Текст книги "Обладание лишенностью (СИ)"

Автор книги: Фишбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Не знаю, если честно, – вдруг сказал Том то, чего она ожидала меньше всего.

***

В библиотеке они не сидели без дела: Гермиона листала какой-то толстенный справочник по магическим травам, чтобы создать видимость работы, а Макс осторожно выглядывал Уэллса.

Помещение давило на нее, как и ожидание – чем дольше они находились здесь, тем меньше времени оставалось в первом мире от летних каникул. До летних каникул Гермионе раньше особо не было дела, но Роза и Хьюго, которых она видела только по праздникам в этом году… Нужно было быстрее закончить задание, раньше срока, чтобы урвать с ними лишнюю неделю.

– Я его вижу, – тихо сказал Макс, наклонившись к Гермионе. Он был уставшим – опять, наверно, не спал полночи и о чем-то думал. – Когда брать будем?

– Как выйдет, – ответила она.

Они нашли его уже на второй день, но все никак не могли застать одного. Уэллс всегда аппарировал при выходе из здания, даже если ему нужно было пройти сто метров к следующему магазину.

– Успеем?

– Я пойду одна, – ответила Гермиона и нахмурилась. Успеет. Все годы после войны они с Роном и Гарри раз в неделю встречались не за пинтой пива в каком-нибудь магловском баре, а на аврорском полигоне.

– Я снова твоя обуза, – сказал Макс, нахмурившись. – Если бы не я, ты бы взяла его еще вчера.

Она не стала придавать этим словам значения. Уэллс завозился на месте – поставил книгу на полку, скинул потрепанные свитки в сумку и пошел к выходу. Гермиона кивнула Максу и встала. Кончики пальцев приятно покалывало, когда она следовала за ним, повторяя его шаги.

Коридор библиотеки – больше старый, чем волшебный – заставлял смотреть четко перед собой, а не по сторонам.

Как только дверь выпустила на улицу их обоих, Уэллс поздоровался с каким-то знакомым и ушел вместе с ним прочь. Гермиона провела ладонью по лицу. Еще один потерянный день. Она пошла обратно. Было много мыслей: о Роне, о детях, почему-то о Томе, которого они оставили совсем одного в той большой квартире витражных стекол.

– У него встреча, – сказала Гермиона и упала на свой стул. – Снова!

Макс посмотрел на нее странно – наверно, надеялся, что она несмотря ни на что сможет выполнить свое обещание. Он сильно преувеличивал ее возможности.

– Иногда нам мешает третья сила, – сказал он, заправляя за ухо отросшую прядь волос непонятного цвета.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Гермиона и подняла голову со стола. Ее всюду преследовали кружащие в лучах света пылинки, даже в такой далекой от реальности библиотеке.

– События, которые никак от нас не зависят. Твои желания – чернила, что все равно исчезают, как бы ты ни хотел, чтобы они остались на бумаге.

В библиотеке было тихо. Она огляделась и не увидела знакомых лиц. Потом улыбнулась – чернильные желания… Это было очень похоже на то, что она чувствовала.

– Да, – ответила она. – Мы ходим за ним по пятам…

– Так говорят только старперы.

– Хорошо, мы пасем его уже четыре дня! И ни разу! – она перешла на громкий шепот. – Ни разу он не оставался один! В этом точно есть какая-то закономерность.

Гермиона снова уронила голову на руки. Закономерность проще простого – Уэллс был чертовым параноиком. Ему мерещилось, что за его бесценным трудами охотятся люди Гриндевальда или Отдел тайн. Впрочем, подумала Гермиона, отчасти он был прав.

– Но ты имел ввиду не только Уэллса, – поняла вдруг она и выпрямилась. – Ты опять думаешь об этом?

– Не думаю. – Он махнул рукой. – Много событий в нашей жизни происходят сами по себе.

Макс подпер щеку рукой, и оттого стало больше заметно, как он молод.

– У всех решений есть последствия, – ответила Гермиона. Солнечный луч из библиотечного окна ложился полосой света на книжные шкафы и стол. – Просто они непредсказуемы.

– Это я и называю третьей силой.

– Ты много о ней говоришь в последнее время, – сказала она.

– Да. Было бы не так обидно, если бы меня поранили на задании, – ответил Макс и закинул в рот обычную современную жвачку. При других обстоятельствах она бы, может, разозлилась. – Грюм был вообще без ноги!

– У Грюма, Максимилиан, было много времени и на двух ногах.

Если бы не третья сила, то многие из героев войны были бы живы. Гермиона сжала подол юбки.

Они какое-то время молчали: Макс ушел в себя и бездумно листал страницы старого пыльного справочника по травам, а Гермиона смотрела на бесконечные стеллажи. Книги тянули ее к себе пыльными обложками и запутанными строчками на разных языках.

– Детей из Хогвартса Рон встречал без меня, – сказала она.

– Работа есть работа, – ответил Макс, и раньше она, может быть, согласилась. – Ты не думала, что делать с Томом?

Она поняла, о чем он, но все равно спросила:

– Что ты имеешь ввиду?

– По документам он под твоей опекой.

– Я уделяю ему достаточно времени, – ответила она, хотя, конечно, так не думала. Иногда места, где они были с Максом, удивительно описывали ее настроение: даже библиотека с ее длинными шершавыми столами казалась неуместно пустой и безлюдной.

– Не зря он напросился с нами на задание.

Гермиона промолчала. Не хотелось видеть его, когда ее дети оставались дома. Снова вспомнилась сцена на кухне – Том (или Роза) на стуле с поджатыми ногами, и Гермиона решительно встала.

Она сказала Максу, что собирается в книжный, и он пошел с ней.

Здесь был уже август – начало понемногу холодать, и Гермиона накинула поверх блузы приталенный пиджак. Она взяла Макса за руку и прямо с улицы у библиотеки аппарировала их в нескольких кварталах от Чаринг-Кросс-Роуд. Они снова были в каком-то тупике, как раз таком, который хочется покинуть как можно быстрее. На ступеньках сидел кот без хвоста, и непонятно, его подрали собаки или замучили хулиганы.

Район был благополучным, и люди одевались тут немного по-другому. Женщины носили слишком похожие юбки – такие же, как и у самой Гермионы – и приталенные пиджаки, а мужчины однотипные костюмы простого кроя.

– Мы идем в тот книжный? – спросил ее Макс, и она просто кивнула. Дорога была недолгой, хоть Макс, как и обычно, шел медленно, и приходилось останавливаться, чтобы ждать его. На самом деле, она и не знала, куда так спешила на этот раз.

Они взяли себе по эспрессо без сахара. Даже во время войны здесь были покупатели, хоть и не так много. Некоторые просто читали на одном из старых больших диванов, а продавец их не выгонял. Иногда, если честно, ей хотелось остаться здесь навсегда – смотреть через витрину на улочку со старыми домами, нетронутыми блицем, листать дешевые книги на газетной бумаге и жить только ради этих мгновений.

Гермиона положила перед собой три тома комикса от Марвел про Капитана Америку. Они были еще не так популярны, да и привозили их из Штатов.

– Роза и Хьюго попросили купить, – сказала она. – Они любят, когда я привожу им что-то с другого времени.

Из других миров она привозила им книги – такие книги, которых нельзя было найти нигде больше. Гермиона любило свою работу в том числе за возможность делать что-то особенное.

Макс ей не ответил: он бездумно листал какую-то брошюру и отпивал кофе маленькими глотками. Она поставила чашку и пошла к кассе, но снова остановилась у стенда с комиксами. Гермиона взяла еще первый выпуск «Капитана Америки» для Тома.

***

Гермиона проснулась от запаха овсянки. На кухне стоял Том – он сосредоточенно читал рецепт на упаковке и одновременно помешивал кашу в кастрюле. Ей стало на мгновение очень смешно: Роза могла приготовить даже шоколадное печенье почти с закрытыми глазами, а у Хьюго прекрасно получались глазунья и тосты.

Он ее, кажется, не замечал или не хотел замечать. Гермиона тоже сделала вид, что кухня пустая – молча села на стул и сложила руки перед собой. Том зевнул, а после провел рукой по лицу.

– Ты добавил молоко?

– А?

– В кашу. Молоко.

На мгновение ей почудилось, что Том растерялся, но потом он открыл оставленный на столе чемоданчик Макса и достал оттуда бутылку молока. Повертел ее в руках, будто проверяя на реальность.

– Столько?

Гермиона подошла поближе и заглянула в кастрюлю. В последнее время у Тома подрагивали руки.

– Да.

Он как-то странно на нее посмотрел и промолчал. Они позавтракали втроем, почти не разговаривая. Макс ушел сам искать Уэллса, да и шансов перехватить его сегодня было откровенно мало.

Гермиона весь день сидела в своей комнате, где почему-то было мало света и свежего воздуха, и разбирала документы. Сопоставляла временные рамки пропаж Уэллса и немного читала очередной роман Ирвина Ялома.

Вечером она вспомнила о комиксе, который купила для Тома. Гермиона постучала – никто не отозвался, и она вошла. Сначала увидела большое витражное окно, которые казалось единственной светлой точкой среди плотной вечерней темноты. Потом уже заметила Тома – свет от витражного окна укрывал его голову, плечи и руки как полупрозрачная шелковая вуаль.

Комнату пронзил долгий громкий крик – кричала книга на его столе. Том взял обычный магловский молоток и забил глубже один из гвоздей, которые держали обложку раскрытой.

Гермиона глубоко вдохнула и отложила на тумбочку комикс. Том все еще как будто ее не замечал или не хотел замечать. Тени на его лице казались осколками витражных стёкол.

– Что ты хочешь найти? – строго спросила она и сложила руки на груди. Ей захотелось его оглушить, но она сделала еще один вдох и сжала в руке палочку. Том хмыкнул и забил следующий гвоздь – из страниц книги вырвалось человеческое лицо, искаженное в агонии, и завизжало так, что задрожали стекла.

Гермиона скривилась – скорее не от звука, который раздирал ее сознание, а от того, что ей предстояло сделать. Она подошла к Тому, забрала у него из руки молоток, взяла со стола гвоздь и одним движением вбила его в середину переплета. Визг тут же схлопнулся.

Витражные стекла за его спиной освещали всю комнату. Том молчал.

– В этой книге нет того, что ты ищешь, – сказала Гермиона. На языке вязли горечь и разочарование.

Том склонился над книгой и перелистнул на содержание. Нахмурился. Гермиона когда-то читала ее – еще в юности, когда слишком сложно было устоять перед новыми знаниями.

– Если ты продолжишь изучать темную магию, то я буду вынуждена усилить контроль. Я думала, что ты понял, куда это приведет.

Она подняла палочку, совсем не зная, какое заклинание сотворить. Может, стоило просто стереть Тому память об этой книге и этом разговоре, но как бы это решило проблему?

Том замер – совсем трудно было понять, что у него на уме, но Гермиона вздрогнула. У него не было палочки. Он перед ней оказался совершенно беззащитен и от этого казался куда уязвимее, чем раньше.

– Скажи хоть что-то в свое оправдание.

– Я боюсь умирать.

– Что, прости?

– Я боюсь умирать! – выкрикнул он и отшатнулся. – У меня нет никакого запасного плана. Все, к чему я шел с первого дня поступления в Хогвартс – теперь просто ничто. Понимаете? Ничто!

Она опустила палочку. Том наблюдал за каждым ее движением – как человек, который ждет нападения. Он был бледен, даже бледнее, чем обычно, а волосы спутались и липли ко лбу.

– Я хотел придумать что-то другое, – добавил Том на полтона тише, – но нет ничего. Все мои старания не принесли ничего – и я умер в вашем мире позорной смертью.

Гермиона подошла к нему ближе, но Том сделал шаг назад и ударился спиной о витражные окна. Он обхватил себя руками. Ей показалось, что в этот миг ему на плечи уронили бетонную плиту – так одиноко и отчаянно выглядел этот жест.

– Все, что я делаю, способен делать каждый, – сказал он и отвел взгляд. Свет путался в волосах. – В моей жизни нет ничего выдающегося, все мои действия лишены смысла.

Она осторожно протянула к нему руку и, раскрыв ладонь, дотронулась до плеча. Том дернулся и закрыл глаза. Гермиона нетвердо шагнула навстречу. Глаза почему-то щипало – от жалости к Тому или, наоборот, от неприязни к себе, она не знала.

– Тяжело тебе сейчас, да? – спросила она и положила ладонь ему на спину. Замерев, она долго думала, стоит ли утешать. Гермиона не знала, нужны ли ему ее объятия или ласковые слова. Все же Том был ей совершенно чужим.

Чужим, но сердце екало, как старая заводная игрушка, когда она утром или вечером видела его за кухонным столом с книгой.

– Вам не противно меня касаться?

После этой фразы она все же решилась погладить его по спине. Он вздрогнул, как будто стряхивая с себя кошмар. Гермиона сглотнула, чувствуя, как ком застрял в горле.

Под пальцами ощущалась его мягкая домашняя футболка.

– Я жалкий, – сказал Том и отстранился. Она меньше всего ожидала услышать в этих его словах столько уверенности. – И дурак. Поэтому ничего не могу придумать.

Он сел на кровать и замолчал. Гермиона протянула ему комикс про Капитана Америку.

– Спасибо, – сказал Том и вымучено улыбнулся. Стеклянные тени искажали его молодое лицо, добавляя резкости линий. – Мне надо его прочитать?

– Только если хочешь.

– Я постараюсь.

Она вышла из его комнаты, все еще прокручивая в голове последнюю фразу. Начало ломить виски.

Гермиона села на кухне, не найдя в себе сил оставаться за закрытой дверью. Хоть Том и был ей чужим, она не могла отделаться от неприятного чувства, что не может ему помочь. Ее знания в любой области магии были бесполезны.

Чай почти остыл, и чашка еле-еле грела ладони. Через какое-то время пришел Том: сел возле нее читать комикс.

– У меня лучше получается сосредоточиться, когда кто-то рядом, – сказал он, нахмурившись. Свет от лампы плохо освещал страницы, и Гермиона уже хотела сказать ему об этом, но что-то ее остановило: может, как Том внимательно вчитывался в текст или то, как у него дрожали руки. Гермиона не выдержала и заварила чай – вложила горячую чашку в ладони, случайно коснувшись пальцев.

– Ты засыпаешь уже, – сказала она. Том только хмыкнул и подпер голову рукой.

– Я еще тут посижу, – ответил он как-то совсем устало и зевнул. – Немножко.

***

Она снова сидела в комнате Тома: все то же витражное окно, через которое проходило слишком много света, стол, заваленный темными, страшными книгами и кровать, особенно сиротливая и далекая от остальной мебели. Как сильно это отличалось от той квартиры Тома, где они его поселили в будущем.

Том просто лежал на боку, обняв себя руками, и внимательно рассматривал Гермиону. А может, как всегда, смотрел ей куда-то за спину. Она не знала, как его окликнуть или начать разговор – раньше у нее не было такого опыта.

– Ты не выходил завтракать, – наконец сказала она и замолчала, в уме перебирая возможные слова.

– Извините, я не голодный, – ответил Том как-то слишком просто. Может, стоило встать и уйти – подальше из этой витражной комнаты, но она продолжила:

– И не выходил обедать.

Том улыбнулся – так легко, словно улыбался каждый день. Он завозился на кровати и подпер голову рукой. Гермиона подвинула стул ближе, все же какие-то предчувствие не давало ей покинуть эту комнату.

– Как думаешь, почему у тебя нет аппетита? – спросила она, внимательно его рассматривая. На нем были бежевые пижамные штаны, которые она купила ему еще там, в будущем, и такая же простая черная футболка. Том снова улыбнулся – слишком непривычный для него жест – и, кажется, отвел взгляд. – Хочешь, я принесу тебе что-то? Что ты хочешь?

В комнате было душно, а в закатном солнце летали, как крошечные мошки, пылинки. Том почти не отреагировал на ее слова, только прикрыл глаза и медленно выдохнул.

– Сэндвич? – на вдохе спросил он как будто сам себя.

На кухне Гермиона чуть было не порезалась, снова вспомнив, как Хьюго заболел каким-то гриппом и целый день провалялся в постели, пока она не пришла с работы и не нашла нужное зелье. Том даже не пошевелился, так же лежал на боку, подпирая голову рукой. Она почти сразу, как зашла, положила ладонь ему на лоб – очень холодный и сухой. У нее в пальцах запутались черные кудряшки. Том не отшатнулся.

Она долго подбирала слова, чтобы не спугнуть его, как маленького степного зверька. Том уже почти доел свой сэндвич, как вдруг закрыл рот рукой и подхватился с кровати. Он немного так постоял, а потом убрал ладонь и выдохнул.

– Показалось.

– Ты не можешь есть, потому что тебя тошнит? – прямо спросила она.

– Нет, меня тошнит, потому что мне кусок в горло не лезет, – отрезал Том. Он снова поджал под себя ноги, и Гермиона пересела со стула на кровать рядом к нему.

– Тебя что-то волнует?

Том замер, а потом уткнулся носом в свои колени. В этот момент он выглядел до того уязвимо, почти по-детски, что Гермиона сжала в кулаке уголок одеяла.

– Нет, ничего, – ответил Том и поднял на нее взгляд.

– Ты плачешь.

Том резко вдохнул ртом воздух и застыл. В комнате по-прежнему было душно и уже почти темно. Длинные тени от витражного окна расползались по полу подобно ночным кошмарам.

– Я никогда не плачу.

Это прозвучало слишком уверенно, поэтому Гермиона провела большим пальцем у него по щеке.

– А лицо почему-то мокрое, – ответила Гермиона и показала ему открытую ладонь, влажную от его слез. Она подвинулась к нему ближе. – Что такое?

Том дернулся в сторону и закрыл лицо руками. Все сироты плачут так тихо? Он так и сидел какое-то время, не издавая ни звука. Кончики пальцев покалывало, а сердце стучало подобно загнанной степной птице.

Все вокруг было таким обычным, простым, совершенно плоским, и тем больше закатные тени придавали вещам объем.

– Том?

Она аккуратно взяла его за запястье и отвела руку от лица. Сжала мокрую ладонь, почему-то не решаясь его обнять.

– Том!

Он вздрогнул и рефлекторно тоже сжал ее руку.

– Не трогайте меня, – сказал он словно через силу. Голос прозвучал неожиданно, но Гермиона не отпустила его. Просто потому, что знала, что в такие моменты ни в коем случае нельзя отпускать. – Я мерзкий и жалкий. Как вам только не противно находиться со мной рядом.

Гермиона подвинулась еще ближе к нему, почувствовала тепло его тела и легкую, едва различимую дрожь. В комнате окончательно стемнело, и очертания лица Тома сделались мягче.

Хотелось открыть окно, чтобы запустить хоть вздох свежего воздуха, но она не сделала этого, не сдвинулась с места. Ладонь Тома, которую она все еще сжимала, наконец-то стала теплой и немного влажной.

– Ты очень важен, Том, – сказала она тихо, но он только хмыкнул. – Давай… давай немного поговорим, ладно? Я постараюсь понять.

В темноте было не видно, плачет он еще или нет, поэтому она снова осторожно коснулась его влажной щеки. Том шумно выдохнул.

– Расскажи, что тебя больше всего радует в жизни, – попросила она и сжала его ладонь. – Что угодно.

Это чувство было подобно хрупкому стеклянному шарику – страшно было одним неверным движением разбить его и потерять во множестве осколков. У нее начинала болеть спина так долго сидеть в одной позе, но она не привыкла сдаваться. Особенно сейчас.

– Мне нравилось долго искать что-то, а потом находить, – сказал Том, скорее всего неосознанно сжимая ее ладонь. – Мне нравилось, когда я был лучшим в школе. И читать старые книги. Строить планы.

– Хочешь, я завтра куплю тебе любую книгу, которую ты захочешь?

Сначала хотелось добавить «не темную», но в сердце что-то екнуло, как екало каждый раз, когда она была готова простить любую оплошность своим детям.

– Нет, мне… – он споткнулся об слово, – страшно. Потому что я не могу сосредоточиться даже на комиксе. Я просто не могу.

Он вдруг накрыл ее руку своей свободной рукой и спросил:

– Как это называется?

Гермиона медленно выдохнула. Том вновь часто-часто задышал, убрал руку за спину и отвернулся. На секунду ей показалось, что она услышала всхлип, но это просто ветер ударился в окно. Сироты, напомнила она себе, всегда плакали бесшумно.

– Я стал таким никчемным. Я не знаю, почему. Я не знаю…

Она с трудом сдерживала себя, чтобы не притянуть его в объятия, но тогда бы их диалог прервался на недосказанности. Том начал дрожать сильнее и снова закрыл лицо свободной рукой. Слова вязли на языке.

– Я больше не оставлю тебя одного, ага? – спросила она. Это решение далось ей не так просто. – Мы что-то придумаем.

В комнате стало совсем душно, а Том сильнее сжал ее руку.

– С тобой посидеть?

– Нет, не стоит.

Она все равно осталась.

***

– Напомните, что мы делаем в подворотне? – спросил Том, а Макс громко зашипел на него. – Ты змеюка, – выплюнул он и чуть не упал от затрещины. Макс заулыбался, как подросток.

Они сидели под полуразрушенной лестницей закрытого магазина. Кто мог подумать, что Уэллс уведет их из магического квартала!

– Ты сам за нами увязался, – строго сказала Гермиона. – Не нужно было устраивать эту глупую слежку, и тогда бы не пришлось сидеть тут.

– Так, может, я пойду?

– Ага, полетишь! – фыркнул Макс. – Из того здания должен выйти Уэллс. Гермиона, мы по плану?

Гермиона кивнула. Сидеть под лестницей было сыро, горло сдавливал затхлый воздух, а на ухо слишком громко дышал Макс. Особенно ярко на контрасте темных стен тупика она видела оживленную улицу, бело-серые, залитые солнцем дома и магазинчик, откуда они ждали Уэллса. Гермиона снова спряталась за стену, и мир вокруг потемнел.

– Том, чтобы не терять твой рабочий потенциал, упадешь Уэллсу на хвост, если он смешается с толпой.

Том скривился. В темноте плохо получилось считать по губам все матерные слова, которые он успел прошептать.

– И потом что? Мне его вырубить голыми руками?

– Я сейчас тебя вырублю голыми руками! – сказал Макс и протянул Тому палочку. – Сигнальные искры запусти.

– А Министерство?

– А тебя здесь уже не существует, – ответила Гермиона. – Как и меня с Максом. Я перерегистрировала твою палочку.

Дальше они замолчали: из магазинчика вышел Уэллс, плотно прижимая к ногам портфель с рукописью, и пошел прямо на них. Гермиона сразу наложила дезиллюминационные чары и затаила дыхание. Сердце бухало в груди.

– Гермиона, – на грани слышимости прошептал Том ей на ухо, – это сильное заклинание?

Она поняла, о чем он, и кивнула. Уэллс замер перед лестницей, достал палочку, набросил на себя несколько заклинаний и сел за повалившимся на землю дымоходом. Ей было удивительно, что за два года убрали еще не всю разруху, принесенную блицем.

Том глубоко вдохнул и выбрался из укрытия. Она не видела его, только почувствовала, как он задел ее рукой, а потом заметила слабую, едва различимую рябь на фоне стены.

Уэллс огляделся и достал маховик. Чертов параноик. Том оглушил его заклинанием за мгновение до того, как он сделал первый оборот.

Макс вылез первым и сначала легко стукнул тростью Тому по голове, а потом так же, едва коснувшись, по макушке Гермионы. Маскирующие чары спали.

– Молодец! – сказал он и пожал Тому руку. – Я в тебе не сомневался!

Том отвел взгляд, словно похвала была адресована кому угодно, но не ему.

Гермиона наклонилась над Уэллсом, достала из портфеля нужные листы и сказала копирующее заклятие. Они стояли так где-то минуту – Гермиона вслушивалась в приятное шуршание бумаги, а Том с Максом молчали. После она добавила Уэллсу обливиэйта и сказала:

– Ну что, в квартиру и назад в будущее?

Том шел немного впереди – вел их более короткой дорогой. С рынка Спиталфилдса послышался лай, и Макс напрягся. Мимо них пробежали дети с тележкой макулатуры.

– Там собак раздают, – сказал Том и остановился. Он немного улыбнулся. Похоже, сегодняшняя вылазка хоть немного, но вытянула его из того настроения.

– Идите, я вас догоню.

И Макс ушел в сторону рынка. Гермиона и Том переглянулись.

– У тебя очень хорошая реакция, – сказала Гермиона. Сначала она хотела добавить, что справилась бы сама, если бы Том не загораживал собой выход из укрытия, но в последний момент промолчала. Нельзя было винить его, даже если очень хотелось.

– Мне не стоило за вами идти, – ответил Том спокойно и отвернулся. Она мельком заметила, как он нахмурил брови. – Я мог все испортить.

– Но не испортил, – строго сказала Гермиона и сложила руки на груди. – Ты умница, Том, правда.

Он промолчал и пошел вперед. Она заметила, как всю дорогу Том сжимал и разжимал кулаки. Наверно, подумала Гермиона, будь у него какая-то безделушка вроде кольца на пальце или серьги в ухе, он крутил бы ее без конца. До квартиры они дошли за четверть часа.

– Вы так и не забрали у меня палочку.

Том достал ее, но вместо того, чтобы напасть, выронил и сполз вниз по стенке. Он задышал урывками, как будто для этого нужно было огромное усилие.

Она подобрала его палочку и сложила в сумку. Том все еще хватал ртом воздух. Ей стало очень не по себе.

– Я сейчас отключусь, – совсем тихо сказал он. – Или… – Том с трудом вдохнул, – умру. Сердце остановится.

Она присела на корточки, перехватила его руки и переплела их пальцы. Том дрожал. На его лице был такой ужас, что она тоже испугалась.

– Том, – позвала она, – посмотри на меня и повторяй. Вдох, – Гермиона вдохнула, и Том сделал так же. Его волосы спутались и липли ко лбу. – Выдох. Вдох. Выдох.

Какое-то время они просто дышали. Гермиона терпеливо смотрела на Тома, крепко держала его руки и старалась уловить любую новую эмоцию на лице напротив. Она невольно заметила, что у него за спиной от стены отклеился кусочек обоев.

– Мне страшно, – вдруг сказал Том охрипшим голосом, снова забыв про дыхание. – Я не хочу умирать. Я боюсь… Мне…

В коридоре было темно и слишком пусто. Гермиона закусила губу, а Том хватал ртом воздух, так и не вдыхая. Он смотрел на нее испуганно, его начала бить крупная дрожь.

– Дыши! И сосредоточься на одной точке! – сказала она, а потом, уже больше для себя, чем для него, спросила: – Том, а ты знаешь, что делают кофе на кокосовом молоке?

– Чего?

Гермиона могла рассказать ему даже строение атомного реактора, только бы немного отвлечься.

Было почему-то холодно, словно рядом проплыл дементор. Том зажмурился и сжал губы.

– Дыши и смотри в одну точку. Это сейчас пройдет, ага?

Том, кажется, и вправду сосредоточился. Он начал дышать легче и медленнее.

– А соленую карамель ты пробовал? – спросила она, хотя, конечно, можно было попросить вынести трехзначное число из-под корня или еще чего интереснее.

В коридоре было мало света, но ее внимание упорно привлекал кусочек обоев.

– В приюте сестричка варила карамель, и кто-то перевернул в нее банку с солью, – ответил Том и неожиданно рассмеялся. Его голос дрожал от этого неправильного, истерического смеха, и слова были нечеткими: то слишком громкими, то едва различимыми. – И ее отдали нам к чаю, потому что никуда больше не денешь.

– Я куплю тебе кофе с нормальной соленой карамелью, – выдохнула Гермиона.

– Правда? – спросил Том и крепче сжал ее руки.

– Правда. Давай, теперь нам нужно встать с пола.

Она поднялась и потянула Тома на себя. Он с трудом встал и, расцепив их руки, оперся о стену.

– Не забывай дышать, – сказала она, и Том тут же пару раз глубоко вдохнул-выдохнул, но уже без прошлого усилия. Он казался слишком уязвимым и даже не одернул руку, когда она снова поймала его влажную ладонь. – У тебя была паническая атака. От нее еще никто ни разу не умирал.

Она усадила его за стол на кухне и открыла сумочку. Удивительно, что было еще утро – складывалось впечатление потерянного времени. Гермиона тряхнула головой, пару прядей упали ей на лоб.

– Сейчас я приготовлю тебе горячий шоколад, а ты расскажешь мне, что тебя волнует.

Том поджал под себя ноги и обхватил их руками. Губы у него немного дрожали. Гермиона отошла от плиты и села рядом.

– У тебя раньше были панические атаки? – спросила она и заглянула Тому в лицо. Он скривил губы и покачал головой. – Хорошо. Как давно у тебя появились эти плохие мысли?

– Они были у меня всю жизнь, – жестко выплюнул Том. Он отвернулся. Гермиона взмахнула палочкой, и кастрюлька сама налила горячий шоколад в чашку, а та полетела прямо Тому в руки.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Не понимаю.

– Хорошо, – сказала она и глубоко вдохнула. Потом медленно выдохнула. Раздражение нехотя отступило, хотя отголоски его остались – невероятно хотелось подергать себя за волосы. – Ты сейчас чувствуешь себя нормально?

– Да. У меня ничего не болит.

– Тогда что это только что было? – сухо спросила Гермиона, и Том подавился горячим шоколадом. Она снова вдохнула и выдохнула. Ей показалось, что этот разговор стоило закончить, но привычная жажда ответов не дала оставить его в покое. – Том, послушай внимательно. Я сказала, что теперь тебя не брошу, и я тебя не брошу. Я не буду игнорировать то, что тебе плохо, и постараюсь помочь тебе всеми силами.

Кухню заполнял солнечный свет. Том щурился и старался не смотреть ей в глаза. На его щеках плясало несколько солнечных зайчиков, невесть откуда отразившихся.

– Не надо, – сказал Том и потер лицо, но еще больше размазал шоколад. – То, что было вчера, – тупая слабость. Я просто плохо адаптируюсь.

– А то, что было сегодня? – спросила Гермиона. – Том, я говорила тебе раньше, но скажу еще раз: ты важен, и твои переживания тоже важны.

Том смотрел на нее, как на ожившую статую. От солнца его ресницы казались удивительно светлыми, отчего взгляд стал каким-то новым, ему несвойственным.

– Давай так – ты мне рассказываешь про самую страшную вещь для тебя, а я тебе про свою, – сказала Гермиона. Том нахмурился и промолчал. – Я на третьем курсе боялась завалить экзамены.

На кухне было так светло, и все еще не верилось, что они столько пережили за пару часов.

– Я… – Том замолчал и снова потер щеку. – Я на третьем курсе боялся, что летом Лондон снова будут бомбить.

– Я в детстве боялась, что будет кто-то, умнее меня.

– Я – что меня исключат из Хогвартса.

– Почему?

Том сделал глоток шоколада и отставил чашку. Гермиона взмахнула палочкой, и Тому в руки приземлилась упаковка печенья. Он этого даже не заметил, просто механически взял одно и покрутил в руках.

– Потому что я грязнокровка и у меня нет связей, денег и громкой фамилии.

Слово «грязнокровка» резануло ей по слуху, и Том, заметив это, нахмурился еще больше.

– Я хотел сказать маглорожденный, – вдруг добавил он.

– На четвертом курсе я боялась, что я недостаточно хороша для того, чтобы меня пригласили на бал.

– Девчонки, – фыркнул Том и закинул печенье в рот. Гермиона в который раз облегченно выдохнула, хоть это и было единственное, что Том съел за день. Хоть что-то. – Я на четвертом курсе боялся, что меня снова отправят в Лондон на лето. А летом я снова боялся умирать.

– На прошлой неделе я боялась, что мои дети подумают, что я их не люблю, – сказала она, хоть и говорить это вслух было неприятно.

– А я на прошлой неделе… – Том запнулся. – Я не знаю, – совсем растерянно добавил он. – Я же вроде говорил вам, разве нет?

– Но ты…

– Это все сейчас неважно, – вдруг сказал Том. – Смысла жить-то у меня нет, поэтому, собственно…

Она понимала, что, скорее всего, стояло за этими словами. Гермиона с большим трудом сдержалась, чтобы не закатать рукава его рубашки и не посмотреть на запястья.