Текст книги "Хочу начать сначала (СИ)"
Автор книги: Evelyn_Lovebridge
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Я не хочу здесь оставаться, – Гермиона поднялась с пола и заметалась по квартире, но ей никак не удавалось найти кусочек пространства, где не присутствовало бы напоминания о Драко. – Я… мне нужно уйти, – она уже добрела до прихожей, когда он удержал ее за руку.
– Я тебя никуда не пущу, – твердо заявил Драко. – Ты расстроена, наделаешь глупостей, о которых потом будешь жалеть. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности. Мы можем аппарировать в Хогвартс.
– Я хочу напиться, – призналась Гермиона, отойдя от него на максимально возможное расстояние.
– Мы возьмем огневиски, вино, что ты захочешь, можешь напиваться, сколько тебе влезет. Но только там, где тебя никто не тронет.
Гермиона кивнула головой. Он был прав. Какой бы отвратительной подлой лживой скотиной он ни был, но он был прав.
***
В Хогвартсе царила тишина. Гермиона позволила Драко довести себя до гостиной Гриффиндора. Он с сожалением посмотрел на портрет Полной Дамы в розовом платье, оставил у входа рюкзак с выпивкой и нехотя ушел, зная, что она ни в жизнь не скажет пароль в его присутствии.
Драко протопал довольно далеко от гостиной когда-то ненавистного факультета и остановился только в паре поворотов от Большого Зала. Собирался закурить, потом смял сигарету и сунул ее обратно в карман. Выждал еще с минуту и вернулся к знакомому портрету.
– Пароооооль? – сонно пробормотала Полная Дама.
– Мне не нужно внутрь, – огрызнулся Драко. – Мне нужно, чтобы никто не выходил НАРУЖУ.
– Хм! – оскорбилась Дама и отвернулась от наглеца.
Слизеринец только покачал головой и тяжело опустился на холодную каменную кладку. Ночь обещала быть длинной. Счастливое Рождество…
***
Драко проснулся от того, что кто-то совсем не по-дружески пихнул его в плечо.
– Доброе утро, спящая красавица, – с презрением сказал профессор Бруннер.
– Сколько времени? – спросил Драко, продирая глаза. Тело ломало, конечности едва двигались. Он потратил последние силы на то, чтобы подняться с пола без помощи, не дай Мерлин, Бруннера.
– Десять. Я думал, вы с Гермионой проведете Рождество у Гарри. Быстро вернулись.
– Не твое дело, – прохрипел Драко и поковылял прочь от гостиной Гриффиндора.
– Мое, когда ты сидишь тут, видимо, всю ночь.
Слизеринец даже не оглянулся, продолжая пытаться размять затекшие мышцы.
– Малфой! – разозлено окликнул Бруннер. – Что тебя связывает с Гермионой?
Драко застыл на месте.
– Для тебя она мисс Грейнджер, – прошипел он.
– Она позволила мне называть себя Гермионой.
– Я сплю с ней. Ясно тебе? Гермиона моя девушка. Не смей к ней приближаться.
– Конечно, ты потому сидишь под дверьми, что Гермиона твоя девушка.
– Послушай, ты… – Драко рывком подбежал к Бруннеру и, схватив его за грудки, припер к стенке. – У нас есть некоторые проблемы, как у всех людей. Если ты, соплохвостов ублюдок, посмеешь воспользоваться этим, я тебя прибью и глазом не моргну.
– Она слишком хороша для тебя, и ты это знаешь, – холодно ответил Бруннер, не дрогнув и мускулом и даже не делая попытки дотянуться до волшебной палочки.
Драко оттолкнулся от профессора, будто тот был чем-то мерзким. Слизеринец бросил на Бруннера еще один испепеляющий взгляд и быстрыми шагами удалился в подземелья.
***
Гермиона проснулась, почувствовав, что ее вот-вот стошнит. Она едва успела добежать до ванной, как желудок щедро поделился с унитазом всем, что вошло в него за последние двадцать четыре часа. Девушка постояла еще минут пять в обнимку с бачком, прежде чем вернуться в комнату. Солнце уже вовсю забавлялось на полу комнаты, свидетельствуя о том, что день давно перевалил за середину. Голова у Гермионы дико раскалывалась, но желудок, вроде, не собирался выдавать новых фортелей.
Она приняла освежающий душ и спустилась в Большой Зал, где домовики уже накрывали обед на небольшую группу учеников и учителей, не покинувших школу на время праздников. Гермиона ела медленно, постоянно оглядываясь и нервно попивая тыквенный сок.
– Ты знаешь, что по тому, насколько грязный стакан, можно определить, насколько человек нервничает? – улыбаясь, Алекс весело сел рядом с ней.
Гермиона посмотрела на свой бокал, весь усеянный отпечатками пальцев.
– Здравствуй, Алекс, – голова гудела от собственного голоса больше, чем от профессора трансфигурации.
– Его здесь нет.
– О чем ты? – Гермиона перестала оглядываться и уткнулась в тарелку.
– Малфой. Ты ищешь его глазами. Постоянно поднимаешь стакан, чтобы протянуть время. Он, скорее всего, еще спит. Всю ночь просидел у входа в гостиную Гриффиндора. Боялся, что ты, напившись в дрызг, пойдешь буянить.
– Ты… вроде как защищаешь его? Мне казалось, он тебе не нравится.
– Я считаю, что он сволочь, – признался Алекс. – Просто мне хотелось посмотреть на твою реакцию и понять, говорит ли он правду.
– Правду о чем? – не поняла Гермиона.
– Он сказал, что ты его девушка.
– И как? Находишь, что это правда?
– Видимо, да. Ты покраснела, и взгляд стал таким всепрощающим, когда я сказал, что он сторожил дверь.
– В прошлый раз ты не показался мне таким хорошим психологом.
– В прошлый раз я думал, что у меня еще есть шанс, – с гордой улыбкой ответил Алекс. – Держи, – он поставил пузырек с мутно-синей жидкостью на стол рядом с тарелкой Гермионы, – это от профессора Слагхорна, избавит от похмелья, – и удалился из зала.
***
Гарри рассказывал ей, что в школе она часами спасалась в библиотеке. И зачем? Здесь, на Астрономической башне, сиделось намного лучше: прохладный ветерок прочищал мозги и отвлекал от тяжелых мыслей. А все мысли у нее были о Драко. Она не видела его уже четыре мучительных дня, занималась самостоятельно, Патронус выходил без труда, но то, какие воспоминания приходилось использовать, не давало покоя. Она скучала. По его рукам, глазам, насмешливой улыбке. По его прикосновениям, по дрожащему от холода телу, прижимавшемуся к ней среди ночи и сразу успокаивавшемуся. По непроницаемому лицу, даже по чертовой татуировке, которую она целовала, чтобы он не терзал себя мыслями, какого она о нем мнения.
До нового года оставалось двое суток. Гермиона убеждала себя, что ей нужно просто продержаться, а потом все начнется заново. И она больше не сделает глупой ошибки, потому что ему, кажется, это все тоже не нужно.
Гермиона стерла слезы и опустила ногу на пол, собираясь встать и уйти. На пороге стоял Драко, глядя на нее в упор. Лицо его было осунувшимся и еще более заостренным, чем обычно. Под глазами чернели зловещие синяки, брови, сосредоточенно сведенные, нависали над помутневшими от усталости глазами.
– Нам нужно поговорить, – жестким голосом сказал Драко.
– Зачем? – Гермиона сделала бесплодную попытку ускользнуть, но он удержал ее за плечо.
«Затем, что мы, наконец, придумали оправдание», – ехидно ответил внутренний голос.
– Гермиона… Прошло много времени, я изменился. Ты злишься на меня за то, что было три месяца назад, пять лет назад, даже десять. Неужели, это до сих пор имеет значение?
– Не имеет, – усмехнулась она. – Это не имеет значения. Но я зла на тебя не из-за того, что было. Я зла из-за того, что ты не сказал мне правды о том, что было. Ты мне солгал, это важно.
– Чтобы защитить тебя!
– Не строй из себя Верховного Мага! Какое право ты имеешь решать, что можно мне говорить, а что нет?! Я пытаюсь вспомнить! Я хочу вернуть свою жизнь, потому что только так могу понять, кто я! И знаешь, что? Ты стоишь между мной и моей памятью, Драко. Вот теперь я начинаю себя спрашивать: почему? Что такого страшного ты сделал, что не хочешь, чтобы я вспомнила?
«Опять наврал ей», – без промедления ответил внутренний голос на ее вопрос.
– Герм… В своей жизни… в своей жизни я профукал столько шансов, сколько едва ли кто-то из людей получал. Я был не прав, но сейчас прошу тебя: дай мне… один… последний шанс. Мне тяжело признаться в том, что я врал тебе, но… потерять тебя… будет в сотни раз тяжелее.
Драко больше не держал ее, просто его дрожащая рука все еще лежала на плече Гермионы. Ей хотелось обхватить его, уткнуться в плечо, почувствовать его губы на своих, тепло, и чтобы больше так не щемило в груди. Всего этого она не сделала. Может, потому что струсила, но, скорее, из-за гордости. Вроде, он выложил уже все карты на стол, и большего нельзя и желать, но было что-то… что-то такое, что оставляло у Гермионы в сердце навязчивое нежелание довериться ему снова. Мягким движением плеча она сбросила его руку и покинула башню, пока слезы окончательно не вырвались из-под контроля.
Драко измученно закрыл глаза, потом медленно подошел к подоконнику и вслепую опустился на него. Деревянный, он еще хранил последние капли тепла ее тела, но холодный декабрьский воздух быстро вбирал их. Четыре дня раздумий – и все усилия в трубу.
«Ну, ты хоть попытался, – утешил его внутренний голос. – Может, поспим уже, наконец?»
Метель застилала глаза, скрывая школу, и Драко казалось, что он тонет в белом мареве, как в липкой патоке. Снежинки таяли на бледной коже, оставляя после себя холодные мокрые следы.
***
Новогодняя ночь выдалась теплой и снежной. Двор был завален чуть ли не по пояс, и у учеников даже не возникало мысли покидать замок, поэтому директор МакГонагалл спланировала небольшой праздник в Большом Зале, а после того, как часы пробьют двенадцать, все должны отправиться по постелям. Драко на всеобщую пирушку, как всегда, наплевал, предпочитая вступить в еще один год жизни, как есть, в одиночестве.
План был отличный, но в половине двенадцатого слизеринца потревожил тихий стук в дверь. Драко нахмурил брови, не представляя, кто бы это мог быть. Стук повторился, намекая, что нужно бы открыть. Он поднялся и мягко провернул ручку двери. На пороге стояла она. Потупив глаза, теребя что-то за спиной, нервно покачивая бедрами, так что легкое платье мерно колыхалось им в такт.
– Ты просил у меня шанс, – Гермиона осмелилась поднять глаза, – я решила дать тебе его. Только знай, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО последний, не профукай.
Драко смотрел на нее во все глаза не в силах пошевелиться.
– Может, впустишь меня, и мы выпьем? – она извлекла из-за спины бутылку шампанского и два бокала. – Новый Год, все-таки…
Оцепенение еще не спало, но он смог отодвинуться, чтобы гриффиндорка проникла в его скромную обитель. В том же ступоре Драко открыл бутылку и наполнил бокалы. Шампанское пахло ягодами и пьянило одним только ароматом.
– Я скажу тост, – прошептала Гермиона, максимально приблизившись к нему. – Выпьем за то, чтобы ничто не могло встать между нами, ни ложь, ни воспоминания, ни другие люди, – она звонко коснулась своим бокалом его и медленно выпила пузырящуюся жидкость.
Драко поглотил шампанское залпом. Голова сразу стала пустой, а мягкий запах ее духов смешался со сладостью напитка. Он поставил бокал и притянул Гермиону к себе. Ее грудь быстро поднималась и опускалась от прерывистого дыхания. Драко коснулся ее губ. Наконец-то! И за вечность он не забыл бы, какие они мягкие, но жгучее ощущение потребности все время целовать их не отпускало даже теперь. Слизеринец нетерпеливо прошелся по тонкой косточке скулы, зубами вытащил сережку и втянул в рот мочку уха, пока дрожащие руки семенили по бедрам, задирая платье.
– Драко… – нервно прошептала Гермиона.
– Да, прости, я помню, нужно подождать, – он убрал руки с ее бедер.
– Нет, я… – она взяла его лицо руками и заглянула в серебристые глаза Слизеринского Принца, – я хотела тебе сказать, что я готова.
Драко понял, что это будут последние слова со смыслом, произнесенные за этот вечер. Он снова притянул ее к себе для поцелуя. Руки двинулись по известному маршруту, и Драко несдержанно зарычал, чувствуя резинки чулок под ладонями. Он подхватил Гермиону и без осторожности уложил ее на постель, накрывая своим телом. Пальцы судорожно засеменили по тонкой ткани в поисках молнии.
– Слева, – подсказала Гермиона, но Драко нашел там только ровный шов, – от меня, – быстро объяснила она, уже и сама желая избавиться от великолепного шифонового платья которое девушка так тщательно выбирала из всей кучи привезенной одежды целый день.
Драко молча стащил ненужную тряпку, тело ходило ходуном от жара, от химии между ними. Он был уверен, что чулками сюрпризы закончатся. Не тут-то было! Сорвав платье, он обнаружил шелковый корсет сочного зеленого цвета, щедро расшитый серебристыми кружевами. А Гермиона неслабо подготовилась… Драко сидел на коленях, тяжело дыша, жадно рассматривая распластавшееся перед ним тело девушки. Ее щеки залил огонь смущения, и Гермиона приподнялась, чтобы возобновить ласки. Она припала к его губам, затерявшись одной рукой в платиновых прядях волос, медленно начала опускаться по подбородку к шее, с удовольствием чувствуя, как вибрирует гортань, когда она ведет линию от затылка по позвоночнику.
Не теряя времени, Драко дрожащими пальцами пытался справиться с мудреной шнуровкой корсета. Шелковые ленты не желали поддаваться, и он лишался остатков терпения.
– Акцио, – раздраженно позвал он, и палочка послушно вскочила в руку. – Диффиндо, – провел теплым деревом по корсажу, и шнурки разлетелись лоскутами.
Он без сожаления отбросил эротическую приманку и припечатал Гермиону к кровати. Подразнил ее носом, едва задел губы, поцеловал в щеку, облизал ушную раковину и двинулся ниже. Руки были заняты ее грудью, небольшой, но такой соблазнительно мягкой с крупными затвердевшими сосками. Он нещадно мял ее, перекатывая пальцами темные шарики. Языком провел линию вдоль шеи, пощекотал яремную впадинку, отчего Гермиона застонала и вскинулась под ним, цепляясь ослабшими пальцами за шелковые простыни. Драко оставил крупный засос на груди – клеймо принадлежности ему. Добрался ртом до груди, втянул один сосок, поиграл с ним языком, сделал тоже самое со вторым. Еще одна метка прямо под грудью, языком пересчитал ребра, опускаясь все ниже, слушая, как она глухо стонет и как прерывается ее дыхание от каждого его прикосновения. Руки уже давно ласкали ягодицы, стеснительно останавливаясь у границы чулок, но Драко ждал, пока изучит все ее тело, будто он уже не делал этого. Он покружил немного у пупка, прочертил линию по тазовой косточке и достиг, наконец, ног. Зубами стянул один чулок и медленно вернулся к промежности по внутренней стороне бедра, проделал тот же трюк с другой ногой, заставляя Гермиону биться в конвульсиях от наслаждения и нетерпения. Не торопясь, мучая и ее и себя, снял трусики, также обильно расшитые кружевами, как и корсет, оставив ее абсолютно обнаженной.
– Драко… – умоляюще простонала Гермиона.
Венерин бугорок приглашающе разбух и покраснел, с половых губ стекала мутновато-белая смазка. Драко припал к ним губами, толкнувшись внутрь языком, отчего она закричала в голос. Он жалел, что может почувствовать этот пряный приторный вкус только ртом, потому что кровь наполнила чресла, еще когда она ответила на его первый, сладкий от шампанского, поцелуй. Драко стянул пижамные штаны – единственный предмет одежды, в котором он собирался встретить Новый Год, – и вернулся к ней. Гермиона тяжело дышала и уже была на неведомой грани. Он заглянул в ее расширившиеся от возбуждения глаза и понял все правильно. Поцеловал и одновременно мягко вошел в раскрытое влагалище. Она удивленно распахнула глаза и вскрикнула, почувствовав его в себе. Кровь стучала в ушах, заглушая все остальные звуки, позволяя сосредоточиться хотя бы на этом ритме. Его Драко и выбрал, когда после десятисекундного промедления начал двигаться внутри нее.
Он еще помнил, что в подземельях было холодно. Когда-то. До того, как пришла она. В его комнату, в его жизнь. А теперь место стремительно теряло смысл. Запах пота, смешанный с ароматом ее духов, спешно окутывал его, заставляя торопиться, двигаться быстрее, быстрее, быстрее… теряться и оставаться на месте только благодаря ее глазам, смотрящим на него в экзальтированном экстазе. Он видел, что она близка к вершине, и сдерживался изо всех сил.
Часы на стене начали отбивать полночь.
– Я… – Гермиона не успела закончить предложение и с двенадцатым ударом протяжно закричала, ослепленная взявшимся из ниоткуда белым светом.
Драко сделал еще три резких несдержанных толчка и кончил в нее. Отдышавшись, как мог, приподнялся на трясущихся локтях и посмотрел на Гермиону. Из ее носа быстрыми струями стекала кровь. Она была без сознания.
========== Глава 12, которая с его точки зрения ==========
«Самое жестокое – это расстаться без объяснений. Молча уйти, оставив человека наедине с сотнями острых, как бритва, вопросов в голове, на которые только ты можешь дать ответ».
(Первоисточник не найден…)
Все люди – мазохисты. Мучение доставляет нам удовольствие. Да возьмите хотя бы секс. Во время оргазма дыхание учащается, частота сердечных сокращений увеличивается до ста восьмидесяти ударов в минуту и более; значительно повышается артериальное давление. Такой режим работы сердца сравним с экстремальной физической нагрузкой. И все это ради чего? Ради нескольких секунд наслаждения.
Я весь дрожал, очнуться от яркой вспышки белого света никак не получалось. Мне было интересно, сколько ударов в минуту делает сердце. Сто пятьдесят? Двести? Последнее куда ближе к реальности. Дыхание немного успокоилось, и я с трудом смог приподняться на локтях, чтобы посмотреть Гермионе в глаза. Тело тряслось, как желе.
Кровь я почувствовал по запаху раньше, чем увидел. Ее голова была чуть откинута, и красная жидкость струями стекала на подушку. Первая мысль, что пришла мне в голову, была из ряда ненормальных: я таки исполнил мечту своей трехмесячной давности и затрахал Гермиону до смерти. Но ее сердце бешено колотилось подо мной.
Вскочив с постели, я бросился в ванную. В панике прошерстил глазами шкафчик над раковиной, уставленный зельями. Вот оно! Нужное. Склянка полная, я им никогда не пользовался. Вернулся в комнату и стер кровь (Мерлиновы яйца, как ее было много!), освобождая дыхательные пути, поднес бутылочку к носу и приподнял Гермионе голову.
– Герм! Герм! – я осторожно хлопал ее по щекам.
Она моргнула. Один раз. Другой. Потом посмотрела на меня такими глазами, будто видит в первый раз в жизни, и… заплакала? Слезы скатывались по лицу непрерывным потоком, стирая остатки крови. Она закрыла рот рукой, пытаясь спрятаться в трясущихся ладонях.
– Герм! – хотел обнять ее, но Гермиона вывернулась. Тогда я крепко схватил ее за плечи: – Что случилось? Тебе больно? Не молчи ты, ради Мерлина!
В ее глазах был… страх? Ужас? Замешательство? Отвращение…
– Мне… я… – залепетала Гермиона. – Я… мне нужно… душ, – наконец, выдохнула она, вырываясь из моих рук.
– Ладно… – с сомнением пробормотал я. – Идем…
Еще три минуты назад все было прекрасно. Мы занимались любовью. Не тем грубым сексом, к которому я привык, а именно любовью, от которой у меня в груди все горело, как не горело ни от одного, даже самого извращенного сексуального приключения. А теперь она плакала и не признавалась, в чем причина. Может, попробовать… нет, это нечестно по отношению к ней. А по отношению ко мне честно молчать?! Все-таки… ладно! Была не была!
Я попытался настроиться на ее волну. Когда одновременно нельзя использовать ни палочку, ни заклинание вслух, Легилименция становилась особо тонкой наукой. Скорей всего, именно поэтому у меня и не вышло. Хотя чаще всего получалось… Просто я сейчас не был настроен на творение магии. Убедить себя в этом оказалось довольно легко.
– Нет! – с запозданием, но резко ответила Гермиона. – То есть… ты понимаешь… то, что случилось… в смысле между нами… я… мне… я должна побыть одна, – она усиленно прятала глаза. – Прости, – добавила , чуть помедлив, и, прикрываясь простыней, быстро проскользнула в ванную.
Звук щелкнувшей задвижки меня слегка удивил. Да мне бы даже Алохомору не пришлось использовать, чтобы открыть дверь, если б я того пожелал! Гермиона вела себя как минимум странно. Заплескалась вода, но шум был… смешанный с чем-то еще. Я бы мог поклясться, что слышал всхлипы, как будто она заперлась в ванной, чтобы поплакать. Но с чего ей плакать? Я хотел покопаться в себе, но внутренний голос молчал.
Прошел уже почти час. За это время я успел привести комнату в порядок: сменил наши окровавленные, пахнущие сексом простыни, собрал одежду и бросил ее на стул. Гермиона наконец соизволила выйти из ванной. Нет, не так. Она сначала выглянула оттуда, словно хотела что-то проверить, потом с ее губ слетел легкий вздох разочарования, и бочком она, плотно обернутая все той же злосчастной простыней, протиснулась в комнату. Глаза были опухшие, красные.
– Герм, – я подошел к ней. Беспокойство гложило меня все больше. Гермиона сразу покраснела и отпрянула. Я оторопел, но потом сделал еще одну попытку: – Герм. – Она дернулась немного назад, но встретила в виде преграды стену. – Что случилось? Я сделал тебе больно?
– Нет, – глухо прошептала она и сглотнула.
Соврала.
– Тогда что? – не сдавался я. Мне казалось, что ответ мне известен, что он лежит на поверхности, но то ли беспокойство мешало до него добраться, то ли я слепо отказывался смотреть правде в глаза.
– Драко… я… – Гермиона снова сглотнула. – Давай поговорим утром, – выпалила она на одном дыхании.
– Объясни сейчас, – вырвалось у меня. Признаться честно, я боялся услышать ответ до дрожи в руках и уже был готов дать ей время до утра, лишь бы оттянуть неизбежное.
– Драко, пожалуйста, – она неуверенно коснулась моей руки пальцами, опять сглотнула (гиппогрифа за яйца, как мне это не нравилось!), потом решительно сомкнула пальцы вокруг запястья, – давай поговорим утром.
– Ладно, – я нахмурил брови. – Пойдем спать.
Я направился к кровати и уже влез на свежие простыни, когда заметил, что Гермиона не последовала за мной. Она еще стояла у двери в ванную, тяжело дыша. Снова нервный глоток. Меня уже начинало это бесить. Сглатывание – признак того, что человек нервничает. Значит, что-то скрывает. Значит, неизбежно врет.
– Герм, идем, – мягко сказал я, протягивая к ней руку.
На этот раз она только сделала глубокий вдох и, не отпуская простыни, медленными шагами подошла к кровати. Но какое у нее было лицо! Как у Дюймовочки перед первой брачной ночью с Жабом! Гермиона скользнула на край кровати и опустилась на подушку.
– Герм, эта простыня не самая чистая, – с деланным отвращением сказал я и ненавязчиво потянул за грязный шелк, обертывающий ее тело.
Она не смотрела на меня, но послушно раскуталась и кинула лоскут рядом с кроватью.
– Здесь холодно, – хриплым голосом сказала она.
Гермиона дрожала, как шпага, случайно покинувшая руку владельца и застрявшая в стене. Я молча взял палочку и бросил в камин привычное «Инсендио», потом накрыл ее одеялом и прижался сзади, пытаясь согреть своим теплом. В моих руках она задрожала сильнее.
– Герм… – тихо позвал я. – Знаешь… когда мы с тобой разговаривали на башне, я не сказал тебе одну очень важную вещь, – было почти слышно, как она задержала дыхание. У меня у самого воздух застыл в легких от того, что я собирался произнести! Я наклонился к Гермионе, поцеловал ее в шею и прошептал на ухо: – Я люблю тебя. Очень.
Это был не просто порыв сердца (хотя и он, мантикору мне на голову, тоже). Таким нехитрым способом я обезопасил себя. После этих слов, о чем бы она не хотела «поговорить утром», наши отношения не закончатся тем крахом, на грани которого они неожиданно оказались час назад.
– Спокойной ночи, – дрожащим голосом сказала она.
– Спокойной ночи, – я уткнулся в шею Гермионы и быстро провалился в сон, отогнав все сомнения.
***
Проснулся я от того, что стало холодно. Уже какое-то количество времени я пытался натянуть на себя одеяло и нашарить рядом уютное и теплое тело Гермионы, чтобы, покрепче обняв ее, забыться сладким сном. Первое не спасло, а второе никак не получалось. Когда я открыл глаза, в комнате было привычно темно. Камин давно погас, и в нем зловеще тлели только несколько угольков. Я потянулся к прикроватному столику и включил лампу. Попутно рука нашла клочок пергамента. Прежде чем развернуть его, глянул на часы. Восемь утра. Куда могла деться Гермиона в такую рань?
«Наверное, пошла стащить чего-нибудь съестного на кухне, чтобы устроить романтический завтрак и разрулить то, что было вчера», – с улыбкой подумал я.
Внутренний голос напряженно молчал. Собственно, я не слышал его с моего с Гермионой разговора на Астрономической башне. Местами мне было даже жаль. Казалось, я потерял верного друга. Ему даже и письма не напишешь…
Письмо! Я вспомнил о пергаменте, который сжимал в руке. Развернул его. Наверху была огромная растекшаяся клякса. За ней несколько строк. Почерк торопливый, размашистый, но, все же успокаивающе знакомый – ее.
«Драко,
Прошлая ночь»
Я невольно улыбнулся. Наверняка там что-то вроде: «Прошлая ночь была волшебной. Мне еще ни с кем никогда не чувствовала себя так хорошо. Ушла, чтоб раздобыть чего-нибудь нам на завтрак. Скоро вернусь. Люблю, Г.». Сердце приятно загрохотало, заставляя дыхание учащаться. От вчерашнего беспокойства и следа не осталось. Ладно, нужно дочитать, пока меня не разорвало от счастья.
«Драко,
Прошлая ночь была»
Я поморгал, чтобы убедить себя, что правильно увидел текст.
«Прошлая ночь была ужасной ошибкой. Нам лучше не видеться.
Прощай,
Г.Г.»
По-видимому, я забыл, как нужно дышать, потому что голова начала отчаянно кружиться от недостатка кислорода. Сердце стучало, но тоже как-то неуверенно, будто раздумывая: «А стоит ли?». Не знаю, сколько времени я пялился на гребаную бумажонку, но локоть, на который я опирался, затек и дрожал от напряжения.
Осознание правды давалось мне с особым трудом, хотя сосать у жизни приходилось частенько. Я всегда думал, что у меня еще есть возможность что-то изменить и судьба однажды подкинет козырные карты. Как ни гадко было признавать, но эту раздачу я проиграл вчистую.
Оставалась только слабая надежда на то, что Гермиона не уехала и мне удастся перекинуться с ней парой слов. И самые приличные из них звучали как: «Гиппогриф меня задери, ну, и какого соплохвоста произошло?! Неужели ты…?». Договаривать не было смысла, все и так стало прозрачно, как дракловы Поттеровские очки.
Я натянул брюки и футболку с длинными рукавами, отыскал свою последнюю нетронутую сигарету и сжал в кулаке палочку. Найти ботинки так и не удалось, я плюнул на это и отправился на поиски своей «любимой» босиком. По дороге закурил. С сердца немного отлегло, только когда я дошел до середины сигареты.
– Ты совсем офанарел! – мой спасительный наркотик грубо вырвали изо рта. – Тебе, конечно, многое здесь позволяется по просьбе мистера Поттера, но курить в школе! – Бруннер весь изошел праведным гневом. – У тебя мозги на месте вообще?!
– Отдай сигарету! – заорал я, прижимая профессоришку к стене и вымещая злобу на нем, повинном, как мне казалось в тот момент, во всех моих неприятностях.
Бруннер смотрел на меня без ужаса, с загорающимся в глазах гневом. Только на этот раз глаза были голубые. Профессор затушил сигарету о стену и раскрошил ее в труху прежде, чем я успел спасти остатки никотина. Я зарычал, как раненный зверь, и тряхнул Бруннера, четким движением отправляя его на пол. У профессора не было ни единого шанса удержаться на ногах, но и лежа он не собирался сдаваться. Как Поттер, химеры на него нет… Я подлетел к Бруннеру и занес кулак.
– Гермиона уехала! – гаркнул мужчина без тени страха за свое здоровье.
Моя рука остановилась в сантиметре от его так и не зажмуренных глаз.
– Когда? – прохрипел я.
– Час назад. Поговорила с директором МакГонагалл, собрала вещи и уехала.
– Сегодня есть поезд до Лондона? – удивился я.
– Нет. Она попросила меня аппарировать ее, – Бруннер поднялся с пола.
Последняя фраза профессора привела меня в замешательство. Если она попросила аппарировать ее, то моя первая, страшная мысль, заставившая мир колыхнуться в драклов тысячный раз, была в корне не верна. Гермиона не могла аппарировать сама, значит, она не вспомнила свою «прошлую жизнь». Но тогда я не понимал вообще ни соплохвоста! Мужская логика наткнулась на стену женской…
Я встал с пола, отчаянно потирая висок, пытаясь успокоить пульсирующую под кожей вену. Вроде бы Бруннер что-то кричал мне, только я не слышал, быстрыми шагами направляясь в Башню Гриффиндора.
– Парооооль? – нараспев спросила меня Полная Дама.
– Открывай, старая кошелка! – заорал я.
– Неверный пароль! – злобно отрезала толстуха.
– Тогда как тебе такой: моя палочка разносит в клочья твой портрет?!
– Львиная храбрость, – помог мне приторный голос из-за спины. – И незачем так орать, – Бруннер кинул на меня строгий усмиряющий взгляд, что я опять почувствовал себя мальчишкой, наказанным за шалость.
Я ворвался в гостиную. Естественно, там никого не было. Дернулся в направлении женских спален, но лестница подо мной тут же превратилась в скользкий скат. Как мне хотелось заорать «Редукто» в этот момент! Бруннер спокойно подошел ко мне, подал руку, которую я, разумеется, не принял, и махнул палочкой на скат, мысленно произнеся заклинание.
– И не вздумай приставать к старшекурсницам, – серьезно сказал он, едва сдерживая поганую улыбочку, и удалился.
Чтобы взлететь наверх, мне потребовались три секунды. Еще пять, чтобы отыскать комнату Гермионы. Никогда бы не подумал, что она, настолько педантичная во всем, могла оставить после себя такой кавардак! На кровати валялась одежда: платья, юбки, кофты, затесалась даже пара кружевных бюстов в дополнение к трусикам. Эпицентром взрыва стала зеленая шелковая простыня и мужская футболка. Моя. Но во всем этом хаосе из женских побрякушек не было ответов на мои вопросы. Да что там ответов! Даже крошечной зацепки не было!
Не зная, что делать дальше, я спустился в подземелья. Пошел к прикроватной тумбе, на которой еще лежала записка.
– А! – коротко со свистом выдохнул я, наступив на что-то острое. Опустил глаза и поднял сережку. Крепко сжал ее в руке и неосознанно сунул в карман.
Пакуя вещи, я был в гневе. Когда я стоял на пороге когда-то ее, а теперь опустевшей, квартиры, уже просто в ярости!
– Алохомора! – от безысходности закричал я, направляя палочку на замок.
Дверь не просто открылась. Она слетела с петель, пропуская меня в квартиру. Наверное, мысленное «Редукто» было лишним.
Я вошел внутрь. Квартира была маленькая, до тошноты эргономичная, словно сошедшая со страниц каталога ИКЕА*. Но и здесь был бардак, как будто кто-то сбегал впопыхах. Лишь рабочий стол был в порядке. Как бельмо на глазу, на нем выделялся неестественного зеленого цвета пергамент.
Подошел к столу. Письмо адресовано мне.
«Драко,
когда ты будешь читать это письмо, меня уже здесь не будет».