Текст книги "Смерть в Раю (СИ)"

Автор книги: Elair

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Я изучил дело Стайлера, – сразу выдал он, едва присев на своё место за маленьким круглым столиком, покрытым клеёнчатой ажурной скатертью и решительно отказавшись от чашечки кофе, которое ему предложил заказать Бергот (за свой счёт, разумеется). Ник сцепил руки перед собой и, опёршись предплечьями на стол, внимательно посмотрел на Мориса, потом на Лазара. Серые глаза Альтерри глядели очень серьёзно и пристально. – Скажу сразу, шансов на оправдательный приговор мало и многое будет зависеть от присяжных, но думаю, что имея такой козырь на руках, как медицинское освидетельствование о непереносимости вида крови у Стайлера, я смогу ему помочь.

– Сколько вы хотите за ваши услуги? – ровно спросил Бергот, заранее зная, что придётся занять денег у всех знакомых, чтобы оплатить помощь того, кто из четырёхсот восьмидесяти шести дел проиграл всего два.

– Я учту то, что Франк очень просил вам помочь, тем не менее, – Альтерри задумчиво прищурился, очевидно, прикидывая в уме сумму, – мои услуги не бесплатные. Я частный адвокат, потому вынужден сам заботиться о таких вещах, вы понимаете?

– Да. Конечно. – Лазар немного напряжённо кивнул.

– Сто тысяч меня вполне устроит, – Альтерри тяжело вздохнул, желая показать этим, что идёт на невиданные доселе уступки. – Пятьдесят сейчас, остальное в день, после судебного процесса, сразу же. Вот, договор, который мы с вами подпишем, – с этими словами Ник достал из кожаного портфеля ручку, два листа и оба протянул Берготу для подписи. – Прочитайте внимательно, прошу вас, и если вас всё устраивает, подпишите.

Лазара устраивало всё, кроме цены – у него не водилось такой суммы ни в кармане, ни даже в банке. Он повертел ручку в руках и, бегло пробежав по тексту глазами, подписал оригинал и копию договора. Морис в это время смотрел на него в каком-то немом благоговейном ужасе.

Альтерри сравнил подписи на обоих листах, потом один положил в портфель, а другой отдал Лазару.

– Ваша копия договора должна храниться у вас до даты суда. Вы сможете внести деньги на указанный в нём счёт в ближайшие два дня, господин Бергот?

– Три, – встрял Морис, – давайте через три дня.

– Что ж, через три, так через три. – Альтерри с вежливой улыбкой поднялся с места, пожал руку Лазару, после чего сославшись на большую занятость ушёл. Шустрый малый и чересчур деловой для своих неполных тридцати лет.

Бергот только печально вздохнул и принялся допивать свой остывший кофе, чем вызвал у Дика бурю возмущения.

– Ты что, спятил? Где ты возьмёшь эти деньги? Мы даже за месяц не соберём такую сумму.

Лазар посмотрел на Мориса понимающим взглядом, слишком понимающим.

– Твой брат, кажется, хотел купить машину как у меня. Позвони ему. За тридцать я продам. Конечно, она почти новая и больше стоит, но у меня сейчас нет настроения торговаться.

Дик осторожно коснулся руки Бергота.

– Этот мальчик так важен для тебя? У вас серьёзно?

Лазар усмехнулся в сторону. Важен ли для него Орж? Да. Очень. И Бергот любит его любым, потому что любовь – это и есть желание принять, даже когда не понимаешь, и вас разделяет слишком многое. И это поступок.

– Я должен всё исправить, Морис. Хотя бы попытаться. Я бы не стал ничего делать, если бы не был уверен, что он невиновен. Но Орж не убийца, и я готов отдать всё, что имею, чтобы он оказался на свободе. Я собираюсь продать дом.

– Как ты жить будешь? – Дик невесело улыбнулся ему.

– Ну, – Лазар пожал плечами и тоже улыбнулся в ответ, – на маленькую комнатушку, сарайчик, один снегоход и два билета в Альпы мне хватит, а там видно будет.

– Думаешь, что он простит тебя?

– Да, думаю.

Иногда люди и сами не знают, на что надеяться, но в горькие дни, когда даже ослепительное солнце светит не ярче карманного фонарика на безнадёжно севших батарейках, каждый из нас в глубине души очень верит, что когда-нибудь станет лучше. Верит, что можно склеить любимую мамину вазу или купить новую, победить болезнь, заработать денег, вернуть потерянную однажды любовь. Всё поправимо, кроме смерти и невежества, верно? Увы, но и заблуждения людей порою столь же велики как их надежды. Жизнь время от времени доказывает нам, что всё бессмысленно, а мы верим в вечное и старое «когда-нибудь» несмотря ни на что.

Бергот продал всё, что у него было, чтобы оплатить услуги Альтерри. Деньги понадобились срочно, потому за дом и машину он выручил гораздо меньше, чем смог бы, если бы не торопился. Морис и Берта согласились приютить Лазара на время и поселили его в гостиной. Те немногие вещи, что остались у Бергота после продажи дома без труда уместились в один чемодан и сумку – ту самую, спортивную, что он брал с собой в Голубой Рай. Каким далёким спустя несколько месяцев казался тот день, сколько всего изменилось.

Стайлера выписали из больницы, и последние две недели до суда он провёл в тюрьме. К счастью у Лазара после увольнения остались кое-какие связи в полиции, и он сумел без особого труда договориться, чтобы Орж ни в коем случае не пересекался с другими заключёнными.

Вся последняя неделя прошла на нервах. Даже Дик замечал, что Лазар стал хмурым и совсем молчаливым. Отчасти этому способствовало то, что Оберфот не дал разрешение Берготу увидеться со Стайлером. Лазар узнавал о состоянии Оржа только по слухам и с рассказов Мориса, что привело к затяжной депрессии и банальной тоске. Бергот скучал; по его по-юношески мелодичному голосу, по зелёным глазам и застенчивой улыбке, по теплу его тела и запаху его волос, по ласковым родным рукам, а чувство вины всё только усугубляло. Сначала Лазар считал недели до суда, потом дни, потом часы.

– Прекрати. Ты привлекаешь к себе внимание, – укорил его Морис, видя, как Бергот меряет шагами коридор, расхаживает мимо дверей зала суда и нервно кусает губы.

Наконец в дверном проёме показалась лысая голова пристава, и он позвал Лазара войти в зал для дачи свидетельских показаний.

Бергот переступил порог и тут же ощутил, как пересохло в горле от волнения – точно он только что проглотил шарик из иголок и тот застрял где-то в трахее. Лазар живо отыскал глазами Оржа. Стайлер сидел рядом с Альтерри, исхудавший, бледный, и отросшая чёлка назойливо лезла ему в глаза. Он не взглянул на Бергота даже тогда, когда тот поравнялся с ним и прошёл мимо, к трибуне.

Худощавый престарелый судья смерил Лазара придирчивым взглядом и разрешил адвокату задать свои вопросы. Ник держался уверенно, но даже вида не показал, что всё в порядке, и Бергот совершенно не догадывался, как обстоят дела. Альтерри действительно делал большой упор на медэкспертизы и то, что ни у одного Стайлера мог быть мотив на убийство. «У кого-то, – сказал он, пристально и выразительно посмотрев на невозмутимую Элис Паркер, – был мотив много серьёзнее». Потом Альтерри долго и методично расспрашивал Бергота о том, как и при каких обстоятельствах тот узнал, что подсудимый не выносит вида крови, упомянул, что те же показания полчаса назад в зале суда дал и Билли Морган. Лазар отвечал уверенно и спокойно, лишь изредка отпуская взгляд на дрожащие от волнения пальцы. Ему невыносимо хотелось обернуться, чтобы увидеть лицо Оржа, хотя бы встретиться взглядом, но это могло выдать их, и Лазар изо всех сил старался держать себя в руках. В какой-то момент ему даже начинало казаться, что Стайлера оправдают – абсолютно точно, и по-другому просто не может быть, но тут за дело взялся прокурор и первый же вопрос выбил Бергота из равновесия.

– Скажите, вы состояли с подсудимым в любовной связи?

Это был полный крах. Лазар пытался всё объяснить, но обвинитель уже ухватился за это точно охотничий пёс за тушку подстреленной утки – и началось! Берготу в упрёк поставили всё, начиная от профессиональной этики и заканчивая банальной выгодой выгородить своего любовника. Прокурор так увлёкся, что Альтерри попросил судью осадить его, сославшись на то, что личная жизнь свидетеля и его отношения с подсудимым имеют мало общего с самим делом. Лазар так и не узнал, чем закончилась эта баталия – он сорвался и напрямую стал обвинять Сьюзи Крам, после чего его буквально вывели из зала суда. Только один раз в суматохе Бергот поймал взгляд Оржа, направленный на него – и в зелёных глазах прочёл упрёк и боль.

Следующие три часа Лазар сидел в коридоре, на скамейке, обхватив голову руками и совершенно не слушая нравоучения Дика о том, что нужно смириться, что то, что он устроил в зале суда Стайлеру на пользу не пойдёт. Чёрт, да Лазар сам это прекрасно понимал! И от этого становилось совсем мерзко.

Наконец двери открылись, и люди стали выходить из зала суда. Сначала Билли, который на ходу рылся в карманах в поисках сердечных капель. Следом – Ромов и Стоун, что-то оживлённо обсуждавшие между собой. Потом, цокая каблучками, вышла Сьюзи Крам. Она взглянула на Лазара ледяным выжигающим взглядом, но он уже не видел этого, потому что в дверях зала суда появился довольный Альтерри, который ободрительно похлопывал по плечу слегка ошалевшего Стайлера. Позже от Билли Бергот узнал, что Оржа оправдали присяжные с перевесом всего лишь в один голос. Везение это было или всё-таки справедливость казалось уже не важным. Так или иначе, а за убийство Рауля Астайле никто не понёс наказания и через две недели дело просто закрыли. Бергот так и не поговорил с Оржем там, в коридоре, он просто стоял и, смаргивая невольные слёзы, смотрел, как Стайлер вместе с Морганом и Альтерри покидают здание суда. К Лазару подошёл Дик, по-дружески просто положил сильную руку на его плечо.

– Ты всё сделал правильно, – сказал он, осторожно увлекая Бергота к другой лестнице и к другому выходу, тихо добавил: – Пойдём, отметим.

Морис уже не говорил, что всё будет хорошо, хотя в этот раз Лазар очень хотел это услышать. Они попросту напились в каком-то баре, сильно, фактически до беспамятства. Во всяком случае, Бергот точно не помнил, как они добрались до дому, зато не забыл, что рассказывал Дику о том, как встретил Оржа, как они праздновали Рождество, как Стайлер прекрасно танцует и целуется. «Ты даже не представляешь, как он это делает!» – с пьяным восторгом выговаривал Бергот, а Дик смеялся и отвечал, что верит, но целоваться с мужиками точно не станет – и тогда Лазар поцеловал его. Морис простил ему эту глупую выходку, да и мимолетный шутливый поцелуй на ходу, в тёмном ночном переулке для них обоих не значил ничего. Утром Дик сделал вид, что не помнит этого, а Бергот, краснея от стыда, не стал напоминать.

Всю следующую неделю Лазар занимался подготовкой к отъезду и не расставался с сотовым телефоном – он ждал звонка от Оржа и в то же время зал, что тот никогда больше не позвонит ему. Бергот винил себя теперь и в том, что сам просил Альтерри не говорить Стайлеру, что это он его нанял. Лазар не хотел привязывать Оржа к себе подобным одолжением, но через неделю понял, что согласен был уже на что угодно, лишь бы вернуть Стайлера и получить ещё один шанс быть рядом с ним. Лазар решился: прежде чем он сядет в поезд и навсегда уедет в Швейцарию, он поговорит с Оржем ещё один, последний раз. Бергот позвонил ему, но женский мелодичный голос сообщил, что абонент вне зоны досягаемости или заблокирован и тогда Лазар вышел на улицу, поймал такси и поехал к тому, кому когда-то навсегда и безвозвратно оставил своё сердце.

***

Оржа не оказалось дома, и Бергот вышел во двор, чтобы дождаться его сидя на скамейке под огромным раскидистым дубом. Вечернее солнце запуталось в его толстых, огромных и скрюченных от времени ветвях бронзово-золотой сетью. Откуда-то с севера ветер нёс крохотные тонкие снежинки, казавшиеся в холодном воздухе взвесью серебристой пыли – они поблескивали и таяли, не долетая до земли. Лазар подставил ладонь, чтобы поймать одну из них, но в тот же миг от неё на коже не осталось даже капельки. В детстве, когда мать Бергота рассказывала ему чудесные сказки перед сном, он всегда просил её повторить историю, где один маленький принц сжал в ладони снежинку и загадал желание, а она не успела растаять и потому мечта принца сбылась. Видимо, желания Лазара сегодняшнему снегу казались пустяковыми и неважными, да и он сам совсем был не похож на принца. Он продрог, просидев на скамейке до самого вечера, всерьёз размышляя над тем, что схватит простуду или воспаление лёгких, а свет в окне Стайлера так и не загорелся. И лишь когда совсем стемнело, под арку ступила тонкая фигура в знакомом пальто. Сердце Лазара зачастило, едва не выпрыгивая из груди, и он сорвался с места навстречу Оржу.

Увидев его, Стайлер так и замер, взявшись за ручку подъездной двери. Он и Бергот смотрели друг на друга какое-то время совершенно молча, словно им после всего пережитого нечего было сказать или вспомнить.

– Орж, – Лазар начал первым, изо всех сил стараясь говорить спокойнее. От ледяного пустого и прямого взгляда Стайлера ему становилось дурно. Нет, его не простили, более того – он приговорён к вечному изгнанию из жизни человека, который едва не оказался в тюрьме из-за его глупой ошибки. – Послушай, я знаю, что очень виноват перед тобой, но я чем угодно клянусь, я никогда не считал тебя убийцей. Прости меня, Орж.

Стайлер едва вытерпев, выслушал Лазара до конца, а потом резко открыл дверь и скользнул в темноту подъезда, бросив напоследок только одно:

– Убирайтесь.

Бергот кинулся следом, не помня себя от отчаяния холода и боли, схватил Оржа за плечи и, развернув к себе лицом, прижал к стене.

– Нет, постой… Послушай, – он задыхался словами и мыслями, вновь наткнувшись на стену ледяного взгляда. Он так торопился всё сказать, пока ещё Стайлер не оттолкнул его прочь, как отталкивают тех, кого искренне презирают. – Я не писал на тебя донос, то есть писал, но… Я был зол и ревновал, да, но я никогда, слышишь, никогда не считал тебя убийцей. Я не говорил никому ни разу, что подозреваю тебя… Это всё глупая ошибка.

Орж спокойно моргнул и улыбнулся, но как-то совсем гадко.

– Ошибка? – переспросил он, открыто злясь – Бергот понял это по тому, что Стайлер даже не пытался вырваться из его рук. Он был – само спокойствие и сдержанность, но в этом его ярость становилась ещё ощутимее. – Ошибкой было то, что я вам верил, господин полицейский. – Орж усмехнулся почти брезгливо, сверля Лазара едким взглядом. – Сам виноват, видимо. Но зато я теперь знаю цену вашей хвалёной безупречности и ваши методы. Надеюсь, вы развлеклись за мой счёт, сначала трахнув меня, а потом засадив в тюрьму?

– Прекрати, не говори так, это не…

– Правда, – перебил Стайлер, сбросив со своих плеч руки Лазара.

– Ты не знаешь, что я пережил за это время, Орж, – Бергот пытался хоть как-то оправдываться, но его попытки на фоне обвинений, заслуженных обвинений, выглядели попросту жалко.

Стайлер от непонимания приложил ладонь ко лбу.

– А что пережил я? – спросил он всерьёз. – Я думал, что мы поговорим, всё обсудим, и ты поймёшь или хотя бы простишь. Но ты уехал, а ко мне в дом нагрянула полиция. А потом оказалось, что у меня и нож есть, которым Я убил Рауля… А я его пальцем не трогал. Он измывался надо мной два года. Два года, вовсю пользуясь своей буйной фантазией, и я честно сказал тебе, что ненавидел его. Когда я встретил тебя – Астайле я уже не любил. Я надеялся, что ты другой, что я наконец встретил кого-то, кто способен меня понять. Но потом с твоей лёгкой руки я попал в камеру к убийцам и насильникам, и они, кстати, очень скоро выяснили, кто я, откуда, и почему оказался за решёткой. Ты всё ещё хочешь поговорить о своих переживаниях? Я видеть тебя не могу и слушать ничего не хочу. И если ты пришёл, чтобы нелепо извиняться, то лучше уходи, Лазар, и не возвращайся. Ты мне не нужен. Я устал от предательств, и так низко как ты, со мной не поступал никто.

– Выслушай меня, Орж, прошу, – Бергот смотрел на него, сходя медленно с ума от горя, и голос его предательски дрожал. – Я не подкидывал тебе орудие преступления, это сделала Сьюзи, раньше, когда отвозила тебя домой и поила успокоительным. Никогда в жизни я бы не сдал тебя полиции, будь ты хоть трижды виноват. – Лазар осторожно взял Стайлера за руку и ласково сжал его ладонь в замёрзших пальцах. Сердце разрывалось в предчувствии неизбежной и вечной разлуки. – Я ни в чём не виноват перед тобой. Вернись. Поедем со мной в Швейцарию – мы же оба этого хотели.

Орж обречённо прикрыл глаза, и в тусклом освещении подъезда Берготу показалось, что на его ресницах блестят слёзы.

– Нет, – это слово прозвучало тихо и в то же время так решительно, что в его искренности не оставалось сомнений. Стайлер осторожно высвободил свою ладонь из рук Лазара и снова спокойно посмотрел в его глаза. – Я завязал со всепрощением. Если я не научусь уважать самого себя – предательства будут продолжаться всю мою жизнь. Я не могу больше так, Лазар. Не хочу. Не хочу, чтобы меня использовали ради собственных амбиций. – Стайлер отвернулся, с тоской взглянул на узкую лестницу, ведущую наверх. – Я не игрушка, – проговорил он, не глядя на Лазара. – Но почему-то все считают, что с проститутками можно обращаться, как вздумается, делать из нас козлов отпущения. Если бы не Альтерри, я бы сейчас сидел в тюрьме за то, чего не совершал, – и тут Орж так посмотрел в глаза Бергота, что тому стало очень стыдно и больше не хотелось опровергать правоту Стайлера. Как не крути, но все его упрёки были правдой, и Лазар в этот миг, изнывая от тоски и боли, понял, что за ошибки надо платить так же, как за преступления, а это значит: жить без Стайлера дальше.

– Я люблю тебя, – глухо сказал Бергот, нежно пальцами коснувшись щеки Оржа. Он не хотел терять свой последний шанс. Сейчас и здесь Лазара судили; Правда и Обстоятельства, Удача и Рок, Счастье и Боль, Сердце дорогого нужного человека, но Любовь стала адвокатом Бергота, и это было её последнее слово, потому что Оправдания смешны, Жалость горька, Милость глупа, и всё остальное тоже недорого стоит. Всё, кроме одной Любви.

В полумраке подъезда Орж Стайлер в последний раз взглянул на Лазара взглядом полным разочарования, грусти, усталости и, тяжело вздохнув, пошёл домой. Остановившись на лестнице, он обернулся.

– Нам не о чем разговаривать. Уезжай, – сказал тихо, а потом скрылся из виду.

Этот вечер, постепенно обращаясь к звёздной тёмной ночи, был очень холодным, вымораживающим как что-то мистическое, вязкое, похожее на жирного мертвецки бледного червя, что забрался в сердце точно в яблоко и теперь жадно пожирал его изнутри, раздуваясь от переедания. Лазар брёл по пустынным улицам, не разбирая толком дороги, съёжившись от ледяного ветра и сунув руки в карманы. Возле кафе Sweet Sleep к нему подошёл небритый худой человек и попросил закурить, на что в ответ Бергот только помотал головой и зашагал дальше. Через весь ночной продрогший зимний город Лазар шёл к Морису. Надёжный старый друг – это теперь всё, что у него осталось в жизни. Не так уж и мало – согласился бы кто-то, но не Бергот, и не сейчас. Ему нужнее был другой человек, любовь к которому не остынет не через год, не через два.

«Ты дурак», – заявлял ему Дик три дня к ряду. Даже теперь, когда Лазар стоял у вагона и крепко обнимал друга на прощание, он не переставал ругать Бергота за то, что тот ничего не рассказал Оржу о том, кто нанял для него Альтерри, и сколько за это заплатил. В первый день Лазар пытался объяснить ему, что счастье невозможно купить ни за какие деньги и в числе аргументов этот – самый мерзкий – последний, а Морис всё равно продолжал ворчать и читать ему нотации. «Он должен был хотя бы знать, а потом решил бы всё окончательно. А ты – дурак влюбленный, да ещё гордый», – говорил он, и Лазар очень скоро устал с ним спорить. В конце концов, Дик был прав, во всём.

Они крепко и долго обнимали друг друга, пока Берта украдкой вытирала слёзы. Она вообще часто плакала, но Лазара это нисколько не раздражало. Жизнь с полицейским совсем не сахар; порою даже не знаешь, вернётся твой муж домой после работы или нет. Берту можно было понять, к тому же Бергота она давно любила как брата и в отличие от Мориса всегда в спорах принимала сторону Лазара. Зато Дик говорил, что думал в лицо, не размениваясь на любезности, и за это Бергот его уважал больше всего.

– Мы приедем в Арозу на Рождество в будущем году, – Берта обняла Лазара и всхлипнула. Объятия её были тяжёлыми, как и она сама, но это никого не раздражало. – Приходи к нам, Лазар. Я приготовлю твою любимую курицу с чесноком и белым соусом.

– Конечно, Бэт, приду, – с улыбкой пообещал Бергот. – Куда же я без вас. Мы почти семья, – сказал он, и это было чистой правдой. Берта только больше разрыдалась, растрогавшись от его слов, и Морису пришлось утешать жену.

Лазар так и запомнил их – обнявшихся, махающих ему рукой с перрона, когда поезд, заскрипев многотонными колёсами, качнулся, зашипел, спуская пар, и тронулся, навсегда увозя лучшего полицейского этого города в страну гор, снегов и его мечтаний.

***

Если где-то и существовал рай на земле для Лазара Бергота – это был кантон Граубюнден. Тут в зимние долгие вечера на землю опускались сумерки, окрашивая поросшие елями склоны и снег в нежный синий цвет, а закатное солнце, уже не имевшее власти над долиной, ласкало вершины гор розовым и оранжевым, в то время как небо над Арозой становилось фиолетовым. В домах, в глубине долины ожерельями золотых звёзд зажигались огни и невозможно было не испытывать восторга, видя это великолепие. Перемены красок текли, сменяя друг друга круглые сутки, и в каких бы тонах не представала взору природа Граубюндена – этим можно было любоваться бесконечно. А в солнечные дни февраля казалось, что всё здесь сотворено их хрусталя – белого и голубого, что сверкал ярче алмазов, превращая мир вокруг в зимнюю сказку. Когда же по весне в долинах таял снег, и склоны покрывались молодой изумрудной травой, а горные вершины по-прежнему оставались царством вечной зимы, Ароза представала перед взором совсем в ином свете. Чистейший воздух, наполненный ароматами лесных трав, кружил голову; сердитые пчёлы, просидевшие многие месяцы в тёмных ульях, соскучились по цветам и суетились, собирая новый мёд; звенели хрустальными водами ручьи, овцы наслаждались свежей зеленью, птицы заливались дивными песнями, и всё радовало душу так, что забывалось любое горе. Прошлое, каким бы оно ни было, становилось туманом, а как говорят местные жители: «Там, где кончается туман, начинается Граубюнден». Для Лазара так и случилось. Пережив тяжёлую долгую разлуку с Оржем, он приехал сюда, в Арозу, купил маленький одноэтажный домик на окраине, завёл пару коз, небольшое хозяйство, и стал налаживать свою жизнь. Бизнес его, который сводился к катанию туристов по красивым местам на лошадях и снегоходах, потихоньку шёл в гору, а зелёные глаза с жёлтыми крохотными вкраплениями постепенно забывались, как и лицо Стайлера, как тепло его рук и губ – неизменными оставались только чувства. Порою Лазар, сидя поздним вечером у жарко натопленного камина с бокалом глинтвейна в руках, ловил себя на мысли, что очень скучает по Оржу. В такие вечера Берготу становилось очень одиноко. Конечно, за год жизни в Арозе у него появились и друзья, и куча знакомых, но в прошлом он оставил что-то такое, что не забывается даже в раю.

За два дня до Рождества позвонил Морис и весело сообщил, что они с Бертой сняли частный домик, продиктовав Лазару адрес, Дик сказал, что они не начнут праздновать никогда, если Бергот не бросит все свои дела и не придёт.

– Кстати, я привёз тебе подарок, – сказал Морис в трубку и хрипло рассмеялся – похоже, что он всё-таки умудрился простыть по дороге сюда. – Только не спрашивай – какой, я тебе всё равно не скажу.

– С твоей стороны это – свинство, – рассмеялся в ответ Лазар. – Ты же знаешь, что лучший подарок на Рождество для меня – это твой приезд. Я обязательно приду.

– Да, да, конечно придёшь, потому что если нет… – дальше Дик что-то прокашлял в трубку довольно неразборчиво, и Бергот причислил это к дружеской шутливой угрозе. – Кстати, Лазар, – прокашлявшись окончательно, продолжил Морис, – я был у твоего Стайлера три недели назад.

Улыбка сошла с лица Бергота так, словно ему сообщили о чьей-то смерти. Он медленно опустился на диван и посмотрел в окно, за которым плавно кружил спокойный снегопад.

– Как он? – тихо спросил Лазар.

– Судя по голосу, ты по нему ещё тоскуешь, да? – риторически поинтересовался Дик, и Берготу показалось на миг, что друга забавляет сей факт. Возможно, так оно и было. – Орж нормально. Работает официантом, готовится к вступительным экзаменам на будущий год. Вот куда я что-то не спросил. Передавал тебе привет.

Лазар грустно и шумно усмехнулся, прикрыв ненадолго глаза ладонью – и вдруг вся боль и горечь разом накатили на него, будто бы тот ужасный вечер, когда он потерял Оржа, был только вчера.

– Не молчи, – всерьёз попросил Морис, попутно урывками шикая на кого-то. – Порадуйся за мальчика.

– Я рад, – ответил Лазар немного заторможено. Но он действительно был рад: тому, что Стайлер захотел и сумел завязать с жизнью хастлера, к тому, что обрёл надежды и новые цели в жизни, пусть даже и без Лазара.

– Ах, да, вот ещё что, – уже строже проговорил Морис, совершенно без гордости и самодовольства, даже как-то зло немного, – я ему всё рассказал о том, что ты тогда навытворял. И о том, что ты Альтерри нанял, и что дом продал. Раз уж ты не смог этого ему сказать, сказал я.

– Что? – Лазар едва трубку не выронил от неожиданности. – Зачем?

– Чтобы узнать, что он о тебе думает. – Морис неожиданно весело рассмеялся. – Он сказал, что ты «молодец», а ещё дурак, а ещё…

– Морис, – оборвал его Лазар, уже плохо соображая, для чего тот всё это ему рассказывает. Больно. Это уже слишком. – Не надо. Я не хочу об этом говорить.

– Ну как знаешь, – беспечно раздалось в ответ. – Кстати, Берта приготовит шикарный ужин специально для тебя. Смотри, мы ждем тебя завтра. Приходи в десять или в одиннадцать вечера. Как сможешь, в общем.

Лазар согласился. Они ещё немного поболтали, вспомнив былые времена, и как порою одерживали грандиозные победы над преступностью, и какие курьёзы случались за время их работы вместе. Морис сетовал на своего нового напарника и, как обычно, на старичка Оби, который не приобрёл совести ни на фунт больше, чем у него было её до этого. Что ж, понял Бергот, некоторые вещи в мире просто невозможно изменить.

Следующим утром у Лазара было назначено пять встреч и две поездки с группами туристов к горному озеру – там можно было покататься на лыжах и фотографироваться на фоне живописных снежных пейзажей. Обычно Бергот во время таких прогулок веселил публику всякими рассказами, легендами и байками (от этого зависело, захотят люди прийти к нему ещё раз или нет, а, следовательно, и доход), но сегодня он как назло весь день думал о Стайлере и только молчаливо сопровождал туристов. Конечно, он рассказал им пару местных баек о том, что в этих местах люди жили ещё тогда, когда египетских пирамид не было в помине, а шумеры только-только заявили о себе как Цивилизация – на этом болтать охота пропала. К тому же и прогулки вышли короткими – Лазару, перед тем как отправится к Дикам, ещё предстояло сделать уйму дел: накормить скот, убрать в стойле и купить подарки. Ну, кто же ходит в гости на Рождество без подарков! Это оказалось самым сложным, потому что в магазин Бергот явился всего за полчаса до закрытия и вместо чего-то действительно стоящего накупил всякой приятной глазу ерунды. Пару открыток, красивые свечи, фарфоровых драконов – символ грядущего года. Теперь он совершенно не знал, чем живёт Морис Дик и его жена, его дети. В прошлом году Морис хотел в подарок бейсбольную биту или баскетбольный мяч, о чём намекал Лазару весь сентябрь, а вчера о подарке не сказал ни слова. Бергот шёл по заснеженным улицам Арозы, с одним бумажным весело по-рождественски оформленным пакетом в руках и думал о том, как они теперь далеки с Диком. Вся их прошлая жизнь некогда яркая и насыщенная, теперь тоже казалась сном, а нынешний рай неполным.

Бергот легко поднялся по ступенькам небольшого дома, фасад которого был оформлен в стиле фахверк. Лазара здесь ждали. Морис открыл дверь и впустил его в просторную прихожую, плавно переходящую в гостиную, отделённую от неё лишь маленькими выступами в стене, а потом обнял так, как обнимают старые верные хорошие друзья, и Бергот почувствовал себя немного счастливым, потому что для него жизнь становилось радостной только из-за таких прекрасных моментов.

– Ну, входи, входи, – поторапливал его Дик, освобождая руки Лазара от подарка. Со стороны кухни раздался голос Берты – сначала она спросила, кто там, а потом, не дождавшись ответа, попросила Мориса помочь ей вытащить пироги из духовки, Дик тут же подмигнув Лазару, поспешил на кухню, бросив поспешно: – Давай, раздевайся. Проходи.

Бергот снял пальто и, опёршись рукой на дверной косяк, постарался снять правый ботинок носком левой ноги. Тот поддался без проблем – слетел на пол и упал на ребро. Второй ботинок был немного уже и слезал с ноги так неохотно, что Лазар уже было потянулся к нему рукой, когда краем глаза заметил, что к нему со стороны гостиной совершенно бесшумно словно боясь побеспокоить, приближается кто-то. Бергот поднял голову, ожидая увидеть Дика или Берту, и замер, не веря глазам. Перед ним в руках с маленькой коробкой из прозрачного пластика стоял Орж, одетый в серо-коричневый свитер с высоким толстым воротом и такого же цвета джинсы – это делало его бледность резкой и несколько болезненной, но, в общем, шло к цвету его волос. Орж почти не изменился.

Стайлер неловко улыбнулся, подождал, пока Бергот выпрямится, потом несмело протянул коробку Лазару – в ней было одно медовое пирожное.

Бергот взял подарок автоматически.

– Я тут подумал, – тихо сказал Орж, – что раз уж у нас завелась такая традиция – дарить друг другу пирожное на Рождество, то было бы очень несправедливо оставить тебя без сладкого.

Он сказал это – и мир взорвался ослепительным светом воскресших надежд, светом удивительно огромного счастья. Бергот не чуял пола под ногами, забыл, зачем сюда шёл и что ещё минуту назад его настроение было далеко не праздничным. Он не понимал, как долго стоял в оцепенении, всматриваясь в такое любимое родное лицо, он просто положил руку на затылок Стайлера и привлёк к себе.

– Спасибо, Орж… Спасибо, – тяжело зашептал Лазар, невесомо целуя его мягкие губы. – Спасибо.

Стайлер, успокаивая, погладил его пальцами по щеке, и никогда раньше Бергот не видел в этих зелёных изумительных глазах столько нежности и любви.