Текст книги "Райские птички (СИ)"

Автор книги: Fabuleux

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

«В конце концов, она ничего плохого мне не сделала, впрочем, как и ее подружки. Нужно лишь придумать вразумительную причину и вежливо отказать»

– Эй, Билл, давай выкладывай, что там у тебя за дела, и мы сами их решим, – вступил в разговор Марк, сидевший за партой спереди.

«Хотя почему я должен перед ними отчитываться? Кто они мне? Мама, брат? Кто? Они мне абсолютно чужие люди. Не хочу – значит, не пойду»

– Эй, Билл, ну ты чего молчишь? Язык проглотил?

«Да, все-таки нужно отшить их раз и навсегда, чтобы они больше никогда ко мне не цеплялись со своими глупыми затеями»

– Ну, так что, Билли, сегодня после школы идем в кино? – повела бровью Элина и указала взглядом на Кристину.

– Нет, сегодня после школы я иду домой. Так же как и завтра, послезавтра, после послезавтра и вообще всегда! Я никому ничего не должен, никакая Кристина мне не нужна, и я не собираюсь объяснять, почему! И отстаньте от меня, в конце концов! – выпалив это, Билл ошарашено обвел взглядом класс, дружно уставившийся на него, и выбежал из кабинета, мысленно пообещав себе больше никогда в жизни не переступать порог школы. Единственное, чего он сейчас жаждал – одиночество.

Одиночество – то, отчего наиболее страдают люди, то, с чем они борются годами, пытаясь найти способного заглушить это чувство, и то, к чему всегда стремился Билл. Он убегал от сверстников, как дикий запуганный зверек, избегал любого общения с каждым годом все больше и больше, будучи уверенным, что именно привычка к обществу и доверие людям наиболее отягощают жизнь. Но он никогда не чувствовал себя по-настоящему одиноким. Где-то в самой глубине души его всегда грела любовь брата, он пытался это отрицать, но в подсознании понимал, что тот никогда не откажет ему в помощи. И лишь сейчас, сидя в холодной темнице, он осознал, насколько тяжело переносить настоящее одиночество.

С какой радостью он бы сейчас пошел с одноклассниками в кино, обнимал на заднем ряду Кристину и смеялся над каждой глупой шуткой в фильме! Зачем? Зачем он ограждал себя от общения?

Глаза защипало от слез, губы дрогнули, и он не сдержался. Громкие всхлипы душили горло, все тело трясло. Билл не мог больше выносить этого. Последние дни он жил от встречи к встрече с принцем, и самым трудным было ожидание.

Юноша не знал, сколько времени он проревел, но в итоге им овладел сон, в котором он был на свободе, дышал полной грудью и радовался всему на свете.

Над ним кружили птицы, словно разделяя его счастье, звезды озаряли небо, почва приятно благоухала после дождя – вся природа была с ним заодно! А грудь переполняла такая неземная любовь, что на глаза наворачивались слезы! Это были слезы счастья, слезы от переполнявших его чувств.

Билл звонко рассмеялся и начал кружиться в воздухе, наблюдая, как ноги поднимаются над землей, и чувствуя собственную невесомость. Все земное стало таким мелким и незначительным, что все недавние проблемы сами собой ушли из головы. Сейчас существовала только переполнявшая душу любовь. Любовь к жизни, любовь к природе, любовь ко всему, что есть на свете. И от этой любви хотелось петь, плакать и кричать, бегать, прыгать, танцевать и взлететь на самое небо! Билл находился в какой-то непередаваемой эйфории, которую не испытывал никогда ранее.

Продолжая кружиться, он вдруг заметил рядом с собой знакомую фигуру. Присмотревшись, он узнал принца, и в душе стало еще теплее.

– Том, Том, Томас! – радуясь от всей души, кричал он. – Я на свободе! Я счастлив! Ты видишь?

Но принц не отвечал. Он лишь загадочно улыбался и кружил рядом с ним. Только сейчас Билл заметил, насколько он красив. Его лицо было чистым и благородным, а в глазах отражалась ангельская доброта.

– Том, почему ты молчишь? – задал Билл интересующий его вопрос и приблизился к принцу.

Но тот снова не ответил, а лишь взял его руки в свои и что-то беззвучно прошептал. Билл бережно сжал его ладони, наслаждаясь их теплом и нежностью, и кинул робкий взгляд на губы Томаса. Они были такими сладкими и манящими, что он не сдержался и прикоснулся к ним своими губами.

Однако вместо того, чтобы предаться поцелую, он ощутил, как его тело начало тяжелеть и стремительно падать вниз. Испугавшись, он еще сильнее вцепился в руки Томаса.

Вдруг все резко потемнело, тело обдало холодом, в спине появилась знакомая боль, и все кости начало ломить. Билл с ужасом осознал, что счастливый сон закончился, и он снова в ненавистной темнице. Однако его руки по-прежнему кого-то держали.

Открыв глаза, Билл увидел принца, обеспокоенно смотрящего на него. Затем он опустил взгляд и заметил, что он и впрямь с силой сжимает руки Тома.

– Все хорошо, Билл, – прошептал принц и, забрав одну руку, заботливо укрыл его одеялом. – Тебе, видать, приснился счастливый сон – ты так радостно смеялся. Если хочешь, поспи еще, я подожду.

– А ты никуда не уйдешь? – тревожно спросил Билл и придвинулся к нему поближе.

– Обещаю, я буду здесь, когда ты проснешься.

Эти слова успокоили юношу, и он, сильнее укутавшись одеялом, положил голову на плечо принцу и закрыл глаза, надеясь хотя бы во сне провести еще несколько минут радости.

Принц почувствовал ноющую боль в спине и разомкнул веки. На его плече по-прежнему дремал пленник, а пламя факела размеренно колыхалось, несильно освещая мрачное помещение. Пошевелив пальцами, Томас понял, что у него болит каждая клеточка тела. В таких ужасных условиях он спал впервые.

Ничто не указывало на то, который сейчас час и даже какое время суток. Поэтому аккуратно убрав с плеча голову Билла и встав на ноги, принц направился к двери. Но к его ужасу она была заперта.

– О, Господи! – с силой толкнув ее, он лишь убедился, что без стражи тут не обойтись. Потому набрав в легкие побольше воздуха, он во все горло закричал, на что Билл тут же среагировал.

– Том, что случилось? – сонно потирая глаза, он подошел к нему и тоже попытался открыть дверь, но безуспешно. – Нас заперли?

– Как крыс в подвале!

– Впрочем, меня всегда запирают.

– Тебя, но не меня же! – в глазах Томаса промелькнул гнев. – Ты пленный, но я принц! Стража!

– Может, он куда-нибудь отошел? – пожав плечами, предположил Билл.

Он почему-то не разделял паники Тома. Может быть, потому что уже немного привык к тому, что его каждый день запирают, тем более на этот раз его оставили не одного. А может быть, у него просто не осталось сил бороться.

– Пресвятая Дева! – Томас прижался спиной к двери и съехал по ней вниз. – Где эта проклятая стража?!

Август до конца выслушал запыхавшегося стражника и, цокнув языком, поднялся с кресла.

– И где сейчас мой брат?

– Я… – мужчина запнулся и виновато опустил глаза. – Ваше Сиятельство, вы верно не давали распоряжения, о котором молвил принц Томас?

– Вы верно лезете не в свое дело, любезный… как вас там? Впрочем, неважно. Отвечайте на мой вопрос – это все, что от вас требуется сию минуту.

– Он… он находится в темнице с пленным, – в глазах стражника промелькнул нескрываемый страх. – Я запер его там, чтобы…

– Что?! Я ослышался или вы бросили моего брата в темницу?! – мужчина с ужасом наблюдал, как лицо Августа искажается в гневе.

– Нет, я не бросал его в темницу, Ваше Сиятельство! Я лишь... он сам там уснул вместе с пленным… а я просто… запер их там… чтобы они не ушли…

– Вы посмели запереть самого принца?! – Август уже откровенно кричал. – Да что вы себе возомнили?!

– Я… я просто хотел угодить вам, Ваше Сиятельство… – боязливо потупив глаза, признался мужчина.

– Угодить?! Ты, жалкий подхалим, хоть представляешь, сколько людишек вроде тебя желают угодить мне?! И ни один из них не посмел запереть моего любимого брата в темнице!

– Ваше Сиятельство…

– Мой милый принц, что здесь происходит? – по лестнице, изящно вышагивая и цокая каблуками, спускалась Аделина.

– Дорогая, позови стражу.

– Но зачем? – глаза женщины расширились, а брови поползли вверх.

– Я сказал, позови стражу. Это приказ.

– Как скажете, – коротко поклонившись, она умчалась за стражей и вскоре вернулась в сопровождении четырех мужчин.

– Что вам угодно, Ваше Сиятельство? – спросил один из них.

– Свяжите этого и отведите его в темницу. Сначала велите ему освободить моего брата, затем отведите на виселицу, а я пока напишу приказ о смертной казни.

– О смертной…? – лицо виновного выражало непередаваемый ужас. Но у Августа это вызвало лишь довольство.

– А вы думали, что получите вознаграждение за то, что бросили принца в темницу? Довольно. Я не желаю продолжать беседы, когда мой брат мучается в ужаснейших условиях с каким-то вонючим пленным!

– Как скажете, Ваше Сиятельство, – покорно произнес один из недавно прибывших стражников. – А что делать с пленным?

– Не знаю, – Август поджал губы и задумчиво почесал подбородок. Затем в его глазах промелькнул какой-то дьявольский огонек, а губы расплылись в зловещей улыбке. – Оставьте его пока там. Я потом что-нибудь придумаю.

К тому времени, как стража прибыла в темницу, Томас совсем впал в отчаяние. Он без перерыва барабанил в дверь, разбивая костяшки пальцев в кровь. Билл лишь с жалостью смотрел на него и вспоминал свой первый день пребывания здесь.

Но внезапно дверь отворилась, и в темницу стремительно вошли четверо мужчин. Они тут же принялись протирать лицо принцу и приводить его в чувство.

– Все хорошо, Ваше Сиятельство. Вам не стоит беспокоиться. Мы сейчас отведем вас в ваши покои, и принц Август вам все объяснит.

– Август? – глаза принца расширились, а лицо вытянулось от удивления. – Так это его проделки?!

– Что вы, Ваше Сиятельство! Принц Август приказал вас освободить!

– А кто меня запер?

– Он вам сейчас все объяснит, Ваше Сиятельство. Пойдемте с нами, – взяв Томаса под локти, стражники повели его к выходу.

Поначалу он не стал сопротивляться, но, обернувшись, столкнулся взглядом с молящими о помощи глазами Билла. Такими были его глаза, когда он впервые его увидел. И такими они были каждый раз, когда Тому приходилось уходить, оставляя его в сырой темнице наедине с бесконечным страхом и крохотной надеждой.

– Стойте! – воскликнул принц и попытался вырваться из рук стражи. Однако хватка была стальной. – Отпустите меня!

– Но Ваше Сиятельство, вам нельзя здесь находиться.

– Извольте, теперь вы решаете, что мне можно, а чего нельзя?

– Нет, но принц Август приказал нам привести вас во дворец. Что вам делать здесь в темнице с этим пленным?

Томас задумался на долю секунды и решительно заявил:

– Заберите его тоже.

– Кого?

Принц поймал на себе сразу четыре пары удивленных глаз. Но это не имело значения. Важна была только пылающая надежда в глазах пленного… и что-то еще, чего Том пока не мог объяснить.

– Билла, – он указал кивком головы на пленного и получил взамен улыбку, едва заметную, но выражавшую такую благодарность, какой он никогда не видал ранее.

– Пленного? Ваше Сиятельство, но мы не можем его освободить. Принц Август приказал оставить его здесь.

– А я приказываю его освободить! – где-то в подсознании Том понимал, что ведет себя неправильно, что такие выходки не сойдут ему с рук, но жалость к Биллу и желание помочь были сильнее всякого страха и притупляли рассудок.

Однако, наверное, впервые в жизни стража посмела ослушаться принца, и вскоре он был доставлен во дворец.

Билл, не моргая, смотрел на танец языков пламени, исходивших из факела. После того, как Тома увели, у него случилась грандиозная истерика, отнявшая последние силы. Теперь ему не на что надеяться, но и нечего бояться. Принц Август узнал о том, что Том навещал его, и наверняка теперь Билла казнят. Это должно было обрадовать его – ведь единственное, чего он хотел последнее время, это смерть. Но почему-то мысли о казни навевали ужас. И даже не от того, что он боялся боли и адских пыток. Его пугала перспектива потерять все, взамен получив лишь пустоту.

Билл не верил в Бога, поэтому не надеялся попасть в рай или куда-нибудь еще. Его изуродованное тело бросят в обрыв или сожгут, но он этого уже не увидит.

Конечно, когда он пытался покончить жизнь самоубийством, он понимал, что будет далее, но его это не пугало. В жизни не было никакого смысла. Или был, но Билл его просто не замечал?

Странно, что именно здесь в сырой темнице со стойким запахом гнили он боится что-то потерять. Ведь кроме моральных и физических страданий у него уже ничего не нет. Или все-таки есть?

– Отпусти меня! – яростно кричал Билл, пытаясь вырваться из крепких рук отца. – Ты не имеешь права!

Но тот обладал более мощным телосложением и большей силой, поэтому после недолгих усилий он вытолкнул сына за дверь и запер ее изнутри.

Билл еще несколько минут бил об нее кулаками и что-то истерично выкрикивал, но вскоре сдался и пошел прочь от дома.

Уже вторую неделю стояла зима, и на дорогах лежал снег. В такую погоду находиться на улице в одних джинсах, футболке и домашних тапочках было практически нереально, но именно в таком виде отец выгнал Билла из дома.

Слезы, вставшие комом в горле, затрудняли дыхание, дрожь по всему телу и сильная головная боль нарушали координацию, но более всего невыносимой была обида, накрывшая мальчика с головой.

Он не находил ни одного логического объяснения, за что отец его так ненавидит, за что все детство запирал его в кладовке, а теперь, когда он стал подростком, в любую погоду выгоняет на улицу.

– За что?! – не отдавая себе отчет, заорал Билл посреди улицы.

За что мама все время уезжает в командировки и оставляет сыновей с деспотичным отцом? За что он постоянно сгоняет зло на младшим сыне? За что Арне еще в школе?

Мысли, словно черти, кружились в дьявольском танце в голове подростка, потеряв свой ход и лишив своего владыку возможности уследить за ними. Они глумились над мальчиком, выдавая ему какие-то безумные картинки и заставляя трепетать от ужаса. А вдруг Арне не вернется со школы? Вдруг одноклассники его избили до смерти и бросили в подвал? Или вдруг его сбила машина? Или…

Билл схватился за голову и, протяжно застонав, упал на колени в сугроб. Казалось, он прямо сейчас сойдет с ума, если еще не сошел.

– Арне… – давясь слезами, тихо позвал Билл. – Арне…

– Билл, о, Боже! Что с тобой? Что ты делаешь в сугробе? – бросив в сугроб сумку, Арне в ужасе наклонился над раскачивающимся в снегу братом и, подхватив его за подмышки, попытался поднять. – Давай вставай быстрее!

Поставив его на ноги, он быстро снял с себя крутку и, укутав его ею, крепко обнял.

– Не плачь. Тш-ш-ш. Все будет хорошо. Я обещаю.

5

Черные тучи спрятали свет от человеческого взора и бушевали над городом вместе с беспощадным ливнем и неоднократно сверкавшей в небе молнией. Беспрерывно глядя через окно на капризы неугомонной природы, Август дожидался брата у себя в покоях.

– Ваше Сиятельство, – в комнату вошла стража, силой ведя за собой младшего из принцев. – Принц Томас отказывался ступать с нами добровольно, и, следуя вашему приказу, мы были вынуждены…

– Я вижу, – Август жестом прервал мужчину и приблизился к брату. – Отпустите его и оставьте нас наедине.

Стражники повиновались и сию минуту удалились из комнаты, бесшумно закрыв за собой двери.

– Что за безобразие?! – поравнявшись с братом, выкрикнул ему в лицо Томас. – Сначала меня запирают в темнице, потом словно раба силой ведут во дворец! Я жду объяснений!

– Ты ждешь объяснений? Быть может, сначала сам объяснишь, с чего вдруг ты так смело нарушаешь мои приказы? Я твой старший брат и скоро буду королем.

– Не будь таким самонадеянным! – в голосе Томаса были слышны нескрываемая ненависть и злость. – Лучше объясни, как я оказался запертым в темнице!

– Тебя там запер стражник.

– Да как он посмел?!

– Не беспокойся, мой дорогой брат, его голова уже украсила мою коллекцию. Показать тебе?

– Ты безумец! – Томаса била мелкая дрожь, а по щекам текли слезы. – Что ты сделаешь с Биллом?

– С Биллом? Так зовут этого пленного? А что бы ты хотел, чтобы я с ним сделал? – в глазах Августа был яд, а в голосе усмешка. – Приказать привести его во дворец и подарить тебе для развлечений?

– Для чего?! Да как ты можешь так говорить?! Откуда в тебе столько жестокости и ненависти к людям?! Кто дал право тебе полагать, что ты лучше других?! Скажи мне, кто?! – буря эмоций лишила рассудка Тома, и он кричал в истерике.

Но Августа, казалось, лишь забавляло поведение брата – он с надменным видом ухмылялся и вальяжно расхаживал по комнате.

– Моя королевская кровь, – невозмутимым тоном произнес он, когда Том наконец закончил свои экспрессионные реплики.

– Что?

– Моя королевская кровь позволяет мне справедливо считать, что я лучше других.

– Август, ты… ты… какой же ты бездушный!

– Я не бездушный, Томас. Я лишь оцениваю себя по достоинству, а ты опускаешься на уровень пленных, ставя себя с ними в один ряд. Мы лучшие, пойми ты это. Мы лучше всех! От того мы красивее, грациознее, умнее, богаче и хитрее. Господь нас наградил всем, чтобы ничто не мешало нам править страной и решать, кому остаться с головой, а кому без.

– Нет, ты не прав, – Томас беспомощно оглянулся по сторонам, с ужасом осознавая жестокие законы мира. Сейчас, как никогда раньше, хотелось кричать от отчаяния и бунтовать, пока справедливость не восторжествует. Хотелось объяснить всем и каждому, что человечество живет не по законам честности, что не Господь дает право королям решать чужие судьбы.

– Томас, брат мой, я так тебя люблю! Если бы только знал, насколько! Но ты еще так глуп и упрям! – внезапная перемена настроения Августа насторожила и удивила, но он сам словно не замечал реакции Тома. – Если бы ты знал, чего я хочу на самом деле! Я лишь мечтаю о том, чтобы мы вместе правили страной! Не я один, а мы с тобой! Слышишь? Но ты противишься этому всеми силами. Ты не хочешь признавать наше превосходство над другими. В тебе слишком много ненужной жалости и желания бороться за то, чего на самом деле нет. Почему ты не можешь поблагодарить Господа за нашу роскошную жизнь и принять ее?

От тирады брата Тома отвлекли шаги и кашель за спиной. Обернувшись, он увидел отца, с гордостью смотрящего на старшего сына.

– Нет ничего более угодного, чем созерцать, какая сильная дружба связывает моих сыновей, – откашлявшись, начал он. – Во времена, когда другие братья идут на братоубийство ради власти, мои сыновья готовы с радостью делить престол. Это похвально, Август. Надеюсь, ты, Томас, питаешь не меньшие чувства к брату?

– Он не такой, отец! – всхлипнув, Томас упал на кровать и впился руками в подушку.

Теперь стало понятно, почему Август вдруг начал признаваться ему в любви – он все делал, лишь бы угодить королю. Может быть, Томасу следовало вести себя подобным образом? Однако он сомневался, что маска жестокости и лицемерия сможет принести ему счастье. Уж лучше умереть, борясь за правду, чем убить в себе все святое, поддаваясь черноте.

– Что? Томас, что ты имеешь ввиду? – седые брови короля поползли вверх, а морщинистая рука нервно сжала спинку кресла, обшитую золотом. Придвинув его к себе, король сел напротив Томаса, прожигая его взглядом.

– Но, брат мой, чем я заслужил? – лицо Августа выражало искреннее удивление и непонимание, но Том знал, что он лишь хороший артист.

Отвечать не было смысла. Король не станет на его сторону, если узнает о визитах к пленному. А оправдываться и лгать не позволяло чувство человеческого достоинства и захлестнувшее с головой отчаяние. Поэтому Томас вытер слезы и отправился в свои покои.

– Отец, сдается мне, что Томасу нездоровится, – сделав встревоженный вид, тихо произнес Август.

– Арне, ты веришь в Бога? – вглядываясь в безразличные лица прохожих через стекло автомобиля, спросил Билл.

– Что за вопросы? Конечно, верю! – Арне пристегнул ремень и завел машину. – Тебе тоже не мешало бы пристегнуть ремень, а то так и проверить недолго.

Но на шутку брата Билл не отреагировал даже легкой улыбкой, а лишь молча пристегнулся.

– Но если он есть, почему тогда в мире столько жестокости?

– Хм, не знаю. Наверное, потому, что слишком много жестоких людей.

– А зачем он создал столько жестоких людей?

– Билли, ты как маленький! – засмеялся Арне. – Все «зачем» и «почему»!

– А ты ответь.

– Ну, я не Бог. Но думаю, он не создавал жестоких людей. Люди сами такими стали. А вообще, знаешь, только одному Богу все известно.

Билл нахмурился и с тоской посмотрел в окошко, следя глазами за проезжающими машинами и редкими мотоциклами. Легче всего сказать, что только одному Богу все известно. Наверное, религия единственная тема, где такого смутного объяснения достаточно. Может быть, поэтому многие ученые не верят в Бога? Им просто не хватает аргументов. Билла жутко волновал этот вопрос последнее время, но заговорить об этом он не решался.

– Ну, чего ты надулся как хомяк? – весело спросил Арне, бросив на брата беглый взгляд.

– Ничего. Лучше следи за дорогой.

– «Следи за дорогой», «следи за дорогой», – кривляясь, повторил Арне и усмехнулся. – А вот не буду следить за дорогой! Зато тогда мы сможем задать Богу все интересующие тебя вопросы!

– А если не сможем? Если мы умрем, а дальше ничего не будет? Нас похоронят, и наши тела сгниют в могилах! Что тогда? – резко выпалили Билл, удивляя даже себя самого, не говоря уже о брате, который чуть не выехал на обочину.

– Билл, не говори так. Бог есть, и это факт.

– Факт? Факт, это то, что мы с тобой сидим в машине и говорим о нем, а то, что он есть, далеко не факт!

– Факт. Это факт, Билл, прекрати нести чушь!

– Почему ты так уверен, что он есть? Ты что, его видел?

– Чтобы быть в чем-то уверенным, совсем необязательно, это увидеть.

– Тогда я вообще ничего не понимаю! – Билл внезапно заметил, что у него трясутся руки и пылают щеки.

– Слушай свое сердце. Оно тебя не обманет.

– Сердце только перекачивает кровь, оно ничего не подсказывает! Это все иллюзия! – сдерживаться не осталось сил, и по щекам мальчика потекли слезы.

Эта тема ранила его больше всего. Ведь одно представление, что Бог это лишь самообман, которому поддались миллиарды людей, и после смерти человека его не ждут ни наказание, ни награда, ни божественная любовь, ни встреча с умершими родственниками и друзьями, а лишь беспросветная темнота и абсолютная пустота, наводило ужас. Меньше всего хотелось верить, что в жизни все случайно, и сама жизнь это большая случайность, что каким-то нелепым образом динозавры вымерли, и зародился человек, призванный прожить ничтожно малое количество лет и не видеть ничего, кроме страданий. Что даже самый страшный изверг не будет наказан за то, что искалечил не одну тысячу жизней, и даже самый благородный человек, спасший не меньшее количество жизней, не будет награжден. Все абсолютно одинаковым образом сгниют в гробах, и даже не узнают об этом. Ни что не пугало Билла так, как одна лишь мысль, что Бога нет. Но именно такие размышления подозрительно часто закрадывались в его голову последнее время.

Томас неподвижно сидел на кровати и глядел в окно. Гроза прошла, и сейчас лишь опоздавшие на сумасшедший танец природы капли лениво стекали по стеклу, а успокоившийся ветер сонно колыхал верхушки деревьев. Также и ураган эмоций, еще недавно бушевавший в сердце юного принца, утих, оставив лишь пустоту и неизгладимую боль. Отчаянное желание бороться за справедливость разбилось о непробиваемый камень жестокости и цинизма. Костер надежды на лучшее стремительно угасал, оставляя за собой лишь едва заметные искорки.

Сил не осталось даже на размышления – в голове, как и в сердце, была пустота. И лишь душа билась в агонии, стремясь вырваться из изнеможенного тела. Она единственная не хотела смиряться с суровой реальностью и все еще верила, что все можно изменить.

Вот только Томас уже не слышал ее мольбу. Подойдя к окну, он плотно заслонил шторы и, погасив свечи, лег в постель.

Над лицом принца нависли какие-то уродливые люди и, смеясь хриплым голосом, тыкали в него пальцем. Боязливо свернувшись в клубочек, он попытался закричать, но голос не слушался, отчего стало еще страшнее. Тогда он зажмурил глаза, чтобы не видеть эти страшные лица. Однако непонятным ему образом он продолжал созерцать их искаженные гримасы даже с закрытыми глазами.

Противный смех над самым ухом сливался воедино, и где-то рядом раздавался назойливый стук. Вдруг лица растворились в темноте, и смех утих. Принц почувствовал, что лежит в своей постели весь в поту.

– Это всего лишь сон, – с облегчением прошептал он, никак не решаясь открыть глаза.

Но вдруг до его слуха донесся все тот же стук. Пальцы онемели, а на ладонях выступил пот. Источник звука без всяких сомнений находился в комнате.

– Кто здесь? – дрожащим голосом спросил Томас и, резко сев в кровати, открыл глаза.

Однако разглядеть ничего не удалось – в комнате было абсолютно темно.

– Кто здесь? – немного уверенней повторил свой вопрос принц и уже собирался позвать стражу, как вдруг ему на голову надели какую-то плотную ткань и принялись душить.

Разумом овладел абсолютный ужас и отчаяние от осознания собственной беспомощности, а тело перестало слушаться от нехватки дыхания. Еще пару секунд – и Том потерял сознание, растворяясь в беспросветной темноте.

– Не трогай меня! – срывая голос, завопил Билл и вырвал руку из твердой хватки отца. – Отстань от меня! Уйди из моей жизни!

– Да успокойся, ты, истеричка! – мужчина отвесил ему звонкую пощечину, и сын притих.

Его губы дрожали, а из глаз катились слезы. Громко всхлипнув, он упал на пол и свернулся в клубок.

– За что? За что ты так меня ненавидишь? Я не понимаю, – шептал Билл, прижимая колени к груди.

– Успокоишься – тогда поговорим, – небрежно бросил отец и собирался уйти, как вдруг Билл вскочил на ноги и заорал нечеловеческим голосом. – Ты что, совсем спятил?

– Я ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – мальчиком овладела такая злость, какой он еще никогда не испытывал. Она буквально рвала его изнутри, требуя выплеска. – Ненавижу тебя так, как еще никогда никого не ненавидел! Я хочу, чтобы ты сдох самой мучительной смертью! Чтобы ты бился в предсмертных конвульсиях, и никто, слышишь?! Никто тебе не помог! А-а-а-а!

Крича на весь дом, Билл побежал в кухню и взял нож. Отец испуганно сглотнул и попятился к входной двери. Однако мальчик не собирался на него нападать. Его жертвой стала подушка, которую он принялся безжалостно тыкать ножом, как только забежал в спальню.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Мразь, урод, скотина! Ненави-и-и-жу!

Вскоре выбившись из сил, Билл бросил нож на пол и, уткнувшись лицом в изрезанную подушку, пронзительно зарыдал.

Отец нерешительно приблизился к нему и сел рядом.

– Билл, успокойся, – однако интонация не была извиняющейся. Она вообще не выражала никаких эмоций.

– Убирайся! – сквозь слезы произнес мальчик. – Убирайся, пока я не убил тебя!

– Если ты сейчас же не прекратишь истерику, я вызову скорую, и тебя заберут в психушку. Понял?

– Да будь ты проклят! – хрипя от крика, завопил Билл и бросился в коридор.

Как можно быстрее накинув на себя куртку и обувшись, он выбежал на лестничную площадку и помчался вниз, не став вызывать лифт.

Впервые в жизни он от всей души пожелал кому-то зла и не испытывал при этом никакого сожаления.

После вчерашней ссоры с отцом Билл чувствовал себя абсолютно разбитым. Ни яркое солнце, что пряталось за облаками уже несколько недель, и сейчас наконец осветило город, даря детям улыбки, ни молодая травка, отчаянно пробивающаяся сквозь все еще замерзшую почву, ни даже пение птиц, которое с особым трепетом всегда слушал мальчик, уже не радовали его. Все потеряло значение и казалось таким мелким на фоне личных переживаний. Хотя и переживаний как таковых Билл уже не испытывал. В душе твердо поселилась пустота, не давая вырваться наружу даже легкой улыбке.

Тоскливо наблюдая за играющими под окном учениками начальной школы, Билл дожидался конца уроков, чтобы как можно скорее вернуться домой и забыться в полном одиночестве.

– Билл!

С раздражением повернувшись на требовательный шепот, Билл столкнулся с парой глаз, принадлежавших Софи – одной из одноклассниц, что вечно донимали его, приглашая на всякие вечеринки, и постоянно зазывали в свою компанию.

– Чего? – с трудом скрывая недовольство, спросил он.

– У меня завтра День Рождения!

– Ну, поздравляю.

– Да погоди ты с поздравлениями! Завтра же, а не сегодня.

– Мм, понятно, – Билл равнодушно пожал плечами и отвернулся, но назойливая девушка униматься не собиралась.

– Мы будем праздновать у меня дома завтра в пять, и я тебя приглашаю! Отказы не принимаются! – хихикнув, она выжидающе сверлила его глазами.

Хамить не хотелось, но идти на какую-то легкомысленную вечеринку и провести там весь вечер с не менее легкомысленными девочками и мальчиками желания было еще меньше. Поэтому опустив взгляд на пол, Билл начал мысленно придумывать причины, чтобы отказать.

– И не выдумывай, что у тебя что-то где-то болит или еще какую-нибудь чушь! – словно прочитав его мысли, сказала Софи. – Ты идешь, и это даже не обсуждается!

– Да? А может, все-таки я должен решать, пойду я или нет?! – вчерашняя агрессия вдруг начала возвращаться, и возникло внезапное желание раз и навсегда объяснить этим ребятам, что они ему не нужны и что ему вообще никто не нужен!

– Билл ты чего злишься? Я же тебя всего лишь на День Рождения пригласила!

– Да плевать я хотел на твой День Рождения! – поражая весь класс и учителя в том числе, Билл вскочил с места и начал попросту орать. – Вы меня вообще уже достали все! Не нужны мне ни ваши праздники, ни ваша компания! Сколько можно объяснять?! Мне что послать вас нужно, чтобы вы поняли?! Тогда идите вы все к черту! Теперь понятно?!

Щеки пылали от злости, а в горле встал ком, угрожая превратиться в грандиозную истерику, ничем не уступавшую вчерашней. Сжимая кончиками пальцев свою сумку, Билл в ужасе смотрел на ошарашенных ребят и разгневанного учителя. Только сейчас он начал постепенно осознавать, что натворил, и от этого становилось еще хуже.

Не выдержав такого внимания к собственной персоне, он принялся собирать со стола свои вещи.

– Куда вы засобирались, Билл? – грозно скрестив руки, преподаватель подошел к нему.

– Д-домой, – Билл опустил глаза и прикусил губу, чтобы не разреветься.

Казалось, только что он окончательно разрушил свою жизнь. Хотя чего он все время добивался? Одиночества. Так после сегодняшней выходки оно ему обеспечено на всю оставшуюся жизнь. По крайней мере, школьную жизнь. Вот только отчего тогда так паршиво? Может быть, от ненавидящих взглядов одноклассников и обиды на лице Софи? Он ведь никогда не хотел причинять боль. И все равно это сделал.

– Нет, Билл, домой вы не пойдете. Сейчас вы вместе со мной отправитесь к директору.

Билл бегом выбежал из школьного здания и, вытирая слезы, ринулся к воротам. Но на его пути, словно из неоткуда, выросла Софи.