Текст книги "The Dark Side of the Moon (СИ)"
Автор книги: Firin_Ram
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Первые полтора часа они изредка перекидывались отрывистыми репликами, словно давая друг другу понять: всё в порядке. Девушки больше не упоминались, и атмосфера постепенно перестала быть гнетущей, сделавшись при этом какой-то неестественно натужной. Не так Артит представлял себе их совместный выходной, и это порождало в душе привычное раздражение. Он надеялся, что № 0062 – такой проницательный обычно – наконец-то поймёт, что гложет наставника, и сделает… Да хоть что-нибудь! Где-то на дне сознания мельтешила разумная мысль, что Нонг не владеет телепатией, но Артит загонял её поглубже, растравливая себя всё больше и больше.
Конгфоб был всего в метре от него – возмутительно спокойный, не предпринимающий никаких попыток заговорить. Прямо образец сознательности. Это и радовало, и бесило одновременно. Где его хвалёная смелость, когда она так нужна? Как препираться и спорить – пожалуйста, Нонг’Сутхилак в первых рядах. А как…
Артит помрачнел, не дав себе закончить мысль. Раздраконенная душа требовала взбучки, хоть какого-нибудь действия. В противном случае они оба так и просидят весь день за учебниками, ни разу не притронувшись друг к другу. Тем более, он сам согласился прийти сюда только под предлогом учёбы. На большее смелости не хватило.
Самоуничижительный внутренний монолог грозил перерасти в привычный приступ агрессии. Ройнапат покрепче сжал в ладони линейку и опустил взор к чертежу: стоп. Он здесь – старший. Ему нельзя идти на поводу у своих желаний и тревог, № 0062 должен знать, что во главе всего при любых обстоятельствах будет обучение. Они давно уже не дети, от них самих зависит то, каким будет их будущее. Если для этого надо попрать внутренним «хочу» – пусть оно и грохочет набатом в ушах непрерывно – значит, так тому и быть. Да и с чего это вдруг он закусил удила? Сам же всегда бесился, когда Конг проявлял инициативу не вовремя, в те моменты, когда следовало бы подумать о приоритетах. В чём разница?
Юноша медленно разжал задеревеневшие пальцы, отложил чертёжные инструменты и устало провёл ладонью по лицу.
Разница была колоссальной. Возможно, дело в том, что до сего момента их отношения не мешали учиться, не мешали строить планы. Они были непростыми, но понятными, приносящими радость и ощущение надёжного тыла. Сейчас же, когда в груди вот уже несколько дней не затухает пламя, а в паху предвкушающее ноет, ни о какой сосредоточенности речи не шло. Это злило, смущало, выводило из равновесия настолько, что хотелось совершить что-нибудь нетривиальное. Хоть что-нибудь! Встряхнуть гада-Нонга, который с такой раздражающей невозмутимостью сидит и читает. Дёрнуть его за грудки, так, чтобы голова заболталась, как на шарнирах, и выкрикнуть в лицо: «Да какого хрена, Конг?!»
Какого хрена ты такой спокойный…
Парень мрачно уставился на широкую спину. С этим нужно было что-то делать. Ему надо дочертить эпюры, а он думать ни о чём не в состоянии – только об этих чёртовых руках, об аристократичных пальцах, нервно вертящих шариковую ручку. О том, насколько они могут быть нежными… И о проклятой Мэй – ни в чём, в общем-то, не повинной девушке, которая имела неосторожность влюбиться в его подопечного.
Наставник поднялся и подошёл к младшему, зловещей тенью нависнув над исписанными тетрадями. Конгфоб замер на секунду и непонимающе вскинул голову. Лицо его ничего не выражало, лишь тёмные глаза горели опасным огнём.
– Пи’Артит, ты уже закончил? – безобразно равнодушно поинтересовался юноша, глядя на него снизу вверх.
Ройнапат промолчал, хмуро рассматривая своего подопечного. Тот расценил это, как подтверждение, и вновь опустил голову, добавив:
– Подожди, пожалуйста, немного. Я застрял на выводах. Если не справлюсь, попрошу тебя мне подсобить. А позже сделаем перерыв и пообедаем, хорошо?
– Конгфоб, – отчеканил Артит.
Плечи младшего, и без того напряжённые, окаменели окончательно, но головы он так и не поднял.
– Да?
– Ты с кем-нибудь уже был близок?
Вопрос прозвучал властно, он шёл из самых глубин и был слишком интимным, слишком волнующим самого Артита, из-за чего парень был просто не в состоянии хоть немного смягчить тон. За эти несколько часов он изъел себя до полного изнеможения и больше не мог сдерживаться.
Изящное запястье дрогнуло, и ручка упала на пол. От стука, прозвучавшего в тишине комнаты как гром, оба парня непроизвольно вздрогнули.
На этот раз Конг повернулся. На лице его застыла целая гамма эмоций: непонятный страх, возмущение, стыдливость и неизменное упрямство. Он нервно пожевал губы, смотря бледному Артиту прямо в глаза и через пару секунд трусливо отвёл взор:
– Что ты имеешь в виду?
Ройнапату хотелось ему врезать. Он яростно сжал кулаки, выдохнул шумно через нос и порывисто развернулся, спрятав руки в карманах джинсов.
– Забудь.
Наставник размашисто зашагал в сторону балкона, на ходу пробормотав: «Дежавю какое-то…», но почти сразу же был остановлен громким:
– Ты поэтому так взъелся из-за Мэй?
Ройнапат покрепче сжал челюсти, однако Конг продолжил, не дав ему времени на раздумья:
– Если я отвечу тебе «нет» – это что-то изменит?
Гроза факультета замер, так и не дойдя до двери. В голосе Конгфоба слышалось то застарелое отчаяние, что неизменно звучало во времена, когда Артит отвергал его.
– Если скажу, что для меня это впервые, станешь снисходительным?
– Может, и стану, – пробормотал лидер инженеров, чувствуя, как предательская улыбка трогает его губы.
– Да чёрта с два! – взорвался неожиданно Конгфоб.
На этот раз Пи всё же пришлось удивлённо обернуться: Нонг порывисто вскочил, ножки стула со скрежетом проехались по полу. Он стоял натянутый, как тетива, и едва не звенел от напряжения. Казалось, что парень даже стал выше ростом.
– Лепишь в лоб свои вопросы, а я не знаю, как на них реагировать! – надрывно крикнул первокурсник. – Говоришь так, словно любое моё действие в прошлом или настоящем априори неверное! Цедишь сквозь зубы, нисколько не задумываясь о том, что я, может, тоже не знаю, что делать!
– Конг… – Артит сделал шаг вперёд, но младший, тоже доведённый до ручки, остановил его жёстким:
– Что «Конг», Пи?! Ты считаешь, что можно вот так просто подойти к человеку и спросить ни с того ни с сего, трахался ли он уже с кем-нибудь?! Походя, с издёвкой, своим дурацким менторским тоном!
– Да что на тебя нашло?! – не выдержал Ройнапат. – Я не говорил ничего оскорбительного!
– Естественно, ты никогда не говоришь ничего оскорбительного, – титаническим усилием воли взял себя в руки Конгфоб.
Он опустился обратно на стул, сгорбился и положил лоб на переплетённые пальцы.
Совершенно деморализованный внезапной вспышкой гнева, Артит робко помялся с ноги на ногу. Что он такого сказал? С чего железобетонный контроль Сутхилака вдруг дал такую трещину?
– У меня никого не было, – вырвал его из размышлений тихий, какой-то обречённый голос Нонга. Тот всё ещё сидел, не подняв головы. – В полноценном смысле – не было.
Маленькое чудовище где-то внутри угрожающе клацнуло зубами. Резко испортившееся настроение заставило вновь напрячься каждую мышцу в теле и поглубже сунуть руки в карманы.
– Так было или… – Артит проклинал себя за то, что не смог промолчать. Он делал только хуже, всегда, идя на поводу у своего эгоизма.
Умом он понимал, что Конгфоб взвинчен не меньше его самого, знал, чего ему стоило открыться. Но мысль, что кто-то дотрагивался до его – его! – Нонга отчего-то приводила в состояние неконтролируемого бешенства.
Конг наконец поднял голову. На бледном лице застыла горькая ухмылка, и юноша произнёс, глядя прямо в сощуренные глаза Пи:
– О, так вот, что именно тебя интересует? – он помолчал, наблюдая, как красные пятна покрывают шею и скулы наставника и продолжил негромко: – Было, в таком случае. До тебя я встречался с несколькими девушками. Мы не заходили дальше предварительных ласк, всё-таки я на тот момент ещё не являлся совершеннолетним.
Внутри Ройнапата бушевали странные эмоции: гнев, ревность и необъяснимое облегчение. Парень сделал пару шагов и обессилено повалился на кровать, закинув за голову руки.
Наверное, он должен был решиться на ответное откровение. Наверное, это было бы честно. Но слова комом застряли в горле, и старшекурсник поспешно сглотнул, осознав, что не может. Просто не может!
Однако ответа от него и не требовали. Конгфоб снова сгорбился и, уткнувшись невидящим взором в пол, сообщил:
– Это давно перестало иметь какое-либо значение, Пи’Артит.
Наставник приподнялся, непонимающе посмотрев на младшего. Тот вскинул на него взор и снова горько усмехнулся:
– Недавно я понял, что до тебя вообще никого по-настоящему не хотел.
– Кхм, – на большее моментально засмущавшегося Ройнапата попросту не хватило. Юноша сел, невольно скопировав позу Нонга, и отвёл глаза в сторону: – Зачем ты мне это говоришь?
– Зачем? – изогнулась тонкая бровь. – О, пожалуй, затем, чтобы ты понял: мне в одном помещении с тобой находиться невыносимо. Вижу тебя – и всё. В голове только картины того, как я раздеваю тебя и раскладываю на постели. Как ласкаю от макушки до кончиков пальцев, как ты выстанываешь моё имя в момент оргазма.
– Извращенец, – заалев по самые уши, фыркнул Артит.
Господи, как Конгфоб умудрялся так резко изменять настрой? Минуту назад они ругались, а теперь он сидит и не знает, куда спрятаться от этого голодного взора. Не то чтобы ему не нравилось, просто всё это было как-то резко, стремительно, без подготовки. Не признаваться же, в самом деле, что он о том же самом только и думает последние двое суток…
Словно почувствовав настроение Пи, Конгфоб встал и приземлился прямо на пол подле кровати, крепко сжав вспотевшие ладони наставника и уверенно заглянув тому в глаза:
– Я не извращенец, Пи’Артит. А всего лишь по уши влюблённый девятнадцатилетний парень. И если тебя так сильно беспокоит моя неопытность… – он осёкся, мучительно прикусив нижнюю губу. – Ты знаешь, я умею учиться. Нет на свете той вещи, которую мне не под силу освоить. И я научусь. Обещаю.
Лидер инженеров вздрогнул. Такой Конг – сильный, властный, уверенный – всякий раз заставлял его тушеваться, нервничать и в то же время привносил в душу ясность и парадоксальный покой. Такому не страшно было довериться. Такой не предаст и не высмеет.
Может, именно поэтому, Артит разлепил непослушные губы и едва слышно ответил:
– Придурок… Говоришь так, будто я в этом деле гуру.
– Но разве… – недоумение на лице младшего медленно сменялось каким-то отупелым восторгом, и наставник поспешил пояснить:
– Нет. Когда бы? У меня дел по горло, на мне целый курс висит с вами, идиотами, в придачу.
Взгляд Сутхилака стал таким… Пи подумал, что, пожалуй, не существует слов, способных описать это. В нём чередовались страх и обожание, граничащие с настоящим помешательством. Так, наверное, рождаются звёзды и формируются галактики. На дне чёрных зрачков – целая вселенная, в сердце которой единственное Солнце.
Эмоции, распирающие первокурсника изнутри, передались самому Артиту, и он прерывисто задышал, будто в замедленной съёмке подаваясь вперёд. Их губы встретились на полпути, и поцелуй вышел нежным, немного неловким и робким.
Пальцы Нонга дрожащим движением обвели точёную линию челюсти и зарылись в чёрные, взъерошенные волосы. И Ройнапат понял – Конгфоб обещал. Сегодня, завтра, в любое мгновение, если только он позволит…
С тихим влажным звуком наставник оторвался от тёмных губ возлюбленного. Тот тепло улыбнулся, давая ему отдышаться, и произнёс, так и не убрав руку от волос Пи:
– Давай сделаем перерыв. Я утром купил риса с курицей, надо лишь разогреть. Потом ты мне поможешь с матанализом, а вечером посмотрим какой-нибудь фильм. Ты же останешься?.. – на последних словах в голосе его появилась неуверенность, и Артит поспешил кивнуть. – Хорошо.
Наблюдая за тем, как Сутхилак прибирается на столе, третьекурсник тайком дотронулся до своих губ. Те всё ещё горели, словно храня воспоминание о прикосновении. Он смущённо улыбнулся, осознав, что напряжение исчезло.
Теперь они и правда могли сосредоточиться на занятиях, ведь вечером…
Всё будет вечером.
***
Из-за приоткрытой балконной двери доносились негромкие голоса студентов, отдыхающих от занятий: весело щебетали о чём-то девчушки, им громко вторили юноши… Предзакатное солнце, почти исчезнувшее за линией крыш, осыпало потальным золотом медленно остывающие после дневного зноя провода. На них иногда садились птицы и оглашали округу звонкой трелью, предупреждая о надвигающейся ночи.
За окном постепенно темнело, небо окрасилось багряными всполохами, причудливо отобразившимися светлых стенах комнаты. Необыкновенно гармоничное сочетание – смешение алого, жёлтого и розового – сделало скромные апартаменты Конгфоба завораживающе красивыми, придав им какой-то лукаво-интимный вид. Вот чуть смятое покрывало на обычно идеально заправленной кровати – глубокие складки, сохранившие очертания тела Пи’Артита, похожи на хитрый прищур. Ворох исписанных листов в мусорной корзине – её решётчатая тень, похожая на затянутую в сетчатую перчатку руку, почти достигла оставленного на полу рюкзака Конга… И всё вокруг – немного таинственное, тёплое и уютное.
В целом вечер был приятным и сонным. Для всех, но только не для двух юношей, сидящих за приземистым столиком подле большого не зашторенного окна.
Ройнапат методично жевал совершенно безвкусную курицу и твердил про себя одну единственную фразу: «Успокойся». «Успокойся», – заклинал он, усердно работая челюстями. Вероятно, не такой уж и пресной была запечённая птица, да и рис, приправленный специями – тоже. Только вот кусок буквально не лез в горло, однако юноша, повинуясь врождённому упрямству, продолжал с деланным равнодушием закидывать в себя еду. Зачёрпывал ложкой кашу, рассматривал её какое-то время и с обречённым вздохом открывал рот.
За последние, прошедшие в гробовой тишине полчаса он так и не осмелился поднять взор на Конгфоба, уплетающего нехитрую снедь с присущей ему изящностью.
От грохочущего под рёбрами сердца делалось физически дурно, и Артит несколько раз порывался вскочить и позорно ретироваться.
Ему было страшно. Он и сам не смог бы внятно ответить, чего именно боялся: оплошать или не совладать с собой. Конг, сидящий на расстоянии вытянутой руки, источал какой-то немыслимый, иррациональный жар. Казалось, прикоснись – и обожжёшься. Этот жар притягивал, подобно открытому пламени, в котором находят свою бесславную кончину глупые мотыльки. И наставник ощущал себя тем самым безмозглым насекомым, слепо несущимся навстречу верной погибели – яркой, красивой и молниеносной.
Периферическим зрением он уловил движение: младший отодвинул от себя почти нетронутый контейнер. Музыкальное запястье обессилено опустилось на столешницу, а тонкие пальцы принялись ритмично постукивать по деревянной поверхности.
Артит сглотнул: нервничает. Тоже нервничает, хотя, казалось бы, они всё обсудили… И договорились не напирать. Только вот как заставить себя успокоиться и не думать – не думать о горячих губах, находящихся так невыносимо близко и в то же время так непререкаемо далеко.
Он осторожно поднял взгляд. Конгфоб смотрел в окно, и на его точёном лице оставило свой багряный отпечаток заходящее солнце. От этого казалось, что на дне чёрных глаз в самом деле пышет алое пламя. Вздрагивают ресницы – и сноп обжигающих искр взметается откуда-то из самых глубин. Сейчас он был невозможно красив – той опасной, обманчиво-спокойной красотой, какую поначалу можно принять за холодность. Но стоит лишь тронуть – и хрупкая ледяная корка трескается, выпуская наружу раскалённую магму.
Захваченный этими размышлениями, Артит не заметил, как юноша осторожно и по возможности незаметно покосился в его сторону.
…
Конгфобу было страшно. И он сам не до конца понимал, чего боится больше: оплошать или не совладать с собой.
Старший сидел напротив него и, о чём-то глубоко задумавшись, без особого энтузиазма ковырялся ложкой в рисе. В залившем комнату золотисто-пурпурном свете его белоснежная кожа приобрела нежный розоватый оттенок.
Сутхилак судорожно сглотнул.
Это было почти невыносимо. Всякий раз, когда младший приказывал себе не тушеваться, не изъедать себя бессмысленными тревогами, взор его обращался к возлюбленному, и сердце предательски замирало. Сейчас Пи’Артит был особенно красив – той хрупкой, ломкой красотой, какую можно увидеть лишь единожды. Как мифический зверь, загнанный в ловушку – гибкий, демонстрирующий когти Сиамский Кот. Шипящий и гнущий спину дугой для того, чтобы в следующую секунду обвить изломанным хвостом ногу охотника, точно признавая своё поражение. Даже глаза его в этом дивном закатном свете казались раскосыми, словно у дикой кошки.
Такой обыкновенно сильный, умеющий держать лицо, в этот момент он выглядел невероятно уязвимым, и оттого казался ещё более восхитительным. Артит горбился, даже не пытаясь принять чуть более горделивый вид, и очевидно ел себя поедом из-за возникшего полчаса назад напряжения, определение которому Конг подобрал давно – сексуального.
Да, сложно было не заметить, каким разряженным стал воздух в комнате, едва они закончили заниматься. Как тишина вдруг снова сделалась неловкой, а звук дыхания на её фоне – слишком громким. Как неуклюже они сталкивались локтями, сервируя стол, и вздрагивали даже от таких нечаянных касаний. Всё это сводило с ума, и Конгфоб несколько раз давал слабину, решая, что вот сейчас скажет что-нибудь об усталости и о том, что им, возможно, стоит хорошенько выспаться… Однако непослушные губы отказывались повиноваться, и юноша стыдливо опускал взор к еде, заклиная себя не смотреть на парня напротив.
Но не выдерживал. Поднимал глаза. И обмирал от нежности.
Смотрел жадно, как оголодавший, которому бросили хлеба, стремясь запечатлеть в сознании очерченные мягкими тенями скулы и размашистые угольные брови, изогнутые упрямой линией… Пухлые чувственные губы, какие мог сотворить только гений, измученный любовным томлением, – два нежно-розовых лепестка на фарфорово-белом лице. Непокорную чёрную прядь, спадающую на светлый лоб, и пунцовые от смущения кончики миниатюрных ушей…
От этой нежности – почти удушливой – невыносимо давило в груди. Конгфоб отвернулся к окну и нервно постучал пальцами по столешнице. В глотке стоял ком, который не получалось проглотить, но и сказать очередное «люблю» было стыдно. Пи не поймёт, наверное, почему он твердит это, как заведённый, в последние несколько дней. А ведь хотелось не просто твердить, но кричать – восторженно, глупо, будто сумасшедший. Всему миру и ему одному – такому… невозможно реальному.
Конг вздохнул и, отведя взор от перечёркнутого проводами неба, тут же столкнулся глазами с Артитом. Сердце от неожиданности ухнуло в пятки.
– Я смотрю, ты не голоден, – тихо произнёс наставник, выводя замечтавшегося младшего из транса.
Не доверяя своему голосу, Нонг качнул головой.
– Вот и я, – закрыл контейнер Ройнапат и потянулся к порции подопечного. – Давай уберём. Может, позже захотим…
Не совсем понимая, что делает, Конгфоб схватил его за запястье. Артит вздрогнул, но почему-то не стал ругаться, а только стыдливо отвёл глаза.
– Я хочу тебя, – едва слышно просипел Сутхилак и в эту же секунду мысленно завопил: «Что ты городишь?!».
– Я знаю, – эхом отозвался Артит, отчего-то даже и не думая высвободить руку.
Он снова был красным и упорно не смотрел на младшего, лишь крепко сжимал в ладони контейнер, словно тот был последним якорем, удерживающим его на плаву.
Рвано выдохнув, Конг разжал пальцы. Так нельзя. Он ведёт себя как животное…
Юноша облокотился на стол и уткнулся вспотевшим лбом в ладони. Где-то там, за чертой мнимого кокона, Ройнапат грохнул дверцей холодильника, убирая недоеденный ужин. Послышались шаги, и в следующую секунду требовательная рука коснулась его сведённой спины.
Конгфоб даже осознать ничего не успел: его нетактично пихнули в плечо, заставляя распрямиться, и распахнувшийся от удивления рот накрыли требовательным, почти злым поцелуем, который, впрочем, почти тотчас же сделался застенчивым. Внутри вихрем взметнулись удовольствие и испуг, напрочь лишив несчастного парня остатков самообладания. Он порывисто вскочил, на ходу обвивая талию наставника руками.
– Другое дело, – хрипло выдохнул Артит и добавил, нервно хмыкнув: – А я уж было подумал, что ты так и будешь сидеть безмолвным памятником самому себе…
– Прости, – улыбнулся счастливо Конгфоб, притягивая его ближе. – Не хотел навязываться.
– Ну точно придурок… – начал было юноша, но тут же заткнулся, когда Нонг принялся целовать его уже по-настоящему.
Лидер инженеров издал совершенно беспомощный стон, за который, пожалуй, в любой другой ситуации ему было бы ужасно стыдно, но не сейчас, когда наконец-то – наконец-то! – невыносимый младший прикоснулся к нему. Он буквально измучился за этот невообразимо долгий день и теперь был просто не в состоянии чего-либо стыдиться. Изнывающий от желания, с дурно колотящимся в висках сердцем Артит стремился быть ближе – ещё ближе, хоть на миллиметр, напрочь позабыв о том, что ещё позавчера поклялся себе всенепременно задать темп самому и не давать Конгу перехватить инициативу.
Неважно. Всё это теперь казалось таким бессмысленным и несущественным… Конгфоб был рядом – и сам по себе данный факт выметал из головы все разумные мысли и планы.
Артит даже вообразить не мог, что, оказывается, когда тебя касаются так, тело отзывается молниеносно, точно музыкальный инструмент, который настраивает умелый мастер. Он не знал, что вкупе с наслаждением от поцелуя можно встряхнуться от короткого щекочущего озноба, когда прохладные пальцы непристойно пробираются под футболку и начинают оглаживать рёбра… Слишком хорошо, слишком приятно…
Увлечённый ощущениями, юноша не осознал, в какой момент первокурсник мягко подтолкнул его к постели и осторожно уложил на неё спиной. Даже в такой ситуации он не позволял себе потерять контроль и проявлял заботу. Это почему-то ужасно раздражало: хотелось сорвать с него маску, заставить утратить самообладание, так, чтобы в тёмных глазах не осталось ни одной внятной мысли. Ройнапат уверенно рванул вверх ворот чёрной футболки, отчего Конг буквально поперхнулся поцелуем и негромко рассмеялся:
– Ауч! Подожди, пожалуйста! Ты мне так уши оторвёшь…
Третьекурсник смущённо убрал руки и тут же определил их на оголившиеся загорелые бока, трепетно проводя кончиками пальцев по ещё не зажившей до конца ссадине. Нонга протряхнуло некрупной дрожью; он наконец справился с футболкой и отложил её в сторону. Его намагнитившиеся волосы смешно топорщились, а на скулах играл неяркий румянец.
– Люблю… – выдохнул юноша, и Артит медленно прикрыл глаза.
Так не бывает. Всякий раз, когда Конгфоб говорил ему это, наставник чувствовал себя одновременно беспомощным и ужасно счастливым.
«Не бывает», – жалко повторял он, вздрагивая от прикосновений. Не может человек вместить в себя столько ласки, не способен, не предназначен для этого… Не существует людей, которые в силах истратить себя настолько полностью ради кого-то другого.
«Нет», – выстанывал мысленно студент, мягко исследуя ладонями бронзовый от загара торс. «Нет…», – лихорадочно билось в голове, когда он давился воздухом, чувствуя ответную дрожь. «Не бывает…», – вытягивал по-цыплячьи шею парень, ища губами губы, прогибаясь в пояснице, чтобы прижаться к любимому ещё теснее.
Это было совсем не похоже на то, что испытывал Артит с девушками. Да и после такого хотелось задать себе вопрос: а было ли с ними вообще хоть что-нибудь? Гибкое тело над ним ощущалось твёрдым, жилистым, совсем не женским.
Он раскрыл ладонь и приложил её к вздымающейся от частого дыхания груди. Конгфоб тут же накрыл его пальцы своими, и Ройнапат шокировано обнаружил, что чувствует, как неистово колотится сердце младшего. «Бух, бух» – толкалась сокращающаяся мышца в его руку, и пульсация эта отдавалась эхом во всём теле. Он невольно подумал, что у женщины так просто сердцебиение не прощупать, и какое же счастье, что здесь и сейчас с ним рядом именно Конг…
Артит всегда боялся, что не справится. Конечно, инстинкты обычно подсказывают, что следует делать, однако в случае с девушкой мужчина обязан предусмотреть всё: обеспечить ей комфорт и защиту, дать понять, что не сделает больно, да и вообще не предпримет ничего, что может показаться ей постыдным или неловким… О собственном удовольствии в такие минуты забываешь, а иной раз оно и вовсе сходит на нет из-за объяснимого нервного перенапряжения.
С Конгфобом всё было по-другому. С ним не существовало запретов и, даже несмотря на смущение, Артит отпускал себя с каждой секундой всё больше: безропотно позволил стащить свою футболку, покорно выгнулся, когда младший мягко придержал его за талию, призывая подтянуться чуть выше на кровати… И окончательно забылся в ощущениях, едва чуткие губы принялись исследовать его шею.
Фантастическая близость, абсолютная, оставляющая от мыслей сплошную рвань… Кто бы мог подумать, что принимать ласки – это так восхитительно? Помышлял ли он о таком раньше? Нет. Пожалуй, всё-таки нет. Возвращаясь к теме девушек, наставник, как и многие парни его возраста, воображал себя ведущим. Он не представлял, что его самого кто-то может так беспардонно распять на постели, и что это будет настолько приятно.
Нестерпимо приятно…
В этот момент взведённый не на шутку Конгфоб мягко вжался в него бёдрами и приглушённо застонал. Артит вскинулся, словно от электрического разряда, настолько ярко вспыхнул мир перед глазами. Его тут же утянули в очередной глубокий поцелуй; наверное, Конг всё ещё стеснялся того, что не до конца контролировал свои действия. Но это не имело значения: домашние штаны из лёгкой ткани предательски топорщились, сквозь них всё чувствовалось слишком хорошо. Юноша буквально ощущал эрекцию возлюбленного, которой тот тёрся о его собственный стояк в неторопливом, исступлённом ритме.
Это было невыносимо… Невыносимо сильно, невыносимо медленно, невыносимо великолепно. Хотелось большего, чтобы тугая пружина внутри наконец-то распрямилась, и в то же время, чтобы эти плавные, дразнящие ласки никогда не кончались.
Наставник промычал что-то невразумительное в плечо Нонга и ловко перевернул его на бок, оказываясь с юношей лицом к лицу. Тёмные глаза напротив выглядели шалыми, невидящий взор остановился на припухших губах Артита.
– Что…
– Конг… – он не знал, как продолжить предложение. Он даже не до конца понимал, что именно хочет сделать. Страх и возбуждение мешались в крови, подобно жгучему коктейлю. Желаний было слишком много, поэтому, недолго думая, парень сполз ниже и воплотил в жизнь первую горячечную фантазию: остановился подле стоявшего торчком соска и нерешительно лизнул его.
Сутхилак над ним захлебнулся воздухом, изящные пальцы вплелись в волосы Пи и принялись мягко перебирать чёрные пряди.
Воодушевлённый такой реакцией, Артит продолжил свои манипуляции уже более уверенно, отзываясь на каждый сорванный вздох мелкой дрожью. Ногой он чувствовал, как дёргается напряжённый член Нонга, и это просто сводило с ума. Окончательно перестав понимать, что делает, старший медленно опустил руку и сжал пульсирующий орган парня через мягкую ткань штанов. Гортанный, короткий стон, вырвавшийся у Конга, вышиб из Пи последние остатки мозгов. Отрывистое, звонкое «хах!» – и он уже не помнит, где он, кто он и как его зовут.
Чужой член ощущался странно – твёрдый, горячий, чувствительный… Не его, но наставник знал, каково это, когда ты дотрагиваешься там впервые с момента возникновения эрекции. Будто всё тело прошивает разрядом тока, отдающимся в кончиках пальцев.
Однако он не учёл одного – того, что действия его наконец-то прорвут плотину, и Конгфоб окончательно съедет с катушек. Артит не успел понять, в какой момент младший вновь подмял его под себя, заставив вытянуть руки над головой. Подрагивающие запястья Пи он крепко сжал одной ладонью, а другой потянулся к топорщащимся штанам в ответном жесте.
– Так нечестно, Пи’Артит, – хитро улыбнулся Нонг, одним плавным движением накрывая пах старшего. – Я тоже хочу…
Наверное, он говорил что-то ещё, но Ройнапат уже ничего не слышал. Тело изогнулось дугой, ватные ноги бесстыдно раздвинулись шире, давая Нонгу возможность устроиться удобнее, почти лечь на него… Чем тот моментально воспользовался, напоследок дразняще скользнув пальцами по округлой головке, венчающей внушительный бугор. Он с силой вжался в старшего бёдрами, заставив того мучительно прикусить губу, и выдохнул прямиком в приоткрытый рот:
– Не могу больше…
– Так двигайся, – задушенно прошептал Артит и ахнул, когда послушный первокурсник резко качнул бёдрами. – Чёрт…
Ему нужно было покомандовать. Ну хоть чуть-чуть! Хоть ненадолго убедить себя в том, что ситуация под контролем, что он в любой момент может перехватить лидерство, прижать Конга к постели и сделать всё, что нафантазировал накануне вечером… Однако мечтания не имели ничего общего с реальностью: первый же ощутимый толчок заставил парня зажмуриться от удовольствия и бесповоротно потеряться в ощущениях. Господи, это…
Лучше, намного лучше, чем тогда, в туалете. Он его чувствует. Его, его член, его влажную кожу, ощущает каждой клеткой – и нет ничего восхитительнее этих касаний.
Единственное, что радовало – Артит каким-то образом ухитрялся сохранять молчание, его возбуждение выдавало только неровное поверхностное дыхание. Почему-то это было важно, хоть наставник и не смог бы объяснить, почему. Однако вскоре и это мнимое достижение оказалось под угрозой: Конгфоб ненадолго прекратил свои действия и с лицом совершенно ничего не соображающего человека, потянул вниз штаны Пи вместе с бельём.
– Эй, минуточку! – совсем немужественно пискнул запаниковавший парень, но не успел больше ничего предпринять. Нонг вскинул на него глаза и медленно приспустил уже собственные штаны.
Застигнутый врасплох, Артит метался между испугом и любопытством. От ознобного предвкушения странно защекотало в горле: хотелось то ли фыркнуть, то ли захныкать. Проглотив зарождающуюся истерику, юноша сосредоточил своё внимание на любовнике и, не сдержавшись, низко застонал, когда Конг, коварно улыбнувшись, без всякого стеснения соединил в ладони их обнажённые члены.
«Твою мать!» – вякнул в последний раз рассудок Пи, после чего умолк. Всё, что происходило дальше, отпечаталось в голове схематичными кляксами: вот он впивается в алые губы младшего, вот чувствует, как горячий язык проникает в его рот, и снова стонет – бесстыдно, гортанно, наплевав на всё. Вот свободная рука Нонга медленно гладит его торс, заставляя ёрзать от щекотки и наслаждения, прятать пылающее лицо в изгибе загорелого плеча, вот он коротко вздрагивает, когда Конг, не прекращая ласкать их обоих во всё нарастающем темпе, тянется губами к соскам…
