Текст книги "Lady de Montmorency (СИ)"
Автор книги: EliVibez
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Тени разлуки
Прошло несколько дней с того вечера, когда холод зимнего сада стал молчаливым свидетелем разрыва между Мари и Фридрихом. Теперь их жизни, казалось, разделены бездной, которую они не могли пересечь. Тяжелые страдания и жгучую боль влюбленные скрывали за масками долга и достоинства. Конечно, их встречи при дворе были неизбежны, но каждый раз при попытке создать диалог, их слова звучали как выстрелы формальности.
Мари, некогда добрейшая и нежнейшая правительница, восседала на троне во главе совета, окруженная сановниками и своей холодной аурой. Выражение ее лица оставалось беспристрастным, пока она слушала отчеты о подготовке военного похода.
Фридрих, как гость и представитель королевской семьи Англии, выдвигал критерии и требования четко, уверенно и по делу, однако все его слова были пропитаны скрытыми горечью и досадой:
– Ваше Величество, – его обращение было официальным, с почти холодной вежливостью, – поддержка Англии будет зависеть от выполнения предыдущих условий договора. Мы ожидаем скорейшей отправки оружия.
Мари встретила его взгляд, слегка прищурив глаза и прикусив внутреннюю сторону щеки, ощутив каждый удар ее сердца в груди. Даже несмотря на внутренний конфликт, нет, ураган, ее вид был величественным и беспристрастным:
– Англия получит все, что было оговорено, Ваше Высочество, – ответила она голосом, в котором не дрогнуло ни одной нотки, – Элдерия ценит наш союз, но мы также ожидаем, что Ваши войска помогут стабилизировать восточные границы.
Принц замолчал, будто слова застряли в горле, не позволяя вырваться наружу. Дышать стало невыносимо тяжело. Как можно быть настолько жестокими? Еще несколько часов назад они пылали друг для друга, горели страстью, умирали от боли и любви, но теперь… теперь стоят напротив, безжизненные, словно куклы, пустые и чужие. Что уничтожило их больше: ночь, поглотившая чувства, или сами чувства, что медленно, но верно разрушили их изнутри?
После совета они столкнулись в коридоре, как два скованных судьбой узника. Несколько секунд растянулись в бесконечность, наполненную невыносимой тишиной. Он шагнул в сторону, уступая ей дорогу, но не смог удержаться.
– Ваше Величество, – его голос был мягким, почти шепот, но в нём звучала такая горечь, что она невольно задержала шаг. – Надеюсь, вы довольны результатами сегодняшнего заседания.
Мари остановилась. Слова, острые и безжалостные, застряли в её горле, как лезвие кинжала. Она знала, что должна уйти, но ноги не слушались.
– Конечно, – наконец выдавила она, стараясь держать голос ровным, холодным. – Всё было решено так, как должно.
Их взгляды пересеклись, и на мгновение тишина между ними стала кричащей, разрывающей на части. В его глазах читалось всё: боль, отчаяние, немой вопрос, на который она никогда не ответит. Но ни один из них больше не заговорил.
Она отвернулась и ушла, чувствуя, как слёзы обжигают ей глаза. Кажется, они капали не на пол, а на её душу, оставляя незаживающие следы. Он остался стоять там, как будто прикованный к месту, где когда-то было что-то большее, чем просто слова и пустота.
Вечером Мария тщетно пыталась уснуть. Она ворочалась, укутываясь в шелковые простыни, которые вдруг стали холодными, словно камень. Сколько ни закрывала глаза, сон не приходил – лишь образы прошлого, вспыхивающие перед мысленным взором. Кошмары сплетались с воспоминаниями: сцены из жизни, когда она еще была кем-то, а не пустой оболочкой, отбрасываемой тенью себя самой.
Она видела его – Фридриха, его глаза, в которых прежде светилось тепло, а теперь лишь отголосок боли. Видела ту самую ночь, когда они могли бы всё изменить, но не сделали этого. Как легко было тогда поверить, что будущее всё расставит по местам. Как глупо.
Теперь она знала: без него каждый день был пустым, каждый вдох – тяжким. Она больше не видела смысла ни в словах, ни в поступках, ни даже в самой жизни. Потому что что толку бороться, если любовь, та хрупкая, чудовищная вещь, всё равно уничтожит их обоих? И какая разница, дать ей шанс или отвергнуть? Разве конец не будет одинаково жесток?
Эта мысль разъедала её изнутри, обжигая сильнее любого кошмара. Она поднялась с постели, вглядываясь в тёмное окно, за которым молчал мир. В этом молчании был весь её ответ.
– «Вы стали моим проклятием, Фридрих, моим спасением и гибелью одновременно. Заставили поверить в сказку, которую мне не суждено дописать. Вы подарили мне любовь, такую болезненную и прекрасную, что я готова была отдать за неё всё, что имела. Но разве я знала, что вместе с этим Вы отнимете мой покой, мои силы, мою душу? Может, не жизнь тяжела, а слишком горька плата за счастье? Вы научили меня дышать, а потом лишили воздуха…», – она провела рукой по лицу, но слёзы продолжали струиться, горячие, горькие.
– «Как я могу жить в мире, где Вас нет рядом? Какой смысл в этом бесконечном существовании, если каждый мой шаг – лишь попытка убежать от пустоты? Это безумие – любить Вас так, будто моя жизнь началась в тот миг, когда я впервые встретила Ваш взгляд. Любовь, что сжигает до пепла, что делает меня глупой, слабой… но всё равно самой собой. Если и жить в этом мире, то только с Вами. А иначе зачем?» – Мари закрыла глаза, прислонившись лбом к холодному стеклу, словно пытаясь утолить жар своей бессмысленной тоски, – «Я люблю Вас, принц. И от этого слишком поздно бежать».
Королева подошла к зеркалу, прислушиваясь к звукам дворца, поглощенного ночной тишиной. Она смотрела на своё отражение, как будто в первый раз, изучая каждую деталь. Её кожа была белой, будто светилась изнутри, а глаза – чистыми и глубокими, словно голубое озеро, в котором таится неизведанная глубина. Черты лица были тонко очерчены, а вздернутый, аккуратный нос придавал её облику легкость, хрупкость, словно бы она была создана не для этой земли. Пухлые губы, чуть приоткрытые, притягивали взгляд, а длинные волосы струились, касаясь плеч. Густые, идеальные брови придавали её лицу загадочное выражение.
Она была воплощением красоты, словно ангел, спустившийся с небес. У неё было всё – богатство, власть, титул, идеальная внешность, которая заставляла сердца тронуться и разрываться. Она была как совершенный организм: крепкая, сияющая оболочка, в которой бились миллионы тайн и воспоминаний, где каждый элемент был важен, каждое движение несло смысл.
Но что было внутри? Сердце, то, что должно было быть источником жизни, тепла, настоящей силы, – его не было. Всё это великолепие, всё, что она видела, было лишь пустой оболочкой, жестокой пародией на настоящее существование. Это было не живое, а просто красивое, мёртвое. И когда Мария смотрела в свои собственные глаза, она понимала – без сердца всё остальное не имело смысла.
Она знала, что больше не может скрываться за маской, за игрой, в которой каждый её жест, каждое слово было лишь театральной постановкой. Она устала от этой жизни, построенной на формальностях, на том, что было лишь обманом, бездушной игрой, не имеющей ни начала, ни конца.
Ей нужно было встретиться с принцем. Последний раз, прежде чем всё рухнет. Она больше не могла позволить себе отгораживаться от того, что на самом деле имело значение. Она понимала, что её смерть уже написана, но если ей суждено умирать, пусть это будет в объятиях любимого, пусть это будет последний акт, который она сыграет на этой сцене. Смерть в одиночестве – это ужас, куда страшнее любого адского мучения. Но в его руках, в его глазах, где она могла найти хоть малейшее тепло – это было бы не просто концом, а смыслом, который она искала все эти долгие, бессмысленные дни.
И она пошла к двери, решимость в её шаге была так велика, что даже сердце, лишенное своего биения, казалось, на миг ожило.
Сквозь тернии
Мари резко вскрикнула, словно пыталась вырваться из невидимых пут. Она рывком села на кровати, сбросив с себя тяжелое шелковое покрывало. Комната была залита тусклым светом рассвета, но в её глазах ещё плыл сумрак сна. Сердце колотилось так, будто вот-вот вырвется из груди, а влажная ткань ночной сорочки липла к её коже.
Она закрыла лицо руками, пытаясь вернуть дыхание в привычный ритм. Взгляд Фридриха, полный упрямой боли и мольбы, стоял перед ней так же ясно, как и в тот момент, когда она почти решилась. На миг ей показалось, что его голос всё ещё звучит в её ушах, зовущий её, тянущий обратно в опасное объятие, которое могло разрушить всё.
Мари попыталась встать, но ноги дрожали. Её захлестнула волна стыда и страха. Этот сон был слишком реальным, словно кто-то заставил её прожить это решение до конца, заставил заглянуть в бездну, откуда уже нет пути назад.
– Это только сон, – прошептала она сама себе, стараясь оправдать свои действия, совершенные в ее запретных мечтах. Но, Боже, как же реально это было…
Ее рука потянулась к графину с водой, который стоял на прикроватной тумбе из отполированного темного дуба, но едва смогла удержать его. Дрожь все еще присутствовала, атаковывая хрупкое тело резкими импульсами, подобными ударам.
– Дура, дура, дура! – прокричала она сквозь стиснутые зубы, и белоснежный фарфоровый стакан полетел на пол, разбиваясь с глухим треском. Острые как кинжалы осколки разлетелись в стороны, отражая первые лучи солнца. Она в истерике смотрела на них, едва сдерживая смех. Это не стакан разбился, а ее сердце. Такое же хрупкое и уязвимое перед безжалостными ударами судьбы.
Мари присела на корточки, изредка шмыгая носом, протягивая дрожащие пальцы к осколкам. Это уже не склеить, не исправить. Теперь из дорогого материала, исписанного лучшими художниками Элдерии, остались лишь мелкие частицы и пыль. Какая ирония: каждая трещина, каждый кусочек этого проклятого фарфора – это был ее собственный выбор, ее собственное проклятие. И чем больше она пыталась взять эти детали в руки, тем больше осколков разваливались на отдельные частицы.
Дверь тихо приоткрылась, и в комнату вошла Изабелла, с привычной грацией скользя по мраморному полу. Ее лицо выражало осторожное беспокойство – она, вероятно, слышала звон разбитого стакана, но не решалась злить королеву.
– Ваше Величество, утро уже наступило, – она мягко улыбнулась, помогая Мари встать. – Позвольте мне помочь Вам подготовиться, – фрейлина взяла девушку за руку, ведя ее к большому умывальному тазу, где дымился еще теплый лавандовый настой.
– Прошу, забудьте все, что терзало Вас этой ночью, – руки Изабеллы медленно водили по телу юной леди Тюдор, смывая остатки сна и тонкую росу ночного пота. – Новый день не терпит старых теней.
Когда водные процедуры были завершены, служанка привела королеву к высокому зеркалу у окна. Там, на широкой скамье, уже лежало платье, достойное величия Мари: глубокий изумрудный шёлк с тонким узором золотых нитей вдоль корсажа и длинных рукавов, перехваченных жемчужными украшениями. Юбка с жесткой основой раскладывалась на все стороны, будто раскрытые лепестки цветка, а высокий воротник, украшенный кружевом, завершал образ величественной особы.
– У Вас есть планы на предстоящий день? – ловким движением руки Белла затянула корсет, который подчёркивал её талию, а затем аккуратно разместила тяжёлую юбку на фигуре королевы. Каждое движение было отточено, каждое украшение ложилось на свои места с безукоризненной точностью. Но сама Мари всё ещё оставалась задумчивой, её взгляд блуждал в отражении зеркала, не находя точки опоры.
– Планы? – переспросила она с холодной интонацией, проводя пальцами по линиям замысловатого корсета. – У королевы нет планов, Изабелла. У нее есть долг.
Мария уже собиралась покинуть свои покои, чтобы направиться на завтрак в Большой зал, как дверь внезапно распахнулась, и внутрь вбежал гонец. Его лицо было покрыто дорожной пылью, дыхание сбивалось, а глаза выдавали срочность и тревогу:
– Ваше Величество, известие от стражников! – проговорил он, склоняясь в низком поклоне и протягивая запечатанное письмо.
– Ступай, – она взяла конверт, посмотрев на печать. Она была знакомой – отряд, охраняющий границы их территорий. Правительница присела на край кровати, аккуратно достав бумагу с надписями. Ее взгляд тут же вцепился за первые строки. Текст был коротким, но каждая фраза, словно удар молота, била по разуму.
«Ваше Величество,
Со всей срочностью сообщаем: на севере восстала небольшая армия англичан, несогласных с вашим союзом с их страной. Они атаковали несколько деревень, разорили окрестности и уже захватили одну из сторожевых башен. Их ряды невелики, но действия неожиданны и решительны. Если не принять мер, они могут привлечь больше мятежников. Мы ждём ваших приказов.»
Мари перечитала письмо дважды, прежде чем положить его рядом. Она сидела молча, сцепив руки, а её взгляд устремился в никуда. На какое-то мгновение страх за подданных смешался с яростью: едва установив шаткий мир между королевствами, она уже видела, как он начинает рушиться под ногами.
Англичане. Их вызов не был неожиданным, но то, что они осмелились на открытое сопротивление, означало, что силы короля не внушили им достаточного страха. Или, возможно, они видели её как слабое звено, женщину, неспособную удержать трон и защитить союз.
– Стража! – грубо крикнула она, встав с кровати и отбросив письмо в сторону. Двери тут же открылись и в покои влетели двое мужчин, низко поклонившись. – Немедленно позвать ко мне принца Фридриха!
Ураган страсти и боли
Фридрих буквально ворвался в ее покои с выражением легкой обеспокоенности, его осанка излучала напряжение. Взгляд серых глаз был пристальным, холодным, словно пытающимся проникнуть сквозь броню её молчания. Комната, залитая мягким светом утреннего солнца, казалась тяжёлой от невысказанных слов.
– Ваше Величество, – слегка поклонился, подходя ближе, – что случилось?
Знакомый голос. Спокойный, сдержанный, родной, с властными нотками. Дверь за его спиной закрылась с тихим щелчком, словно запечатывая их в этот напряженный момент.
Она обернулась к нему с такой стремительностью, что подол ее платья взметнулся легкой волной. Ее глаза, сверкавшие гневом и болью, встретились с его взглядом:
– Вы осмеливаетесь спрашивать? – произнесла Мари дрожащим, но не лишенным железной решимости голосом. – Англичане напали на Элдерию, Фридрих. Напали тогда, когда мы заключили союз. Это Ваша работа?!
– Я не знал об этом, – ответил он, его слова прозвучали как сталь, а напряжение в позе усилилось. Принц выпрямился, его широкие плечи казались еще более внушительными в отблесках света. – Я не отдавал приказов. Мое влияние на королевский двор ограничено, ты знаешь это!
– А-а, тогда почему это произошло, а? – она приблизилась к нему, ее шаги были быстрыми, наполненными яростью. – Использовал меня? Лгал? Ты предал мое доверие!
Фридрих шагнул ей на встречу, сокращая расстояние. Его голос стал тише, но в нем чувствовалась опасная угроза:
– Лгал? – повторил он, его взгляд потемнел. – Я рисковал всем ради тебя, Мари! Ты смеешь обвинять меня в предательстве?
Ее гнев достиг апогея, она резко отступила на шаг, стиснув челюсть так сильно, что она едва ли не скрипнула:
– А что мне остается думать? – закричала она, ее голос прорвался сквозь слезы, которые она отчаянно старалась сдержать. – Вы, англичане, всегда стремились уничтожить нас. Возможно, Вы играли ту же игру здесь. Я должна выгнать тебя, расторгнуть наши договоры и объявить Англии войну!
– Ты не понимаешь, что делаешь, – он схватил ее за плечи, его хватка была крепкой, но не грубой. – Если ты объявишь войну, Мари, Элдерия будет уничтожена! Это будет конец всему, за что ты боролась!
– Отпусти меня, – она пыталась вырваться, но он только сильнее прижимал ее к своему телу, не позволяя уйти. – Ты разрушил все, во что я верила.
– Ты думаешь, что мне легко?! – его взгляд смягчился, а в глазах вспыхнула боль, которую он обычно так тщательно скрывал. – Мари, ты – единственное, что удерживает меня в этом хаосе. Единственное, что имеет значение!
Мари и Фридрих стояли напротив друг друга, почти утопая в грохоте собственных голосов. Слова, острые как кинжалы, разрывали тишину. Она обвиняла его в предательстве, он упрекал её в непонимании. В какой-то момент спор стал терять смысл, но они не могли остановиться, будто сами себя подталкивали к обрыву.
Фридрих резко шагнул к Мари, но вместо очередной реплики схватил её за руку. Её глаза метнули гневный взгляд, но он увидел в них что-то большее – боль, разочарование, страх. Всё, что они пытались скрыть за взаимными упрёками, вдруг всплыло на поверхность.
И в этот момент, не раздумывая, он притянул её к себе и поцеловал. Это был порыв – необдуманный, грубый, почти отчаянный. Она на секунду замерла, но затем ответила, словно в этом поцелуе было всё, что они не могли выразить словами.
Её пальцы потянулись к его волосам, а его руки скользнули по её талии, притягивая ближе. Их объятие стало вихрем эмоций – гнева, боли, страсти. В этом порыве они потеряли всё, кроме друг друга.
– Это будет нашей погибелью, – прошептала она ему в губы.
– Если это погибель, то я приму ее с честью, – ответил он, притягивая ее ближе, обхватывая хрупкие плечи своими мускулистыми руками.
Всё происходило медленно, как будто они боялись разрушить эту хрупкую реальность. Его губы коснулись её шеи, и она не сдержала вздоха, словно сама природа в этот миг поддалась их воле. Он развязывал ее корсет, слои роскошного платья. Ткань мягко соскользнула, открывая нежную кожу. Он смотрел на неё, как смотрят на солнце, зная, что оно может ослепить.
Как только они, полностью обнаженные, оказались на королевской кровати, их тела встретились, тёплые, словно пламя, пронзающее холодное утро. Его руки изучали её, не торопясь, сдерживая бурю внутри. В каждой ласке была страсть, но и почтение – как будто он поклонялся ей, своей королеве, своей единственной.
Она впервые за много лет почувствовала себя живой. Не короной, не символом, а женщиной, желанной и любимой. Их поцелуи были глубокими, наполненными смыслом, которого нельзя было передать словами, а тела двигались на встречу друг другу, усиливая темп с каждым новым толчком.
Когда всё завершилось, и они лежали рядом, обвивая друг друга руками, она снова посмотрела на него. Солнечный свет наконец пробился сквозь витражи, золотя его лицо, и Мари подумала, что если это грех, то он самый прекрасный из всех, что она совершала.
Мир за пределами этих стен перестал существовать. Ненависть, страх и предательство исчезли, оставив только их двоих, потерянных в своих чувствах. В это утро они стали не врагами, а союзниками, связанными болью и страстью, которые невозможно было больше отрицать.
И миг один весь мир перевернул,
Разбив оковы горя и страданий.
Теперь огонь в сердцах их не уснул,
Светя сквозь мрак обмана и изгнаний.
Часть III: На краю пропасти. Глаза предателя
Прошло несколько недель с того момента, что перевернул всё. Дни в Элдерии текли неспешно, словно пейзаж за окном кареты, но внутри дворца кипели перемены. Король Аурелиан II, хоть и с нескрываемым пренебрежением, вынужден был чаще общаться с Фридрихом. Их разговоры касались реформ, которые могли бы укрепить шаткий союз двух королевств. Внезапно возникший интерес короля к делам государственного управления выглядел неестественным, но неизбежным.
Фридрих, мастерски скрывая своё истинное отношение к Аурелиану, вёл себя хладнокровно, подбирая слова с точностью опытного принца. Их встречи порой длились часами, и Мари неизбежно становилась невольной свидетельницей этих новых обсуждений. Она наблюдала, как оба мужчины, каждый по-своему, разыгрывают свою игру – один из страха потерять власть, другой из стремления её обрести.
Но настоящей игрой были встречи, которые теперь становились для Мари и Фридриха единственным утешением в хаосе дворцовой жизни. Они пересекались чаще, чем того требовали обстоятельства, находя поводы и причины, иногда даже самые нелепые. Взгляды, украденные в толпе придворных, короткие беседы в уединённых коридорах, едва заметные прикосновения – всё это было тайной, которую они хранили с отчаянным трепетом.
Однако не всё во дворце оставалось незамеченным. Элеонора, одна из дам при дворе, с самого начала настороженно относившаяся к Мари, начала что-то подозревать. Она давно вынашивала планы, как занять место королевы, и теперь, казалось, нашла уязвимость своей соперницы.
Королева, чувствуя нарастающее напряжение, начинала понимать, что их тайна не может оставаться тихой вечно. В её душе всё сильнее звучал вопрос: сколько времени у них осталось, прежде чем эта хрупкая иллюзия счастья рухнет, обернувшись катастрофой для них обоих?
Элеонора обладала редким талантом видеть глубинные процессы в человеческих отношениях и использовать их в своих целях. Так как она давно обратила внимание на холодность в браке короля Аурелиана II и королевы Марии, в голове начал строиться план. Она понимала, что разоблачение королевы не только привлечёт внимание короля, но и откроет перед ней новые горизонты влияния. Однако действия требовали точности: любая ошибка могла дорого ей стоить, и потому нужно было все продумать.
Тем временем Мари и Аурелиан ненадолго задержались в тронном зале после встречи с придворными, чтобы лично обсудить текущие государственные дела. Их разговор касался новых законов, дипломатических визитов и состояния казны, разумеется.
– Мари, – король взял ее руку в свою, нежно сжимая, – завтра вечером я хочу видеть тебя. Мы давно не проводили время вместе, – он фальшиво улыбнулся, пытаясь показать свою любезность. Однако Аурелиан никогда не славился хорошей репутацией и тем более верностью. Пока его жена, как он думал, проводила время в своих покоях или саду, он славно отдыхал с придворными дамами.
– Хорошо, милорд, – произнесла девушка, плавно поднявшись с места и склонив голову в почтительном поклоне. – Я буду ждать нашей встречи.
Эти слова, хоть и произнесенные с легкостью, даже обыденностью, наполнили ее сердце тяжестью. Каждое из них будто связывало ее невидимыми узами, приковывая к роли, которую она была вынуждена играть. Скрыв свои эмоции за вежливой улыбкой, Мари покинула зал в сопровождении стражников.
Позднее, в сопровождении фрейлин, она отправилась на вечернюю молитву в часовню. Благочестие считалось одной из важнейших добродетелей королевы, и каждый шаг церемонии был пропитан глубокой символикой. Взгляд королевы был сосредоточен на свечах, которые медленно сгорали, заливая мягким светом каменные стены часовни, но ее мысли витали далеко.
– Благодарю Вас за сопровождение, – правительница повернулась к своим девочкам, говоря твердо и властно. – Сейчас ступайте. Я задержусь на несколько минут, помолюсь перед святой иконой.
Фрейлины и служанки почтительно поклонились и, не задавая вопросов, вышли из часовни, оставив королеву в тишине. Каменные стены, освещенные слабым мерцанием свечей, казались живыми свидетелями ее мыслей. Мари медленно подошла к иконе, изображавшей Богородицу с младенцем, и опустилась на колени. Ее молитва была искренней, но в ней, помимо просьб о благополучии королевства, звучали и личные мольбы. Слова, едва шевелившие ее губы, были обращены к небесам, но в то же время они казались просьбой о прощении за то, что ей предстояло.
Тишина нарушилась тихим скрипом двери. Мари обернулась и встретила взгляд Фридриха. Он вошел осторожно, как человек, который знает каждую трещинку на полу этого святого места. Его глаза, наполненные любовью и беспокойством, остановились на ней.
– Я знал, что смогу найти Вас здесь, – сказал он, закрывая за собой дверь.
– Часовня – единственное место, где нас не станут искать. – Она поднялась с колен, поправляя длинное платье. Фридрих подошел ближе, и свечи задрожали, будто приветствуя их сближение. Здесь, вдали от дворцовых стен и пристального внимания придворных, они могли быть просто двумя душами, которые тянулись друг к другу, несмотря на долг и запреты.
– Я молилась о прощении, Фридрих, – шепотом произнесла она, чувствуя его дыхание на своей коже. – И о силе, которая мне так нужна.
– Если небеса справедливы, они простят тебя, Мари, – их лбы прижались друг к другу. – Ты ничего не сделала, кроме того, что позволила себе быть живой.
– Разве это не грех для меня? Быть живой, чувствовать… любить?
– Это благословение.
– Каждый раз, когда мы встречаемся, я чувствую, как эти стены медленно сужаются вокруг нас. Иногда мне кажется, что мое сердце уже на грани. Но потом я вижу тебя, слышу твой голос и все вновь становится возможным.
– Не думай об этом, о будущем. Думай только о том, что мы здесь, сейчас, – его губы коснулись ее губ, делая легкие поцелуи. – Нас никто не видит, кроме свечей и небес.
Руки Фридриха блуждали по стройной фигуре его возлюбленной, а их теплое дыхание смешивалось в одно единое. В этой короткой тишине они нашли больше утешения, чем могли дать любые слова.
Элеонора, тем временем, осторожно подошла к массивной дубовой двери часовни. Ночной холод пронизывал коридоры дворца, и ей хотелось укрыться здесь, в тишине, чтобы обратиться к небесам с молитвой, которая давно горела у нее в сердце. Она легонько толкнула дверь, стараясь не шуметь.
Но, сделав шаг внутрь, леди де Вельнев застыла на месте. При слабом свете свечей она увидела королеву Мари, стоявшую совсем близко к принцу Фридриху. Их лица были повернуты друг к другу, а тишина, наполнявшая часовню, казалась почти осязаемой. Это была не та тишина, что приходит с молитвой, а нечто иное – сокровенное, запретное.
Элеонора прижала ладонь ко рту, чтобы подавить возглас, вырвавшийся у нее из груди. Сердце гулко забилось, а дыхание сбилось от осознания того, что она стала невольной свидетельницей чего-то, о чем не смели говорить вслух. Чего-то, что она так долго ждала.
Она тихо закрыла дверь, стараясь не выдать своего присутствия. Сделав пару шагов, она внезапно замедлилась, а на губах появилась широкая, почти торжествующая улыбка.
Ее подозрения, которые она носила в себе неделями, наконец, подтвердились. Королева и принц. Тайные встречи, осторожные взгляды, слишком длительные задержки в часовне – все это теперь имело смысл.
– «Время все расставит на свои места», – подумала она, после чего выпрямила плечи и пошла в свою комнату. Ее улыбка не угасала и в глазах зажегся холодный огонь. Элеонора знала, что теперь держит в руках ключ к тайне, которая может изменить расстановку сил при дворе. И с каждой секундой эта мысль наполняла ее уверенной решимостью.
