Текст книги "Смерть в Раю (СИ)"

Автор книги: Elair

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– И вы потому стали полицейским? – спросил робко Орж.

– Очевидно да, – иронично улыбнулся Лазар, и немного помолчав, добавил: – Я стал хорошим полицейским. Только не соболезнуйте мне, Стайлер, я люблю свою профессию, хотя она изводит меня ужасно.

Орж смутился, и его щёки залились нежным румянцем.

– А чем вы хотели заниматься до того, как решили стать полицейским?

– Спортом. Катание на горных лыжах, сноуборде, снегоходах. Может быть, лет в восемьдесят брошу эту чертову работу и заведу себе маленький бизнес где-нибудь в Швейцарии.

– В Швейцарии, – повторил Орж, и лицо его преобразилось от каких-то приятных воспоминаний. – Мы с отцом любили там отдыхать, жаль, получалось редко. Моя мачеха больше любила море. Такая забавная, она могла просаживать деньги отца и улетать на Багамы или Виргинские острова по три раза в год. Она не любила снег.

– Вы не похожи на уличного мальчика, Стайлер, – прямолинейно заявил Лазар.

– Когда мне было пятнадцать, я сбежал из дома со своим любовником Артуро. Мой отец очень богатый человек и очень властный. Он много вложил в меня, чтобы я стал образованным и успешным. Он очень меня любил, а я любил его. После смерти моей матери он долго горевал, но через десять лет женился во второй раз – и меня отправили учиться в Англию. Артуро был старше меня на два года, горячий, красивый и бесшабашный. Когда он закончил школу – учителя устроили большую попойку с фейерверком и танцами. А я, четырнадцатилетний мальчишка, влюбился в него по уши. Он делал, что хотел, был свободным и независимым, ему было плевать на мнение окружающих, он обладал поразительным себялюбием. Я никогда так не умел, и потому восхищался им. Он трахнул меня на чердаке, через две недели после нашего знакомства, предварительно подпоив пивом, а утром сказал, что влюблён по уши. – Орж откинулся на спинку стула, слегка улыбнулся воспоминаниям и заодно Лазару. – Я тратил на Артуро все деньги, которые мне высылал отец, потакал любым прихотям и не вылезал из его постели. Я забросил учебу, стал курить травку и грубить учителям. Мне казалось, что тот год, который я провёл, живя такой жизнью, лучшее, что случалось со мной. Но, в конце концов, отец всё узнал. Меня силой увезли домой, устроили грандиозный скандал. До этого отец никогда не кричал на меня и, наверное, в запале я сказал ему, что сплю с парнями, хотя мне никто не был нужен кроме Артуро.

– Отец выгнал вас из дома?

– Нет, что вы? Он любил меня, даже таким. Я был его единственным сыном, и я был плохим сыном. В один прекрасный летний вечер я просто собрал ценные вещи в сумку, взял документы, перелез через забор, совсем забыв, что у моего отца больное сердце. Я пришёл к Артуро и заявил, что буду жить с ним в его нищей съёмной квартирке, в трущобах, что найду работу, и мы будем любить друг друга. Артуро не слишком обрадовался моему сумасшествию, но разрешил остаться у него. Сначала мы продали все, что я забрал из дома, потом мою дорогую одежду. «Здесь надо носить что-то поскромнее. Потёртое и клёвое!» – сказал мне Артуро тогда, и подарил мне свои старые джинсы и прокуренный свитер. Знаете, и я был несказанно счастлив и горд. Дурачок. Когда же у нас кончились деньги, Артуро начал меня уговаривать вернуться к отцу. Я отказывался, а он сначала начал приходить домой пьяным, потом кричать на меня, потом бить. Он вынудил меня поехать домой, но когда я вернулся, то узнал, что мой отец уже восемь дней как умер. Острая сердечная недостаточность. Мачеха обвинила меня в его смерти… – Стайлер помолчал, опустив глаза в пол, и голос его стал тише: – Я был так потрясён и подавлен, что подписал отказ от наследства. Так я оказался на улице, с одним паспортом в кармане. Я снова пошёл к Артуро, но лишь потому, что мне больше некуда было идти. Мне казалось, что в нём ещё есть что-то человеческое – и он не сможет бросить меня в такой беде. Он не бросил, он поступил дальновиднее: я стал для него средством погашения карточных долгов. Каждый раз, когда он проигрывался, он предлагал своим собутыльникам поиметь меня. Бывало, что за ночь я ни разу не надевал одежду, а утром не мог сесть на стуле прямо. Я стал всерьёз бояться, что умру от сифилиса или СПИДа, потому что денег на презервативы у нас тоже не было.

– Почему же вы не ушли от Артуро?

Орж усмехнулся и помотал головой.

– Я ушёл, точнее, попытался, но Артуро отнял у меня документы, а потом вообще увёз в другой город и продал в какой-то бордель. Наркоманы, алкоголики и всякие психи были моей клиентурой целых пять месяцев. Я уже ни на что не надеялся и смирился с мыслью, что плохо кончу; или от болезни, или какой-нибудь садист-придурок порежет меня во время секса. Я считал, что всё это – моё наказание, кара за смерть отца. А потом моя жизнь снова изменилась.

– Вы встретили Астайле, – догадался Бергот и Стайлер согласно кивнул.

– Он появился в нашем прогнившем приюте как ангел среди тьмы; в дорогом костюме, ухоженный, и его взгляд сиял добротой и весельем, а потом, представьте себе, всю ночь трахался со всеми, кто попадался под руку. Я тоже оказался в их числе. Всё это казалось мне странным. Рауль не походил на шлюху – скорее на респектабельного человека, но его ненасытность, огонь, страсть – их хватало на всех без исключения. Утром Астайле рассказал мне про Голубой Рай и предложил поехать с ним. Чего мне было терять? Я согласился. Рауль выкупил мои документы и меня – за всё про всё выложив двести долларов. Своим бывшим хозяевам я доставлял много проблем тем, что часто сбегал, потому они считали, что только выиграли от сделки. Первое, за что я всегда буду благодарен Билли, за то, что он оплатил моё медицинское обследование, страховку, помог с парой богатеньких клиентов, один из которых купил мне эту квартиру…

От последних слов Стайлера Лазар ощутил в груди укол странного волнения – до этого момента он слушал Оржа со спокойным выражением лица и мерным стуком сердца в груди.

– И что, этот щедрый покровитель до сих пор навещает вас здесь? – вопрос сам собой сорвался с губ Бергота и Стайлер начал заинтересованно приглядываться к нему, и в то же время робко, осторожно.

– Ему было восемьдесят два, и он умер в прошлом году, – ответил Орж. – Он возил меня на приемы, таскал за собой повсюду, просил читать ему книги на ночь и массажировать ноги. Ему нравилось, что я умею разговаривать как люди его положения и доходов, кое-что понимаю в банковском деле и желаю ему доброй ночи по-французски. Не все клиенты хотят нас иметь, господин Бергот. И хастлеры редко забываются. С моделями, конечно, чище, но в результате бывает, что обходиться слишком дорого.

– У меня сложилось впечатление, что вы не любите свою работу, – уверенно произнёс Лазар, отчего-то очень желая услышать утвердительный ответ. Похоже, находясь рядом со Стайлером, он давно перестал объяснять себе причины своего желания задавать вопросы, которые не должны были его интересовать по большому счету.

– Не люблю.

Лазару захотелось улыбнуться почти радостно, но он сдержался, а Орж, все-таки заметив блеск его глаз, осторожно коснулся руки Бергота своей и добавил:

– Но я не могу бросить. Проститутки никому не нужны в этом мире, и нам остаётся только держаться друг друга. – Стайлер смотрел в глаза Лазара долгим, немигающим взглядом, и вдруг словно очнувшись, убрал руку, спросил: – Хотите ещё кофе?

– Нет, – заторможено ответил Бергот. Тепло от приятного прикосновения осталось на его коже, вызывая лёгкое опьянение, затрудняя дыхание и сбивая с толку. – Знаете, я, пожалуй, пойду. Уже довольно поздно и я, наверное, засиделся.

Орж согласно кивнул и поднялся, чтобы проводить гостя.

В маленькой прихожей Лазар неторопливо надевал куртку и отчего-то всё время осматривался, словно боялся забыть что-то из своих вещей. Стайлер не пытался уговаривать его остаться, но в зелёных глазах этого побитого судьбой человека, Бергот сейчас видел нечто такое, от чего у него перехватывало дух.

– Спасибо за хороший вечер, Орж, – Бергот взялся за полы куртки, чтобы застегнуть молнию.

– И вам спасибо, – вежливо ответил тот.

Лазар взглянул на него – и замер, позабыв обо всём на свете. Этот миг, застывший перед его взором, потерянный взгляд Оржа, направленный куда-то в сторону – всё это будто ударило Бергота осознанием собственного одиночества. Они вдвоём в полумраке прихожей – два одиноких и несчастных человека… И Бергот подумал: «А может ну его это всё, а? Эти принципы, что во время расследования нельзя ни с кем сходиться слишком близко и привязываться. Ну, разве это не глупость? Ведь именно из-за них, этих чёртовых придуманных кем-то принципов Лазар так одинок. Орж ведь не убийца. Он не может быть убийцей, верно? Конечно, не может. Он хороший и не виноват, что его жизнь сложилась вот так, а не иначе. Он не любит свою работу, так почему бы им не попробовать соединить два горьких одиночества в одно настоящее и обыкновенное счастье? Будущее можно изменить, а прошлое оставить позади. Зачем же Лазар пытается отталкивать от себя, зачем поступает как трус! Разве Орж не нравится ему? Очень нравится. А он нравится Стайлеру и это видно, даже если не приглядываться. И то, как Орж стоит – опустив глаза и едва дыша – он будто ждёт чего-то, но эта грань, тавро проститутки мешает ему быть открытым в просьбах. Он не попросит Лазара остаться, но хочет этого; вот он чуть закусил губу, неловко улыбнулся, шаря руками по бёдрам, словно ищет карманы и никак не находит. И проститься не может, и куда себя деть не знает. Он искренен сейчас, и от такого – настоящего Стайлера у Лазара мутилось в голове, горело в груди, и стояло в штанах. «Да ну эти принципы ко всем чертям!» – подумал он, сбрасывая с плеч куртку. Два решительных шага вперёд, встреча взглядов – и вот уже губы прижались к губам, в поцелуе умоляя простить, продолжить и ничего не объяснять. И Орж ответил своё безмолвное «да», обвив руками шею Бергота, прижимаясь ближе, доверяя себя его желаниям. Они так и дошли до спальни – не размыкая объятий, стаскивая друг с друга одежду, подставляясь под нетерпеливые поцелуи. Кажется, Лазар задел локтем торшер у самой двери в спальню, но Орж не выпустил его из объятия, не дал ему отвлечься и никто из них не видел толком, как несчастная лампа грохнулась и разбилась вдребезги. И Бергот, заваливая полуобнаженного Стайлера на постель, отчего-то подумал: «Наверное, на счастье». Впрочем, развить эту мысль он не успел – Орж стал таким страстным и податливым, так покорно подчинялся рукам Лазара, что невозможно было думать ни о чём, кроме этого. Стащив с хастлера джинсы и нижнее бельё, Бергот нежно коснулся губами его живота, а потом ощутил, как в ладонь легло что-то маленькое и прохладное – это был презерватив, который Орж осторожно вложил ему в руку. Пальцы Бергота сжались, благодарно принимая дар, но от нахлынувшей страсти он словно очнулся. Дав Стайлеру немного перевести дыхание, Лазар снял с себя остатки одежды.

– Ты уверен? – спросил он охрипшим от страсти голосом, а Орж в ответ мягко улыбнулся, приподнялся и, обняв Лазара одной рукой за шею, поцеловал, ненавязчиво увлёк за собой, на себя.

Теперь они никуда не торопились и долго нежно целовались в полумраке спальни, будто для них обоих всё происходило впервые. Мягкие прикосновения губ, осторожные руки Лазара, прижавшиеся друг к другу жаркие тела и открытость Оржа сделали эту ночь особенной. Ещё не любовь, но уже так близко – именно это ощущение билось в груди Лазара одновременно с сердцем, приятными ритмичными волнами, и когда он подхватил Стайлера под колени и осторожно взял, что-то там, в самой глубине его сердца ёкнуло, а после засияло ярким тёплым светом. Хотелось двигаться быстрее и резче, хотелось так, чтобы долгие стоны рвались из груди Оржа и он, задыхающийся от страсти, выгибался, запрокидывал бы голову, исступлённо кусая губы. Лазар знал его тело, постепенно и уверенно вспоминал. Он закинул ноги Стайлера себе на талию и почувствовал, как крепко они обхватили его, подтолкнули ближе, прося войти до упора. Запустив руку под шею Оржа, Бергот нежно стал проводить пальцами по линии волос, продолжая ритмично и размашисто двигаться в нём. Свободной рукой Лазар упирался в кровать, чтобы держать своё тело навесу и позволить Стайлеру свободно дышать. Они смотрели друг другу в глаза и в обоих взглядах жила улыбка, которая делала все слова ненужными и пустыми. Орж вздрагивал, кусал губы, запрокидывая голову – и тогда Бергот урывал момент, чтобы жадно впиться в его тонкую нежную шею поцелуем-укусом. Руки Стайлера беспрерывно гладили его грудь и живот, отчего свет внутри Лазара становился жарче. Он тёк по крови, разливался по мышцам, туманил разум до тех пор, пока Бергот не сорвался в резкий быстрый темп, меньше чем за пару минут доведя Оржа практически до криков, до той грани, за которой Стайлер начал забываться. Лёгкое прикосновение к члену сразу же принесло разрядку и последнее, что Бергот помнил отчетливо, это своё имя, сорвавшееся с губ Оржа таким сладким вымученным стоном, что Лазар в тот же миг пролился в него. После они с четверть часа лежали, обнявшись, не сказав друг другу ни слова и восстанавливая дыхание, а чуть погодя снова занялись любовью и, кажется, успокоились только когда за окном начало светать.

На следующий день Лазар проснулся поздно и первое, что бросилось ему в глаза, едва он открыл их, это сияющий от счастья Стайлер. Пока Бергот отсыпался после бурной ночи, Орж сварил им молотого кофе и теперь его аромат стоял по всей квартире.

– Привет! – Хастлер упал на кровать рядом с Лазаром и, многозначительно коснувшись пальцами его небритого лица, очаровательно улыбнулся. – Как спалось?

Бергот скользнул рассеянным сонным взглядом по кровати и с ходу насчитал четыре пустых обёртки из-под презервативов.

– Прости, я ещё не успел всё прибрать, – извинился Орж, заметив его взгляд. Стайлер был абсолютно голый и на его белой шее тёмными пятнами проступали засосы.

«Это я его вчера так? – подумал Лазар. – Какого чёрта на меня нашло?» Он смотрел на хастлера, не зная, что сказать, и отчего-то теперь ощущал себя виноватым перед ним.

– Что-то не так? – робко спросил Орж, осторожно всматриваясь в глаза Бергота.

Лазар выдавил улыбку.

– Нет. Нет, всё хорошо, просто я подумал, что всё это сон.

Стайлер облегчённо вздохнул и нежно поцеловал его в губы.

– Если ты о том, что мы занимались сексом, то это не сон. А если о том, что пять раз, то это тоже не сон. Глазунью будешь?

– Не знаю, – нервно улыбнувшись, ответил Бергот. Он пока ещё сам не понимал, кто они друг другу после сегодняшней ночи, как дальше строить отношения, и какие именно это будут отношения. Орж, похоже, для себя уже всё определил, но Лазару было не по себе и в свете дня произошедшее казалось несколько иным. Бергот решил пока отделаться шуткой. Он провёл пальцем по плечу Стайлера и с уверенной улыбкой добавил: – Я тебе ещё и за яичницу буду должен. – Лазар не это имел в виду, не это хотел сказать. Конечно же, не это, но прозвучало глупо и мерзко.

Улыбка Оржа медленно сошла с резко побелевшего лица, и вся радость исчезла из зелёных глаз. Стайлер непонимающе моргнул один раз, а потом неловко отвёл взгляд.

– Ничего вы мне не должны. Это подарок… На Рождество, – произнёс он потерянно, помолчав, и начал подниматься с постели.

– Орж, я не то имел в виду. – Лазар порывисто ухватил хастлера за запястье и тот снова улыбнулся ему – странно, но так искренне и по-доброму, что Бергот откровенно растерялся и невольно разжал пальцы.

– Всё нормально. Правда. – Стайлер пожал плечами. – Я в душ ненадолго. Ваш кофе на кухне.

И Стайлер ушёл в ванную, даже не обернувшись.

– Вот я дурак, – выругался Бергот на себя, порывисто садясь в постели и отчаянно обхватив голову руками. Он не понимал, что заставило его ляпнуть такое, возможно, он попросту испугался ответственности, испугался сказать, что ему сегодня было хорошо и теперь он хочет от Оржа совсем другого… А чего, собственно, другого?

Весь следующий час Бергот сильно переживал и беспокоился за Стайлера, он даже попытался с ним объясниться, но Орж не стал ничего обсуждать, только сказал, что он особенно и не ждал признаний в любви, а потому и волноваться не о чем. В конце концов, они оба хорошо провели ночь и ничего друг другу не должны.

***

После праздников Лазар первым делом явился в полицейский участок, чтобы уладить дела с отчётностью и узнать, что нового выяснил Дик. На выходных Бергот переслал ему фотографию распятия, которое видел у Стайлера дома, и которое вежливо попросил снять на камеру сотового телефона перед уходом. Орж удивился, но возражать не стал. Лазар смутно подозревал, что подобная вещица не простая дешёвка, как и чашки с ручной росписью, но то, что сообщил ему Морис о распятии, повергло Бергота в крайнюю степень изумления. Сейчас он стоял по правую руку от Дика, который сидел за компьютером и перелистывал страницы с фото Венского музея, показывая распятие с разных ракурсов.

– Вещь редкая, скажу сразу. Это хрисоэлефантинная скульптура, конец девятнадцатого века. Слоновая кость и металл. Изначально изделия делали из золота и слоновой кости, позже стали использовать медь и бронзу. Таких распятий в мире всего шесть штук, четыре в разных музеях, две утеряны.

– И сколько такая вещица может стоить примерно? – поинтересовался Бергот, хмурясь.

– А чёрт его знает, – весело ответил Дик, указывая пальцем на клеймо мастера в основании распятия, которое издали сильно напоминало лилию. – Если есть такая штучка, то больше, чем наша с тобой полицейская пенсия вместе взятая. Но я сомневаюсь, что у Астайле такие безделушки валялись в кладовке, чтобы при случае подарить друзьям на день рождения.

– Думаешь подделка?

– А вот тут без экспертизы никто ничего не скажет, Лазар. Полагаешь, тут замешаны большие люди?

Бергот пожал плечами.

– Не знаю, Дик. Возможно.

– Смотри, осторожнее с этим, – с улыбкой предупредил Морис. – Ты же знаешь, наш старичок Оби не любит больших плохих дядек, которые могут купить его с потрохами…

– БЕРГОТ! – раздалось откуда-то позади, и Лазар обернулся, чтобы увидеть мрачное лицо начальника, высовывающееся из дверей кабинета.

– А вот и он, – вполголоса нараспев подметил Морис, и сделал вид, что очень занят, напевая тихо себе под нос: – Всходил он на Голгофу – смирившийся с судьбой…

– Зайдите ко мне, Лазар! – крикнул Оберфот и его строгий голос потонул в офисном шуме компьютеров, принтеров и голосов.

– Чёрт, он злой, – заключил Бергот, не особо торопясь, и услышал вслед невеселое:

– Удачи.

Да, удача бы ему не помешала – это Лазар понял, как только вошёл в кабинет и увидел на столе Оберфота стопку своих распечатанных отчётов. Франк недовольно просматривал один из них.

– Садитесь, – грубовато сказал он, бросая на Лазара недружелюбный взгляд.

Бергот сел и спокойно приготовился выслушать что угодно.

– На вас поступила жалоба от Ривье, – грозно сообщил Оберфот, откладывая отчёт на стол и устало отпускаясь в кресло, слегка тесное для его располневшей задницы.

– Шустрый малый. – Лазар иронично улыбнулся и устроился в своём кресле с максимальным комфортом.

– Шутите, да? – разозлился Франк и покраснел до самых ушей. – Вот что, Бергот, я не знаю, что вы там обычно делаете, чтобы найти крайнего, но хочу сказать, что недоволен тем, как обстоят дела. Объясните, на каком основании в вашем отчёте фигурирует имя Артуа Сен-Шаля? Вы знаете, кто это и что нам за такую писанину будет?

Лазар шумно втянул ноздрями воздух, мысленно уговаривая себя не сорваться на грубость. Он взял со стола Оберфота простой карандаш и со скучающим лицом стал вертеть его в руках.

– Я рад, что вы читаете мои отчеты. Там, кстати, написано, какие дела он водит с Ривье. А Эмиль Ривье находится в списке подозреваемых, и я…

– А-ха! – воскликнул Оберфот, всплеснув руками. Он достал из стола какую-то бумагу и швырнул через стол Лазару; солнечные лучи, струившиеся в окно за спиной старичка Оби, ярко осветили лист.

Бергот медленно взял его и прочитал.

– Это показания коллег по работе. У Ривье надёжное алиби, Бергот, и на вашем месте я бы оставил его в покое.

– Ривье – сутенёр и торгует мальчиками…

– Это не делает его убийцей больше, чем остальных. Вы ещё помните определение «алиби»?!

Лазар стиснул зубы от досады. Мерзавец Ривье не стал дожидаться, когда Бергот докопается до правды и возьмёт его за шиворот – подсуетился сам. И оказалось, что это далеко не всё.

– Сегодня пришло постановление суда, – раздражённо продолжал Франк, сцепив пальцы и деловито положив руки на стол. – Ривье обвинил вас в некомпетентности, в домогательствах и психологическом давлении. Начиная с сегодняшнего дня, вам запрещается говорить с ним и приближаться менее чем на триста метров и я как ваш непосредственный начальник намерен за этим проследить…

Оберфот ещё долго и много чего говорил, пока Лазар внутренне кипел и, насупившись, смотрел в окно. В конце концов, он просто встал и ушёл из кабинета Оберфота, а потом сел за свой рабочий компьютер, нашёл в базе данных адрес Артуа Сен-Шаля и позвонил его секретарше прямо из полицейского участка. Вежливо поздоровавшись, Лазар представился, назвал свою должность и сказал, что желает переговорить с господином Сен-Шалем относительно убийства Рауля Астайле. Получив вежливое заверение в том, что господин Сен-Шаль очень занят, Бергот пообещал приехать в его офис в конце рабочего дня и официально записаться на приём. Девушка тяжело вздохнула и попросила его перезвонить завтра.

– Оберфот тебя за это живьём съест, без соли и специй, – встревоженно предупредил Морис. Он-то как никто знал, на что способен разозлённый Бергот, когда ему начинают мешать работать. В такие моменты Лазар становился точно одержимый и брался за дело с двойным усилием, и тогда он напоминал Дику собаку, сорвавшуюся с поводка. Обычно Морису удавалось охладить буйную голову друга, но сегодня не получилось и, ответив на предостережение откровенно-злым взглядом, Лазар снял со спинки кресла куртку, оделся, а после ушёл, не сказав ни слова.

Бергот двое суток провёл без сна, подкарауливая Сен-Шаля то возле ворот его особняка, то возле рабочего кабинета. Звонки Оберфота Лазар не принимал, а если тому удавалось дозвониться до него с другого телефона и покричать в трубку, Бергот без всякого ответа прерывал входящий. Он лез на рожон с усердием сумасшедшего, презирая всякое чувство самосохранения и доводы разума о том, что так нельзя. Когда-то давно Дик сказал, что Лазар со своим упрямством и привычкой противостоять системе, когда-нибудь плохо кончит и, наверное, был прав, но Бергот не мог иначе. Не мог и не хотел. И никто в этом его не понимал. Никто.

На утро третьих суток он сдался, точнее отступился на время и оставил Сен-Шаля в покое. Усталость взяла своё, вынудив Лазара вернуться в Голубой Рай и поспать хотя бы несколько часов. Ему так и не удалось встретиться с Артуа; отчасти этому способствовала бдительная охрана политика, не пропускавшая Бергота дальше отведённых для него границ. Секретарша Сен-Шаля на звонки отвечать перестала. Эта патовая ситуация вгоняла Лазара в иную крайность – в несвойственную ему молчаливую меланхолию, никоим образом не уменьшающую его упрямства, скорее наоборот – теперь Лазар фактически бредил Артуа Сен-Шалем и постоянно думал о том, как к нему подобраться. Он думал об этом даже во сне. Ему грезились пустынные улицы города, по которому ходили тени и отражения этого мерзкого извращенца, и он бесконечно метался от одной к другой, чтобы найти одну единственную – настоящую.

Проснувшись утром в своей постели, Бергот обнаружил рядом с собой Стайлера – тот сидел в изножье кровати и обеспокоенно смотрел на Лазара, а на столе стоял стакан свежего молока и тарелка с парой круасанов.

– Вы проспали ужин, – тихо сказал он, словно бы извиняясь за свой визит. – Я принёс вам поесть.

– Сколько времени?

– Одиннадцать вечера. Вы спали почти тринадцать часов, и я… – Орж виновато улыбнулся, так и не договорив, что волновался. Но это читалось в выражении его лица. – Я пойду. Извините за беспокойство.

Стайлер встал, направился к двери, и Лазар вдруг ощутил дикую неконтролируемую потребность остановить его.

– Орж!

– Да? – Он обернулся на полпути.

Лазар озадаченно потер тыльной стороной ладони небритый подбородок и попросил:

– Вы не могли бы остаться сегодня.

Стайлер помолчал, потом кивнул. Он не спросил – зачем, не стал выяснять отношения – он просто остался, и Бергот был очень благодарен ему за это. А ещё он хотел попросить прощения за своё идиотское поведение и плохие слова.

– Орж, я… Я хотел… Мне очень стыдно, что я тогда… – проговорить всё это оказалось сложнее, чем он себе представлял, и Лазар то и дело открывал рот, начинал, а потом под пристальным взглядом Стайлера терял слова. В конце концов, Орж просто улыбнулся ему, подошёл, сел на постели рядом и ласково поцеловал в губы, ошарашив этим окончательно.

– Знаете, господин полицейский, – сказал он просто, – вам не нужно извиняться. Вы были честны со мной – и это лучше, чем ложь. Просто я тогда подумал, что мы могли бы на какое-то время забыть, кто я и кто вы, и хотя бы ещё день побыть друзьями.

– Интересные у вас представления о дружбе, – удивлённо пробормотал Бергот, выбираясь из-под одеяла и не сводя внимательных глаз с Оржа – а тот в ответ лишь с улыбкой вздохнул. Лазар положил руки на узкие плечи хастлера. – Я начинаю понимать, что меня пугает в вас: простота, с которой вы позволяете обращаться с собой так.

– Не всем, – серьёзно ответил Стайлер, опуская взгляд на губы Лазара, а потом возвращаясь к глазам. – Вы ставите барьеры между нами, чтобы защититься от меня. Вы меня боитесь, но я никогда не претендовал на вас. Я знаю своё место, Лазар, не беспокойтесь, и я умею не делать трагедий там, где этого не нужно.

– Не нужно, вы правы, – глухо повторил Бергот, как во сне протянув руку к лицу Оржа и отводя с глаз непослушную чёлку.

Стайлер замер на миг от его прикосновения, смущённо улыбнулся и начал расстегивать пуговицы сорочки.

– Что вы делаете? – Лазар непонимающе моргнул.

Орж не остановился, только раз обернулся на дверь – напряжённо и резко, словно прислушиваясь, не идёт ли кто. Он потянул с плеч кремовую рубашку и взялся за ремень джинсов.

– Раздеваюсь для вас. Вы же хотите меня, верно? А я, по некоторым своим соображениям, готов не брать с вас денег за это. – Он расстегнул молнию и живо стянул штаны с бёдер. – Только заприте дверь и давайте сделаем это в ванной. Не хочу, чтобы Билли узнал, а то устроит мне головомойку.

Лазар совсем не понимал, зачем это делает, но он встал и действительно запер дверь, а после пошёл вслед за Стайлером в душ, откуда они не выходили весь следующий час, и стройное тело Оржа, прижатое к холодному кафелю, шёлковое от воды и мыльной пены, снова без остатка принадлежало Берготу. Он не заслуживал такого подарка, но с этой минуты тревоги действительно оставили его. Что же творилось в голове Стайлера – никому было неведомо. Целовался он точно одержимый, и казалось, что соскучился, очень соскучился. Он оставлял после себя аромат яблок и сладость ванили, вытаскивая Лазара в мир, где больше ничего не имело значения, кроме их двоих, страстных ласковых прикосновений, жара податливого тела, лишающего Бергота последних остатков разума. Он действительно безотчётно хотел Стайлера, почти невозможно, до замирания сердца, и он не потратил впустую ни минуты из тех, что подарил ему Орж. Дважды доведя Стайлера до оргазма, Лазар завернул его в широкое махровое полотенце и утащил в постель.

Они долго лежали, обнявшись под тёплым одеялом. Голова Оржа примостилась на плече Бергота, и тот нежно задумчиво перебирал влажные пряди его волос.

– Завтра я снова начинаю работать, – неожиданно глухо отозвался Стайлер и рука в его волосах замерла. Хастлер обречённо прикрыл глаза и Лазар ощутил его напряжение – такое, будто бы он ждал удара.

– Орж, – начал было Бергот, но Стайлер порывисто поднялся и заторопился, наспех натягивая на себя одежду. Он старательно избегал смотреть Лазару в глаза.

– Так надо, – сказал он тихо. – Прости, но Билли настаивает… Я пойду.

И Орж ушёл, обернувшись только раз у самых дверей, чтобы увидеть, как Лазар лежит на боку, опёршись на локоть, и с досадой задумчиво сжимает в пальцах махровое полотенце. Он ничего не сказал хастлеру в ответ. Сегодня он в первый раз по-настоящему забыл, что Орж – проститутка, и как всегда реальность оказалась жестока будто прокурор. Бергот смял полотенце и зло швырнул его в стену. Работа, Билли Морган, бордель… Да будь оно всё трижды проклято!

На следующий день Лазар снова позвонил секретарше Сен-Шаля и она радостно сообщила ему, что его готовы принять. Он выскочил на улицу, застегивая на ходу куртку, и живо зашагал к своей машине, он даже успел вставить ключи в замок на дверях, но тут на него сзади навалились двое рослых мужчин в кашемировых тёмных пальто, схватили и, заломив за спину руки, приставили пистолет к боку.

– Не надо глупостей, господин Бергот. Садитесь в машину.

Лазар живо прикинул, сколько у него будет шансов выжить, если пуля прострелит печень, и сколько – если он сядет в машину. Разницы не оказалось никакой.

Его запихали на заднее сидение Бентли с тонированными стёклами и зажали с двух сторон так, что он не мог даже пошевелиться. Дуло пистолета всё ещё больно упиралось ему в рёбра. В салоне же оказалось так темно, что он едва различал обстановку и силуэт человека, сидящего напротив. Автомобиль резко рванул вперёд и только тогда мужчина заговорил:

– Простите нам нашу настойчивость, господин Бергот, но мы не были уверены, что вы примите наше приглашение.

– Правильно не были уверены, – огрызнулся Лазар, с дрожью в груди ожидая тычка в бок или щелчка затвора, но ни того, ни другого не произошло, а незнакомец, чьего лица невозможно было разглядеть, в ответ только шумно усмехнулся – беззлобно, даже по-доброму как-то. Он был строен и высок, чем разительно отличался от Сен-Шаля.

– Знаете, – ласковым вкрадчивым голосом произнёс незнакомец, – вы выполняете свою работу, я – свою, но давайте обойдёмся без протоколов. Вам не нужны неприятности, верно? А Артуа Сен-Шалю не нужен скандал вокруг дела Астайле, и я как его доверенное лицо должен вас проинформировать об этом. Не бойтесь, вам не причинят вреда. Мы просто покатаемся вокруг городского парка, а потом вы пойдете куда пожелаете.

– Это с вашей стороны невероятно мило, – иронично фыркнул Бергот, поглядывая в окно, где по правую сторону действительно мелькала светлая ограда Ветлова парка. – С какой стати я должен верить вам?