Текст книги "Эмигрантка в Стране Вечного Праздника"

Автор книги: Диана Луч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Ни для кого не секрет, что в сельской среде всё сказанное претерпевает изменения. Кто-то что-то услышал и тут же передал другому. Допустим, у кого-нибудь в беседе с соседкой невзначай вырвалось: «Моя дочь разлюбила груши, раньше уминала их за обе щёки, а теперь не хочет, капризничает. А жаль, в этом году у нас груши очень сочные и вкусные уродились». Эта самая, невзначай уроненная кем-то фраза может перекочевать из уст в уста жителей двадцати деревенских домов и в конечном итоге обрести сжатую форму с совершенно иным смыслом: «Дочь такой-то постоянно капризничает, к еде придирается, то ей не эдак и это не так». Если в российской глубинке всё, что у кого-нибудь слетит с языка, будет перефразировано окружающими как бы само собой, по инерции (наподобие того, как старый дед, сидя на брёвнышке, смолит одну за другой сигарки), то в Европе любой её коренной житель, услышав изречение от эмигранта, изначально готов переиначить его таким образом, чтобы в нем появился негативный смысл. Например, такой: «Моя дочь меня не любит, к тому же постоянно капризничает и просит еду, которой у меня нет». Хочу предупредить: если такое высказывание дойдет до ушей ваших европейских соседей, для вас это может иметь очень неприятные последствия.

Если вы – эмигрант или эмигрантка – и проживаете в одной из стран Старой Европы, такого рода информация может стать поводом для того, чтобы социальные службы немедленно нагрянули к вам в гости для детального осмотра условий, в которых проживают ваши несовершеннолетние дети. И не дай бог, если социальным работникам что-то в вашей домашней обстановке не понравится! Они запросто могут лишить вас родительских прав, а ваших отпрысков определить в другую семью или интернат. В подобной ситуации чуть было не оказалась одна моя знакомая, соотечественница по имени Лариса, мать-одиночка, проживавшая в Стране Вечного Праздника со своими двумя детьми. Как-то раз её младший ребёнок простудился. Вообще-то, Лариса могла бы побыть с ним денёк-другой дома, но шеф уже не раз предупреждал её о том, что его не устраивают служащие, которые предпочитают работе уход за своими заболевшими детьми. В итоге, опасаясь увольнения, в тот злополучный день она попросила свою двенадцатилетнюю дочь остаться дома с приболевшим шестилетним братишкой. После этого, спустя пару суток, к ним в гости нагрянула работница социальной службы и потребовала у Ларисы объяснений, на каком основании её старшая дочь прогуляла школу. Застигнутая врасплох мать честно призналась, что попросила её посидеть дома с заболевшим братом, а инспектор по правам детей не на шутку рассвирепела и предупредила Ларису, что ещё одного пропуска школьных занятий по этой причине будет вполне достаточно, чтобы начать судебное разбирательство о лишении её родительских прав. «Что?! – не поверила своим ушам Лариса и возмутилась: – Да как Вы смеете?! Кто Вам дал такое право?!» «Уж мы-то посмеем, поверьте, – невозмутимым тоном осадила её социальная работница, и глаза этой женщины сверкнули ведьмовским огоньком. – А что касается права, то согласно нашей Конституции оно у Вашего ребёнка есть и заключается в том, чтобы посещать занятия общеобразовательной школы, а не исполнять обязанности сиделки при заболевшем ребёнке. А Вы, мамаша, его грубо нарушили!» «Так ведь всего один раз, – растерянно пробормотала Лариса. – В нашем случае это не правило, а редкое исключение». «Хм, – недовольно хмыкнула инспектор по правам детей, – вам, приезжим, дай волю и любое исключение сделаете правилом!» В общем, тем, кто твёрдо решил пополнить ряды эмигрантов Старой Европы, советую принять это к сведению. На новом месте жительства вам нужно будет тщательнейшим образом продумывать каждое своё слово, чтобы оно, образно выражаясь, вылетев изо рта, как тот самый воробей, не приняло бы размеры галки или вороны и не закончилось для вас неприятнейшими последствиями. Между прочим, именно в этом заключалось сходство эмигрантов с разными знаменитостями, чьи высказывания столь же вульгарно интерпретируются в средствах массовой информации, или дезинформации, в общем, для кого как.

******

Основной моей проблемой была невозможность найти работу в Перепёлках и соседних населённых пунктах. Без протекции влиятельного лица трудоустроиться там было сложно, а в случае эмигранта – почти невозможно. К слову сказать, эта ситуация в целом была довольно типичной для Страны Вечного Праздника. Смею предположить, что все, кто попутешествовал по европейским государствам, не раз умилились при виде по-домашнему обустроенного уюта небольших европейских поселков и городишек. Ах, какое у них там всё аккуратное, обихоженное, утопающее в цветах, клумбах, ровно подстриженных кустиках, с вымощенными камнем улочками и аллейками, на которых красуются белоснежные алебастровые фонтаны и никем не поломанные деревянные скамеечки! Словом, райские уголки, поддержанием чистоты и уюта в которых из поколения в поколение занимаются местные жители. Вообще-то говоря, ухаживать за всем этим им, как говорится, сам бог велел. Ведь это же не дядино, а в буквальном смысле слова своё. У одной семейной пары – на углу маленький ресторанчик, в котором ещё их прадеды готовили вкусные ростбифы. У их родственников со стороны отца – старинная фабрика печенья, получившего за свой исключительный вкус несколько премий. Родная тётя владелицы этого ресторана всю жизнь работала там же неподалёку в мясной лавке, пока не вышла на пенсию, а теперь этим бизнесом заправляют её дети, между тем как родной брат этой дамы уже не одно десятилетие занимается продажей мебели в соседнем павильоне. Чуть поодаль находится местная аптека, в которой на протяжении долгих десятилетий трудится целая семейная династия: дед, отец, а теперь внучка. Спросите, к чему я вам об этом рассказываю? К тому, что прорваться в замкнутый круг семейного бизнеса, в котором задействованы исключительно близкие родственники, приезжему человеку практически невозможно. И что же делать такой, как я, эмигрантке? Чтобы трудоустроиться, необходимо, чтобы кто-нибудь за меня поручился хотя бы скупой фразой: «Я эту девушку хорошо знаю, возьми на работу – не пожалеешь». Понятно, что кого угодно о таком одолжении не попросишь, только родственников или друзей. Но если родные живут за тридевять земель, остаётся надеяться только на тех, кого считаешь друзьями. Так я и поступила, попросив их посодействовать мне в поиске работы.

К моему огорчению, большинство сразу отказалось мне в этом помочь, приводя, как мне кажется, довольно несуразные доводы: «Да я и сам на этой работе на птичьих правах» (Это после непрерывного двадцатилетнего стажа заведующим секции?!), или: «Понятия не имею, кем я могла бы пристроить тебя в магазин своей матери?» (Давай подскажу: продавцом или кассиром, не поваром же), или: «Вряд ли я смогу тебе в этом помочь. У нас в офисе сидят такие серьёзные тёти, думаю, они усомнятся в подлинности твоих документов: вида на жительство и сертификатов об образовании. Ты же в курсе, что сейчас на компьютере можно смастачить какой угодно документ, и он будет выглядеть ещё достовернее реального». (Так если сомневаются, пусть позвонят в эмиграционный отдел, Министерство образования и прочие учреждения, и проверят подлинность этих документов, что может быть проще?) Тем не менее, нашлись знакомые, которые на мою просьбу посодействовать в поиске работы закивали головами: «Конечно, поинтересуюсь, мне нетрудно». Вот что они сообщили мне после переговоров с отделом кадров и прочим начальством: «У нас иностранцев принимать на работу не хотят, потому что вы везде всё воруете и постоянно врёте…», «С трудоустройством ничего не получится потому, что наш начальник ничего не знает о твоём прошлом, кем ты была у себя на родине и чем занималась. Он опасается нанимать на работу приезжих, с которыми лично не знаком, говорит, мол, потом хлопот не оберёшься…», «У нас не хотят нанимать эмигрантов, так как считают, что у них не получается влиться в рабочий коллектив…», и, наконец, самым замечательным по простоте ответом был следующий: «Мне сказали, а с какой это стати мы должны ей помогать? Пусть эта русская сама ищет работу и устраивается, как все нормальные эмигранты, на фабрику или отправляется мыть туалеты». Кстати, кто-то до сих пор считает, что эмигранты отбирают рабочие места у коренных европейцев?

******

Однажды, рассуждая о своём жизненном предназначении, так или иначе связанном с непрекращающимся процессом повышения образовательного уровня, я пришла к неутешительному выводу. По-видимому, ещё в детстве, с какого-нибудь своего портрета, коими были увешаны стены нашей школы, меня сглазил сам В. И. Ленин, посмертно завещавший народу учиться, учиться и ещё раз учиться. Вообще-то, со стороны этого деятеля-революционера, помимо навязчивой и вгоняющей в депрессию устной формулировки, было бы неплохо завещать своему народу что-нибудь менее расплывчатое и эфемерное. Завела я об этом речь по той причине, что в Стране Вечного Праздника мне снова пришлось с головой окунуться в учебу. Впрочем, обо всём по порядку.

В первый год проживания в этом европейском государстве я отправила на легализацию в Министерство образования сразу несколько своих дипломов: школьный аттестат, университетский диплом педагога-дефектолога, диплом медицинского училища по специальности «Сестринское дело», а также свидетельство о сданных когда-то вступительных экзаменах в аспирантуру, то есть кандидатского минимума. Перед этим мне пришлось заплатить крупную сумму денег официальному переводчику за перевод всех своих корочек на местный язык. Затем я отправила их в Министерство образования и принялась терпеливо ждать, чем дело закончится. Приблизительно через год мне выдали заверенный аттестат школьного образования, а несколько месяцев спустя я получила по почте официальное письмо, сообщавшее, что Страной Вечного Праздника не признаются полученные в России дипломы среднего и высшего образования, поэтому единственное, на что я могу рассчитывать, это на получение сертификата санитарки взамен российского диплома медсестры. По той же самой причине министерские чиновники предложили мне заменить российский университетский диплом пятилетнего обучения на европейский, соответствующий трёхлетнему университетскому обучению, по специальности – учитель речи. Однако, чтобы подтвердить свой профессиональный уровень, требовалось сдать несколько экзаменов. Вдобавок ко всему прочему, отправленный в Министерство образования сертификат, свидетельствовавший о сдаче кандидатского минимума, оказался приравнен к категории обычных курсов, которые в Стране Вечного Праздника вообще никак не легализировались.

Я по этому поводу сильно расстроилась, но решила, что деваться всё равно некуда, поэтому, не теряя времени, приступила к выяснению того, где и как можно сдать экзамены, необходимые для получения европейского университетского диплома. Вооружившись телефоном и Интернетом, приблизительно за неделю я выяснила, что единственным подходящим для этого заведением был частный университет дистанционного обучения. Несмотря на то, что стоимость учёбы в нём в три раза превышала расценки любого государственного университета, другого выхода у меня не было. Ближайший госуниверситет находился так далеко от места моего проживания, что переезд туда повлёк бы за собой не меньшие расходы. В итоге я согласилась на учёбу по Интернету в частном, и, чтобы справиться с её оплатой, нам с мужем пришлось надолго затянуть на себе пояса и ввести жесточайший режим экономии. Как выяснилось позже, выбранное мною высшее учебное заведение было ультракатолической направленности, и это в немалой степени отразилось на содержательной стороне обучения. К примеру, в материалах по предмету «Общей дидактики» сообщалось, что в обучении, наряду с педагогическими техниками, ученикам незримо помогает сила Святого Духа, и что религия является самым мощным двигателем прогресса, а в учебнике «Психология мотивации» приводился целый ряд доводов в пользу влияния Господа Бога на развитие предпосылок учебного процесса. Поражало, что подготовленные в указанном университете специалисты не только приравнивались ко всем остальным, но и считались в Стране Вечного Праздника одними из лучших.

К сожалению, на учебном поприще мне не удалось избежать проблем. Правда, это не имело отношения к образовательным задачам (с ними я успешно справилась), а представляло собой неувязки административного плана, начавшиеся буквально с первых же дней обучения. Для того чтобы получить доступ к материалам предметов на учебном сайте, мне, равно как и остальным студентам, должны были прислать из университета личный идентификационный пароль. Прождав его весь сентябрь, я забеспокоилась и села за телефон, пытаясь дозвониться из Перепёлок сначала до отдела компьютерного обслуживания университета, а затем до секретарского кабинета, однако, безрезультатно. По другую сторону телефонной трубки раздавались протяжные гудки. Это меня насторожило. Ведь деньги за учёбу на указанный университетом банковский счёт я к тому времени уже перечислила, а в ответ – тишина… «А если этого университета и в помине нет? Вдруг я попала в расставленные интернетовскими мошенниками сети? О, ужас! Что же делать?! – одолевали меня кошмарные предположения, и сам собой напрашивался вывод: – Нечего сидеть сложа руки! Надо ехать по указанному в Интернете адресу и выяснять, в чём дело!» Сказано – сделано. Я купила билет на поезд и отправилась в столицу, а по прибытии туда облегченно вздохнула, так как увидела этот университет в виде реально существующего высотного здания, заполненного снующими туда-сюда студентами и бредущими неторопливой походкой преподавателями. В какой-то момент мне даже пришло на ум харизматическое: «Ученье-свет, а неученье – тьма!» Поплутав несколько минут по длинным университетским коридорам, я добралась до кабинета компьютерного обслуживания, постучала в дверь, открыла её и прошла внутрь.

Там находилось трое молодых людей. Они встретили меня дружелюбно, сходу предложили присесть и любезно поинтересовались, по какому вопросу я к ним пожаловала. Узнав о моей проблеме, компьютерщики на удивление быстро нашли моё имя в длинном списке студентов, продиктовали пароль для доступа к учебным материалам, а самый взъерошенный из них посочувствовал: «Бедняжка, как тебе не повезло!» «Не понимаю, при чём тут везение?! – возмутилась я. – Речь идёт об элементарной халатности! Я оплатила годовой курс обучения, а доступа к учебным материалам так и не получила! К тому же сюда невозможно было дозвониться ни с домашнего телефона, ни с мобильного». «А ты где живёшь?» – спросил программист. Я ответила. «А-а-а, ну тогда понятно, в чём дело,– неожиданно и совсем некстати заулыбался он, – у нас ведь все университетские телефоны отключены от междугородних линий. Принимаем звонки только по столице. Ничего не поделаешь, ректор приказал экономить». «Это что же такое получается?! – не на шутку рассердилась я. – Как учеников со всей страны набирать, так, пожалуйста, платите деньги и учитесь на дистанции! А как проинформировать по телефону, так у вас экономия! Безобразие! Это же университет дистанционного обучения, а не какая-нибудь прачечная! Кстати, я и по электронной почте вам несколько писем послала, и мне на них тоже никто не ответил». «Н-да, бардачок», – задумчиво почесал свою взъерошенную шевелюру программист. А я уже не смогла остановиться: «Не бардачок это, а самый настоящий бардак! Чтобы получить пароль, который вы должны были прислать мне по телефону или Интернету, я вынуждена была оплатить билет на поезд, проезд на всех этих ваших столичных метро с автобусами и ночёвку в отеле. Кто мне вернёт потраченные деньги?! Этот ваш экономный ректор?» «Думаю, что никто, – предположил компьютерщик и, поправив на себе очки, добавил: – Впрочем, как знать…» Однако, помолчав с минуту, вновь отрицательно мотнул головой: «Да нет, вряд ли. С уверенностью можно сказать, что никто их тебе не вернёт».

К несчастью, на этом мои университетские хождения по мукам не закончились. Когда наступила пора зимней сессии, я в составе шумной студенческой толпы отправилась к месту сдачи одного из предметов. Не прошло и пяти минут, как к нашей аудитории подошла преподавательница со списком экзаменующихся и начала всех по очереди студентов запускать в аудиторию. Когда дело дошло до меня, она дважды пробежала список глазами и растерянно произнесла: «А тебя в списке нет». В груди у меня ёкнуло, и я беспомощно проронила: «Как это?!» «У тебя студенческий билет с собой?» – строго спросила преподавательница. Я протянула ей свой билет. «А ещё какие-нибудь документы есть?» – снова потребовала она. Я предъявила ей паспорт и водительские права. Внимательно их изучив, преподавательница развела руками: «Такое в моей практике впервые. Не понимаю, почему в экзаменационном списке твоего имени не значится. Наверное, в секретарском отделе напутали. Ну что же, проходи в аудиторию, ведь ты же, как я понимаю, к экзамену готовилась». Я облегченно вздохнула, а после сдачи экзамена решила, что этот инцидент единичен, поэтому не стоит обращать на него внимания. Но как назло при сдаче последующих экзаменов ситуация повторилась. Ни в одном из списков моего имени не значилось, поэтому каждый раз мне приходилось убеждать, а иногда даже слёзно уговаривать стоявших на входе в аудитории преподавателей, чтобы они допустили меня к сдаче того или иного экзамена. В итоге, когда зимняя сессия подошла к концу, я отправилась к декану нашего факультета. Она внимательно меня выслушала, извинилась за причинённые неудобства и напоследок уверила, что впредь подобного не повторится.

В следующий раз я приехала в столицу Страны Вечного Праздника для сдачи экзаменов летней сессии, и неожиданно всё вернулось на круги своя. Уже на первом экзамене я узнала от стоявшего перед дверью аудитории молодого преподавателя, что моего имени нет в списке экзаменующихся. «Наверное, Вам в другую аудиторию, – обескураженно произнёс он. – Вашего имени у меня не значится». «Да нет же, я учусь на этом факультете, и это – мой экзамен, я к нему готовилась», – возразила я и в доказательство протянула свой студенческий билет. На беду, молодой преподаватель оказался тем ещё крепким орешком, и, прежде чем попасть на экзамен, мне пришлось выдержать самый настоящий бой. Каких только вопросов он мне не задавал, чтобы убедиться в том, что я являюсь студенткой этого факультета: как зовут преподавателей и декана нашего факультета, как называются мои учебные предметы, какие практические работы я выполняла в течение семестра и т.д. Некоторое время я вежливо отвечала на его вопросы, но, в конце концов, моему терпению пришёл конец. «Да Вы сами подумайте, – воззвала я к его разуму, – кому придёт в голову отправиться на экзамен в университет просто от нечего делать, ради развлечения? Вот и я пришла сюда только из-за необходимости его сдать». Преподаватель сморщил лицо в недовольной гримасе и выдавил из себя: «Ну ладно, так и быть, проходите в аудиторию», – а затем весь экзамен простоял около меня как часовой, неусыпно следя за каждым моим движением.

После этого инцидента моему терпению пришел конец, и я отправилась прямиком в кабинет декана. Когда декан узнала о том, что моего имени снова не оказалось в списках экзаменующихся, то искренне этому удивилась. Поднявшись из-за стола, она обратилась ко мне: «Подождите, пожалуйста, здесь, пока я побеседую со своим секретарём…», – и с этими словами удалилась в соседний кабинет, прикрыв за собой дверь. Впрочем, оставленной ею дверной щели оказалось вполне достаточно, чтобы я расслышала детали их разговора. «Сандра, тут одна русская студентка пришла, жалуется, что её имени нет в списке экзаменующихся, – донёсся до меня взволнованный голос декана. – В чём дело? Я же тебя ещё в зимнюю сессию попросила разрешить эту проблему!» «Да-а-а… Надо же… С какого она факультета? Как её зовут? – залебезила перед ней секретарша, по-видимому, смекнувшая, что ей сейчас крепко влетит, однако, услышав моё имя и фамилию, неожиданно воспрянула духом: – А-а! Ну как же, помню такую. Видите ли, там отдельный случай. Эта девушка – иностранка, поэтому на её идентификационном документе – виде на жительство – проставлено на одну цифру меньше, чем на наших национальных документах. Я попыталась внести её данные в программу экзаменационных списков, но компьютер не позволил мне их сохранить. Вот я и решила, если ничего не выходит, значит, надо оставить всё как есть». «Что оставить как есть? – послышался из-за двери строгий голос декана. – Лишить человека допуска к экзаменам?» «Да ладно! – услышала я раздражённый голос секретарши. – Ведь попала же она в конечном счёте на свои экзамены и даже как-то умудрилась их сдать! Это наш человек в подобной ситуации расстроился бы и махнул на всё рукой, а эмигранты, они ушлые, везде пролезут!» «Ох-х-х, Сандра, надеюсь, что, кроме меня, тебя никто не слышит, – тяжело вздохнула декан и, помолчав с минуту, добавила: – У этой русской студентки ещё три экзамена на носу. Так её что опять в списках не будет?» В ответ секретарша издала мычащий звук, скорее всего изображающий задумчивость. «Вот что, Сандра, – продолжила декан, – возьми списки студентов и впиши в каждый из них данные этой девушки ручкой, а я заверю их своей подписью и печатью. Неужели ты сама до этого не могла додуматься?»

******

Чтобы не надоесть вам рассказами о своём горьком опыте проживания в далёком зарубежье, поведаю-ка я лучше о посещении одного из Природных парков Страны Вечного Праздника, который условно назову Звереландией. Раньше на его территории располагались рудники, которые перестали быть рентабельными, и, когда их закрыли, на пустынном ландшафте был возведен огромный по протяжённости Природный парк. К слову сказать, в Европе это далеко не единственный случай преобразования, казалось бы, ни на что не годного участка земли во что-нибудь исключительно живописное. Как-то раз в другой европейской стране я попала на экскурсию в благоухающий экзотическими растениями ботанический сад, владельцы которого с гордостью сообщали посетителям: «Правда, красиво?! А представьте, что совсем недавно на этом месте была большая промышленная свалка!» Возвращаясь к описанию Природного парка, замечу, что это был именно парк, а не зоопарк, потому что зверей там держали не в клетках, а на больших полянах с деревьями, кустами и прочей растительностью. Каждая из таких полян была огорожена, и животные разгуливали по ней в своё удовольствие. Такая организация парка, с одной стороны, позволяла посетителям увидеть представителей фауны со всех ракурсов, а с другой, давала возможность животным почувствовать себя эдакими баловнями судьбы, у которых есть всё необходимое: еда, собственная территория и коллеги по спариванию. А что, собственно говоря, дикому зверю надо? Разве что ещё большее разнообразие в пище, необъятное пространство и такое количество представителей противоположного пола, чтобы при их виде аж дух захватывало… в общем, как в дикой природе. Впрочем, при таком раскладе выживания им бы уже не гарантировалось. Наблюдать за обитателями Природного парка: волками, тиграми, обезьянами, львами, пантерами и прочими животными – разрешалось со специально построенных для этой цели смотровых площадок, к которым посетители подъезжали на автобусах и автомобилях. Лишь к некоторым представителям фауны (слонам, бурым медведям, жирафам, бизонам и т.д.) можно было подойти на более близкое расстояние, встав по ту сторону заграждения.

По правде говоря, где бы я ни очутилась, никогда не пренебрегаю возможностью узнать для себя что-нибудь новое. В музеях и выставках большинство посетителей обычно поступают точно также, внимательно прочитывая каждую табличку, выставленную рядом с экспонатом, но в ботанических садах и зоопарках публика, как правило, ограничивается ознакомлением с названиями животных или растений, не обращая внимания на их описательные характеристики. Впрочем, не подумайте, что я жалуюсь. Как раз наоборот. Благодаря отсутствию любознательности у подавляющего большинства посетителей парков мне всегда удавалось вплотную приблизиться к информационным стендам и прочесть их своими подслеповатыми глазами. Так было и на этот раз, когда мы с мужем приехали на экскурсию в Звереландию. Передвигаясь на автомобиле от одной поляны к другой, мы останавливались около каждой из них, смотрели на животных, а я, вдобавок ко всему прочему, неторопливо прочитывала содержание установленных рядом табличек, и теперь на страницах этой книги мне хочется поделиться с вами почерпнутой из них информацией.

У небольшого болотца с сидящими в нём карликовыми бегемотами в первый момент у меня возникло желание взять какого-нибудь из них на руки и приласкать, как котёнка. Ростом они были всего около семидесяти сантиметров, а со стороны казались очень забавными и немного игрушечными. Однако установленная рядом табличка быстро развеяла мои иллюзии относительно того, что подобное когда-нибудь может произойти. Краткое описание гласило: «Несмотря на то, что ростом карликовый бегемот с обычную псовую борзую, зато весом – от двухсот до трехсот килограммов». «Неужели это низкорослое существо такое тяжеловесное?! – подумалось мне. – Да он же размером всего-навсего с тумбочку?» «Ну да, – следовало из таблички, – размером он, положим, с тумбочку, зато весом с литой пуленепробиваемый и несгораемый шкафчик!» Там же было написано, что гиппопотамы доводятся близкими родственниками не свиньям, как это считалось раньше, а китам. Кстати, кожа у карликовых бегемотов отдаёт красноватым оттенком потому, что пот у них гламурного розового цвета, но при этом совершенно не содержит кровяных частиц.

Чуть дальше располагался вольер с двумя чёрными пантерами, резвившимися на просторной поляне. Даже отчаянно кусаясь и царапаясь во время игры, они выглядели исключительно грациозно, нападая и отражая атаку с присущим лишь семейству кошачьих чувством собственного достоинства. В их движениях напрочь отсутствовало вульгарное: «Я те щас как врежу!», а вместо этого прослеживалось вежливо-предупредительное: «Извольте, милочка, мне когтем в глаз не тыкать, в противном случае я буду вынуждена поставить Вас на место укусом в пах!» Закончив осмотр этой изящной потасовки, я подошла к табличке, из которой узнала, что, согласно научной версии, пантера – это генетически неправильный леопард. Аналогичного мнения обычно придерживаются растолстевшие дамы преклонного возраста относительно красавиц-фотомоделей: «Да разве это женщины? Больные булимией и анорексией дистрофички, напичканные ботоксом и силиконовыми протезами». Чуть поодаль от пантер находились гиброалтарские макаки, висевшие на ветках деревьев, кто на задних лапах, кто на передних, кто на одной кисти, а кто и всего на нескольких пальцах. При виде последней мне неожиданно пришла в голову мысль, что, возможно, у некоторых из них – незаурядные способности к восточным единоборствам: тхэквондо, кунг-фу и прочим. Ведь пальцы у макак еще сильнее, чем у натренированных тибетских монахов. Пока гиброалтарские обезьяны громко между собой перекрикивались, одновременно перебрасываясь фруктами, палками, мелкими камешками и даже собственными детёнышами, в установленной рядом табличке я прочла об их нехорошей репутации. По человеческим меркам их можно было отнести к категории рецедивисток: воровки, хулиганки, драчуньи, причиняющие урон всему, что попадётся на пути, от разбора на запчасти велосипедов до нападения на людей с целью ограбления. Исходя из этого, не исключено, что когда-нибудь данный вид обезьян из «гиброалтарских» возьмут да и переименуют в «дурных» или «зловредных». Может, хоть тогда им станет стыдно…

В Звереландии я узнала, что, оказывается, существует семейство жирафовых. Кстати, почему учёные называют их семейством, а не родом или видом? На мой взгляд, это как-то плоско, мелко и обыденно для таких шикарных экзотических животных! Из таблички следовало, что своим происхождением жирафы обязаны отряду парнокопытных. Это В. П. Чапаеву что ли с его отрядом? Да бросьте! Всё как раз таки наоборот. Это парнокопытные должны гордиться тем, что имеют какое-то отношение к великолепнейшим жирафам! А знаете ли вы, что длинная шея жирафа образована всего семью шейными позвонками, и что эти на первый взгляд громоздкие и неповоротливые животные умеют прыгать, преодолевая барьеры высотой в 1,85 метра? Другое животное – бизон, которого так и подмывает назвать крупным волосатым быком или коровой. Казалось бы, что с него, помимо мяса и шерсти, взять-то? В принципе, взять с него всё это можно, но сначала придётся его догнать, а бегает бизон со скоростью 60 км/ч. Другими словами, далеко не каждая лошадь в состоянии за ним угнаться. Однако этого не скажешь о его азиатском сородиче, водном буйволе, полюбоваться на которого в Звереландии мне так и не удалось, поскольку в это время он мирно отдыхал в своём уютном болотце. Стоящая там же табличка информировала, что утром и вечером в прохладные часы буйволы пасутся в разливах рек, поедая водную растительность, которая составляет две третьих их рациона, а жаркую часть дня отдыхают, погрузившись до ушей в жидкую грязь. Действительно, так оно и было.

Редких посетителей зоопарков воодушевляет наблюдение за разными видами парнокопытных, и, как следствие, никто подолгу около них не задерживается. «Что в парнокопытных интересного-то? – скажете вы. – Ходят туда-сюда, жуют траву и периодически её унаваживают». Между прочим, напрасно вы так считаете. Некоторые экспонаты в музеях тоже на первый взгляд кажутся непривлекательными, пока кто-нибудь не проинформирует нас о том, кем, когда и для чего они были созданы. Аналогично этому, из табличек об африканских парнокопытных, завезённых в Звереландию, я узнала, что у разновидности антилоп под названием ориксы или, по-другому, сернобыки, детёныши рождаются рогатыми. Представьте себе, что это стало бы происходить у людей. Тогда бы женщины отказались беременеть! Причем в Индии проживают ещё более странные антилопы – четырёхрогие. Одна пара рожек у них располагается возле ушей, а другие рожки, покороче, длиной около четырёх сантиметров, растут в центре лба над самыми глазами. Вдобавок ко всему прочему, некоторые виды лесных антилоп ведут полуводный образ жизни, плавая и ныряя в заболоченной местности. Из информационных стендов, установленных рядом с вольером парнокопытных под названием импала, следовало, что они на редкость прыгучи: им ничего не стоит взмыть ввысь аж на три метра и преодолеть одним прыжком расстояние длиной до десяти метров. Если хотите, то для сравнения подбросьте вверх курицу и понаблюдайте за её траекторией. Думаю, она столько не пролетит, несмотря на то, что, в отличие от импалы, у неё есть крылья.