Текст книги "Уличная магия 2: Маскарад (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

С этого зрелища офигевают не только Гаара с Кибой – даже собаки замирают, забыв, что делали минуту назад. А я, насквозь мокрый и сразу замерзший, но почему-то до судорог счастливый, продолжаю виснуть на Учихе. Он плывет вперед, позволяя мне покататься, держась за его шею, и тихо отплевывается от попадающей в рот воды. Ежиные колючки, лежащие на плечах Саске, превращаются в красивые черные разводы и кольца. Это завораживает – я перестаю судорожно хихикать.

– Саске… я боюсь, мы не сможем прямо сейчас переплыть океан.

– Почему? – фыркает под водой.– Я готов. Ты что, нет?

– Нам нечего есть и пить.

– Ну, съешь мое плечо. Руки и ноги мне нужны, чтобы плыть.

Аккуратно прикусываю кожу около шеи, повыше, чтобы не нырять под воду.

– Ты невкусный…

– Тогда тебе придется ловить рыбу.

Саске огибает плавный полукруг, разворачиваясь обратно к берегу. Тишина... Спокойный пляж, частная территория – о большем нельзя и мечтать.

– На вкус как… устрица.

А я не рассчитал, что берег уже близко. Саске спихивает меня с себя и пинком загоняет в воду. Киба с Гаарой уже нежатся на солнышке, и только Акамару беспокоится о моей сохранности, бегая по краю берега туда-сюда с истеричным лаем. Хотя, наверное, он болеет за Саске.

– Напомни об этом еще раз, Узумаки!

Насквозь мокрый Учиха, конечно, то еще зрелище. Особенно прилипшая к торсу черная майка, которую так и хочется дернуть на себя. Порвать или просто стянуть через голову, заодно пропустив сквозь пальцы жесткие волосы...

Он дышит рвано, тяжело, раздраженно. Вот-вот психанет и сделает что-нибудь окончательно безумное.

Я не рискую встать. Просто краем глаза наблюдаю за тем, как движется под водой ткань моих шорт. И отчего-то отчетливо вспоминается наша беготня в «Каллапсо». И ссоры, и бесконечные магические поединки.

Когда я поднимаю глаза, Саске чутко улавливает перемену в настроении.

– Что?

– Хочется... чего-то.

Саске сперва недоуменно склоняет голову, а потом изумленно приподнимает брови. Понял.

Протягивает руку, решив помочь мне встать. Я хватаю протянутую ладонь и тяну его за собой, обратно. Осторожно оглядываюсь. На нас смотрят – Киба, хитро щурясь, Гаара насмешливо. Собаки растерянно.

Приходится на этой ноте закончить конфликт – все-таки, мы не одни.

– Потрясающе... – Киба тянет кальян, а потом задумчиво выпускает изо рта кривые колечки. В махровом халате и с голыми ногами он напоминает молодого наркобарона на отдыхе – развалился, расползся, растекся по стулу. Гаара пьет любимое пиво, свесившись с края подоконника почти наполовину. Я знаю, за ним ночное море и звезды в спокойных объятьях Нептуна. Открытое завораживающее небо. Осколки жизни, волшебство природы-владычицы. Что-то особенное, что тянет, держит невидимой хваткой.

Саске молча принимает сказанное. Да, потрясающе. После отличного рабочего дня, после веселой болтовни и шумных игр – покой, теплая ночь, и близкий человек под боком. Лучше быть не может.

Пиво, саке, вино, кальян, разомлевшие от тепла псы и тихая внимательная кошка в ногах Учихи. Мурлычет, стоит ему обратить на нее внимание.

Наверное, в Саске действительно что-то есть, если в него влюбляются животные. Я недалеко от них ушел и это что-то разглядел. Так ведь, получается?

– Будешь? – протягивает запотевшую бутылку пива. Напиток приятно отдает янтарем, а пальцы Саске снова напоминают мне насекомое, жадно удерживающее вкусняшку.

Беру и невзначай касаюсь его кожи – прикосновение-скольжение.

– Спасибо, – получается неподходяще, интимно. Благодарность за другую отдачу.

Инузука вдруг становится словоохотливым.

– Ну, как у вас вообще? Обжились, смотрю, балдеете. Планы есть? Вернуться не надумали?

Я открываю рот, чтобы сказать «нет», но Учиха опережает меня.

– Не знаю.

И переводит взгляд, пытаясь найти в моих глазах то же самое, что увидел на берегу.

То ли уверенность, то ли надежду. То ли желание. А вдруг?

А вдруг вернемся? Что тогда? Элифес, Синтагма – слово, болью въевшееся в вены, в плоть. Джирайя, Данзо, фокусы, страхи, прошлое. Ошибки.

Решения.

Сцена.

Я знаю, он видит в моих глазах только сцену. Больную зависимость от публики, адреналиновый экстаз, вплавившийся в наши души. Поэтому я быстро закрываю глаза и делаю глоток – не смотри. Мы решили не возвращаться.

Саске усмехается. В его усмешке ехидно-ядовитое: «Мы часто принимали Решения. Но когда придерживались их, а, Наруто?

Мы долго сидим так – под низкий голос Учихи, уверяющий Кибу, что нам нужно отдохнуть. Потом под пьяные песни Гаары о солнечных ежиках и лунных котах.

А после посиделок, затолкав полувменяемого Саске в спальню, по дороге к входной двери я замечаю тени на лестнице. Теплые, обнимающиеся тени. Не надо быть Фрейдом, чтобы понять, что отношения моих друзей – медленный, обдуманный процесс. Нежная любовь на грани семейной, честная, искренняя и размеренно-спокойная. Как лестница наверх.

Мне не завидно, но вопросы возникают сами собой. Да еще и на пьяную голову, как всегда… идиотские.

Закрыв дверь на засов, возвращаюсь к Учихе.

– Саске, а почему у нас как скоростной лифт?

– Ты вообще о чем?

– Отношения.

– Какие?

– Наши. Как лифт. Вниз. Лифт вниз.

– Что за бред?

– Ответь.

– Потому что ты тяжелый?

Задумавшись, осматриваю себя в отражении. Да нет, все такой же, только кончики волос спрятали уши, и через месяц-другой будут задевать плечи. Смотрю на Саске – он еще не восстановился в прежнем весе.

– Это ты был тяжелый.

– Нда?

– Ага.

– Ложись спать, пьянь, – а сам смотрит чуть заискивающе. По-доброму.

– Хотя-я-я… нет, я понял почему.

– Поздравляю. И?

– У нас тросы оборвались. Это случайность. Хотя мы тоже могли пойти по лестнице. Но не стали. Мы – ленивые жопы.

Фыркает и отворачивается. Понял.

Он вообще понятливый. Когда хочет. Когда может…

Когда любит.

Я забираюсь под одеяло и спихиваю его на самый край. Потом будет борьба за самый теплый уголок. Затем возня, попытки отобрать подушку. А после – возмущения по поводу наличия в комнате наблюдательницы.

И… отдых-пауза. Почти отдых. Почти пауза.

Сон? Нежный, честный, искренний, размеренно-спокойный. Как лестница наверх, до самого пробуждения. Только так. Наш лифт падал вниз, верно? Но и подняться, все-таки, нужно. Подумаешь, случайность. Подумаешь, жизнь пыталась сломать нас напополам, вывернув наизнанку и разрушив до основания. Подниматься просто нужно.

Обязательно. Всегда.

Я проснусь на следующей ступеньке. Он – ступенькой выше. Чтобы протянуть руку и завтра помочь подняться. Верно, Саске? Верно.

Он вообще часто помогает. Когда хочет. Когда может…

Когда любит.

====== Спэшл: об ограничениях и демонах ======

От автора: пошлости же :D

Не так давно я начал думать, что Саске потерял интерес к выяснению того, кто круче, лучше и сильнее. Но, оказывается, желание меряться размерами достоинства у него в крови. Это не лечится.

– Ну да, конечно, если ты захочешь, я непременно кончу первым, – саркастично усмехается Учиха, медленно проводя перед собой бокалом с Джек Дениелсом. – Будем спорить?

Я забыл сказать, что сам не лучше.

– Ты уверен в своих силах? – расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, с вызовом наклоняю голову к плечу. Выпить оставшийся виски приходится одним глотком, судя по всему, скоро мне будет не до алкоголя. – Хорошо, давай так. Марафон. Со всеми твоими… извращениями и прочей хренью – без ограничений. Можешь делать со мной все, что захочешь.

– Смело, – фыркает. Весь расслабленный, невозмутимый. – Совсем ужрался?

Делаю глубокий вдох и, одной рукой уперевшись в постель, расстегиваю оставшиеся пуговицы. Он думает, что я вылакал больше. Пусть думает.

– Просто знаю, Саске. Твоя крыша держится на расшатанных болтах, ее сорвет при первой же возможности. Контролировать себя в сексе – это не твой стиль.

Показушно падаю на спину. Волосы растрепанной влажной пеленой лежат на щеке и чуть-чуть закрывают вид на расслабленный силуэт в кресле. Хорошо, что в душ я сходил заранее, а то сейчас пришлось бы изображать вдрызг пьяного и плестись в обитель чистоты неровной походкой.

Не уверен, что я справился бы с этим так же блестяще.

– Голова кружится?

Саске встает. Медленно ставит пустой стакан на столик.

– Немного.

– Итак, ты разрешаешь мне… все? – Учиха с чувством снимает футболку, позволяя рассмотреть каждый участок красивого тела. – Абсолютно?

– Абсолютно.

– Без ограничений?

– Точно. Могу быть рабом, могу – секс-рабом, или вообще… шлюхой на ночь. Нравится?

Видимо, мой взгляд заманчивее слов. Хотя, как знать, что распаляет сильнее – поведение или болтовня? В доказательство моих мыслей самодовольная ухмылочка с лица Саске благополучно стирается.

– Еще раз посмотришь на меня так – твоей заднице не поздоровится.

– Мы не занимались сексом почти две недели. Я отдохнул и ко всему готов.

Время было очень суетливое, мы оба выматывались так, что нередко пластом падали на кровать и вырубались прямо в одежде. Тут как-то не до постельных утех. Да и не стоило лишний раз смущать гостей – Киба от стресса сбежал бы через окно в неизвестном направлении, а психика Гаары могла рассыпаться до основания.

– Прям-таки ко всему?

– Знаешь… какой-то ты сегодня задумчивый… – игриво улыбнувшись и приподняв бедра, стягиваю шорты так же медленно, чтобы Саске мог рассмотреть каждое движение.

– А ты – похотливый, – он подхватывает с тумбы бутылку Джек Дениелса и размашисто отпивает из горла. Соблазнительно облизнув верхнюю губу, изгибает бровь. – И... злой.

– Может быть… Это по-твоему нечестный ход? Я подло использую твою слабость и свое тело, чтобы добиться желаемого, манипулирую, заставляю подчиниться, да так, чтобы ты верил в то, что принял решение сам. Я что-то пропустил?

– Вот оно что. Темный Наруто вылезает только когда ты пьян? – Саске пытается делать самый невозмутимый вид, но глаза как всегда выдают его истинное состояние. Возбудился до боли всего лишь с парочки движений, провоцирующих слов и взглядов.

Потянувшись к его бриджам, мягко цепляю ткань пальцем и тяну вниз до самого пола. Верно.

Учиха пристально следит за тем, как я встаю на колени, как мои губы касаются кожи живота, как рука скользит по соблазнительной впадинке. Языком очертив середину между аккуратными кубиками пресса, веду замысловатую ленту вниз. Саске не мешает, не хватает за волосы, просто смотрит. Собирается с силами, наверное.

– Чего ты хочешь, Саске? – пристально наблюдая за ним, касаюсь горячего возбужденного члена мимолетно, поверхностно, кончиками пальцев. – Скажи…

– Возьми.

Даже сейчас, приняв правила игры, он ведет себя властно, уверенно. Иногда Учиху невозможно выбить из колеи. Чтобы я ни делал – не смутить, только, разве что, распалить до невменяемого состояния.

Самозабвенно выполняю просьбу-приказ, тратя все силы на создание иллюзии, что я расслаблен. Саске болезненно твердый и потому крайне чувствительный. Не стонет, дышит глубоко, сдержанно. Назло, чтобы не давать мне никаких подсказок – хорошо или плохо. Лишь в один момент он не выдерживает. Уловив глухой стон-выдох, я повторяю последнее действие, укрепляя результат – веду языком по тонкой бархатной щелочке.

– Хватит...

Отстраняюсь и поднимаю глаза.

– Знаешь… – важно начинает Учиха, выдавая себя только слегка затрудненным дыханием. – Я, кажется, понял, что именно привлекает меня в твоем альтер-эго.

Он снова делает глоток. Затем неуловимым движением брызгает из бутылки в мою сторону – виски попадает на шею, ключицы и грудь. Оценив результат, Саске ставит алкоголь на пол у своих ног.

– Поясни, – говорю на выдохе. Напиток нестерпимо холодный, но я не вскрикнул и даже не вздрогнул. Есть чем гордиться?..

– Взгляд как у человека, которого пытали несколько суток, но так и не смогли расколоть и сломить. Помнится, когда-то, в нашу первую встречу ты смотрел на меня именно так – будто я инквизитор, бессмысленно тратящий свое время в камере с упрямцем.

– Красиво описал…

– Я люблю тебя. Тебя – и эту твою черту. Никогда за свою жизнь не встречал парней, которые могут подставлять зад и при этом заставлять партнера чувствовать себя жалким. Ты жил вверх тормашками.

– А ты чувствовал себя жалким?

– Раньше да. Сейчас – я знаю, что ты… – Саске склоняется, положив ладони на кровать позади. – Намного сильнее, чем я мог себе представить. Сильнее меня. Поэтому нет никакого смысла пытаться тебя перебороть. Почему ты предпочитаешь пассивную роль в сексе, Наруто?

– Столько времени прошло, а ты задаешь этот вопрос только сейчас…

Саске ласково слизывает виски с моей шеи, создавая атмосферу непринужденного, легкомысленного разговора перед сексом, но я-то не так уж и пьян, чтобы не понять – сейчас правдивый ответ очень важен.

– На самом деле все просто… нет никакого тайного смысла. Мне нравятся ощущения. Да, они странные. Разные. Болезненные, невероятные… но… – а теперь нужны все мои навыки соблазнителя. – Лучшее, что я когда-либо чувствовал – это ты... рядом и внутри, Саске.

Учиха скользит по моему лицу внимательным взглядом. Он добрался до груди, так что ласки и изучение получается совместить без особого труда. Единственный оставшийся элемент одежды – рубашку на моих плечах, почему-то не снимает.

– Лучшее? – шепчет.

– Да.

Учиха нехорошо ухмыляется, пытаясь скрыть волнение и трепет. О, это мы уже видели. Плавали, знаем.

Не дает мне опустить взгляда, вдруг прижимается близко, смотрит в упор. Где-то за спиной шелестит пальцами, ищет свою секс-заначку. После ледяного виски прохлада смазки почти не ощущается, хотя мне все еще холодно, кожа идет мурашками, хочется вздрогнуть всем телом и сбросить напряжение.

– Опустись ниже.

Принимаю полулежачую позу. Саске тоже приходится немного отодвинуться, и он делает это игриво, мягко.

– Какой добрый… – чуть нервно усмехаюсь, подставляясь под теплую руку. Прикосновения сдержанные – короткий разговор немного остудил его пыл, вернув способность думать.

– Надо хорошенько тебя подготовить.

– Что ты задумал?

– Вряд ли ты справишься с долгим, изнуряющим сеансом без моей помощи, – последнее у него получается особенно драматично, с налетом злости. – Мы ведь собрались выяснить кто выносливее?

– Звучит как провокация.

– Не напрягайся раньше времени.

– Напугал, а теперь хочешь, чтобы я лежал расслабленным бревном? – хмыкаю и замолкаю, чтобы сосредоточиться на своем теле. Оно уже не очень-то хочет подчиняться полупьяному хозяину, так что я уже не так уверен в своей непобедимости.

– Неужели тебя можно напугать подобной ерундой?

– Я неправильно выразился. М…

Саске как всегда быстро находит отзывчивую точку. Растягивает удовольствие, дразнит.

Чуть-чуть выгнувшись, подталкиваю себя локтями. Если так пойдет дальше, я опять ему проиграю.

– Вот только не надо… обращаться со мной как с девственником.

– Я могу делать с тобой, что угодно. Ты сам сказал. И обращаться как с девственником – тоже.

– Вот всегда надо найти что-нибудь неправильное… когда тебе предлагают себя – бери во всю силу, а не…

– Расслабься, малыш. Обещаю, я буду нежен, – с придыханием и сексуальной хрипотцой мурлычит Саске.

– О, господи… завязывай с этой фигней.

– Безжалостен… – угрожающе добавляет он. – Но нежен.

– Ха...

Оставив короткий поцелуй на коленке, Саске размещается между моих ног. Остается только наблюдать сквозь пряди слегка подсохших волос.

– Только не забудь, кто кончит первым, тот... ло-о-ох.

Так я и разнылся, показав неуверенность в своих возможностях.

– Хочешь… чтобы я умолял, если буду на грани?.. Нет-нет, не надо, только не так? Ага, а может быть, хочешь, чтобы я еще и плакал? Ну… как девственник, над которым совершается страшное насилие?

– А ты можешь? Я бы на это посмотрел. Только вот глаза тебя все равно выдают. Если так, то и я должен притвориться, что совершенно не знаю тебя. Типа ничего не было и нет...

– Притворись, – откидываю голову назад, и Саске сразу впивается губами в шею – хроническая слабость. Как он умудряется не оставлять следов, по третьему кругу зацеловывая, покусывая, вычерчивая на коже какие-то дорожки то пальцами, то кончиком языка? Тайна, известная только Учихе. Фокусник, что с него возьмешь…

Фокусники бывшими не бывают.

А вообще, наверное, надо подарить ему брелок – копию моей шеи в гипсе, чтобы не скучал на работе.

– Как тебя зовут? – дергает к себе, вдруг заставляет сесть сверху, прижаться. Мы оба тихо стонем в поцелуй от дразнящей близости тел.

– А тебе нужно мое имя? Все-таки это наш первый и последний раз.

– Тогда я не скажу свое. И не забудь, – голос Саске чарующе превращается в шепот. – Ты девственник.

Я привстаю, двигаясь слишком уж уверенно. Учиха хмыкает и мне приходится срочно реабилитироваться, изобразив из себя святую простоту:

– Это больно?

– Сначала да, – подыгрывает Саске, – Но потом будет приятно.

– А может, обойдемся без шаблонных фразочек? – заговорчески шепчу.

– А дальше… облака на седьмом небе?

– Нет, так еще глупее.

– Перестань помыкать мной! – то, чего по идее не должно быть в диалоге, он говорит шепотом и из-за этого все получается еще забавнее. – Ты меня не знаешь!

– Да-да.

– Просто расслабься и доверься...

Нет, после такого бреда ему самому становится невыносимо. С минуту мы оба давимся идиотским смехом.

– Все, хватит с меня ролевых игр...

Короткое и бесконтрольное движение бедер побуждает вернуться к делу. Саске проталкивает головку и замирает в напряжении, поглаживая взмокшую поясницу под рубашкой, всеми силами отвлекая от неприятных ощущений, уже серьезный, сосредоточенный.

Хочется запутаться пальцами в его волосах, и я без раздумий поддаюсь желанию, собираю жженую проволоку в ладони, утыкаюсь носом. От Саске пахнет прохладной дымкой – новым шампунем с запахом, который невозможно опознать. Слишком тонкий и нежный, он легко смешивается с собственным, превращаясь во что-то уникальное. Моя собственная слабость.

Аккуратный толчок. Несмотря на позу, мне почти не нужно двигаться, с этим Учиха справляется сам.

– Наруто... – задыхаясь. – Сядь.

Боль растворяется в блаженстве, и я послушно расслабляю ноги.

– Я не говорил тебе… своего имени...

До конца. Живот подводит удовольствием и кровь по жилам – огненная, жженый сахар. Его губы опять на шее, пятый или шестой раз, по тем же местам, с тем же упоением.

– Почему... до сих пор...

Я знаю, что это за вопрос – самому интересно. Почему до сих пор жар тот же, что и в первый раз. Почему не хочется что-то изменить. Почему в объятиях друг друга мы готовы умереть?

Если любовь проходит, а однообразие со временем приедается. Хотя, какое тут однообразие...

– Потому что ты меня не знаешь, – отвечаю сквозь зубы.

И слова приобретают какой-то особый, тайный смысл. Кто из нас скрывает больше? У кого серое прошлое и неразгаданные загадки?

Совсем немного жестокости. Саске научился создавать ее так, чтобы мне хотелось больше.

Движения долгие, но каждый раз заканчиваются резко, так, что нотка боли в неразрывном единстве с удовольствием.

Почти транс.

Вызов.

Чтобы не дать ему быть лучшим, я незаметно вливаюсь в процесс. Надо лишь чуть-чуть ускориться и изменить положение...

– Наруто! – в какой-то момент он не выдерживает, стискивает мои бедра, заставляя остановиться.

– Я говорил, что если захочу – ты дойдешь быстрее…

Капли испарины на лбу Учихи растворяют пряди в чернила, волосы липнут к влажной коже. И глаза у него тоже, как капли с края пишущего пера – тающие, насыщенно-ночные.

Мы еще ни разу не сдерживали свое удовольствие столь отчаянно, при этом продолжая игру.

Это изнуряет.

– Я говорил, что у тебя дьявольские глаза? Когда... впервые увидел, думал – точно линзы.

Да, отвлечемся на разговор. Отличная тактика.

– Может быть, я – дьявол?..

– Не удивлюсь, – Саске отклоняется назад, притягивает за шею. Свободная рука опускается вниз, ко входу в мое тело. Давление мягко усиливается. Решил добавить пальцы?

– Не дергайся.

Стоны – его сигналы. И мне приходится контролировать себя, чтобы не мешать. Молчать. Ждать. От сложного сочетания чувств голова идет кругом. Мысли обволакивает сладкой дымкой, дрожь продирается через каждый миллиметр тела. В добровольной ловушке, по собственному желанию...

К первому пальцу и члену мягко присоединяется второй. Больно. Но при этом удивительно приятно – Учиха умеет дергать удовольствие за ниточки, как марионетку. Отпускать и возвращать обратно, поворачивать под разными углами, менять наряды и декорации ради собственной прихоти.

– Вот так... потерпи. Еще немножко, – губы задевают щеку. Я упираюсь взглядом в сексуальную черную прядь, прилипшую к уголку рта Саске. Поддеваю пальцем, возвращаю к общей копне. Горячий.

– Что… ты делаешь? Мха!..

Откуда там игрушка? Что-то небольшое проталкивается внутрь, заменяя пальцы.

Мы оба слишком упрямые – больно и ему, и мне, но идти на попятную никто не собирается.

– Выдержишь?

Саске сразу поймет по голосу, поэтому я молчу. Сволочь. Из-за него мне всегда приходится терпеть любые издевательства. Хотя издевательства под печатью «с любовью» – все равно куда приятнее.

– Наруто…

Все внутри сводит от напряжения и ощущения очень близкого оргазма. Сплетается узлами и кольцами – жар, боль, страсть, ожидание.

Если он сделает хоть одно движение... я кончу. Непозволительно близко к проигрышу.

– Эй…

– Дай... мне минутку.

Гладит. Как кота, от загривка до того места, где был бы хвост. Из-за рубашки жест сопровождается шелестом и это единственный звук, который я слышу, будто через мягкую подушку.

Сердце-предатель. Колотится, как будто я вот-вот сорвусь куда-то. Как будто у виска пистолет, у шеи нож, под ладонью – взрывчатка. Если я дам себе волю, то Саске поймет, что он уже практически победил.

Нашел же способ!

– Я знаю, что тебе это нравится... ты любишь, когда на самой грани. Любишь так, что я готов воплощать все твои желания... в жизнь... – слова смущают сильнее действий. Саске осторожно двигает игрушкой, подогревая острое удовольствие, плотно смешанное с болью. – Любые, слышишь? Ты позволил мне делать с тобой, что угодно, только потому, что сам этого хочешь.

Тон голоса неразборчиво-тяжелый, все-таки Саске тоже на краю, а сдерживать себя умеет плохо. Но сейчас есть абсолютно бескомпромиссный стимул – наш спор, поэтому он отвлекается, как может. Хотя бы на разговор.

Думает, точно победил?

Среди пламенных огоньков неожиданно вскипает азарт. Желание побороть себя и его. Саске вздрагивает всем телом, столкнувшись с моим взглядом.

– Наруто.

– Я не говорил тебе имени, – повторяю медленно, по слогам, изгибаясь, подставляясь, раскрываясь полностью. Движение бедер одновременно с каплей пота на виске Учихи – томное, вызывающее. Он стонет в голос, а потом стискивает зубы, чтобы прошипеть:

– Не делай резких... себе навредишь...

Наверное, в нашем случае не поможет никакое лечение. Изводить себя до полуобморочного состояния только из-за слова «ло-о-ох» – идиотизм высшей степени. Нормальный человек, действуя подобным образом, мог бы бороться за свою жизнь. Не меньше.

Дыхание Саске хриплое и злое. Руки скользкие от жара тела. Мы двигаемся вместе, но мучительно медленно, выигрывая время для себя и по шагу доводя партнера. Свободной рукой он гладит мою шею под волосами, другой – осторожно вталкивает секс-игрушку в такт со своим членом. Боль все еще есть, но приятные ощущения затмевают ее с лихвой.

– Давай же... – Учиха нарочно не касается моего члена, не дарит дополнительной ласки. Насильно вытягивать победу – нечестно. – Давай... ты не сможешь больше...

– Смогу... а вот тебе пора бы...

Горячие губы на влажном лбу. Я бы не почувствовал, но острота ощущений просто бешеная. Ласка вперемешку с издевательством, заботой, злостью и болезненным возбуждением, выносит за рамки, душит, терзает, давит отовсюду: из густо-черных глаз с сумасшедшим огоньком, из напряженных, до выступающих линий мышц плеч, из голодного голоса и сдержанного движения между телами. Я, наверное, выгляжу не лучше, и взгляд не менее упрямый. Тело – сплошной нервный узел. У Саске на лице почти страдание, сладкое и дикое одновременно.

Даже стонать нельзя – все сорвется, схлопнется и упадет в самый чудовищный оргазм в моей жизни.

– Проиграй и дай мне кончить, – сухо рычу на Учиху, дергая его за волосы, сжимаясь изнутри от бессильной ярости. От последнего он стонет, как от сильнейшего удара под дых.

Может быть, во всем виноват Джек Дениэлс?

– Придурок... ты... стой!

Пауза в теле отзывается ноющей жаждой.

Учиха вдруг сдвигает меня в сторону, укладывает на пол и нависает сверху. Толкается глубоко, что перед глазами расплываются радужные круги.

– Так... не больно?

Давяще. Уже почти не больно, но все равно трудно. Ответить я не могу, слова путаются, тело само изгибается в дугу. В глазах мутно из-за дурацких слез пронзительного удовольствия.

– Саске... я сейчас... умру...

– Просто сдайся!

– Ни за что!

Он аккуратно придерживает эту штуку, чтобы не выскользнула, кусает губы и смотрит так, что ради такого взгляда стоило все это начинать.

– Упертый идиот!..

Вот оно. Еще два коротких толчка, и Саске вздрагивает, со стоном опуская голову. Я высвобождаю себя сразу же, кажется, на несколько долгих секунд теряя сознание.

По-бе-дил.

Нас терзает оргазмом куда дольше обычного. Колкие и тягучие отклики во всем теле, грохот сердца, пульсация крови. Внутри – кипящее масло.

Минут через пятнадцать разум кое-как выталкивает меня обратно, в мир смертных.

– Ло-о-о-о-о-о-о-о-ох, – тяну с неописуемым наслаждением. Саске кладет ладонь мне на грудь, как будто успокаивая. Или соглашаясь.

– Какой же ты упертый... – наконец, сипло выдыхает он. Затем медленно выходит и вытаскивает игрушку. Вздрагиваю, ощутив его пальцы где-то там, на саднящей коже. – Нормально?

– Да уж, это было нелегко. Зато я знаю, что справлюсь... Только вот зачем? – издевательски хмыкаю, приподняв бровь. – Планируешь разделить меня с кем-нибудь?

У Саске такое лицо, что я рассмеялся бы, если бы не взгляд пантеры, которой прострелили лапу. Три раза подряд. Мелкой дробью.

– Ты о сексе втроем?..

У Саске неплохая фантазия. Наверное, от меня заразился. Темные брови медленно и опасно сходятся вместе.

– Надо было трахнуть тебя трубой.

– Учись проигрывать с достоинством.

– Гордишься? Будь уверен, я отыграюсь.

– А что, тебе не нравится идея? Такой разврат...

– Не шути так, Узумаки, – наклонившись, Саске целует в ключицу. – Я собираюсь делить тебя только с самим собой. И больше ни с кем. Усек?

– Я ведь уже сто раз говорил, что ты ревнивый ублюдок? Еще раз не помешает, наверное.

– Он самый. И сходил с ума без тебя, а с тобой – как видишь, сошел. Так что, господи, закрой рот и наслаждайся победой. Это ненадолго.

– Да-да. Пошли выпьем. Может быть, ты придумаешь еще один глупый спор, в котором я окажусь лучше? Блин... – протираю уголки глаз пальцами. – Я никогда не плакал от кайфа. Как девственник, ей-богу.

Саске смеется, и само море прислушивается к его голосу, а мое дыхание сбивается с ритма.

Я готов делать, что угодно, только чтобы заработать шанс услышать это еще раз. Правда, ублюдку об этом знать не надо – в конец обнаглеет.

– Ты когда-нибудь прекратишь пихать в меня всякие сомнительные вещицы?

– Нет. Если бы тебе не нравилось – ты бы не позволял.

Ну, вот. Кажется, он начинает копаться во мне с тем же энтузиазмом, как и я недавно рылся в его прошлом.

– Если бы тебе не нравилось, я бы не поддавался.

Тоже правда.

– Меня не так просто обмануть, – вот ублюдок. – Я разгадаю твоего демона, Наруто. Не сомневайся.

Да уж, сомнения – слишком большая роскошь. Особенно когда живешь с самым упертым бараном в мире.

====== Спэшл: об изменениях и ожидаемом ======

Пальцы медленно очерчивают контур лица – от виска, вниз, к подбородку. Останавливаются на самом краю, соскальзывают в ямку под губой. Далее – на губы. Тенью, невесомо, без давления.

– Ты что, влюбился сам в себя? – Саске свешивается с края постели. Отросшие волосы почти полностью закрывают лицо, и темные любопытные глаза выглядывают из-под густой пелены – видно в зеркало. – Нарцисс. Кстати, неплохо звучит. Нарцисс Наруто.

Игнорируя его бормотания, наклоняю голову вбок. Волосы почти белые, выгорели до оттенка перламутровой известки. Прядь в пальцах несравнимо мягче волос Учихи, как перья.

– Пытаюсь понять, что изменилось. Все говорят, что я стал совсем другой.

– Тебе рассказать? – он скребет ногтем какую-то маленькую черную точку на ламинате. А чуть дальше под кроватью сверкают дикие глаза донельзя заинтересованной этой манипуляцией Шарин.

– Ты все равно не сможешь внятно объяснить.

– По-твоему, я хреновый рассказчик?

– У тебя есть личная заинтересованность, а мне нужен холодный анализ.

Саске ловит лукавый взгляд в отражении.

– Как понимать «личную заинтересованность»?

– Либо подрочить моему самолюбию, либо наоборот, дать по яйцам. Как есть, ты не скажешь.

– Вот говнюк.

– Не то слово, – хмыкнув, снова возвращаюсь к созерцанию себя в зеркале на дверце шкафа для одежды. Положив ладони на щеки, чуть сжимаю, чтобы губы вытянулись трубочкой. Загар точно стал насыщеннее – но это все солнце. Точнее, моя безответная любовь к нему.

Саске, вон, белее жопы ангела. И как он умудряется так старательно ускользать от ультрафиолета?

Ладно, не до него сейчас.

Оставив в покое щеки, перехожу на нос. Да такой же. Уши? Тоже. Может быть, я не способен уловить изменения в физиономии, которую вижу каждый день?

– Я один нахожу твое самолюбование эротичным?

Корчу Учихе рожу. Он отвлекается, поднимает голову, и в этот момент Шарин решается атаковать вражескую руку. Атакует она всегда насмерть: обхватив предмет ненависти острыми когтями и вцепившись стальной хваткой, яростно добивает задними лапами. Надо ей сделать маленький кошачий велосипед – вот кому педали крутить надо, пусть электричество вырабатывает, пользу приносит, засранка.

Саске морщится от боли, но не произносит ни звука. Он терпит ее капризы. Тоже мне заботливый папаша-мученик.

– Я один нахожу твои мазохистские наклонности эротичными?

– А тебе хочется, чтобы я страдал?

– Ну-у-у… если только от моих нападок. Могу отшлепать ремнем, например.

Учиха отвлекается на кошку, все еще бьющуюся в убийственных конвульсиях. Становится как-то не по себе – расцарапает ведь до крови, сволочуга. И правда, на запястьях Саске проявляются красные полоски, кровавые точки. Но он убирает ладонь, только когда Шарин решает, что справилась с миссией всей ее жизни.

– Ты потакаешь этой тварюге.

– Она охотница, – Саске пожимает плечами, разглядывая руку. Я тоже подползаю ближе. А царапины-то щадящие. Хотела бы, располосовала в британский флаг, но нет, хозяина пощадила.

– И что? – обхватив покоцанного белого паука, бережно сжимаю в ладони. – Надо обработать, мало ли где она шлялась.