Текст книги "Эмигрантка в Стране Вечного Праздника"
Автор книги: Диана Луч
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
******
В общем и целом непонимание того, какие знания необходимы педагогу, отличало всех без исключения преподавателей этой шарашкиной конторы. Причем, чтобы прийти к такому умозаключению, совершенно не требовалось наличие высшего педагогического образования. Данная проблема усугублялась абсолютным незнанием содержания преподаваемых предметов. Как-то раз у одного из преподавателей сломался настенный проектор. В результате наша группа целый час посвятила общению друг с другом, пока не пришёл техник и его не отрегулировал. Наконец, занятие возобновилось, и оставшееся время преподаватель посвятил чтению вслух появившегося на проекторе текста, будто мы сами не сумели бы с этим справиться. Кстати, вопрос на засыпку: нужны ли воспитателю групп продлённого дня акробатические умения? Я не шучу. В программу указанного курса входило шесть двухчасовых практических занятий по тренировке в жонглировании мячами, кеглями, диаболо, тарелками на длинных деревянных палочках и кое-что ещё из акробатики. Следуя этой логике, почему бы не обучить нас дрессировке слонов или тигров? А что? Очень даже интересное занятие! Единственное сомнение, нужно ли это воспитателю продлёнки, равно как и акробатические навыки?
В вопросе тематической целесообразности предметов сами устроители курсов недалеко ушли от набранного ими преподавательского состава. Одному из них – необъятных телесных пропорций Марку – региональным отделом министерства образования было поручено расширить раздел законодательства, посвящённый правам и обязанностям воспитателей продлёнки. Он, недолго думая, включил эту тему в свои лекции и излагал юридический материал следующим образом: «Уважаемые ученики и ученицы, представьте себе обычную ситуацию: ребёнок упал со стула и внезапно умер. С одной стороны, ответственность за произошедшее лежит на плечах его родителей, которые не предупредили воспитателя продлёнки о том, что их ребёнок не должен падать. С другой стороны, ответственность возлагается на детей, которые могли его с этого стула столкнуть, а оставшаяся часть ответственности лежит на самом воспитателе. Вот о том, какова она, мы с вами сейчас и поговорим». Далее следовало длиннющее и зануднейшее чтение соответствующего законодательного положения с употреблением ряда юридических терминов, значения которых слушатели курса, разумеется, не знали. Впрочем, судя по безотрывному чтению с листа, их смысловое значение было неизвестно и самому преподавателю этого предмета.
В отличие от Марка, в обязанности которого входило преподавание теоретической части по профессии воспитателя продлёнки, его напарнику – Эрнесту – выпала роль оттачивания практических умений и навыков у будущих педагогов. Курс его занятий назывался: «Поиграй-ка!» и был рассчитан на то, чтобы мы разучили как можно больше традиционных детских игр и впоследствии применяли их на практике в группах продлённого дня. Почему-то Эрнест не умел разъяснять понятным языком их правила. Коротко буркнув себе что-то под нос, он тут же призывно вопил: «Бежать!», – и при этом громко свистел в свисток. Все мы, так и не разобравшись в правилах, прежде всего потому, что не сумели их расслышать, продолжали оставаться на местах, переминаясь с ноги на ногу и удивлённо переглядываясь между собой. Однако Эрнест не унимался, вопя и топая на нас ногами: «Бежать! Сейчас же! Я кому сказал?!» Тогда слушатели курсов бегом рассредоточивались по аудитории, а Эрнест, увидев это, окончательно выходил из себя и принимался орать как резаный: «Стоять сейчас же! Вы что разбегались, как куры по двору?! Опять правил не поняли?»
Раз уж я заговорила о движениях, не могу не упомянуть о преподавательнице физкультуры по имени Джессика, которая позволила обращаться к ней попросту Джесс. Шутка ли сказать, но уже на первом занятии она появилась, волоча за собой правую ногу. Пока мы выполняли под руководством этой преподавательницы гимнастические упражнения, она стояла, облокотившись на шведскую стенку, и старательно нас подбадривала. На следующий урок Джесс пришла с тремя забинтованными пальцами рук и лейкопластырем, приклеенным к щеке крест-накрест. Ещё через неделю преподавательница по физкультуре попросила одного из учеников дуть в свисток на каждый взмах её руки, поскольку сама не могла этого сделать по причине внезапной охриплости, а на последнем занятии бедняжка предстала перед нами с загипсованной рукой. Между прочим, истинной причины нарастающего травматизма у Джессики никому из моих коллег по курсам выяснить не удалось. В результате любопытствующие разделились на две группы. Одни уверяли, что в своё свободное время она выступает на боксёрских рингах, а другие – что занимается дрессировкой диких животных.
В этом смысле полной противоположностью Джессике был Мартин, преподаватель предмета под названием «Ориентировка на горной местности». В молодости он работал гидом в горах и, надо сказать, так на этом занятии поднаторел, что, казалось, любая физическая нагрузка была ему по плечу. Всё свободное от работы время Мартин посвящал пешим экскурсиям по горам, с тяжёлым рюкзаком на плечах, чтобы не утратить полученных ранее навыков. «А почему тяжёлым?» – спросите вы. Потому что за долгие годы хождения по горным хребтам он накрепко усвоил основные правила безопасности. Одним из них являлось ношение предметов, без которых горная экскурсия имела все шансы завершиться плачевно, поэтому в его рюкзаке постоянно лежала длинная верёвка, двухлитровая бутыль с водой, еда, тёплая одежда, дождевик, не говоря уже о карте, компасе, телефоне, солнцезащитных очках и прочих необходимых в горах предметах. В отличие от большинства походников, Мартин носил рюкзак с полным объёмом содержимого даже тогда, когда его горные подвиги ограничивались двухчасовой прогулкой по ближайшим окрестностям. Внешностью он напоминал снежного человека средних размеров: крепкого, ловкого и на редкость шерстистого. На первых занятиях Мартин водил нас на экскурсии в горы, а все последующие долго и нудно разъяснял в аудитории, как правильно пользоваться разными компасами и картами. Эмоциональное состояние этого преподавателя отличалось крайней устойчивостью, поскольку эмоций у него было всего две. Большую часть времени он пребывал в меланхолическом настроении, воркуя о чём-нибудь тихим голосом, одновременно с этим ковыряя в носу и почёсывая промежность. Но если кто-нибудь из нас не сразу понимал его объяснений, к примеру, как правильно пользоваться компасом, то он буквально захлёбывался в приступах гнева. В такие моменты Мартин принимался размахивать руками в разные стороны и с криками «о-о-о!» и «а-а-а!» бегал по аудитории. Совершив несколько кругов, он успокаивался и вновь приступал к монотонному воркованию. «А зачем воспитателям продлёнки ориентироваться на горной местности?» – совершенно логично спросите вы. Полагаю, что это им совершенно ни к чему. Просто Мартин доводился родным братом учредителю курсов – Эрнесту, и это явилось достаточным основанием для того, чтобы подключить его к образовательному процессу. И, слава богу, что Мартин оказался гидом, а не мясником, техником-ассенизатором, стриптизёром и т. д. А не то бы пришлось нам на этих курсах заниматься… сами догадываетесь чем.
******
Лучших представительниц преподавательского состава курсов на воспитателей продлёнки звали Карла и Ванесса. В педагогический багаж этих девушек входило университетское образование и пара-тройка лет работы с детьми, что, с их точки зрения, значительно выделяло их из среды остальных преподавателей, ровным счётом ничего не смысливших в педагогике, и давало право почувствовать себя высококлассными специалистками. В отличие от своих коллег по работе, Карла и Ванесса преподавали на курсах только то, что им самим казалось наиболее уместным и актуальным. Однажды Карла решила продемонстрировать устроителям курсов и ученикам свой педагогический уровень «экстра-класса» и внесла в программу обучения предмет, преподаваемый на последнем курсе университета. Он назывался: «Психологические техники развития группового межличностного общения». По сути, это было равнозначно тому, как если бы на первом курсе медицинского университета студентам доверили самостоятельно провести операцию по пересадке сердца. Сначала Карла зачитала нам теоретическую часть, а затем приступила к организации практических занятий.
Чтобы прояснить картину происходящего, внесу небольшое дополнение. За исключением меня, ни у кого из слушателей курсов не было высшего образования. Да и в целом, положа руку на сердце, культурный уровень моих напарников по учёбе правильнее всего было бы охарактеризовать на «троечку с минусом» по пятибалльной системе. По этой причине с самого начала возникла проблема с пониманием того, что именно хочет от них преподавательница. С одной стороны, мои коллеги по группе и сами не умели меж собой культурно общаться, а с другой, этот предмет, взятый с заключительного курса университетского обучения, предполагал наличие знаний всех предыдущих курсов, которым у моих напарников взяться было неоткуда. Однако Карла задалась целью нести свет своих знаний народу и решила не отступать от неё ни на шаг.
В первой, предложенной ею игре на тему межличностного общения, никто из слушателей курсов так и не понял, какая роль в ней отводится педагогу. Со второй разобрались чуть больше. А на третьей, в буквальном смысле этого слова, все передрались. Полагаю, ситуация стоила того, чтобы её детально описать. Сначала Карла, нахлобучив на нос очки, зачитала нам правила игры, предназначенной для проведения с группой подростков, а затем предложила осуществить это на практике. Один из участников игры, Уго, покинул на время помещение аудитории, а все остальные стали договариваться, о ком из них пойдёт речь, то есть чьё имя предстоит угадать стоявшему по ту сторону дверей Уго. Затем он вернулся в аудиторию и расположился на стуле, установленном в середине круга, а сидящие вокруг него коллеги по курсам, согласно правилам игры, по очереди пытались всего одним словом наиболее точно охарактеризовать другого ученика, чьё имя было ими загадано – Рудольфа. Уго, естественно, сразу догадался, о ком идёт речь, однако, решил не подавать вида. Это было яснее ясного, поскольку отличительной чертой поведения Рудольфа являлась повышенная нервозность. Целыми сутками он был как на иголках, постоянно почёсывался, ёрзал, тряс ногой, щипал себя за ухо, щелкал суставами пальцев, скручивал какие-то бумажки, грыз ногти, ручки, карандаши… Даже подолгу смотреть на него никто из нас не мог из-за непрерывного мельтешения перед глазами. В итоге один за другим все именно так его и охарактеризовали: беспокойный, нервный, судорожный, заполошный, неугомонный, чесоточный и т.д. Всё это время, выслушивая нелестные характеристики, отпущенные сокурсниками в свой адрес, Рудольф краснел и надувал щёки, а Уго, упиваясь происходящим, даже не думал называть его имя, желая как можно дольше растянуть моральную пытку своего коллеги. На этом преподавательнице нужно было бы прекратить принявшую нежелательный оборот игру, однако, желание продолжить обучающий процесс взяло в ней верх. Карла скрестила на груди руки и молча наблюдала за тем, чем закончится это противостояние. К слову сказать, ждать ей пришлось недолго.
Наконец Рудольф, до глубины души оскорблённый тем, как его характеризуют коллеги по курсам, не выдержал и гаркнул в сторону Уго: «Только не делай вид, что ты не понял, чьё имя они загадали!» Уго едва сдержал злорадную улыбку и хитро прищурился: «А ты сам-то знаешь? Тогда скажи!» Побагровев от злости, Рудольф, молниеносно соскочил со стула, набросился с кулаками на Уго, повалил его на пол, и между ними завязалась нешуточная потасовка. «Ребята, ребята, вы что?!» – взвизгнула Карла, никак не ожидавшая такого поворота событий, прикрывая лицо руками и трусливо отступая назад. В отличие от нее, ученики и ученицы ринулись растаскивать в разные стороны дерущихся, но это оказалось не так-то просто. В попытке их разъединить, слушатели курсов падали на буянов сверху, и тогда им самим крепко доставалось не только от дерущихся, но и от остальных разнимающих. Вскоре на полу образовалась большая куча из парней и девчонок, вопящих, рычащих и мутузивших друг друга почём зря. Впрочем, минут десять спустя их воинственный настрой пошёл на убыль, а затем окончательно иссяк. Позже все мы, сидя на стульях учебного зала и вперившись взглядом в пол, выслушивали нотации воспитательного характера от разгневанной нашим поведением преподавательницы. Все это время я размышляла о том, что сама по себе игра была не так уж плоха, в том числе для развития межличностных отношений в группе подростков. Единственное, чего ей не хватало, это твёрдой установки преподавательницы на то, чтобы ученики не воспользовались данной ситуацией для сведения личных счётов. Проще говоря, при первой же попытке слушателей курсов выйти за рамки дозволенного Карла должна была прервать игру и ещё раз акцентировать их внимание на том, что согласно правилам в ней запрещается употреблять обидные эпитеты. Словом, если бы она сумела проконтролировать ситуацию, то ничего подобного бы не произошло, однако, вряд ли она отдавала себе в этом отчёт.
Другая преподавательница с высшим педагогическим образованием, по имени Ванесса, бросила все свои силы на то, чтобы максимально упростить обучающий процесс, заменив высокие материи азами рукоделия. На своих занятиях она задавала такой спринтерский темп, что изготовление под её руководством поделок, игрушек, аппликаций, а также вышивка, раскрашивание, лепка и гончарное ремесло – напоминало чудовищную дискриминацию азиатских рабочих, добывающих себе средства на пропитание тяжёлым ручным трудом. Вырезая, вышивая, вылепливая, скручивая и склеивая второпях, мы то и дело резали себе руки ножницами, кололись иглами, обжигались о горячую керамику и даже не успевали смахнуть пот с лица, который в процессе скоростного рукоделия лил с нас градом. Однажды, на почве сумасшедшего ритма и неподдающегося описанию объёма ручного труда, одного из учеников – пятидесятисемилетнего Бруно, хуже всех переносившего физические нагрузки, чуть инфаркт не хватил. Хотя, может быть, это произошло не по причине стресса, а из-за сильного испуга. В тот день Ванесса обучала нас изготовлению поделок из воздушных шаров продолговатой формы. Сначала мы их надували, а затем закручивали в разных направлениях, чтобы получились фигуры собаки, утки, домика, лестницы и т.д. Ванесса скрутила в очередной раз шарик и ударом кулака лопнула его прямо над ухом несчастного Бруно, который в ту же секунду резко побледнел, обмяк и, схватившись за сердце, стал медленно съезжать со стула. К счастью, самого плохого не произошло. Бруно посидел на другом конце аудитории около получаса, окончательно пришёл в себя и вновь приступил к изготовлению никому не нужной всякой всячины с целью оттачивания навыков скоростного рукоделия. Сначала я полагала, что Ванесса взваливает на нас такое количество работы для того, чтобы научить разнообразным приёмам ручного труда и тем самым хорошо подготовить к предстоящей работе в группах продленного дня. Каково же было моё удивление, когда она призналась, что точно в таком же темпе проводит занятия с детьми! «А вы что думали? – гордо произнесла Ванесса. – К труду надо приучать с детства! Мне ребята потом сами спасибо за это скажут. Кстати, один мальчик, который попал ко мне с ожирением третьей степени, после года этих занятий похудел на двадцать пять килограммов и стал выглядеть, как спортсмен. А ещё говорят, что рукоделие не укрепляет физически. Глупости! Ещё как укрепляет!» В этом она была стопроцентно права. Вне всякого сомнения, занятия Ванессы развивали силу рук и точность движений, правда, при этом навсегда отбивали охоту рукодельничать, что, впрочем, не имело для нее никакого значения.
******
В отличие от меня, все мои коллеги по учёбе попали на эти курсы не по своей воле, так как в Стране Вечного Праздника пособие по безработице выплачивалось только, если неработающий гражданин посещал курсы профессиональной подготовки. Подобная мера, с одной стороны, была направлена на расширение трудовых перспектив безработных граждан, а с другой, на обеспечение стабильного притока денежных средств устроителям разных курсов. К счастью, для безработных эти курсы были бесплатными, так как все, связанные с ними, расходы покрывало государство. Надо заметить, что на тот момент список курсов для безработных не отличался большим разнообразием. В противном случае моим напарникам предстояло выучиться на официанта, швею-мотористку, фрезеровщика или механика по ремонту стиральных машин. На фоне этих профессий воспитательское ремесло выглядело гораздо более интересным занятием, поэтому они его и выбрали.
Возраст моих коллег по курсам, за исключением пятидесятисемилетнего Бруно и сорокашестилетней Эрики, был от двадцати до тридцати лет, а уровень культуры – существенно ниже среднего. До того, как очутиться на курсах по подготовке воспитателей продлёнки, эти парни и девушки трудились на стройках, фабриках и заводах, то есть были истинными представителями рабочей молодёжи. Если кто-то увидел в последней фразе нотки подтрунивания над данной категорией людей, то хочу сказать: «Вы заблуждаетесь!» Это всё равно, что разразиться диким хохотом при виде лежащего на тарелке куска мяса. Никто же так не поступает, правильно? Потому что любой нормальный человек понимает, что попал этот кусок на его тарелку благодаря нелёгкому труду животноводов и работников мясной промышленности, которые сначала животное вырастили, а потом его должным образом переработали. Благодаря этому появился вкусный и питательный продукт, которым кто-нибудь может с удовольствием поужинать или отобедать. Иначе говоря, дико и абсурдно насмехаться над рабочими профессиями людей, которые создают то, без чего существование современного общества было бы невозможно.
К прискорбию, мои отношения с рабочей молодёжью не были теплыми по той же самой причине, что и в предыдущих европейских коллективах, в которых мне довелось побывать. Я относилась к числу эмигрантов, не похожих на изобретённый европейскими средствами массовой информации стереотип беженки, когда на вопрос: «Нравится ли тебе у нас?», – нужно незамедлительно отвечать: «Конечно, вон у вас сколько еды! Можно наесться досыта! Не то, что у меня Родине, где сплошная разруха и голодуха!» Вообще-то говоря, больших проблем в общении с коллегами по группе у меня не возникало, за исключением нескольких стычек с девушкой по имени Маримар. Не заметить её в нашей группе было также невозможно, как жилет сигнальной расцветки на рабочем. Эта на редкость невоспитанная и вульгарная девица двадцати двух лет красилась до такой степени ярко и вызывающе, что своим видом напоминала героиню дискотек времён восьмидесятых. Когда на занятиях Маримар хотела высказаться, то вместо того, чтобы сначала поднять руку, кричала прямо с места, обрызгивая слюной и оглушая всех рядом сидящих. Всё остальное время она пребывала в одой и той же позе: развалившись на кресле и широко расставив ноги, периодически вытирая рукавом текущие из носа сопли, лихорадочно почёсываясь и поправляя на себе макияж длиннющими и забитыми грязью ногтями.
******
Немного прервусь, чтобы рассказать о технике эмигрантской предосторожности, которую я развила у себя в период работы в предыдущем европейском государстве. Её целью было распознать среди сотрудников потенциально опасных для себя личностей. В основе этого быстрого и доступного в применении психологического приёма лежали приобретённые ранее знания. Когда я была студенткой московского университета, на занятиях по психологии нас ознакомили с тестами, направленными на выявление неосознанных реакций. Для сравнения, осознанные всегда находятся под контролем. К примеру, если спросить у кого-нибудь: «Вы – расист?», – то последует ответ: «Нет, конечно». Но если подобный вопрос завуалировать в тексте, вроде бы не имеющем никакого отношения к теме дискриминации, то результаты подобного опроса могут быть весьма неожиданными и впечатляющими. Приведу в качестве примера текст, описывающий проблемную ситуацию: «В кассе супермаркета обнаружена крупная недостача денег. Известно, что в эту смену работали три кассирши, две из которых – местной национальности, а третья – недавно прибывшая в страну эмигрантка». Далее психолог просит участника эксперимента представить, что он оказался на месте директора супермаркета, которому необходимо выяснить, что же на самом деле произошло, и прокомментировать, на кого из указанных кассирш в первую очередь пало бы его подозрение. Таким образом, негативное отношение к представителям другой национальности выявлялось не напрямую, а косвенно, в контексте беседы на тему воровства. Как правило, тестируемые не догадывались о том, что этот вопрос направлен на выявление у них расистских тенденций, поэтому не испытывали психологического неудобства, указывая на эмигрантку в качестве главной подозреваемой. Добавлю, что данные этого эксперимента, проведенного в своё время психологами, позволили выявить у большей части его участников наличие расистских предрассудков.
Применяемый мною психологический приём тоже основывался на принципе неосознанных реакций и, надо заметить, доказал свою эффективность во всех европейских коллективах. На практике это выглядело так. Заступив на новое рабочее место, я сообщала о себе коллективу две разные новости, одна из которых имела ярко выраженный позитивный характер, а другая, наоборот, негативный. Хорошей новостью могло быть приобретение какой-нибудь красивой и полезной вещи, удачно проведённые выходные дни, интересная поездка, и т.д., комментируя которую, я следила за эмоциональной реакцией своих новых сотрудников и сотрудниц. Если кто-нибудь из них начинал морщить лицо в недовольной гримасе, то меня это настораживало. Как вы понимаете, описываемые мною факты не всегда отличались достоверностью, поскольку служили лишь для выявления потенциальных врагов. Наблюдение за реакцией своих коллег по работе мне помогало обнаружить тех, кому из них я сразу не пришлась по душе. Ведь ненависть, как и любовь, столь же мощна и взрывоопасна, к тому же часто зарождается в человеческих сердцах с первого взгляда, поэтому игнорировать этот факт по меньшей мере не предусмотрительно. Некоторое время спустя я описывала негативное событие своей жизни и наблюдала за эмоциональной реакцией коллег по работе. Это могла быть потеря чего-нибудь ценного, внезапная поломка автомобиля, разболевшийся зуб, и т.д. Если, услышав об этом, у кого-нибудь из сотрудников прорывалась злорадная улыбка, то это являлось для меня мотивом, чтобы всерьёз насторожиться. В итоге я мысленно благодарила новых коллег по работе за проявленную откровенность, а сама делала соответствующие выводы. Выявив у кого-то негативное к себе отношение, в дальнейшем я старалась общаться с этим человеком с изрядной долей осторожности.
******
Вышеописанная техника, в том числе, дала результаты на курсах воспитателей групп продлённого дня. В первые дни я протестировала своих коллег и заметила, что Маримар меня за что-то сильно недолюбливает. Понимая, что самым умным с моей стороны будет: постараться избежать конфликта, я приготовилась свести общение с ней к минимальному, как вдруг она пошла на меня в атаку. Бурлящая в ней агрессивность по отношению к людям другой национальности, вкупе с выраженным бескультурьем, не замедлили проявиться. Произошло это на одном из занятий, когда нас попросили письменно изложить своё мнение по какой-то педагогической теме, а затем обменяться листками с сидящими рядом соседями. По стечению обстоятельств моей соседкой стала Маримар, поэтому мне достался её листок, а ей – мой. Слушатели курсов стали по очереди подниматься со своих мест и зачитывать вслух взятые друг у друга письменные изложения, а потом я озвучила пару фраз скудного содержания, написанные моей соседкой. Сразу после этого со стула поднялась Маримар с моим листком в руке и заявила: «А тут ничего нет». «Как это ничего?!» – возмутилась я. Не понимая, что происходит, преподаватель подошёл к Маримар и вырвал у неё из рук мой лист. Бегло пробежав по нему глазами, он осадил лгунью: «Маримар, ты что, не в себе? Да тут целый лист исписан! К тому же всё со смыслом и по существу». Маримар метнула в мою сторону полный ненависти взгляд и, опустив голову, забубнила: «Я… когда её лист, подумала… эта русская сумела столько написать по теме, а я почти ничего… У неё вышло, а у меня нет… Это неправильно, это несправедливо, этого не должно быть! Она не может быть лучше меня! Ведь она же из этих, как их там… приезжих голодранцев, она же эмигрантка!»
После этого инцидента Маримар уже не пыталась скрыть разгоревшейся по отношению ко мне лютой ненависти. Данную ситуацию усугубило еще и то, что она взяла на себя роль группового лидера. Впрочем, в этом не было ничего странного, поскольку в коллективах людей с минимальным уровнем образования, как правило, лидером становится тот, у кого запасы наглости и ярости оказываются поистине безграничными. Такого типа предводители не ищут поддержки у остальных членов группы, а авторитарно выдвигают себя на эту роль сами, поддерживая свою репутацию постоянными конфликтами с кем бы то ни было. В то же время не думаю, что среди слушателей курсов кто-то по-настоящему боялся Маримар. От неё просто-напросто отмахивались как от назойливой мухи, за исключением тех ситуаций, когда свою неуёмную агрессию она выплескивала в мою сторону. Тогда весь коллектив будущих воспитателей продлёнки единогласно поддерживал Маримар, что бы она ни вытворяла, а основанием этому служил один-единственный фактор: моё неевропейское происхождение. С точки зрения психологов, подобное поведение объясняется коллективным инстинктом, или попросту – «стадным чувством». Стараясь сохранить внутригрупповую идентичность, пассивное большинство следует за лидером либо активной частью группы, ее меньшинством, и действует в их интересах. Множество раз испытав на собственной шкуре проявления дискриминации по национальному признаку, я не могу дать этому оправдания, а, вспоминая следующую историю, у меня до сих пор мурашки ползут по коже.
В тот день преподаватель по имени Мартин решил обучить нас простейшей технике скалолазания, и на помощь ему пришли устроители курсов: Марк с Эрнестом. Некоторое время они по очереди нас страховали, а затем доверили это нам самим. После того, как я несколько раз вскарабкалась по импровизированным горным выступам, благополучно добравшись до самого верха, на мою долю выпала участь страховать Маримар. Первые несколько минут она упорно не желала лезть на тренировочную стену, мотивируя это тем, что я не устраиваю её в качестве страховщицы. «С русской внизу я наверх не полезу! – тыча в меня пальцем, истошно вопила Маримар. – Не хочу, чтобы она меня страховала! Вдруг она отпустит верёвку и нарочно меня уронит!» Переглянувшись между собой, оба шефа принялись её уговаривать: «Чего ты испугалась? Разве можно так нервничать по пустякам?! Какая разница, кто тебя внизу подстрахует?» «Эта русская обязательно меня уронит! Вот увидите! И я переломаю себе все кости!» – не унималась Маримар. Наконец Эрнесту надоела её истеричность, и тогда с упрашивающего тона он перешёл на твёрдый, приказав ей лезть наверх, а я осталась стоять внизу, крепко удерживая страховочную верёвку, на которой она висела. Недовольно запыхтев, Маримар начала карабкаться по стене, неумело цепляясь за выступы и через каждый второй соскальзывая вниз, и всё это время сыпала в мою сторону угрозами: «Слышь, ты, русская, если выпустишь верёвку, я тебе морду расквашу! Ты меня поняла?! Я тебя урою! Я тебя с говном смешаю! Только попробуй меня уронить, эмигрантка сраная!» Я с трудом сдерживалась, чтобы не ответить ей так, как она того заслуживала. Хоть и раньше Маримар отпускала в мой адрес обидные комментарии, однако, до такого откровенного хамства дело ещё не доходило. Немного поразмыслив, я решила, что будет лучше, если ей сделает замечание кто-то из преподавателей. Ведь им, как говорится, сам бог велел принять в происходящем должное педагогическое участие. Не сходя с места, я попыталась установить визуальный контакт с шефами курсов, выразительной мимикой лица ища у них защиты от потока сквернословия, исходящего от Маримар. Но все они разом от меня отвернулись, сделав вид, что не слышат её слов.
Между тем висящая на страховочном канате коллега по курсам не прекращала хамить, а её высказывания и прямые угрозы с каждым разом становились всё более скверными и оскорбительными. Когда стало ясно, что за меня так никто и не вступится, я самостоятельно её оборвала: «Слушай, может, хватит?! Ты чего своим хамством вообще-то добиваешься? И вправду хочешь, чтобы я выпустила из рук верёвку? Смотри у меня: полетишь вниз – быстро себе язык прикусишь!» В ту же секунду на площадке установилась гробовая тишина. Все занятые до этого беседой друг с другом сокурсники разом замолчали и сфокусировали на мне не на шутку встревоженные взгляды. А дальше было вот что. По художественным фильмам всем хорошо известен сюжет, когда доблестная полиция обезоруживает серийного убийцу или грабителя. В ходе этих событий главный герой – опытный полицейский – маленькими шажками приближается к криминальному элементу и утрированно-умиротворённым тоном предлагает ему сдаться в руки правоохранительных органов. Все это время полицейский старается не потерять контакта с бандитом и несколько раз подряд повторяет стандартный набор фраз, заранее заготовленных для подобных случаев: «Поверь, я не хочу тебе сделать ничего плохого. У меня в руках ничего нет, видишь? Я только хочу с тобой поговорить, но для этого ты должен оставить пистолет вот здесь, на земле, прямо перед собой. Положи его, пожалуйста, вниз. Вот та-а-ак… Молодец».
Когда шефы и напарники по курсам услышали о моём намерении выпустить из рук верёвку, то все разом решили, что нужно, пока не поздно, броситься на спасение «несчастной Маримар». При этом роль героя-полицейского взял на себя огромных размеров Марк. Чтобы предупредить «трагический» исход событий, он медленно, почти на цыпочках, направился в мою сторону и заговорил натянуто-приветливым и в то же время заискивающим тоном: «Слушай, ты ведь этого не сделаешь, правда?!» Я откровенно удивилась: «Чего?» «Того, что ты только что сказала. Ты не отпустишь верёвку, правда?» – продолжал выяснение моих намерений Марк, приближаясь ко мне малюсенькими шажками. «Да нет, конечно! – опешила я, не переставляя удивляться тому, как легко и быстро все в это поверили, и для пущей ясности добавила: – Точно также как Маримар вряд ли уроет меня или, как она только что заявила, смешает меня с говном. Но не могла же я на её оскорбления вообще никак не отреагировать!» В это время приблизившийся ко мне вплотную Марк крепко ухватился обеими руками за страховочную верёвку, на которой висела Маримар, и сквозь зубы процедил мне в лицо: «Немедленно отойти в сторону!» В ту же секунду виновница происходящего, до этого молча наблюдавшая за разворачивающимися событиями из положения обезьяны, висящей на лиане, разразилась такими ругательствами в мой адрес, содержания которых описывать здесь я не буду, поскольку считаю, что моя книга предназначена для чтения, а не для вытирания ею заднего места в качестве туалетной бумаги. Впрочем, ещё более отвратительным было то, что стоящие рядом сокурсники решили морально поддержать свою «пострадавшую» коллегу и разом принялись меня оскорблять. Если кому-то интересно узнать, какова была реакция присутствовавших там педагогов на массовое сквернословие, полетевшее со всех сторон в мой адрес, отвечу на этот вопрос – никакой. Марк, Эрнест и Мартин оставили меня на растерзание ревущей толпе. Только минут через пятнадцать разъярённые коллеги по курсам понемногу стали успокаиваться, и занятие возобновилось, но уже без моего участия, поскольку страховать кого бы то ни было мне не доверили.