Текст книги "Беззвёздная дорога (СИ)"
Автор книги: emilyenrose
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Конечно же, – пробормотал он. Если его отец умер – тогда теперь он король. И он почувствовал себя так, как он чувствовал раньше, до того, как внезапно ощутил, где именно он находится и, что происходит;, но теперь он уже видел всё насквозь, и мог сопротивляться: и поэтому, хотя он снова был снова облачён в синие и серебряные одежды, он уже не смог поверить, что снова находится в Белерианде. Это была Пустота, и здесь была дорога; и вокруг него уже не появился прекрасный пейзаж. Но с короной, как кажется, он должен был смириться. Она не была лёгкой.
Митрандир, как подумал Фингон, был слишком добр, когда сказал хоббитам, что у них за завтраком собрались три великих короля. Да, Фингон был королём эльфов в Средиземье;, но знатоки преданий спорили о том, чьи годы правления были короче – его или Маэдроса, и большинство всё-таки считали, что годы, проведённые Маэдросом на Тангородриме, всё-таки нужно считать царствованием, и поэтому правление Фингона было самым коротким. Меньше двадцати лет смертных он носил эту корону. Он не думал, что за это – очень краткое время – он стал особенно великим.
Он думал только о дороге.
Вскоре появилась высокая фигура и пошла в тенях рядом с ним, как если бы рядом проходила ещё одна тропа. На сей раз Фингон почти ожидал Маэдроса.
– Это же возможно, – сказал Маэдрос, как будто бы продолжая уже начатый разговор. – Берен и Лютиэн доказали это; и если смертный человек и дева из серых эльфов могли сотворить такие дела, то чего не сделает весь Белерианд, объединившись в дружеском союзе с мощью нолдор?
– Я с тобой не спорю, – сказал Фингон, как он уже говорил это раньше. Он знал, что этот разговор – лишь призрак того, настоящего, но теперь казалось, что этот призрак теперь решил говорить за него. У него не получилось сказать: Маэдрос, это ты? или мы так мало знали о том, с чем нам предстояло встретиться или даже Лютиэн ведь не была обычной эльфийской девой!
– Я уже говорил это много раз, и ты, и я имеем больше оснований верить в это, чем кто бы то ни было. Если у нас есть друзья, мы сильны.
– При первом появлении Людей я не слишком высоко их ставил! – сказал Маэдрос.
– Финрод всё понял лучше нас. Тебе бы надо было видеть людей из дома Хадора при Этель Сирион, Маэдрос! Я не говорю, что они лишены страха; дело совсем не в этом. Я бы даже сказал, что они были в великом ужасе. Они очень хорошо знают, как они слабы. Но на своём ужасе они могут построить мощное сопротивление, и нет ничего, на что бы они не осмелились.
Маэдрос рассмеялся.
– Неудивительно, что они тебе нравятся!
Они чуть дальше прошли вместе во тьме. В сердце Фингона было многое, чего он не мог сказать – по крайней мере не сейчас, когда на нём была корона. Маэдрос шёл вперёд лёгкими шагами. В глазах его было пламя – и всё же он улыбался.
– Я слишком долго жил, почти не надеясь, – сказал он, – потому что, казалось, мало на чём можно было основывать мои надежды. Но теперь! .. – Внезапно он обернулся к Фингону и схватил его за руку. – Мы выгоним орков из этой прекрасной земли, – сказал он, – а Моргота – из его крепости; мы отмстим за твоего отца – и за моего; затем мы исполним Клятву – и будем свободны!
Фингон крепко схватил его за руку.
– Я уже давно хотел, чтобы ты освободился от этих оков, – сказал он. – Но я знаю, что король Тингол послал тебе недружелюбный ответ.
Лицо Маэдроса было печально.
– Мы слишком поспешно послали к нему; нужно было подождать, а потом к нему обращаться. Маглор даже сказал, что нам не нужно было выражаться прямо так, как будто мы…
– Как будто вы сыновья Феанора? – сказал Фингон.
– Ну мы ведь действительно сыновья Феанора! – Маэдрос на мгновение рассмеялся, и потом покачал головой. – Келегорм и Куруфин просто рвут и мечут; им за самих себя стыдно. Им надо было пойти и помочь Финроду, и они это знают. Но я их сдержу. Пусть Лютиэн оставит себе то, что она с таким трудом завоевала. – Он посмотрел вдаль и мягко добавил, – А годы Людей коротки…
Потом он снова повернулся к Фингону, и его улыбка была почти такой же светлой, какой когда-то была в Валиноре; и он поднёс руку Фингона к своим губам и поцеловал, прежде, чем отпустил. Он больше уже ничего не сказал. Они пошли дальше. Но Фингон вспомнил, что тогда подумал – как он думал и теперь – что братья Маэдроса вряд ли стали бы так уж рвать и метать.
Вскоре их охватила огромная тьма, и Фингон уже не видел Маэдроса рядом с собой. Теперь ему казалось, что он снова идёт по зелёному Белерианду, по полям Хитлума. По серой дороге он снова шёл к Этель Сириону, и он слишком хорошо знал, что лежит впереди. У них было много оснований для надежды в то светлое утро: великая сила их союза, великая дружба и великие сердца; и кроме того, Тургон, которого никто не ждал, явился с десятью тысячами светлых копий гондолиндрим.
– О друг мой! – нежно сказал он.
***
Дорога не привела Фингона к Битве бессчётных слёз. Он готовился к этому; он был готов. Он хорошо помнил путь на битву, и ему почти удалось обрадоваться, когда он подумал, что снова увидит Хурина, которого считал своим другом. Но серая дорога пошла к югу от поля сражения и прочь, на Восток, лишь слегка отклонившись на север по восточной дороге Ард-галена, по которой он ездил так много раз; и он слышал звон оружия, но не видел сражения.
А потом воцарилось великое молчание, и всё, кроме мрачной дороги, растворилось. Фингон потянулся – и увидел, что серебряной короны на нём больше нет. Он почувствовал некое облегчение от того, что она исчезла. Но он не знал, где он находится.
Наконец, он увидел, что серая дорога привела его в небольшую серую комнату, всю из камня – и он её не узнал.
Маэдрос сидел здесь. Он был совсем один. Фингон обратился к нему по имени, но, кажется, он не слышал. Тогда он оглянулся и застыл, смущённый: ведь он был на дороге, и в то же время дорога, казалось, никуда не вела. Может быть, это был конец его пути?
– Маэдрос! – сказал он снова.
Но Маэдрос так и не пошевелился.
Он смотрел прямо на Фингона; он смотрел прямо сквозь него. Фингон повернулся и посмотрел через плечо, чтобы увидеть, что же так приковало взор Маэдроса. Но там не было ничего, кроме великой тьмы.
В верхнем углу комнаты, под сводом каменной крыши, маленький чёрный паук плёл свою паутину.
Прошло много времени. Фингон стоял тут, совершенно беспомощный, не зная, что делать, в конце дороги. Маэдрос смотрел в ничто.
Затем вошёл Маглор и медленно подошёл к брату.
– Маэдрос! – мягко позвал он его, точно так же, как это делал Фингон. Но теперь Маэдрос услышал призыв. Он моргнул, и затем слегка покачал головой.
– Может быть, сказать, чтобы принесли вина? – сказал Маглор. Он был ранен; его правая рука была сильно перевязана.
– Нет, – сказал Маэдрос.
– Тогда хлеба?
– Нет.
– Тебе лучше поесть и отдохнуть, – сказал Маглор.
– Ты это видел? – сказал Маэдрос.
Маглор ничего не ответил.
Некоторое время оба молчали. В этот момент Фингон снова попытался поговорить с ними – с ними обоими, – но ни один его не слышал. Он уже почти понимал, что они и не могут его услышать.
Потом Маэдрос стал говорить тихим голосом. Он изрёк проклятие. Страшными словами он проклинал предательство Людей и всего дома Ульфанга, и он называл предателей одного за одним и проклял их снова; и затем голос его затих, но его речь продолжил Маглор, и стоя рядом с братом, он холодным, гордым голосом произнёс третье проклятие – почти столь же могущественное, как любое из проклятий Феанора, дабы оно пало – снова и снова на тех, кто предал великий союз и привёл всё к уничтожению.
– Да будет так! – сказал он, закончив.
Но Маэдрос зарыдал, как маленький ребёнок. Он спрятал лицо в левой руке, и когда он поднял лицо, то взглянул на свою покалеченную правую руку, и заплакал ещё горше. Над ним маленький чёрный паук, закончив одну сеть, перебросил шелковую нитку к другому углу свода, и начал новое плетение.
Сердце Фингона разрывалось у него в груди, когда он увидел того, кого любил, в таком отчаянии. Ему хотелось броситься на колени, к ногам Маэдроса и взять его за руку; откровенно обратиться к нему, обещать ему утешение, и попросить его взять хлеб и вино, которые брат предложил ему. Но всего этого сделать он не мог. Когда слёз уже не осталось, Маэдрос заговорил тусклым голосом.
– Они втоптали его в пыль, – сказал он. Маглор посмотрел на него так, как будто бы хотел заговорить, но потом, кажется, передумал. – В болото из крови, которая вместе с жизнью оставила его; они повергли его на землю среди его знамён – и он был один; но он не боялся. Я знаю! Только не он!
Я боялся, – мог бы сказать Фингон. В самом конце – он боялся. Но братья не могли бы его услышать.
Маглор сделал то, чего не мог сделать Фингон, и взял Маэдроса за руку.
– Мы увидим, как он будет отмщён, – сказал он.
– Да, увидим! – сказал Маэдрос и страшно расхохотался. Он отнял руку и встал. – Так мы говорили и об Амроде, и об Аргоне, и о нашем отце, и о нашем дяде, и об Ангроде, и об Аэгноре; и о Финроде мы говорили то же самое; о каждом из нолдор, кто пали, защищая наш союз, покуда он длился, – а теперь он разбит, и всё превратилось в пепел! За нас отомстят? Нет, – наконец он отвернулся от того страшного, на что смотрели его глаза, и обернулся к Маглору. – Нет, никто не будет отмщён.
– Не надо так говорить! – сказал Маглор. – Отчаяние нам не поможет.
– Отчаяние? Скажи лучше – правда. Нам ничто не поможет. И всегда было так. Наш отец это понял перед тем, как умер. Мы выбрали себе врага, которого не можем победить – ни отвагой, ни силой оружия, ни дружбой, ни какой бы то ни было надеждой. Ну да довольно о нём! – почти выкрикнул Маэдрос. И потом он сказал снова, уже спокойнее:
– Хватит о нём.
– Маэдрос? … – сказал Маглор.
Маэдрос обвёл взглядом серую комнату. Фингон тоже осмотрелся, и теперь он увидел, как кругом множество мелких пауков, которые свили себе гнёзда в тенях потолочных сводов. Эти паутины пересекались друг с другом, и всё, что было вверху, превращалось в сеть; и Фингон подумал, что этого они и хотят, и что когда их сеть будет завершена, они сбросят её, как мог бы сделать рыбак, чтобы поймать то, что можно поймать.
– Помнишь то, что ты мне сказал там, над гаванью Лосгара? – сказал Маэдрос. – Что те, кто пришёл с нами в Средиземье, были тут, с нами, всем сердцем? Помнишь?
– Помню, – сказал Маглор.
– Но я ведь не был здесь всем сердцем всё время, – сказал Маэдрос. – Не был. Я пытался одновременно идти двумя путями, и в конце концов пришёл в никуда. Я вёл себя глупо.
– Ты был прекрасным вождём для нас…
– Разве?! И завёл в такое место! – Лицо Маэдроса исказилось от горя. Фингон едва его узнавал. – Нет, Маглор. Нет, ты был прав. И теперь моё сердце будет единым. Я теперь должен быть единым.
Маглор облизал губы и сказал тихо:
– Начать с того, что я не осмелюсь пойти против Лютиэн.
– Нам и не нужно идти против неё, – холодно ответил Маэдрос. – Годы людей коротки.
И когда он сказал это, серая комната исчезла. Но нити паутины остались. Она распространялась во всех направлениях, и в ней ползали маленькие чёрные твари. Фингон вдруг снова увидел дорогу; она была похожа на серую нить, которая вела во тьму. Маэдрос повернулся и пошёл по ней, и Маглор стоял, некоторое время молча глядя ему вслед, и затем последовал за братом.
И Фингон знал, что тоже должен идти за ними, пока дорога не дойдёт до конца.
Комментарий к Глава 3
Ну раз всем так надо, то вот продолжение.
*немного о том, как переводчик с ангстом боролся (слабонервным этот способ точно не подойдёт): http://cs621618.vk.me/v621618611/23b5e/RKEqms-7ifo.jpg *
========== Глава 4 ==========
Когда Фингон пошёл по дороге дальше, начало происходить что-то странное. Сеть паутины над ним исчезла, как будто бы скрылась в тумане, и ушей его достиг очень странный звук. Это был смех. И это был не пустой звонкий перелив смеха реки в поддельном Валиноре, не радостное стрекотание маленьких пауков – и не смех Маэдроса – родной или страшный. Фингон совсем не узнавал этих счастливых голосов. Но они не казались злыми. На самом деле они приносили ему огромное облегчение после того, как он видел и слышал столько печального. Он слегка замедлил шаг, прислушался, задаваясь вопросом, какое новое видение они предвещают.
Поскольку он замедлял шаг и прислушивался, то сначала не заметил, как узкая серая тропа начала расширяться, превращаясь в широкую дорогу. Затем он посмотрел внимательно, и увидел, что она стала достаточно широкой, чтобы по ней могли идти рядом шестеро. Как раз в том месте, где она достигала своей полной ширины, стояла низкая ограда, сделанная всего лишь из ломаных веточек с листьями. Построена она была не так уж хорошо. Фингон мог бы сбить её одним пинком. На самом деле он как раз собирался сделать это, когда смех внезапно стал очень громким, и две маленькие фигуры – не выше хоббитов – выбежали из теней и встали, как хранители, рядом с оградой.
– Остановись! – воскликнул один высоким, чистым голосом. – Кто здесь?
Другой снова рассмеялся. Это были те самые голоса, которые Фингон слышал в тенях. Но это были не хоббиты. Это были два малыша-эльфа, очень довольные собой – и похожие, как два листочка с одного дерева.
– Это наши леса! – сказал мальчик, который кричал «остановись». – Никто не может здесь пройти без нашего разрешения – и без разрешения короля.
Он очень старался казаться суровым, но было ясно, что он вот-вот расхохочется. Его брат прислонился к игрушечной «баррикаде» и хихикал, не в силах справиться с собой.
– Что тебе надо в Дориате?
– Дориат? .. – сказал Фингон.
И он оглянулся и увидел, что его действительно окружает прекрасный лес.
– Простите меня, – сказал он. – Я совсем не хотел проникать в вашу страну без разрешения. Но я – путешественник, и это моя дорога. – Он замолчал. – А могу я спросить, кто вы?
Эти дети были первыми (если не считать призрака Маэдроса), кто заговорил с ним непосредственно с тех пор, как он вышел из Пустоты. И они совсем не выглядели привидениями, как войско из Алквалондэ, или – как теперь подумал Фингон – как друзья и дружинники Маэдроса, которые приветствовали его в Химринге. Они казались такими же существами из плоти и крови, как он сам.
Его вопрос заставил обоих мальчиков от души расхохотаться, и затем тот, кто говорил с ним, подумав, сказал:
– Ясно же – мы Маблунг и Белег.
Фингон невольно улыбнулся. На Тол Эрессеа детей было не так много, и уже давно у него не было случая поговорить с одним из них.
– Великие герои синдар, – сказал он так серьёзно, как только мог; он встречался с обоими, ибо они присоединились к его войску во время Битвы Бессчётных слёз, и это, безусловно, были не они. – Но кто же из вас кто?
Этот вопрос, казалось, поставил ребят в тупик на мгновение. Тот, кто ещё не говорил с ним, фыркнул и сказал:
– Ну, наверное, я Белег, поскольку у меня есть друг, который всегда попадает в беду.
– Это не про меня! – оскорбленно воскликнул его брат.
– Как раз про тебя.
– Нет!
– Да!
И они тут же начали драться. Фингона это поразило: так поступали дети Людей из дома Хадора, но ни один ребёнок-эльф, которого он когда-либо видел, так бы не сделал. Потасовка длилась всего лишь несколько мгновений и была совсем не злой; потом они быстро вспомнили о присутствии Фингона и вернулись к охране своей лиственной ограды. Тот, кто разговаривал с Фингоном, вытянулся так высоко, как только мог, и сказал:
– Вот теперь ты знаешь, кто мы такие, но ты ещё не сказал нам, что у тебя за дело! Ты не можешь пройти, пока не скажешь!
– И кроме того, нам интересно, – сказал его брат.
Фингон засомневался.
– У меня есть один друг, – сказал он, – который попал в большую беду. Я ищу его, и мой путь привёл меня сюда. Могу ли я пройти?
– А как он попал в беду? Что он наделал? – сказал один из близнецов.
– Я думаю, он наделал много нехорошего, – ответил Фингон, – хотя большинство этого было не при мне. Но он всё равно мой друг.
Мальчики переглянулись. Они отодвинули средние ветки в своей маленькой баррикаде, чтобы получилось отверстие.
– Проходи! – воскликнул один из них, тот, кто говорил первым и более свободно. – И удачи тебе!
Но другой сказал:
– Ты должен быть осторожен. Белега ждал горький конец – так рассказывают истории.
– Но это только потому что Турин был проклят, – сказал его брат. Он взглянул на Фингона. – А твой друг проклят?
– Может быть, и так, – признал Фингон.
Вид у мальчика стал очень серьёзный.
– Тогда тебе понадобится очень много удачи, чтобы куда-нибудь добраться. Но ты можешь пойти туда. Если расскажешь нашему отцу, что ты ищешь, может быть, он тебе поможет. Наш отец весьма благороден.
– А кто ваш отец? – сказал Фингон, переступая через дыру в ветках.
– Диор Прекрасный! – гордо воскликнул мальчик. – Сын Лютиэн, наследник Тингола, потомок трёх рас; король Диор!
Последние слова эхом отозвались во тьме. Фингон быстро обернулся, но близнецы уже исчезли – и баррикада вместе с ними. Казалось, что высокие, стройные деревья всё ещё растут вдоль дороги, но среди них нависли тени, и в их ветвях было множество паутины.
***
Итак, Фингон шёл по широкой серой дороге через Дориат к мосту и вратам под скалистым холмом, и затем пришёл к обитаемым пещерам Менегрота. И он остановился, изумлённый, на пороге огромного зала. Когда его кузены из дома Финарфина говорили, что жилище Тингола и Мелиан прекрасно, он подумал, что оно прекрасно по-средиземски. Однако здесь, под холмом он узрел видение неомрачённого Валинора, сотворённое в шёлке и камне. Глядя на всё это, Фингон теперь понял, почему его кузина Галадриэль много лет не могла заставить себя уйти отсюда – хотя она была таким же ожесточённым врагом Моргота, как и все его родичи, и пришла в Средиземье, чтобы создать себе королевство.
– А мы-то называли вас всего лишь «серыми эльфами»! – выговорил он вслух. Нолдор создали множество прекрасных королевств в Белерианде, но несмотря на всё свою искусство и мощь, они не построили ничего подобного.
В дальнем конце зала на высоком помосте были два великих трона. Рядом с ними стоял величественный король. Корона его была сделана из слоновой кости, а украшена она была не драгоценными камнями, но зелёными лесными листьями, – словно бы сокровищ из простых камней было бы недостаточно, дабы почтить такое величие. Его волосы были длинными и тёмными, а глаза ярко сияли: он был молод, прекрасен и великолепен – Диор Элухиль, потомок трёх рас, достойный сын Берена и Лютиэн. Фингон едва не преклонился перед ним.
Тогда он понял, что король его не видит. Его яркие глаза следили за дверью в зал, и широкая дорога, на которой стоял Фингон, вела прямо к его ногам. Фингон обернулся и посмотрел назад. За ним по каменному залу в зловещем боевом строю шли шестеро. Пришли они с оружием и в броне, и отряд их родичей, подобных призрачным видениям, шествовали за ними, и лица их были бесстрастны. Они вошли в тронный зал – плечо Амраса прошло прямо через Фингона, как будто бы его не было здесь, – и остановились под спокойным взглядом Диора.
Взгляд Фингона метался между его кузенами и королём Дориата в недоумении и скорби. Диор был всего лишь серым эльфом и к тому же – сыном смертного человека, и он смотрел со своего тронного места на шестерых принцев высокого рода, рождённых в Валиноре под светом Дерев. Однако он был прекрасен – а они нет. На самом деле они сейчас казались больше похожими на представителей людского племени, чем Диор: ибо годы вырезали на их лицах складки скорби, и они были отмечены болью и печалью, и долгим отчаянием, гордостью, жестокостью и лицемерием, гневом давним и новым, и скорбью, которой не было конца. Свет ещё сиял в их глазах, но его стало гораздо меньше. И при том, что этот свет гас, пламя в глазах Маэдроса горело ещё ярче. В великой скорби смотрел на это Фингон; и это пламя было, как факел.
– Что привело шестерых бродяг в Менегрот в этот час – ведь никто не возвещал об их приходе и не приветствовал их? – сказал Диор. – Я не послал никакого ответа на ваше высокомерное письмо. Разве такого ответа вам не было достаточно?
– Неужто тёмный сын смертного племени осмеливается говорить так с князьями нолдор? – требовательно спросил Карантир.
– Когда я увижу князей, то буду говорить с ними по-хорошему, – сказал Диор. – Сейчас же меня окружила шайка грабителей – и к тому же грабители эти дурно воспитаны; я буду говорить с ними так, как они того заслуживают – и даже более снисходительно, чем они того заслуживают. Потомок Лютиэн кое-что ведает о сыновьях Феанора! Я знаю тебя и тебя, – сказал он, посмотрев сначала на Келегорма, и потом на Куруфина. – Вы всеми силами пытались повредить моей матери, и было бы справедливо, чтобы ни один из вас не вышел из Дориата живым. Но у вас ничего не получилось, а я милосерден. Так что я скажу вам всем: прочь!
Келегорм зарычал, а рука Куруфина схватилась за рукоять меча. Но тут заговорил Маэдрос – очень спокойно, и всё в зале замолкло при звуке его голоса. В нём была сила того, кто некогда тоже был королём.
– Диор, поскольку твой дед и мой дед были друзьями на берегах озера Куивиэнен, я скажу это снова, – сказал он. – Мы не хотим быть твоими врагами. Не позволяй гордости привести тебя к гибели. Верни же теперь законным владельцам то, что было похищено у вора, и мы уйдём с миром, и благословим твоё имя.
– Маэдрос! – сказал Диор. Внезапно он улыбнулся – хотя и грустно. – Могу я тебя так называть? Неужели ты действительно думаешь, что я говорю так из гордости? Нет: это жалость. Если ты не хочешь быть моим врагом – я не буду твоим. Мне кажется, что я знаю слова вашей клятвы – и слова эти недобрые. Один Сильмарилл находится здесь, в Дориате: я вижу перед собой шестерых братьев. Кто из вас будет владеть им? И не должны ли другие тогда убить его?
Никто из братьев ему не ответил. Фингон увидел, как глаза Маэдроса расширились – совсем чуть-чуть, а Маглор замер; однако Келегорма, Куруфина и Карантира слова короля не тронули, а Амрос отвернул взгляд.
– Я думаю, что так они и должны поступить – пока не останется только один. И я вижу, что некоторые из вас тоже так думают, – сказал Диор. – Нерадостно мне было бы стать причиной столь страшного горя! И именно потому, что наши деды были друзьями на берегах Куивиэнен, я снова скажу вам – прочь. Идите отсюда с миром. Никто не помешает вам, несмотря на то зло, что вы причинили моей матери. Идите! Уйдите сейчас же! Совершите какое-нибудь лучшее дело, чем это!
Однако Маэдрос сказал тихо:
– Так мы поступить не можем.
Со звенящим звуком он достал свой меч. Этот клинок был знаком Фингону. Это был тот же меч, что Маэдрос носил, как повелитель Химринга – он был откован в Хитлуме народом Финголфина. Фингон сам дал его Маэдросу.
И затем началась битва. Тщетно Фингон тянул руки и пытался удержать своих кузенов: руки его проходили через них, как если бы он был призраком. Маэдрос и Маглор сразу бросились на Диора, а Амрас и Куруфин повернулись, прикрывая их сзади, в то время, как Карантир и Келегорм выкрикивали приказы своим дружинникам. Отряд Карантира рванулся вперёд, рубя дориатрим, которые пытались прийти на помощь своему королю. Люди Келегорма разделились на отряды и побежали прочь через множество дверей, что вели в тронный зал, а Келегорм кричал им в спину: «На охоту!». И Фингон продолжал видеть их – как будто бы стены пали: они повиновались приказу своего повелителя – и вели охоту через множество залов и пещер Менегрота; они гнали перед собою женщин и детей, и убивали всех, кто поднимал против них оружие, и прорубали великолепные гобелены, которые давным-давно создали королева Мелиан и её прислужницы.
Жители Дориата оборонялись, как могли, и их оборона была прочна – ибо их было больше, и они защищали свой дом, который любили. Но мало кто из подданных Тингола когда-либо принимал участие в войне. Они полагались на то, что их защитит искусство Мелиан, и даже те, кто сторожил границы, полагались скорее на тайну и скрытность, сражаясь с отрядами орков-мародёров, и редко участвовали в открытом бою. Но они сражались с нолдор с восточной границы, с нолдор, которые выдержали долгую осаду, с ветеранами Дагор Браголлах, с тем, кто выжили после взятия Аглонского перевала и падения Химринга, кто снова сражался в Битве Бессчётных слёз и ещё не погиб. Сам Моргот учил их искусству войны. И они хорошо выучили свой урок.
Диор был на помосте один. Его телохранитель попытался подойти к нему, но он не мог пробиться мимо Куруфина и Амраса, и тех, кто были с ними. Он был хорошим мечником: Фингон мог вспомнить с десяток схваток, где он был бы рад иметь рядом с собой такого воина. Но Маэдрос с длинным мечом в левой руке был страшен, как ледяной ветер Севера, а Маглор с двумя мечами был подобен океанской буре. Диор пал перед ними, и Маэдрос крикнул ему, призывая сдаться.
В этот момент двое слуг Келегорма втащили в тронный зал женщину. Она была высока, и прекрасна, как молодая берёза; она сопротивлялась и пыталась пнуть тех, кто держал её.
Диор увидел её и закричал:
– Нимлот!
Келегорм опустил копьё и направил острие в грудь королевы.
– Отдай нам Сильмарилл, – сказал он, – и, может быть, мы отпустим её.
Диор смотрел на это в ужасе – и такой же ужас испытывал и сам Фингон: неужели кто-то из его родственников способен на такое! —, а Нимлот замерла: острое лезвие было у неё под ключицей. Тонкая струйка крови окрасила алым её белоснежное платье. Келегорм проткнул и ткань, и кожу королевы.
Затем она вдруг подняла голову, и глаза её вызывающе вспыхнули.
– Не отдавай им ничего, любовь моя! – воскликнула она. – Ведь они ничем не лучше орков, а мы не сдадимся злодеям!
Говоря так, она встретилась со взглядом Келегорма, и улыбнулась; вырвав свои руки из рук державших её дружинников, она бросилась вперёд и острие копья пронзило её грудь. Келегорм уронил оружие, которое внезапно отяжелело от веса тела королевы. На лице его был ужас. В тронном зале воцарилась полная тишина. И в этой тишине Фингон увидел, как небольшие чёрные тени входили через каждую дверь.
Диор закричал от боли и гнева и снова бросился в атаку. Он чуть не срубил с плеч голову Маглора, ибо сам Маглор замер в ужасе. Только в последний момент Маэдросу удалось отбить атаку и спасти жизнь брату, и лезвие меча Диора просто сделало глубокий разрез над ухом Маглора. Дориатрим заново атаковали с отвагой, и тогда многие нолдор пали. Келегорма, который ещё не успел снова взять в руки оружие, зарубили там, где он стоял; пал в этой яростной атаке и Карантир, а Куруфин был убит телохранителем Диора. Но Маэдрос зарубил Диора, и швырнул его окровавленное тело на трон Мелиан. Затем с гневным воплем он обратился против тех, кто убил его братьев.
И снова – хотя это и было безумием – Фингон попытался дотянуться до него, удержать… По его лицу текли слёзы. Но Маэдрос ничего не видел – он проскользнул через его руки, и теперь – несмотря на всё – он улыбался; улыбался той же жуткой улыбкой, что была у него в Алквалондэ. Фингон уже не смог этого выносить и закрыл глаза. Но он продолжал слышать звуки резни.
Прошло много времени, пока всё не затихло.
Фингон оглянулся.
Трое братьев оставались в пустом тронном зале. Все они были по локоть в крови. Усталый Маглор сидел на краю помоста; к его голове была прижата окровавленная тряпка в том месте, где Диор успел его ранить. Амрас стоял в стороне со сложенными руками, откинув назад голову и закрыв глаза; и он чуть-чуть покачивался, как будто бы он страшно устал. Но Маэдрос стоял на помосте, там, где так недавно ещё стоял Диор. Тело короля исчезло, хотя трон Мелиан был всё ещё осквернён жуткими пятнами крови. Три недвижные фигуры лежали в ряд у ног Маэдроса.
Фингон посмотрел вниз, на серую дорогу – и вверх, туда, где крошечные пауки кишели в изрезанных гобеленах Менегрота; и в первый раз он подумал о том, чтобы повернуть назад.
Он пошёл вперёд.
У каждого из троих убитых братьев рядом лежало его оружие. Тут был могучий меч Куруфина, который сковал он сам, и двойные топоры Карантира, и длинное охотничье копьё Келегорма. Его острое лезвие всё ещё было запятнано кровью Нимлот.
– Почему она так сделала? – тихо сказал Маэдрос.
Маглор фыркнул и скривился от боли.
Фингон посмотрел на своих мёртвых двоюродных братьев. Келегорма было трудно узнать; его лицо было изрублено, уничтожено, белокурые волосы слиплись, пропитанные кровью. У Карантира был какой-то оскорблённый вид, как будто бы он дивился тому, что лезвие меча, которое пронзило его, осмелилось подняться против князя нолдор. У Куруфина было перерезано горло. Затем Фингон посмотрел на Маэдроса, но Маэдрос всё ещё никак не мог оторвать взгляда от своих братьев. Фингон даже не пытался заговорить с ним. Было понятно, что для этих фигур в его видении он не более, чем призрак. Да он и не хотел с ним заговаривать.
– Они мертвы, – сказал Маэдрос, и в голосе его не было скорби – только большое и какое-то робкое удивление. – Они мертвы.
– Они мертвы, – сказал Амрас, – а Сильмарилла мы не получили. По крайней мере, нам не придётся из-за него убивать друг друга. – Он рассмеялся. Это был жуткий звук. – Я бы на себя не поставил против Маглора, или против тебя, мой братец-калека!
– Да я бы не стал, – сказал Маглор.
– Да нет, стал бы, – сказал Амрас. Он повернулся, посмотрел на них, и взгляд его упал на ряд тел. Лицо его перекосилось. – Вот они лежат; и они мертвы. Хотел бы я тоже умереть! Все мы должны были умереть; все мы должны были сгореть в Лосгаре!
– Амрас… – сказал Маэдрос.
– Что – Амрас? – сказал Амрас. – Я хотел бы умереть, но я надеюсь, что я сначала увижу, как умрёшь ты. Зачем мы вообще сюда пришли?
– Это было наше общее решение, – сказал Маэдрос!
– Общее!.. Да, общее, – сказал Амрас. – Так мы решили. Я сказал своему отцу, что отомщу за него Морготу; но кто отомстит за меня отцу?
– Амрас!.. – воскликнули Маэдрос и Маглор в один голос.
Амрас презрительно ухмыльнулся.
– А ты думаешь, он не знал? – сказал он. – Он сам бросил первый факел; ты действительно думаешь, что он не знал?
– Он не знал! – воскликнул Маглор.
– Они умерли – последние жертвы Феанора. У Амрода будут хоть какие-то спутники во Тьме Вечной, – сказал Амрас. – И их будет всё больше и больше! Вот им и конец. – Он посмотрел на Маэдроса. – Сильмарилл уже давно покинул Дориат вместе с дочерью короля. Кое-кто из моих лучших людей отправился в погоню – они почти так же хороши, как и я; но мы не знаем этих лесов, а синдар жили тут долго. Они ушли тайными путями. Мы их не догоним.
– У нас будет другой шанс, – сказал Маэдрос. Он снова взглянул на своих погибших братьев. Кажется, он так и не мог отвести от них глаз. Потом он остановился и обернулся. – Подожди… дочь?
