Текст книги "The Dark Side of the Moon (СИ)"
Автор книги: Firin_Ram
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Вот так, – пылко выдохнул Сутхилак, и в следующую секунду Артита коснулось что-то горячее, сколькое и большое. Что-то, что откровенно превосходило размерами пальцы. – Не спеши, пожалуйста. Я буду аккуратен, – придержал его за бёдра Конг и медленно начал входить.
Возбуждение моментально схлынуло. Артит вытянулся и, кажется, напряг каждую мышцу своего утомлённого тела, чтобы одна конкретная его часть максимально расслабилась. Старшекурсник с силой закусил губу и закрыл глаза, затылком вжимаясь в подушки и выгибая шею.
– Он… вошёл, – хрипло прошептал Конгфоб спустя пару минут. Голос его доносился до лидера инженеров словно издалека.
– Хорошо, – сдавленно процедил тот, пытаясь справиться с эмоциями.
Было больно. Очень. Пожалуй, сравнение, что тебя насадили на вертел, люди придумали неспроста – именно так и ощущал себя Пи, замерший на постели и боящийся совершить хоть какое-нибудь, даже малейшее, движение.
– Пи’Артит? – Нонг казался не просто взволнованным, по его тону Ройнапат понял, что Конг находится на грани того, чтобы прекратить всё совсем.
– Просто не шевелись пока, – наставительно сказал он, надеясь, что голос его звучит уверенно и не дрожит. – Ты должен дать мне привыкнуть.
№ 0062 с нежностью улыбнулся: командует. Кто бы мог подумать – даже в таком положении его возлюбленный не желал терять контроль над ситуацией. Конечно, младшего это не вполне устраивало. Он хотел бы сделать всё возможное, чтобы Артит забыл не только о приказах, но и как говорить вообще. Однако пока что грандиозные планы грозили провалиться с треском: он сам едва мог содержательно мыслить; внутри возлюбленного было обжигающе горячо, мышцы его непроизвольно сокращались, посылая вдоль позвоночника предельно сосредоточенного Конга сладкую дрожь.
Юноша не был уверен, что выдержит, но заклинал себя всеми существующими богами – терпеть. Столько, сколько потребуется, как бы великолепно ни ощущалось то, что происходило между ними, как бы ни захлёбывался он сам от восторга и трепета, глупо повторяя про себя одну и ту же фразу: «Мы делаем это!».
Первокурсник сильнее напряг начавшие деревенеть руки, мышцы на которых стали буквально каменными. Он должен. Он справится.
– Конг? – приглушённо позвал его Артит, и Сутхилак медленно вынырнул из горячечной истомы.
– Всё хорошо? – тут же с беспокойством спросил первокурсник, судорожно соображая, шевелился ли он и доставил ли этим дискомфорт.
– Кажется… Кажется, мне удалось расслабиться, – сглотнул Ройнапат.
Старший всё ещё выглядел напряжённым, но лицо его больше не искажала гримаса боли. Брови расправились, а пухлые губы перестали сжиматься в нить.
Конгфоб жарко выдохнул и как можно более плавно наклонился, трогая их поцелуем. Артит отозвался неожиданно робко, но вскоре обвил руками широкую смуглую спину младшего.
Сутхилак осторожно скосил глаза вниз: удивительно, но эрекция Пи почти не опала. Это немного воодушевило пытающегося держать себя в узде парня, и он мягко проник языком в рот возлюбленного.
Тот приглушённо застонал, непроизвольно стискивая его бока коленями, и тут же несильно скривился.
– Чёрт.
– Посмотри на меня, – негромко попросил Конгфоб. – Пи…
Артит доверчиво поднял взор. Глаза напротив – тёмные, почти чёрные, со свирепствующим на дне зрачков пожаром, отражали целую гамму эмоций: восторг, тревогу, наслаждение и любовь такой силы, что Ройнапат невольно задержал дыхание.
Он пропал. Давно и безвозвратно, и ему было плевать на боль, на дискомфорт и прочие мелочи. Здесь и сейчас Конг обнажался перед ним полностью, выворачивал душу наизнанку, будто говоря: смотри, я живой. Из плоти и крови, уязвимый, испуганный, отдающий тебе всё то немногое, что имею.
И Артит сдался. Он увереннее провёл руками по натренированной спине, притягивая юношу ближе – ещё ближе, заставляя их соприкоснуться влажными животами, подрагивая от смутных отголосков удовольствия, внезапно сосредоточившихся где-то глубоко внутри, там, где Конгфоб был с ним единым целым.
Ощущения – новые, непривычные и трепетные. Обеспокоенный и оттого крайне чуткий Нонг не спешил шевелиться, лишь целовал его, опираясь на вытянутые руки, – влажно, медленно и глубоко, до мушек перед глазами, до полной потери разума.
Первокурсник всё так же не двигался, и вскоре окончательно растворившийся в ощущениях Артит перестал замечать дискомфорт. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что, возможно, анестетик в смазке начал действовать. Но теперь на смену неудобствам пришли иные ощущения: опаляющий жар тела Конгфоба, который был горячим, как печка; приятная, тянущая боль в собственной эрекции, с каждым новым поцелуем становящейся всё твёрже. Сладкая боль. Несравненная.
Когда ещё через минуту застывший истуканом младший так и не начал двигаться, Пи внезапно прошибло истерическим смехом:
– Конг! Конг, серьёзно, мы так и будем до самого утра…
Как неожиданно, точно по неслышному сигналу, Сутхилак положил ладонь на его член и провёл по нему вверх длинным плавным движением, синхронно с этим столь же плавно проникая в тело наставника до упора.
Артит запрокинул голову, из глотки его вырвалось громкое: «Ааах!», совершенно непристойное и звонкое. Он моргнул: перед невидящим взором всё расплывалось, единственное, что смог выхватить деморализованный юноша – коварную, знакомую улыбку Нонга, нависшего над ним и с упоением всматривающегося в его искажённое удовольствием лицо.
– Конг… – слабо произнёс Пи и в следующую секунду почувствовал, как тот, качнув бёдрами, медленно вышел из него, но только лишь для того, чтобы вновь втолкнуться внутрь – мягко, неспешно, но непостижимо сильно.
– Хаах! – снова вырвалось из горла, и Артит зажмурился, пытаясь справиться со стыдом. Лицо было таким красным, что на глазах выступили слёзы.
Он не понимал, что происходит. До этого момента суровый лидер инженеров был свято убеждён в своей сдержанности, но почему-то движения младшего словно бы выбивали их него эти непристойные звуки.
Где-то внутри Конг задевал ту самую точку, и ощущения от этого были настолько сокрушительными, что тело его реагировало на действия возлюбленного совершенно бесстыдно, чутко и не советуясь с разумом.
Он просто не мог это контролировать. Всякий раз, когда Нонг оказывался глубоко внутри, парень судорожно сжимал его бока дрожащими коленями, пытаясь удержать себя на краю, не дать вырваться этим ужасным, постыдным звукам… И всякий раз проигрывал, и откидывал голову, пытаясь уцепиться за что-нибудь хотя бы взором. Но перед глазами был лишь белый потолок и лицо любимого – невыразимо красивого, нервно закусывающего губы, чтобы продержаться чуть дольше.
Артит не знал, сколько продолжалась эта несравненная пытка удовольствием. Ему казалось, что из него буквально вытрахали душу: тело выгибалось против всякой воли, из приоткрытого рта доносились всхлипы, стоны, просьбы, даже ругательства. Поэтическая смесь из «гад!», «твою мать!» и «ещё!» сливалась в единый поток и отскакивала от тактично молчащих стен его комнаты.
Почему-то именно в эту минуту в опустевшей голове наставника мелькнула неоформленная мысль, что когда-то давно, кажется, он читал сказку или рассказ, или что-то подобное про мальчика, потерявшего голос. Ни во что осмысленное эти обрывочные воспоминания не складывались, но ассоциация прочно закрепилась в мозгу.
Сейчас Пи’Артит был мальчиком, который потерял голос. Голос жил отдельно от него – временами охриплый, временами срывающийся, выше обычного на тон, проникновенный и совершенно ему не принадлежащий.
Наверное, это и есть полное растворение. Неважно в чём – в воде, в воздухе, в космосе, в человеке… Когда ты распыляешься на атомы и исчезаешь – медленно, всецело, безвозвратно. Юноша был эфемерным ничем, клубком из импульсов, восторга и дрожи. И оттого казалось таким естественным таять, словно долька масла на раскалённой сковороде, шипеть и плавиться, чтобы в следующую секунду не выдержать, взорваться, окропляя всё вокруг. Превратиться в столп опаляющего пламени – и пылать, пылать, пылать… Долго и мучительно, исторгая из глубин тела хриплые крики, вцепляясь побелевшими пальцами в чьи-то смутно знакомые загорелые плечи, ловить губами алые губы и напиваться поцелуем жадно, бесстыже, как заплутавший в пустыне странник.
– Я люблю тебя, – слышалось откуда-то из другой вселенной, взрывая всё внутри восторгом и болью. – Люблю, люблю, люблю… Как же невыносимо ты прекрасен…
Артит медленно открыл глаза. Перед мутным взором плясали белые пятна, сосредоточиться хоть на чём-то не получалось от слова «совсем». Краем сознания он уловил, что Конг плавно выскользнул из него и теперь нежно сцеловывает что-то с его подбородка, шеи, плеч…
Парень заторможено провёл онемевшей рукой по своему животу и груди, смазывая капельки семени. Он… кончил?
– Перевернись, – шёпотом попросил его младший, и Пи, ничего не соображая, покорно развернулся, укладываясь на живот.
Простынь под ним была такой мокрой, что хоть выжимай. Полуопавший член мазал по ней перламутром, но выброшенный из реальности наставник не мог даже внятно поразмыслить об этом. Наверное, надо смутиться. Прикрыть обнажённое тело, посмотреть, наконец, закончил ли Конг, сказать что-то…
Но додумать юноша так и не сумел – нежные руки осторожно приподняли его за бёдра, горячие пальцы плавно развели в стороны ноги, и парень выгнулся в одной из самых неприличных поз, какую только мог себе вообразить.
Он ощутил лёгкие поцелуи на тыльной стороне шеи, на выпирающих позвонках и дугах лопаток и тихо застонал, ещё не до конца отойдя от оргазма. Дрожащие ватные руки пришлось вытянуть вверх, где неожиданно обнаружилась измятая подушка, в которую парень тут же вцепился пальцами и уткнулся пылающим лицом.
– Восхитительный, – опалил чувственный шёпот его порозовевшее ухо. – Любимый. Желанный. Один в целом свете…
Отчего-то хотелось зареветь. Эмоций внутри было бесконечно много – они сметали одна другую, заставляли раздразнённое тело подаваться навстречу этим губам, рукам, голосу… Где-то сзади Конгфоб подтянул его бёдра повыше, заставив опереться на грудную клетку и локти, и в следующий момент Артит почувствовал, как он снова входит в него.
Юноша изогнулся дугой, вскинул подбородок, припухшие губы раскрылись в беззвучном «О!», а невидящий взор упёрся в спинку кровати. На этот раз темп был другой – Сутхилак входил сильно, глубоко, выходя почти полностью. Голос снова вырвался из глотки отрывистым высоким «Ааах!» и почти тут же сорвался на всхлип.
Это было слишком мощно. Ройнапат опасался, что его организм попросту не выдержит такого количества ощущений. Он чувствовал себя натянутым до предела, внутри не затухало пламя, и парень искренне решил, что к концу их близости просто осыплется на постель горсткой пепла.
А в следующий момент низ живота скрутило сладким спазмом. Ватное сознание вопило, что не может быть такого, что он кончил буквально две минуты назад, но телу было плевать на разумные доводы: его протряхнуло дрожью, Артит отчаянно вцепился в подушку и с силой прикусил её край. Он кончал долго, сухо, мучительно, совершенно потеряв связь с реальностью. Ноги обессилено подогнулись, юноша вытянул ступню, пытаясь зацепиться поджавшимися пальцами хоть за что-нибудь, смутно отметив, что Конгфоб навалился на него всем телом и теперь движется быстро, коротко, так же тихо постанывая от наслаждения.
Вокруг стопы обвилось что-то тонкое и холодное, и во время последнего судорожного толчка Ройнапат содрогнулся, тем самым нечаянно выдёргивая наушники из затерявшегося в ворохе одеял телефона. Комнату наполнило неожиданно громкое и проникновенное гитарное соло, а сиплый голос Роджера Уотерса прокричал:
Shine on, you crazy diamond!
Это было выше всяких сил, выше пониманий и чувств. Наставник лежал совершенно разбитый, чутко вслушиваясь в выученные наизусть слова:
Come on you raver, you seer of visions;
Come on you painter, you piper,
You prisoner – and shine!
Никто из них не решался заговорить. Нонг осторожно приподнялся, выскальзывая из тела Пи, и обессилено рухнул рядом. Несколько минут они провели в глухой тишине, заворожено впитывая звучащую из динамиков смартфона музыку.
Из приоткрытого окна веяло тёплым ночным ветерком, от которого шелестели лёгкие шторы, иногда вздуваясь смешными пузырями. Артит отвлечённо подумал, что об их любовных игрищах знает уже, пожалуй, весь кампус, однако даже не смог толком покраснеть – кровь по-прежнему бурлила где-то ниже пупка, отчего каждое, пусть и нечаянное, прикосновение к коже было ярким и болезненным.
Он лениво перевернулся на спину и поёжился. Влажное от пота постельное бельё медленно остывало, и лежать на нём становилось всё неприятнее.
Ройнапат осторожно пошевелился, прислушиваясь к ощущениям: пятая точка немного болела, но не так сильно, как он ожидал. Что, конечно же, было исключительно заслугой Конгфоба, ведь сам он во время их близости потерял голову настолько, что подавался навстречу. И вот на этом моменте кровь наконец-то возобновила своё движение по венам, хлынув горячим потоком к лицу.
Слева от наставника послышался шорох. Он скосил глаза: Конг, аналогично контуженный после пережитого, заторможено снял использованный презерватив и теперь, смешно сощурившись, пытался завязать его.
Артит подавил подступивший к горлу смех. Его разрывало от нежности, от невысказанных вслух признаний и обещаний, поэтому он, не в силах противиться охватившим его эмоциям, негромко позвал:
– Конг…
Сутхилак перевёл на него шалый взор и криво улыбнулся.
– Как ты, Пи’Артит? Ничего не болит?
– Я люблю тебя.
Деморализованный внезапным признанием младший растерянно застыл.
– Я… – начал было он после паузы, но осёкся.
Горло его судорожно дёрнулось, и парень опустил веки, отчего угловатое лицо приобрело странное, почти измученное выражение. Из-под тёмной завесы ресниц на Артита глянуло что-то настолько мифическое, древнее и монументальное, что наставник затаил дыхание. Он был очарован, как змея, следящая за движениями заклинателя. В эту секунду вся присущая Конгфобу страстность прорывалась наружу сквозь взор этих невозможных глаз. Ройнапат давно отметил, что Нонг умел разговаривать без слов, используя только свой взгляд, и сейчас его внутренний монолог можно было прочесть без труда.
Пи зачарованно придвинулся ближе, осторожно проводя большим пальцем по краешку скулы, по виску и широкой угольной брови.
Сутхилак мягко накрыл его руку своей ладонью, прижав к пылающей смуглой щеке, и наконец-то распахнул глаза, в которых бушевал настоящий шторм.
– Я часто говорю тебе о любви, – смотря прямо в тёмные зрачки старшего, прошептал Конгфоб. – Мне не удаётся держать это в себе. Но, знаешь, пожалуй, слово «любовь» слишком безыскусное, слишком истёртое для того, что я на самом деле к тебе испытываю, – он осторожно отстранился и мягко обхватил лицо наставника ладонями, шепча следующие слова прямо в искусанные губы: – Ты – моё проклятие. Мой рок и моя награда. Я ощущаю себя вором, который украл у Вселенной её самое большое сокровище…
Артит вздрогнул и медленно прикрыл глаза, впитывая каждое предложение младшего всем своим естеством.
– Спасибо, Пи’Артит. За то, что доверился мне, за то, что позволяешь быть рядом… За то, что ты существуешь.
Третьекурсник с силой поджал губы, так и не посмев открыть глаза. Он не будет плакать – это же смешно! Ну и что, что никто и никогда не говорил ему таких слов! И что, что сердце в груди изнывает от блаженной боли…
Никто не вверял ему себя настолько слепо, безотчётно и полностью. Никто не предлагал себя так откровенно – бери, делай, что хочешь. Хочешь любить? Люби. Хочешь сломать? Ломай! Только позволь быть рядом.
Парень шумно выдохнул через рот и хлюпнул носом. Он не видел тёплую улыбку Конгфоба, но знал, что тот улыбается. И было только одно средство привести себя в чувство…
– Придурок, – сипло прошёптал Ройнапат, а № 0062 залился тихим, счастливым смехом.
– Я люблю тебя, Пи’Артит, – нежно обнял его Конг.
– Я тебя тоже.
– Если честно, у меня лицо до сих пор онемевшее…
– У меня тоже…
Спустя пару минут, успокоившись, они укутались в ещё немного влажное одеяло и поплотнее прижались друг к другу голыми боками. Телефон ни один из них не выключил, поэтому по комнате разносилась музыка, чуть заглушаемая чьими-то штанами, кинутыми поверх динамика.
– Странно, что ты в этот раз не спрашиваешь, понравилось ли мне, – фыркнул лидер инженеров, деятельно укладываясь на подушки.
Конг, задумчиво поглаживающий покатый полукруг его плеча, на мгновение вынырнул из размышлений и иронично выгнул бровь:
– Мне казалось, ты не любишь такие вопросы, – он помолчал и уже чуть более напряжённо добавил: – Тебе же понравилось?
– Совсем дурак? – возмутился Ройнапат. – Будто сам не видел…
– Видел, – тут же расплылся в довольной улыбке младший. – В этом случае, полагаю, у нас обоих есть лишь одно определение произошедшему: это было великолепно.
Артит не стал спорить, вместо этого он уткнулся носом в шею возлюбленного и почему-то очень недовольным тоном буркнул:
– Я в жизни столько не кончал…
– Это комплимент? – на сей раз улыбка Конгфоба была такой широкой, что обнажились его белоснежные, красивые зубы.
– Ещё чего!
– Значит, комплимент.
– Тц! – цыкнул Артит, вскидывая голову. – Не смей зазнаваться! Так вышло… случайно.
Нонг наклонился к нему и проникновенно шепнул прямо в покрасневшее ухо:
– Я сделаю всё возможное, чтобы это «случайно» повторялось как можно чаще…
Где-то у изножья кровати искусно ласкал электрогитару Дэвид Гилмор, вырывая из неё невероятные, мучительные стоны. Конгфоб против воли заслушался, про себя решив, что отныне и впредь Pink Floyd будут для него одной из самых важных и любимых рок-групп во вселенной.
– Что это за песня? – поинтересовался он у возлюбленного, который опасно накренился вбок, дабы подтянуть поближе рюкзак младшего.
– «Hey you», – отвлечённо просветил Нонга тот, принявшись что-то искать внутри. – Слушай, ты, вроде, сок покупал виноградный…
– На самом дне поищи. «Hey you», значит… Это с того самого альбома? Со «Стены»?
– Ага.
– Красивая композиция. Но очень грустная…
– Ну так понятно, почему, – вытащил из рюкзака бутылку Артит и отвинтил крышку. – Я тебе уже рассказал, о чём альбом.
– В твоём плейлисте все песни оттуда?
– Нет конечно, – напившись, вытер губы тыльной стороной ладони наставник. – Я бы такими темпами в совсем беспробудную депрессию нырнул. На телефоне сборная солянка из «избранного» всей дискографии.
– А с этого альбома, – Конг кивнул в сторону плаката над их головами, – тоже есть?
– Почти всё. Он вообще крышесносный. Мне «Brain damage» особенно нравится.
Сутхилак тоже нагнулся, доставая телефон из-под их одежды, и полистал список.
– Она как раз следующая.
Артит улыбнулся, закрутил крышку покрепче и засунул бутылку обратно в рюкзак. Но вдруг непонимающе наклонил голову, пошарил в недрах рукой и вытащил на свет чуть помятую сигаретную пачку.
– Снова куришь? – нахмурился старшекурсник, изучая неожиданную находку.
Он пытливо посмотрел на Конгфоба, но тот с достоинством выдержал его взгляд и спокойно парировал:
– Нет, не курю. С того самого момента, как ты меня пожурил. Это старые.
Артит глянул на него с недоверием, но его сведённые к переносице брови моментально разгладились. На самом деле он не хотел ни поучать младшего, ни ругаться с ним. Здесь и сейчас, после того, что произошло между ними, не было места ни субординации, ни напускным назиданиям. Ройнапат фыркнул каким-то своим мыслям и медленно вытащил из пачки оставшиеся две сигареты.
– «Marlboro», – усмехнулся он. – Впечатляет. Но мы курили красные, а не «Light».
– Вы кури… Что? – ошарашено приподнялся на локтях Конг. Он поверить не мог, что Пи’Артит говорит серьёзно. – Ты же мне целую лекцию прочёл полгода назад! – справедливо возмутился юноша, но наставник только махнул на него рукой.
– И правильно сделал. Ты – Нонг, мне следовало напомнить тебе об этом. Вы, первокурсники, ещё меры не знаете. Пьёте, как в последний раз в жизни, дымите табаком, будто у вас запасные лёгкие в шкафу хранятся… Годам к двадцати, конечно, мозги постепенно почти у всех вырастают, но вот до того момента мы должны за вами, идиотами, приглядывать.
– В общем-то, резонно, – неожиданно согласился Сутхилак, поближе притягивая расслабленного Артита к себе.
Тот вскинул на него недоверчивый взор.
– Ты даже не попытаешься со мной поспорить?
– Зачем? – мягко улыбнулся Конгфоб, бездумно пропуская сквозь пальцы чуть влажные пряди на макушке любимого. – Ты абсолютно прав, у многих моих сверстников отсутствует чувство меры. Но кое о чём я всё же хочу спросить, – лукаво прищурился он. – Ты, значит, курил?
– А кто не курил на первом курсе? – выдохнул горестно Артит, подтягиваясь выше и опираясь спиной о спинку кровати. – Правда, мы посуровее вас были. Это твоё так – трава безвкусная.
– «Шестёрка», – заупрямился уязвлённый Нонг.
Артит только усмехнулся в ответ и вдруг подскочил, заматывая обнажённые бёдра подвернувшейся под руку кофтой.
– Зажигалка есть? – хитро прищурился он, зажимая меж губ сигарету.
Очарованный этим почему-то крайне сексуальным жестом, Конгфоб заторможено кивнул.
– Отлично, – резюмировал Ройнапат, гася свет и открывая дверь на балкон. – У нас сегодня в некотором роде событие. Можно разок поддаться своим слабостям.
Не веря своим ушам, Сутхилак тоже вскочил и, натянув на голое тело штаны, ринулся за старшим. Тот стоял, облокотившись на перила, и задумчиво смотрел на усеянное звёздами небо. Он, не глядя, протянул Нонгу вторую сигарету, и мальчишка, всё ещё пребывая в состоянии отупелой эйфории, заторможено взял её, тут же привычно зажав меж губ.
Прикурив, Конг протянул было трепещущий огонёк Артиту, но тот внезапно дунул на него, гася.
– Смотри, что покажу, – как-то особенно лукаво улыбнулся Пи и плавно наклонился вбок.
Невольно задержавший дыхание Конгфоб замер. Сигарета тлела меж его плотно сжатых губ. Артит прикусил зубами свою и чуть склонил голову, прикуривая от зажжённой папиросы младшего. Он глубоко затянулся, и кончик её разгорелся оранжевым, а на щеках старшего проявились его восхитительные ямочки. В тёмных глазах, взор которых был невозможно взрослым в этот момент, хитрым и насмешливым, отразились сотни огоньков, преломляющихся и сверкающих, отчего те стали почти такими же яркими, как и звёздное небо над головой.
Очарованный Конг стоял, не смея пошевелиться. Такого Пи’Артита он не знал, почему-то именно сейчас особенно остро ощущалась их разница в возрасте, но младшего это нисколько не волновало.
Наставник был невыразимо прекрасен: глотающий дым неспешно и как-то слишком уж опытно, стройный и гибкий, с белеющей в темноте ночи кожей, растрёпанными волосами и нелепой красной кофтой, обвязанной поверх нагих бёдер, он представлял собой самое эротичное зрелище, которое Конгфоб когда-либо видел.
«Люблю, – задыхаясь, отчаянно подумал он. – Боги, как же страшно, невыносимо, безумно я его люблю…»
Юноша судорожно сглотнул. Ему не хватит жизни, чтобы рассказать об этом, не хватит слов и иных средств выражения. Это чувство было слишком огромным для одного человека…
Он тряхнул головой, заставляя себя успокоиться, а затем пристроился рядом со старшим, так же облокачиваясь на перила.
– Тебя не смущает, что мы стоим в таком виде? – поинтересовался он спустя время.
– Я же выключил свет, – выдохнул вместе со струйкой сизого дыма Артит. – В такой кромешной темени вряд ли кто-то опознает в двух курящих мужиках главу наставников и Луну инженерного факультета.
– А в двух целующихся мужиках? – фыркнул Сутхилак, туша папиросу о стену.
– С этим уже будет сложнее, – усмехнулся Артит, следуя его примеру.
Их губы встретились на полпути, пальцы цепко переплелись, а тела тесно прижались друг к другу. Поцелуй получился каким-то особенным – впрочем, Конг давно перестал этому удивляться, ведь почти каждый их поцелуй был особенным, – с привкусом терпкого табака, душным запахом южной ночи и отблесками далёких звёзд.
– Я люблю тебя, – прошептал, дурея от нежности и восторга Конгфоб.
– Я тебя тоже, господин Луна … – эхом отозвался Ройнапат, при каждом слове касаясь губами его губ. – Как ты думаешь, что же всё-таки там – на тёмной стороне луны?
– То же, что и на светлой, – улыбнулся юноша, обвивая его талию руками. – Просто какое-то время солнце освещает один её бок, а затем – второй. Надо лишь подождать.
– А что, если ждать придётся слишком долго? – шёпотом задал странный вопрос Артит.
Но Конг понял. Он нежно коснулся черноволосой макушки и так же тихо сказал:
– Этот цикл насчитывает миллиарды лет, Пи’АйУн. Он не зависим от нас. И пока Солнце существует – Луна останется Луной, потому что без его света она ничем не будет отличаться от любого другого безликого спутника. Большая, холодная и совершенно безжизненная.
Артит тихо вздохнул и покрепче прижался к родному плечу.
Всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе. Они со всем справятся, всё преодолеют, главное – быть вместе.
И где-то далеко в темноте пустой комнаты, будто облекая в музыку невысказанное, пели из колонок Pink Floyd:
And if the dam breaks open many years too soon,
And if there is no room upon the hill,
And if your head explodes with dark forebodings too —
I’ll see you on the dark side of the moon!
Fin.
