Текст книги "Крылатый (СИ)"
Автор книги: Фера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
– Ты так говоришь, будто не жил никогда.
Внутри мое сердце что-то неприятно ужалило. Сомнение. Я чувствовал, что здесь что-то не так. Ну нет, не могло этого быть, сказки. Ты же живой – вот, я касаюсь тебя, держу. Запястья твои, когда ты нанчинаешь немного драться. Ты живой же, правда? Не выдумка, не очередная иллюзия?
– А я и не жил по-настоящему. До встречи с тобой, Дил.
***
– Дииииил, пожааалуйста！– протянул ты, пытаясь меня разжалобить.
Я лениво водил сухой травинкой по твоему торсу, немного щекотал ямку пупка. Ты снова потянулся руками к себе, пытаясь забрать у меня пыточный инструмент. Я ловко перехватил соломинку в зубы, а твои руки поймал и завел тебе за голову.
– Эй, мы же договорились. – я повел соломинкой и защемил один ее конец между зубов. – Без рук. Или свяжу.
– Невозможно без рук, это щекотно. – оправдался ты, отводя глаза и пряча румянец смущения.
– На то и расчитано, Крылатый.
Я перехватил твои запястья одной рукой, а другой снова взял соломинку и провел ею от плоского животика до левого соска, немного поплясав краем травинки вокруг него. Ты снова прохныкал мое имя и попытался увернутся.
– Ну Дииииил！ Не мучай меня, пожалуйста, ты же знаешь, что я хочу тебя… Почему ты… Ауммм… – я обхватил твой набухший сосок губами и немного оттянул. – Диииилаааан…
Я только ухмыльнулся. Мне нравилось, как ты стонешь мое имя. Мне нравилась твоя реакция на мои действия. Ты выгибаешься, просишь, умоляешь, а я ведь еще не начал. Чувствительный, любимый. И непослушный, зачем ты опять высвободил руку?
– Ну все, это было последнее предупреждение, Крылатый.
Я быстро расстегнул твой ремень и вытащил его из джинсов, подтянул твои руки к себе и зятянул ремнем, пропустив еще пару витков меджу запястий для надежности. Ты даже не сопротивлялся, послушно дал мне тебя связать. А как только я закончил, ты набросил руки мне на шею и повалил меня обратно в сено.
– Ну что, теперь доволен? – твои карие глаза блестели яркими огоньками. – А теперь пожалуйста, сними уже с меня джиииинсы！
– Так ты уже завелся? – я сделал удивленное лицо, будто до этого не заметил этой маленькой детали. – Погоди-ка… Тебе нравится бондаж? Веревочки любишь, да?
Ты снова попытался спрятать алеющие щеки, уткнувшись мне в шею, и что-то невнятно пробормотал. Ну конечно. Я все-таки тебя раскусил.
– Жди здесь. – я перекинул твои руки через голову и кое-как вылез из мягкого сена.
– М-может не надо? – неуверенно крикнул ты вслед, но я только ухмыльнулся на это.
– Где-то я тут видел несколько мотков веревки… Хм… А, вот же они！
Я снял с крючка веревки и вернулся к тебе. Ты ерзал на сене и пытался как-то справится со своей шеринкой, пыхтел, но пока дальше пуговицы не продвинулся.
– Иди сюда…
Я сгреб тебя в охапку и придвинул к себе, ловко расстегнул молнию и стянул джинсы сразу с боксерами.
Ты залился румянцем и попытался свести колени, закрываясь от меня. Еще бы, значит, меня ты видел совсем не так, как одного из своих клиентов. Значит, я был другой, ты относился ко мне по-другому.
Я ухмыльнулся, придвигая тебя еще ближе за ноги и пристроился между них. Ты судорожно выдохнул и послушно расслабился.
– Ты такой красивый, малыш… – я осмотрел твой вставший член и пощекотал его соломинкой. Ты громко застонал, запрокинув голову и попытался закрыться руками, – Ну чего ты смущаешься? Ты же ведь перед многими раздевался, ведь так? – я снова поднял твои руки вверх немного размотал конец ремня и привязал к деревянному столбу позади тебя.
– Дииилааан… Можешь… не делать так? – ты умоляюще посмотрел на меня.
– Как? Вот так? – и я снова повел соломинкой, пощекотав чуть ниже живота. Снова твои сладкие стоны.
– Дииил！ Возьми меня уже, ну пожалуйста！ Я не могу больше… Ааа…
Соломинка прошлась по головке, собрав на себя выступившую каплю естественной смазки. Я ухмыльнулся. Мне определенно нравилось тебя мучить, смотреть, как ты выгибаешься, буквально скулишь от переполнивших тебя приятных ощущений.
Я и сам уже был почти на пределе, но медлил. Сделаю – и мне казалось, что будто девственности лишу, хотя той не было и в помине. Просто в моих глазах ты был хрупким ангелом, которого надо было беречь.
Поэтому я отложил соломинку и принялся за веревки: сделал петлю на шее, перешел на плечи, перетянул торс, сделал пару петель на талии, вокруг ног, подчеркнув изящность твоих бедер… И пропустил веревку в ложбинке меджу ягодиц, прямо по чувствительной дырочке. На большее длины веревок не хватило, да и я, если честно, немного переживал, что они слишком жесткие.
Ты буквально скулил от желания. Разгореченный, растрепанный и раскрасневшийся мальчик, который совсем ничего не мог сейчас сделать, который полностью зависел от меня.
Мой Крылатый.
– Д-дил… Я взорвусь сейчас…
Ты заерзал, пытаясь снова поджать колени и потерется о них членом, но я не дал, закинув их себе на плечи. Ты тихо ойкнул и заткнулся, закусив губу, чтобы не застонать снова.
– Нравится? – осведомился я, поддев пальцы под веревку, немного натягивая ее.
Я заметил, тебя это возбуждает, когда что-то повсюду давит на эрогенные зоны.
– Да… Нравится… – ты явно млел от всего происходящего. – Но с твоим членом внутри лучше было бы.
– Нахал！
– Только не говори, что бережешь меня. – Ты снял одну ногу с плеча и уперся пяточкой в мои ключицы. – При нашей второй встрече я чуть не отсосал тебе. И ты кайф ловил.
– Веский аргумент. Но я действительно берегу тебя, малыш.
Я вернул твою ногу на законное место и сам припал к твоей шее, обцеловывая и слегка покусывая.
– Ммм… Ах… Дииил… Ну что мне сделать, чтобы ты уже выебал меня?
Ты чуть ударил меня пяткой по спине и заерзал, пытаясь увильнуть от моего языка. Я со злости резко прикусил тебе мочку уха, и ты вскрикнул.
– Дил！
– Не выпендривайся！ Я и правда боюсь тебя порвать, у нас же даже смазки нет… Кто же знал…
Я слепил самую нелепую отмазку. Ты закатил глаза. Ну все, Дил, готовься к лекции, чем из органических веществ можно заменить лубрикант.
– В кармане в заднем презерватив со смазкой.
Я удивленно вскинул брови. Ну нифигасе, ты готовился！
– Ну пожалуйста, Дил, я очень … хочу тебя… в попку… пожалуйста！
И я, конечно же, не выдержал. Нашел твои несчастные джинсы, быстро распаковал презик и натянул на себя. Ты пошло закусил губу и наблюдал за моей возней, а когда я был готов, ты перевернулся на живот, чуть привстал на коленях и выпятил пятую точку.
– Дразнишь? – я чуть погладил булочки и снова натянул веревку.
– Ха… Дразню… Это месть…
Ты выгнулся в спине подавшись немного вперед, но я поймал тебя за талию и притянул обратно, чуть потеревшись членом о вход.
– Месть, говоришь? – я отодвинул пальцами веревку. Ты захныкал, попытался еще немного раздвинуть ноги, чтобы ослабить натяжение веревок.
Секунда, и я разом вошел в тебя на всю длину. Презерватив и правда был со смазкой, поэтому получилось легче, чем я ожидал. Ты вскрикнул, уткнулся мордочкой в собственные руки.
– Тшш… Потерпи, малыш… Скоро пройдет…
Я говорил с тобой, будто это был твой первый раз. Будто ты был чистым, будто эти ощущения были тебе совсем незнакомы. Внутри ты такой узкий, тугой, что я и правда совсем не верил, что ты до этого торговал собой в клубе, занимался сексом с другими.
– Д-дил… П-поцелуй меня… Пожалуйста…
Соображал я с трудом, но сердце все равно сделало радостное сальто. И я поцеловал тебя – не в губы, у нас не получилось так извернуться, я целовал шею, плечи, пытался поцеловать каждое перышко на твоей спине…
Я начал двигаться. Медленно, стараясь не причинять боль. Ты сжимал меня в себе, тихо стонал, потом громче. Я терялся в ощущениях. Мы терялись в реальности.
Никогда не думал, что с кем-то смогу так. По-настоящему.
Одной рукой я кое-как отвязал ремень от столба и поднял тебя, облакотив спиной на себя, руки ты убрал за голову и попытался обнять меня. Ремень тебе явно мешал, но мне было все равно, я уже скользнул руками к твоим соскам и стал ласкать набухшие горошины.
Ты снова выгнулся, подставляясь под ласки, а затем резко дернулся и застонал, когда я, наконец, попал по простате. Я сорвался на бешенный ритм, долбился в твое податливое тело резко, грубо и глубоко, окончательно потеряв контроль над собой. Мне нужен был ты, как наркотик, как кислород！
– Любимый, мой и только мой… Крылатыыый… – я стонал это причудливое слово, которое стало твоим именем, чувствуя, что уже близок к разрядке.
Я уткнулся носом в твои лопатки и чуть прикусил кожу. Ты вскрикнул, кажется, на миг перестал дышать. Я почувствовал, что что-то защекотало мне нос, будто пушинка, что-то забилось рядом, подняв ветерок и обдав нас прохладой. Я открыл глаза, попытался сфокусировать взгляд, как в бреду увидел белые перья, которые уже сливались с твоей спиной, постепенно чернея и превращаясь в рисунок.
Так мне показалось.
А потом мы кончили – вместе, ты на сено, я в презерватив. Повалились на бок, как кролики, лежим. Я обнимаю тебя, боюсь отпустить, ты прижимаешься ко мне спиной, тоже боишься, что исчезну. Лежим, дышим.
Я встаю раньше. Мы к тому времени успели заснуть оба, только снаружи ветер поднялся. Гроза началась, дождь пошел. Я встал закрыть дверь, куртку свою найти или футболку – холодно тебе. Ты сопишь мирно, совсем мальчик еще.
Мальчик. Мой.
Я скинул использованный презерватив в сторону, нашел свои джинсы и боксеры, надел. Пошел к дверям на засов закрыть, чтобы ветром не хлопало.
– Томас.
Я обернулся. Ты стоял позади меня, неловко переминаясь с ноги на ногу и закрывая алеющие щеки все еще связанными руками. А потом резко поднял глаза и обьяснил:
– Мое имя. Томас.
Я ничего не ответил. Мягко улыбнулся, притянул тебя за ремень и стал развязывать твои запястья. Надо было сразу тебя освободить, а мы заснули…
Снова подул ветер, дверь резко открылась и ты испуганно прижался ко мне. Я обнял тебя, уткнулся носом в макушку.
– Не бойся, это просто сквозняк. – чуть подумал и добавил: – Томми.
Я придержал рукой дверь и совсем открыл ее, впуская в амбар свежий воздух и ночную свежесть. Порыв ветра прошел, остались только тихие шелестящие звуки листьев редких деревьев вокруг сарайчика и капли дождя. Тихо, хорошо и абсолютно никого кругом.
– Я рад, что ты открылся мне, Крылатый… Томми.
Ты поднял на меня глаза. На секунду мне показалось, что твои зрачки увеличелись, я пригляделся – нет, обычные карие глаза. Грустные немного.
– Что-то не так?
Ты потупил взгляд.
– Меня никто так никогда так не называл. Только прозвищем… Я уже не помню когда по-имени… А так ласково вообще никогда…
Пока ты говорил, я распутывал веревки на твоем теле. Снять оказалось легче, чем завязывать. Ты терпеливо ждал, наблюдал за моими руками, а как только последние путы упали на землю, ты молча обнял меня. Крепко-крепко.
– Теперь я буду называть тебя так, малыш. Ты будешь моим Томми.
Ты чуть поднял голову и нежно поцеловал меня в нижнюю губу.
– А ты моим Диланом.
Я тоже не жил до тебя по-настоящему.
Комментарий к 8. Castle on the Hill
Ребят, мне нужна бета. У меня слишком много ошибок-описок （пишу с телефона） , которых я не вижу. Желательно иметь связь со мной в вк.
========== 9. Centuries ==========
Some legends are told
Some turn to dust or to gold
But you will remember me
Remember me, for centuries
Just one mistake
Is all it will take
We’ll go down in history
Remember me for centuries
Hey, hey, hey
Remember me for centuries
Fall Out Boy – Centuries
Вернулись мы только в полдень следующего дня. Ты всю дорогу ворчал что я, дескать, такой плохой и затащил тебя трахаться на сеновал. Я в шутку отвечал, что сеновалы для того и нужны, ты фыркал и отворачивался, а спустя какое-то время объявлял, что понял в чем дело – у меня фетиш на перепих в полевых условиях, и надо срочно исправить это.
Мне нравилось, что с тобой очень легко говорить. Впервые в жизни мне не хотелось вставать и куда-то ехать, мчаться сломя голову в город. Наплевать бы на все и уехать с тобой – куда глаза посмотрят, куда душа полетит. Твоя летать умеет, я знаю.
Тиффани оставили в сарайчике, я клятвенно обещал, что вызову туда эвакуатор и заберу ее, как только доедем до города и я, наконец, поставлю на зарядку севшую мобилу. Поэтому ехали мы на одном байке, чему я был очень рад. Ты хоть выделываться не будешь со своими трюками.
Как только я закрыл изнутри дверь нашей квартиры, ты ломанулся в душ. Я только и видел, как ты скидываешь грязные ботинки и скрываешься за дверью. И меня не позвал. Ну ладно, что уж, я не слишком-то и надеялся. После одного секса же не значит, что и интимный процесс помывки мы тоже будем делить, да?
Я не стал париться и, не переодеваясь, сел за комп – пробить номерок эвакуатора, понять, на какой конкретно трассе мы бросили твою Тиффани.
Я прокручивал вчерашние события, которые невольно вызывали улыбку. А потом почему-то вспомнился пик наслаждения и перья…
Перья. Странно, откуда бы… Я попытался вспомнить смутное ведение, тогда я почти ничего не соображал. Но я знаю, что я точно видел, и такие вещи просто так не кажутся.
Признаться, у меня и до этого были сомнения. На твой счет. Просто я старался упрятать их как можно дальше в темный уголок своего сознания. Потому что любил, и больше ничего не имело значения.
Так я думал.
Но вчерашнее… Не давало покоя. У тебя просто не могли вырастать крылья, нет… Прямо из татуировки, это просто не могло быть правдой. Допустим, глюк. А как быть с чтением моих мыслей? С твоими загадочными способностями видеть моих призраков прошлого, твои уклончивые ответы о себе, шесть паспортов, вчерашнее загадочное настроение, раны, которым ты был так рад… Не жил по настоящему? Как это понимать?
Я обернулся через плечо на дверь в ванную. Там вода включена, значит, ты под душем моешься. У меня есть пятнадцать минут.
Пятнадцать минут для чего, Дил? Неужели, ты хочешь найти эту чертову папку и посмотреть… Нет нет, это же личная вещь Томми. Он бы рассказал сам. Неприменно бы расказал, если бы это было нужно.
Я забил в гугле несколько букв. Эвакуатор. То, что я с самого начала хотел сделать но… сомнения и нехорошее предчувствие грызло меня изнутри, будто червь.
Минуты шли, а я изо всех сил не хотел ничего проверять о тебе. Сомневался, что готов к правде, но… Какая-то часть меня все еще надеялась, что ты обычный, что ты человек. И я очень хотел найти подтверждения этому！
Я зашел посмотреть камеры видеонаблюдения. Обычные меры предосторожности, еще когда я только вселялся, поставил их в каждой комнате, просто сначала боялся матери, думал, смогу записать происходящее, но камеры даже помех никаких не выдали. А потом просто не убирал их. Всегда считал, что это практично – круглосуточно вести видеонаблюдение в квартире.
Кто же знал, что однажды я решу пересмотреть.
Начал просмотр с последних чисел, когда мы были дома вместе. Ничего необычного: вот мы завтракаем, вот ты опять случайно выронил яйцо на пол, а робот-пылесос радостно его размазал по белому кафелю, вот чуть раньше, мы сидим на диване, ты пялишься на меня, вместо того, чтобы смотреть передачу по телевизору, но стоит мне оберуться – ты уже заинтересованно глазеешь в экран. Хитрец.
Раньше надо, еще раньше… Так, неделя… две… Еще немного… Черт, столько записей, нереально просмотреть их за все время. И пока ничего, что бросалось бы в глаза.
Может, я все же ошибся и ты совершенно обычный подросток, со своими тайнами и странностями? А все остальное – просто нелепые совпадения и мои личные фантазии?
Но нехороший камень так и лежал на моем сердце. Минуты истекали, ты должен был вот-вот выключить воду и выйти из душа. А я должен был проверить хотя бы еще один момент – тот самый, когда ты… сделал что-то со мной. С моими ведениями.
Я так и не понял, что тогда произошло. Сколько бы ни пытался, не мог себе объяснить. А ты постоянно уходил от ответа. Опять.
Я нашел нужную дату в архиве. И время, так, это примерно в два-три ночи было… Так, вот я сплю, вот ты осторожно вошел в комнату, нерешительно потоптался на пороге, тихо залез в кровать. Медлишь, не будишь меня. Боишься, чтоли? Нерешительный такой, трогательный. Мнешь в руках одеяло, шепчешь мое имя… нет, чужое, не мое. Митч – не я.
Я чуть перемотал. Минут пять, не больше, я помню наш разговор. Но то, что я увилел дальше… Я пожалел об этом.
Мы сидели на кровати. Я говорил, меня, нас трясло. Вот почему ты тогда сказал мне закрыть глаза… Я понял. Тебе тоже было тяжело себя контролировать.
На камере было хорошо видно – ты сидел спиной. Я отвлекся, как-то упустил момент, когда ты снял футболку. Татуировка огромная и в темноте была четко видна. Я четко видел, как рисунок оживает. Медленно, каждое чернильное перышко сначала белеет, а потом выделяется из кожы, как из воды на поверхность всплывает, от кончиков к лопаткам. Растут, немного увеличиваясь в размерах.
Я закрыл рот рукой. Я не мог поверить в это. Ты был ангелом. Самым настоящим ангелом, сверхчеловеком, мутантом. Ты был не таким, как все.
И поэтому был в опасности.
– Дил?
Ты стоял в дверях, вытирая лохматые волосы полотенцем. Смотрел на меня встревоженно. Неужто снова читаешь меня?
Я не смотрел на тебя, боялся пересечься глазами. Вихрем метнулся в гостевую спальню, чуть не сбив тебя с ног. Открыл шкаф, который вроде как считался твоим. Вещей там почти не было, разве что где-то тут должна была быть несчастная папка… Ты еще в первый день ее куда-то засунул, предполагаю, что просто запнул в «свой» самый темный угол…
– Дилан！ Дил, пожалуйста, я не хотел…
Ты прибежал за мной. В глазах паника, голос дрожит. Тоже увидел запись с камер и понял, что я все знаю…
Вот она！Я нашел папку в нижнем ящике, абсолютно пустом, открыл. Документы, договора, копии, свидетельства… Бумага старая, сколько ей лет? Паспорта, все шесть штук. Я вытряхнул все на кровать.
– Дил, я не мог сказать… Я боялся…
Я на миг посмотрел на тебя. Ты стоял в стороне, глаза влажные, руки судорожно перебирают полотенце. Я схватил один из паспортов и замахнулся им рядом с тобой. Ты зажмурился и отпрянул чуть, как от пощечины.
– Кто ты, Томми?
Я говорил спокойно, вопреки буре в сердце. Эмоции смешивались, я злился на тебя, что ты такой, злился, что ты не сказал мне раньше, злился на себя, что позволил себе жить рядом с тобой и влюбился, наплевав на все. И сейчас карты на столе.
Ты поднял на меня мокрые глаза, беззвучно открыл рот, ресницы вздрогнули – потекла слеза. На секунду мне показалось, что в твоих глазах сверкнула молния, злая искра – не на меня, на самого себя. Но ты упорно не мог больше ничего сказать.
Я зарычал, бросил паспорт и поволок тебя за руку в ванную, к огромному зеркалу во всю стену. Ты вырывался, пытался выдернуть руку из моей хватки, кажется, уже даже перестал сдерживать слезы – ты боялся, что будет.
– Вот, смотри. Посмотри на себя в зеркало, Томми. – я тряхнул тебя. Ты сжался, боясь поднять глаза. Я поднял твои руки и положил ладони на зеркальную поверхность. – Посмотри и ответь！
Ты дрожал.
– Дил… я не мог по-другому… – наконец ответил ты еле слышно.
– Я говорю не о том. – я больно надавил пальцами между твоих лопаток – как раз в том месте, где начинались крылья.
– Ау… – ты зажмурился. – Н-не…
– Выпусти крылья. Я все видел. На камере. И тогда, вчера… Что мне сделать? Они появляются во время оргазма, да?
Я больно сжал твой член через тонкую ткань спортивных штанов. Ты вскрикнул, а я второй рукой перехватил твои руки, по прежнему прижимая их к зеркалу.
– Дил, пожалуйста！
– Ответь, кто ты такой！ Я и так знаю правду, почему ты все еще продолжаешь врать мне?
Ты продолжал тихо всхлипывать, пока я грубо подрачивал твой член. Из-за незамысловатых движнений у тебя довольно быстро встал. Я оттянул резинку штанов, высвобождая твой возбудженный орган, а потом ею же прижал. Рука пошла гулять дальше по твоему телу. Я решил выбить из тебя признание любым способом.
– Ты мутант, Томми, ты знал это? Неправильный, не такой как все. Что ты еще можешь, м? Читать мысли? Видеть призраков? Что…
– Я НЕ ВРАЛ ТЕБЕ！ – резко крикнул ты, попробовав вырваться из моей хватки, дернулся, я заломил тебе руку за спину и больно выкрутил сосок. Ты вскрикнул, утыкаясь лбом в зеркало. – Я не врал！ Все что я говорил – было правдой, я… просто я не мог сказать тебе всего… Дилан, пожалуйста, дай мне все объяснить… Ааай！
Я снова больно сжал твой член, высвободив его из штанов окончательно. Ты выгнулся, закричал, а потом часто задышал и кончил, испачкав мою руку.
Крылья вышли из твоей кожи. Рисованные перья превратились в настоящие, всего за какие-то несколько мгновений. Я еле успел отпустить твою руку и отпрыгнуть назад – зашибло бы иначе. Крылья были намного больше, чем я видел на записи – странно, почему так? А вот татуировка исчезла вообще. Чистая кожа.
А ты стоишь потом, отчаяно цепляясь пальцами за гладкую поверхность зеркала, дышишь судорожно, ноги подкашиваются, а глаза открыть боишься. Но крылья тоже не прячешь обратно – опустил, края лежат на полу длинным шлейфом.
Я смотрел на тебя. Не мог поверить. Только что моя маленькая реальность, в которой ты был обычным мальчиком, разрушилась. Более того, я понял, что она никогда не была реальностью. Мне было больно от вранья. Ты врал мне, а я доверился. И сейчас ты боишься посмотреть мне в глаза?
– Томми, посмотри на меня. – спокойно приказал я, не узнавая собственный голос.
Ты поджал губы с чуть помотал головой. Боишься.
Я подошел к тебе, проведя рукой по левому крылу. Мягкие, такие нежные перья…
– От нежности до изнасилования… – я наклонился к твоему уху. Тебя передернуло. – … Один шаг.
Ты открыл глаза, пересекаясь со мной взглядами в отражении. Черные бездны. Я видел их раньше – тогда, после перестрелки и во сне. Думал, глюки.
Ошибся.
А через мгновение черная пелена постепенно сузилась, превратившись в зрачок и открыла шоколадную радужку. Глаза стали обычными – твоими, теми самыми, в которые я влюбился.
И я не выдержал. Бережно сгреб тебя в охапку и прижал к себе – тебя всего, вместе с крыльями. Господи, что я наделал… Что я только что делал с тобой…
Ты снова дернулся, будто от удара током. Всхлипнул, зажался, отпустил зеркало и позволол мне тебя обнять, утянуть назад. Мы оба сползли на пол. Ты закрывал заплаканное лицо руками. А я корил себя последними словами, что сорвался на тебя, узнав правду.
Ты был не виноват в своем сушествовании. Но я продолжал винить тебя за это.
Комментарий к 9. Centuries
Глава маленькая, т.к. в следующей части будет… кое что. Я хотел сначала одну главу сделать, но это теперь кажется неправильным, поэтому будет две. Сча проверю на ошибки и публикану, ибо все уже написано. Не пугайтесь, будет немного иное оформление текста, ибо так специально задумано.
_______________________
Я все еще ищу бету ?
========== 10. Him & I ==========
Cross my heart, hope to die
To my lover, I’d never lie
He said «Be true,» I swear I’ll try
In the end, it’s him and I
He’s out his head, I’m out my mind
We got that love, the crazy kind
I am his, and he is mine
In the end, it’s him and I, him and I
Halsey – Him & I
– Как так получилось, Томми?
Я нежно перебирал твои волосы. Мы перебрались в кровать. Ты молчал с тех пор, боялся сделать что-то не так. Я пытался успокоить. Идиот последний. Я совсем не понимал, какого тебе сейчас. Но очень хотел узнать.
– Я не знаю. – тихо ответил ты. – Это давно было. Я не помню ничего до того момента, будто не существовал… Просто открыл глаза – я на улице, кругом какие-то люди, мало их. Огоньки ночные, холодно… И совсем не знал куда деться, я вообще не знал, что происходит кругом, и что это за мир.
– Ты упал с неба? Как ангел, да?
– Нет, не думаю… Точнее, я не знаю. Я не ангел. Крылья еще ничего не значат… Ну… То есть, я не чистый. Ангелы они же какие – несут добро на землю, любовь, они не могут просто творить зло, врать, делать что-то плохое… А я мог. Я воровал, бродяжничал, я… Ты же помнишь, из какого места ты меня вытащил? Я там очень долго был, Дил, а до этого в похожем месте…
– Томми, даже если ты там с одиннадцати лет…
– Ты не понимаешь что такое очень долго, Дилан. Твое долго не идет в сравнение с моим. Ты думаешь, что мне шестнадцать да? Потому что я выгляжу как подросток. Мне больше, Дил. Намного больше. Ты думаешь, откуда паспорта? Почему шесть? Там одна фамилия. Я не беженец, не подделываю чужие документы, тогда я правду тебе сказал. Если ты посмотришь, там разный год рождения. Я не меняюсь в лице – совсем. Не старею. Примерно каждые десять лет меняю паспорта, чтобы все совпадало. Чтобы не поняли, что я бессмертный.
– Но… Но тут… Томми, с 1958 года первый паспорт… – я поочередно раскрывал паспорта, нашел самую раннюю дату, посчитал. – Тебе… 60?
Ты покачал головой.
– Мне больше. Еще больше, Дил. Я долгое время был без документов… Я перестал считать к тому времени. Бродяжничал, мне вообще было не на что жить, ни денег, ни свидетельства о рождении, а чтобы его сделать – надо было понять, кто я вообще, установить личность… А родителей у меня не было. И был я никем.
– Я крылья научился прятать. Когда очнулся, знаешь, они уже были при мне. Прохожие тыкали пальцем, я пытался скрывать их под одеждой, заматывал в чужие лохмотья, что находил на свалке. А потом понял, что могу прятать их по-другому. В рисунок на спине – раз и нет. Тогда татуировок не было, но рисунок на спине привлекал внимание куда меньше, чем огромные крылья. Я довольно быстро свыкся со странностью, жить сначала пытался один, думал, просто память потерял, думал, я могу жить, как нормальный, не обращая внимания на крылья и глаза… Но годы шли, мои знакомые старели, все, кто меня знал – потепенно умирали… А я был мальчиком. Оставался на вид не старше шестнадцати, как ты и сказал.
– Я попытался сбежать тогда – подальше, когда меня начали подозревать. Думал, смогу уехать из города, удастся начать жить заново, так сказать, со второй попытки… Но в ближайшей деревне меня перехватили. Пытались сжечь, знаешь, как ведьму на костре – вот такими вот средневековыми методами… Заперли меня в доме и подожгли. Я болтался на веревках, пытался как-то освободиться, пока пламя поглощало все вокруг. Я паниковал, я боялся. А в панике мне сложно контролировать себя. Я тогда опалил крылья. Прятать сложно, когда они больные. Но я сбежал – веревки тоже имеют свойство гореть. А я нет. Гореть заживо больно. Очень больно, ты задыхаешься, дым обжигает легкие, невозможно дышать, кожный покров постепенно покрывается гадкими пузырями, лопается, превращается в угли, но потом тут же все раны затягиваются и все по новой… Адская боль. Ты никак не можешь умереть. Потому что другой. Потому что тело тут же заживляет себя.
– Я не помню год, помню, что прятался с бродячим цирком. Со своими странностями там было легче скрыться, особенно после знакомства с одним парнем… Генри. Он тоже был не как все – мог зажигать свечки и лампочки силой мысли, не знаю как, просто мог влиять на огонь и электричество. Фокусник он был в том цирке. И меня прикрывал, помогал лечиться. Крылья пришли в норму года через три и только тогда я смог их прятать. А потом опять пожар и… Цирк спалили. А я сбежал, спасая свою шкуру. Я боялся огня, это было намного сильнее меня. Пришел на переплище потом, пустое. Плакал, помню, решил, что если я хотя бы немножко ангел, то должен был спасти моего единствннного друга. Генри. Но я не сделал ничего. Понимаешь? Не бывает в мире таких ангелов, таких никчемных как я. Надо было тогда остаться, вытащить его. Он должен был жить, а я бы и так смог выжить. Я не от смерти сбежал – от боли. А жизнь Генри теперь на моей совести.
– Я никонда не умел летать. Сначала не пробовал, потом крылья были не того размера – маленькие слишком, чтобы меня выдержать. Они в размерах менялись… Я это только спустя несколько лет понял. Но тогда я снова предпринял вторую попытку сбежать. Или умереть. Ушел куда-то в лес, нашел скалу, решил – прыгну. Терять было нечего. Прыгнул, но… не полетел. Скатился тогда с огромной высоты, обцарапался об ветки и камни, кубырем скатился в воду. Выжил как-то, но опять сломал крыло. Они, в отличии от тела, не восстанавливаются.
– Меня потом в лесу люди нашли. Отвели к себе, в станище. Тревелеры. Я уж не помню какой год был, просто тогда они уже жили в трейлерах – дома на колесах, автобусы, машины. Такие же как я, без денег, без документов, без прописки – цыгане, одним словом. Выживали как могли. И меня приняли как своего – в кои-то веки. Я опять пытался не показывать крыльев – прятал под одеждой. Пока… пока меня не изнасиловали. Он напился просто один раз, а я жил у него. Что-то не сладилось, он полез, ситуация вышла из-под контроля, он видел крылья. Ему понравилось. Он сказал, что никогда еще в жизни не трахал ангела, и не смотря на все мои мольбы прекратить, остановится… Он с тех пор постоянно меня имел. Я не мог ничего противопоставить – он имел огромное влияние среди своих и… меня могли в любой момент выбросить на улицу. И я был вынужден стелиться под него, столько лет… Он старел, а мое тело всегда оставалось молодым – очень удобно, правда?
– Все мои проблемы с возрастом он сам решал, уж не знаю как, но никто не задавал вопросов. Он иногда подкладывал меня под других. Про крылья знали уже многие, многим нравилось мучить меня, они пытались заставить летать. Я не мог – только в грязь падал. Он продавать меня стал. За деньги другим, на время, пока совсем меня не выкупили. Я помню, забрали меня когда ему было за 60 лет… А знал я его с 26. Другом я его считал, он постоянно говорил, что я могу прийти к нему с проблемами… А в итоге это все было только для того, чтобы завладеть мной, сломать.
– Я тогда плакал много – меня насильно вернули в тот город, из которого я все время пытался сбежать. Только он изменился – до неузнаваемости. А люди все те же – грязные, похотливые и злые. Увезли куда-то, в бордель, сделали паспорт – первый, тот самый, что ты сейчас держишь. Дальше все по избитому сценарию – насилие, секс, у клуба менялись хозяева, меня продавали из рук в руки, потом новый паспорт, и так снова и снова… Так больно как первый раз уже не было. Я ко всему привык, привык имитировать удовольствие, терпеть боль, унижение, плетку, цепи, клетки, женское белье, доставлять удовольствие другим, брать глубоко, кончать только от анала… Мне тогда вбили в голову, что для этого я и создан. Не сломали, нет. Пытались, но сломать сломленного…
– Я тогда совершенно запутался во времени, в происходящем – круг замкнулся. А потом я как-то шел по городу, в ботинках, я отлично помню, но при этом стер ноги в кровь, будто по стеклу битому бегал весь день. Никогда со мной такого не было – я же бессмертный, неранимый, все тут же заживает. Но тогда – нет. Я не понимал почему. Но в тот момент почувствовал, что колесо свернуло с курса, полетело в неизвестность. И я просто положился на удачу – закрыл глаза и пошел вперед. И нашел тебя. Ты маленький был, восемь лет, но такой же красивый, как сейчас. Родинки твои даже в темноте заметил —
