Текст книги "Lady de Montmorency (СИ)"
Автор книги: EliVibez
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Роковой шаг
Как объяснить любовь, которая медленно разъедает тебя изнутри, но при этом становится твоей единственной сутью? Иногда мне кажется, что она сродни яду, что капля за каплей проникает в кровь, делая каждый вдох болезненным, а каждый удар сердца – пыткой. Но от этого яда я не могу отказаться. Он стал частью меня.
Я люблю его так, как, кажется, никто и никогда не любил. Это не светлая, безмятежная любовь, о которой пишут поэты. Моя любовь – это ночь, тяжёлая, душная, полная шёпотов и молчаливых признаний. Она напоминает океан, в который я шагнула, думая, что смогу плыть, но вместо этого каждый день тону всё глубже, теряя себя.
Я пыталась бороться, пыталась найти в себе силы вырваться из этого плена, но как можно отрезать от себя ту часть, без которой не можешь жить? Как перестать любить, если каждое его слово, каждый взгляд оставляют на мне невидимые шрамы, которые я снова и снова перечитываю, как молитву?
Любовь к нему убивает меня, но без неё я мертва ещё больше. Я ненавижу себя за то, что не могу разорвать эти цепи, за то, что подчиняюсь даже тогда, когда это уничтожает мою гордость, мою волю. Но ведь любовь – это не выбор. Это судьба, безжалостная, как ураган, сметающий всё на своём пути.
И если мне суждено умереть от неё, то пусть так. Потому что, несмотря на весь этот ад, она делает меня живой. Она – боль, но и жизнь. Она – проклятие, но и смысл всего, что у меня есть.
_______________
Холодная ночь опустилась на дворец, скрывая его стены под покровом звезд. Казалось, сам воздух был пропитан напряженностью и ожиданием. В коридорах дежурили шпионы короля: стражники, на вид, следящие за безопасностью, на самом деле ждали предателей. Их глаза не закрывались ни на минуту, строго соблюдая правила. Но даже в этом лабиринте опасностей Фридрих не собирался отступать. Он ждал слишком долго, и вскоре любовь разорвала железные оковы.
Он, как и обещал, давно уладил вопросы с Англией, его народ больше не лезет в Элдерию, а бунтари были жестоко наказаны. Но все это принц сделал не ради политики, не ради власти – ради нее. Его любовь к Мари – это не выбор. Это судьба, которая ставит перед ним невозможное и спрашивает: «Готов ли ты рискнуть всем, чтобы хотя бы на время обрести то, что никогда не станет твоим?» И ответ его, без сомнений, был одним: «Да».
Фридрих пробирался через темные коридоры дворца, умело избегая любые преграды. Он был как охотник, крадущийся к своей цели. Его шаги были бесшумными, а дыхание ровным, но в груди бушевал ураган. Ему нужно было увидеть ее. Сегодня. Сейчас. Ждать стало невыносимо.
Его путь перегородила Изабелла, стоявшая в тени колонны. Глаза девушки сверкали тревогой, а голос дрогнул, когда она обратилась к мужчине:
– Вы с ума сошли, Ваше Высочество, – прошептала она. – Весь дворец полон шпионов. Если Вы будете пойманы, конец будет не только Вам, но и Ее Величеству.
– Я знаю, – коротко ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Но я не могу иначе.
Изабелла, чьи руки слегка дрожали, а глаз чуть ли не дергался, сдалась и легко кивнула:
– Поторопитесь, я отвлеку охрану.
Фридрих, безмерно благодарный фрейлине, не стал ждать и пошел к своей возлюбленной, сохраняя тишину. Изабелла некоторое время смотрела на мужчину, мысленно моля Бога о том, чтобы эти двое дожили до утра. Она знала, что такие люди не бояться погибнуть. Они бояться не жить по-настоящему.
Мари стояла у окна в своих покоях, ее взгляд был устремлен на звезды, рассыпавшиеся по темному небу. Ночь казалась такой же бездонной, как и ее собственная тоска. Каждый день был наполнен болью и страхом, но в моменты, когда она оставалась одна, девушка позволяла себе мечтать и тихо умолять Небеса дать ей шанс и простить грешную душу.
Двери тихо скрипнули, заставив ее обернуться. Королева замерла, увидев его. Мягкие волосы были растрепанны ветром, а в пронзительных глазах горел огонь отчаяния и решимости.
– Что ты здесь делаешь? – голос предательски дрогнул, не скрывая страха и надежды, желания и долга.
– Я пришел к тебе, – ответил он, закрывая за собой двери. – Больше не могу терпеть.
Фридрих сделал шаг вперед, а Мари наоборот отступила назад, упираясь в край стола.
– Ты понимаешь, что рискуешь жизнью? – спросила она, подняв подбородок, чтобы лучше разглядеть лицо мужчины, освещенное лунным светом.
Ответа не последовало. Он подошел ближе, почти касаясь ее тела своим. Девушка чувствовала его тепло, мужской парфюм, слышала, как часто он дышит. Их сердца бились в унисон.
– Скажи мне уйти, если ты этого хочешь, – его рука с рельефными мышцами, которые подчеркивала ткань одежды, поднялась, и теплые пальцы коснулись нежного лица своей любимой.
– Фридрих…
– Я уйду, и мы забудем все, что было, – он не позволил ей договорить, перебивая ее своим тихим, хриплым от желания голосом. – Но если ты скажешь остаться, то обратной дороги больше не будет. Я не отпущу тебя, как бы ты не просила. Твои приказы будут отклонены моим сердцем, несмотря на последствия. Ты не королева для меня, Мари. Ты моя женщина. Моя жизнь.
Фридрих приблизил свое лицо к ней, оказавшись на одном уровне с ее губами. Их дыхание смешивалось, а глаза были закрыты. Она не ответила словами. Ее губы неуверенно коснулись его губ в легком, робком поцелуе. Этот вкус был уже знаком, но он всегда ощущался… неизвестным, манящим. Мужчина ответил на этот поцелуй, вторгаясь своим языком в ее пространство.
Это был не просто поцелуй двух влюбленных людей. Это было настоящее столкновение двух потерянных душ, которые нашли успокоение друг в друге. Душ, которые стали одним целым.
Фридрих поднял ее на руки и уложил на кровать, стягивая ночное атласное платье. Он снова коснулся ее губ своими, осторожно, словно боясь сломать этот прекрасный момент. Но вскоре поцелуй стал глубже, смелее, в нем было больше, чем страсть – в нем была преданность, которая не нуждалась в словах.
Мускулистые руки скользили по уже обнаженной девичьей коже, которая была теплой. Мари не противилась, ее тело отзывалось на каждое движение, как струны арфы подчиняются нежным пальцам.
Громкое дыхание наполнило королевские покои, звуки падающей одежды Фридриха резко отозвались в тишине. Он склонился к ее шее, оставляя дорожку обжигающих поцелуев, но не оставляя красные следы.
Она обвила его руками, притягивая ближе, сильнее. Каждый жест был признанием, каждое прикосновение – обещанием. Их тела слились воедино, двигаясь в спокойном ритме, не сдерживая тихие стоны.
Темнота укутывала их тайной, а звезды за окном смотрели без осуждения. Их любовь – запретная и опасная, была сильнее страха и сомнений. В эту ночь они нашли свободу, которую искали всю жизнь, и цена за нее больше не имела значения.
Когда Фридрих ушел, королева еще долгое время не могла заснуть. Голубые глаза смотрели в потолок, а в голове роились разные мысли, навеивая улыбку на прекрасное лицо. Она больше не боялась упасть. Она уже летела, и единственное, о чем она молилась, – чтобы этот полет длился как можно дольше.
Часть IV: Тень прошлого. Жертва любви
Снег таял. С каждым днем зима все больше уступала место весне, но холод никуда не исчезал. Он прочно поселился в душе Мари, как будто окутывая её сердце тонким слоем льда. Карета двигалась по раскисшей дороге, колёса с шумом погружались в грязь. Девушка сидела внутри, держа руки на коленях, её взгляд был устремлён в пустоту, а пальцы сжимали бумагу.
Она давно перестала замечать мелькающие за окном деревья и поля. Её мысли были где-то далеко – там, где не существовало ни дворцовых интриг, ни враждебных взглядов, ни страха за каждую прожитую минуту. Там, где был только он – Фридрих.
Ⲙⲁʀⲓ ⲇⲉ Ⲙⲟⲛⲧⲙⲟʀⲉⲛⲥⲩ:
– «Я думала, что самое страшное – это боль. Я ошибалась. Гораздо страшнее – это осознание, что боль, которую я готова принять, может рухнуть на других. Что каждый мой взгляд, каждая дрожь руки или сердцебиение – это не только моя слабость, но и угроза для тех, кого я хочу защитить.
Сегодня ночью я снова стояла у окна, глядя на звёзды, и спрашивала их, что мне делать. Они, конечно, молчали. Всегда молчат. Мой выбор давно сделан, но, как я могу притворяться, что не вижу того, что сделала? Как я могу закрыть глаза на то, что любовь – моя великая, всепоглощающая любовь – обратилась в тень, накрывшую всё королевство?
Фридрих. Его имя звучит, как молитва, которой я боюсь молиться. Его голос – это боль и утешение, его руки – это укрытие и цепи. Он дал мне то, что я давно потеряла: веру в себя, в своё право чувствовать, но… что я дала ему взамен? Я сделала его частью своего падения, втянула его в игру, где нас обоих рано или поздно уничтожат.
Каждый наш поцелуй – это шаг к пропасти. Каждый шёпот в темноте – это цепь, которая тянет нас вниз. Я знаю, что должна была остановиться. Должна была сказать ему, что он заслуживает свободы, спокойствия, что ему не место в этом мире. Но как я могла? Когда он смотрел на меня так, словно видел свет в кромешной тьме? Как я могла отвергнуть его, если он стал моей единственной причиной дышать?»
_______________________
Девушка перевела взгляд на скомканное в руках письмо от сестры и предложения, которые она уже выучила наизусть, снова впились в ее сердце острыми когтями, вырывая его из груди. Чернила на бумаге были высохшими, но слова все еще обжигали:
«Мари, единственное, что может вернуть нам честь – это твоя верность королю. Забудь о нём. Ты знаешь, о ком я говорю.»
Её руки сжались, а бумага надорвалась по краю. Снаружи кареты слышался грохот копыт. Её эскорт – люди короля – не отходили от неё ни на шаг. Мари знала: они здесь не для её защиты, а чтобы следить.
Транспорт остановился у бокового входа в замок. Как только она вышла, Изабелла оказалась рядом, будто чувствовала, что королева нуждается в поддержке:
– Как Вы? – тихо спросила фрейлина, с искренней заботой в глазах.
– Нормально, – леди Тюдор улыбнулась, но в этой жестикуляции была только боль, нежели счастье.
– Я знаю, что Вы чувствуете, – Изабелла взяла ее руку, нежно, но крепко сжав. – Но помните: Вы не одни. Даже если весь этот мир будет против, я буду с Вами.
– Спасибо, – прошептала Мари, посмотрев подруге в глаза. Белла всегда была светом в этом дворцовом мраке. Это женщина была единственной, кто понимала, что происходит в ее душе.
Они вошли в замок, пересекая массивные ворота, будто оставляя за ними мир, где царила простота. Едва ступив на отполированные каменные плиты холла, их встретила Элеонора. Её изящная фигура будто вылеплена из мрамора, а безупречная улыбка напоминала искусно вырезанную маску, скрывающую всё, что она могла бы сказать без слов.
– Ваше Величество, – произнесла она с мягкостью, которая могла бы усыпить змею, а затем поклонилась. Однако в её голосе чувствовались тонкие нити напряжения, словно слова были сплетены из шелка и стали. – Его Величество ожидает Вас в тронном зале.
Мария приподняла подбородок, стараясь сохранить хрупкое равновесие между любезностью и безразличием:
– Насколько мне известно, моё присутствие не было запрошено. – Её голос звучал ровно, но за этим скрывалось нечто большее: нежелание быть игрушкой в чьей-то игре.
– Ах, но Его Величество полагает, что Вы должны быть там, – произнесла Элеонора с легким наклоном головы. Её глаза внимательно изучали лицо Марии. – Ведь Вы так любите, когда на вас обращают внимание.
Последняя фраза прозвучала как удар, но в ней не было громкости, только точность. Элеонора знала, куда целиться, чтобы заставить каждое слово резонировать, как эхо в пустых коридорах замка.
Мари ощутила, как внутри неё поднялась волна гнева, словно чёрный прибой, готовый поглотить всё на своём пути. Но внешне она не позволила себе выдать ни малейшего намёка на слабость. Её взгляд, хрупкий, но твёрдый, встретился с глазами Элеоноры.
– Как мило с вашей стороны напоминать мне о моих предпочтениях, – ответила она, тщательно взвешивая каждое слово. Её голос был спокоен, но в нём сквозила едва уловимая насмешка. – Однако, если мне так важно внимание, разве не стоило предупредить меня заранее? Уверена, Его Величество хотел бы видеть меня подготовленной.
Она сделала шаг вперёд, намеренно вторгаясь в пространство, где царила холодная уверенность Элеоноры:
– Или же, – продолжила королева, слегка склоняя голову, – вы посчитали, что мне будет полезно испытать неожиданность? Вы так заботливы.
Её лицо озарила лёгкая улыбка – не теплая, но исполненная достоинства. Она словно бросала вызов Элеоноре, проверяя, насколько та готова зайти в своей игре. Внутри Мария знала, что это лишь начало. Замок, как и его обитатели, скрывал множество ловушек.
Она вошла в тронный зал. Король, сидящий на своем месте, пристально посмотрел на жену, как будто каждое ее движение могло что-то изменить. Его глаза были холодными, но в них читалась не власть. Это была угроза. Угроза, спрятанная за мягкостью его речи.
– Мари, – произнес он мягким голосом, – рад, что Вы нашли время присоединиться к нам.
– Как я могла отказать? – ее слова были спокойными и ровными, не выдавая внутренних эмоций.
В этот момент Элеонора, как ядовитая змея, не упустила случая вставить своё слово, добавляя масла в огонь:
– Ваше Величество, Леди Мари всегда была Вашим интересам, – начала она, а голос был поразительно сладким. – Даже когда ее сердце… – она сделала паузу, создавая напряжение, – могло требовать иного.
– Мое сердце посвящено исключительно Вам, Ваше Величество, – резко ответила королева, почувствовав… слабую тошноту. Слова придворной дамы действительно разозлили ее. – Леди Элеонора, – продолжила она, – ваша фантазия достойна самых ярких поэм, но, возможно, вы забыли, что здесь обсуждаются дела государственной важности, а не личные предположения.
Элеонора ответила ей взглядом. Ядовитым взглядом.
***
Мари шла по коридорам замка, чувствуя, как каждое её движение давалось с усилием. Воздух в этих стенах был тяжёлым, насыщенным запахом старого камня, гобеленов и чем-то ещё неуловимо тоскливым. Она прижимала руку к животу, пытаясь сдержать лёгкую тошноту, которая преследовала её с самого момента, как карета остановилась у ворот замка. Долгая дорога по ухабистой тропе, крутые повороты и коварные наклоны всё ещё отзывались в её теле слабостью и дрожью в коленях.
Коридор вывел её к галерее, освещённой золотистым светом факелов, и на мгновение Мария остановилась, чтобы перевести дыхание. Сердце билось чуть быстрее, чем хотелось бы, а головокружение не уходило, заставляя её сомневаться, сможет ли она сохранить видимость спокойствия. Её пальцы слегка дрожали, пока она поправляла плащ, пытаясь вернуть себе уверенность.
Она знала, что в галерее её ждёт Фридрих. Зачем он назначил встречу именно здесь, в таком уединённом месте, оставалось для неё загадкой. Впереди из полумрака выступали высокие арочные окна, за которыми мерцал холодный зимний вечер. Мари сделала шаг вперёд, ощущая, как неровные звуки её шагов гулко раздаются в тишине.
Фридрих стоял у одного из окон, его силуэт отчётливо выделялся на фоне слабого света. Он выглядел сосредоточенным, но когда его взгляд встретился с её, в его глазах мелькнуло нечто, что она не смогла сразу понять. Было ли это волнение, тревога или тайное удовлетворение?
– Я ждал тебя, – произнес он, оборачиваясь полностью. Мужчина подошел ближе, а крепкие руки обвились вокруг любимой, обнимая. – Ты не должна была приходить на совет. – Было бы подозрительно, если бы я не пришла, – Мари обняла его в ответ, вдыхая знакомый запах. – Мы итак под прицелом.
– Ты должна привыкнуть, что Аурелиан не оставит нас в покое. Он и Элеонора будет искать любую возможность разрушить все.
– Разве это уже не случилось? – голос дрогнул. Она сделала шаг назад, заглядывая в его глаза, – Мое имя превратили в шепот, твое – в мишень. Все, что у нас есть – это мы.
– Этого достаточно, – его голос стал мягче, приобретя легкую хрипотцу. Однако в её сердце все еще росло сомнение. Каждый день их связь становилась не просто любовью, но и проклятьем, которое медленно разрушало всё вокруг.
Мужчина отошел и посмотрел в окно, на звезды, которые, казалось, смеялись над ним. В голове роились мысли, создавался монолог. А может, диалог. Диалог с… кем-то, кто слышит его. Будь то Бог, или его давние предки, наблюдающие за ним с Небес… Он снова повернулся лицом к Мари и долгое время смотрел в эти прекрасные голубые глаза. Глаза, перед которыми он пал на колени.
Ϝʀⲓⲉⲇʀⲓⲥⲏ:
– «Я всегда считал себя человеком воли. Человеком, который умеет принимать решения и нести за них ответственность. Но Мари… Она разрушила все мои принципы. Её боль стала моей болью, её страхи – моими страхами. Я готов был вырвать своё сердце из груди, чтобы защитить её, но понял, что сделал хуже.
Любовь – это дар. Но для нас это стало проклятием. С каждым днём я вижу, как её взгляд становится тяжелее, как её плечи сгибаются под весом нашей тайны. Её тень стала моей, её тишина стала громче любого крика.
Каждую ночь я думаю о том, как всё могло бы быть. Как мы могли бы жить иначе. В моих мечтах она улыбается, её лицо озарено светом, а её руки – свободны от оков. Но это лишь мечты. Реальность – это ночи, полные страха. Реальность – это король, который видит её шаги, и придворные, которые видят её тени.
Я думал, что смогу её защитить. Думал, что смогу справиться с этим. Но я ошибался. Моя любовь сделала её мишенью.
Но я не могу отпустить ее…»
Цена тайны
Февраль снова укрыл замок холодом, но для Мари это было ничто по сравнению с ледяным оцепенением, которое охватывало девушку каждый раз, когда она виделась с Фридрихом. Их тайная связь, некогда тщательно скрываемая, начала давать трещины. Шёпоты слуг становились громче, намёки придворных – всё более язвительными. Каждый их взгляд, каждая случайная встреча казались заговором, готовым раскрыть их секрет.
Мари ощущала напряжение, как натянутую струну, готовую лопнуть в любой момент. Она пыталась сохранять видимость спокойствия, но её тело начало предавать её. Тошнота накатывала волнами, лишая сил, заставляя искать оправдания, чтобы не присутствовать на приёмах или заседаниях. Её слабость стала очевидной даже для тех, кто обычно не обращал внимания на такие детали.
Конечно, она постоянно находилась на грани. Страх разоблачения разъедал её изнутри, словно яд, растекающийся по венам. Мари всё чаще ловила себя на том, что её мысли путались, а дыхание становилось прерывистым даже в тишине её покоев. Она боялась собственной тени, боялась, что каждое слово, сорвавшееся с её губ, может стать последним в их хрупком танце на краю пропасти.
Слухи, как змеи, вползали в её жизнь, оставляя за собой вязкий след ужаса. Было невозможно угадать, кто именно из придворных станет тем самым, кто рискнёт выложить правду перед королём. А быть может, они все просто ждали подходящего момента, чтобы нанести удар, от которого ей не оправиться.
Королева всё реже смотрела в зеркало. Её лицо отражало не только бессонные ночи, но и ту внутреннюю борьбу, которую она больше не могла скрывать. В глазах – боль и усталость, в руках – едва заметная дрожь. И хотя её сердце всё ещё горело от той самой запретной любви, разум уже был истощён борьбой, которая, казалось, не имела конца.
«Сколько ещё я смогу так жить?» – думала она, сжимая в руках ту самую брошь, подарок, который он ей передал в один из их редких тайных вечеров. Этот маленький кусочек серебра был единственной вещью, способной утешить её в часы отчаяния. Но даже он не мог заглушить ту глухую боль, что росла внутри неё.
Её тело, измождённое постоянным напряжением, казалось, вот-вот сдастся. Но ведь она не имела права на слабость. Не могла позволить себе быть уязвимой. Потому что мир, в котором она жила, не прощал ни ошибок, ни любви.
Мари села за массивный дубовый стол, который уже давно стал её неизменным спутником в бесконечной череде государственных дел. На его поверхности аккуратными стопками лежали пергаменты – недописанные указы, отчёты и документы. Она медленно взяла в руку перо. Лист перед ней оставался пустым, пока она не решилась сделать первый штрих.
Каждое слово, которое она выводила, было тщательно взвешено. Все её реформы – от сокращения налогов для бедных до строительства больниц и школ – всегда были для неё актом искренней любви к своему народу. Эти дела приносили ей утешение, давали смысл. Но теперь что-то изменилось.
Теперь её усилия больше не были порождением одной только доброй воли. С каждым подписанным указом она думала не только о том, как улучшить жизнь своих подданных, но и о том, как сохранить их веру в неё. Потому что эта вера, как она ясно понимала, была тонкой нитью, удерживающей её мир от краха. Если народ отвернётся от неё, если её обвинят в эгоизме или предательстве… она знала, что король не станет защищать её. Его поддержка была условной, зависящей от общественного мнения.
Она остановилась на мгновение, глядя на строки текста, которые только что вывела. Строки, в которых говорилось о предоставлении помощи вдовам и сиротам погибших на войне. Это был её план, её проект, её идея, но теперь она больше не ощущала того внутреннего тепла, что раньше наполняло её при мысли о сделанном благе. Вместо этого было лишь холодное осознание: каждый её шаг был для того, чтобы сохранить своё имя чистым в глазах народа.
Мари склонилась над столом, обхватив голову руками. Мысли о принце, их связи, их любви, которая так стремительно превращалась в её личное клеймо, не отпускали. Но она подняла голову. Она знала одно: пока её народ верит в неё, пока эти реформы приносят пользу, у неё есть шанс. Шанс не только на спасение, но и, быть может, на прощение.
Пока брюнетка продолжала писать в своих покоях, выводя ровные строки на пергаменте, в другой части дворца, за толстыми стенами одного из малоиспользуемых залов, собрался узкий круг приближённых к королю. Это были влиятельные придворные, чья власть основывалась на их богатстве и связях, а не на благосклонности народа.
– Мы больше не можем закрывать глаза на это, – заговорил граф Ремонт, взмахнув рукой, словно рубил воздух. – Каждая её реформа – это удар по нашим карманам. Снижение налогов? Повышение зарплат? Кто оплачивает эту щедрость? Мы с вами! А наш народ, вместо благодарности, только наглеет.
– Она слишком уверена в своей неприкосновенности, – добавила баронесса Адель, поправляя массивное ожерелье, усыпанное камнями. – Но мы все знаем, откуда эта уверенность. Связь с Фридрихом, скрытая от глаз, но уже ставшая очевидной для всех, – её единственный щит. Без неё она ничто.
Ремонт хмыкнул и наклонился вперёд, скользнув взглядом по остальным участникам совета:
– Именно поэтому мы должны действовать осторожно. Прямая атака приведёт к скандалу. Но если мы сможем доказать её некомпетентность… или, что ещё лучше, представить её предательницей…
– Ты предлагаешь сфабриковать обвинения? – спросил герцог Орман, старший из присутствующих, его голос звучал тяжело, как раскаты грома. – Это рискованно. Если король встанет на её сторону, мы потеряем больше, чем просто жалованье.
– Если, – с нажимом повторил граф. – Но не встанет. Не забывайте, его трон держится на нашей поддержке. Если Мария станет для него обузой, он пожертвует ею. Вопрос лишь в том, как именно мы представим её действия.
Разговор наполнился тихими, напряжёнными голосами. Одни предлагали использовать её болезни и истощение как доказательство слабости. Другие настаивали на том, чтобы подбросить в её реформы подложные документы, способные выставить её корыстной и неискренней.
Пока за стенами дворца тайный совет переходил от слов к делу, атмосфера в зале становилась всё мрачнее. Придворные, склонившись над столом, уже вовсю трудились над созданием фальшивых документов. На пергаментах появлялись ложные цифры, обвиняющие Марию в растрате казны, якобы под видом реформ. Среди присутствующих нашёлся человек, у которого хранилась копия королевской печати – символ власти, дававший их подделке неоспоримое правдоподобие.
– Никто и не заподозрит, что это дело наших рук, – усмехнулся граф Ремонт, ставя последний штрих на подложном указе. – Пусть сама Мария объясняет, как такое возможно. Король не потерпит, чтобы кто-то запятнал его имя подобным скандалом.
Тем временем в своих покоях Мария заканчивала работу. Последний документ был подписан, и она, устало потянувшись, отложила перо. Её тело требовало отдыха, а душа – хотя бы краткого мгновения покоя. Она направилась в баню, где её уже ждала горячая вода.
Погрузившись в тёплую пену, девушка закрыла глаза. Тяжесть последних дней казалась невыносимой: придворные интриги, непрекращающаяся работа, скрытая связь с принцем, которую ей приходилось оберегать, как самый драгоценный секрет. Но напряжение постепенно уступало место расслаблению. Тепло воды охватило её тело, убаюкивая, позволяя забыть обо всём, хоть ненадолго.
После бани она надела длинное атласное платье бордового цвета, которое мягко облегало её фигуру, переливаясь в свете свечей. Готовясь лечь в постель, Мария взяла в руки брошь – тот самый подарок, который хранила как напоминание о его прикосновениях. Но в ту же секунду её голова закружилась, комната поплыла перед глазами, и она рухнула на пол, потеряв сознание.
Тишина её покоев нарушилась лишь слабым стуком дверного замка, когда зашедшая позже горничная обнаружила хозяйку без сознания. Бледная и холодная, она лежала, словно фарфоровая статуэтка, лишённая жизни.
***
Король Аурелиан вошёл в покои Марии через час после того, как до него наконец дошёл слух о её внезапной слабости. Он был раздражён и встревожен одновременно: почему ему не сообщили сразу? Придворные сдержанно оправдывались, но его уже не интересовали их объяснения. Он решительным шагом направился к её спальне, где его встретил знакомый запах трав, смешанный с ароматом свечей.
Мари лежала в постели, бледная, с едва заметным румянцем на щеках. Рядом с ней, опершись на табурет, сидел лекарь, сжимая в руках мешочек с сушёными травами. Он поднялся, увидев короля, и низко поклонился.
– Ваше Величество, её состояние стабильное. Потеря сознания, скорее всего, вызвана перегревом и сильным переутомлением. Однако есть ещё одно… обстоятельство. – Лекарь замолчал, явно не зная, как продолжить.
– Говори, – приказал Аурелиан, не сводя взгляда с жены.
– Госпожа ждёт ребёнка, Ваше Величество.
Эти слова на миг заставили короля окаменеть. Его взгляд скользнул по её спокойному лицу, по тонким пальцам, всё ещё дрожащим в забытьи. Ребёнок. Его ребёнок. Конечно, ведь они, пусть и редко, но все же делили постель вместе. В те ночи, когда оба искали друг в друге утешения и покоя, уставшие от тяжести своих обязанностей.
Лекарь, видя его молчание, продолжил:
– Её необходимо избавить от напряжения, Ваше Величество. Любая стрессовая ситуация может повлиять на её здоровье и здоровье ребёнка.
Аурелиан кивнул, даже не пытаясь скрыть тень заботы, мелькнувшую в его глазах. Он сел рядом с постелью, на месте лекаря, который поспешил отойти в сторону. Его пальцы осторожно прикоснулись к ладони Марии, которая лежала на простыне.
Он не сомневался. Это его ребёнок. Как могло быть иначе? Они нечасто были вместе, но он знал, что между ними оставалась особая связь, даже если их брак был больше политическим, чем сердечным. Он не позволил себе усомниться в её верности.
Но сама Мари, всё ещё находившаяся в глубоком сне, не знала, что Аурелиан сидит рядом, уверенный в том, что он – отец её ребёнка. Она не могла сказать ему правду: что её сердце уже давно принадлежало другому, так же как и ребёнок, которого она носила под сердцем.
В этот момент она слегка пошевелилась во сне. Её губы дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но силы не позволили. Аурелиан сжал её руку крепче, убеждённый, что теперь его долг – защищать её, как мать его будущего ребёнка.
Но если бы он знал правду, если бы хотя бы на миг усомнился в её верности, это мгновение покоя превратилось бы в бурю.
За окном начало светать. День принесёт новые вызовы. Но пока ночь хранила свои тайны, король и Мари оставались вместе, каждый со своими тайными мыслями, которые ещё предстояло раскрыть…
