлыми косичками и в розовом платье. Она заметила Доминику, непонятно почему, ведь Альмира говорила, что она невидима.

– Давай дружить, – сказала она тонким голосом.

– Ну, давай, – нехотя произнесла Доминика. – Я тороплюсь.

– Мы быстро. Давай пойдем ко мне в гости.

– Но я же даже не знаю, как тебя зовут! – возмутилась Доминика.

– Анабель. А тебя?

Девочка решила, что, если она скажет свое настоящее имя, Анабель поймет, кто она и что она – Каролинг. Поэтому она обманула ее и ответила, что ее зовут Энн.

– Вот и славно. – Странная знакомая хлопнула в ладоши и проговорила: – Пойдем же быстрее.

– Погоди, – остановила ее девочка. – Почему ты гуляешь ночью?

– Ночью? Так тут всегда ночь, ты разве не знала? В городе Осени каждый день карнавал, и солнце никогда не восходит…

– Неужели? Что, совсем никогда?

– Да. Зачем же оно нужно?

Доминика решила перевести тему, а потом выяснить у Альмиры, так ли это.

– Анабель, а где твои родители?

– Они ушли на карнавал. Мама продает булочки, а папа – делает кинжалы.

– Так почему же ты тут одна?

Анабель, казалось, перевела тему и поторопила Доминику, чтобы идти к ней домой.

– Пошли, давай, поторопимся же.

– Ладно. – Доминика вошла вслед за новой знакомой в мрачный с виду подъезд. Они поднялись на второй этаж, и Анабель открыла дверь своей квартиры.

– У нас тут тесно, но уютно. – И зажгла свет.

Тесный коридорчик, завешанный куртками и пальто, осветился парой тусклых лампочек, но они не стали там задерживаться, а прошли в единственную комнату квартиры.

На окне висела гирлянда из фонариков, мелко переливающихся и придающих комнате таинственный вид, – больше источников света в комнате не было.

– Фонари очень дорогие, – словно подслушав ее мысли, ответила Анабель. – У нас есть гирлянда и три лампочки. Зато посмотри, сколько у нас масок!

В комнате были две кровати – одна большая и широкая, накрытая красным покрывалом, другая – поменьше, но мягче, с розовым покрывалом. Еще был стол с двумя табуретами, засыпанный бумагами, высокий шкаф с одеждой и тумбочка.

Они сели на кровать. Доминика нашла комнату уютной, даже несмотря на то что обои были старыми и потертыми, а пол накрыт сомнительного вида ковром.

На стене висел кинжал с красной ручкой. Анабель объяснила, что это один из них, что делает ее отец на заводе Алой герцогини. Когда-то ему вместо зарплаты заплатили им. Он не стал продавать его, а повесил на стену, потому что кинжал – единственная дорогая вещь в их квартире.

Хозяйка потянула к себе голубую коробку, из которой вынула много масок: тонких и скромных.

– Их следует часто менять, – объяснила она. – Не забывайте надевать маску, выходя на карнавал, ведь если ты появляешься лишь в одной маске, то это признак того, что ты беден. Мы не такие бедные, как те, что поют песни на улицах города, выпрашивая милостыню, поэтому можем позволить себе менять маски. Твоя маска довольно дорогая, – заметила она, поглядев на синюю бархатную маску Доминики. – У тебя их много?

– Нет. Лишь одна.

– Одна? И такая дорогая? Кто ты?

Увильнуть от вопроса не удалось, поэтому Доминике пришлось сказать правду, пусть и частичную:.

– Я пришла в этот город лишь сегодня.

Анабель как-то странно на нее взглянула и спросила:

– Будешь чай?

– Попробую.

Девочка повернулась в сторону кухни, подошла к двери и, резко закрыв ее, прыгнула к Доминике и сорвала с нее маску.

– Алая герцогиня говорила, что тот, кто отдаст ей принцессу, получит пятьсот золотых монет, – выдохнула она. – Я знала, что это ты, но именно ты поможешь нам уехать отсюда.

Увидев подвох, Доминика спешно отпихнула девочку и, схватив серебряную нить, что всегда была с ней, подбежала к окну.

– Хоть бы убежать поскорее, хоть бы время остановилось, – пробормотала она, пытаясь отделаться от Анабель.

И тут Анабель застыла. Думая, что это ей помогла Альмира. Доминика выбежала из комнаты, быстро слетела с лестницы, пробежала через двор и поскорее помчалась вслед за нитью, решив больше никогда не останавливаться…

25. Тайна Амелии Каролинг. Розовый сад

Доминика даже не успела подумать, что же это было… Почему та странная девочка решила поймать ее? И почему она видела ее, если Альмира сказала ей, что она невидима?

Решив больше не отвлекаться, Доминика бегом поспешила за серебристой нитью, ведь, если Агнес приказала схватить ее, нужно, чтобы никто больше ее не заметил.

Странно, но больше Доминика не видела никого и никто не увидел ее, не считая Анабель…

Девочка решила вообще не задумываться о том, почему только Анабель видела ее, но мысли как-то сами приходили к ней, и, наконец, ей стало совсем страшно.

Но ненадолго, ведь она уже дошла до Розового сада – дверь в него находилась в узеньком промежутке между домами. На ней так и было написано: «Розовый сад».

Да, найти его было очень, даже не так, подозрительно легко! Но серебристая нить исчезла, и ее остатки скрылись под дверью, поэтому Доминика не сомневалась, что дошла туда, куда просила ее дойти Альмира.

Рассмотрев внимательно дома, девочка заметила, что они, на удивление, неказистые! Дом, который был слева, небольшой и двухэтажный был тёмным и, возможно, пустым, потому что ни в одном его окне не горел свет. А стены дома, находящегося справа, были ободранными и покрашенными. На вид, давным-давно. Им точно потребовался бы ремонт. И свет горел лишь в самом дальнем от девочки окне.

Зато дверь в розовый сад ярко сверкала и переливалась золотым светом и, казалось, прямо манила к себе.

Открыв дверную ручку, Доминика не спеша шагнула внутрь…

И оказалась в чудесном саду с ярко-голубым небом, по которому проплывали воздушно-розовые, как сахарная вата, облака.

По бокам от изогнутой красной каменной дорожки росли розы – их было так много, что не хватало места на земле, чтобы все они уместились. Они, словно виноградные побеги, росли вверх и будто арки создавали лабиринт из роз – алых, словно кровь, белых, желтых и, конечно же, розовых. Крупные бутоны в изобилии тянулись к солнцу, а их изумрудные листья создавали тень в этом изумительно волшебном лабиринте…

Доминика пошла по нему прямо, но увидела ответвление. В какой-то книге она давным-давно читала, что всегда нужно держаться левой стороны. А может быть, правой. Поэтому она и сама не знала, куда идет…

Но вдруг она увидела беседку: все дороги лабиринта вели к ней, увитой самыми крупными и самыми красивыми розами. Беседка была сделана из белого мрамора, и вокруг нее, как охранники, стояли белые статуи дев в римской одежде.

Ну а что было в ней, Доминика не видела, ведь полог из роз не давал ей этого сделать.

Войдя в беседку по белым ажурным ступенькам, девочка откинула прекрасную занавесу и увидела…

Увидела саму Амелию Каролинг.

Невозможно было сказать, что есть кто-то, кто может быть прекраснее ее: принцесса была словно соткана из самых нежнейших роз и воздуха облаков. Длинное сиренево-розовое платье из воздушного шелка, украшенное мелкими розочками, подчеркивало стройную и маленькую фигурку этой дивной феи. Персиковая кожа рук и лица сияла, а большие, совсем детские глаза не смотрели на девочку, потому что Амелия, казалось, была увлечена разглядыванием розовых кустов. Но самыми красивыми были волосы – длинные, почти до пояса, пышные, переливающиеся на солнце янтарно-каштанового цвета.

Доминика восторженно ахнула, и необычная красавица подняла глаза.

– Я ждала тебя! – воскликнула она. – Я рада, что ты пришла!

– Меня? – удивилась Доминика. – Но почему именно меня?

– Ты еще не поняла… – прошептала Амелия. – Еще не поняла, кто ты.

– Я – принцесса, мне уже говорили, – ответила девушка. – Но почему именно я?

– Ты не знаешь… Ты еще совсем ничего не знаешь… Не знаешь и о том, что ты – моя дочь… Доминика, ты – единственная надежда Каролингов и единственная оставшаяся в живых.

– В живых? А ты?

– Ты ничего не знаешь… – Она вздохнула. – Я расскажу тебе все с самого начала, не таясь. У нас мало времени, и я могу быть в этом Розовом саду еще лишь час. Потом ты никогда не сможешь увидеть меня – только этот, первый и последний раз. Я объясню тебе все тайны, окутывающие твою жизнь и, если что-нибудь нужно будет узнать, помогу, но лишь советом. Ведь я всего лишь бесплотный дух, и ты не сможешь даже меня обнять. Доминика, ты – моя единственная надежда и единственная радость в моей жизни, единственное хорошее воспоминание…

– Мама… – прошептала девочка и попробовала коснуться ее, но у нее не получилось – рука прошла сквозь это милое видение.

А между тем прекрасная Амелия Каролинг начала свой рассказ:

– Вся моя жизнь, увы, не принадлежала мне. Ты спросишь: почему так получилось? И я отвечу – нелегко быть королевской крови и прожить счастливую жизнь… Всегда найдутся те, кто захотят ее испортить – завистливые, придворные, заговорщики. Или, может быть, против тебя пойдет народ и тогда тебя никто, увы, не спасет и даже не пожалеет. Именно моя семья испытала на себе самую тяжесть заговора – королеву, мою мать, выслали в опалу почти сразу же после моего рождения, и я никогда ее не видела. Видимо, заговорщик смог наплести ложь королю… А потом отравить его. И я даже знаю, кто был этим заговорщиком. Тот, кого я помнила с самого детства, кто считался моим наставником и учителем. Я никогда не поверила бы в это – но это так. Я думала, заговорщики против Каролингов где-то далеко – но злодей всегда был со мной… Он внушал мне, что никому не нужно доверять: я так и поступала, но всегда доверяла тому, кому доверять не надо – ему. Конечно, ведь после гибели обоих родителей у меня никого не оставалось, кроме него. Я была всего лишь шестилетней принцессой – и народ хотел меня слушать и подчинялся любому моему слову. Я всегда поступала, как хотел он. Тот, кто, как мне казалось, хотел мне только добра. И тот, кто, как он сам говорил, был всегда верным слугой королевской семьи и никогда бы не смог допустить, чтобы со мной что-то случилось… Да, мой наставник не выпускал меня из дворца, не разрешал никому сказать и намека, что именно он отравил короля и выслал королеву. Он правил, Доминика… Правил моей рукой и моими словами, которым верил весь народ. Он говорил мне, что всегда будет оберегать меня – и он же меня и убил.

– Но кто же он? – спросила Доминика.

– Вот так и вышло, что я даже не знаю его имени, девочка моя. Он служил гербу Каролингов, королевской семье, и носил титул Жреца, верховного жреца карнавала. Я поняла только сейчас, что никогда даже не видела его лица – он всегда носил большую, темную маску и широкое одеяние. Да, он выглядел устрашающе – и слуги всегда сторонились его, а народ никогда не видел, потому что он всегда был в тени. Я говорю тебе, Жрец – само зло, и именно он виноват в том, что меня больше нет в живых. А я столько лет не видела тебя. Где ты была все это время, моя милая?

– Я никогда не знала о мире карнавала и не представляла, что я буду делать здесь. Меня воспитывала тетя Марта.

– Я не знаю ее, но мне кажется, что Жрец упрятал тебя до нужного момента. Он хочет зла и тебе, Доминика, поэтому верь мне и никогда не верь ему.

– Хорошо, – согласилась девочка. – Я никогда не буду ему верить.

Тут Доминика вспомнила про Агнес, Алую герцогиню, про которую Альмира говорила узнать у Амелии Каролинг.

– А что же Агнес? – спросила она. – Стоит ли ей доверять?

– Алая герцогиня? – переспросила принцесса и, когда Доминика кивнула, продолжила: – Я мало ее знала, но именно она раскрыла глаза мне на Жреца. Я отлично помню этот день, ведь именно с него все и началось. Я никогда не выходила из дворца, особенно в дни городских праздников. Меня можно было найти в своей комнате или в кабинете Жреца. В тот день, когда весь город ликовал в честь какого-то удачного похода, – тот праздник назывался Балом Двух роз, – и когда мне было семнадцать лет, я, как обычно, находилась в кабинете Жреца и читала. Я помню, как туда зашла герцогиня и спросила, где он. Я ответила, что не знаю, но лучше ждать его в кабинете. Она немного посидела и сказала мне тогда:

– Амелия, а почему ты никогда не бываешь на городских праздниках? Почему, когда все веселятся, ты сидишь здесь – ты ведь принцесса, и никто не должен запрещать тебе выходить.

– Но Жрец говорит, что там опасно, – возразила Амелия.

– Опасно? – Агнес расхохоталась. – Уж нигде опаснее нет, чем именно в этом кабинете, рядом с Жрецом. Я знаю, он говорил тебе, кто виновен в смерти твоих родителей.

– Нет. Он говорил, что они умерли из-за заговора…

– Я пришла предупредить тебя. – Голос Агнес стал совсем тихим. – Сегодня в городе праздник. Отмечают победу над городом Времени. Поэтому дворец стал совсем пуст и никто не сможет защитить тебя. Тем не менее, именно сегодня тебя, Амелия, хотят убить… Я знаю об этом заговоре и пришла сюда, чтобы предупредить Жреца. Но его нет и, возможно, сегодня он вообще не придет.

Агнес встала и направилась к двери.

– Подумай над моими словами, Амелия. Тебе лучше скрыться в толпе карнавала, чем ждать здесь, зная, что тебя ждет. – И ушла.

Я не поверила ей сперва, потому что Жрец не разрешал мне доверять незнакомцам. Но внезапно во всем дворце потух свет – и вдали коридора раздались шаги… Тяжелые и грузные.

Я поняла, что это – то, о чем предупреждала меня Агнес. И спряталась за плотной бархатной занавеской.

В комнату совершенно тихо вошли двое мужчин в темной форме, капюшонах, полностью скрывающих лицо – возможно, это были наемники. Они обшарили комнату, заглянули во все шкафы и даже под стол. И когда один из них прошептал: «Найдите ее, она должна быть здесь», они ушли в соседнюю комнату.

Я не стала больше медлить: быстро переоделась в свой самый скромный голубой бальный костюм, надела плащ и темную маску – и впервые в жизни выбежала из дома.

Громкость и живость улицы поразила меня – всю жизнь я привыкла к тишине и спокойствию дворца, выходя лишь на балкончик для обращения к людям, а теперь испугалась. Большие скопления людей, громкие фейерверки – а самое главное, я боялась, что меня увидит Жрец или его приближенные, и поэтому шла медленно, по возможности вообще не привлекая внимания.

Но один человек меня все-таки заметил. Я пробегала мимо танцевальной площади, не зная, куда мне идти, чтобы не заблудиться – и тут меня кто-то пригласил на танец.

Высокий, красивый и явно уверенный в себе.

– Александр, – представился он.

Я назвала свое настоящее имя.

Мы протанцевали долго, и он все время улыбался мне. А потом куда-то увел. Я так и не поняла, что случилось – он сказал мне, что полюбил меня, а потом мое платье перестало быть голубым – оно потеряло цвет и стало черным. Сразу же Александр куда-то испарился, и я, понимая, что совершила большую ошибку, поспешила во дворец, надеясь, что моего отсутствия никто не заметил. Но этого не случилось. Меня уже поджидал Жрец. Он увидел мое серое платье и сказал, что я больше недостойна быть Каролингом.