Текст книги "Третье правило возврата (СИ)"
Автор книги: Fallenfromgrace
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Она будет восстанавливаться чуть дольше, хоть с ней и работают лучшие целители. Против твоих ушибов ее повреждения выглядят несколько серьезнее. Но не смертельны. Она просила передать, что признательна за свое спасение и никогда этого не забудет.
– Ну да...после того, как я сама и привела носительницу уникального дара в руки маньяка.
– Не думай об этом. Никто не мог бы догадаться, что будет ждать вас на святой земле, – говорит Грион и обнимает меня. Как же важно сейчас его тепло.
– Мы хотели заехать сюда к Фреду после того, как вернемся из храма, – почему-то вспоминаю я, вдыхая запах кожи мужа. Грион отвечает смешком:
– То есть, встречаться со мной ты даже после молитвы богине не планировала, – и я крепче сжимаю свои руки вокруг него. Эта шутка почему-то сейчас будит во мне дикий ужас. Никогда больше не увидеть Гриона...в угоду свершения собственной мести?
– Гри, – я отстраняюсь от мужа, продолжая держаться за его плечи. – Это еще не конец. Ангелу нужна последняя, пятнадцатая жертва.
– Пятнадцатая? Почему именно столько? – хмурится муж.
– Это отсылка к мифологии нашего мира, Гри. Помнишь ту легенду, когда пятнадцать магов пришли просить Даргарона о милости? – видя понимание в глазах мужа, продолжаю уже более уверенно. – Ангел сказал, что хочет показать ему, как стали относиться в наше время к уникальным способностям – и насколько занижать все остальные. Он собирается соединить в своем теле все дары и вызвать демиурга, чтобы загадать какое-то желание.
– Желание? – Грион на мгновение зажмуривается. – Но для этого не нужны жертвы – маги могли быть живы!
– Он спятил, – я мотаю головой, – из-за спасения более выгодной Александры Гард с уникальным даром в свое время погибла его жена. С тех пор он и решил собрать коллекцию необычных способностей.
Меня еще сильнее сжимают в объятиях.
– От меня ни на шаг, – шепчет на ухо Грион.
– Постараюсь, – честно обещаю я, не забывая об одном деле, которое планировала провернуть в лечебнице. Муж, как есть – обнимая меня – засыпает. Видимо, сказывается пережитое напряжение. А я не могу думать ни о чем другом, кроме Фредерика и Кири. Я должна пойти к нему.
Я осторожно укладываю Гриона на спину, невесомо пройдясь рукой по его волосам и поправляя волнистые пряди, а потом свешиваю ноги с кровати, обнаруживая неподалеку больничные тапочки. Крадучись, покидаю палату, чтобы снаружи вздохнуть спокойно. И пусть номинально я нисколько ожиданий мужа не обманула (я же сказала, постараюсь), но на душе все равно неприятный осадок своеволия.
– И куда это ты собралась? – раздается сзади знакомый суровый голос, когда я уже прикрываю дверь и ищу направление, в котором стала бы осуществлять поиски. Дайна. Дайна здесь!
Я оборачиваюсь, чувствуя, как за спиной раскрываются крылья надежды, но тут же осекаюсь:
– По делам. Я ненадолго. А ты как здесь оказалась?
– А меня мистер Траст перевел сюда на то время, что одна новоиспеченная инквизиторша должна тут пролежать, – с хитрым прищуром сообщает моя сиделка, будто догадываясь, что готова к любой выходке с моей стороны.
– А я храм Кловис разрушила, – почему-то признаюсь я.
– Разрушила – это ты себе польстила, – хмыкает, однако, расслабляясь Дайна. – Так, пару подвальных помещений в негодность привела.
– Меня теперь ждет страшный суд? – будто женщина должна быть в курсе планов богини!
– Страшный суд ждет того, кто все это допустил, – качая головой, озабоченно смотрит на меня Дайна.
– Ангела? – у меня никаких других вариантов.
– Даргарона, – снова не соглашается сиделка. – Пойми, Виола: мир, в котором убивают светлых элементалей – это мир, покинутый творцом.
– И что же нам теперь делать? – как-то сразу поверив в слова мудрого человека, расстраиваюсь я.
– Тебе – продолжать движение в том же направлении, – загадочно отвечают мне. – Возвращайся к свету, Виола. В нужный момент именно он, а не наполняющая тебя сейчас тьма, принесет спасение.
– Как? – хрипло шепчу я, почему-то поднимая вверх ладони и смотря на них со слезами на глазах. – Я больше его не чувствую, Дайна...
– Ты помнишь первый шаг? – напоминаю вдруг мне о недавнем разговоре. – Осознание. Не забывай, что он только первый, – напутствует меня сиделка.
Ее слова отрезвляют разум и мысли, находящиеся в сумбуре, и я поднимаю на Дайну сосредоточенный взгляд:
– Ты можешь показать мне, где находится палата Фредерика Фроста?
– Мудрое решение, – едва заметно уголки губ Дайны приподнимаются. – Пойдем.
– Только бы Грион не проснулся... – опасаюсь я новой порции укоров от мужа.
– Не беспокойся – время у тебя будет, – уверяют меня со знанием дела, после чего берут за руку и ведут по коридору налево.
Мы сворачиваем два или три раза перед тем, как выйти на лестницу между этажами, потом поднимаемся наверх, и я замечаю горящую табличку с цифрой "4" там, откуда изначально вышли. Дайна уверенно шагает на пятый этаж, а затем подводит меня к третьей двери после поворота направо.
– Постарайся не повторить хулиганства в храме, – напутствует меня она со смешком, после чего приглашает меня в палату. – Я подожду снаружи.
Я ступаю внутрь, ожидая натолкнуться на непроглядную тьму помещения. Но нет: здесь, как и в моей палате, сразу над дверью горит неяркий светлячок. Фред лежит на койке у зашторенного окна. Думаю, для него специально разделяют ночь и день, чтобы даже сквозь закрытые веки организм примерно чувствовал, где и в каком состоянии находится. Даже голову повернули так, чтобы спектр излучения был доступен по максимуму. Подхожу ближе и замечаю продольные и поперечные нити стабилизирующего плетения, опоясывающие всю фигуру мужчины. Они тускло поблескивают даже на фоне освещения за моей спиной, поддерживая организм мага в состоянии комы. Только благодаря Гриону его не отключили до сих пор. Если положить руку поверх созданной целителями искусственной сетки, можно ощутить отклик спящего пациента.
Для этого не нужно обладать каким-либо специфическим даром. Жизненные показатели сами подскажут, как в ваше личное пространство вторгается посторонний: отреагирует пульс, возможно, подскочит температура тела. Именно это и почувствует маг, вступивший с сетью в контакт. В случае наличия сознания, конечно. Отклик – вещь сугубо индивидуальная. Но только для тех, кто находится в этом мире.
Фред молчит. Я могу хоть волны создавать на поверхности его стазиса – бесполезно. Его здесь нет, и ничто не контролирует рефлексы организма. Растение. Пусть и поддерживаемое в идеальной форме: его даже стригут регулярно, настолько ухоженной выглядит прическа. А вот кожные покровы бледные. В свете искусственного фонаря они выглядят особенно жутко. И ввалившиеся, несмотря на поддерживающую терапию, глаза – тоже. Темные круги под ними лучше всякого доктора скажут: этот человек умер, вы зря тревожите его тело. Но я ведь не констатировать смерть пришла. Мне нужно вернуть этого залежавшегося пациента...
– Фредерик? – тихо зову его я, обхватывая ладонь и безбожно нарушая стазис, реагирующий на внешнее вмешательство жалобным подрагиванием нитей, которые спустя несколько минут начинают обтекать уже мою руку. – Здравствуй, Фредди...давно не виделись. Как твои дела?
Конечно, он не ответит. Конечно, он ни единым жестом не покажет, что ему есть хоть какое-то дело до моих слов, но...
– Фред, Валькери серьезно ранили. Сломали ноги по моей вине. Ты знаешь, я переродилась, я больше не целитель и даже не элементаль. Теперь я поликинетик – и все равно не смогла уберечь твою жену от беды. Фред, ее дар выпили, она больше не может провожать души умерших. Но ты ведь не поэтому с ней оставался, правда? Ты ведь всегда по-настоящему любил ее больше жизни. Ты поэтому являлся ей в кошмарах – чтобы она тебя не забывала. Ты ведь не ушел вслед за Ангелом, как только он сделал Кири пустышкой – ты остался с женой. Я почти в этом уверена. А значит, твоя душа обитает где-то рядом с ней... Фред? – я пытливо смотрю на него, пусть и знаю, что не дождусь ответа. – Вернись, пожалуйста. Я не смогу ее защитить так, как это умеешь делать ты.
Это можно считать некоторой платой за действия, которые я собираюсь совершить дальше. Грион бы не одобрил подобного вмешательства – именно поэтому я и пошла одна. Душа, не до конца отделившаяся от тела, как в случае с Фредом, еще способна получать от него сигналы бедствия. Именно такой я и начинаю посылать – сначала с небольшого электрического разряда, которым прошиваю все тело мага-переговорщика. Чувствуя себя последней дрянью, продолжаю процедуру, но мощность увеличиваю. Тело должно испытать вредное воздействие на максимально-доступном для тканей уровне, чтобы душа наконец-то смогла его почувствовать. На максимально-доступном – чтобы потом оно смогло восстановиться – в случае, конечно, если сознание вернется. А я верю. Я, как последняя дура, верю, что Фред очнется. Я не хочу, чтобы он по моей вине оставался овощем.
Десять сильных разрядов заставляют меня яростно зашептать, наклонившись к самому уху Фроста:
– Если ты сейчас не откроешь глаза, клянусь, я испепелю твой мозг настолько, что все усилия Гриона окажутся напрасными. Ты меня знаешь, Фред – я не бросаю слов на ветер.
Промедление сейчас подобно смерти, и я действительно хватаюсь за виски мужчины, начиная сдавливать мозг изнутри. Нет, другие иллюзии сейчас попросту могут его сломать. Или я не выдержу накала и сотворю что-нибудь грандиозное, о чем потом серьезно пожалею. Когда же он не реагирует снова, я в отчаянии начинаю стучать кулаками по его груди, почти выкрикивая проклятья сквозь катящиеся из глаз слезы:
– Фред! Как ты не поймешь – она погибнет без тебя теперь! Все ее существование сузилось до размеров одной-единственной задачи: сохранения твоей жалкой жизни! А ты лежишь и не шевелишься, с каждым днем приближая ее к сумасшествию! – я со всей силы упираюсь руками в грудь мужчины, и тут мне начинает казаться, что с ладоней исходит свет. Тот самый свет, который я уже не надеялась увидеть...
Пораженная тем, что воспринимают глаза, и одновременно удрученная молчанием Фреда, я чувствую, как все эмоции внутри перемешиваются, рождая в груди комок холодной ярости, подстегивающий силу и сосредотачивающий ее в руках. Из меня уходит львиная доля резерва, почти с шипением впитываясь в грудь лежащего на койке мага, а я, в свою очередь, не верю своим глазам, ибо палату заливает свет, который я раньше черпала из природы. Мой свет элементаля.
За разглядыванием собственных сияющих рук я не замечаю, что вокруг начинает твориться что-то непонятное. Окутывающее нас с Фредом сияние не дает толком разглядеть, что творится с мужчиной, но вот уходит туман из головы, и я отчетливо слышу его непрекращающиеся крики. В ужасе я отскакиваю в сторону, почти одновременно с этим ощущая, как отлетает, ударяясь о стену, дверь палаты, и внутрь почти впрыгивает Грион. Он один, без Дайны. Странно...
– Ви? – муж ошеломленно смотрит на меня, я – на свои руки, а потом на Фредерика. – Что ты сделала, Ви?
Я оставляю вопрос без ответа, снова приближаясь к кровати больного мужчины. На груди отчетливо видны следы прожженной сорочки – в тех местах, куда я упирала обе своих руки. Кожа обожжена, но до пузырей, скорее всего, не дойдет. А вот выше...
Над губой Фреда выступили капельки пота. Рот судорожно открывается и закрывается, словно в поисках кислорода. Стазис я изорвала к чертям. И на нас с Грионом смотрят ничего не понимающие темно-коричневые глаза.
– Ви-о-ла?.. – медленно и с усилием произносит он, и я понимаю: получилось. Ободряюще улыбнувшись мужчине, я делаю глубокий выдох. А дальше сознание охватывает привычная тьма.
– Тише, тише, милая, – снова слышу я голос Гриона, когда прихожу в сознание. Мне тепло и хорошо оттого, что муж постоянно рядом. Интересно, Гард по этому поводу не сильно зверствует? – А ты все продолжаешь геройствовать в одиночку, да? – я чувствую теплые губы на лбу и открываю глаза, чтобы встретиться с облегчением на лице мужа. Темные круги, которые я совсем недавно видела у Фреда, наводят на невеселые мысли. Ну а то, что нахожусь в уже знакомых стенах лечебницы...
– Сколько...меня с тобой не было, Гри?
– Четыре дня, – морщится Грион. – Целители сказали, что ты полностью истощила резерв после того, как пошла к Фреду.
– А Фред? Как...Фред? – выхватывая из его слов то самое, знакомое, жизненно необходимое знание, я тут же впиваюсь в него, подобно пиявке.
Грион ласково улыбается:
– А о собственном самочувствии ничего узнать не хочешь?
– Я вряд ли переродилась обратно, – пожимаю плечами, вызывая смешок мужа. – В остальном, кажется, жива.
– Жива... – к моим губам прижимаются его – теплые, сухие, родные, пахнущие кофе и корицей. Сводящие с ума и вместе с тем возвращающие в реальность лучше всякого катализатора. – И Фредерик жив. Хочешь на него посмотреть?
Я даже приподнимаюсь на локтях, отделяясь от подушки и чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться.
– Хочу!
Грион с улыбкой качает головой, словно именно такого ответа и ожидал, а потом снимает со спинки кровати больничный халат.
– Мне будет бесконечно приятно наблюдать твою плохо скрытую...часть тела плохо скрытой, – объясняет он свои действия, – но ревновать в случае, если кто-то еще решит присоединиться к зрелищу, все же придется сильнее, – и я понимаю, что сейчас на мне ночная сорочка с завязками сзади, а слова Гриона имеют под собой железобетонную основу. Молча киваю, пытаясь подняться с постели, и тут же ощущаю его помощь:
– С ориентацией в пространстве могут быть проблемы. Будешь использовать меня в качестве трости.
Смысл слов становится понятным, когда я резко свешиваю ноги с кровати, накинув халат на плечи. Голова резко начинает кружиться, картинка с Грионом уходит куда-то влево, и я выбрасываю вперед руку в надежде ухватиться за мужа.
– Может, посидим еще? – тихо предлагает он, сразу же приближаясь и заключая меня в объятия.
– Н-нет, Грион, – я мотаю головой. – Давай к Фреду. Хочу его видеть.
Он на удивление не спорит со мной. Неужели думает, что меня сейчас не сдвинуть с места? Или сам, как и я, не может поверить в то, что чудо все-таки произошло? Нетерпение охватывает меня, стоит Гриону приподнять за подмышки и осторожно прижать к себе. Я держусь за мужа, пока он оправляет халат, а потом мы неспешно покидаем палату.
Идти приходится недолго: после первого же поворота Грион останавливается и предупреждает:
– Они сейчас в зале отдыха. Предлагаю посмотреть со стороны и не отвлекать. Ты сама все увидишь и поймешь.
Я несмело киваю. Дальнейший путь пытаюсь преодолеть, не опираясь на мужа, а идя с ним за руку. Каждый новый шаг дается намного легче предыдущего. Не знаю, откуда наполняется мой странный резерв, но чувствую, как силы постепенно прибывают.
...Залитая солнцем комната, приспособленная в качестве гостиной. Она широка настолько, что позволяет оборудовать себя еще и под своеобразную столовую, поскольку я отмечаю с десяток столов, установленных здесь же. Свет из окон кажется ненастоящим из-за бежевого тюля, придающего сиянию оттенок сказочности. Рядом с одним из таких окон я вижу Кири и Фреда на инвалидных колясках. От того, в каком положении они находятся, у меня перехватывает дыхание и замирает сердце.
Коляски сдвинуты так, что соприкасаются колесами, а сидящие в них люди в больничных пижамах повернуты друг к другу лицами. Кири осторожно гладит мужа по щекам, мокрым от слез, и сама не в силах сопротивляться эмоциям. Она тихо плачет, с каждым своим движением заново узнавая Фреда. Она массирует его голову, зарывается пальцами в жесткие волосы, и все это происходит в полном молчании. Кажется, она так и не может поверить, что супруг жив и снова может быть рядом. Фредерик боится столь откровенных движений. Но его глаза всякий раз закрываются от удовольствия, стоит Кири снова до него дотронуться. А потом она просто кладет его голову себе на плечо и начинает медленно проводить ладонью по волосам. Я больше не в силах смотреть на трепетное воссоединение семьи. Я ныряю за угол, из-за которого все это время наблюдала встречу обоих Фростов, и зажмуриваюсь, прислоняясь к стене и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, распределяющее кровь по организму неровными толчками.
– Когда Кири встанет на ноги, а Фреда окончательно обследуют, они выпишутся и приступят к обязанностям инквизиторов в штатном режиме, – слышу я голос Гриона сквозь шум в ушах.
Открываю глаза, когда чувствую, как большими пальцами он стирает с моих щек набежавшую влагу. Черт, это что же, я тоже воду развела? Или это еще одно свойство возвращения к старой версии меня?
– Не плачь, – шепчет Грион, приближаясь так, что теперь наши лбы касаются друг друга. – Все хорошо. Они живы. Кири не потеряла Фреда. Они скоро вернутся домой.
– Гри? – я некрасиво всхлипываю, снова слыша знакомое слово в общем потоке речи.
– Да, милая? – он отзывается усталой улыбкой, а рука в это время ласково гладит мои волосы.
– Я хочу домой. Отвези меня домой.
Без слов меня тут же поднимают на руки.
– Запахни халат посильнее, – велит Грион и, не раздумывая, направляется к...неужели к лифту?
Навстречу попадается обомлевший медбрат. Видя уверенное выражение на лице мужа, он неуверенно лепечет:
– Бумаги...нужно заполнить бумаги...
Грион останавливает нечленораздельное бормотание решительным взглядом. В это мгновение я в тысячный раз влюбляюсь в мужа. Кажется, я не устану делать это снова и снова. Подумать только, еще совсем недавно я воспринимала его обычным человеческим магом.
Когда меня определяют спереди, а сам Инквизитор, быстро обойдя его и присаживаясь на водительское сиденье, заводит двигатель, звучит неуверенный вопрос:
– Подождешь, пока я сбегаю в магазин, Ви?
Кажется, меня действительно собираются везти домой. Не в штаб инквизиторов, не в какое-то непонятное место, а в квартиру с потолком в спальне, смотрящим в открытое небо. Я перегибаюсь через сиденье, ловлю губы мужа и тихо отвечаю:
– Люблю тебя.
Мы трогаемся с места лишь спустя несколько минут. Глаза Гриона при этом лихорадочно блестят, волосы всклокочены – мы увлеклись и забыли об основной цели путешествия. Я прячу улыбку в уголках губ: вид потрепанного и обескураженного мужа приводит меня в восторг. Эти просыпающиеся чувства вроде бы и давно известны, и в то же время словно испытываются в первый раз. Но я бесконечно уверена в том, что мое место рядом именно с этим мужчиной. Мы словно две половинки единого целого.
Кажется, Грион отсутствует в магазине даже меньше, чем мы на стоянке ранее. Он возвращается с большим пакетом в руках и подмигивает, словно прося не портить приготовленный сюрприз. Признавая его право быть наконец-то счастливым, я делаю невинное лицо, и дальнейший путь до дома мы почти не разговариваем. Сегодня не будет ни слова о делах. Сегодня, возможно, получится сделать первый шаг в новое совместное будущее. А мысли об очнувшемся Фреде только подкрепляют эту уверенность, с ними она становится поистине несокрушимой.
Из мобиля меня тоже выносят на руках. Не очень-то удобно ходить по земле в больничных тапочках. Улица Возрождения, 95 – это тот самый адрес, по которому находится дом с нашей двухэтажной квартирой. Грион привел меня в место исполнения наших самых сокровенных желаний. Последний этаж уходящего ввысь небоскреба. Стойка ресепшена и неизменный мистер Гудвиш будят во мне светлые воспоминания, а его неожиданное подтрунивание "долго же вы ее искали, мистер Траст!" заставляет смущенно спрятать голову на груди мужа. Грион смеется. Кажется, он счастлив подобному стечению обстоятельств. Кажется, мы все-таки становимся единым целым снова.
Глава 11. Монолит
White dove
Fly with the wind
Take our hope under your wings
For the world to know
That hope will not die
Where the children cry
Scorpions «White Dove»
(Белый голубь,
Лети вместе с ветром,
Неси нашу надежду на своих крыльях.
Неси ее в мир, чтоб тот узнал,
Что она не погибнет там,
Где еще слышится детский плач)
– Я успел подготовиться, но не до конца, – виновато бросает Грион на пороге, опуская меня на пол и прикрывая за собой дверь. Убедиться в его словах я могу воочию: мебель прикрыта большими кусками белого хлопка – скорее всего, во избежание оседания на ней пыли. Уже не слушая мужа, я аккуратно скидываю тапочки, после чего подхожу к ближайшему дивану и, стараясь, чтобы в воздух не поднялось облако мельчайших частиц, складываю отрез, любовно проводя по материалу обивки.
– Пойдем наверх, – Грион неслышно подходит сзади и приобнимает меня за плечи. – Не хватало еще, чтобы ты на фоне исчерпанного полностью резерва простудилась.
У лестницы в нашем доме теплые деревянные перила. Когда мы поднимаемся на второй этаж, я, словно впервые, осторожно дотрагиваюсь до них. Это жилище мы придумывали с Грионом сами: и деревянную мебель, изготовленную одним из его знакомых, и текстиль, который я тщательно выбирала под настроение расслабленности и умиротворения, и созданную атмосферу деревенского домика, благодаря которой, закрывшись дома, мы всегда чувствовали себя в собственном, отделенном от основного стеной взаимной любви мире. В этом месте пища казалась божественной, вечера – уютными, нежность – щемящей. В этом месте мы были счастливы всегда.
– Ты не ела несколько дней, – говорит Грион. – Ванная комната в твоем распоряжении, Ви. Я буду внизу.
Он целует меня на прощание и спускается, со стороны кухни начинают доноситься звуки доставаемой отовсюду посуды, я же обвыкаюсь во вроде бы привычной обстановке, начиная с того, что чувствую, как ноги утопают в мягком ворсе пушистого светлого ковра. Помню, это была единственная деталь интерьера, из-за которой мы сильно повздорили. Грион, помня мою страсть к чистоте, отказывался ходить по "тряпке, которая в первый же день из белой прекратится в черную". Но я упрямо настояла на своем. С тех пор ковер содержится в идеальном состоянии благодаря еженедельным уборкам. Неужели Грион всем этим занимался в мое отсутствие?
В шкафу находится комплект сменного белья и домашнее платье – все это я захватываю вместе с собой в ванную, вешая на дверной крючок. Включаю воду, регулирую напор до состояния небольшой прохлады, снимаю с себя остатки больничного одеяния. Долго моюсь, тщательно. В лечебнице наверняка проводились гигиенические процедуры, но...это ощущение рук Ангела на коже я смогу позабыть лишь тогда, когда сотру его сама. Думаю, мне это удается. И волосы...волосы должны быть в порядке.
Возвращаюсь в комнату, полностью облаченная, оставляя дверь приоткрытой, чтобы успел выветриться пар. Вещи кидаю в стоящую на полу плетеную корзину – их предстоит выстирать и вернуть в лечебницу святого Икандрия. Не стоит отзываться на доброту неблагодарностью. Во всяком случае, я никогда так не поступлю, нет. Фен находится в прикроватной тумбочке – там, где я его и оставляла. Расчесываю вьющиеся пряди, подойдя к зеркалу, установленному на дверце шкафа, и начинаю потихоньку сушить, нагнувшись вперед и пытаясь придать им хоть какой-то объем. Когда до состояния сухости остается совсем недолго, выключаю прибор и, прореживая волосы уже пальцами, поднимаюсь, встряхивая голову, и застываю, глядя на собственное отражение. Рука тянется вверх инстинктивно. Смутно понимаю, что крик, раздающийся после этого, принадлежит мне, потому что падаю на пол, сворачиваясь калачиком, и начинаю тихонько стонать. Спереди в волосах сияет широкая прядь огненного цвета...моего старого оттенка и тех времен, когда я еще была элементалем. Прошлое возвращается...почему же не вернулась Бо?
– Ви! – встревоженный голос мужа у самой лестницы, и в мгновение ока он подхватывает меня на руки и переносит на кровать, не выпуская из объятий. – Ви, что с тобой, ответь мне!
Я безудержно рыдаю, только сейчас хороня свою прошлую жизнь по-настоящему:
– Девочка...девочка, Грион...какая красивая у нас с тобой могла быть девочка.
– Ви? – голос мужа срывается на хрип, объятие усиливается, и я заставляю себя поднять голову и посмотреть в его бездонные темные глаза. Не хочу, чтобы он переживал это в одиночку, как я когда-то.
– Когда на меня напал Ангел, я была беременна.
Смысл моих слов доходит до него не сразу. По расширившимся зрачкам я улавливаю этот момент и ожидаю абсолютно всего: непонимания, озлобленности, черт, да просто замыкания на собственных переживаниях! Я боюсь реакции мужа, потому что помню, что творила после того, как окончательно осознала случившееся.
Грион бледнеет. Сжимает мою голову непослушными руками, больно зацепив волосы, но я этого не чувствую. Я продолжаю смотреть в его глаза, ожидая, что сейчас он скажет что-то...что? Меня с силой вдавливают в широкую грудь, я чувствую затылком, как дрожит подбородок мужа, когда раздается еле слышное:
– Ви...ты об этом не хотела говорить, да?
– Прости меня, – всхлипываю я, стараясь спрятаться от самой себя в складках его кителя.
– За что? – жаркий шепот, и я чувствую, как трется жесткая щетина Гриона о кожу моей головы. Такой простой жест – и вместе с тем такой сильный и вселяющий уверенность.
– За то, что не уберегла...
– Ох, Ви, – теперь мелкой дрожью отзывается все тело мужа. – Ты ведь эту новость хотела сообщить тогда, за обедом, да, милая?
– Да... – шепчу я, ощущая, как стягивается вокруг меня кольцо рук.
– О, Господи... Ви?
– Да?..
– Я люблю тебя, Ви. Больше всего на свете.
– Грион...
– Люблю тебя, – повторяет муж, и мы ненадолго замолкаем.
Я вслушиваюсь в тревожное биение его сердца. Внутри поселилась пустота, долженствующая восприниматься гнетущей. Но она словно поглощает в себя все прошлые страхи и опасения. Стирает на странице моей жизни все, что было написано до этого, оставляя ее девственно-чистой.
– Тебя не было рядом, – не боясь признания, медленно произношу я. – И я...сошла с ума. Те четыре месяца были сущим адом, Гри. Второй раз я не выдержу этого в одиночку.
– Второго раза не будет, – уверенно заявляет муж. – И я тебя от всего, что связано с Ангелом, отныне отсекаю. Никаких расследований.
– Большой начальник, – ворчливо выдавливаю я, ощущая, как вздрагивает грудь мужа, а из носа с шумом выходит воздух – кто-то фыркает, не веря в мое послушание. – Я тоже тебя люблю, – в это самое мгновение я по-настоящему верю, что вместе у нас получится преодолеть все на свете.
Мы продолжаем сидеть с ним в обнимку и медленно раскачиваться из стороны в сторону, словно заново узнаем друг друга. Я ощущаю в этом новом Грионе странную восторженность перед даром, который я могла бы ему преподнести. Может быть, Сомали действительно была права насчет еще одного ребенка?
– Ви?.. – полувопросительно зовет меня муж, и я нехотя отстраняюсь.
– Что?
– Кажется, наш обед испортился, – с видом нашкодившего котенка сообщает муж, и я только сейчас начинаю ощущать запах горелого мяса.
– Если ты меня отнесешь, я обещаю, что попробую все исправить, – лениво улыбаясь, пробую я закинуть удочку насчет того, чтобы посидеть на чужой шее.
Меня безропотно поднимают, и, пока Грион направляется на кухню, я проворно расстегиваю рабочий китель, который муж так и не успел снять. В квартире тепло, а мне хочется быть ближе к родному телу. Единое целое. Монолит, который никто не сможет разрушить.
Я не знаю, чем мы занимаемся на кухне, но обед исчезает с тарелок, когда на улице уже порядочно темнеет. За то, что я от души накормила его, используя добрую половину продуктов из огромного магазинного пакета, Грион с удовольствием моет посуду, а я совершенно наглым образом пристаю к нему. Я всегда так делала, пользуясь моментом и занятыми руками мужа, за что потом наказывалась в особо изощренной форме. Обычно на следующие несколько часов. Сегодня...сегодня, кажется, не тот случай, потому что все мои попытки муж переносит с завидным терпением. Поэтому я перехожу к тяжелой артиллерии.
Помня, что снятый за обедом китель лежит где-то позади на кожаном диване, я прижимаюсь к мужу сзади и вытаскиваю из штанов рубаху свободного покроя. Грион нервно вздыхает, но посуда еще есть – он не оставит своего занятия. Руки скользят под плотную ткань к самой коже, останавливаясь на подтянутом животе, и с минуту раздумывают, в каком направлении двинуться дальше. Я все же задеваю ногтями низ живота под поясом брюк, но затем, уткнувшись носом в спину Гриона и чувствуя, как вздрагивает от маленькой хитрости муж, продолжаю путешествие вверх. Упираюсь лбом в место между лопатками, поворачиваю голову, вслушиваясь в учащенное сердцебиение, а сама останавливаю руки на его груди, чтобы с шумом втянуть родной и любимый запах. Я дома, любимый рядом – все прекрасно.
Забывшись в ощущениях, прихожу в себя, лишь оказываясь лицом к лицу с Грионом. Обожаю его глаза, становящиеся в моменты сильнейшего волнения совсем черными. С ним можно не говорить, он понимает все мои желания без слов. Хочется поцеловать его, а потом продолжить где-нибудь наверху, чтобы окончательно осознать, что мы с мужем никуда не исчезли, что все происходящее реально и год, прошедший порознь, не смог этого изменить.
– Гри... – шепчу я, в то время как ногти впиваются в кожу спины, и муж непроизвольно прикрывает глаза. Он не торопится идти дальше – только прижимает к себе и с нежностью гладит мое лицо и волосы. От этого мне, почему-то, становится страшно. – Что случилось?
– Прости меня, – непонятно отзывается муж, и я хмурюсь, глядя на него.
– За что?
– За то, что не оказался рядом, когда был необходим, – с болью в голосе произносит Грион.
– Если бы я убила ту сотню, потерь было бы намного больше, – тихо возражаю я, перемещая руку из-за спины на щеку Инквизитора. Щетина приятно колется под подушечками пальцев. Мой мужчина!
– Когда я думаю о том, что из-за полоумного маньяка мы утратили самое дорогое существо, эта сотня уже не кажется слишком страшной цифрой, – признается Грион, и я отстраняюсь от него.
– Мы ничего бы не смогли изменить. Слава Богу, что остались живы. Я люблю тебя, Грион.
– Ви... – он снова сжимает мое лицо в ладонях, наклоняясь так, чтобы наши глаза оказались вровень. – Девочка моя...я должен на тебя молиться.
– Потом, все потом, милый, – нерешительно улыбаюсь я. – Пока достаточно просто поцелуя.
Кажется, из глаз Гриона на меня сейчас смотрит сама тьма. Та тьма, которой управляет Кловис. Та, из которой я черпаю собственные силы. Та, что оберегает меня и заботится.
– Люблю, – тихо выдыхает муж, и я, наконец, получаю то, к чему так долго стремилась. Разум отключается почти сразу, отказываясь в присутствии мужа даже от простейших умозаключений, отдаваясь на волю тела безоговорочно и без сомнений. Я льну к телу Гриона, уже смелее ныряя под рубашку, чтобы затем стащить ее и бросить тут же на кухне. Это не общая комната, в которой страшно оставить следы страсти, это место, в котором живет любовь. Он целует меня горячо, неистово, словно мы давно не виделись, словно вернулись в тот первый раз в штаб-квартире, когда смогли, наконец, соединиться после океана разногласий и непонимания. И мучительно-медленно подсаживает меня, придерживая за бедра, чтобы потом отправиться, как я и мечтала, в комнату наверху. Все время, что Грион движется, я опираюсь на его плечи, уткнувшись лицом в шею мужа, и с трепетом ожидаю продолжения. Но то, что он начинает творить, стоит сначала поставить меня на пол и снять платье, а затем опустить на прохладу простыней, заставляет испытывать ни с чем не сравнимые эмоции. И плакать то ли от счастья, то ли от невыразимой грусти, когда муж, спускаясь все ниже и ниже по моему телу, начинает медленно целовать живот. Он все сейчас делает медленно. И каждое горячее прикосновение его губ заставляет все сильнее выгибаться навстречу искренним и умелым ласкам. Он знает, как привести в неистовство мое тело, но сейчас еще и лечит мою душу. И кто из нас двоих после этого настоящий целитель?
