Текст книги "Покажи мне бостонское небо (СИ)"
Автор книги: Diamond Ace
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Е0сли есть свид0етель или улик1а – нужно подчист0ить. И наказать се0бя очеред0ным шрамом на бе0дре, чтобы не допус0кать подоб0ных оплош1ностей в буду1щем. Коего мог0ло и не бы1ть, если б1ы я позволил самоб0ичеванию окончат1ельно свести себя с ума.
Можно бы0ло най1ти оправдание вро1де “я болен”. Но пр0изнать эт1о – отправить1ся прямиком в мог1илу. Принятие мент1ального банкротства – в0ерный пу1ть к самоуни1чижению, разм1ыванию личнос0ти, или же ее пол1нейшему коллапсу.
М0не начали сниться л0юди, погибшие по мое0й вол1е.
И кро1вавый ром0б. Вспыш1ка. Вспышка. Всп0ышка. Или ква0драт.
Поиск мотива0ции – вот, что по-настоя0щему спосо1бно отвл1ечь тебя от случив0шегося. Я навс0егда запомнил вк1ус утрат0ы. Точнее – ее метал1лический привкус.
А0ннет ждет м1еня на бе1регу. Но я вр1яд ли когда-либо ещ0е появлюсь т0ам.
Прост1и. Но другого выхода у ме0ня нет.
6 января, 1974 год. Бостон
Эван открыл окно в кухне, чтобы немного проветрить помещение. Аннет села за стол и попросила налить ей воды. Когда Эйс передал стакан девушке, он сказал, что придется подождать несколько минут и отправился в кабинет.
Когда Эван вернулся, в руках у него были небольшая прозрачная ампула, шприц, дневник и ручка.
Аннет заговорила первой:
– Тот самый Оуэн, о котором говорил Джастин, по описанию не очень-то похож на мужчину из редакции.
– Вы – сама проницательность, моя дорогая. – Эйс уже вскрыл ампулу.
– А ты сегодня само очарование, пластический хирург и детектив в одном лице. Даже и не знаю, как к тебе обращаться.
Девушка постаралась немного разрядить обстановку, видя напряжение Эвана.
– Это морфий?
– Да. В неофициальном зачете вашего с интуицией противостояния вы лидируете с отрывом в два очка. Чья-то смерть благотворно влияет на умственные способности очевидца. Отличное наблюдение, не правда ли, Аннет?
Но та лишь ухмыльнулась, после чего в голову вновь вернулись тяжелые мысли. Например, о том, что она практически не чувствует страха, или паники, несмотря на то, что несколькими минутами ранее на ее глазах Эйс разделался с неизвестным мужчиной, и сделал это изощренно, рассказывая о функциях лицевых мышц бедняги, повреждая одну за другой складным ножом.
Аннет долго размышляла, стоит ли спрашивать у Эвана, что у того болит. Ведь в прошлый раз он отмахнулся от нее фразой “это не имеет значения”. Невозможно помочь человеку, который знает практически все. И даже если не все, то как минимум больше самой девушки. Но то ли любопытство, то ли нечто больше выдавило из Аннет:
– Что у тебя болит, Эван? Скажи мн…
– Голова, моя дорогая. У меня болит голова. – Когда Эйс посмотрел в глаза девушке, удивлению Аннет не было предела. Во взгляде ее учителя пылала безысходность. Человек, у которого есть ключи ко всем дверям, которого ничто и никто не может сломить, не в силах справиться с мигренью. – Представьте, что в вашу черепную коробку положили сотню острейших бритв и хорошенько ее встряхнули. Каждый едва различимый шорох, оглушая, бьет в набат восприятия. Свет лампы выжигает сетчатку, ароматы, которыми ты восхищался несколько мгновений назад, приобретают тлетворный душок, и ты ничего не можешь с этим поделать. Реальность становится одним ужасным раздражителем. Мысли сжимаются подобно пружине, и ни одно действие не является обдуманным сполна.
– Но почему ты не покажешься врачу? – Аннет незамедлительно пожалела о том, что задала подобный вопрос.
– Судя по тому, как круговая мышца рта искривила выражение вашего лица, вы поняли, что вопрос претенциозно глуп. После того, как я сделаю инъекцию, вы расскажете, что же видели из окна той злополучной редакции, Аннет.
– Но… как ты будешь общаться, если…
– Принимая морфий внутримышечно, оставляешь себе некоторое время на подготовку к приходу. Но не советую пускаться в размышления, моя дорогая. Просто опишите все, что видели в тот день.
Аннет не хотела видеть, как Эван ставит себе укол и повернулась лицом к выходу. Из кухни девушка могла разглядеть Лали, выполняющего свою работу: вынос “расфасованного” по черным полиэтиленовым мешкам Джастина Гаррета, очередного человека, случайно оказавшегося за игровым столом Эйса и Попутчика.
Что может быть проще: заглянуть в окно, а потом разбить его?
Но человек, подписавшийся на эту работу, не был осведомлен о том, кто живет в этом доме.
Знал бы Джастин, с кем ему придется иметь дело, он наверняка был бы в разы аккуратнее.
Эйс всегда прав. Даже когда не хочется ему верить, даже если его слова противоречат общепринятой морали или законам. Но все, что он делает, расценивается как “единственно верное”. И либо он и впрямь совершенен в каждом своем поступке, либо настолько убедителен в найденном оправдании любого деяния.
– Я жду, Аннет.
– Пока ты был в кабинете Оуэна Оттиса, я тебе это уже говорила, я рассматривала газетные заголовки, читала статьи, помещенные на передовицы. На нескольких из них красовались фотографии того самого “зеленого человека” – Альберта Де Сальво. Так вот, когда я выглянула в окно, мне показалось, что перед входом в редакцию стоит он. Либо человек, очень похожий на него. Но улицы пустуют, Эван. Я сомневаюсь, что можно встретить и пару мужчин, хоть отдаленно напоминающих Де Сальво.
– При том, что его забили до смерти в тюрьме Уолпол в прошлом году, моя дорогая.
Тишина.
Но Аннет поняла, что в голове учителя вновь заработал калькулятор, вычисляющий все возможные ходы, просчитывающий каждое совпадение с учетом сложившейся ситуации. Даже с учетом психического состояния ее самой.
– Вам знакомо ощущение, дорогая моя, когда тепло охватывает нижнюю поверхность ног? Затем заднюю часть шеи. И любовь разливается по всему телу, давая мышцам сигнал – расслабься. И ничего нет.
Эйс встал из-за стола и пошел в гостиную.
– Лали, когда закончишь, убедись, что дверь заперта и ложись спать здесь.
– Хорошо, мистер Эйс.
Видимо, морфий подействовал быстрее, чем обычно. Лишь когда в доме стало чудовищно тихо, Аннет поняла, как устала за последние несколько часов. Несколько недель. Месяцев. В области затылка она чувствовала болезненное давление, поворот шеи причинял ужасные неудобства, а суставы, казалось, набиты песком.
Но впервые ей выпал шанс узнать, что хранится в кабинете Эвана. Кто-то назвал бы это злоупотреблением гостеприимством, или же игрой на доверии человека, который не задумываясь искромсает твое лицо, если ты узнаешь что-то лишнее. Как ни крути, а шестое чувство постепенно убеждало Аннет в том, что Эйс не способен ее убить.
Только если так он не захочет завершить игру. Легко расправившись с ней и Эулалио.
Девушка вошла в кабинет, включила бронзовый светильник и села в кресло, принадлежащее Эвану. Все выдвижные ящики закрыты на ключ, на полках покоятся книги самых различных авторов и ничего более, а о сейфе можно вообще забыть. Аннет лишь глубоко вздохнула и вгляделась в снежный апокалипсис, охвативший восточное побережье. Окно в кабинете было чуть меньше, чем в кухне, но вид – прекрасный.
Стараясь не утонуть в очередном потоке размышлений, Аннет на всякий случай дернула каждую из ручек выдвижных ящиков. И один все же поддался.
Коричневый измятый конверт с надписью, нацарапанной черным фломастером: “ТО, ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ”.
6 января, 1974 год. Бостон
Аннет смотрела на конверт и понимала, что даже самые потаенные ее желания не являются большим секретом для Эвана.
Она медленно и очень аккуратно вскрыла послание.
Волнение зашкаливало.
Но на бумаге, вложенной в конверт, красовалась лишь единственная фраза, сделанная невообразимо педантичным почерком: “7 января, 12:00, Бриджпорт, штат Коннектикут, музей искусств Хаусотоник”.
– Даже сейчас он вас просчитал, мисс Лоутон.
Аннет вздрогнула. В дверях, скрестив руки на груди, стоял Эулалио.
– Ты меня напугал, – мальчишка лишь улыбнулся в ответ, – что…что все это значит?
– Мистер Эйс предупредил, что вы будете задавать вопросы, и попросил объяснить вам все, как можно более сжато.
Лали прошел вглубь кабинета и сел напротив Аннет.
– После того, как учитель расправился с Джастином Гарретом, он ушел в кабинет якобы за морфином. Тогда он и оставил вам это послание. Он знал, как будут развиваться события. Когда вы закончили беседу в кухне, он просто пошел наверх, собрал все необходимые вещи и покинул дом.
– Как покинул? – Девушка не могла понять, что тревожит ее больше. То, что Эван оставил ее одну, или что во всей этой истории появился новый виток.
– Вот так, мисс Лоутон. Мистер Эйс оставил послание и для меня. В нем говорится, что сегодня вечером за нами приедет автомобиль, который доставит нас в одну из гостиниц Бриджпорта. Мы проведем там ночь. Седьмого числа, в двенадцать ноль-ноль мы должны будем войти в музей “Хаусотоник”.
Аннет слушала мальчика и думала о том, насколько неуютно ей стало в отсутствие Эвана. Как будто рухнула одна из стен, защищавших постояльцев от снежного безумия, поглотившего восточные штаты. Девушка понимала, что это временная разлука.
Но что это: страх, или тоска?
– Вы меня слушаете?
– Ох, прости, Лали. Я немного мысленно задремала.
– О чем вы думали?
Сначала Аннет хотела сказать, что мальчишке не о чем беспокоиться. Но прошла секунда. Осознание. Что будет, если поделиться с Эулалио тем, что она чувствует? Да и собеседников, настоящих живых людей, с которыми можно было бы поговорить откровенно, не выслушивая поучительных речей, осталось не так уж и много.
Дубликат Эвана. Протеже. Совсем еще юная и неопасная копия, но принимающая со временем до боли знакомые очертания.
– Я…запуталась, Эулалио, – она сделала паузу и смяла разорванный конверт, – Эйс не дает мне покоя даже сейчас. Когда его нет рядом. Скажи мне, ты когда-нибудь влюблялся?
Мальчик не задумываясь ответил:
– У меня не было на это времени, мисс Лоутон.
– Значит, тебе трудно будет меня понять. Но я постараюсь объяснить. Порой люди, которых ты никогда не знал или успел забыть, врываются в твою жизнь настолько стремительно, что ты не успеваешь отреагировать на это должным образом. Кем бы они ни были. Главное – они делают это своевременно. Да, ты не понимаешь, что происходит, тебя захватывает этот ураган событий, о которых ты и подумать не мог какими-то днями ранее. Но все то уныние и однообразие, которым полнилось существование, в одночасье разбивается о чьи-то планы, замыслы. Я с ужасом вспоминаю то, через что мне пришлось пройти некоторое время назад. Смерть матери, – Аннет разглядела печальную ухмылку на лице Лали, – рука мужа в послании, подвал, в котором я собственными руками отобрала жизнь у невиновного человека. Наверное, я теперь понимаю, о чем говорил Эван, когда утверждал, что мы – зеркала. Что у нас одна природа. Ведь какое бы горе не пронизывало мое бытие, я начинаю ощущать себя свободной, все еще забитой и запуганной, но уже лишенной клетки, в которой сидела когда-то. И у происходящего есть всего один виновник. Эйс. Во мне смешиваются десятки эмоций, в отношении этого человека. Ненависть и уважение. Страх и обожание. Восхищение.
– Простите, что перебиваю, мисс Лоутон, но у меня тоже есть причины испытывать подобные эмоции в отношении учителя.
– Я знаю. Но у нас с Эваном есть нечто такое, чего нет ни у кого. История. Он медленно, методично воссоздал в моей голове все, что со временем просто утонуло бы в архиве воспоминаний. Заставил почувствовать прошлое, понимаешь? Он смог вычленить самое нужное и привязать это к настоящему. И не забывай, я все же женщина, Эулалио.
– Понимаю.
– Существует некая тяга. Мне хочется быть рядом с этим человеком. И знаешь, когда ненавидишь человека, тебе кажется, что он неуязвим. Но когда я увидела гримасу отчаяния на лице Эвана, во мне что-то перевернулось. Я больше никогда не смогу посмотреть на него, как на жизненепроницаемый камень. И эта усердно скрываемая человечность, запертая за всеми его отвратительными поступками… – Аннет задумалась, – она располагает к себе. Когда ты очень хочешь пить, и вдруг у тебя появляется возможность – вода кажется вкуснее, чем обычно. Так и здесь. То, что является нормальным для одного человека, является колоссальным достоинством другого.
– Кажется, я понимаю, о чем вы говорите.
– И еще одно: Эван знает обо мне все, Лали. Но он по-прежнему рядом.
Мальчик смотрел на Аннет так, словно слушал сказку. Ее голос успокаивал, расслаблял, позволял отрешиться от всех забот, навалившихся совсем недавно. Так говорила мама. Отец разбивал очередную бутылку и грозился зарезать “весь выводок”, чтобы избавиться от лишнего груза. А у матери Эулалио был несомненный дар. Наверное, она просто хорошо знала своего супруга. Тихо, едва различимо она шептала что-то разбушевавшемуся мужу. И тогда словно просветление охватывало его существо, бутылка отправлялась в мусор, а отец – в кровать.
– Давай продолжим этот разговор в следующий раз, Лали. Нам нужно отдохнуть. Если хочешь, можешь спать со мной.
– Пожалуй, я приму ваше приглашение, мисс Лоутон. Не хочется провести ночь посреди огромного зала. Все равно, что спать на улице.
Аннет потушила бронзовую лампу, обняла мальчишку и повела на второй этаж. Для этой ночи приключений больше уготовано не было.
Суета особняка застыла со звуком клаксона, который донесся откуда-то с улицы.
– Мисс Лоутон, автомобиль пришел!
Памятуя о безопасности, девушку бросила в сумку складной нож, оставленный Эваном в прикроватной тумбочке несколько дней назад.
“Я повторяю в сотый раз – не нужно терять самообладания. Самоконтроль – главное условия выживания. Лишитесь его – и все, вы погибли”.
Аннет спустилась, спросила у Эулалио, все ли тот взял, что нужно и погасила свет в гостиной.
На улице стоял роскошный Шевроле “Импала” тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года выпуска. Матовый черный кузов придавал невероятно агрессивный вид автомобилю на фоне бесконечного белоснежного полотна.
– Вот это да… – мальчик не смог скрыть удивления.
– Наверное, мы быстро доберемся до Бриджпорта.
Лали подбежал к автомобилю и открыл заднюю дверь, приглашая девушку, после чего сам нырнул в салон изящной машины.
За рулем сидел темнокожий парень в солнцезащитных очках. Аннет с трудом понимала, как тот вообще поместился в водительском кресле. Широкие плечи афроамериканца почти полностью закрывали обзор тем, кто сидит сзади. Мужчина внезапно повернулся, улыбнулся так искренне, как только мог и сказал:
– А вы как думали?! Эван же не мог не позаботиться о вашей сохранности! Усаживайтесь поудобнее, поездка будет веселой!
Стоило ему отвернуться, как он вновь обратил свою гигантскую фигуру к Аннет и Лали, основательно раскачав автомобиль:
– Да, кстати, меня зовут Джим. Джимми!
– Очень приятно, Джимми. А…
– А я знаю, как вас зовут, не утруждайтесь! Ну, все, поехали. – И запел песню Фрэнка Синатры “Мой путь”.
Аннет и Лали изумленно переглянулись, но не стали ничего говорить. Темнокожий экзальтированный водитель казался приятным человеком.
Выбрасывая в атмосферу огромное количество угарного газа, Шеви “Импала” сдвинулся с места, постепенно растворяясь в неистовом снегопаде. То, что осталось вне поля зрения Аннет, никогда бы не ускользнуло от взора Эвана. Незначительная деталь в виде окровавленного тела, покоящегося неподалеку от особняка.
– Дорога до Бриджпорта занимает не больше трех часов с учетом погодных условий.
– Спасибо за информацию, Джимми. Скажите, а откуда вы знаете Эвана?
– О, это занятная история, мисс! Однажды я пришел в центральный банк, чтобы обналичить чек. Я работал везде, где только платили. И труд физически крепкого парня, как это ни парадоксально, редко оплачивался наличностью. Ну, вы понимаете, люди и по сей день не отваживаются класть в карман приличные суммы зелени, могут ведь и порезать, да не приведи Господь, убить за десятку. Так вот, стою в очереди, и какой-то чиканос, прости парень, – Джимми повернулся и подмигнул Лали, – начинает прорываться вперед, как будто очереди и не существует! Ну, я подошел к нему и хорошенько наподдал. После чего вижу картину: лицо Эвана, пристально всматривающееся в мои глаза. Голова болела жутко. Как выяснилось позже, Эван просто снес меня парой ударов за то, что я так невежливо обошелся с парнишкой-мексиканцем. Он сказал тогда: “У тебя есть язык, используй его”. Посетители банка пребывали в шоке из-за того, что такой джентльмен, как Эван, просто срубил кабана вроде меня. Позже он оставил мне свою визитку и вот – иногда подрабатываю его водителем. Хотя тяжело назвать это подработкой, платит он столько, сколько я получал за три, а то и четыре месяца непрерывного чернового труда. Такое знакомство, мисс!
– Поразительно. – В голосе Лали проступал сарказм. Для него не было новостью то, что Эйс легким движением руки сбивает кого-либо с ног.
– Вот и я о том же, парень! Никогда не знаешь, у кого кулак весом с наковальню, честное слово!
Почти всю оставшуюся дорогу Аннет и Эулалио слушали песни Синатры в исполнении Джимми, который иногда вносил в репертуар расистские каламбуры.
Наконец автомобиль припарковался у небольшой гостиницы в центре Бриджпорта.
– Дамы и господа, мы на месте! Прошу покинуть лайнер!
– Спасибо за то, что доставили нас целыми и невредимыми, Джимми, рады знакомству и всего доброго.
– Удачи на дорогах. – Лали захлопнул дверь Шевроле и забрал сумку у девушки.
– Очень мило с твоей стороны, Эулалио.
Аннет улыбнулась мальчику, и они направились к входу в гостиницу. В этот момент за спиной послышалось:
– Мисс, кажется, вы забыли…
Но обернувшись, девушка получила лишь тяжелый удар в область подбородка и незамедлительно потеряла сознание. Очередь мальчика наступила мгновением позже.
– Идиоты.
Утро в Бриджпорте ни чем не отличается от Бостонского.
Неприветливая погода все так же приводит в недоумение синоптиков и самых ярых оптимистов. Метеорологический парадокс внес свои коррективы в жизнь восточного побережья. Люди рады встречам. Они удивляются появлению незнакомого человека рядом с кассой продуктового магазина – единственного места, в котором теплится жизнь небольшого городка. “Лавка Дяди Сэма” находится в нескольких метрах от музея “Хаусотоник”, возле которого буквально минутой ранее взорвался Шевроле “Импала” шестьдесят седьмого года выпуска.
В одном из домов некогда тихого и уютного местечка мальчик по имени Эулалио и Аннет Лоутон приходят в себя после случившегося, вдыхая табачный дым, испускаемый сигарой, которую крепко держит в зубах некто Джимми.
Самое обыкновенное утро в Бриджпорте.
7 января, 1974 год. Бриджпорт, штат Коннектикут
Совпадения редко приносят с собой благие вести.
Немногочисленные работники музея в панике выбежали на улицу, чтобы выяснить, что там случилось. Но Эйсу не нужно было видеть произошедшее. По одному лишь звуку тот смог определить взрывчатое вещество – смесь аммиачной селитры и дизельного топлива. Да и у самоучек других козырей в рукаве припасено быть не могло.
Взрыв прогремел в двенадцать ноль-ноль. Именно в ту минуту, когда к “Хаусотонику” должны были подъехать Лали и Аннет.
Эван надел черные кожаные перчатки и покинул здание музея. Проходя мимо догорающего автомобиля, точнее его обломков, он обратил внимание, что на момент взрыва машина пустовала. Первое – никто не кричит, что обнаружил оторванную руку или голову. Второе – вряд ли части кузова и шасси раскидало бы подобным образом, если бы внутри находился как минимум один человек.
Сознание Эйса воспылало миллиардом комбинаций, которые могли привести к такому стечению обстоятельств. Он не винил себя в том, что произошло. Самобичевание – одна из тех черт характера, от которой Эван избавился очень и очень давно.
Расчеты закручивали торнадо в голове, собирались в общую картину, но сразу же рассыпались. Никто, кроме него, Лали, Аннет и Кристофера, которого Эйс попросил отвезти мальчика с девушкой в Бриджпорт, не мог знать о поездке. Не мог. Но узнал. Крис – надежный человек и Эван доверял ему. А значит, произошло что-то непредвиденное. Кристофер никогда бы не проболтался о том, что ему поведал Эйс.
Бриджпорт, как и множество других городов Коннектикута, довольно маленькое поселение с численностью, не превышающей и ста тысяч человек. Но искать кого-либо, полагаясь лишь на удачу, – не самый подходящий вариант. Действие порождает действие. Главное – ни на секунду не останавливаться. И Эван понимал, что теперь ему придется потратить порядка шести часов, чтобы вернуться в Бостон, отыскать улики, указывающие на вмешательство посторонних лиц в изначальный план, и вновь оказаться здесь.
Еще утром все шло как нельзя лучше. Эйсу удалось разыскать человека, о котором говорила Аннет. Человека, на которого указывал Джастин Гаррет. Двойника Альберта Де Сальво.
Эван постучал в дверь. Спустя несколько секунд послышался мужской голос:
– Кто?
– Простите, что потревожил, но здесь ли живет Коул Рассел? Мы с ним учились в одном университете, я в городе проездом, решил навестить старого приятеля. Столько времени прошло.
Дверь распахнулась. Эйс отреагировал моментально. Выхватив нож, он ударил им мужчину в лицо, после чего обрушил серию из тяжелейших хуков на голову бедняги. Коул пребывал в сознании, когда Эван потащил того на задний двор, отделенный от внешнего мира высокой изгородью.
– Пожалуй, я даже разрешу тебе закричать.
Но мужчина, поверженный несколькими мощнейшими панчами, не мог найти в себе силы даже открыть рот, не смотря на жгучее желание позвать кого-либо на помощь.
– Что ж, это достойно уважения.
Щека Коула была пробита насквозь, кровь заливала подбородок, шею и плечи.
– Я жду ровно две минуты, по истечении которых тебе придется заговорить, Коул. Мой вопрос предельно прост: что ты делал пятого января возле отделения “Дэйли оффис”? Подумай, прежде чем дать невразумительный ответ. А я, с твоего позволения, осмотрю “поместье” Рассела.
На дверце холодильника Эван обнаружил бумажку с именем Джастина Гаррета, на которой также были записаны номера двух телефонов.
Но больше всего внимание Эйса привлекли множественные сертификаты победителя турниров по игре в покер. Несколько нераспечатанных колод, белый кард-протектор и фишки с памятных состязаний.
А Эван по-прежнему полагался на свое чутье. Этот человек, Коул Рассел, мог быть тем самым Попутчиком, преследовавшим Эйса столько лет. Если бы не одна крохотная деталь в виде визитной карточки специального агента Уэлдона Кеннеди. Специального агента. Уэлдона. Кеннеди. В доме Коула.
Эван, ускорив шаг, выбрался на задний двор. Рассел заговорил сам:
– Агент…Уэлдон…агент.
– Я это уже понял, Коул. А теперь скажи, чем я могу тебе помочь?
Мужчина растерянно потряс головой, давая Эвану понять, что тому ничего не нужно.
– Верно. Ничем.
Эйс сделал аккуратный надрез в области сонной артерии и покинул дом “старого приятеля”.
Аннет почувствовала, как в области поясницы что-то пошевелилось. Девушка с трудом повернула голову и обнаружила Лали, сидящего точно в таком же положении, что и она – со связанными, заведенными за спину руками.
Головокружение мешало сконцентрироваться. Ни Эулалио, ни Аннет не могли понять, где они находятся. В комнате пахло табаком. Мебель, за исключением старого обеденного стола и коричневого кресла, отсутствовала.
– Эй, чиканос, ты живой? Я подумал, что переборщил, когда ты упал как подкошенный, честное слово!
Голос Джимми. Того самого здоровенного афроамериканца, оказавшегося не тем, за кого себя выдавал.
– Мисс Лоутон, мне жаль, что пришлось бить по такому красивому личику, искренне жаль, – мужчина подошел вплотную к Аннет и провел рукой по ее подбородку, после чего поцеловал лоб девушки и удалился.
Из соседнего помещения доносились слова репортера:
“Черные американцы заняли собственную расовую позицию. В стремлении обособиться от белых по причине их неискоренимого расизма они стремятся сформировать собственную субцивилизацию: создают школы, театры, высшие учебные заведения. Другая часть негритянского населения стремится интегрироваться в белое общество, пытается овладеть его идеалами. Несмотря на это, со временем среди черных американцев все больше и больше распространяется убеждение, что интегрироваться в белую Америку можно только преобразовав себя по подобию белых, то есть ценою отказа от собственной социокультурной идентичности”.
Аннет собрала оставшиеся силы и спросила Лали, как он себя чувствует.
– Я в порядке, мисс Лоутон.
Ей показалось странным учащенное дыхание мальчика. Прерывистый и глубокий вдох с последующим резким выдохом.
“При участии высокопоставленных официальных лиц в стране развернута широкая пропагандистская кампания, целью которой является желание свалить вину за социально-экономические трудности, испытываемые белыми американцами, на черных, создать атмосферу нетерпимости к их требованиям”.
Внезапно Эулалио закричал:
– Эй, ниггер!
Телевизор замолчал, уступая звуковое пространство тяжелым шагам чернокожего атлета.
Первым, кого приметил Эван, был человек, сидящий на пороге его дома. Подойдя чуть ближе, Эйс узнал Кристофера – его руки были окровавлены, а на лице мужчины сияли две гематомы, из-за которых полностью закрылся левый глаз.
– Эван, прости. Прости меня…
– Вставай, Крис. Пройдем в дом.
Худощавый светловолосый мужчина поднял разбитые очки и с трудом оторвал тело от холодной земли. Его трясло не столько от того, что он провел чуть меньше суток на улице, сколько от страха. Кристофер не знал, как Эйс отреагирует на случившееся. Он подвел своего товарища. Безжалостного и расчетливого.
– Сядь на диван. Я вернусь через минуту.
Когда Эйс вновь показался в гостиной, в руках он держал два пледа и небольшую сумку.
– Одним накрой ноги, второй накинь на плечи. – Кристофер выполнял указания беспрекословно.
Эван же открыл сумку, достал йод, ватные тампоны и пинцет.
Обрабатывая раны приятеля, он сказал:
– Кристофер. Ты, как никто другой, знаешь, что я не люблю размытые ответы на задаваемые мною вопросы. Поэтому отвечай сжато, кратко и по существу. Что произошло, когда ты подъехал к дому?
Пытаясь потушить волнение, Крис начал:
– Я сидел в машине, ждал мисс Лоутон и Эулалио. Дальше – как в тумане, Эван. Помню, как распахнулась водительская дверь и здоровый негр вытащил меня из машины. Потом нанес несколько ударов. И все…прости…
– Прекращай просить прощения, Кристофер, или на твоем лице появятся еще несколько шрамов. И скажи: кто-нибудь знал о моей просьбе?
– Нет, что ты!
– Я вижу твою реакцию. И по-прежнему, взвешивая все pro et contra, склонен доверять тебе. Но ты был неосмотрителен, Кристофер, – Эйс надавил на одну из гематом, Крис с трудом сдержал вопль, – запомни этот момент. У меня больше нет времени. Приберись, – Эван указал на использованные тампоны, – и оставайся здесь до тех пор, пока я не вернусь. Постарайся больше не разочаровывать меня, Кристофер. Ты знаешь, чем это может закончиться.
Мужчина покачал головой, давая понять Эйсу, уже открывшему входную дверь, что принял к сведению все вышесказанное. Проводил его взглядом и горько заплакал. Что так надломило Кристофера Аллена, оставалось нерешенной задачей для него самого.
– Парень, лучше скажи, что мне послышалось!
– Тебе не послышалось.
Лали смотрел прямо в глаза приближающемуся верзиле.
– Но прежде чем обрушить на меня весь свой гнев, ты не ответишь на один мой вопрос?
Джимми опешил. Наглость и самоуверенность мальчишки сбила его с толку.
– Ты всерьез веришь в то, что говорят эти репортеры?
Аннет с ужасом наблюдала за происходящим. Она не могла понять, что затеял Эулалио. А мужчина лишь рассмеялся и ответил:
– Сопляк, я не только верю в это, но и подливаю масло в…
Джим не успел закончить фразу, как Эулалио соскочил со стула и бросился на мужчину. Периферическим зрением Аннет уловила какой-то металлический предмет, блеснувший в руках мальчика.
Лали воспользовался растерянностью здоровяка и постарался сделать все возможное, вспоминая советы учителя. Но он промазал – заточка вошла в бедро афроамериканца, разминувшись с артерией в паре сантиметров. Поняв, что план провалился, Эулалио устремился к двери, не дожидаясь, пока Джимми отреагирует на спонтанный выпад.
– Чертов чиканос!
Но Лали уже бежал со всех ног в неизвестном направлении, стараясь не оглядываться и глотая прохладный воздух, который показался ему чище, чем когда-либо.
Чернокожий мужчина метался по комнате из стороны в сторону, держась за бедро. Он понимал, что гнаться за парнем – не выход. Захлопнув дверь, Джим подошел к Аннет и отвесил ей тяжелую пощечину, от чего девушка застонала и чуть не упала со стула.
– Что ж, красавица, пора немного позабавиться.
Зазвонивший телефон отвлек ярость Джимми от девушки, заставив того поднять трубку.
Аннет смогла расслышать лишь обрывки разговора.
– Да…сэр….да….мальчишка…я не ожидал…понял…..что делать с…хорошо, я подожду…да, сэр…я понял.
Осиное гнездо растревожено.
7 января, 1974 год. Бриджпорт, штат Коннектикут
“Это убийство вызвало общенациональное возмущение, сопровождавшееся бунтами чернокожего населения более чем в ста городах. В федеральной столице дома горели в шести кварталах от Белого дома, а на балконах Капитолия и лужайках вокруг Белого дома разместились пулемётчики. По всей стране сорок шесть человек были убиты, две с половиной тысячи ранены, а на подавление беспорядков были брошены семьдесят тысяч солдат. В глазах активистов убийство Мартина Лютера Кинга символизировало неисправимость системы и убедило тысячи людей в том, что ненасильственное сопротивление ведёт в тупик”.
Телевизор вновь замолчал. Джим вернулся в гостиную, где устроился в кресле и внимательно посмотрел на девушку, по-прежнему сидящую со связанными руками.
– Вы помните тот день, мисс Лоутон?
После того, как Эулалио провел мужчину, улыбка соскользнула с лица последнего. Афроамериканец больше не распевал песни Синатры, не забавлял гостью расистскими каламбурами сомнительного качества. Телефонный звонок окончательно озадачил Джимми, такого жизнерадостного и общительного водителя Шевроле “Импала”.
– О каком дне идет речь, Джим?
– Когда убили нашего брата – Мартина Лютера Кинга?
– Думаю, этот день ничем не отличается от множества ему подобных.
– Вот в чем ваша проблема! – Мужчина повысил голос.
– Чья?
– Всех белых! Возомнили себя не бог весть кем! Помните убийство Кеннеди? Конечно, помните. Сколько шума подняли. А знаете, что самое забавное, мисс Лоутон? В том инциденте обвиняли даже кубинских эмигрантов! Но это не важно.
– Прости, что перебиваю тебя, но почему, если тебе так ненавистны белые люди, ты постоянно напеваешь песни Фрэнка Синатры, который чернокожим никак не является?
Агрессия мужчины растворилась в мгновение ока.