Текст книги "Обладание лишенностью (СИ)"

Автор книги: Фишбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Что вы так смотрите? – спросил Том и сделал еще глоток шоколада. – Это просто мысли вслух.

Гермиона какое-то время молчала, стараясь сформулировать абстрактные переживания в слова, а Том явно через силу съел еще два печенья. Они так и не успели продолжить, как пришел Макс. На веревке он вел большего рыжего пса непонятной породы.

– Его зовут Юксаре, – сказал он очень серьезно и опустился перед псом на корточки. – Его могли продать в цирк.

Юксаре завилял хвостом, лизнул Максу лицо, а потом уткнулся носом Тому в ладони – наверно, учуял печенье.

– Не вздумай давать ему сладкое! – сказала Гермиона, а Макс заулыбался и притянул Юксаре к себе.

– У него такая умная морда, правда?

– Уж точнее поумнее твоей, – фыркнул Том. – Как собака переживет переключение, если даже я чуть не сдох?

– Он поздоровее тебя будет, – ответил Макс и почесал Юксаре за ухом. – У дворняг много генов намешано, поэтому, по статистике, они меньше подвержены врожденным заболеваниям типа порока сердца. Я этот вопрос изучал, умник.

Том нахмурился и посмотрел на Гермиону, словно ждал, что она его поддержит.

– Мы сначала тестировали переключатель на животных, Том, – сказала она. Юксаре неожиданно тявкнул и уткнулся лбом Тому в руки.

Они собрались быстро – меньше, чем за пятнадцать минут. Макс держал Юксаре на руках, и выглядело это немного нелепо, но по-другому не получалось захватить и его лапу медной цепочкой. Том старался держаться подальше, поэтому стоял вплотную к Гермионе. За мгновение до переключения Юксаре лизнул Тому руку, оттягивая рукав, и Гермиона с облегчением заметила, что запястья были совершенно чистыми.

***

На втором этаже магазина была всего одна дверь, а перед ней крошечный диван с журнальным столиком, на котором всегда стояли цветы. Рон покупал цветы для нее в магазин, хоть она и была там нечасто, отправлял в кабинет и ставил дома.

– Как ты думаешь, в каком возрасте наши дети станут взрослыми? – спросила Гермиона, перебирая в руках лепестки красных роз.

Внизу шумели покупатели, а какой-то ребенок, кажется, съел кровопролитную конфету.

– Когда окончат школу и… – Рон переклонился через перила, чтобы посмотреть, что стряслось, а потом продолжил: – Не знаю. Не хочу, чтобы они быстро взрослели.

Он поправил удлинители ушей, что свисали от лестницы до самого пола первого этажа и снова повернулся к Гермионе. Гермиона села на крошечный диван.

– Тому сейчас шестнадцать, – сказала она и выразительно посмотрела на Рона.

Рон нахмурился и сложил руки на груди.

– Он – другой разговор.

– Он не другой разговор. Месяц назад он не мог самостоятельно зажечь плиту.

– Допустим.

– Ему сейчас нельзя жить одному, – сказала Гермиона и сглотнула. – Знаешь, что отличает взрослого от ребенка? Взрослый здраво распоряжается своим свободным временем, а Том вчера полдня шлялся где-то, а потом еще полдня… – Ей не хотелось вслух описывать то, что случилось.

Тут же вспомнился холодный вечерний воздух с улицы, полутемная комната, закрытая щеколда и всего мгновение – ужасно крошечное, – когда Гермиона боялась увидеть то, что могло быть за дверью. В вечер перед поимкой Уэллса она в который раз напомнила себе, что взяла ответственность за Тома на себя.

Из того дня ее вырвал Рон: медленно выдохнул, наклонился немного вперед, отчего волосы упали на лоб. Гермионе легко было засмотреться на него, на его лицо и тусклые тени, которые почему-то особенно ярко подчеркивали глаза. Прежде чем сказать, Рон сжал в руках декоративную подушку:

– Так что было потом?

– Ох. Потом… он сидел над какой-то темной книгой и рыдал.

Она тогда вышла из комнаты прежде, чем Том ее заметил.

– Он читает темные книги?

– Я не это хотела сказать.

– Конечно, не это, – легко согласился Рон. – Но ты сама знаешь, что ему как два пальца об асфальт запустить Аваду или, например, оглушить нас. А у нас дома дети. Я не хочу, чтобы Роза и Хьюго были в опасности.

– Сейчас он не опасен, – возразила Гермиона. От того, что ситуацию нужно было контролировать даже рядом с Роном, ей стало невыносимо тошно. – И у него нет палочки.

– Он Волдеморт. Он всегда опасен, а палочка – не такая большая проблема.

Она промолчала и отвернулась. Отчаяние начало сводить пальцы и тянуть ее всем телом к полу, и Гермиона уже хотела что-то сказать, как Рон ее опередил:

– Пусть Макс его забирает. Ему нужна компания.

– Ты и без меня знаешь, что Макс не состоянии позаботиться даже о себе.

На ней всегда было слишком много ответственности. Гермиона выпрямилась, чтобы даже этим жестом доказать себе, что она может это потянуть.

– Ты не думаешь о детях, – сказал Рон и убрал волосы со лба. Гермиона снова завороженно смотрела на его веснушки, уже давно родные черты лица и почему-то разозлилась.

– Я как раз думаю о детях!

Она поднялась с крошечного дивана. Рон взмахнул палочкой и поставил заглушающие чары.

– Если что-то с ними случится, то ты себе не простишь. Так что мы его забирать не будем.

– А если с ним что-то случится, то я, по-твоему, это себе прощу? – спросила Гермиона, а Рон так и замер перед ней с открытым ртом.

– А что с ним может случиться?

Вопрос прозвучал очень осторожно, как будто Рон только сейчас понял, что она имела в виду с самого начала. Наверно, он как всегда подумал о Джордже и последствиях войны. На его веснушчатом лице застыло странное выражение осознания и – едва различимое – беспокойства. Рон надавил пальцами на переносицу, а потом взял ее за руку и снова утянул на диван.

– Ты запишешь его к Франческе, – сказал Рон и замолчал, словно старался подобрать слова. – Надо знать, с чем мы имеем дело. Может так случиться, что он просто слишком хороший актер.

– А может так случиться, что он напишет «Здесь был Брукс» и повесится? – спросила Гермиона и опустила голову на руки.

На первом этаже шумели покупатели, что-то стрекотало и шуршало над головой. На уровне глаз стояли красные розы, и ей сложно было на них не смотреть.

– Оставим детей еще на время у мамы, ладно?

Она хотела ответить «нет». Рон положил руку ей на спину. Гермиона вздохнула и снова выпрямилась, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Расширим мою кладовую, сделаем комнату, – добавил он все так же осторожно. – Я приготовлю пирог со шпинатом…

– Если ты сможешь запихнуть этот пирог в Тома, то будешь даже круче доктора Стренджа.

Рон слабо улыбнулся – это не было временем шуток.

– Я в него запихну еще пудинг и свежевыжатый сок, дорогая. За все хорошее и против всего плохого!

Она тоже попробовала выдавить улыбку.

В тот же вечер они в четыре руки расширяли кладовку сложной вязью заклинаний, врезали окно и ставили кровать. Гермиона села на пол возле коробок и засмотрелась на Рона с палочкой в руке, на длинные тени предметов и голые стены. В голове крутился странный вопрос: все ли она делала правильно?

Потом они сидели на полу вместе, плечом к плечу, а Гермиона рассказала, как Юксаре после переключения начал разносить ее кабинет, погрыз легендарный плед и облаял Перси, которому что-то понадобилось на их этаже.

На коленях у Рона лежал Живоглот: громко мурчал и бодался мордой Гермионе в ладони, когда она протянула к нему руку.

– Хьюго обыграл в карты весь вагон старост, – сказал Рон. В новой комнате было очень тихо и чисто, и ничего, кроме их голосов не нарушало эту тишину. Дом был пуст.

Она повернулась к Рону.

– Расскажи подробнее.

========== Глава 3. Шепот ветра ==========

Том ступал по их дому осторожно, как человек, что вернулся в опасное или губительное место. Он поставил свой чемодан у входа и осмотрелся: Гермиона только заметила, как он скосил глаза в угол комнаты.

Рон сложил руки на груди и хмуро на них посмотрел.

– Надеюсь, ты не притворяешься.

– Сэр, – ответил ему Том, – если я принесу вам вред, то меня, скорее всего, просто убьют.

– Но вред это не отменит.

Ветер ударился в окна, и ставни задрожали. Рон поморщился, поднял чемодан Тома и пошел вверх по лестнице.

Она ощущала напряжение, но еще больше на нее навалилось, словно бетонная плита, чувство пугающего безразличия.

– Гермиона говорила мне, что ты читаешь темные книги.

Том замер на месте и со звуком сглотнул. Похоже, подумала Гермиона, ему было очень неуютно.

– Послушайте, мистер Уизли, – подчеркнуто спокойно сказал Том, – я не собираюсь сейчас творить магию. Извините, если я доставлю вам неудобства в вашем доме.

«Вам» и «вашем» он выговорил особенно отчетливо. Гермиона отстранено заметила, как прямо он держался, но все равно без прежнего достоинства. Словно Том больше не видел смысла в этом и умышленно ставил себя на ступеньку ниже Рона.

Она положила холодную ладонь на шею, спина снова разболелась. Ей вспомнилась их кухня в 43 году и поза Тома с поджатыми ногами.

– Довольно.

Рон снова нахмурился, а Том поймал ее взгляд и улыбнулся уголком губ, будто был благодарен за поддержку. Хотя, если подумать, ей совсем не хотелось становиться на его сторону – наоборот, в своем пугающем безразличии она жаждала, чтобы это все прекратилось.

Позже, когда они с Роном сидели на кухне напротив друг друга, она сказала:

– Я не прошу тебя полюбить его. Я понимаю, что это не тот человек, которого можно любить, и тебе трудно. Мне тоже трудно. Просто, пожалуйста, прошу тебя, давай будем добры к нему. Этот Том, – Гермиона сделала отдельный акцент на слове «этот», – еще может быть неплохим.

Рон взял ее за руку, провел по ладони большим пальцем.

– Он такой худой, – сказал Рон со вздохом, словно хотел сказать вовсе не это.

После Гермиона со смешанными чувствами поднялась на второй этаж и, не успев постучать, заметила через приоткрытую дверь Тома. Он сидел на полу над своим чемоданом, зажимал рот ладонью и часто-часто моргал. От этой картины она почувствовала только усталость и, так и не постучав, прошла мимо.

Гермиона проснулась от того, что правая половина кровати пустовала. Она села, коснувшись ступнями холодного пола. В горле пересохло, и Гермиона вышла из спальни и замерла у перил.

С первого этажа были слышны голоса, и она почему-то присела на корточки, чтобы остаться незамеченной. На тумбочке лежали ее наручные часы, но она не стала за ними возвращаться. Гермиона шепотом наколдовала «темпус» – было четыре часа утра.

Она услышала голос Рона – уставший, едва-едва строгий, а потом вспомнила, что сегодня была первая ночь Тома в их доме.

– Эй, посмотри сюда. Эта штука проигрывает музыку через наушники. Вот так вставлять, вот так переключать песни.

– И как это поможет уснуть? – спросил Том очень уж желчно, и Гермиона поджала губы. Но Рон, как всегда, ответил удивительно спокойно:

– Очень просто. Пощелкай, там есть классическая музыка. Но на первом этаже лучше не оставляй – он от магии может начать материться.

Гермиона видела сквозь перила силуэт Тома на высоком стуле – снова эта поза с поджатыми ногами – и Рона, который облокотился о стол и смотрел на него. В доме было темно, а первый этаж освещали несколько зажженных свечей и старая люстра, которая почему-то выдерживала на себе любую магию.

Сначала Гермиона хотела спуститься, но малодушно передумала и снова села у перил. Она провела рукой по колену и отвернулась, чтобы не смотреть на очертания кухни. Ей не хотелось снова говорить с Томом, хоть и причин этому она найти не могла.

– Подожди немного, я нагрею тебе молока, – сказал Рон серьезно. – Если будет еще что-то помимо бессонницы – скажи мне или Гермионе. Лучше, наверно, Гермионе. Меня ты терпеть не можешь.

Том странно хмыкнул, его было плохо видно – только нечеткий силуэт и руки, в которых он сжимал чашку.

– Я не собираюсь беспокоить никого из вас такими пустяками, как бессонница.

Гермиона ушла спать дальше, все еще чувствуя, как сердце бьется в груди. Она почти сразу уснула, а на задворках сознания осталась мысль, что они совершенно не знали, что происходит у Тома в голове.

На работе она читала заметку 1947 года, где в источниках была указана «Создание заклинаний по теории эмпирзма» Рэндольфа Картера. На диване сидел Макс и очень раздражающе щелкал магловской ручкой.

– Как думаешь, я достоин заботится о Юксаре?

– Конечно, – не отвлекаясь от текста, ответила Гермиона. После затянувшейся тишины она подняла взгляд на Макса и, вздохнув, добавила: – Ты все делаешь правильно. Я думаю, это самая счастливая собака во всех мирах.

Макс только криво улыбнулся, и оставшееся время они больше не говорили.

Второй ночью она проснулась в то же время и снова вышла к перилам. Гермиона почувствовала тепло от того, что вместо нее на кухне сидел Рон, хотя, конечно же, этого не хотел. Она с трудом смогла разглядеть силуэты Рона и Тома. Ветер качал занавески за ними, и она какое-то время завороженно смотрела на них, а потом услышала тихий, но четкий вопрос Рона:

– Ты о чем-то думаешь, и это не дает тебе спать?

– Я постоянно думаю, – резко ответил Том. Чашка громко стукнула об стол, а Гермиона глубоко вдохнула.

– Можешь не говорить, если не хочешь. Мне иногда снится война. Очень важно знать, что это уже прошло.

– Мне не снится моя война, – слово «моя» Том выговорил особенно четко. – Ничего из того, что было.

Она крепко зажмурилась – казалось очень реальным, возможным выйти на кухню и узнать все проблемы Тома разом, а потом, так же одним рывком – все их решить.

На работу Гермиона опоздала и на входе чуть не споткнулась о портфель Макса, что стоял у дивана. Он сам встал, одним движением сложил плед и разгладил вчерашнюю одежду.

– Я нашел в архивах, что «Создание заклинаний…» последний раз упоминается в штате Массачусетс в 90-х годах, и уже отправил туда Люпина с напарницей. Хотел быть полезным.

Она не раз замечала, что трудоголизм Макса был вызван не любовью к работе, поэтому как всегда похвалила его немного более восторженно, чем на самом деле хотела.

На третий день Гермиона даже не удивилась, что по правую руку от нее была только смятая свежая простынь. Она прошла до перил, чувствуя босыми ступнями холодный паркет, и снова села на корточки.

– Мистер Уизли…

– Всемогущий Мерлин, ты живешь в моем доме, зови меня просто Рон.

– Вам не стоит каждый раз вставать, когда я сижу здесь, – протянул Том с легкой ноткой упрека. Гермиона хмыкнула. Каков наглец. – Я даже свет не зажигаю.

– Глупости, Том. Возьми, это сон-без-сновидений. Только глоток, это поможет тебе заснуть.

– Если это правда поможет… – ответил Том слишком устало. В дневное время она почти его не видела, но вдруг осознала, что он уже очень давно не спал нормально. – То спасибо.

– Шуруй в постель, – сказал Рон и, как только Том сделал один жадный глоток, забрал у него бутылочку. – А то уснешь за столом.

Утром ей на лицо прыгнул Живоглот и начал вылизывать подбородок. Она подхватилась на кровати и еще несколько минут сидела, всматриваясь в стену. Может, стоило попросить Гарри потренировать Макса, как аврора, чтобы он хоть иногда начал улыбаться? В голове было слишком много мыслей, а обязанности когтистой кошачьей лапой царапали ее изнутри.

На четвертый день Гермиона надеялась, что она не проснется посреди ночи, но подскочила от кошмара. Его детали тут же испарились, оставив только легкое чувство нереальности настоящего. Она по привычке вышла к перилам.

– Не помогает? – она услышала голос Рона, что был громче, чем обычно.

– Этого мало, – послышался раздраженный ответ Тома. – Я проспал только три часа, а потом…

– Давно ты не можешь спать вообще?

– Недели две, может, три, – сказал Том бесцветным голосом. Она увидела, как он уронил голову на руки. – Я не знаю. Я ухожу в кровать.

– Постой. На, выпей еще. Франческа скажет, как тебе помочь, надо продержаться только еще пару дней до записи.

– Мне не нужна ничья помощь, – отрезал Том удивительно спокойным голосом, а Рон, выругавшись, взял его за локоть и потащил на второй этаж.

Гермиона не стала уходить, и они столкнулись на лестнице. Она открыла дверь в комнату Тома, и Рон усадил его на кровать. Том вяло оттолкнул руки Рона и завернулся в одеяло.

– Тут ужасно душно, – сказал Гермиона и открыла окно. Она взяла со стола старый затасканный плеер, который покупала еще себе много лет назад, нашла какую-то колыбельную и вставила Тому наушники, аккуратно приподняв его голову. – Надеюсь, так он не проснется, когда кончится действие зелья.

Рон только хмыкнул и сел на пол возле кровати. Комната медленно наполнялась свежим воздухом. Какое-то время они сидели молча, взявшись за руки. Плечо Рона упиралось ей в плечо, и по телу растянулось приятное спокойствие.

– Пошли спать, дорогая, – вздохнул он. И они пошли, так и не сказав больше друг другу ни слова.

В пятую ночь она проснулась сама, хоть Рон и был рядом. Она, едва касаясь, провела пальцами по его лицу, ощущая легкую щетину, и встала. Спустила босые ступни на холодный пол и впервые за эти дни вспомнила про домашние тапочки. Гермиона вышла к перилам и устало провела рукой по лицу, когда увидела свет на кухне. Том сидел за столом, поджав под себя ноги, и слушал что-то через плеер. Она спустилась на первый этаж. Ветер трепал занавески, по коже пошли неприятные мурашки.

– Опять проснулся? – спросила она тихо, но Том резко поднял голову и посмотрел на нее. Он подпер щеку рукой, ничего не сказав. – Тебе сделать чай или нагреть молока?

Том покачал головой и вытащил наушники. Он слабо, натянуто улыбнулся и сказал:

– Я опять мешаю вам спать.

Почему-то при ней он всегда старался улыбнуться. Может, мельком подумала Гермиона, снова не хотел показаться уязвимым. Она подтянула стул ближе к нему, села рядом и указала дату на календаре.

– Уже суббота. Ничего страшного.

– Ваши дети не здесь из-за меня, – сказал Том и посмотрел ей в глаза. Он закусил губу, словно хотел добавить еще что-то, а потом отвернулся. – Роза и Хьюго, ага?

– Ага, – в тон ему ответила Гермиона.

– Я ничего им не сделаю. Если хотите, я даже не буду выходить из комнаты. – Вдруг он выругался, а потом на выдохе сказал: – Какой же я мерзкий. Может, мне лучше провалиться под землю.

– Я хочу, – вздохнула Гермиона, – чтобы ты перестал себя обзывать.

Том отмахнулся от нее и соскочил со стула.

– Постой, Том. Подожди же. – Она легко взяла его за руку, когда он проигнорировал ее слова. – Завтра у тебя сеанс с психотерапевтом. Подумай, что бы ты хотел рассказать Франческе.

Он так ничего и не ответил, а Гермиона почувствовала, как у нее в груди что-то сломалось. Ей так сильно хотелось решить его проблему, что саднило ладони.

Утром у плиты стоял Рон: взмахнув палочкой, он разложил со сковородки на тарелки румяную глазунью, а стаканы сами по себе наполнились соком.

– Ты знаешь, что такое гастрит? – спросил он Тома и сложил руки на груди. На нем была одна из тех ярких цветных футболок, такие же яркие шорты и бежевый кардиган, который Гермиона дарила ему еще на тридцатилетие. Она невольно засмотрелась на Рона и всего на мгновение представила, что они были на кухне вдвоем.

Том, нахмурившись, отодвинул от себя тарелку.

– Если я съем это, меня вырвет.

– А от чего тебя не вырвет? Чай? Печенье, маффины, блинчики, пирожные, запеченная курица, пирог со шпинатом, сэндвич с сыром? М? Я приготовлю все, что ты съешь.

Рон наклонился ближе к Тому и заглянул в его лицо. Гермиона хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Ты выглядишь так, будто хочешь маффин и чай. Договор?

– Я хочу, чтобы меня сбила фура, а вовсе не маффин и чай, – выплюнул Том и широко улыбнулся, увидев реакцию Рона. Он соскочил со стула и ушел по ступенькам в свою комнату, даже не хлопнув дверью.

Рон громко вздохнул и уронил голову на руки.

– Я вообще не врубаюсь, что у него в голове.

Гермиона только вздохнула и пошла к Тому в комнату.

– А почему просто нельзя пить зелье? – спросил ее Том, когда они аппарировали прямо в Министерство.

– Потому что зелье может только притупить симптомы, а когда начнется привыкание – даже этого не будет. Магловская психотерапия комбинирует метод лечения, а у магов, увы, еще нет ничего подобного.

Она мягко толкнула его в спину.

– Давай, заходи. Меня не будет видно, можешь даже представить, что меня нет.

Том обернулся через плечо и кивнул. Гермиона поднялась на второй этаж кабинета и осторожно ступила на стеклянный пол: под ногами простилалась огромная комната, заставленная книжными стеллажами и множеством мебели, но даже так ей казалось, что там избыток незаполненного пространства.

Гермиона села в кресло, чувствуя странную дрожь во всем теле. Она сцепила пальцы в замок и посмотрела вниз. Через это стекло Том не мог ее видеть.

– Присаживайся. Меня зовут Франческа Роузмен.

Том сел в излишне мягкое кресло, немного помедлил и представился. Франческа мало изменилась с того времени, как Гермиона видела ее в последний раз, разве что просто постарела.

– Ты знаешь, что наши разговоры также слушает миссис Грейнджер? Ей нужно это для отчетности.

Ее голос был низким и мягким, но Том замер в одной позе, так и не расслабившись. Он кивнул и склонил голову к плечу.

– Сейчас я хочу просто выслушать тебя, хорошо?

Гермиона понимала, что нельзя так в одночасье понять, что с ним было не так, а его молчание еще больше раздражало ее. Раздражала эта непричастность ко всему, что происходило вокруг него. Том молчал какое-то время, как будто даже не услышал ее вопрос. Наконец он с расстановкой сказал:

– Когда я узнал, что в будущем все мои планы были провальными, то… – Он запнулся и, выдохнув, прикрыл глаза. – Все показалось таким тупым. Все, что я делаю, это просто бесполезно. В этом просто нет смысла.

Она заметила, как он сжал подлокотник.

– Я искал другой способ достичь бессмертия, – сказал Том словно через силу, а Гермиона вспомнила его витражную комнату в 43-ем году и кричащую книгу с темными заклятиями. – Но ничего не нашел. Совершенно ничего.

В огромном кабинете Франчески Роузмен Том казался ужасно маленьким, и Гермиона почувствовала странную жалось. Она посмотрела на носки своих туфель и на стекло, что было у нее под ногами. Через окна было мало света, черты лица Тома смазались, а сам он, казалось, стал частью комнаты.

Франческа молчала. Она всегда была немногословна, сколько Гермиона ее знала.

– Иногда мне кажется, – протянул Том, повернув голову к окну, отчего его глаза казались удивительно яркими даже с такого расстояния, – что я ничтожно маленький в сравнении со всем миром вокруг. Словно… все мои действия бесполезны.

– Какие твои действия бесполезны, Том? – впервые спросила его Франческа.

Гермиона скинула лодочки и села в кресло с ногами. Неужели она настолько мало участвовала в его жизни, что… она мотнула головой: кому, как не ей, известно, что ничьей вины в этом не было.

– Я не могу сконцентрироваться… да, на чтении не могу. Я просто смотрю на книгу и не могу понять, что там написано.

Его голос был тихим, немного неуверенным, и Гермиона очень захотела завернуть Тома в одеяло. У нее снова начала болеть спина, и она положила холодную ладонь на шею.

– И я за месяц не прочитал ни одной книги. Мне неинтересно. Кажется, что я занимаюсь чем-то бредовым. Я не могу спать.

– У тебя бессонница? – спросила Франческа все тем же приятным тоном. Ее кресло было точно идентично креслу Тома, но не казалось настолько мягким и обволакивающим.

Том не сразу отреагировал на ее вопрос, сквозь пол-потолок было видно, как он приобнял себя руками и дернулся, словно хотел поджать под себя ноги.

– Я могу уснуть на пару часов днем, а ночью только под зельем.

Том уперся лбом в колени и добавил:

– Я очень, очень устал. Если есть способ это прекратить…

– От одного сеанса я не смогу поставить диагноз и понять, какие таблетки тебе подходят, – сказала Франческа даже серьезнее, чем, возможно, следовало. – Просто говори. Если тебе будет легче, то можешь лечь на кушетку.

– Будет, наверно, – ответил Том и медленно встал, а потом осторожно коснулся кушетки ладонью, как будто проверяя ее реальность, лег и сложил руки на животе. Так Гермиона могла видеть его лицо и тусклые синие глаза. – По ночам у меня панические атаки, как говорит миссис Грейнджер, и каждый раз я как будто умираю, и это сначала было очень страшно.

Он закрыл глаза и совсем немного расслабился – опустил одну руку рядом с собой. Поэтому, вдруг поняла Гермиона, он каждую ночь сидел на кухне.

– А потом?

– Потом я привык, – ответил Том. – Кажется, что сейчас я уже не боюсь. Я ничего не боюсь, – добавил он уже увереннее, а Гермиона невольно вздрогнула. – Бывают дни, я их называю плохими днями… Я тогда уговариваю себя встать с кровати или сходить в туалет. Это так ужасно звучит. Раньше мне, например, казалось что-то очень простым – прочитать книгу, застелить кровать, сходить куда-то… Что-то найти… – Том неожиданно замолчал, а потом, спустя бесконечно долгие несколько минут, добавил: – Я только занимаю место.

– Почему ты так думаешь?

– Вы, наверно, издеваетесь, – фыркнул он. – Я ничего не делаю целыми днями, я вообще не знаю, что мне делать в этом, – слово «этом» Том словно выплюнул, – паршивом времени. Хотя, вроде бы, возможностей куча. Я просто слишком недалекий, чтобы этим распоряжаться.

Спустя время, когда Том вышел от Франчески, он выглядел еще больше опустошенным, чем всегда. Он ничего не сказал Гермионе и отводил глаза, когда она пыталась поймать его взгляд.

Дома она достала из безразмерного шкафа кресло-мешок, который купила еще очень давно и совсем не использовала, потому что в нем было неудобно работать, и принесла его в комнату Тома. Включила на ноутбуке Розы (потому что компьютер был все еще сломан) сериал от «Би-би-си» про Мерлина и усадила Тома смотреть. Потом, подумав, сделала ему овощной салат.

– Отдыхай. Ты огромный молодец, Том. Ешь салат.

И, не удержавшись, потрепала его по голове.

***

У них были четкие координаты. Гермиона толкнула дверь хлипкого дома, но та только дрогнула. Макс хмыкнул, а Гермиона вспомнила очень похожую сцену из какого-то фильма.

– Что-то я не верю, что мы приносим пользу, – сказал он и наклонился, чтобы не задеть головой карниз. Макс обтрусил штаны, а потом, чертыхнувшись, стукнул тростью об пол, а вся его одежда вмиг разгладилась.

В углах дома колыхалась от ветра паутина.

– Пользу приносят даже пауки.

– Но мы-то не пауки, – ответил Макс. Он осмотрелся. – Библиотека, скорее всего, в подвале.

Она не любила слушать рассуждения Макса, но, конечно, никогда ему об этом не говорила. Для нее важность их работы была категорично очевидной.

– Эти книги, которые мы разыскиваем, помогают восстановить культурное наследие магической Британии. – Гермиона пошла за Максом, а половицы скрипели у нее под ногами. – Если бы мы искали сожженную «Мадонну с младенцем» кисти Лукаса Кранаха, вроде, старшего, то ты бы так не возмущался.

На волосы упал паук и побежал по шее, но Гермиона быстро смахнула его и продолжила:

– Мы узнаем больше про другие миры. На это могут уйти годы, но – но! – это наука, Максимилиан!

– Все же от авроров больше пользы, – нахмурился Макс и, не особо церемонясь с магией, толкнул тростью дверь в подвал. Та страшно заскрипела и отворилась.

Наверху что-то грохнуло от сквозняка, и у них за спиной упала картина. Вести дискуссии настроения не было, но Гермиона выдохнула и, сражаясь с желанием молчать, сказала:

– Это ты так думаешь.

– Они ищут убийц, учувствуют в поисковых операциях, спасают гражданских…

– Макс! Они – это, конечно, важно. А библиотекарь, по-твоему, не работа?

Она могла перечислить множество специальностей, которые казались на первый взгляд пустяковыми, но не посчитала нужным. У нее было свое представление мира, и в этой картине каждая часть общества идеально вписывалась в его строй.

– Работа, конечно, – ответил он. – Но наши книги никому не нужны, кроме разве что Отдела тайн.

Гермиона громко фыркнула и хотела напомнить ему про магический университет, для которого они так же собирали информацию, но просто выдохнула. Она не нуждалась в том, чтобы быть кому-то нужной в настолько глобальном плане.

– А если так случится, что в нашем мире исчезнет совершенно вся информация? – все же спросила она. – Все будет уничтожено. За примерами ходить далеко не надо – сколько всего было сожжено во время Второй мировой! Наш мир теперь имеет уникальную возможность восстановиться, как в компьютерной игре.

Иногда они с Роном, особенно когда дети были в Хогвартсе, проходили множество игр на компьютере Розы. Она уже хотела спросить, знает ли Макс про компьютерные игры, как ступенька провалилась у нее под ногами.

– Чем тебе не участие в поисковой операции? – фыркнула Гермиона, вытрушивая из кроссовка труху и пыль. – Да даже если бы мы натирали метлы, то, скажи, никому бы не пригодились? На чем вообще основано твое убеждение, что ты никому не нужен? Выкинь это из головы.

Макс остановился перед ней и демонстративно взмахнул тростью, очищая пыль на стеллажах и столах.

– Очень дельный совет, Гермиона. В тебе я не сомневался.

Она вызвала «акцио» «Путешествия сюда и туда» Джона Чемберза, и книга со свистом прилетела ей в руку. На верху с неприятным бахами ветер врезался в ставни, а дверь подвала с грохотом закрылась. Она снова взглянула на Макса – на то, как он, поморщившись от боли, сел на корточки и открыл нижние дверцы одного из шкафов; на его отросшие волосы непонятного цвета; и почувствовала что-то сродни раздражению.

Гермиона понимала, о чем они говорили, но этих разговоров становилось все больше.

– Если ты продолжишь мыслить в этом направлении, то окончательно впадешь в тоску, – наконец сказала она и спрятала книгу в сумку. – Разве тебе для осознания своей важности недостаточно фактов?

– Ты всегда так, – ответил Макс и еще ниже склонился к пыльным книгам, вчитываясь в названия. – Это работает совсем по-другому. Нельзя собрать все мысли в голове, выделить из них рациональные, а нерациональные закинуть в корзину.

Хотелось доказать обратное, она даже уже глубоко вдохнула, но закашлялась от пыли.

– Даже сейчас ты уверена, что я просто тебя недопонял.

Макс резко поднялся и, оглядев подвал еще раз, пошел к выходу.

– Книгу мы нашли. Делать тут больше нечего.

И они поднялись по ступенькам, перешли затхлую комнату первого этажа, чтобы вырваться на свежий вечерний воздух Лондона 1943 года.

***

В понедельник вернулись дети. Роза за завтраком сказала, не прожевав овсянку:

– Ты обычно нам книги из прошлого тащишь.

И выразительно посмотрела на Тома.

– Осторожнее со словами, мелкая, – ответил Том достаточно серьезно и направил на Розу вилку, – а то я могу и заавадить.

Хьюго рассмеялся. Хорошо, что Рон ушел на работу раньше и не слышал этого, подумала Гермиона.

На работе все валилось из рук, Юксаре грыз ее любимый плед и ножку стола, а в груди стягивался узел. Она впервые за долгое время решила поехать домой на метро и всю дорогу бездумно смотрела на лица людей перед собой, даже не открывая книгу.