Текст книги "Ледяные крылья (СИ)"
Автор книги: Egord
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Эгорд вздохнул.
– Ничего другого не остается. Выбрал этот путь сам.
Демон и некромант уже далеко, две мерцающие точки у горизонта...
– Ты прав. Только начало. Потому эти двое не стали вступать в бой. И не собирались. Лишь оценили наши возможности, пустив вперед людей.
– Надо сообщить Светлому Ордену.
– Да, но сперва осмотрим судно. Вдруг найдем что полезное, да и сам корабль пригодится.
Воин-маг и жрец прохаживаются по палубам, Эгорд шагает осторожно, взгляд внимательный, уши улавливают скрип досок, похлопывание парусов, шелест волн...
Скорее всего, корабль пуст, но привычка быть настороже впиталась в многочисленных схватках, ей Эгорд обязан жизнью, лучший способ отдать должное – прибегнуть к ней вновь.
Эгорд и Халлиг спускаются в трюмы…
В полумраке от солнечной скорлупы щитов исходит много лучиков, те лижут влажные дощатые стены, замшелые бревна, тюки с добычей, занавески сетей и цепей. Бочки источают запахи рома, Эгорд проходит мимо чана с трепыхающимися рыбами...
Трюмов целый лабиринт, приходится разделиться: Халлиг остается изучать этот уровень, Эгорд спускается ниже...
Здесь работали гребцы. Укрепленное деревянными колоннами помещение как низкий, но протяжный зал, с обеих сторон ряды весел и скамеек, на некоторых валяются полуголые истощенные мертвецы...
Эгорда резко толкает какая-то сила, не больно, но сопротивляться ей нельзя, как порыву урагана, воин-маг успевает лишь моргнуть и осознать, да и то смутно, что его обняло нечто светлое, теплое, как гигантские крылья...
Глаза открываются.
Эгорд понимает, что лежит на осколках льда, на бывшей ледяной крепости.
Голова приподнимается, взору предстает корабль...
Точнее, то, во что корабль стремительно превращается, – огромный, как усадьба, шар тьмы, бешено ревет, крутится, Эгорд видит черные потоки не то дыма, не то жижи. Часть судна уже стала черной массой, страшная сфера засасывает все вокруг, исчезают несколько отчаянно трепыхающихся чаек, полотна парусов, веревки, доски, весла... Выеденное, как арбузная корка, основание корабля выгибается луком, с оглушительным треском ломается, черная звезда пожирает...
А затем вдруг сжимается до размеров яблока, взвывает с особым гневом, как умирающий дракон, и исчезает.
Шар съел и часть воды. После того как он исчез, яма в синей толще со всех сторон заливается водой, на дыбы с грохотом встает высоченная водяная колонна, ее шапка расстреливает пространство облаком капель, на берег проливается шипучий дождь из пены, Эгорд прикрывает лицо ладонью, сталь доспехов мокрая.
Воин-маг поднимается, перчатка стряхивает с наплечника лоскуты прибрежных водорослей, с сапога на лед сваливается краб.
– Эгорд!
Со стороны берега на глыбу льда вскарабкивается Халлиг, насквозь мокрый, рука держит посох слабо, вокруг жреца танцуют огоньки энергии только что свершенного заклинания. Глаза блестят радостью.
– Ты жив, Эгорд! Я думал, тебя тоже...
Воин-маг направляется к Халлигу, голова кружится. Рука на ощупь развязывает поясную торбу, роется среди звонких флакончиков, другая рука помогает балансировать на пути к жрецу.
Встретившись, воин-маг и жрец помогают друг другу не упасть, Эгорд вкладывает в ладонь Халлига пузырек бодрящего зелья. Жрец с опорой на посох вынимает пробку.
– Успел телепортироваться...
Выпивает одним глотком, дыхание шумное.
Эгорд вырывает пробку из флакона зубами, пьет.
– Это была ловушка, – продолжает жрец. – Вот почему они улетели... Рассчитывали, что попадемся. Честно говоря, они были близки к истине. Пара мгновений, и я бы сгинул в той черноте вместе с кораблем. Вот с подобной гадостью и приходится иметь дело в подземелье, где та загадочная дверь. Такими подвохами засеян каждый участочек, а ты еще хотел обезвреживать сам...
Эгорд чувствует, силы восстанавливаются, линии обретают четкость, разум чист. Взгляд устремлен туда, где корабль был только что.
– Да-а-а, жестко...
– А как удалось выбраться тебе? – спрашивает Халлиг. – Неужели тоже владеешь телепортацией?
Эгорд качает головой.
Брови жреца нахмурились.
– Тогда как?
– Понятия не имею... Что-то выбросило меня оттуда, даже понять не успел...
Эгорд озирается.
– А где Тиморис?
Звон стали. Еще и еще, со стороны крепости.
Эгорд и Халлиг поворачивают головы, вид загораживают ледяные камни, воин-маг и жрец бегут на шум, но в лучах солнца лед успел подтаять, оба то и дело поскальзываются.
Эгорд взмахивает рукой, будто засеивает пашню пшеницей, скользкие ступени льда покрываются белым мхом инея. Теперь подошвы сцепляются с опорой, перепрыгивают с глыбы на глыбу уверенно.
Взбираются на гребень.
Среди кусков льда и высокой колышущейся травы Тиморис парой сабель отбивается от трех пиратов. Те перепачканы кровью и водой, в царапинах, уставшие, но злость придает силы, разбойники напирают с безоглядной решимостью. Видимо, притворились мертвыми, а когда ледяная башня пала, вздумали по-тихому смыться, но наткнулись на Тимориса.
Воин пронзил саблей грудь пирата, стальной багровый клюв вылез из спины, юркнул назад. Второму пирату Тиморис прошил живот, бандит согнулся пополам, медленно заваливается набок.
Но пока Тиморис занят вторым, третий сбивает с ног, воин падает навзничь.
Пират с дикой улыбкой бросается с топором на поверженного, Эгорд и Халлиг кидаются на помощь.
Через шею разбойника пронеслось что-то плоское, вращающееся, мощный ритмичный свист. Голова пирата подпрыгнула, тупое выражение лица переворачивается, волосатый мясной мяч исчезает в траве.
Срез на горле выпускает фонтанчик, тело оседает на колени, кожаный нагрудник бухается на ледяную плиту рядом с ногами Тимориса, полупрозрачный голубоватый холмик заливают красные ручьи.
Шагах в двадцати от места битвы... капитан.
Черный тюрбан, его складчатый хвост оплетает нижнюю часть лица, исполняя роль маски, извивается на ветру, Эгорд различает полоску смуглой кожи, прищуренные глаза.
Капитан ловит вернувшийся снаряд, это одна из сабель, по красивой паутине желобков на золотом клинке стекает кровь. Узор магический, оружие явно зачарованное, доказано наглядно: простая сабля не может летать с легкостью, рубить столь точно, да еще возвращаться в руку хозяина.
Эгорд растерянно улыбается, думает, капитан по какой-то причине перешел на их сторону, хоть и не понятно, с чего вдруг. Но капитан выхватывает из-за спины вторую саблю, его поза становится напряженной, как у хищника перед броском, уголки глаз у переносицы заостряются.
Улыбка Эгорда гаснет.
Фигура в сверкающих доспехах и черных тканях срывается в сторону лежачего воина, капитан хрипло ревет, голос высокий, звучный. Несется с сильным наклоном вперед, отведенные назад, точно крылья, сабли служат противовесом.
Тиморис меняет радостную физиономию на испуганную, глаза расширяются, едва успевает вскочить. Две пары сабель сшибаются в роднике огненных искр, Тимориса отбрасывает на три неуклюжих широченных шага, устоял с трудом.
Обмен ударами, Тиморис только и успевает отбиваться, уклоняться, изворачиваться, а если удается вклинить робкую контратаку, это лишь везение. Капитан быстрый и ловкий как воздух! Эгорд и Халлиг подбегают, шагах в десяти от дуэлянтов приходится встать, дабы не попасть под ураган лезвий.
– Тиморис, тебе помочь? – осведомляется Эгорд.
– Спасибо... я... сам... – вставляет Тиморис между ударами.
Халлиг подается чуть вперед.
– Один мой луч, и...
– Нет! – отрезал Тиморис. – Он мой!
Старший жрец смиренно отступает.
Эгорд следит за танцем сабель, это как пытаться держать взгляд на порхающих стрекозах.
Капитан худой, доспехи и ткани скрывают, но от внимательного взора не утаишь. Мышцы капитана крепки, вереницы сражений превратили плоть в железо, однако мяса на костях немного. Даже в доспехах капитан удивительно строен, изящен. Тело как связка оживших хлыстов, удары хлещут и хлещут.
Тиморис выдыхается, лицо брызжет каплями, лишь опыт позволяет противостоять молодому яростному напору. Да, капитан еще и молод, Эгорд чувствует по рычащим и ревущим кличам, тот издает при каждой атаке.
Сабли прекрасные, шедевр оружейного искусства! Длинные резные рукояти, торец каждой венчает сочный, будто клубника, рубин, кристаллы огромные, можно бить как кинжалами. Клинки из золота, ближе к остриям расширяются, в витиеватых узорах течет магическая сила, делает золото легче перышек.
На лице Тимориса проблеск идеи.
Он выпускает сабли, те падают в траву, руки приподнимаются, Тиморис подставляет туловище под удар. Сабли капитана, подобно ножницам, смыкаются на доспехах воина, силы вполне хватило бы разрубить, но один из амулетов на шее Тимориса лопается, как разбившаяся вдребезги вазочка, сабли отскакивают, по ним шустро проползают молнии, охватывают капитана, того трясет словно впавшего в транс шамана.
Тиморис отшатывается, затем бросается на капитана, оба падают, сцепившись, катаются по земле, будто клубок взъяренных псов.
Эгорд и Халлиг смущенно наблюдают, как Тиморис и капитан, позабыв все на свете, кувыркаются, молотят друг друга, царапают, разбрасывают клочья земли с травой, рычат, хрипят…
Капитану удается оседлать Тимориса, с ревом обрушивает на лежачего кулачный град, но Тиморис сбивает с врага тюрбан, тот падает, утягивает с собой маску, на свободу вываливается пышная тяжесть длинных черных, как тьма в пещере, локонов.
Халлиг присвистнул.
Тиморис оцепенел, глаза как у совы, проглотившей булыжник. Эгорд подозревает, что и у него самого такие же...
Девушка!
Кожа красавицы как черный чай, куда добавили капельку молока, но смуглянка не похожа на коренных обитателей пустынь и джунглей, скорее на жителей Старга, Вегвинда и подобных городов. От долгих странствий кожа на солнце выгорела. Карие глаза сверкают гневно, воительница рычит, бьет, Тиморис защищается вяло, на рефлексах, не может побороть изумление.
– Ненавижу тебя, ненавижу! – кричит капитанша. – Подонок, сволочь, гад!
– П-погоди! – заикается Тиморис.
– Бабник ничтожный! – взвывает девица. – Как ты мог бросить нас с мамой?!
– Я не...
– Она тебя любила! Доверяла! А ты бросил, как последний трус!
– Но...
– За двадцать лет ни весточки, ни намека! Думали, погиб, или держат в рабстве, или... А ты просто сбежал, чтобы куролесить дальше!
Руки Тимориса опускаются.
– Велира...
– Убью, сволочь!
Девушка молотит кулаками нагрудник Тимориса, раз за разом, словно капризная принцесса подушку.
– Убью!
И, как самая настоящая принцесса, вдруг падает Тиморису на грудь, лицом в свои предплечья, и плачет. Плечи и волосы на каждом хныке вздрагивают...
Эгорд чешет перчаткой в затылке, Халлиг совершает со лбом тот же ритуал набалдашником посоха.
Голова Тимориса запрокинута к небу, воин в глубокой прострации...
Ладонь подползает к волосам рыдающей девушки, пальцы осторожно, словно боясь обжечься, гладят.
– Не плачь... дочка...
====== ЧАСТЬ 2. Глава 13 ======
В небе над островом парит серебристая крылатая фигура, крылья белоснежные, из жидкого солнечного света, но он не слепит.
Эгорд любуется полетом Леарит, наверное, минут десять. Дел в лаборатории гора, но отпустить чудесную картину за окном не может. В полете богине очень идут облака, особенно в рассвет или закат, цветные как фрукты, в этих светлых сумерках волшебные доспехи Леарит радужные, даже в безупречной белизне крыльев можно заметить то земляничный, то медовый, то еще какой-нибудь флер.
Но сейчас в самом соку день, облака белые, как крылья богини, лазурные тени придают паровым дворцам пышность, Леарит среди них точно фея...
Эгорд вздыхает.
Надо возвращаться к работе. И так потерял кучу времени, с Халлигом очищали берег от трупов и льда. Точнее, льдом занимался только Эгорд – заставлял глыбы таять, испаряться, потому сейчас роскошная облачность. А Халлиг один за другим испепелял тела пиратов.
Буйную девицу пришлось усмирять силой: излив слезы, вроде бы успокоившись, при попытке Эгорда и Халлига подойти ближе разошлась пуще прежнего, Тимориса чуть не задушила, кинулась на Эгорда как кошка. Воин-маг сковал ледяной коркой, Халлиг наложил усыпляющие чары. Грозная предводительница пиратов не откроет глаза до завтра. Тиморису была доверена почетная миссия отнести внезапный гостинец из его бурной биографии в жилую комнату, уложить в кровать, а затем объяснить, как угораздило в один миг стать отцом, да еще такой бестии в человечьей шкуре.
Халлигу тоже любопытно, но он умчался на зов долга в подземелье – обезвреживать ловушки. Занят этим почти все время, его способностью целиком отдавать себя делу Эгорд восхищается, даже завидно.
Воин-маг возвращается к работе.
На лабораторном столе, в магическом круге, исчерченном внутри и снаружи рунами, покоится ледяная стрекоза. Белесо-голубая статуя величиной со щенка, на выпуклостях белые блики, Эгорд видит в гранях свои отражения, прозрачные ледяные крылья тонкие, острые, как кинжалы, переливаются радугой. По соседству сверкает алхимическая установка из колб, трубок, горелок, в стеклянных сосудах жидкости разных цветов: одни покоятся, другие бурлят, над третьими густая кремовая дымка. Самая большая колба подогревается слабым пламенем горелки, наполнена зеленой пузырящейся жидкостью, в ней плавает жало Хафала.
Тиморис в кресле неподалеку, подбородок в ладони, взгляд упирается в колбу, но видно, что думает не о ней. То ли задумался слишком глубоко, то ли просто ничего не соображает... С непривычки даже жутковато. Веселая придурошная рожа идет ему куда больше.
– Мать Велиры была моей первой, – после долгого молчания говорит Тиморис. – Ее звали Жемина.
Эгорд вздрогнул.
Жемина? Так зовут Наяду…
Но имя распространенное, многие сельские семьи называют дочерей Жеминами.
Медленный выдох, Эгорд вновь сосредотачивается на стрекозе.
– Мы с Жеминой росли в глухом селении, – продолжает Тиморис, – но я уже тогда любил как следует погулять, искал приключения на задницу, хотя больше, чем на несколько дней, родное село не покидал. А когда мне было шестнадцать, Жемина сказала, что теперь мы семья, у нас будет ребенок... Чуть в обморок не грохнулся. И вовсе не от счастья. Не очень-то рвался покидать родные места, но когда осознал, что навсегда привязал себя к этому месту, к этой женщине...
Тиморис умолк. Наверное, переваривает воскресшие с новой силой воспоминания. Эгорд хочет обернуться, взглянуть на друга, но сосредоточен на заклинании телекинеза, нужно довести до конца.
Направляет заклинание на стрекозу, сейчас оно не требует много энергии, зато крайне сложное, нужна ювелирная точность...
Через минуту хлопья розового сияния окутывают стрекозиные крылья. Две пары пестрых ледяных лепестков в сияющей розовой вате, та слегка шипит...
Эгорд придвигает к себе сундучок, щелкает замочек, внутри блестит россыпь золота и бриллиантов: многочисленные Очи Асимиры, они же «окольца», артефакты для общения на расстоянии.
Воин-маг берет один.
Ледяное заклинание вживляет «окольцо» в голову стрекозы. Бриллиантовая оправа сидит во льду будто зуб в десне, а овальный золотой слиточек поблескивает снаружи, как глаз.
– В общем, – говорит Тиморис, – продержался полгода. Мирился с тоскливой участью, да и ничего не оставалось, приходилось вести себя семьянином, перед Жеминой и всем селом, чтоб не плевали в спину, хотя некоторые злорадствовали, что на меня, гуляку, свалилась обуза. Внешне держался, даже делал вид, что бодрячком, но в душе была слякоть. Казалось, останется до конца моих дней... Однажды привел Жемину к светлой жрице, та напоила ее целебными зельями, предсказала, будет дочка. Жемина от счастья сияла. Ночью спросила, как хочу назвать девочку. А мне было все равно, думал не о ребенке, не о Жемине... Страстно хотелось сбежать из этого места, от судьбы, и гори все огнем! Ну, я и сказал: «Велира». Слышал в таверне, на языке какого-то древнего народа значит «Свобода». А Жемина обрадовалась, сказала, так и назовет, непременно...
Тиморис тяжко вздыхает.
– Следующим днем отправился с ребятами на покос, далеко от селения, и нас накрыла лавина разбойников. Они уже были с крупной добычей, искали место, где залечь на дно, мы просто под руку подвернулись. Но я воспользовался. Как-никак, разбойники, случается всякое: убивают, берут в плен, люди пропадают без вести...
Эгорд орудует алхимическим агрегатом, тот бурлит, пыхтит испарениями, воин-маг то и дело что-нибудь регулирует, пальцы как ловкие лапы паука, колдующего над сетью, перезвон стекла. На одном конце агрегата варится в зеленой воде жало Хафала, на другом мензурка, туда из трубки капля по капле стекает вещество, такое же зеленое, но фосфоресцирует.
– В общем, я сбежал, – говорит Тиморис упавшим голосом. – А затем пустился во все тяжкие. Жизнь началась веселая, много приключений, вина, красивых девушек, скитался по всему свету... Только не говори, что поступил как свинья, сам знаю! Один из самых низких поступков в моей жизни. Как вспомню, сразу хреново делается. Это потом, когда нагулялся, женился на Ивиссе, понял, как хорошо, когда рядом любимый человек, о котором можно заботиться, который заботится о тебе, как вообще здорово, что над головой мирное небо, и все такое... А тогда по-настоящему испугался, думал, умру, сгнию заживо, если обзаведусь семьей...
Эгорд, листает алхимический справочник.
– Боги тебя услышали.
– Ты о чем? А, что сбежал... ну да.
– Нет. Во время похода на Зараха ты обмолвился, что после войны разыщешь всех детей, которых наделал до женитьбы. Дал обещание и забыл. А боги напомнили. Дочка нашла тебя сама.
Тиморис невесело усмехнулся.
– Да уж... Представить не мог, что дочь взрослая, да еще такая... Встретил бы где-нибудь в трактире, сразу положил бы глаз. Ямор меня, неужели прошло столько времени?! Интересно, Жемина еще жива?.. Пойду напьюсь...
Тиморис выходит.
Вот, значит, как... Дочка Тимориса подросла, отправилась на поиски отца. В такие странствия, как правило, по доброй воле не отправляются, вряд ли первая любовь Тимориса жива. К тому же, скитания закалили тело и характер Велиры, но очернили душу, девчонка связалась с разбойниками, демонами и некромантами. За выживание в жестоком мире приходится платить.
Велира появилась весьма кстати. Эгорд и рассчитывать не смел на такую удачу…
Мензурка наполнилась зеленой светящейся жидкостью почти до краев. Эгорд подставляет под агрегат пустую, а с полной передвигается к ледяной стрекозе. На него смотрит золотой глаз «окольца». Крылья по-прежнему сияют розовыми облачками.
Эгорд слабо усмехнулся.
Добавил стрекозе четвертую пару лапок – с крупными, как орехи, клешнями, а длинное сегментированное брюшко чуть изогнул вверх, увенчал жалом. Стрекоза больше похожа на крылатого скорпиона.
Из мензурки на источающую мороз статуэтку падает капля.
Воин-маг шепчет заклинание...
Зеленая капля растекается по ледяной спинке, вмерзает и... прорастает во льду ломаными кристальными корнями, стрекоза постепенно, с хрустом превращается из голубой в зеленую.
Эгорд приводит в действие паутину заклинаний...
Крылья стрекозы начинают шевелиться, тонкие пластинки льда у оснований трескаются, белесые сеточки разломов тут же срастаются, эти два процесса чередуются, набирают скорость, обеспечивают хрупкой кристаллической структуре пластичность, стрекозе помогает энергия телекинеза.
Вскоре крылья трепещут как у настоящей стрекозы.
Ладонь с плавностью медузы делает движение, словно подбрасывает нечто невесомое. Лапки стрекозы от стола отталкиваются, создание из зеленого льда поднимается в воздух, зависает на уровне лица.
Эгорд торжествующе улыбается.
Теперь лед стрекозы ядовитый, как жало Хафала. Даже слабый укол сразит любого живого врага из плоти и крови.
Осталось наложить еще одни чары. Творить их самостоятельно Эгорд пока не умеет, потому заранее извлек из запасов, которыми снабдил Светлый Орден, магический свиток. Пальцы разворачивают, пергамент с шелестом открывает взору нагромождения рун, из этих дебрей Эгорд читает вслух одну строчку – ключевую фразу на древнем языке, она приводит записанные на свитке чары в действие. Свиток рассыпается синей пылью, та змейкой летит к стрекозе, окутывает как тучка...
Стрекоза вместе с пылью постепенно исчезает.
Но на самом деле она здесь, просто теперь невидимая.
Вскоре Эгорд спускается на второй подземный этаж. Халлиг проверил: за большей частью помещений никаких пещер – непроходимые каменные толщи. В одну из самых изолированных камер поместили Хафала, для надежности защитными чарами укрепили не только решетку, но и стены. Демон все равно их бьет, ответные удары молний не страшат, уж что-что, а боль эти твари терпеть могут, но сейчас трещины и вмятины от его яростного напора незначительные.
Воин-маг петляет по треугольным коридорам между темными каменными пастями со стальными прутьями вместо зубов, стены тюремного лабиринта из зеленоватого камня, на плитах мох, лишайник, плесень, с потолка свисают паутинки, вьюны, даже огонь в настенных чашах какой-то зеленоватый.
Камера демона.
Хафал сидит на полу, спина прислонена к боковой стене. Нога вытянута, другая согнута, на колене покоится, как телескоп на треноге, правая рука, кисть свисает безвольно. Пальцы левой мерно пощелкивают по каменной тверди, словно считают мгновения. Хвост лежит длинной дугой, извивается медленно, будто в воде, почти касается противоположной стены.
Успело отрасти новое жало. Его кривой кинжал сочно блестит, как и пластины на всем теле, хотя в камере сумрачно, сюда проникает лишь эхо коридорных огней.
Голова чуть склонена к груди, та медленно набухает и сдувается, шипит глубокое дыхание. Лицо более-менее спокойное, но мрачнее тучи, Хафал выглядит усталым. Из-за жвал разглядеть непросто, Эгорд улавливает тень злого оскала, вокруг глаз в полутьме светит зеленая аура, их уголки хоть и притупились, но все же сохранили гневную остроту.
Демон замечает Эгорда.
– Ты...
Хвост приподнимается, некоторое время танцует без действий, словно размышляет, ударить или нет...
Наконец, бьет по прутьям, чисто символически, по хвосту пробегает белый трескучий разряд охранных чар, столь же слабый, как и удар демона, Хафал даже не вздрогнул. Косится на Эгорда с ненавистью, плотно сжатые челюсти блестят жемчужной стеной, спустя несколько мгновений горящий зеленым огнем взгляд возвращается пассивно буравить камешки на полу.
– Одиночество понуждает к задумчивости? – интересуется Эгорд.
Демон молчит.
Воин-маг разглядывает трещины и выбоины в полости камеры: скромные, все-таки защитная магия делает свое дело, зато много, как травы в саду, узник расстарался на славу. Долбил все время, ярость стихала лишь, когда с ног валило изнеможение. Выносливая тварь. Хорошо, не кормили и не поили, а то буянил бы до сих пор.
– Почему не убьешь? – бурчит Хафал. – Зачем держишь здесь?
Эгорд делает шаг к прутьям.
– Ты ведь не убил нас сразу, а связал, тянул время.
Низкое рычание демона.
– Хочешь пытать...
– Твой отец убил моего друга. И не только. Из-за него погибли многие, кто мне дороги. Даже после его смерти меня душит жажда мести. Ты явился сюда из-за той же жажды, должен понимать.
– Значит, мстишь...
Демон смотрит на Эгорда с издевкой.
– Стараешься дерьмово. Ни голодом, ни болью меня не проймешь. Даже в этом мире, в этом ничтожном теле я сильнее, чем кажется.
Смеется.
– Хоть на кусочки режь, все равно не услышишь моих стонов. Буду хохотать, плевать в твою красную от досады рожу!
Смех обрывается, губы подергивает оскал.
– Но я выберусь, порежу вас троих на кусочки. И уж вы-то, людишки, точно будете орать, молить о смерти! Жаль, с богиней это не пройдет, но ничего... Отыграюсь на другой сучке. Вас уже не трое, а больше... Да-а-а, я давно учуял. В крепости появился кто-то еще... Женщина... И чую, ты за нее переживаешь.
Эгорд напрягся. Демон говорит о Наяде...
Мразь!
– Это хорошо, – тянет Хафал с удовольствием. – Значит, будешь корчиться в муках, когда буду ее драть у тебя на глазах, разрывать на куски... А потом разделаюсь с тобой!
Воин-маг берет себя в руки. Не надо идти на поводу у всяких отродий, не мальчишка. Мастера изощренных угроз – слабаки, ничего, кроме как жалить словами, им не остается.
Эгорд улыбается.
– Слабоват ты для побега. А для битвы со мной – тем более.
Приказывает одному из прутьев подняться, тот потрескивает молниями, словно рассержен, но в потолок втягивается. Эгорд делает подманивающий жест, из коридора к пальцам подплывает в розовом облаке телекинеза фляжка с водой и грибница из высоких грибов с круглыми синеватыми шляпками, не меньше двух десятков. Мерцающие пещерные грибы. Съедобная штука. В сыром виде, правда, на вкус так себе, но очень питательные. Эгорд часто ими подкрепляется, когда работы через край, а готовить времени нет.
Еда и питье заплывают в камеру, опускаются в центр, прут возвращается на стражу.
– Чтобы мстить, нужны силы.
Хафал косится на еду, к тюремщику обращается зеленый огонь глазниц, оттуда смотрит ярая враждебность.
– Что это значит?
– То и значит.
Демон усмехнулся.
– Играешь в благородство, человечишка?
Хвост отталкивает фляжку и грибницу в дальний угол, там густая тьма, шляпки слабо светятся, как воздух в лунную ночь.
– Жри сам!
Лапы скрещиваются на груди, демон голову отворачивает, глаза вновь хмуро смотрят в пол.
Гордый, думает Эгорд. Это хорошо.
Улыбается.
– Да я и жру. Почти каждый день. С голодухи очень даже вкусные грибы. Не вороти нос. Надеюсь, когда столкнемся в битве, мне будет мстить достойный противник, полный сил, а не жалкий истощенный червяк.
– Зачем тебе это?
Эгорд пожимает плечами.
– Надо же как-то пытать. Я же мщу. Боль тебе нипочем, голод и жажда тоже. А вот есть с рук того, кого страстно хочешь убить... Неплохая пытка, верно?
– Р-р-р!
– А еще весьма хороша пытка мыслями. Думать демоны не привыкли, а тут ничего другого не остается...
– Ничего, меня вполне развлекают мысли, где разматываю кишки тебе и твоим дружкам!
– Слишком уж однообразно.
– В потрохах не только кишки!
– Все равно скука. Если не надоело, так надоест. Стены крепкие, сидеть долго...
– Гр-р-р-р!
– Но я не так жесток, как ты. И дабы не скучал...
Снова жест, будто кого-то подманивает. К Эгорду подплывает еще одно розовое облако телекинеза, на сей раз большое, размером с человека, пышное, пучки энергии сочные, а внутри... девушка.
В свете магической энергии ее доспехи ярко блестят, выпукло отражают Эгорда и коридор, поверх стали складки черной ткани, еще более черные волосы свисают плотным занавесом, голова уронена на грудь. Девушка без сознания. Кожа почти такая же смуглая, как у Хафала, только без красноватого оттенка.
Демон поднимается, шаг к решетке, в зелени глаз вожделение.
– Дабы не скучал, – говорит Эгорд, – вот тебе подружка. Будет с кем коротать время.
– Давай ее мне!
– Нет, приятель. Слишком жирно будет.
Воин-маг опускает Велиру в камеру напротив. Прутья с дружным гулом ползут вниз, смыкаются с полом. Надо попросить Халлига, чтобы и сюда наложил щиты, хотя бы на решетку. На всякий случай. А то вдруг девчонка умудрится снять доспехи, пролезть меж прутьев.
– Эй! – возмущается Хафал. – А коротать время?!
– За разговором, – уточняет Эгорд.
– Р-р-р!
Демон бьет по решетке хвостом сильнее, чем в прошлый раз. Сетка молний волной прокатывается по хитиновым пластинам, треск такой, будто дракон придавил кучу сухих веток, но и сейчас демон остался к разряду равнодушен, куда больше задело, что пользоваться красоткой не дадут.
– О каких бесах, Ямор тебя, с ней говорить?! Девки нужны, чтобы их во все щели...
– Ничего, – перебивает Эгорд, – бесы будут. Представляешь, она тоже хотела нас убить. И тоже из мести. Прям эпидемия, расплодилось мстителей как блох. Завтра проснется. Не скучай.
Эгорд возвращается в лабораторию.
Нужно доделать стрекозу: основная работа закончена, остались мелочи: наладить управление, повысить устойчивость к теплу и свету, устранить ядовитые испарения, и прочее.
Хочет сесть за стол, но внимание вновь перехватывает картина за окном…
Леарит делает над островом очередной круг.
Эгорд подходит к окну. Лицо к небу, губы выгибаются улыбкой.
Леарит, как всегда, прекрасна. Крылья жидкого белого света отчетливо переливаются даже на фоне безупречно белых облаков, фигурка словно выточена из зеркального серебра, волосы колышутся протяжными солнечными лентами...
Как все-таки хорошо, что Леарит поселилась здесь. Пускай боги и запрещают ей вмешиваться в ход событий, но одного ее присутствия достаточно, чтобы дух Эгорда оставался крепким. Кроме того...
Бах!
Из глубины небес в Леарит вонзилась молния!
Далекий женский крик, богиня падает. Крылья расслаиваются на заостренные солнечные волокна, каждое быстро укорачивается, нити извиваются в попытках соединиться, удержать хозяйку в воздухе, но падение ускоряется!
Воин-маг прыгнул в окно.
Под подошвами в воздухе возникают и рассыпаются ледяные островки, Эгорд прыгает с одного на другой, превращая падение в стремительный бег к месту, куда рухнула Леарит.
Земля!
Эгорд перекатывается, вскакивает, переполненное страхом за Леарит сердце мчит к куполу света за шеренгами травы.
Сквозь колосья виден светлый силуэт…
Леарит лежит на спине, руки и ноги беспорядочно согнуты, сияющие лоскуты божественной энергии недавно были крыльями, а теперь жалобно трепыхаются на россыпи камней.
Эгорд бежит к девушке, до нее десятка два шагов…
На богиню проливается град молний.
Эгорд на бегу падает, наколенники и ладони вминают почву.
Молнии заставляют остатки крыльев истончиться, те как иссушенные мертвые щупальца, кожа Леарит превращается в уродливые ожоги. В пепел. Богиня кричит, тело с ужасающей гибкостью корчится, шторм молний хлещет и хлещет, грохот, будто великан сжимает остров в кулаке, а тот ломается как сухарь.
Эгорд тянет в сторону страдающей девушки руку.
Душу, как канат, перетягивают жажда защитить и понимание, что одна такая молния для Эгорда – смерть. Бессилие причиняет боль. Как в день, когда Зарах разорвал лучшего друга пополам, а Милита от горя покончила с собой…
Эгорд поднимает лицо. Небо продолжает беспощадно лить молнии, сквозь облака, из глубины, где ночью рождаются звезды.
Над Леарит тучи сизого дыма, крики уже глухие, словно умирает привидение, но боли в них не меньше, оголенные сухожилия, жилы и мясо лопаются, чернеют, сыплется и разлетается прах, оголяет кости...
Молнии стихли.
Но грохот въелся в уши, под черепом до сих пор гремит с просторным эхом, глас небесной ярости в голове утихает с неохотой.
Эгорд подползает к тому, что осталось от Леарит.
Поднять глаза мужества не хватает...
Глаза слезятся от запаха паленой плоти, земля черная, горячая, там, где били молнии, дымятся ямки, на траве язычки пламени, раскаленные камешки мерцают оранжевым.
